Текст книги "Остров Невезения"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 57 страниц)

– Хорошо. Ждём твоего Романа на станции Jubilee к семи часам, – согласился я.

– Ну чё? – Спрашивали меня.

– Поехали на встречу с украинским агентом, – ответил я.

– Говорил про Владимира, а теперь уже какой-то Роман. Целая украинская банда! – проворчал Егор, следуя за мной.

Эта станция метро оказалось современной и большой. Оставалось снова ожидать звонка от некого Романа. Наконец, тот проявился и сообщил, у которого выхода он ожидает нас, и как выглядит.

Нужного нам Романа я уверенно опознал, по его кожаной турецкой куртке, какие в Украине носит половина населения, шесть месяцев в году.

– Привет, – обратился я к стоящему в стороне парню среднего возраста, со всеми внешними признаками гражданина Украины.

– Здорово! – ответил тот.

– Роман? – спросил я на всякий случай.

– Да. А ты Сергей? Вова просил меня встретиться с вами. Я здесь работаю поблизости, – пояснил он своё участие.

– Ты в курсе наших дел? Мы привезли Володе фото и прочее… – перешёл я к целее нашей встрече.

– Да. Давайте мне. Я всё передам ему сегодня же.

– Роман. Не знаешь, как у наших людей получается с этими документами? – попробовал я поговорить с Романом об интересующем меня вопросе.

– Кто как умеет. У кого с языком хорошо, – здесь неплохо устраиваются. У кого не получается, выезжают в Канаду, – коротко доложил обстановку Роман.

– С кем-нибудь, из выехавших, с такими паспортами, есть связь? – спросил я.

– По приезду в Торонту, прозвонили, и сказали только, что всё прошло благополучно. Больше новостей пока нет.

– А связь с ними есть? – заинтересовался я.

– Надеюсь, снова позвонят, когда устроятся там. Я сам собираюсь в Канаду, – удивил меня Роман.

– У тебя тоже голландский паспорт?

– Не голландский. Шведский. Случайно подвернулся такой, подходящий по возрасту и росту. Предложили. Я взял. Но последнее время, предлагают только голландские, – признался Роман.

Я слушал его и машинально пытался воспринять этого парня шведским гражданином. Получалось с трудом. Для меня он оставался неисправимым украинцем из глубинки Галичины. Я успокаивал себя, что для большинства, кто ничего о нём не знает, воспримут его по предъявленному документу.

Вернувшись на вокзал Вотерлоу, я показал Егору, куда прибывают украинцы с голландскими паспортами из Парижа.

После многочасовых хождений по Лондону, мы, наконец, отыскали в вагоне поезда два места и растворились в атмосфере людей после рабочего дня. Свободных мест почти не было. Пассажиры молчаливо уткнулись в газеты и ноутбуки, говорили лишь по телефонам. У нас был час времени до Саутхэмптона, но разговаривать было неловко, да и не о чем. Мы встретились с Егором взглядами. Он сделал вопросительную мину. Ему хотелось услышать моё мнение. У меня такового не было.

– Ну что, товарищ, на правильном ли мы пути? – тихо отозвался я с вопросом.

– Думаю, стоит попробовать, – ответил Егор.

– Но эта проба и денег стоит, – напомнил я ему.

– При возможности трудоустройства, эти деньги быстро вернутся, – убеждал меня, и самого себя, Егор.

Он напомнил мне, что в течение дня мне звонили пару раз, но меня не было на своём месте – в Саутхэмптоне.

– Ты уже знаешь, где ты хотел бы работать? – поинтересовался я.

– Думаю, в Лондоне с таким паспортом легко найти работу.

– Но в Лондоне, придётся арендовать жильё и немало тратить на транспорт.

– Всё равно, это какие-то дополнительные возможности, – не очень уверенно настаивал Егор.

– Кстати, в случае временного переезда в Лондон, я мог бы сдать свою комнату в Саутхэмптоне в рент, – размышлял я вслух.

– О! И это говорит противник рыночных отношений, – провоцировали меня на разговор.

