Текст книги "Душехранитель"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 55 страниц)

ЗА ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ДНЕЙ...

Рената очнулась.

До Нижнего Новгорода оставалось каких-то двадцать километров, но двигатель заглох. Кажется, она потеряла сознание и пролежала в машине много часов.

Ужасное осознание – Саша мертв! – пронеслось в мозгу. Нет, не может быть! Так нельзя! Лучше бы тогда ее убили тоже. Как она посмела уехать оттуда, бросив его, пусть и убитого? Это предательство…

Во сне птица прощалась с нею. И Рената восприняла эту птицу как его… Смысл жить теперь? Рената закусила губу и тихо заскулила: «Теперь можно не лгать себе, не пытаться провести судьбу… Да люблю, люблю я его! И неважно, здесь он или там! Если он ушел – уйду и я. Мне теперь все равно…»

Девушка охватила голову руками. Зачем ей оставаться тут? Вся ее жизнь – сплошная ошибка. Ошибка, исправить которую у нее никогда не хватало духа…

Она опустила запотевшее за ночь стекло и высунулась в окно. Глоток свежего ветра, напоминание о том, что кругом бушует жизнь, равнодушная к гибели Саши – её Саши! – заставило Ренату заплакать снова.

– Девушка! Что случилось?

Она отерла слезы.

Перед нею стоял господин преклонных лет, седой, в длинном черном пальто. Симпатичный – чем-то неуловимым похожий на Сашу…

– У меня бензин закончился… – Рената увидела стоявшую позади джипа аккуратненькую «Мицубиси».

– Ну, разве ж это повод, чтобы плакали такие прекрасные глазки? Сейчас мы вам организуем бензин!

Господин открыл багажник, собственноручно вытащил оттуда ополовиненную канистру. Руки его были в специальных автомобильных перчатках. Девушка тусклым и безучастным взглядом смотрела на него.

Мужчина проделал все манипуляции с переливанием бензина, а затем снова подошел к ней:

– Ну вот! А вы плакали! Проблем-то… Дорогу знаете?

Она отрицательно покачала головой.

– Так зачем плакать? Я вас провожу. А куда, если не секрет, вы направляетесь, деточка?

Рената хотела сказать, что в Москву, но в последний миг передумала:

– Не знаю.

– А вы, вообще, уже имеете право машину водить? Сколько вам, простите?

– Вам-то какая разница? – девушка бессильно откинулась на спинку своего кресла.

– А не скажите! – господин обошел спереди джип и сел рядом с нею. – Интересно мне стало, что за красавица нас уже почти две недели за нос водит. Вот мы и встретились, Рената Александровна… Вы на автоматик-то не коситесь, у меня реакция побыстрее вашей будет.

– Вы кто?!

– А не важно это, государыня! Все тлен и прах – и кто я, и что я… Вы лучше мне о себе расскажите, как докатились до жизни такой. Где «дипломат» прячете, опять же?

Рената все поняла, но предпринимать что-либо было, на ее взгляд, уже слишком поздно.

– Я… не прячу… – выдавила она.

– Знаете что? Еще неделю назад я подумывал: а отпущу я Ренатсанну с богом, когда вернет она мне «дипломат». Но теперь вижу, что вы, оказывается, «идейная»… Придется познакомить вас с моими соколиками… За что боретесь-то?

Рената закрыла глаза и прошептала:

– Убейте меня. Пожалуйста…

– Чего?! – удивился господин.

Девушка отвернулась. Мужчина прихватил ее за подбородок, сжал пальцами Ренатины губы в «бутончик», повернул ее лицо к себе:

– Так что? «Дипломат» где, Ренатсанна? Я еще добрый, между прочим, но не испытывайте мое терпение!

– Я не знаю! – проговорила Рената через стиснутые губы.

– Деточка, вы любите, когда нехорошие вонючие мужики бьют вас по лицу? – он заглянул в ее глаза.

Рената не испугалась. В ней сейчас жила только апатия.

– Вы себя имеете в виду? – уточнила она.

В этот момент дверца со стороны господина открылась. Холеная рука в автомобильной перчатке отпустила подбородок девушки, и Рената сразу не сообразила – почему.

Седого мужчины рядом уже не было. С правой стороны от джипа послышались звуки недолгой возни.

Рената невольно перегнулась посмотреть, что там происходит, и в этот момент щелкнула ручка левой дверцы:

– Подвинься, – попросил Саша.

