Текст книги "Душехранитель"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц)

А она... Кто был ее создателем? И ведь, скорей всего, он давно уже уволен за то, что допустил «производственный брак», наделив творение непозволительной индивидуальностью, кусочком своей глупой мечты – из-за чего теперь ее нельзя повторить…

Она по-прежнему пряталась в самом углу, затянутая в синий креп, скрывавший женственные линии прекрасного тела. Золотые волосы россыпью лежали на гладких покатых плечах. Чересчур одушевленный взгляд желтовато-зеленых глаз был направлен в никуда. Будь Гарик поэтом, он сказал бы: «Ее глаза смотрят в саму вечность». Но Гарик поэтом не был. Он даже не понимал, отчего каждый раз, проходя мимо этой витрины, останавливается и замирает в созерцании.

А сейчас в его памяти всплыло незнакомое слово: «Тан-рэй»… «Танрэй»… «Тан» – это «вечное»…

– Игорь Семеныч! – вахтерша баба Нюра отложила вязание и высунулась из своего окошечка на проходной общежития: – Звонили вам только што. Вот, – старушка нацепила на нос громадные очки и поднесла к глазам обрывок тетрадной промокашки, – и вам номер записала! Очень просили перезвонить! А мне што – мне не жалко! Звоните, сколько надоть…

Баба Нюра выставила перед Гариком допотопный дисковый телефонный аппарат с растрескавшимся морковного цвета корпусом. Он благодарно кивнул. Все-таки первый звонок по объявлению! С почином, что ли?

Трубку сняла женщина и убитым голосом спросила:

– Вы – Игорь? Ей совсем плохо. Вообще по гороскопу у нее сегодня тяжелый день. Но я разволновалась, больно уж она плоха…

Когда она примолкла, чтобы высморкаться, Игорь осведомился:

– Извините, но нельзя ли ... эт самое... поподробнее?

– Поподробнее?

– Ну, ясно дело. Че у вас там стряслось?

– Конечно, Игорь ... Игорь?...

– Семенович.

(«А что? Пусть уважают! Не всю ведь жизнь ему теперь в «гариках» бегать».)

– Игорь Семенович, – женщина тяжело запыхтела в трубку, снова хлюпнула носом и наконец стала объяснять: – Моя дочка Оля больна.

– Сколько ей лет? – ввернул он, чтобы казаться компетентнее.

– Шесть.

– Угу. И что Оля?..

– Месяц назад она стала дергать головой. Как-то не так, и часто… Я ее сначала ругала, чтоб не баловалась. Потом гляжу – а она это ж не нарочно. Знаете, будто воротник мешает. Два дня дергалась, потом перестала, я уж и забывать про то… грешным-то делом… начала... А тут простыла по слякоти, грипп зацепила где-то. А как на поправку пошла – так все обратно стала головой вращать. И еще хужее: глаза подкатывает, смехом захлебывается. А если куда пойдет – обязательно все перевернет. И не говорит совсем.

– А раньше говорила? – уточнил Гарик.

– Еще как! А теперь мычит только…

– Вы это... К врачу как?.. Ну, обращались? – для подстраховки спросил он.

Новоявленный «экзорцист» не ожидал, что с самого начала на него повалятся такие странные и тяжелые случаи.

– К врачу?! – с отчаяньем заорала в трубку женщина. – Да эти врачи мою сестру с ног до головы исполосовали! Она у них под ножом померла. Чтобы я... Олю?! Им?! Да и батюшка мне сказал, что это злой дух!

– Какой батюшка? – не понял Игорь.

– Наш поп, к которому я Ольгу водила. Отец Савелий. Он сразу определил, что в нее вселился бес! Вы приедете, Игорь Семенович? Христом-богом прошу! На вас вся надежда! – она снова приготовилась рыдать, а потому Гарик спешно вставил:

– Скажите адрес и как добраться.

Несмотря на поздний час, он поехал «по вызову». Его встретила маленькая высохшая женщина с полубезумными глазами и висящим на впалой груди крестом. Едва открыв гостю дверь, она убежала. Впрочем, даже будь Игорь вором, красть отсюда было нечего.

Под ногами все время путались кошки, какая-то рыжая собачонка с пронзительным лаем, валявшиеся где попало обгрызенные куриные кости. Запах в квартире стоял нестерпимый.