– Я уже говорил тебе, я не противник самих рыночных отношений, я против мародёрства под видом рыночных отношений. Особенно, когда таким мародёрством промышляют бывшие компартийные и комсомольские бонзы. Относительно же идеи о сдаче социального жилья, это пока лишь мысли вслух. Полагаю, моим соседям это не понравится. Но в случае переезда в Лондон, надо быть готовым к встрече с неприятными капиталистическими реалиями. Расходы на жильё и транспорт будут сжирать большую часть заработанного, что сведёт смысл трудовой деятельности до бессмысленного минимума. Волей неволей, задумаешься о способах выживания в условиях рыночных отношений. Думаю, что сдать в рент пустующую социальную комнату по умеренной цене – не великий грех, а лишь рациональное использование скромных ресурсов, – мрачно прогнозировал я житие в Лондоне.

– Сдашь свою комнату, и возникнет там какой-нибудь грязный притон алкоголиков, наркоманов, извращенцев, – пугал меня Егор.

– А ты противник всяких отклонений от норм? Как в Сибири, народ уже обучают терпимости к извращенцам?

– Ты имеешь в виду отношение к голубым?

– К голубкам и прочим трансформаторам?

– Центральные Российские телеканалы отличаются этой окраской, а в Сибири эта зараза начинает распространяться только среди молодёжи, – доложил правильный Егор обстановку в Сибири.

– Ты, кстати, представитель молодёжи, мог бы здесь закосить под голубчика, – пошутил я.

– Для этого не обязательно быть молодым. У тебя такие же возможности заявить сейчас миграционной службе о своей переориентации, и попросить местных гомиков поддержать тебя, – парировал Егор.

– Мне уже поздно менять ориентацию и обращаться в контору. Моё дело похерили. Так что, в архивах этой страны я остался белорусским натуралом. Если бы я был хоть немного голубым, то давно бы уже имел статус постоянного жителя в этой или другой стране.

– Да ты, никак завидуешь им! У них всё получается, а ты такой правильный, и ничего не можешь добиться в своей натуральной жизни, – подначивал меня Егор.

– Да уж, завидую тому, что в современном мире им определили некое привилегированное положение по отношению к нормальному натуральному человечеству.

– Кто это определил им такое особое положение? Они сами по-братски поддерживают друг друга, помогают устроиться, пробиться, – возразил Егор.

– Их поддерживают и поощряют те, кто правят в этом мире. Кто организует глобальную моральную и физическую деградацию определённым народам. Обрати внимание, каково отношение к православным славянам, как активно осуществляется разрушение их моральных ценностей. Как пропагандируется, насаждается и поощряется всё, что способствует деградации этих народов.

– Так кто же конкретно это организует, ты можешь сказать?

– Есть национальности, которые отличаются концентрацией капитала и откровенным национализмом. Они брезгливо дистанцируются от прочих наций, как неполноценных. У них не то, что браки с представителями иных национальностей не поощряются, они стараются даже свои школы и детские лагеря организовывать по национальному признаку, где детей приобщают исключительно к своим национальным, религиозным и моральным ценностям. Они много говорят о равенстве, свободе, демократии и вседозволенности. Но, уж поверь мне, своим детям они не показываю фильмы, пропагандирующие однополые браки и прочие отклонения от естественных норм.

По мере удаления от Лондона, пассажиров в вагоне становилось всё меньше. Народ расползался по пригородам Лондона, где жилище было значительно дешевле, чем в самом мегаполисе.

Я снова задумался об адаптации, в качестве голландского подданного, где-нибудь в Шотландии или Уэльсе. Я там никогда не бывал, но почему-то чувствовал, что мне будет значительно легче раствориться в этих краях Великобритании. Получить все необходимые документы, как иностранному работнику, и успешно функционировать. Я снова и снова примерял новый паспорт к Саутхэмптону, но получалось плохо. Да что там плохо, просто до опасного невозможно. Как не примеряй, а для применения нового документа, позволяющего мне жить и работать на острове, я был вынужден покинуть хлебный портовый город и тихо залечь где-то, как это делал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич. У этого, кстати, был богатый шпионский опыт скитаний по Европе с поддельными паспортами. Но и поддержка у него была, – куда мне до него с его антироссийскими семитскими связями.