Девушка захлебнулась воздухом, словно увидела привидение. Телохранитель, поторапливая, похлопал ее по ноге:

– Давай, давай, побыстрее!

Она сама не заметила, как перепрыгнула в соседнее кресло. Саша сел на свое место и завел машину:

– Бензина-то хоть он достаточно залил?

– Са-са-саша?.. – заикаясь, проговорила Рената.

Живой, только на скуле большая ссадина. Спокойный. Повеселевший и выглядит хорошо. Иными словами, на призрака не похож нисколько.

«Чероки» с азартом коня, почуявшего хозяйскую руку, сорвался с места.

– Саша! – Рената расплакалась и ткнулась лбом в плечо телохранителя. – Я подумала, что тебя…

– Т-ш-ш-ш! Я сам так подумал.

– Так нельзя! Почему ты сразу не сказал?! – девушка ударила его по руке. – Почему ты… как… Как ты мог?!

Саша засмеялся и прижал ее к себе:

– Признаю: был не прав. Согласен на строгий выговор!

Рената обвила его шею руками:

– Вот дурной! Вот дурной!

– Кстати, – он вытащил из внутреннего кармана сложенную в несколько раз газету. – Я там отметил кое-что… На, посмотри!

Рената увидела, что ручкой он обвел несколько объявлений о сдаче комнат в Нижнем.

– Вот этот, с флигелем, вариант мне нравится… – сказала она, ткнув пальцем в газетную полосу.

* * *

Ухоженный частный домик с приусадебным участком... Владела им пожилая вдова. Комната во флигеле оказалась тесноватой, но тоже довольно уютной. Кроме того, флигель был удален от основной постройки. Здесь имелся даже пустующий гараж, в который вдова разрешила загнать несчастный «Чероки».

Не успев приехать, Саша занялся машиной. Оказалось, что левый габарит разбило пулей. Телохранитель аккуратно починил его. Рената готовила поесть и постоянно оборачивалась, чтобы удостовериться: он здесь, он рядом, живой и немного хулиганистый. Даже когда Саша, отполаскивая свой ненаглядный «Чероки», брызнул на нее из шланга, девушка не рассердилась. День был теплым, солнечным, вчерашние события постепенно меркли в памяти. Саша поддразнивал ее и снова рассказывал всякие веселые истории. Девушка почти забыла, что еще утром хотела умереть.

Выбравшись на балкончик в своем флигеле, они, перешучиваясь, уничтожали подгоревшую картошку и не могли оторвать глаз друг от друга. Ренате нравилось все, что бы ни делал Саша. Потеряв его вчера, теперь она старалась сохранить в душе каждое мгновение, проведенное с ним.

– Ты знаешь этого человека? Ну, который сегодня сел ко мне в машину? – лишь вечером отважилась спросить Рената.

Разминая затекшую шею, телохранитель передернул плечами и качнул головой:

– Понятия не имею. Документов при нем не было, в машину я не полез. Подозреваю, что из крупных…

– Он требовал от меня «дипломат». Как думаешь, что там может быть?

– Ну, если это не зубная щетка, то не знаю... – он улегся на кушетку и с удовольствием потянулся всем телом.

– Саша! Я серьезно!

– Я тоже абсолютно серьезно. Иди ко мне!

Рената села рядом. Саша поиграл ее кистью. Она улыбнулась.

– Ну хватит уже об этом думать! – попросил он и потянул Ренату к себе. – Отвлекись. Мы в безопасности.

– Я не уверена.

– Тогда учись доверять мне.

Саша поцеловал ее, но девушка была напряжена:

– Что было на том пустыре?

– А что было на том пустыре?!

– В тебя стреляли. А потом… нет, даже вспомнить боюсь. Это… такое… – Рената поводила руками вокруг своей головы и, содрогнувшись, поджала плечи: – Нет, не хочу…

– Тебе что-то привиделось. Ты сильно испугалась.

Она недоверчиво фыркнула:

– Ну, вот видишь… Я доверяю тебе, но ты о многом умалчиваешь.

– Ни о чем я не умалчиваю. Только что ты сказала сама: «Нет, не хочу». Вся сущность твоя сопротивляется – так зачем насиловать ее, выдумывая объяснение тому, чего не было?

– Ты считаешь, я не должна об этом знать? – упрямо твердила девушка.