Женщина снова появилась. Когда они разговаривали по телефону, Гарик, слыша ее голос, не дал бы клиентке больше тридцати, но сейчас, при виде этих кудрявых, посеченных, посеребренных сединой волос цвета «перец с солью», добродушного, но съеженного преждевременными морщинами лица, изуродованных работой «запущенных» рук, передумал и прибавил еще лет пятнадцать, а то и двадцать.

– Молчи! – прикрикнула хозяйка на собаку, но псина залилась еще более громким и визгливым лаем. – Пойдемте, што стоите?

– Чтобы… эт самое… чтобы ваш крокодил меня не съел…

– Муська, засранка, снова посреди коридора нагадила?!! – кошка, которая, вероятно, значилась в списке жильцов как «Муська», поспешила удрать из прихожей подобру-поздорову. – Ну, подожди у меня, стерва, – и женщина открыла перед Гариком облезлую дверь.

Комната походила на келью религиозного фанатика. Вся она была увешана распятьями, иконами и заставлена множеством похожих на макароны церковных свечей («Если бы их продавали на вес, то пара килограммов здесь точно будет», – подумал Гарик).

В углу стояла детская деревянная кроватка, слишком маленькая для своей обладательницы. Мышцы лица, руки и ноги девочки находились в беспрестанном движении. Иногда казалось, что она проделывает все это нарочно, с какой-то непонятной, одной ей ведомой целью. Но первоначальное чувство, что это – дурацкий розыгрыш, сменилось ужасом, когда Оля, мыча, вдруг без помощи рук и ног начинала корчиться и подпрыгивать в кроватке, едва не вылетая из нее через верх.

– Батюшка сказал, что это – во искупление наших грехов...

Игорь криво усмехнулся:

– А к другому батюшке вы не пробовали?

– Да Господь с вами! Отец Савелий истинную правду сказал: Ольгу я без отца вырастила. Нельзя было этого делать! Грех великий прелюбодеяния затеяла, одна боялась на старости лет остаться... Вот и расплата, што только о себе тогда думала... Оля, это хороший дядя, слышь меня? Он тебе поможет! Ты верь ему, слышь?.. Ты не трепыхайся, сдержись, а!

Лицо девочки неестественно, судорожно покривилось, она замычала, засмеялась и подпрыгнула на месте, ударившись головой о деревянные прутья.

– И переложить никуда нельзя: отовсюду падает, – пожаловалась женщина. – Ой, погодите, Игорь Семенович! За святой водой сбегаю. И ведь забыла же, а!..

В который раз подивившись российской национальной безалаберности (пригласить в дом незнакомого человека, оставить его сначала одного в коридоре, потом – один на один с ребенком), Гарик наклонился к Оле:

– Эй! Тебе совсем плохо?.. Ну, я и попал, бляха-муха!..

Он достал из кармана молитвенник, купленный по случаю на барахолке, принялся бубнить, абсолютно не вдумываясь в смысл прочитанного. Мамаша принесла освященную воду, встала в сторонке, скукожилась.

Одолев полкниги, Гарик поднялся. Женщина торопливо полезла в карман, вытащила оттуда дореволюционного вида кошелек, расшитый блеклым пластмассовым бисером.

– Че я вам должна, Игорь Семенович?

– Ниче! – буркнул Игорь, – Кто уже лечил ее?

(«Сколько таких же, как я, шарлатанов побывало в этой квартире до меня?»)

– Был один экстрасенс. Знаменитый, с Донбасса. Говорят, мужчины – они в этом отношении сильнее, смыслят больше... Он сказал, что Оленьку мне сглазили, что у нее очень большая энергетическая дыра в районе третьей чакры. Посоветовал экзорциста. Да и батюшка Савелий против изгнания не был…

– Понятно. Я сейчас к вам… это самое… ребят своих подгоню. Вы не бойтесь, впустите их.

– А это дорого?

– Бесплатно.

– И все ж, че я вам должна?

– Я на «тимуровских» началах. Гусары... того-этого... денег не берут. После первого сеанса…

– Значить, после второго?

– Ага.

Игорь спустился вниз, дошел до первого же телефона-автомата и вызвал девочке «неотложку». Только затем с чувством выполненного долга он зашагал домой.

