Текст книги "Душехранитель"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 55 страниц)

Вот на «рецепшене» еще один – любезничает со смазливой регистраторшей. Этот неопасен: даже не обратил внимания на телохранителя, скользнув по его лицу равнодушным взглядом.

А служебный выход охраняет целая банда – четверо. Нет, они вовсе не стояли с пистолетами наизготовку, будто намереваясь начать захват, ничего подобного. Они выглядели даже расслабленными, по крайней мере, в глазах внутренней охраны гостиницы. И совсем не ожидали нападения Саши откуда-то сбоку…

…Телохранитель с размаху, слева направо, бьет ближайшего рукоятью пистолета. Того отбрасывает к пожарному уголку, из разбитого вдребезги ящика вываливается огнетушитель. Прямо бедолаге на голову. Только это и замечают удивленные внезапностью нападения гостиничные охранники и напарники «братка». Как разлетаются остальные под вопль какой-то женщины «Убивают!» и крики на «рецепшене», в общем переполохе не видит уже никто. Кто-то, опрокинув кадушку с разлапистой пальмой, валится в маленький бассейн с красными рыбами. Кто-то, не успев выстрелить, опрокидывается с простреленной головой. Кто-то (охрана) стреляет, но предупредительным, в потолок.

Телохранитель, вышибив ногой служебную дверь, выгребает оттуда Ренату, мигом закрывает ее собой. Одновременно свободной рукой он успевает дважды спустить курок. Вскрикивают двое наиболее прытких охранника: один – роняя пистолет и сжимая пробитую руку, второй – заваливаясь набок с покалеченным бедром. Остальные бросаются искать укрытие. Самые благоразумные уже давно лежат на полу, закрывая голову руками.

С лестницы левого крыла бегут пропустившие начало драки дежурные «шестерки». Саша и Рената уже у самых дверей. Телохранитель снова обволакивает собой девушку и, стиснув ее руку, посылает за спину три выстрела из ее «глока». Преследователи падают. Кто-то из нашедших укрытие гостиничных секьюрити успевает пальнуть в Сашу, но промахивается. Лишь взвизгивает у его виска неудачливая пуля.

С грохотом выбитых дверей беглецы оказываются на крыльце здания. Телохранитель стреляет в лобовое стекло «Вольво». Неизвестно, как он догадался, что сидящий там, за рулем, тип – тоже из «этих»…

…Рената бежала, давно ни о чем не думая. Она была словно марионетка, и это спасало обоих: малейшее замешательство с ее стороны было бы для них подобно смерти.

Саша выкинул из «Вольво» мертвого водителя, Рената нырнула в открытую дверцу и резво перекатилась на пассажирское кресло. Иномарка сдала назад, развернулась и унеслась прочь от парапета гостиничного входа.

– Куда мы?!

– К «Чероки»…

– Зачем ты закрывал меня? Ты говорил, в меня они стрелять не будут…

– Тебя могли ранить.

– А тебя – убить!

– Это моя работа.

– Саша!

– Всё, выходим!

«Вольво» с громким визгом тормозов остановился возле приютившегося в подворотне «Чероки».

«Какая работа?! – хотела крикнуть Рената. – Твоя смерть будет равносильна моей!»

Она думала об этом неоднократно. Одна Рената не протянет и дня. Ее приволокут в Новосибирск, запытают, удостоверятся, что она ничего не знает, изнасилуют и пристрелят. А труп в ужасном виде вытащат по весне из Оби, опознают, а потом припишут в дополнение к уликам в «глухаре». И никогда никто не доследует это дело. Никогда и никто!

Рената прыгнула в джип.

– Готовься, едем через просеку, – сказал наконец телохранитель и усмехнулся: – Ты, однако, становишься знаменитостью, Рената Александровна...

Рената отдышалась. Он еще способен шутить?..

– Как они находят нас?

– А ты посмотри, у тебя нигде датчик не вшит?

– Какой датчик?

Он внимательно взглянул на нее и вздохнул. «Тоже мне, «черный» юморист…» Такое ощущение, что ему все равно, хоть весь мир сейчас накройся медным тазиком. Лишь бы выполнить свою работу, а там…

– Узнать бы, что им от нас нужно... – сжав голову руками, простонала девушка.