Он откинул голову на подушку:

– А ты думаешь, что знать – это благо? Многое знание преумножает скорбь…

– Но ведь ты – знаешь… – Рената наконец притулилась к нему и прикрыла глаза.

– Я знаю мало. И только то, что мне положено знать.

– А я даже не знаю, что положено знать мне. Это ужасно.

– Какие наши годы! – Саша улыбнулся и отвел прядь рыжих волос с ее лба. – А ты… ты просто не желаешь взрослеть, вот и все. Это и беда твоя, и благо. Сколько раз ты спасала нас этим…

– Нас? Кого – нас?

Он не ответил. Рената задумалась.

– Да, пожалуй, ты прав. Я не хочу взрослеть, не хочу стареть... Что хорошего в том, что я потеряла огромный мир, который был у меня, когда мы с бабушкой гуляли в нашем парке? Куда исчезли те люди, которые его составляли?! И тот старик в инвалидной коляске, что ежедневно ездил по аллеям, коротая свои последние годы?! Недавно я видела его там, но он ушел куда-то из моей жизни, и я даже не удивилась. Не успела. Мир уменьшается, чем старше мы становимся. Время начинает лететь, как сумасшедшее: вначале не замечаешь, как проскочил день, потом – неделя, месяц... А что дальше? Я не хочу терять мир моего детства... С ним у меня связано множество таинственных воспоминаний, в которых иногда приятно спрятаться от нашей жуткой реальности...

Саша смотрел на нее непонятным взглядом. Наконец он тихо-тихо вымолвил:

– Мы все потеряли больше, гораздо больше... Но ты этого уже не помнишь...

– Почему?

– Потому что подсознательно – а может, и сознательно – не хочешь этого. В детстве ты это еще помнила, поэтому тебе так приятно прятаться в нем... Но оно ушло, а ты ищешь. Ищешь не там и не то… Иногда в общении с тобой у меня появляется чувство, что я пытаюсь войти в хорошо запертые двери... Стучусь, а мне никто не открывает и даже не отвечает...

– Знаешь, а у меня то же самое было с тобой. Но теперь почему-то нет… Как будто упала какая-то завеса.

– Ее и не было. Это была твоя завеса, Рената. И теперь ты отдернула ее… – Саша затих, а затем вздохнул и вымолвил: – Я тоже ненавижу время. Те минуты, что нам удавалось украсть у вечности, холодной, пустой и бессмысленной вечности, время все равно без всякой жалости выдергивало из наших тел, душ, сердец, памяти...

– Тебе больно?.. – подавленно прошептала девушка.

– М-м-м… нет… – отозвался он, глядя в потолок, и, помолчав, добавил: – Давно уже нет.

Мысли роились в голове Ренаты, но она не представляла, как спросить еще. А спросить хотелось о многом. Она ощущала, что по касательной задела какую-то тайну. И тайна, видимо, немыслимым образом затрагивала и ее судьбу тоже... Но Саша говорит притчами, постоянно оставляя себе пути к отступлению, увиливает от прямого ответа, как увиливает от опущенной в воду руки стайка мальков в пруду. Он будто ждет чего-то от нее, Ренаты. А она и не подозревает – чего.

– Ты отшельник… – сказала она. – Но ты не одинок даже вдали от людей. А я одна и в толпе… Это жутко. Я раньше не осознавала этого… – и, привстав на локте, Рената шепнула ему в самые губы: – Что ты имел в виду, когда сказал, что все мы потеряли гораздо больше, чем наше детство?

Он ответил поцелуем. И снова – эта ноющая, невыносимо сладостная боль у нее в животе, в ногах...

Саша чуть-чуть отстранился:

– Ты уверена, что хочешь увидеть? Я не могу это объяснить. Это невозможно понять, это надо ощутить…

– Ощутить? Увидеть то, что я помню из детства? Да, хочу...

– Закрой глаза… Закрой…

Его сухие горячие губы слегка царапнули кожу её губ, а после, захватив, подчинили их своей воле – ненадолго, точно взаймы... И она счастлива была покориться. Единое прерывистое, страстно-нежное дыхание, единый пульс, единый и мощный в своей направленности поток чувств...

– Глаза твои – полынный мед, – прошептал Саша, целуя веки Ренаты. – Волосы – мед из полыни. Так было всегда, Возрожденная… Всегда…

Она обвила его руками, мечтая только об одном: чтобы сегодня длилось бесконечно и никогда не закончилось.