ЗА ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ...

Не жалея ногтей, Рената сколупывала жесткую кожуру с печеных картофелин. Из раскрытой машины доносилась эстрадная музыка, Саша подкачивал колесо. Все тихо и мирно. Казалось, это просто влюбленная пара выехала за город на пикничок. Никакой стрельбы, никаких погонь…

Девушка сполоснула руки, поливая себе из пластиковой бутылки, и, щурясь, посмотрела в яркое безоблачное небо. Природа наконец-то вспомнила о бабьем лете, оживилась, дала волю солнцу. Если бы не прохладный осенний ветер, то сейчас было бы жарко.

Рената отошла от костра и легла в траву. В вышине задумчиво парил степной орел. Трава покалывала голые руки, щекотала шею. А ведь прежде Рената могла капризно поморщить нос даже в шезлонге на экзотическом зарубежном пляже – если вода в море была недостаточно теплой, волны – излишне высокими, а солнце – жгучим. Красоты ландшафтов редко трогали ее сердце.

– Саша! – окликнула она телохранителя.

– Да?

– Как ты думаешь, я смогла бы научиться тому, что умеешь ты?

– Чему именно – накачивать колесо? – уточнил он.

– Драться...

– Во имя чего? Драться, чтобы драться?

– Ну… не знаю… Чтобы защищаться.

– Гм… Ну, наверное, смогла бы. У тебя умное тело.

– Это как? – Рената привстала на локте.

– Иди сюда, – позвал Саша.

Девушка поднялась, но предупредила, что совсем ничего не умеет. Телохранитель улыбнулся, встал чуть впереди и левее нее, бросил несколько фраз через плечо:

– Расслабься и просто поиграй. Вслед за мной. Представь, что ты и вода, и ветер, и огонь, что ты отрываешься от земли и летишь. Представь – и если ты сама в это поверишь, то у тебя получится и все остальное.

– О-о-о… – разочарованно протянула она. – А я думала, ты поучишь меня приемам самозащиты…

– Просто двигайся вместе со мной…

Он шагнул вперед, и начался странный танец. Плавные движения его рук завораживали, ноги скользили по траве. Это и правда напоминало полет… Но Рената сбилась почти сразу.

– Я так не смогу! – с досадой пожаловалась она.

Саша вернулся, взял ее за руку:

– Ты – мое отражение. Я – твое отражение. Мы с тобой – одно целое. Поверь в это – и мы перевернем мир!

В их ладонях затеплилось что-то почти неосязаемое. Саша приподнял руки, Рената последовала за ним. Тепло прокатилось по ее телу, и она знала: то же самое ощущает и он. Таинственный вихрь приподнял девушку, закружил, заставил забыть о земном притяжении.

Как описать волшебство этого полета, когда сливаешься с миром, перестаешь осознавать свое я, наполняясь восторгом, когда в каждом дыхании твоей руки живет ветер, каждый шаг – словно по облакам – мягок и легок?! Ты любуешься собой изнутри и одновременно извне, всей сутью чувствуя пульс окружающей природы…

И тут, ни о чем не предупреждая, Саша вдруг сделал выпад. Рената уклонилась, выскользнула у него из-под руки – и вот она уже позади него. Снова полет. А затем уже девушка ощутила необходимость напасть и напала. Телохранитель оттолкнулся, подпрыгнул вверх, гибко извернулся в воздухе, беззвучно припал к траве, опираясь рукой о землю и глядя на Ренату исподлобья, как смотрят раззадоренные дикие звери. Никакого напряжения, только легкая и естественная пластика животного. Та красота, та грация, которая так чаровала девушку и которой теперь каким-то чудом обладала она сама…

И снова быстрый, словно вспышка молнии, сказочный танец двух людей, которые уже не были людьми. Они то переплетались змеями, то внезапно отрывались друг от друга, вступая в игривое единоборство, то вдруг снова объединялись для продолжения танца-полета – и тогда оба чувствовали, что их общей силы хватит, чтобы остановить бег времени. И время останавливалось, время уступало двум равновеликим, объединенным, но противоположным энергиям.

…На протяжении всего колдовского танца Рената помнила…

* * *

Память... Хранилище памяти – мозг. Мозг – тлен. Тлен – заклятый враг вечности. Помнить душой – вот высшее искусство...

