Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"

Автор книги: С. Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Нет, – выдыхаю я, трепеща от каждого легкого, словно перышко, прикосновения к моей коже.

– Хорошо. Если начнет, необходимо приложить немного алоэ, но я думаю, ты будешь в порядке. Готова? – он обходит вокруг меня, становясь напротив, и предлагает свою руку, чтобы проводить меня к автобусу.

Я мельком гляжу на нее, ковыряясь ногой в гравии.

– Кэннон?

Он вопросительно смотрит на меня, не произнося ни слова.

– Спасибо, что вытащил шелуху из моих волос, и что заметил ее. И, э-э-э, что хорошо относишься к Коннеру, и даже к Ретту. Ты отличное прибавление к нашей команде, и я рада, что ты с нами.

Он подходит ко мне очень близко и поднимает пальцами подбородок. Несколько секунд, которые ощущаются гораздо дольше, он сохраняет молчание, всматриваясь в мои глаза. Я почти решила, что он может поцеловать меня, пока он не заговорил шепотом, настолько тихим, что мне пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.

– Я действительно рад, что нахожусь здесь. Все больше и больше с каждым днем.

Я пытаюсь отвести взгляд, нуждаясь в передышке от его проникновенного и всепоглощающего взгляда, но он, используя большой палец, удерживает мою голову.

– Лиззи, если я поцелую тебя прямо сейчас, возникнет ли у тебя хоть малейшая мысль о том, что это слишком рано, или что я отвлекаюсь от прошлых отношений?

Я отвечаю честно, на одном дыхании.

– Да.

– Я понимаю.

Уголки его рта опускаются, и я замечаю, будто он… разочарован?

– Пообещай мне одну вещь.

– Какую?

– Ты дашь мне знать, как только изменишь свой ответ.

Закусив нижнюю губу и опустив свой взгляд, я слабо, но утвердительно киваю. Ну почему я всегда так чертовски честна? Я могла бы попробовать Кэннона на вкус прямо сейчас, наконец-то воплотить в жизнь свои фантазии.

Все это дурацкое стремление поступать правильно.

Но я не хочу быть чьим-то «слишком рано» или «может, эти отношения будут лучше». Я хочу все или ничего, и я цепляюсь за знакомое и безопасное – ничто – до тех пор, пока не уверена, что я – это все.

– Пойдем, – он переплетает наши пальцы, – они ждут.

Трое парней, будто на самом деле обитавшие в зоопарке, отчаянно нуждаются в душе, стоит нам выехать на дорогу. Коннер уже спит к тому времени, когда подходит моя очередь. Они все предлагали мне пойти первой – мои джентльмены – но мне нравится уделять время Коннеру, когда он бодрствует и хочет поиграть в игры или посмотреть фильм. Так что это мы и делали, и он ни разу не упомянул, что от меня пахнет, может, потому, что я не стояла лицом к лицу с каждым возможным животным.

Кроме того, холодный поздний душ еще никому не повредил.

 После маленькой речи Кэннона под деревом об обещаниях и поцелуях в сочетании с тем, как он выходит из ванной, покрытый каплями воды и одетый только в пижамные штаны, мне просто необходим освежающий душ.

Когда я проскальзываю в него, вода чуть теплая – приятный сюрприз, и после того, как я вымыла тело и волосы, принимаю сознательное решение изменить привычные действия. Вместо того, чтобы облегчить чувство неудовлетворенности, связанное с Кэнноном, я решаю, пусть оно помучает меня. В конце концов, предвкушение придает остроту жизни, и знание того, что он явно думает о поцелуе со мной, заставляет чувствовать себя трепещущей, заинтригованной и предвосхищающей. Я позволю своим неистовым желаниям накопиться ради наивысшего удовольствия, когда, или если, наступит наш момент.

Если уж на то пошло, я в любом случае должна сейчас пинать все ногами от отчаяния, а не доставлять себе удовольствие, так как ранее сама открыла свой большой честный рот! Но это правда, Кэннон с нами всего… тринадцать дней, и это действительно кажется немного быстрым переходом от планирования женитьбы на одной девушке до поцелуя с другой. Я не хочу, чтобы время быстро пролетело; я хочу наслаждаться каждой минутой и каждым разговором, чтобы узнать его поближе, но часть меня (ладно, большая часть меня) готова быть его отвлечением и завершить «еще слишком рано» период.