Саша легко, будто дуновением ветра, скользнул пальцами по ее лицу. Не открывая глаз, Рената улыбнулась: «ветер» донес до нее запах моря, запах дыма от хвойного костра, запах дальних путешествий. Нежные и в то же время бесконечно сильные и знакомые руки унесли ее далеко-далеко из убогого домишки на берег широкой изумрудной реки, на берег из желтого песка, мягкого, как шелк. И там они были только вдвоем, подвластные лишь Природе, столкнувшиеся в вечной борьбе мужчины и женщины, где нет и не должно быть побежденного...

– Это – сон? – спросила Рената, когда смогла говорить после вырвавшегося из груди крика наслаждения, впервые столь бурно ею пережитого. – Я помню, что так уже было…

Распахнув глаза, она коснулась губами Сашиной едва заметной родинки у виска, затянувшейся ссадины на скуле, горла, кожа которого по-прежнему источала тот магический, нереальный запах…

…И увидела прямо над собой распростершееся в ярко-черном небе созвездие Охотника.

Саша покачал головой, привстал на руках и взглянул на дальний берег, по косогорам которого рассыпались белоснежные шары огромных зданий – творения виртуозов давно забытой архитектуры. Это был незнакомый, фантастический город-сказка. К горлу девушки подкатили рыдания – то ли от счастья, то ли от осознания невосполнимой утраты... Все это она только что видела и с закрытыми глазами. Впуская в себя его, она позволила войти и прошлому…

Сухими губами Саша убирал с ее щек обильные слезы.

– Останови время, мой душехранитель! – просила она. – Хоть на час!

Саша ничего не мог сделать. Время не любило, когда его побеждали.

– Но почему?! – спрашивала девушка, когда все вернулось обратно. – Почему?!

И снова этот флигелек, тесная каморка, низкая кушетка...

– Куда все это девалось потом? Что стало с Городом, который ты мне сейчас показал? – Рената прижалась к нему, словно он мог защитить ее от всего мира.

– Все это осталось только в наших душах, в наших сердцах... И... больше нигде... Я не душехранитель, я…

– Что это за Город, Саша?.. – нетерпеливо перебила она, боясь, что ускользнет от нее неверное нечто.

Он посмотрел ей в лицо. Рената поняла, что он пытается определить, своевременен ли будет его ответ.

– Это Эйсетти, Танрэй. Это Оритан… – Саша зажмурился от невыносимой боли в груди: – Наш Оритан…

* * *

И вновь под колеса стелется бесконечное серое шоссе, путь-дорога в неизвестность…

Рената переключала радио и вспоминала последние три дня. Наверное, они запомнятся ей, как самое счастливое время в ее жизни... В саду за флигелем Саша учил ее той поразительной технике движения – «тайцзи-цуань» или «тай-чи», так звучало ее название у китайцев. Это был и танец, и философия. И с каждым разом у девушки получалось все лучше и лучше! Она словно вспоминала то, что умела давным-давно…

 
Путь порождает Одно,
Одно порождает Два,
Два порождает Три,
Три порождают всю тьму вещей...
 

Так говорил Лао Цзы... Принято считать, что он это говорил, заметил как-то Саша, но ничего к этому не добавил – ни своего мнения, ни чьего-либо опровержения...

 
Чем сильнее прячешь, тем больше теряешь...
 

…«Когда-нибудь закончится мой сон... Я знаю, что Время скупо, что оно не дает слишком много счастья...

Снова в уме всплывает картинка. Воспоминание? Сон? Вот он – мой бог, мой царь, мой демон – широкая черная рубашка, завязанная узлом под грудью, развевается на ветру, солнце золотит пепельно-русые, почти совсем светлые волосы... Эти волосы должны быть длинными – тогда мне отчетливо казалось, что должны. Он счастлив. Он раскинул руки, впитывая всем своим гибким, сильным телом прохладный осенний воздух. Мне чудилось, Саша вот-вот взлетит – к солнцу, к огню. Ветер треплет его рукава, но он не чувствует холода.

– Всю жизнь бы петь парусом на ветру! – он почти не повысил голоса, но сквозь шум дальнего города тот все равно пробрался ко мне.

Я крикнула:

– Ты – самый лучший!

Я сидела на траве, боясь нарушить гармонию его беседы с чем-то невидимым.