Крылья птицы, мощь быка, разум человека да воссоздадут, объединившись, великого Белого Зверя Пустыни!

И тут заговорил голос изнутри:

– Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий... Мы с тобой любили смотреть на неё и вдыхать прохладный утренний воздух... Бесконечные дали, холмы, за которые нам с тобой так хотелось умчаться, потрясающе синий океан... Помнишь, сестренка?

– Там... было красиво... Но разве было это? Это детские сны. Мои детские сны... – прошептала она в ответ.

– Та эра сменилась эпохой Великих Пирамид... Юная душа нашего ученика искала нас и творила маяки, дабы мы нашли гавань. Пирамиды отражали суть... Но мы ослепли, мы перестали жить сердцем, разуверились в существовании души... Маяки надежды мы предпочли считать гробницами, а мистерию, призванную воспевать Жизнь, беззаботно приняли за культ служителей Смерти… Мы разделили все на белое и черное, придумали понятие «зло», не постигнув добро, заставили свое зрение видеть несуществующие цвета и не замечать истинных. Мы подчинились велению разума и губителя…

– Если все это и было, я не в состоянии понять Время...

– Увы нам всем, сестренка… Нельзя стать осью, не побывав ободом.

И после этих слов она вспомнила еще.

Был холод. Лютый холод. Лето больше не приходило, покинув некогда благодатные края. С неба сыпал снег, небо стало черным, звезды меняли свои места, лед пожирал землю. Планета, сопротивляясь, дрожала от холода и, чтобы согреться, исходила трещинами, откуда брызгала раскаленная лава. Огонь и лед, как в день Создания…

И она...

Вспыхнул в памяти, чтобы тут же угаснуть, момент неосуществившегося Восхождения. Утес раскололся, роковая трещина скользнула под ноги и поглотила беззащитное тело прежде, чем попутчики успели воссоединиться. Это и стало началом конца…

* * *

…Саша удержал ее за плечи над самым обрывом. Дыхание блестящей внизу реки вернуло Ренату к действительности. «Танец» закончился. Они стояли на высоком берегу Волги и смотрели вдаль.

– Я ведь говорил, что у тебя очень умное тело, – проговорил телохранитель.

– Ты – самый лучший! – лицо Ренаты светилось остатками пережитого счастья.

Она уже не помнила того, что так явственно промелькнуло в сознании какие-то секунды назад…

– Ты мало кого видела, – Саша отступил, ускользая. – И ты не успела увидеть главное…

Девушка упрямо покачала головой.

– Ты – самый лучший! – повторила она.

Саша поднял руки, взмахнул ими, словно крыльями, и сложил, закрыв голову. На секунду замерев, он слегка – тихо-тихо – рассмеялся:

– «Фэньхуа», – и добавил: – «Китайский Феникс».

Девушка смотрела на него в немом восхищении.

– Едем, – Саша перестал улыбаться и повернулся, чтобы идти к машине. – У нас еще есть дела в городе.

Разрумянившаяся (Рената и сама не ведала, насколько она хороша сейчас), она покорно пошла следом, но не удержалась от шутки:

– Такую сказку испортил ты, Саша! Слов нет! Ты настоящий маньяк!

– Нет, просто я целеустремленный, – телохранитель подождал, когда она сядет, и захлопнул за нею дверцу.

– Ты – целеустремленный маньяк, – согласилась Рената.

* * *

Как нередко бывает в провинциальных городишках, у кабин междугородней связи толпилась очередь.

Рената снова мучилась с зубом и десной.

– Сходишь за жетоном, Саша?..

Он кивнул, внимательно оглядел окружающих и, не обнаружив ничего подозрительного, удалился.

Рената заметила: чем дольше болел у нее этот проклятущий зуб, тем слабее было действие анальгетиков. Она свыклась с положением беглянки, приняла необходимость постоянно сосуществовать рядом с посторонним мужчиной и даже нашла с ним общий язык, но смириться с болью было не в ее власти.