Чувствуя себя сейчас уравновешенной, а не обделенной, я одеваюсь, готовясь ко сну, и выхожу из ванной комнаты в неожиданную тишину.

Может я и не мать в прямом смысле этого слова, но относительно Коннера у меня развился определенный инстинкт, который подсказывает мне: что-то происходит, когда я вхожу в комнату.

Сейчас мой радар сигнализирует с тройной силой.

Хм… Кэннон и Джаред сидят рядом друг с другом за столом, склонившись над ноутбуком. Я тихо отодвигаю занавеску и вижу Ванессу, которая вырубилась на кровати Джареда. Хорошо, что его самого нет вместе с ней. Ретт тихонько похрапывает в своей постели.

Что это за дурачество?

Потихоньку приближаясь, я распознаю доносящиеся с экрана звуки паршивой музыки и тяжелого дыхания гораздо быстрее, чем они понимают, что я стою рядом.

– Чем это вы, ребята, занимаетесь? – шепчу я.

– Что? – вздрагивая, Кэннон оборачивается и смотрит на меня, словно кот на канарейку. – Н-ничем.

Он пытается захлопнуть экран, но Джаред удерживает его.

– Ни за что! Я смотрю это. Коннер спит, так что она не слетит с катушек. А вообще, Мама Медведица, – он похлопывает место рядом с собой, – иди-ка зацени это.

– Джаред Пол Фостер, ты предлагаешь мне посмотреть интернет-порно вместе с вами двумя?

– Это именно то, о чем я говорю. А теперь ш-ш-ш, и садись, я хочу послушать.

О да, диалог ведь такой запутанный и замысловатый. Это смущающее, зачастую травмирующее испытание – наблюдать за работой его мозга.

Шокированная собственными действиями, я действительно сажусь, закатывая глаза. Кэннон наклоняется ко мне, вздернув левую бровь.

– Хочешь немного попкорна, сирена?

Я сердито оглядываюсь на него, а затем быстро перевожу взгляд на экран.

– О`кей, тогда расскажите мне в двух словах этот захватывающий сюжет.

Джаред, пользуясь возможностью, указывает на экран.

– Эта девчонка вызвала ремонтника установить раковину, и он пришел вместе со своим учеником. Сейчас они, эм, они…

– Понятно! – я поднимаю руку вверх, чтобы остановить его лингвистически увлекательное разъяснение. – Я все поняла.

Скамейка трясется из-за смеющегося над моей реакцией Кэннона, его голова опущена и повернута в сторону, что совершенно не скрывает его веселье.

– Гм, – поверить не могу, что собираюсь спросить это, но точно знаю, что любопытство не будет давать мне покоя, поэтому я глубоко вдыхаю, прежде чем решаюсь сделать это. – Почему у этого парня на все руки член двух разных цветов?

– Что? – Джаред взрывается истерическим смехом.

– Ш-ш-ш! – предупреждаю я его, не желая, чтобы остальные проснулись и застали нас в самый непривлекательный момент. – Смотри, прямо вот здесь, где находится ее рот, отчетливая линия перехода коричневого в розовый. Взгляни, – теперь я тычу в экран, – прямо здесь, вот эта линия. Это странно. Что-то с ним не так.

Теперь они оба, уткнувшись лицом в стол, пытаются приглушить свой громкий смех, по-прежнему ничего не ответив мне.

– Кэннон, возьмешь это на себя? – фыркает Джаред.

Кэннон вскидывает голову, все признаки веселья улетучились, а испуганные глаза широко раскрыты, прямо как у животного в свете фар за секунду до надвигающейся аварии.

– Ни за что на свете.

– Киска, – поддразнивает его Джаред. – Лиз, у большинства парней головка светлее, чем сам ствол. Это абсолютно нормально.

Я с отвращением морщу лицо.

– Я бы не стала брать эту физически не нормальную, уродливую штуковину в рот. Это как откусить наполовину зеленую вишню. Знаешь, что-то абсолютно неправильное. Следовательно, не суй это в свой рот!