– Вернемся, спросим?! – с воодушевлением спросил телохранитель.

Рената сунула руку в карман его пиджака и достала пачку сигарет. Саша протянул ей зажигалку. Она жадно затянулась, хотя курила редко, ради баловства. Но в этой ситуации…

Да, их со спутником настроения нынче не совпадают. Он шутит, а ей впору удавиться. Как вспомнишь разлетающиеся по вестибюлю мозги «братков»…

Слабая рука с зажатой в пальцах сигаретой тряслась, будто девушка долго тащила огромную тяжесть.

– А тебе идет, – заметил Саша.

– Да? – Рената брезгливо посмотрела на сигарету. – Не знаю… Во всяком случае, ты – первый мужчина, который признал это.

– Я не признаю, я констатирую... Есть женщины, которые делают это чертовски красиво. Вот ты – как раз такая женщина.

– А как насчет «все равно, что облизывать пепельницу»?

– Ну, об этом нужно спросить тех, кто облизывал пепельницы, – Саша подмигнул. – Ты молодец. Быстро взяла себя в руки… Эх, время, время…

Она невесело улыбнулась, хотя и недопоняла смысл его последней фразы.

– Кстати, насчет Ника... – Рената в задумчивости большим пальцем потерла бровь. – Что, если позвонить ему и узнать, что сейчас творится в Новосибирске? Может, он был в курсе папиных дел?

Саша помолчал, размышляя.

– Гм… Неплохая идея. Жаль, с сотового туда не позвонишь… Если, конечно, его вообще не спёр Гарик…

– Не позвонишь… – сокрушенно вздохнула Рената. – Так что нам эта штука теперь ни к чему. Даже если ее и не спер этот твой… п-приятель… Кстати, все хотела спросить: каким образом оно стало приятелем такого, как ты?

– Что значит – «такого, как ты»?

– То и значит! Ведь есть пословица «скажи мне, кто твой друг»…

– Рената, ты сегодня прямо фонтанируешь народной мудростью! – рассмеялся телохранитель. – Мы с Гариком росли на одной улице. Ну, и потом жизнь частенько сводила нас вместе.

– То есть, он тебе не друг? Тогда зачем ты его подобрал в том лесу?

– Мне Гарик – друг, но истина дороже! – Саша продолжал подтрунивать над нею. – Километров через триста – триста пятьдесят будет Уфа. Если скакать в том же режиме, что и сейчас, к ночи окажемся там. Не уверен, будут ли работать переговорные пункты, но посмотрим. В крайнем случае, подождем утра.

– Говоря честно, я не хочу разговаривать с Николаем. Может быть, ты?..

– Много времени уйдет на объяснения. Кто я, что я... Кроме того, в Новосибе это дело наверняка получило огласку, ведется следствие. Тебя, вероятнее всего, считают без вести пропавшей или похищенной...

– Меня похитили? – Рената улыбнулась: эта мысль в применении к Саше казалась несколько романтичной. – Знаешь, если бы ты похитил меня, я не стала бы никуда звонить…

Телохранитель покосился на нее. Она сделала вид, что не заметила этого:

– Ладно, я поняла: «Быстро-быстро-быстро, сама-сама-сама!»

– Ты начинаешь прогрессировать, Возрожденная! Вот уж слезы обсохли, вот уж вспомнила классику советского кино!

– А ты продолжаешь подкалывать! – фыркнула она, в душе довольная его похвалой.

– Восславим постоянство! – тут же парировал Саша.

– Плагиатор! Это сказал Рильке!

– Интерпретатор... Так перевел его Пастернак.

Рената выбросила недокуренную сигарету за окно и уставилась на Сашин профиль. Телохранитель какое-то время делал вид, что не обращает на нее внимания, глядя исключительно на дорогу и удерживая серьезность. Но наконец не утерпел, улыбнулся:

– Что?!

– Ничего. Я поймала себя на том, что начинаю привыкать к такой «бонни-клайдовской» жизни… Сидим с тобой, зубоскалим… А в гостинице остались убитые… И ведь не только «братва»!

– Неправда, – бесстрастно возразил Саша. – В охранников я стрелял не на поражение…

– Сути дела это не меняет… Разве остальные, «братва» та же, – не люди?

– Люди. Хреновые, правда.