К Саутхэмптону мы подъехали в почти пустом вагоне. В пути я рассказал Егору в общих чертах, где и как я проживаю, и о неисправностях нашего отопительного котла. Я несколько удивился его приглашению заходить к нему с мамкой в гости и коротать время в их жилище.

19

Я вляпался в чужое дерьмо, по собственной инициативе.

Войдя в дом, я обнаружил почту для меня. Расположившись в своей комнате, просмотрел письма из банков. Барклиз банк прислал мне кредитную карточку с лимитом до 500 фунтов, а банк Ллойд подробное письмо-предложение, призывающее получить от них кредит в размере до 11 000 фунтов под 13 % годовых.

Вероятно, это было следствием активного денежного движения на моих счетах. Еженедельные переводы грузинских зарплат на мой счёт и снятие этих сумм, создавало картину стабильного дохода и хорошего потребительского аппетита владельца счёта.

Мелькнула шальная мысль о новых банковских счетах, открытых на голландский паспорт, и возможных кредитах.

Начавшаяся предрождественская суета дополнительно привлекала дополнительных людей, к работам в сфере торговли и обслуживания, но временно освобождала от работ на стройках и в производстве.

При случайной встрече с Сашей армянином, он сделал мне неожиданное предложение. Выглядел он уставшим и чем-то озабоченным.

– Чем занимаешься? – задал он мне неудобный вопрос.

Хотелось бы мне иметь кого-то, с кем можно было бы посоветоваться, о своём намерении приобрести поддельный паспорт. Но это был не тот случай. Мы едва знали друг друга, и каждый пребывал на своей волне.

– Ничего особенного, – коротко ответил я, думая о своём.

– Нашей строительной бригаде после праздников нужен будет дополнительный подсобник, я обещал бригадиру подыскать такого. Ты не хотел бы? – неуверенно спросил он.

– Мне нельзя работать. Её Величество не даёт добро, – прояснил я ситуацию по моей кандидатуре. – А что за работа, расскажи.

– Та ладно. Тебя эта работа вряд ли заинтересует, – вынес окончательное решение Саша.

– Я знаю ребят с разрешением и желанием работать на любых работах, – проявил я интерес к его делу, больше из уважения к нему, чем к его предложению.

– Работа простая, но грязноватая и нелёгкая, – неохотно ответил Саша.

– Главное, чтобы платили, и не требовалось знание языка, – поддержал я совершенно неинтересную для меня тему разговора.

– Платят исправно. Язык желателен, но фактически – не нужен. Оформляют официально, поэтому, нужно иметь действительное разрешение на работу.

– И что требуется делать?

– Да в основном, убирать строительный мусор на строительной площадке.

– Хорошо. Я дам твой телефон кому-нибудь из подходящих ребят, – обещал я.

– И ещё одно существенное требование к работнику, чтобы человек был надёжный и не алкоголик, – по-военному строго предупредил Саша.

Расставшись с ним, я тут же позвонил одному из грузинских ребят. Коротко передал предложение о работе и телефон Саши, искренне пожелав всем удачи.

Вернувшись к своим делам, я отправился к дивану в книжном магазине. Затаившись на своём месте, я переключил мысли на события середины 70-х годов, происходившие с четырьмя музыкантами и сопровождающими их людьми.

Во время концертов в Нью-Йорке их кто-то огорчил на 203 тысячи долларов. Это были их честно заработанные, карманные наличные, которые они держали под рукой на всякие текущие расходы. Кокаин продавался только за наличные, и без него как-то…

Пока они тяжко пели для нью-йоркской публики свои очень английские, мрачноватые баллады, какие-то шустрые поклонники их таланта успешно пошарили в гостиничном номере в личных вещах музыкантов. В сейфе, где хранились наличные и паспорта, остались лишь документы. Полиция и ФБР ничем помочь не смогли. Лишь удивились такой сумме и небрежности британских артистов. Нью-Йорк любит наличные более всего.