– О, нет? – спорит Джаред. – Итак, ты уже его соблазнила, его возбужденный член прямо перед твоим лицом. И ты просто скажешь «нет, спасибо»? – смеется он. – Ужасно грубо. К тому же, ты когда-нибудь в действительности смотрела на вагину? Вся сморщенная, как изюм. Не так уж и красиво, будто произошло нечто ужасное. Из больших частей выскакивают другие. Как в том фильме, где жуткий пришелец наводит страху, а потом ба-бах! – и из его живота вырывается детеныш.

– Понятия не имею, что ты только что сказал. И у меня вообще-то есть вагина, – монотонно бормочу я, полная недоверием и отвращением, в ответ, в то время как Кэннон, уткнувшись лицом в сгиб локтя, сотрясается всем телом от сдерживаемого смеха.

– Твой клитор. Он полностью окружен складками, а потом, вот так сюрприз, высовывается из них! – Джаред с ликованием вскидывает согнутые в локтях руки и трясет ими. – Вот с этим действительно что-то не так.

Это может больше никогда не случиться – но сейчас у меня буквально нет слов. Я просто трясу головой, пугающе заинтересовавшись его внутренними проблемами, и вместо того, чтобы возвращаться мыслями к нашей теме и красноречивому описанию вагины, я обдумываю, могу ли я быть настолько грубой и заставлять парня чувствовать себя плохо. Хм. Мой мозг усердно работает, и я отрывисто произношу.

– Я притворюсь, что упала в обморок!

Сейчас они уже не могут сдержать вопли, которые весьма вероятно разбудят не только весь автобус, но даже мертвых. Я жду, зная, что моя идея великолепна, пока они успокаиваются и вновь обретают возможность разговаривать.

– Притворный обморок? – со сверкающими глазами спрашивает Кэннон, борясь с веселой улыбкой. – Ты знаешь, как это сделать?

– Конечно, – я показываю ему, драматически закатывая глаза и падая назад с безвольно повисшими по бокам руками.

– Очень хорошо, – отвечает он. – Я бы купился.

– Черт, я бы тоже, – недоверчиво произносит Джаред. – Женщины такие подлые.

– Эй! – я прихожу в себя и толкаю его. – Я бы сделала это из лучших побуждений, а не из-за подлости. А теперь заканчивайте со своим мужским кино. Я собираюсь спать, – я бросаю на них неодобрительный взгляд и медленно тащусь на свое место. Это был длинный, но наполненный блаженством день, и я истощена.

– И, Джаред? – я оборачиваюсь с дерзкой улыбкой. – Ты слишком много протестуешь – а это неопровержимое доказательство. Сожалею о твоем разноцветном члене.

Какого черта? Я просыпаюсь, чувствуя, будто только что легла спать, и оглядываюсь в темноте, боясь, что кровать Ретта, в конце концов, развалилась на части прямо над моей головой.

Затем что-то прилетает прямо мне в лицо, а за этим следует приглушенный смех, доносящийся через проход. Отлично, это не разрушение потолка, просто Кэннон чем-то кидается в меня. Обшаривая рукой вокруг, я нахожу два комка и включаю над своей кроватью свет, чтобы посмотреть, что это. Разворачивая первый шарик смятой бумаги, я громко хихикаю.

Не бойся, маленькая сирена. Как минимум восемь из десяти членов имеют один цвет. НО НЕ СТОИТ проверять это на практике, просто поверь мне на слово. – К.

Я открываю второй, снова испытывая искушение засмеяться над беспорядочными мыслями, не дающими ему заснуть.

Приходить в чувство – значит вновь обрести себя.

 Обрести себя – значит вернуться к нормальному состоянию, особенно после неудачи.

Синопсис: «приходить в себя» не имело никакого шанса на успех, негативный оттенок, навешанный ему, несправедлив и ошибочен. Возвращение в нормальное состояние после неудачи – это хорошо. Неудача – это плохо. – К.

Если он не самый остроумный и искусный очаровашка в мире…

Я тянусь за ручкой и переворачиваю лист, чтобы ответить.

Почему ты рассказываешь мне все это? Посреди ночи? – Л.

Затем бросаю его обратно и беру второй лист.

Полезная информация, спасибо. Не волнуйся – в настоящее время не планируется никаких фокусных групп. – Л.

Также возвращая его Кэннону, мне следовало бы выключить свет и не поддерживать дальнейший ночной обмен записками, но мой живот скручивает от ожидания и предвкушения, а сердце бешено колотиться. Независимо от времени и способа, я преуспеваю в общении с Кэнноном. Комок бумаги летит обратно ко мне, и я неуклюже разворачиваю его трясущимися пальцами.