– И ты – такой умный, знающий Рильке и Сократа, так рассуждаешь?!

– Я вообще не рассуждаю. Я еду.

– Не верю, что ты никогда не задумывался обо всем этом! – ее слегка покоробило сказанное телохранителем.

– Уж и не знаю, зачем тебе понадобилось все это ворошить, – с очевидным недовольством вздохнул он. – Ну, давай порассуждаем, если тебя так тянет. Пример не из классики. Видела новинку Спилберга?

– О динозаврах?

– Да. Помнишь, как заступалась за рептилий главная героиня? Мол, это ведь редкость, национальное достояние! Когда тираннозавр на ее глазах сожрал парочку попутчиков, то что она завопила одной из первых?

– Я видела в переводе: «Мочи этого монстра!»

Саша кивнул:

– «Мочи этого монстра»… Мы все добрые, интеллигентные и рассказываем о том, как любим собачек… пока одна из них не бросится на нас, ощерив клыки. И вот тогда быстро становится не до разговоров. Хорошо философствовать, Рената, сидя дома на диване. С книжкой лирических стихов на коленях…

Любой другой на его месте, скорее всего, разозлился бы. Дескать, ша, дура, я ради тебя рискую своей шкурой, а ты тут меня «лечишь»! («Ого! Знакомое со времен Гроссмана «ша»! Всё живо в памяти моей…») Но телохранитель даже не переубеждал ее, не спорил, не сердился, осыпая собеседницу доводами, оправдывающими убийство. Еще ни один аргумент не был для Ренаты столь убедителен, как этот – после всего, что совсем недавно произошло в саткинской гостинице. Не расхожая формула «добро должно быть с кулаками», но и не библейская заповедь «подставь другую щеку». Нет ни добра, ни зла. Нет – и никогда не было. Все преследуют свои цели, подчас даже совпадающие. И они с Сашей, и, похоже, преследователи хотят найти проклятый «дипломат». Что в нем, в этом «дипломате» – неизвестно. Для них с телохранителем неизвестно. Но те, другие, точно знают, за что так отчаянно борются…

– Саша, ты только что назвал меня «Возрожденная», – она решила переменить тему: молчать было страшно, а говорить об убийствах – еще страшнее. – А ведь так и переводится мое имя: Рената – «Возрожденная». Папа хотел назвать меня Настей, но маме не понравилось значение – «Воскрешенная». Она сочла это плохой приметой, и они остановились на Ренате…

Он пожал плечами:

– «В звучании словес и кроется загадка»…

– Да уж… Кроется… Мне все не дает покоя мой сон. Там было столько имен, столько названий, а я не могу вспомнить ни одного…

В Сашином взгляде появилось выражение, будто Рената стоит на пороге некого открытия, а он, затаив дыхание, ждет, сделает она шаг вперед или ретируется.

– Оритан! – победно воскликнула она. – Вспомнила: Оритан! Это название, что обозначает – я не знаю.

– Оиритиаан… – вдруг повторил Саша на неизвестном, невероятно красивом и музыкальном, языке.

Словно бы вся красота латыни, испанского, итальянского и французского отразилась в этом наречии. Всего лишь одно слово, «Оиритиаан», дохнуло зовом далеких звезд и невиданных миров. Но лишь тогда, когда Саша вдохнул в него душу, оно ожило, оно заискрилось, запело, погружая Ренату в сладостное состояние мига, предшествующего озарению. Оно прокатилось по венам прохладным потоком горной реки и вернулось волшебным фонтаном горячего гейзера.

И ведь в точности так его произносили в Ренатином сне…

На ее глаза навернулись колючие слезы, на затылке шевельнулись волосы. Подобное бывало с нею не раз, когда в разговоре она внезапно сталкивалась с чем-то неподвластным объяснению. С чем-то запредельным, пугающим, мистическим. С неким отголоском «ложного» воспоминания. Дежа-вю…

– Откуда ты знаешь? – прошептала она.

– По-моему, из нас двоих истфак окончила ты. По идее, это я должен выспрашивать у тебя об Оритане…

– Но такого названия не существует! – воскликнула Рената, и снова ощутила шевеление волос на затылке.