– Рената, – Саша протянул ей жетон и сел рядом на обитую рейкой скамейку под фикусом, – теперь, если к трубке подойдет твой муж, скажи ему, что в указанном месте в Москве мы будем через пару дней. Если, конечно, все пойдет нормально, на что я надеюсь…

Мутным взором, едва понимая, о чем он толкует, девушка посмотрела в исхудалое лицо своего защитника. Саша покачал головой:

– Н-да… После звонка я везу тебя к стоматологу – и никаких отговорок.

– Я боюсь!

– Вопрос закрыт. Итак, ты скажешь Николаю, что мы будем в Бибирево, в гостинице. Если он располагает какой-либо информацией по нашему делу и может помочь, пусть решит, как лучше поступить. Самое главное – «дипломат», – в такт своим словам Саша дотрагивался до ее руки указательным пальцем.

– Сашенька, поговори с ним сам! – держась за щеку и раскачиваясь взад-вперед, взмолилась Рената.

Телохранитель подумал и кивнул.

– Люди добрые! – вдруг обратилась к ним полная женщина в шелковом, по-старушечьи повязанном, сиреневом платочке; на одной ее руке лежал младенец, на другой – висел мальчишка лет пяти. – Там моя очередь подхо… ай! уже подошла, а мне этих девать некуда. Поможете? Приглядите?

Саша смерил ее взглядом и отошел в сторону, не стал вмешиваться. Рената поняла, что принятие решения он оставляет за нею. Отказывать было неудобно, и девушка кивнула. Телохранитель неопределенно повел головой. Что за выводы он сделал – одному богу известно. Ренате было не до того.

– Спасибочки вам! Ой, спасибо! Я вас не задержу, мне в Курск позвонить, на пару слов...

Женщина оправдывалась, словно звони она не в Курск, а в другое место – в какой-нибудь Талды-Курган, к примеру, – то времени ушло бы гораздо больше. Рената махнула рукой.

– Тетя! – пятилетний отпрыск той тетки, забираясь на скамейку с ногами, тут же взял инициативу в свои руки: – А ты чево за щеку держишься?

Рената закусила губы. Как назло, завозился и младенец, сморщился, захныкал. Девушка отыскала взглядом телохранителя, но тот отвернулся, не желая принимать никакого участия в происходящем. Ренате почудилось, что он очень недоволен. А мальчишка продолжал ее донимать:

– Тетя, у тебя зуб болит? – и, пользуясь Ренатиной беззащитностью, полез ей пальцами в рот: – Покажи!

Она попыталась обороняться, закрылась, подставляя локоть. Почувствовав борьбу, младший брат мальчишки развопился на все отделение. Люди начали оглядываться, некоторые морщились и ворчали, и без того раздраженные стоянием в очереди.

– Тетя-тетя, а почему у тебя такие большие зубы?

Рената затряслась от нервного смеха:

– Отстань ты от меня, бога ради! – укачать орущего младенца теперь было непросто.

– Ну почему у тебя такие большие зубы? – продолжал измываться пацан.

– Это не зубы! – почти рявкнула она. – Это бивни! Сядь и успокойся немедленно, блин!

– А у меня тоже зуб шатается! Во, смотри! – он оскалил зубы и продемонстрировал свой качающийся клык, уцепившись за него донельзя грязными пальцами.

Ренату едва не стошнило.

– А он знаешь, чево орет? Он… – мальчишка понизил голос, – обоссался! Он ваще дурной. Вчера с кровати упал. Зря его мама из больницы привезла…

Рената почувствовала на себе взгляд. Не Сашин, чужой. Тревожно поискала глазами. На подоконнике напротив восседала цыганка и нахальными черными глазами пялилась на девушку. Только цыганки ей и не хватало!

– Вот и все! Они вас не сильно достали? – тетка поторопилась забрать у девушки своего младшего, старший сполз на пол и, скорчив хитрую рожицу, прицелился в Ренату из пальца, как из пистолета. – Не знаю, как вас благодарить, девушка! Дай вам Бог! Здоровьичка вам!

– Если оно мне понадобится… – пробормотала Рената в спину уходящей женщины.

– Понадобится, ой понадобится, золотая моя!

Кошмар: теперь на скамейку подсела та цыганка.

– Ой, уйдите вы, уйдите! Сил моих больше нет!

Девушка умоляюще посмотрела на Сашу. Тот усмехнулся и подошел ближе.

– Подожди, золотая! Дай зуб тебе заговорю!