Потому что я хочу, чтобы ты поняла — состояние онемелой удовлетворенности не было нормой, просто сносным, поскольку ничто больше не радовало. Но лишь один зов сирены, и ты осознаешь, что все не так ужасно. – К.

Ты что, клеишься ко мне? Посредством записки? – Л.

Бросок.

 Попадание.

Абсексолютно. – К.

О, Боже. Ладно, это горячо и заманчиво, и в наивысшей степени очаровательно. Я чуточку отодвигаю свою занавеску, чтобы выглянуть, и его потемневшие тлеющие глаза уже сосредоточены прямо на мне в ожидании моего появления. —

Привет, – произносит он одними губами.

Мое сердце быстро колотится, когда я бросаю листок обратно ему и резко задергиваю занавеску. То, что я решилась написать, более безопасно для моего душевного равновесия, не говоря уже о температуре тела.

Ты флиртуешь. Это только потому, что я нахожусь здесь, под рукой. И прошло всего две недели. Ощущение новизны и моей привлекательности пройдет, я обещаю. Заурядность и стервозность, должно быть, проявятся в любой момент. Или, может, просмотр того фильма так взбудоражил тебя. Я думала, что мы «друзья». – Л.

Бросок.

Попадание.

Мне ненавистно, что мы, находясь так близко, делаем это, перекидываясь записками как третьеклассники, да еще и в присутствии зрителей. Я хочу иметь возможность смотреть в твои глаза, когда разговариваю с тобой, чтобы ты могла видеть мою искренность. Мы друзья, с этого всегда все должно начинаться. И ты лежишь на расстоянии двух футов, теплая и сонная, и именно это будоражит меня. Завтра перед выступлением, могу я пригласить тебя на ужин? Только мы вдвоем. – К.

П.С. Я не приглашал девушку на свидание с помощью записки с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. 

Даже если я не верю его словам, ну за исключением той части про приглашение на свидание, надеюсь, ради его же достоинства, что это правда – я всегда наслаждаюсь его компанией, поэтому ответ прост.

Да. – Л

Бросок.

Моя занавеска резко открывается и я, задохнувшись, отскакиваю к стене, остолбенев, когда сонный и сексуальный Кэннон нависает надо мной.

– Я не могу ждать. Иди сюда. – Он манит меня пальцем, и, тяжело сглотнув, я медленно пододвигаюсь к нему совсем чуть-чуть. – Ближе, – произносит он, подмигнув.

Еще одно ерзание – это все, что он получает.

Кэннон наклоняет голову и оставляет один нежный поцелуй на моих губах, а затем, отстранившись, смотрит на меня.

– Ты определенно стервозная в самом очаровательном смысле этого слова. Но если ты когда-нибудь еще назовешь себя заурядной, я отшлепаю твою восхитительную маленькую попку. Дважды. Пока не наступило утро, хорошо выспись, моя пленительная сирена.

Он плотно зашторивает мою занавеску, как будто только что не воспевал мои девичьи прелести. Предполагается, что я засну?

Бог знает, я не смогу. Эстроген, ощущение женственности и мечтательные размышления переполняют меня настолько, что не дают сомкнуть глаз.

Поэтому я делаю то, что и всегда – тихо вытаскиваю свой блокнот, чтобы быстро записать слова, переполняющие мой мозг.

Следующий день начинается с того, что я жутко нервничаю с первой минуты, как открываю глаза. Я волнуюсь насчет предстоящего свидания с Кэнноном, но еще больше беспокоюсь по поводу реакции остальных, когда они узнают об этом. Я боюсь услышать какие-либо «но» или скептическое «ты уверена?». Я хочу наслаждаться этим, принимая все за чистую монету, хоть немного верить во все это. В него. В нас.

Пока все увлечены завтраком и душем, я проскальзываю на улицу, чтобы присоединиться к дяде, окутанному облаком дыма.

– Доброе утро, девочка, – он мимолетно улыбается и отворачивается, выкашливая свое легкое.

– Жаль, что ты никак не бросишь курить, – гримасничаю я, похлопывая его по спине. – Почему ты не попробуешь Chantix (лекарственный препарат для лечения никотиновой зависимости)? Я прочитала тонну историй о людях, которым он помог.