Массовые, крикливые рождественские распродажи, по сути своей, заключались в праздничной переупаковке безнадёжно залежалых товаров, и суетливой попытке сбыть их, под шумок, по завышенным ценам. Ходить в этот период по магазинам, с надеждой на удачную покупку – пустая трата времени.

Вскоре прикрыли на каникулы и колледж, а с ним и доступ к бесплатному Интернету. Всё вокруг свелось к массовому, бестолковому потреблению товаров широкого потребления.

Период рождественских праздников хорош для тех, кто живёт дома и имеет место комфортного времяпровождения. Ибо к Рождеству всё закрывается и замирает. Остаётся лишь сидеть дома или у кого-то гостить. В гулянии по улицам тоже много времени не проведёшь из-за гадкой погоды.

Я любил бродить один в некоторых районах города. Особенно часто я заходил поздними вечерами на территорию морского пассажирского порта. Оттуда были видны отдельные причалы коммерческих доков.

Огни пришвартованных и совершающих манёвры судов, отражались в темноте залива, положительно гипнотизировали и умиротворяли меня. Здесь жизнь не замирала ни в праздники, ни в выходные, а текла круглые сутки.

На St. Mary's Street работали лишь некоторые точки общественного питания. Торговец виниловых пластинок и музыкальных журналов прошлых десятилетий прикрыл свою музейную лавочку на неопределённый праздничный период, чем огорчил меня. Но на этой же улице я облюбовал одно кафе, где подавали незатейливые горячие блюда, чай и кофе. Там не бывало много посетителей, на столиках всегда лежали газеты, и главное, мои заседания с чашкой чая и газетой совершенно никого не напрягали. Сидя за столом у стеклянной витрины, я мог наблюдать за улицей.

На противоположной стороне появились рекламные плакаты, извещающие о концертном туре по Великобритании чёрной певицы Шаде (Sade).

Я хорошо помнил её музыку второй половины 80-х годов, и представлял её себе по фотографиям того времени. Сейчас же, с плакатов смотрела, с той же грустной улыбкой, но заметно изменившаяся мулатка.

Официантка, подававшая мне, – разговорчивая женщина с неместным акцентом, оказалась родом с Кипра. Время от времени, она предлагала мне добавку горячего чая и обменивалась со мной шутками и замечаниями.

В местной газете, оказавшейся на моём столе, сообщалось о судебной тяжбе группы жителей соседнего графства Wiltshire против базы военно-воздушных сил. Один из участников спора оказался Гордон Самнер, больше известный под псевдонимом Sting. Из пояснений супруги, представлявшей его интересы, я понял, что когда они покупали имение Lake Place, за два миллиона фунтов, военная база, располагавшаяся в том же графстве, не создавала никаких неудобств. Теперь же, на досаду всем проживающим в графстве, там возобновили учебные полёты. Во время таких полётов, не то, что сочинять и записывать музыку невозможно, при таком шуме и вибрациях там стало просто невыносимо жить. «И это при тех налогах на собственность, которые мы регулярно платим», – жаловались музыкант и его жена.

По вечерам я зачастил и подолгу засиживался у Егора. В его распоряжении была большая комната, но с кухней, туалетом и душем где-то на этаже. Это были тихие посиделки в длинные, тёмные, ненастные вечера, с обилием горячего чая и любопытными рассказами о жизни в глубинке Сибири.

Там я и встретил 2001 год.

Начало года, особенно январь месяц, отличались гнилой, ветреной погодой и всеобщей похмельной депрессией. Работа для моих соседок в пекарне приостановилась, по простой причине – отсутствие массового спроса на кондитерскую выпечку. Я скрывался и спасался от тоски в Интернет зале колледжа, в книжном магазине, да в пабах.