– Сколько вам нужно? Вот, возьмите и уходите! – Рената вытащила из кармана «сотку».

– Мне ничего не надо! – цыганка спрятала руки. – Давно я на тебя смотрю, моя золотая! Одинокая ты. Я без денег тебе погадаю, дай ручку! Всю правду скажу, а если где совру – прогони...

Саша стоял рядом и по-прежнему не пытался помочь своей спутнице. Ренате захотелось кричать, топать ногами, но внезапно она ощутила, что боль затихает. А цыганка – странная, не похожая на других: опрятная, в многослойной, но чистой одежде, выстиранном длинном переднике, яркой новой косынке на полуседых волосах – деловито ухватила беднягу за руку. Глядя Ренате в глаза, она ласково поглаживала ее ладонь, и боль отступала, отступала… Девушке вспомнился старый романтический фильм про Будулая. Ведь там были такие же неправдоподобные цыганки!

– Слушай сюда, милая! Был у тебя прежде король трефовый, красавец из красавцев. Бросила ты его, моя золотая, и правильно сделала: не пара он тебе был до поры до времени. А пары у тебя нет и никогда не будет – одинокая ты, не обижайся... И парня твоего вижу, вот он стоит, – тут она повернулась к телохранителю: – А ну, дай мне и твою руку!

Рената потрогала языком зуб и десну. Почти не болит. Надо же!

Саша усмехнулся, но протянул цыганке ладонь, покрытую следами заживших ожогов. С чего это, интересно, она взяла, что телохранитель – Ренатин парень?

– Ой, сокол ты мой ясный, жизнь у тебя тяжелая, скверная! – покачала головой цыганка, так же, как и у девушки, поглаживая ладонь Саши, но при этом уставившись ему в глаза. – Нет тебе покоя во веки вечные. Родину свою ты потерял, себя найти и собрать никак не можешь... Много ты на плечи свои поднял, ой много… Хорошая у тебя рука, да вот только, как и у нее, золотой моей красавицы, одинокая...

– Что же, проклятье на нас обоих, получается? – спросила Рената.

– Не я это, про проклятье-то, сказала – ты сама!

– Надо же! – заметно оживившись, девушка незаметно для цыганки подмигнула телохранителю, который был странно серьезен и внимателен. – Встретились, выходит, два проклятых одиночества? Король и дама в казенном доме при пиковом «интересе»?

– А ты не смейся, красавица! – гадалке и смотреть в ее сторону было не нужно, чтобы почуять иронию. – Не встретились вы, мои хорошие. Вместе вы сейчас, как и всегда, а все ж порознь. И друг другу вы не пара, и пары для вас нет. Судьба у вас иначе сложиться должна. Ты слушай его, золотая, всегда слушай, он тебе дело толкует. От тебя здесь многое зависит, хоть и думаешь ты, что ничего.

– Так что же делать мне? – продолжала веселиться Рената, гадая, как же на самом деле ко всему этому относится Саша. По крайней мере, невольные свидетели из очереди смотрели на цыганку осуждающе, а на ее «жертв» – удивленно: почему, мол, они ее к себе подпустили?

– Тебе лучше знать, рыбонька моя золотая... Человек, когда он один на этом свете, либо душой получшеет, либо не вынесет одиночества... И другими вы станете, когда ваше одиночество вас очистит. Вместе будете. Рука его так говорит. И твоя, золотая... Если вытерпишь, если не сорвешься… – тут она увидела, что Рената снова хочет дать ей денег, и подскочила: – Говорила же, что ничего за это не возьму! Думаешь, моя милая, мы все – лишь бы обмануть? На этом не разживешься, ох не разживешься. Чисти душу-то! Ну, все, пора мне...

И, увидев двух милиционеров, цыганка поспешила исчезнуть. Рената поинтересовалась:

– Ты ей поверил?

– Мы позже обо всем этом поговорим, – будничным голосом откликнулся Саша. – Идем, подошла наша очередь. Тебе ведь стало лучше?

Они вошли в кабинку. Телохранитель зажал трубку между щекой и плечом, взял Ренату за локоть, а свободной рукой набрал номер. В Новосибирске было уже около восьми часов вечера.

На том конце к аппарату подошли быстро.

– Слушаю вас! – ответил мужской голос.