– В официальной науке – разумеется. Это «мракобесная» теория о существовании працивилизации. Знаешь, Лемурия, Атлантида… Вот и Оритан туда же. Странно, я думал, ты интересовалась подобными вещами, если уж пошла «на историю»…

– А откуда ты узнал об Оритане?

– Интересовался, – чуть небрежно откликнулся он.

– Расскажи.

И внезапно он заговорил на неизвестном ей языке…

Рената смотрела на него как завороженная. Что-то неопределенное замерцало в памяти, когда она медленно прикрыла веки. Склоны гор, застроенные белоснежными шарами невиданных зданий; огромная река, несущая свои воды в долину; Храм, вершина которого терялась в заоблачной выси… И когда все это затмила безжалостная вьюга, наваждение пропало, девушка очнулась:

– Что? Что это?!

– Стихи, Возрожденная… «Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий Оритана…» Ну, и так далее. Язык древних ори. Тебе нравится?

– Нравится. Очень нравится! Но кто такие «ори» и где ты научился говорить на их языке?

– Увлекался когда-то этой темой, собирал сведения. Разве это не интересно – искать осколки и составлять из них целое?

– Интересно. Но это если знать, где и что искать… Что такое Оритан? Где он? То есть – где он был, как они считают?

– Если верить легендам, где говорится, что его сковала стужа и вечные льды, то это один из полюсов…

– Антарктида?

Саша тихо засмеялся, пожал плечами и не ответил.

– Саша, я не могу представить: когда ты все это успел! Ты актер, ты телохранитель, ты знаешь языки, интересуешься такими вещами, о которых многие и не знают… Разве можно совместить все это?

– Я знал одного журналиста, он музыкант, владел четырьмя иностранными языками, а образование у него медицинское. Думаешь, одно мешает другому?

– И этот человек тоже умеет перевоплощаться в других? Сегодня в гостинице ты дважды принял облик неизвестных мне людей. Как ты делаешь это?

– Гм… – телохранитель задумался. – Непроизвольно, пожалуй.

– Кто они? Это реальные люди? – допытывалась она.

– Да. Оба.

– И?

– И – что?

– Кто они? Кто был тот, когда ты делал мне массаж?

– Тот самый журналист с медицинским образованием…

– А второй, в коридоре?

– Отец Саймон, священник из Англии. Он приезжал в Новосибирск еще во времена перестройки.

– И ты его охранял?

– Ну, скажем так, я был в группе секьюрити, сопровождавших Саймона.

Рената подозрительно посмотрела на него. Ответы Саши не удовлетворяли. То есть, не были исчерпывающими. Где-то он не договаривал, но девушка не знала, как выведать у него все.

ЗА ТРИДЦАТЬ ТРИ ДНЯ...

Девятое октября у Николая выдалось суетливым. Он уехал еще затемно, а вернулся лишь к полуночи. Из-за той московской командировки накопилась масса неотложных дел, а Гроссман привык, чтобы в бизнесе у него был полный порядок.

Он добрался до кровати и сразу нырнул в глубокий омут сна. Только под утро, перед самым пробуждением, ему пригрезилось нечто странное. Он видел себя в громадном храме с высокими колоннами. Что-то древнеегипетское… Люди, находившиеся в святилище, были участниками непонятной мистерии – с молниями, громом, опрокидыванием земли, гигантской огненной птицей.

Присниться может всякое, тем более – «с устатку». Неважно, что прежде Гроссман вовсе не испытывал большого интереса к исчезнувшим цивилизациям, умолкнувшим языкам и религиозным культам. Необычно другое: во сне он знал тот язык, на котором говорили жрецы, он был среди своих, одним из главных участников ритуала. Ощущение собственных сил – не физических, но совсем иного характера – переполняло его в этом наваждении. Он знал, что и как нужно делать, чтобы достичь цели, он даже не задумывался об очередности своих манипуляций, об источнике энергии. Удивительно, прекрасно, завораживающе! Николай из сна был кем-то другим, и этот другой мнил себя вселенским центром, которому подчиняется бег солнц и планет, который волен разрушать и создавать галактики. И вдруг все пропало: силы, власть, мастерство. Это случилось, когда замер в неподвижности каменный бык на барельефе. Это случилось, когда был смертельно ранен человек в черном одеянии. Меч, что выпал из руки умирающего, звеня, сверкая, кувыркаясь на гранитных плитах пола, полетел под ноги Николаю. Но поднять оружие тот был не в состоянии.