– Ты знаешь, как дорого эта вещь стоит? – вымученно спрашивает он.

– Нет, но я точно знаю, это не та цена, которую я не захотела бы заплатить. Итак, ты попробуешь его?

Он старается не смотреть на меня. Я знаю, что он не будет способен сопротивляться, если увидит мое умоляющее лицо. Поэтому я передвигаюсь так, чтобы встать прямо напротив него.

– Когда мы вернемся домой, запишись на прием. Пообещай мне.

Он с минуту размышляет, затем кивает, сдаваясь, и растаптывает сигарету ногой.

– Это все, что ты хотела?

– Эм, нет, – теперь моя очередь стараться не смотреть на него. Я знаю, что это глупо. Мне двадцать три года, и я здесь, вроде как, главная, но все равно нервничаю, как грешница в церкви.

Мне интересно знать, понравился бы Кэннон моей маме, или это она послала его мне, потому что он ей нравится. Если бы она увидела его рядом с Коннером, несомненно, она очень полюбила бы его. Но что насчет меня? Я слишком далеко забегаю вперед в своих причудливых размышлениях – это всего лишь прием пищи с мужчиной, который две недели назад был готов провести свою жизнь с кем-то еще, ничего больше.

Ох, если бы я сама верила в то, о чем думаю. Вполне возможно, что я подготавливаю себя к боли, от которой, может быть, никогда не оправлюсь. Потому что да, прошло две недели, но, с моей стороны, это неоспоримая симпатия, а не попытка забыться. Я никогда не испытывала ничего подобного: ни с мальчиками из школы, ни с Джошем, нашим первым гитаристом, ни даже с Реттом, так что, мне кажется, тоненькому голоску в моей голове довериться можно.

Кэннон получил то, что не может предложить взамен – мое особенное расположение, дающее ему преимущество и уверенность, две вещи, которые я всегда стараюсь держать при себе.

– Лиз? – произносит мой дядя, терпеливо ожидая меня, пока я теряюсь в своих размышлениях.

– Прости. В общем, – я включаю все свое обаяние, – я хотела спросить, не останешься ли ты с приятелем сегодня вечером, перед выступлением, чтобы я смогла пойти на ужин? Я принесу тебе что-нибудь вкусненькое.

– С кем? – его голос понижается с подозрением.

– С Кэнноном, – произношу я, смотря поверх его плеча.

– Элизабет, – вздыхает он, потирая лицо рукой, – малышка, я лучше умру, чем буду смотреть на твою боль. Он был помолвлен совсем недавно. А ты такая добрая и невинная. Нужно ли мне убить мальчика?

Я смеюсь. Ничего не могу поделать с этим. Мой милый беспокоящийся дядя для меня гораздо лучший отец, чем когда-либо был мой родной.

– Пока что нет необходимости заряжать ружье. Просто поем, что делаю все время, вместе с парнем, с которым легко общаться.

Он заключает меня в крепкие объятия и говорит, уткнувшись в мои волосы.

– Я волнуюсь, только и всего. Ты можешь сколько угодно притворяться, юная леди, но я знаю, какое это большое дело для тебя. И надеюсь, он не злоупотребляет положением, потому что я могу злоупотребить, убив его.

– Я большая девочка и могу позаботиться о себе, обещаю. Мне хорошо известно, что он был помолвлен, и я не наивная или глупая. Я не собираюсь выходить за него замуж, но я наслаждаюсь его компанией. И парни никогда не приглашали меня прежде, – я пожимаю плечами, уповая на жалость. – Может быть весело.

Выпуская меня из объятий, он отступает назад, чтобы зажечь еще одну сигарету, делает глубокую затяжку и медленно выдыхает через нос.

– Я с радостью позависаю с Коннером. А ты – хорошо проведи время.

Я спотыкаюсь, отстраняясь назад, приятно удивленная его неожиданному пониманию и принятию.

– Спасибо. Я люблю тебя, дядя Брюс.

– И я люблю тебя, малышка, настолько, что покалечу его. Скажи только слово.

Поворачиваясь, чтобы зайти обратно, я оглядываюсь через плечо.

– Знаешь, я не из таких людей. Ты относишься предвзято. И беспокоишься слишком много.