– Ты мало кого знаешь, – как всегда, повторил Саша, приподнял голову и чуть округлил раскинутые руки – и вот он теперь будто птица, которая собирается взлететь, распуская крылья.

И я боялась вздохнуть, пока он не подхватывал меня и не вовлекал в свой странный танец»...

…Рената посмотрела на него, управляющего сейчас послушным, но искалеченным «Чероки».

– Ты никуда не денешься? – вдруг спросила она.

Легкие морщинки появились в уголках Сашиных глаз, когда он улыбнулся ей:

– Ты этого не хочешь?

– Конечно, нет! Не верю я той цыганке!

Он что-то знал и, видимо, из-за этого опустил глаза.

– Я должен успеть… Мне кажется, на этот раз я успею…

– Успеть – что?

– То, о чем ты спрашивала...

– Ты о времени? Я готова помочь тебе... Но… скажи – как?

В первый момент он не понял, затем лицо его ожило и засветилось:

– Готова? Серьёзно готова? Тогда я преклоняюсь пред тобой, моя повелительница! – пошутил (на первый взгляд, пошутил) Саша. – Все верно: ты выдержишь, у тебя все впереди.

– Может, у нас? – подсказала она.

– Пока ты не догонишь, я – только твое отражение. И я тебя охраняю. Как могу...

ЗА ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ДНЯ...

– Принесите главное! – вскричал полководец, закованный в вороненые доспехи с висящим на груди талисманом в виде причудливой змеи, которая свилась в кольцо, схватив самое себя за хвост.

В центре этого кольца будто бы чего-то не хватало, талисман был мертвым…

Лучи засыпающего солнца обагрили своим светом зеркальное лезвие обоюдоострого меча, и воитель со всего размаха всадил его в песок.

– Соберите его – всё, до едина! – облаченная в перчатку из черного бархата рука вытянулась в сторону призрачного храма на берегу изумрудной реки. – Ра даст вам силы и мужество! Нут одарит легкостью! Геб укрепит стойкостью! Да будет ваше деяние животворно, как разлив, благословлённый Хапи[8]8
  Хапи – егип. бог воды. Символизирует Нил и его сезонный разлив.


[Закрыть]! Вперед!

Воинство рассыпалось огненными ящерицами.

Полководец вскочил на коня и полетел в знойную пустыню.

Тысячи людей возводили невиданный со времен последнего Потрясения гигантский монумент. Его архитектор не был прирожденным ори: не обтекаемые, идеально круглые линии, но четкие грани треугольника были положены в основу этого сооружения. И, тем не менее, полководец знал, что и это – верный путь. Здесь – соприкосновенье разума и души. Здесь – геометрия Вечности.

Юный правитель стоял в своей колеснице. Десятки жрецов поддерживали его силы, и монумент ткался – руками смертных, будто преодолевших земное тяготение. С той же легкостью дети строят замки на песке.

Правитель залюбовался слаженными действиями племянника и его духовенства. Осеннее равноденствие на сорок смертей и возрождений солнца умалило власть Разрушителя над сердцем полководца.

– Дядя? – вопросил юноша. – Верно ли я действую?

– Да, мой мальчик! Да, племянник, верно!

– Но, мне кажется, мать и отец забыли обо мне навеки…

– Нет, Коремхеб, они идут к тебе. Весы Маат[9]9
  Маат – егип. символ Истины. На весах Маат взвешивались сердца умерших для подтверждения их Исповеди Отрицания.


[Закрыть] будут качаться из-за тебя, но прямых дорог не бывает. В течение сорока дней я смогу способствовать тебе. Но не более. Потом – беги прочь от меня. Что есть сил. Туда, к храму Бену. Там найдешь спасение. Давай же, на чем ты остановился в своем созидании?..

…Тем временем огненные порталы открылись. Воинство полководца узрело капли его души – пепел сгоревшей птицы. Да, для служителей огня сие было животворными каплями. Из смерти восстает жизнь. Всегда.

Воины бросились подбирать обрывки целого. Они уворачивались от гнева защитников храма, они гибли, но соединяли некогда разрушенное. Невзирая на боль, на муки. Но чинимые жрецами святилища помехи укорачивали срок их жизни.

– Помогите же мне! – кричала огненновласая жрица Бену. – Во имя великого Оритана!