 
По теням познаем мироздание,
Что не сможем понять – в то поверится,
Спорим: вертится или не вертится?
И смеется на небе мерцанием
Опрокинутый ковш Медведицы…
 

Эти строчки прозвучали на языке ори и угасли с пробуждением разума.

Николай попробовал вспомнить их смысл, проснувшись окончательно, однако это ему не удалось.

– Вот это бред… – пробормотал он, подходя к зеркалу и обращаясь к самому себе: – Где вы достаете такую чудную «траву», Коля?..

Гроссман залез под холодный душ и проорался. Кто-то из соседей отчаянно загрохотал по трубе.

– Ша, дятел! – жизнерадостно откликнулся Ник, прыгая по ванной на одной ноге и ожесточенно растираясь полотенцем. – Наши в городе!

Проходя мимо телефонного аппарата, он вспомнил, что не проверил вчера записи на автоответчике. Наверняка ведь завалили сообщениями, за целый-то день!..

В основном звонили опоздавшие поздравить с днем рождения. Николай, напевая себе под нос какую-то ерунду в стиле «Ксюша – юбочка из плюша», собирался на работу. И вдруг вздрогнул, услышав нежный женский голос, бросился к автоответчику, перемотал катушку, чтобы прослушать с самого начала:

– Уважаемый электронный секретарь! – говорила Рената. – Передайте, пожалуйста, вашему хозяину, который явно заотмечался, что ему звонила бывшая супруга по очень важному и срочному делу. Если ему не будет слишком трудно, то не мог бы он хоть раз переночевать дома? Понимаю, что девочки – на первом месте, но ведь иногда можно сделать исключение! Мы направляемся в Москву. Мы будем там, где однажды, в его день рождения, заблудились и познакомились с парнем, который сыграл нам на гитаре «Вальс-бостон». Перезвоню при первой же возможности. Целую ваши микрочипы и заранее благодарна. Адью! Да, и еще! Пусть сжует пленку с этим сообщением!

Несколько коротких гудков.

Голос у жены довольно бодрый. Вряд ли она говорит с приставленным к виску стволом. Хоть это отрадно… Отрадно? Отрадное? Да нет, вряд ли. Вот же любительница квестов!

Где они заблудились тогда? Где слушали песню Розенбаума?

С огромным трудом Николай воскресил в памяти события трехлетней давности.

Точно! Они пересели не на ту ветку метро, увлеклись поцелуями в пустом вагоне – и их занесло бог весть куда, вышли на одной из последних станций. Это вам не Новосибирск с генеральной Ленинской линией и уже много лет строящейся (но пока все без толку) Дзержинской. А электричка была последней. Да и название нужной улицы оба забыли…

…Выскочили из вагона впопыхах, наугад. Оказалось – «Бибирево». Ренатка вспомнила Сусанина. Пошутили, решили идти ловить такси. Но на грязных ступеньках увидели перебирающего гитарные струны парнишку лет семнадцати и остановились. Рената очень любила песню «Вальс-бостон». Она была странной девчонкой: когда все ее сверстницы «умирали» по Шатунову и плакали по «Modern Talking», она слушала «Любэ» и Розенбаума. А парнишка играл и пел – ни для кого:

 
На ковре из желтых листьев в платьице простом
Из подаренного ветром крепдешина
Танцевала в подворотне осень вальс-бостон,
Отлетал теплый день и хрипло пел саксофон.
 

 
И со всей округи люди приходили к нам,
И со всех окрестных крыш слетали птицы.
Танцовщице золотой похлопать крыльями…
Как давно, как давно звучала музыка та…
 

 
Как часто вижу я сон, тот удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон…
Там листья падают вниз, пластинки крутится диск,
Не уходи, побудь со мной, ты – мой каприз!
 

 
Опьянев от наслажденья, о годах забыв,
Старый дом, давно влюбленный в свою юность,
Всеми стенами качаясь, окна растворил
И всем тем, кто в нем был, он это чудо дарил…
 

 
А когда затихли звуки в сумраке ночном —
Все имеет свой конец, свое начало —
Загрустив, всплакнула осень маленьким дождем…
Ах, как жаль этот вальс, как хорошо было в нем!..
 