Саша подтянул Ренату еще ближе к себе и приложил трубку к ее уху, вопросительно двинув бровями.

– Я слушаю, говорите!

Девушка остолбенела и, широко раскрыв глаза, отрицательно покачала головой. Телохранитель выпустил ее и коротким шлепком по рычагам прервал связь. Какое-то время он стоял, потирая трубкой, исходящей тревожным гудком, переносицу, потом вышел, огляделся и тогда выпустил подопечную.

– Ч-черт! Вот черт, а! – в ужасе шептала Рената. – Они убили его, Саша?

– Я не знаю… Не думаю, но… Поехали к дантисту, Рената.

– Может быть, не нужно? У меня уже все прошло.

– До поры до времени… – он взял ее за руку и, ускорив шаг, повел к машине.

Рената почти бежала следом:

– Я боюсь стоматологов…

– А есть что-нибудь, чего ты не боишься?! – с досадой спросил телохранитель.

– А если будут дергать?

– Значит, будут дергать. Поверь мне, после всего, что было с тобой, это не так уж и страшно…

Девушка с недоверием прищелкнула языком. Они сели в машину и отъехали от здания главпочтамта.

– Почему ты злился, когда я сидела с этими кошмарными детьми? – вспомнила Рената.

– Потому что ты не умеешь отказывать.

– Ты проверял меня, что ли? Нашел время, я тебе скажу!

– Если ты не можешь или не хочешь что-то делать, ты не должна переступать через себя и приносить жертвы неизвестно кому. Это раз… Если же ты решила принести себя в жертву, то терпи и не жалуйся. Это два. Каждый достоин своего выбора.

– Это слишком категорично. Мне было неудобно отказать…

Саша взглянул в зеркало и тихо сказал:

– Хвост.

– Что?! – Рената не сразу переключилась с прошлой темы разговора на новую и не поняла, о чем он толкует.

– За нами – хвост. Не дергайся. Пристегнись, сядь пониже, чтобы подголовник защищал затылок. Да, вот так...

Девушку затрясло. Она дрожащей рукой воткнула пряжку инерционного ремня безопасности в пазы между креслами.

Преследователи выжимали их на дорогу, ведущую к мосту над железной дорогой. От недавнего дождя асфальт был невероятно скользким. Там, на мосту, будет достаточно одного более или менее сильного толчка...

– Если они поравняются – пригнись. Береги голову.

– Саша!

– Молчи. Сейчас – молчи!

Лицо телохранителя вновь стало твердым и непроницаемым. Он попробовал было свернуть на другое шоссе, но ещё один автомобиль вынырнул сбоку, из-за огромного «Икаруса», и прижал их джип к тротуару. От дисков, цепляющихся за бордюр, полетели снопы искр, затем «Чероки» чудом объехал припаркованный «Москвич», едва не зацепив его багажник.

Рената зажмурилась. Почему гадалка не предсказала это? Впрочем, какая ерунда! Верить цыганке!..

Джип стукнул боком машину преследователей и вырвался вперед. Теперь Саше не осталось ничего, как гнать по мосту. За ними мчалось три автомобиля. Эти трое тоже не очень-то ладили между собой, толкались и пытались перегнать один другого. «Странно...» – подумал телохранитель, но разбираться было некогда. Рената молилась, не зная ни одной молитвы. Она твердила под нос: «Боже, помоги нам!» – и впивалась ногтями в ладони.

Джип выскочил на мост. Внизу с частыми гудками двигался локомотив, направляясь к вокзалу. Девушка видела себя, Сашу, «Чероки», локомотив, мост, сплетение дорог, небо, дальние холмы – и все это было в стороне. Что-то произошло с ее сознанием.

Наконец две машины преследователей оттерли третью, догнали джип и, словно забавляясь, стали подталкивать его друг к другу. Автомобили заносило на скользкой дороге, но в горячке никто не обращал на это внимания.

Рената судорожно вцепилась в поручень над окном. Совсем рядом – можно было даже разглядеть лицо водителя – мчалась машина преследователей.

То же самое происходило и с Сашиной стороны. Только оттуда в него попытались выстрелить, но передумали, убрали оружие.