Немур служил истине. Служил им всем – и лишь одному. Но теперь противоречие лишило его мощи. Каменный бык хлестнул себя хвостом по крутым бокам, взревел, мотнул прекрасной, увенчанной острыми рогами головой и… замер в гранитной неподвижности.

Без Немура идущие от разума чары колдуна были бессильны, меч-атаме капюшоноголового воина Ал-Анпа утратил магию духа. Разум, тело и душа – ничто без сердца. Белый жрец-послушник Хава, обнимая колонну сокрушаемого храма Бену, с ужасом следил за боем.

– Немур! – воскликнула Нефернептет, прижимая к себе прах птицы, будто ворох свитков с песнями гения. – Отчего ты оставил нас, Немур?!

Каменный тур не ожил, не ответил.

– Во имя Оритана! – простонала жрица.

Вот припал на одно колено и раненый Ал-Анпа.

– Ал-Анпа! – вскричала женщина. – Только не ты!

– Прости, Танрэй! – прохрипел из-под капюшона аколит верховного жреца. – Ты должна остаться одна…

– НАКОНЕЦ-ТО!!! – взревел идущий отовсюду и ниоткуда голос полководца. – НАКОНЕЦ-ТО ТЫ ЭТО ПОНЯЛ, ВОИН!!!

И сокрушились колонны…

* * *

Москва, чудовище-мегаполис, громадный золотой Дракон, столь же опасный, сколь и прекрасный, разрушила ту сказку, которую Рената с Сашей, словно забыв об угрозе, сотворили за три дня в своем уединенном мире. И снова вспомнился проклятый «дипломат», неутомимые преследователи, смерти отца, Артура, Дарьи... Снова, чтобы выжить, надо быть на взводе, на грани фола...

Саша бросил джип на первой же автостоянке. Парни-сторожа критически оглядели эту рухлядь и с явной неохотой выдали ему квитанцию.

– Что теперь? – спросила Рената. – Я плохо знаю Москву. Далеко мы сейчас от Бибирево?

– Далеко. Но есть спасение.

Саша обнял ее за плечи и указал на вход в метро.

Однако прежде чем спуститься в подземку, они подошли к таксофону, и молодой человек набрал какой-то номер. Из разговора девушка узнала, что Сашиного собеседника зовут Михаилом и что тот готов к их приезду.

– Дай точный адрес... – попросил телохранитель и, выслушав загадочного Михаила из Бибирево, отозвался: – Нет, не на машине. На метро...

– Кто это? – поинтересовалась Рената, когда он повесил трубку.

– Мой бывший однокурсник, Мишка. Он нас ждет.

– Актер?

– Нет. Сама увидишь.

Выйдя на нужной станции, беглецы огляделись. Саша указал направо.

Хотя московский метрополитен по сравнению с новосибирским захламлен донельзя, а многие станции имеют, прямо сказать, заброшенный вид, Ренате очень нравились местные эскалаторы. Подземка в Москве расположена гораздо глубже под землей, а потому ехать на самодвижущихся ступеньках можно долго, задумавшись о чем-то своем. Потолочный свод над эскалатором отделан панелями, создающими зрительный эффект взлета ввысь. Ты словно стартуешь в небеса, даже голова слегка кружится, и ты невольно придерживаешься за резиновый барьер…

А здесь (на этом самом месте, вспомнила Рената) тогда сидел парнишка и играл «Вальс-бостон» Александра Розенбаума. В этом переходе тоже почти ничего не изменилось…

Однокурсник Саши оказался долговязым блондином с широкими плечами, квадратным хмурым лицом и круглыми очками в стиле Пьера Безухова. Он пропустил гостей в свою однокомнатную квартирку и хватко пожал руку приятеля.

– Ну. Привет! Ты где. Пропал.? – «печатал» он отрывистые, очень членораздельные фразы трубным, слегка раскатистым голосом. Это было похоже на сеанс чревовещания. – Сто лет. О тебе. Не слышал.!

– Знакомьтесь: Миша – Рената, – Саша повел рукой от «чревовещателя» к Ренате и обратно.

Миша взглянул на нее колючими голубыми глазами, еще более едкими из-за сильно увеличивающих линз, и, протянув ей ладонь, представился самостоятельно:

– Михаил. Фобосов. Приятно познакомиться.

Рената очень постаралась удержать свою улыбку в пределах приличия: его манера «вещать» ужасно ее смешила, а тут еще и «Фобосов».