И Ренатка вдруг ни с того ни с сего затанцевала. На ней было сиреневое вечернее платье с легким палантином. Ее стройная фигурка закружилась между опустевших прилавков, среди обрывков газет и мусора. Точеные руки, раскинувшись, будто крылья колдовской птицы, подняли над головой трепещущую от сквозняка полупрозрачную накидку. И вся эта грязь, вся нелепость окружающей реальности не портила ее Танец…

– С днем рождения, Ник! – порхнув к нему в объятья, прошептала она. – Я не умею танцевать, но все равно, это – тебе!

А парнишка, не обращая на них внимания, играл и пел. Только теперь Николай понял, что лишь в тот день он был по-настоящему счастлив…

…Отряхнувшись от незваных воспоминаний, молодой человек вытащил кассету из автоответчика, переложил связку ключей в более теплую куртку, оделся и вышел из квартиры. Если Рената просила уничтожить сообщение, она просила не зря. Судя по зверству, с которым был убит средь бела дня Александр Сокольников, эта мера предосторожности не была лишней. И, разломив кассету в руках, Николай сунул перемотанные пленкой осколки в мусоропровод. Похоже, за Ренатой учинили нешуточную охоту.

Убедиться в этом Николаю довелось в тот же день, когда при выходе из офиса его остановил седой элегантный мужчина в длинном черном пальто, похожий на московского правительственного чиновника. Человек представился Константином и предложил Гроссману пройти в стоящий у кинотеатра «Мерседес». Николай понял, что все начинается.

– Простите, что отнимаю ваше время, – низковатым вкрадчивым голосом заговорил Константин, – но дело не терпит отлагательств. Я, знаете, по делу вашей жены, Ренаты Александровны Гроссман…

Афиша на фасаде кинотеатра сзывала всех на фильм «Парк Юрского периода». Ольга смеялась, что Гроссман внешне чем-то напоминает одного из героев блокбастера, зануду-ученого, и даже одевается подобным образом…

– Нас интересует ее местонахождение…

Странно: стоящий визави – единственный собеседник Николая, а говорит «нас». Либо он из органов, либо…

– Ничем не могу помочь. На днях меня самого вызывали для дачи показаний, и я уже сообщил все, что знал об этом деле… – и, подчиняясь властному жесту Константина, Гроссман сел в автомобиль.

– А что вам известно об этом деле, Николай Алексеевич? – «чиновник» запахнул пальто, подобрал полы, бережно усадил себя на водительское кресло и лишь после этого слегка прищурился, изучая Ника. – Повторите, будьте любезны, для меня…

Ну и взгляд у него! Словно жало скорпиона! Лучше отвечать, как оно есть, безо всяких завираний…

– Практически – ничего. Я вернулся из командировки, а тут таки повестка. Мне сказали, что тесть убит, жена пропала…

– И вы так спокойны? Не ищете супругу? – продолжал допытываться Константин.

– Вся беда в том, что мы с нею давно расстались. Официально мы не разведены, но живем порознь.

– Понятно. Тогда скажите, какие отношения были между нею и Александром Сокольниковым?

– При мне? Я ведь могу судить только о том, что было при мне. Потом – не интересовался…

– При вас так при вас…

– Она работала у отца. Менеджером. Ну, когда семья и работа смешиваются – сами понимаете… Стремилась к независимости и ничего не умела делать самостоятельно. Таким вот образом…

– И что?

– Бывало, ссорились они. Потом, я слышал, она свое дело открыла. На отцовские средства, конечно… Он для нее на все готов был.

– Долго просуществовало это ее «дело»? Да вы не бойтесь, голубчик, говорите! Это в интересах супруги вашей!

– Понятия не имею. Но, зная Ренату, думаю, что недолго…

– Александр Павлович посвящал дочь в свои проблемы?

– При мне – нет. Я какое-то время тоже работал у него, и при мне он ни с кем никогда не делился проблемами…

– Когда вы перестали с ним работать?

– Да уж пару лет назад, наверное. Ушел в другую фирму, и сейчас там же. Может быть, вам уже стало что-нибудь о ней известно?

Константин поглядел на него, затем понял, что Гроссман принимает его за человека из органов, и усмехнулся:

– Еще ничего не известно. Мы выясняем. Как, по-вашему, мог ли Сокольников доверить своей дочери нечто очень важное?