Говорит девушка, которая беспокоится обо всем на свете.

Теперь нужно сказать остальной троице. Джаред – единственный, кто не имеет непосредственного отношения ко мне.

– Ты голодна? Я оставил тебе тарелку, – спрашивает Кэннон, когда я вхожу.

– Я бы поела, спасибо, – я улыбаюсь, присаживаясь за стол, и ищу тарелку.

– Я разогрел, – он достает потерявшееся блюдо из микроволновки и ставит передо мной. – Что будешь пить?

– Она любит кофе! – кричит Коннер, когда плюхается рядом со мной. – Кэннон сказал, что он поведет тебя на ужин, сестра.

Волосы на затылке мгновенно встают дыбом, и я разворачиваюсь, чтобы поймать взгляд Ретта, стоящего в коридоре. Взгляд, который я впервые в жизни не могу понять. Я думала, мы обсудили этот вопрос – он не влюблен в меня и никогда меня не потеряет – поэтому, что это за новая волна напряженности, представления не имею.

–Это так, – я поворачиваюсь к Коннеру с бодрой улыбкой. – Как ты к этому относишься?

– Потому что от этого ты становишься счастливой?

Он слово в слово запомнил наш разговор в один из вечеров и к месту это употребил. Это мелочь, но дает мне надежду, что он может вспоминать какие-то вещи и осмысливать их. И может однажды это будут действительно важные вещи.

– Что-то вроде этого, приятель. Ты поел? – я отвлекаю внимание, отламывая кусочек омлета.

– Да, и теперь мне скучно. Когда я снова смогу увидеться с отцом?

Я опускаю вилку, аппетит пропадает. Каждый раз, когда он спрашивает о встрече с монстром, меня словно режут на части. Боль, гнев и отчаяние одновременно охватывают меня.

– Скоро, Коннер. Пока что мы далековато от дома.

Теперь я имею дело с Реттом, сверлящим меня взглядом по поводу ужина, и Кэнноном, делающим то же самое по поводу моей реакции на вопрос Коннера. Но больше всего тревожит понимание того, что приятель будет спрашивать каждый час, пока я не отведу его к нашему отцу.

 Внезапно я не могу сделать глубокий вдох. Моя грудь сжимается, и горло сужается, останавливая краткий вдох. Я паникую, мои глаза слезятся, и пятна затуманивают зрение, в то время как по краям надвигается чернота. Я осознаю лишь голос Кэннона.

– Оставайся со мной, сирена. Посмотри на меня, – умоляет он, жестко хватая меня за плечи. – Дыши. Один вдох для меня, – я повторяю за ним, медленно набирая полные легкие воздуха, – и выдох для себя.

Очертания стали более ясными, кислород помогает почти также хорошо, как его успокаивающие, но требовательные инструкции.

– Снова, вдох для меня, – он улыбается мне, но все еще обеспокоен, – и выдох для себя. Хорошо. Лучше?

Я умудряюсь слабо кивнуть, сморгнув слезы, и продолжаю дыхательное упражнение.

– Хочешь прогуляться? – он тихо спрашивает, и я утвердительно дергаю головой.

– Хорошо, пойдем.

Он встает и протягивает мне руку. Не колеблясь и полностью доверяя ему, я хватаюсь за нее и позволяю потянуть меня за собой.

– Коннер, можешь захватить шлепки твоей сестры, пожалуйста? Мы с ней немного прогуляемся, пока вы заканчиваете паззл, хорошо?

– Будет сделано! – воодушевляется он и несется, семеня ногами. – Ретт, ты хочешь собрать наш паззл? – спрашивает он, пробегая мимо него.

Я не могу расслышать, что Ретт пробормотал в ответ, да мне и все равно. Я также понятия не имею, где Джаред, но и на это мне тоже плевать. Прямо сейчас больше всего на свете я хочу выйти вместе с Кэнноном на открытое пространство, наполненное свежим воздухом.

– Вот, держи, Бетти, – Коннер садится на корточки и помогает надеть мою обувь. —Увидимся, когда вернешься.

– Спасибо, Кон. Увидимся совсем скоро, – отвечает за меня Кэннон, а затем ведет к двери.

– Куда вы двое направились? – спрашивает Брюс, по-прежнему находясь снаружи.