Лондонский Вова продолжал ссылаться на перерыв в работе его парижского земляка и обещал, в скором будущем, качественные паспорта. Я не торопил его, но уже чувствовал потребность в новой шпионской деятельности.

Где-то в начале февраля Вова позвонил мне и сообщил о готовности вручить нам два паспорта. Он назначил время и место встречи в Лондоне, и желал получить по 1300 фунтов за каждый паспорт.

В день поездки в Лондон за паспортами, я с утра отправился в своё отделение банка RBS. Там обнаружил, что в этот день недели банк начинает обслуживание клиентов не с девяти, как обычно, а с 9:30. Это досадное обстоятельство заставило меня ожидать минут двадцать. Хождение вокруг банка в прохладную сырую погоду, в утреннее время, подпортило настроение и привело меня к мысли, что зачатие задуманного дела как-то паршиво складывается. Двадцать минут ожидания на холоде показались мне долгими. И мысль о том, что мои трудовые сбережения не желают покидать банк и переходить в руки, совершено чужих мне людей, начала формировать определённые негативные мысленные формы.

Похоже, что в то утро я был первым посетителем банка. Мой ранний запрос к служащей о выдаче мне 1300 наличными не вызвал у неё никаких эмоций. Она, молча, приняла мой ордер с удостоверением личности, внесла изменения в текущем балансе счёта, отсчитала сумму и выдала мне деньги через окошко, вместе с моим удостоверением. Мол, It's up to you, chap. (Твоё дело, парень).

Егор, как пионер, был готов в любое время отправиться в Лондон.

Владимир назначил нам место встречи неподалёку от станции метро Canadian Water, обозначив себя как легковое авто бежевого цвета, на котором обещал подъехать.

Прибыл он вовремя. Припарковался и подал сигнал, пригласив нас в автомобиль. Вова был один. Я расположился впереди, а Егор на заднем сидении. Обменявшись скупыми приветствиями, Владимир открыл передо мной бардачок и достал оттуда два паспорта. Заглянув в один из них, он, молча, выдал каждому из нас по паспорту.

– Принимайте работу, – флегматично пробурчал он, и аппетитно закурил в ожидании возможных вопросов. Его спокойствие нравилось мне. Внешне, это был парень возраста 35–40 лет, обычный представитель западной Украины, с опытом проживания-выживания в европейских странах.

Я открыл первую страницу своей ксивы и пожалел, что не приготовил увеличительное стекло. Пришлось рассматривать объект невооружённым глазом. Над моей фотографией кто-то поработал. По одному краю были мелко вырезаны номер и две буквы серии паспорта. Фото, как и вся страница, было покрыто клеящейся тонкой прозрачной, слегка матовой плёнкой. Дефектов я не видел. На первый взгляд, всё было сделано аккуратно. В остальном, всё то же самое, что я уже видел в паспорте Ольги. Только этот паспорт был в более свежем состоянии. До истечения срока действия документа, оставалось немного менее пяти лет. Мелкий печатный шрифт именовал держателя паспорта, как Siebe Jasper. Моё новое имечко мне не очень понравилось. Сразу возник вопрос о правильном произношении. Джаспер или Яспер? Сибэ или Сайбэ? По указанной дате рождения, в голландском варианте я стал младше, почти на два года. Место рождения и жительства – Амстердам.

Пролистав паспорт, я нашёл все страницы неповреждёнными. На одной странице были отметки о въезде в Арабские Эмираты. Всё было в порядке и готово к применению, только имя мне никак не нравилось.

Я обернулся назад к Егору.

– Ну что? – спросил я его.

Он лишь оторвался от паспорта и, молча, протянул его мне. Мы обменялись документами. Я почему-то посмотрел только имя и фамилию. У Егора это оказалось чем-то трудно выговариваемым.

– Что скажите? – вернулся к нам Володя, докурив свою сигарету, и выбросив окурок за окно.

– Всё нормально, только имя идиотское. Надо выяснить, как это правильно произносится.

Вова лишь улыбнулся моему замечанию.