– У вас такая фамилия... веселая! Редкая, в смысле…

Хозяин остался невозмутим, словно верблюд. Это сходство было еще более сильным из-за его манеры держать голову все время чуть откинутой, взирать свысока и медленно пожевывать жвачку.

– Это – не фамилия. Это – псевдоним. Я – журналист.

– Очень приятно, – понимающе кивнула девушка.

– Заходите на кухню. Ребята.

Поставив чайник на газовую плиту, Фобосов пристально оглядел Сашу:

– Ну, Александр. Продолжаешь удивлять. Рената – супруга твоя?

– Да. А ты, я так посмотрю, сменил образ жизни, – телохранитель выглянул в окно.

Ренате это его «да» очень понравилось, и она слегка улыбнулась.

– Есть. Такое. Дело., – согласился журналист, вертя на безымянном пальце левой руки обручальное кольцо.

Девушка отметила неосознанный жест и поняла, что Михаил развелся и, похоже, недавно. Первое время после расставания с Ником – пару месяцев, наверное – она тоже носила «обручалку» на левой руке, а потом и вовсе избавилась от нее. Да и в квартире Фобосова царил сумбур холостяка, еще не обвыкшегося с холостяцкой жизнью. Чего стоило только мусорное ведро, из которого все валилось, причем, судя по всему, не первый день…

– Где же. Ваши. Вещи.? – хозяин поднялся и принялся чинно разливать кипяток в три чашки, завершив процесс выцарапыванием остатков растворимого кофе из жестяной банки.

Хоть бы еще поинтересовался, пьет ли девушка кофе! Самопогруженный тип, ничего не попишешь!

– Все вещи ты видишь на нас, – садясь на табуретку и откидываясь на стену, ответил Саша. – Нам нужна небольшая помощь, Миша…

– Тачка – нужна. Угадал? – Михаил победно сверкнул очками. – Бери! Для. Тебя – не жалко.

– Нет, тачку не нужно. Пусть Рената побудет здесь, пока я отлучусь. Ты не против?

– У? – тут Миша понял, что теперь пора отвечать: – А! Ну да! Неужто. Мне жалко.?

– У нас неприятности...

– Я уж. Понял., – согласился журналист. – Судя по вашему. Виду. Вы бегаете от. Серьезных дядей. В пиджаках свободного покроя.

– В общем, да. Точно, что не от нахаловской[10]10
  «Нахаловка» – местечко в районе железнодорожного вокзала в Новосибирске, славящееся криминальной напряженностью.


[Закрыть] шпаны…

– Пошли. Покурим. Расскажешь.

Пока мужчины разговаривали на балконе, девушка огляделась. Похоже, до Фобосова здесь жила какая-то старушка. Рената подошла к комоду и потрогала пальцем непонятное стеклянное украшение в виде чересчур удлиненной трехгранной пирамиды с цветным узором внутри.

Девушка заглянула в шкаф, отыскала выстиранное, но не проглаженное полотенце и пошла в душ. Побоявшись взглянуть на себя в зеркало, она забралась в ванну и сразу же подставила под воду тусклые от пыли рыжие волосы. Горячие струи бежали по ее телу, нежная кожа покрывалась пупырышками, и отчего-то вспомнилось раннее детство – то, как мама купала ее, маленькую, в детской ванночке…

Рената опустила глаза и провела ладонью по груди – юной, литой, совершенной формы. Прикосновение было приятным, будоражащим. Всего за три дня, проведенных с Сашей, она изменилась, ощутила в себе женщину, по-настоящему любимую, нужную тому, кого и сама любила, страстную. Какими же детскими, оказывается, были их отношения с Ником! Она и не подозревала об этом прежде. Юношеская влюбленность, ранний брак, потерпевший фиаско. Николай был, в общем-то, неплохим парнем, но он и в грош не ставил ее как женщину. Видимо, того и нужно было кому-то, кто ткал нить Ренатиной судьбы… Возможно, если бы не случился тот развод, то с нею не произошло бы и всех этих страшных событий. Но тогда она не встретилась бы с Сашей. Как все запуталось…

Когда она вышла, Фобосов уже уехал по своим делам. Саша переоделся в Мишины вещи и тоже готовился в путь. Рената улыбнулась: джинсы и кожаная куртка очень шли телохранителю. Ее телохранителю.

– Хорошо выглядишь, – прошептала она, подходя и обнимая Сашу за талию. – Может, не стоит тебе ехать одному?