Николай задумался, пощипал кончик носа, покачал головой:

– Сомневаюсь я что-то… Очень сомневаюсь… Особенно если бы это чем-то угрожало ей… Нет.

– А почему вы решили, что ей должно что-то угрожать?

– Сопоставил.

– С обыском в ее квартире?

– И с Ренаткиным исчезновением. Люди просто так не пропадают.

Колючий, жалящий взгляд Константина смерил Гроссмана с головы до пят, пытаясь проникнуть в его мысли. Николай уже понял, каким будет следующий вопрос «чиновника».

– Бывшая жена не давала вам знать о себе? – под глазом Константина дрогнула жилка.

Гроссман с честным-пречестным видом выдержал своеобразное «сканирование» и развел руками:

– Пока нет.

– Возьмите это, – Константин протянул ему листочек с какими-то цифрами. – Позвоните по этому номеру в том случае, если она объявится. Настоятельно прошу. Я умею благодарить, – краткая, скользящая улыбка.

Николай кивнул, но для убедительности добавил:

– Договорились. Только сомневаюсь я сильно, что она обратится ко мне… Мы нехорошо расстались в свое время…

– Что ни делают люди, когда над ними висит Дамоклов меч… – философски заметил «чиновник», с намеком отворачиваясь и протягивая руку к вставленному в замок зажигания ключу.

Николай понял, что «свободен». Тертый калач этот Константин. Его не проведешь заверениями, что какая-то глупая девица кричала обидевшему ее супругу: мол, ты, Гроссман, последний человек на этом свете, к которому я обращусь за помощью. Хотя, в общем-то, она так и не кричала, но «чиновнику» этого знать не обязательно.

Ник перебежал дорогу Красного на светофоре, нажал кнопку на брелке. «Форд», пискнув, разблокировал двери, и Гроссман плюхнулся за руль. Тяжело отделываться от ощущения, словно из тебя вытянули все силы. Но надо еще работать, расслабляться некогда.

Ренатка попала в суровую переделку, теперь это ясно, как божий день. Вляпалась. И никакой этот Константин не «чиновник». Он как раз из тех, в страхе перед кем жена просила уничтожить пленку на кассете автоответчика. Гроссман подумал: как бы так впоследствии исхитриться, чтобы вытянуть из сегодняшнего собеседника информацию о том, что им нужно от Сокольниковых? Делать это сейчас было бессмысленно. Незачем показывать перед ними свою излишнюю заинтересованность. Эти ребята должны увериться в мысли, что Николай порвал со своей женой раз и навсегда, что ее жизнь ему до синей лампочки. Так, между делом, согласился сотрудничать – да и все. Походя, играючи. Не придавая особенного значения. Как и должно быть в подобной ситуации.

Фигуры игроков медленно занимали свои позиции на воображаемой шахматной доске. Стереотип, но любая игра идет по правилам, причем чаще всего – именно шахматным. Николай знал теперь кое-кого из фигур одной и кое-кого – из фигур другой стороны. Кем назначено быть ему, вот что интересно! С королем все понятно, нынче он женского пола. Как и положено быть королю – бессилен. Пешки-следователи и пешки преследователи суетятся, однако подобно главному персонажу могут продвигаться лишь короткими шажками и неясно, к победе или поражению. Но, коли слабый король до сих пор жив, у него должен быть сильный ферзь. Кто он?.. Есть ли у них еще какая-то поддержка? Где они, в какой части «игровой» зоны?

Ник потер лицо. Он уже решил, что выяснит это. Хотя отныне за ним наверняка установлена слежка…

* * *

Белый жрец-послушник видел Пятое Солнце, рожденное, когда опрокидывался мир. Он видел и Нефернептет, над которой взмывала ослепительно сверкающая птица. Тень от птицы падала на женщину, на воду храмового бассейна, на поверженные колонны, и тень эта была человеческой...

Но затем свершился прорыв: лавина огненных ящериц вторглась в святилище.

Черный Ал-Анпа схватил меч и бросился навстречу врагу. Колдун в шкуре леопарда, черпая силу из всех, кто остался в живых, в том числе и из него, белого жреца, сотворял необходимые для обороны заклятья. Но все тщетно. И тут, замерев, окоченел телец Немур. Припал на одно колено раненый аколит верховного.