– В условиях Англии это не столь важно. Вы же в Голландию не собираетесь, – комментировал он.

– Почему бы и нет. Мне нравится эта страна, – ответил я. – Жаль, нет координат этого Джаспера. Хотелось бы связаться с ним, узнать хотя бы, как правильно выговаривается его имя.

– Ну, не знаю. Без «родного» языка, я бы не советовал вам показываться там. Сами понимаете. Дело ваше. Так что, берёте?

– Это он так шутит. Мы берём это, – вмешался Егор в несерьёзный разговор.

– Тогда – как договаривались, – пожал плечами Вова.

Мы достали заготовленные деньги и вручили Владимиру. Я положил паспорт в опустевший внутренний карман куртки, Straight to my heart,[56]56
  Прямо к моему сердцу.


[Закрыть] и начал вживаться в новую роль.

Вова, получив две порции наличных, без огонька в глазах, как сытый кот, лишь поглядел на деньги, и, не пересчитывая, положил в бардачок, где до этого лежали паспорта.

– Если что, обращайтесь. Мой телефон вы знаете, – захлопнул он крышку отсека для паспортов и наличных.

– Кстати, а к этому паспорту, случайно, иных голландских документов нет? Удостоверение личности, водительское удостоверение и тому подобные? – поинтересовался я.

– Нет. В вашем случае, были только паспорта. Такие комплекты редко случаются. Если языком владеете, то обзаведётесь местными документами, – ответил и проконсультировал Владимир.

– Ну, тогда мы пошли, – приоткрыл я дверцу авто.

– Удачи! – отозвался Вова.

Он уехал, а мы остались у станции метро. Можно было приступать к поиску жилья и работы в Лондоне прямо сейчас. Но мы, настроились на возвращение в Саутхэмптон, как к себе домой. Хотя в Саутхэмптоне, эти паспорта могли нам только навредить.

– Скажи-ка, как теперь тебя звать? – заговорил Егор.

– Сибэ или Сайбэ. С фамилией немного легче – Джаспер или Яспер, – ответил я.

– До выяснения, я буду звать тебя просто Джаспер. Когда определишься, сообщи окончательный вариант, – заявил Егор.

– Хорошо. Напиши мне своё имя, я постараюсь это запомнить, – попросил я голландского земляка Егора.

– Блин, мне и самому понадобится шпаргалка, чтобы без ошибок это имя в анкетах указывать, – посетовал Егор.

На обратном пути из Лондона в Саутхэмптон разговаривать о шпионских планах было неудобно, да и не хотелось. Я удобно уселся у окна, расслабился в тепле, и мои очумелые мысли понесли меня во времени и пространстве, всё, более набирая обороты и скорость.

Как ни призывал я себя к позитивному мышлению, но факты последних событий, касающиеся меня лично, упрямо указывали мне направление вниз. Согретый в кармане на груди новый документ я рассматривал, как запасной парашют в моём затянувшемся падении. Но его ещё следовало правильно и своевременно раскрыть.

А пока, я нёс сплошные личные потери в отношениях с некогда близкими мне людьми, и безнадёжно утрачивал остатки своей некой социальной значимости. Подобно уставшему Паниковскому, «человек без паспорта, которого не любят женщины».

У меня же, теперь было два паспорта; украинский, с которым я всегда мог вернуться в Украину и раствориться в общенациональной чернобыльской, экологической, политической, экономической, социальной, и моральной катастрофе. Происходящее в масштабах этой страны меня уже едва беспокоило, так как от меня лично, там абсолютно ничего не зависело. Я лишь активно наблюдал издалека, и постоянно ворчал. В личных, человеческих отношениях на меня там все махнули рукой, и, полагаю, искренне желали моего тихого исчезновения. Но, вернувшись туда, мне придётся делать то, что мне не нравится. Это меня напрягало. Оставался голландский паспорт, приоткрывавший мне какие-то иные направления и возможности. Функционируя по этому документу в Евросоюзе, при соблюдении шпионской техники безопасности, я мог обрести право жить, работать и перемещаться в определённых территориальных и временных пределах. Но вся моя трудовая и налоговая биография будет записываться на имя некого, реально существующего гражданина Нидерландов Siebe Jasper. Если же перебраться с этим паспортом в США, то я мог бы спрятать его подальше, и, достав свои настоящие, местные удостоверение личности, водительские права и социальный номер, влиться в американский марафон под своим действительным именем. Формальные ограничения с правом на труд – не столь болезненны в американских условиях, и со временем это можно уладить. Но через океан надо ещё перелететь, предъявив поддельный паспорт, как минимум, в аэропортах вылета и прилёта.