– Лиззи нужно немного воздуха, так что мы пройдемся. Коннер собирает паззл, а Ретт скулит, как маленькая сучка. Увидимся, – перечисляет Кэннон, сжимая мою руку.

– Малышка, с тобой все хорошо? – говорит мне Брюс, его лицо и голос выражают беспокойство.

– Все в порядке, – неуверенно бормочу я. – Мы ненадолго.

Мой дядя сосредотачивает свирепый взгляд на Кэнноне, а в его следующих словах слышится зловещее предупреждение.

– Они не часто поступают так же хорошо, как она, молодой человек, и некоторые из нас находятся рядом с ней уже долгое время. Если ты начинаешь вмешиваться, чтобы занять наше место рядом с ней, то тебе лучше сохранить эту работу. В противном случае, убирайся к черту отсюда и дай нам справиться с этим, потому что мы никуда не собираемся. Не выжидай, чтобы свалить отсюда так же быстро, как ты тут очутился.

Туман в моей голове резко проходит, смущение и приступ гнева охватывают меня.

 – Брюс, это прогулка! Он не должен брать на себя обязательства и клясться на крови. Господи Иисусе! Пожалуйста, вы все можете отступить нахрен в сторону и позволить мне вздохнуть? Я люблю тебя, но черт подери…

Кэннон раскачивает мою руку и ближе пододвигается ко мне.

– Я только могу пообещать вам это, сэр. Мое восхищение и трепет перед Лиззи – искренние, и я скорее умру, чем причиню ей боль. Я не планировал эту поездку, и не знаю, куда это ведет и где закончится, но я рассчитываю выяснить это.

Брюс переводит свой испытующий взгляд между нами двумя, один раз, второй, затем разжимает скрещенные руки с явным ощущением принятия.

– Вы, ребята, далеко не уходите. Свидание и выступление вечером, а уже полдень.

Я шагаю к нему, обнимаю его за плечи и, вставая на цыпочки, целую в небритую щеку.

– Я люблю тебя очень сильно.

– Даже и вполовину не так сильно, как я люблю тебя, малышка. Теперь идите.

Я разворачиваюсь, рука Кэннона вытянута в ожидании, чтобы я снова взяла ее, что я с легкостью делаю. Мы идем в тишине какое-то время. Не прекращая ни на минуту, он большим пальцем ласково проводит по моим костяшкам взад и вперед. Наконец, он прочищает горло и произносит непринужденным низким голосом.

– Одно дело за раз. Что беспокоит тебя больше всего?

– Любитель составлять списки? Мистер Разделяю-на-части-и-анализирую-каждую-отдельно? Как решение задач с помощью электронной таблицы.

Он подмигивает мне, слегка приподнимая плечи.

– Я – Дева. Четкое структурирование – единственный способ, чтобы все шло как надо.

– А я сирена?

– Нет, ну то есть да, – смеется он. – Но сирена не твой знак зодиака. Я предполагаю, что ты Рак. Когда твой день рождения?

– Четырнадцатого июля.

– А я хорош! Ты действительно Рак, мог бы сказать тебе это давным-давно.

– Как ты стал настолько увлеченным такими вещами? У тебя есть одна из этих досок Уиджа (доска для спиритических сеансов)? Я не занимаюсь этим, так что даже не спрашивай.

– Иди сюда, – он тянет меня с дорожки и садится, вытянувшись напротив широкого дерева. – Присядь ненадолго.

Я сажусь рядом с ним, подогнув под себя ноги.

– Моя мама – психотерапевт, помогающий справиться с потерей близкого человека, – признается он. – Она изучала все возможные аспекты проявления человеческих эмоций, которыми живет человек, или раскрывают его суть. Предметом, который заинтересовал ее больше всего, была астрология и то, как наш знак может диктовать наши черты характера и привычки. Пока я подрастал, она только об этом и говорила, а в ее офисе повсюду были схемы и диаграммы. Я думал, что это довольно прикольно, поэтому тоже учился этому.

Я могла бы слушать его вечность. Его глаза сияют, и он взволнованно размахивает руками, облизывая свои полные губы через каждые несколько предложений. Если бы Свидетели Иеговы послали его к вашим дверям, они бы повысили свою репутацию с «ох, дерьмо, они здесь» на «пригласите войти ненадолго этих ублюдков». У меня в голове возникает картинка, как домохозяйки по всему миру предлагают блюда с печеньем, говоря: «Нет, не уходите. Прочитайте мне этот справочник». И у меня вырывается хихиканье.