Птица рассыпалась в дымящий прах.

– Помоги мне! – взмолилась Нефернептет, глядя на него, на белого жреца по имени Хава.

Однако уже очень поздно...

* * *

Вставать совершенно не хотелось. Вечерний сон всегда превращает человека в кусок студня. Гарик покосился на будильник соседа по комнате: семь часов. Оконное стекло снаружи покрывали прозрачные пупырышки нудного октябрьского дождя, а изнутри оно слегка запотело и замутилось, превратив индустриальный пейзаж в размытую серо-желто-зеленую кляксу.

На потолке общаговской комнаты мрачно и неумолимо расползалось мокрое пятно. Ну и выходной!

– Питаться будешь? – спросил сосед, молодой коренастый парень, очень похожий на добровольца с плаката времен гражданской войны.

Он жарил картошку на старой-престарой «прометейке». Где раздобыл это чудо техники «доброволец», Гарик боялся даже предположить, но вонь свиных шкварок разбудила бы и страдающего хроническим насморком. Еще бы не запотеть наглухо закрытому окну!

– Хоть бы форточку открыл! – проворчал Игорь, а потом сел и стал натягивать футболку. – Как эт самое, блин…

Бегом, бегом отсюда – на свежий воздух, куда угодно! Такие испытания выдерживают лишь неизменные общаговские тараканы…

«Доброволец» ухватил сковороду засаленным и прожженным в нескольких местах полотенцем, приглядывая местечко, на которое можно было бы поставить свою ношу. Стол загружен хаосом немытой посуды. Тумбочки тоже покрывает всякий хлам. И лишь табуретка у изголовья Гариковой кровати пока свободна. Относительно свободна: там лежит заляпанная жирными пятнами ростовская газета объявлений «Магия в клеточку». На нее-то и грохнул «доброволец» свою сковородку. Прямо на поданное Игорем объявление: «Белый маг, потомственный экзорцист, поможет изгнать злого духа из Ваших близких».

– Присоединяйся! – пригласил сосед и протянул ему вилку.

– Неохота! Хреново мне уже от твоей картошки. Пойду лучше, поболтаюсь по городу, – ответил Гарик.

«Доброволец» неосторожно ухватился за край сковороды, обжег палец и, матюгнувшись, со свистом втянул в себя воздух.

Ростов не очень изменил свой внешний облик за время отсутствия Гарика. Разве что стало больше всевозможных ларьков и киосков, появились рекламные щиты на проспектах, но, в целом, все было по-прежнему: парадный центр, грязные кривые улочки периферии, ростовчане – серые, озабоченные бытовыми проблемами, бегущие по улицам и нелепо отражающиеся в ярком великолепии витрин...

Ноги привели Игоря к зданию магазина одежды.

Парень остановился посреди тротуара...

Она стояла на своем месте, за стеклом, ни капли не похожая на своих соседок-манекенов. Те были куклами, пустышками, оболочками. Их грубо собрали на каком-то конвейере и выпустили в тираж. Они походили на людей, живущих благами этого мира: «Познакомлюсь с девушкой 170/90/60/90, не старше 30 лет, без в/п, но с в/о, натуральной блондинкой (брюнеткой, рыжей), без м/п, со своей ж/п, любящей готовить, стирать, убирать, шить и вытирать сопли детям. Неплохо, если с ней можно будет вести интересную беседу с 19.00 до 22.00. Секс обязателен и как можно в большем количестве. Наличие душевных терзаний не приветствуется. Пейджер номер такой-то, обращаться в рабочее время». Все эти манекены тоже были со своей, витринной, ж/п (о! и еще какой!), слащаво улыбались, навевая мысли о плотских утехах, и никогда не терзались – ни душевно, ни сердечно. Им была бы непонятна людская печаль – «Чего же мне не хватает? Наверное, романтики. Съездить, что ли, в заведенье сладостных утех, развеяться?» А в заведении наготове стояла еще одна гламурная партия пластмассовых красавиц. Тела, тела… Месиво из синтетической плоти, навешенных на эту плоть одеяний и примитивных моторчиков, которые определяли нехитрые действия оболочек…