Мои мысли перенеслись в Голландию, страну, гражданином которой я теперь буду представляться.

Впервые я побывал там, ещё, будучи гражданином СССР, осенью 1989 года, когда процесс перестройки, гласности и ускорения шёл полным ходом.

Первым городом в Голландии, где я остановился, оказался Амстердам, и это место мне сразу понравилось. Буквально на второй день своего пребывания там, я познакомился с местной девушкой Ивонной, работавшей в шахматном кафе «Gambit», где-то в центре, в районе Jordaan. Она тогда пыталась изучать русский язык, но общались мы на английском. В тот же вечер Ивонна познакомила меня с «русским парнем из Ленинграда». Им оказался подозрительный еврейчик моего возраста, который с осторожностью отреагировал на встречу со мной и моим приятелем-попутчиком. Лишь после порции наивных вопросов от двух туристов-соотечественников, он всё же разговорился и объяснил нам суть своего положения в этой чудной стране. Тогда я впервые разговаривал с живым политическим беженцем из СССР. Я был удивлён, услышав, его консультации о том, что нам, как гражданам СССР, достаточно обратиться к полицейскому и заявить о потребности в политическом убежище, чтобы получить легальное место под дождливым небом королевства Нидерланды. Тогда я не воспринял его советы всерьёз. Слушая его, я лишь подумал, что эта лёгкость смены места жительства возможна только для граждан СССР еврейской национальности. Я же, во всех своих документах, значился русским. И уж тем более, тогда я не мог подозревать о том, какой чудовищный план начал реализовываться в отношении Союза и его населения. Для нас тогда это было «жить стало интересней, жить стало веселей, товарищи!»

Эта случайная встреча с одиноким, настороженным евреем из СССР была для меня первым серьёзным предупреждением, предложением и реальной возможностью.

Тогда я праздно провёл чудный вечер в Амстердаме в компании новых знакомых, и не пошевелил ни мозгами, ни пальцем, чтобы сделать шаг в правильном направлении.

В тот же, свой первый выезд, я посетил и Германию. Принимал меня в городе Эссене гостеприимный журналист герр Мюллер. Он тогда работал на газету Бильд Цайтунг, – «жёлтая пресса» с приличным тиражом. Герр Мюллер возглавлял отдел криминальной хроники. Каждый день он приглашал меня побывать с ним в интересных местах; на судебных заседаниях в уголовном процессе против группы террористов, в лагере полит беженцев и немцев репатриантов из Казахстана, на презентации книги Анны Бухариной-Лариной, с её участием.

Мне стоило лишь намекнуть ему, о своём нежелании возвращаться в казарму СССР, и он бы с профессиональным интересом передал меня немецкой бюрократической машине, и осветил мою беженскую историю в своей скандальной газете.

В начале 2001 года, гражданин разворованной Украины – страны без общенациональной идеи, несостоявшийся полит беженец Великобритании и носитель поддельного голландского паспорта, подъезжал к Саутхэмптону. Я был переполнен шпионскими планами, сомнениями и честными признаниями в упущенных благоприятных моментов, которые щедро предоставлялись мне в прошлом.

С вокзала я поспешил домой, в свою комнату-убежище. Профессор Плешнер нуждался в уединении со своим новым документом и шпионскими замыслами. Надо было переспать со всем этим, чтобы отфильтровать, и со следующего дня начать трезвый анализ текущего положения.