– Что смешного? – спрашивает он, по-дружески толкая меня в бок.

– Ничего. Просто подумала о кое-чем глупом. Как бы то ни было, это круто. У вас с твоей мамой общие интересы. А что на счет твоего отца?

– Мой отец, – он копирует мой мрачный тон, – зовется просто папой, и он адвокат по разводам. И, ты делаешь это снова, чаровница. Я болтаю без умолку, а ты ничего не сказала, как обычно. Я должен быть осторожным рядом с тобой, чародейка.

– Чародейка, сирена. Если бы ты местами не добавлял «Лиззи», я бы поклялась, что ты забыл мое имя.

– Я знаю твое имя, Элизабет, но по причинам, которые ты все еще мне не назвала, оно тебе не нравится. Но тебе, кажется, нравится «Лиззи», поэтому я зову тебя так.

Я наклоняю голову и ухмыляюсь.

– Правда? Ты прочитал это по звездам?

Он ухмыляется в ответ, его пылкий взгляд темнеет, а краешек его рта ехидно изгибается.

– Лиззи, – шепчет он.

Мои губы раскрываются, еле ощутимый вдох щекочет их, мое сердце колотится как сумасшедшее.

– Что? – я выдыхаю.

– Вот почему я знаю, что тебе это нравится. Об этом говорит твое тело каждый раз, когда я зову тебя Лиззи. Есть вещи, которые даже ты не можешь скрыть.

Я устремляю взгляд вниз, неловко ерзая. Дело не только в том, что именно он говорит, понимая меня лучше всех, но и в том, как он произносит это – глубоким, приглушенным голосом с хрипотцой, пропитанным сексуальностью. Это взывает к моим самым скрытым глубинам и молит о проявлении женщины внутри меня.

– Нравится ли мне, когда ты зовешь меня сиреной? – шепчу я.

Он слабо смеется, в одно движение пододвигается ближе и усаживает меня к себе на колени.

– Ты любишь это. Ты любишь то, как я называю тебя, и ты любишь осознание того, что влияешь на меня подобно сирене.

Я помню краткий разговор, который у нас был до этого, но в данный момент, и не только потому, что я действительно могу слушать его вечность, я хочу услышать всю историю, и почему он так обращается ко мне. Предположительно, что-то связанное с рыболовной экспедицией, но все же я хочу узнать больше.

– Расскажи мне снова историю про сирен, только на этот раз действительно расскажи, – вкрадчиво произношу я.

Нежное прикосновение его теплой руки к моему колену заставляет меня остро осознать, где я нахожусь прямо сейчас, не имея возможности встретиться с ним глазами. Но он дает мне этот способ защиты, просто накрывая мою голову своей рукой и опуская ее на свое плечо.

– В греческой мифологии сирены были богинями моря с неотразимой внешностью, завлекающие моряков своими песнями на смерть.

Эту часть он мне рассказывал.

– То, что ты делаешь со мной, твое пение, твоя улыбка, притягательный взгляд, я очарован, готов продать душу, чтобы познать больше. Я не могу дождаться, чтобы услышать, что ты произнесешь в следующий раз, что ты наденешь на следующий день, что заставит тебя улыбнуться и рассмеяться. Я вижу, как ты любишь и заботишься о Коннере, Ретте и остальных, и все, что я могу сделать – это завидовать им и пытаться понять, как ощутить эту любовь Лиззи на себе. А затем позволить мне ответить тем же.

Эту часть он мне не рассказывал, рада, что спросила.

Никаких шансов, что это реально. Я не излучаю ничего, что «завлекает» мужчину, особенно такого великолепного, доброго, искреннего и талантливого. Я дошла до резко выраженных галлюцинаций, но молюсь, чтобы это не прекращалось.

– Лиззи, посмотри на меня, скажи что-нибудь. Пожалуйста, скажи, что я не одинок и не схожу с ума. – Это я сумасшедшая, разве он этого не знает? Никогда не чувствовала себя настолько потерявшей контроль, смущенной и готовой прыгнуть с самого высокого обрыва вместе с ним. Сумасшествие. – Лиззи?