– Я оставлю тебе пистолет, – молодой человек коротко поцеловал ее и погладил по щеке. – Не переживай.

Рената уткнулась лицом в его плечо – с незнакомым запахом чужой одежды. Риском было с их стороны ходить по Москве с оружием, где их мог задержать и подвергнуть тщательному обыску любой патруль. Но что поделать: опасность остаться беззащитными пред лицом врага перетягивала чашу весов.

– Я не о том. Возьми меня с собой в «Шереметьево»...

Саша отрицательно покачал головой:

– Побудь здесь! Я постараюсь вернуться засветло… Угу?

Он лишь на секунду приостановился возле зеркала в прихожей, чтобы зачесать пальцами со лба уже слишком длинные волосы.

Спустя два с четвертью часа телохранитель добрался до «Шереметьево». Дорожные «пробки» выматывали даже привыкших к ним москвичей. Саша пытался подремать в такси, которое подолгу застревало на каждом перекрестке, и не мог. Наконец в здании аэропорта, в камере хранения он отыскал ячейку под номером «2408» и набрал шесть знаков кода, который знал на память. Дверца открылась. Отсек был пуст. Саша сжал упрямые губы, отвернулся и машинально сунул руки в карманы куртки. Он был в замешательстве, не мог поверить своим глазам. Все их с Ренатой надежды сгорели. Где теперь искать пресловутый «дипломат», ставший «яблоком раздора» для множества людей?

Постояв несколько секунд в раздумьях, Саша захлопнул камеру и удалился.

* * *

Евгений Борисович Котов прилетел в Чебоксары отнюдь не из-за желания полюбоваться великой русской рекой. Сведения, поступившие к нему от исполнителей, были крайне странны и противоречивы. Невыполнение простого задания чебоксарцы аргументировали каким-то бредом мистического толка, и новосибирский воротила не мог так просто отвернуться, не разобравшись, в чем дело.

Худощавый, нескладный, но с иголочки одетый мужчина сошел с трапа и пересел во встречавший его автомобиль. Котов был недоволен. Однако его лицо – благообразное лицо типичного политика (хотя, в отличие от многих своих конкурентов, к политике он не имел почти никакого отношения) – хранило бесстрастность. Если Скорпион, Константин Серапионов, давний враг Евгения Борисовича, был человеком опасно-ироничным, Рушинский – азартным игроком, а Стас Саблинов – желчным скандалистом, в прошлом профессором ядерной физики, который мнил себя непризнанным гением, то Котов отличался от них некой «серостью». Иными словами, он не позволял узнать свой истинный характер никому, в том числе – ни супруге, ни детям. Лидеры «Salamander in fire» уже не раз безуспешно пытались собрать на него компромат. Котов даже не посмеивался. Бесцветное лицо Евгения Борисовича, обтянутое пергаментной кожей настолько, что можно было угадать, как после смерти будет выглядеть его череп (а у собеседников частенько появлялось желание пофантазировать в этом ключе), не знало страстей. Его боялись за молчание, а молчать Котов умел. Молчало и его прошлое, скрытое за семью печатями. В стане врагов он получил два прозвища, с одинаковой регулярностью употребляемые ими – Кот и Кощей. В целом, это характеризовало его лучше, чем любые попытки подкопаться к его биографии: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце – и далее по условию сказки…

Евгения Борисовича и его личную охрану доставили на дачу Каверина, гендиректора чувашского филиала Котовской фирмы, головной офис которой находился не в Новосибирске, а в Москве.

Гендиректор выглядел подавленным. И было это не только в связи с приездом босса. Котов сразу отметил, что Каверин озабочен другими вещами.

Неспешно прогуливаясь по аллее, ведущей от особняка гендиректора к реке, новосибирец внимал рассказу подчиненного. И, несмотря на сбивчивость, фантасмагоричность, рассказ этот заслуживал внимания уже тем, что Каверин сам верил в то, о чем говорил. Хотя, судя по всему, на место событий не выезжал…

Сокольникову и ее телохранителя попытались взять на Горького («Ну, это у нас в Северо-Западном районе!» – пояснил он). Памятуя предупреждение шефа и не желая повторить печальный опыт саламандровских бойцов, чебоксарцы задействовали немалые силы. Хотя для ребят эта предосторожность казалась смешной: девятнадцать до зубов вооруженных парней против одного. Смешнее, чем в китайских и американских боевиках.