Девушка стиснула зубы. Мир внезапно стал маленьким-маленьким. Рената была совершенно одна. Страшная пустота – и чувство, будто все рушится… Как в том сне… Как в том сне…

«Ты всё та же, сестричка! – прошипело в сознании что-то, что девушка восприняла как «исходящее от женщины», как свой собственный голос. – Скоро встретимся!»

Это состояние длилось доли секунды, но Ренате казалось, что всё вокруг – эти миражи, образы чуждого пространства – движется медленно, как под водой... И голос…

…Саша выдергивает джип из тисков преследователей и проскакивает между проезжающими друг мимо друга грузовиком и цементовозкой. Водители двух приотставших автомобилей не успевают ни затормозить, ни свернуть. Одну машину расплющивает столкновением со встречным грузовиком, везущим сено; другая цепляется за нижнюю часть кузова этого же грузовика и его колесо, вертится и переворачивается, угодив под центральную ось цементовозки. Преследователи из дальнего, третьего, автомобиля, отделываются легким испугом: когда в их сторону летит тюк сена, они притормаживают, затем плавно разворачиваются и едут назад.

Джип пролетает мост, минует еще полгорода, чудом избегая аварий. И только загнав машину в лес, только убедившись, что погоня отстала, Саша неуверенно отпускает руль и прижимается к нему лбом.

Рената смеется; смех переходит в истерический хохот, а из глаз брызжут слезы…

…Телохранитель поднял голову и уставился на нее. Девушка задыхалась, лицо покрылось красными пятнами.

Саша намахнулся и влепил ей пощечину. Рената смолкла, жадно глотая воздух. Телохранитель увидел, что в правом глазу у нее от напряжения лопнула жилка, и белок стал красным. Он быстро отстегнул ремни, протянул руки, прижал девушку к себе, гладя по волосам и шепча:

– Все в порядке, девочка! Все позади…

– Папа! Помоги, папа!

Осознав то, что сказала, Рената вскинулась. И это привело ее в чувство.

На мгновение перед ней вместо Саши появился отец. Его взгляд, высокие скулы, волевой подбородок с ямочкой... Это был Александр Сокольников, полковник Сокольников, десять дней назад застреленный в Новосибирске…

…Саша обнимал ее, но видел другое…

…Умирающий, он лежит на этом самом месте в джипе. Жизнь вытекает из него кровавым потоком. Боли почти нет. Просто странно смотреть на окровавленную грудь и понимать – уже без желания удержать себя здесь – что это всё. Всё. Удивительно, непонятно и… совсем не страшно. Вот-вот произойдет коллапс этого мира, сожмет его в тисках небытия.

Значит, была «прослушка». Значит, сработало. Но успела ли Дарья?..

…Глаза еще видят. К нему бегут люди. Саша и еще двое… как их? Неважно, ерунда. Главное – здесь Саша!

Он вцепляется в пиджак телохранителя:

– Саша! «Дипломат»… Рената знает, какой… Возьмите «дипломат»… Его…

Мир схлопывается, мерцают синие электрические спирали. Ощущение пути – бесконечного пути…

…Лицо коротко стриженой красноволосой девушки. Имени нет. Голос Саши:

– Александр Палыч только что был убит. Я должен видеть его дочь…

Всё меркнет.

…Рената. Дорогая, любимая, единственная Рената. Растерянные глаза. Сашино смятение, Сашин страх – страх за нее, порожденный осознанием главного… Всё снова. Всё снова – так же… Дочь теряет сознание.

Всё меркнет…

– Прости меня, если можешь... – говорит он теперь другой Ренате.

Она пережила уже очень много. Черты ее лица заострились, она стала взрослее. То ли от удара, то ли от перенапряжения глаз ее полон крови. Дочь плачет и в ужасе смотрит на него…

…Рената смотрела в непрозрачные, гранитно-серые глаза своего телохранителя:

– Саша?! Что это было, Саша?!

– Т-ш-ш-ш! Все позади! – ответил он уже своим голосом.

– Саша, на мосту была смерть. Она – такая?

Телохранитель промолчал. Стены меж ними больше не было, Рената поняла это. Как и то, что отныне она – посвященная. Во что-то, прежде ей недоступное. По крайней мере, недоступное в этой жизни…

– Нам надо ехать, – проговорил он. – Спи.

Рената ощутила только руку, скользнувшую перед ее лицом…