Неожиданно для себя, дома я обнаружил дверь соседней, незанятой комнаты, приоткрытой. Внутри кто-то был. Я открыл дверь своей комнаты и вошёл. Не успел я раздеться, как в дверь постучали. На пороге стоял высокий молодой парень. Я понял, что это мой новый сосед.

– Привет, это ты Сергей? – обратился он ко мне.

Я не очень обрадовался возможности пообщаться с новым жильцом. Сейчас мне больше хотелось уединиться со своим новым паспортом.

Я лишь ответил ему.

– Да, это я.

– Я тоже Сергей, – протянул он мне руку, – будем соседями, – пояснил он.

– Понятно, – рассеянно отреагировал я.

– Хочешь, заходи ко мне, я как раз чай сделал, поговорим, а то здесь можно от тоски сдохнуть, – пригласил он.

Было очевидно, что этот парень не поймёт моего отказа, и что говорить мне много не придётся. Я, молча, прошёл за ним в его комнату, и приготовился слушать.

Эта беженская комнатка была совсем маленькой, но вполне уютной и удобной для тихого чаепития-общения двух беженцев.

– Ты откуда, Сергей? – по-простому начал парень, разливая чай.

– Ну, в общем-то, из Украины, – неохотно ответил я.

– Я видел соседей с первого этажа, они точно украинцы. А ты чё-то совсем не похож на украинца, я сразу подумал, что ты из Латвии или Литвы, – рассуждал наблюдательный сосед.

– Тогда, считай меня Белорусом. Это между Украиной и Латвией, – предложил я. – Или голландцем, добавил я.

– Да ты не думай, Сергей, мне по фигу, откуда ты. Я сам из Таллинна. Сразу скажу тебе, я долго здесь не задержусь, у меня другие планы. Не знаешь, кому можно сдать эту комнату? Не дорого.

– Сколько ты хочешь, и на какой срок? – поинтересовался я.

– Хотелось бы фунтов 40 за неделю. Ведь это не дорого, – неуверенно ответил он, ожидая моей реакции на такое предложение.

– 40 фунтов это нормальная, недорогая цена за такую комнату в этом районе. Но, сдавая её, ты же не скроешь, что это социальное жильё, а ты – не хозяин дома. Думаю, учитывая все обстоятельства, ты сможешь сдавать эту комнату за 25–35 фунтов, кому-нибудь из своих земляков, которые всё правильно понимают – рассуждал я.

– Меня бы и это устроило, – согласился Сергей. – Мне в Саутхэмптоне теперь делать нечего. Я промышлял здесь кражами в магазинах, и меня поймали. Двое суток просидел в камере при местной полиции. А потом повели на суд. Судья узнал, что я бедный беженец, прочитал мне мораль о том, что в гостях надо вести себя хорошо, не нарушать местных законов. Обещал отправить обратно на родину, если буду шалить. И отпустил. Адвокат, ещё до суда, советовал мне определиться с местом жительства. Похлопотал за меня, и теперь я имею эту конуру. Но я хочу съехать в Лондон, там у меня есть кореша, и работы валом.

– Работа снова в магазинах?

– Да. Но не только тыбрить товары, больше покупать по кредитным карточкам.

– Карточки поддельные? Оплата покупок с чьего-то счёта?

– Я ещё не знаю технических подробностей. Знаю, что надо получить с карточки как можно больше налички.

– Как ты реализуешь добытые товары?

– За полцены – продать не проблема. Но лучше, когда есть заказ от конкретного покупателя.

– Слушай, а каково сейчас в Таллинне? – сменил я тему.

– В Таллинне сейчас неплохо эстонцам. Русским – сложно. Особенно, найти работу. Но если деньги есть… – не задумываясь, коротко ответил Сергей. – Домой сегодня звонил. Родители спрашивают, где я пропадаю, почему не отвечал на звонки, и чем занимаюсь? Я говорю, сейчас пока нет работы, но скоро будет. А они не верят, говорят, не дури, езжай уже домой.