Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"
Автор книги: С. Холл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Девушки за кассами 1-3 с удовольствием наблюдают за происходящим, накручивая волосы на пальцы и пронзительно хихикая. Очевидно, они тоже считают его поведение забавным.
Наконец-то он находит тележку, которая его устраивает. Его «да» сопровождается вскинутым вверх кулаком. Он хорошенько толкает ее, и, пока тележка катится, запрыгивает на нижнюю перекладину. Мне приходится ускорить шаг, чтобы догнать его.
– Хочешь покататься? Я буду толкать тебя, – предлагает он, но я отказываюсь и начинаю бесцельно бросать в тележку все подряд.
Я прохожу один пролет, когда он несется ко мне, улыбаясь во весь рот:
– Уверена, что не хочешь покататься?
Я хихикаю, игнорируя его и продолжая искать витамины для мужчин. Такие, чтобы Коннер действительно мог принимать их, а не те, что «на вкус как обувь Бетти». У витаминов, что принимаю я, нет никакого вкуса, но попробуйте ему это объяснить.
– Мне так жаль.
Паническое извинение Кэннона отвлекает мое внимание от этикетки, которую я читаю. Я хлопаю ладонью по губам, чтобы сдержать фыркающий смех. Поскольку я могу с уверенностью сказать, что никто не пострадал, развернувшаяся передо мной сцена мгновенно развеселила меня.
– Вы уверены, что в порядке? Я действительно очень сожалею, – извиняется он. Его руки трясутся, пока он внимательно осматривает пожилую женщину, которую, по-видимому, чуть не задавил, когда занимался серфингом на тележке.
– Смотри, куда едешь! – она трясет перед ним костлявым пальцем. – И толкаешь тележку! Это не парк развлечений, молодой человек! – давая ему нравоучения, она качает головой с пластмассовыми бигуди. Женщина разворачивается и ковыляет прочь, дважды оглядываясь с уничтожающим взглядом, чтобы удостовериться, что он осознал всю степень ее презрения. Стараясь сдерживать смех, я закусываю губу так сильно, что она начинает пульсировать. Кэннон поворачивается ко мне.
– Как думаешь, она в порядке? Не думаю, что причинил ей вред. Она сказала, что с ней все хорошо. Ты же слышала, как она произнесла это? О-она возникла прямо передо мной, – он задерживает дыхание, откидывает назад свои волосы и выдыхает долго и протяжно.
– Кэннон, – произношу я строго, чтобы он вышел из состояния паники и посмотрел мне в глаза. – С ней все хорошо, расслабься. А сейчас, – мое лицо дергается, потому что невозможно дальше сдерживать ухмылку, – подкати тележку ко мне с обеими ногами на полу, а затем медленно отойди.
Он склоняет голову шаркает ботинками по полу, когда подкатывает тележку ко мне с выражением лица, как у нашкодившего щенка.
– Я же сказала тебе, что та бедная пожилая женщина в порядке. Предполагаю, что ты все еще дуешься, потому что больше не можешь кататься на тележке? – поддразниваю я его.
Медленно подняв глаза, он улыбается и подмигивает мне.
– Типа того.
– Ты ужасен, – посмеиваюсь я, оттаскивая оружие на колесах подальше от места преступления. – Пошли, Андретти (прим. династия автогонщиков). И постарайся больше не приставать к пожилым дамам.
Мы проходим вдоль еще нескольких пролетов, хватая бесполезную ерунду, которая нам в действительности не нужна, разговариваем и все время смеемся. Шоппинг с Кэнноном – это весело, непринужденно и… легко. Я думаю, что рядом с ним всегда так. Хотя общаться с Кэнноном непросто, знаменитое клише, потому что разговаривать с кем-то новым, тщательно подбирая и отфильтровывая каждое произнесенное слово, никогда не бывает «легко». По правде говоря, он обаятельный, интересный и веселый. И общение с ним комфортное настолько, насколько это возможно для меня. И, может, я не сразу понимаю все его шутки, но зато он понимает мои! У него есть врожденное, ни с чем несравнимое умение заставить тебя чувствовать себя самым веселым человеком в мире…и я наслаждаюсь этим. Мой сдержанный юмор не для каждого, почти ни для кого, на самом деле, но Кэннон подтвердил то, что я подозревала все это время – я чертовски смешная.
– Почему ты покупаешь три разных зубных пасты? Ты привереда, да?
– Я говорила тебе. Коннер очень щепетильный в том, чтобы никто не пользовался его пастой. И я не собираюсь делиться ею с мальчиками. Они никогда не закручивают колпачок обратно, поэтому горлышко тюбика пачкается.
– А почему они сами не покупают?
– Они просто этого не делают. Я здесь, и я не против.
Я поворачиваюсь и перегибаюсь через край тележки, вываливая охапку зубных паст, бритв и мужского шампуня. Кэннон смотрит на меня критическим и проницательным взглядом.
– Ты не берешь свою долю с концертов, автобус принадлежит тебе, и ты всем покупаешь вещи. И что тебе это дает?
– Я не беру то, в чем не нуждаюсь, и мне нравится помогать своим друзьям. Все просто, – это исчерпывающий ответ, больший, чем я обычно даю. Я уже повернулась к нему спиной, направляясь к средствам для волос.
– Как думаешь, какую взять? – спрашиваю я, когда он подходит ко мне. В левой руке я держу коробку с пурпурной краской для волос, а с темно-фиолетовой – в правой.
Коннер в недоумении округляет глаза.
– Эм, никакая. Какой твой натуральный цвет волос?
– Фу! Скучный и уродливый коричневый. Нет уж, спасибо, – я трясу коробками, напоминая ему о необходимости выбора.
– Коричневый, как твои глаза? – его слова больше походят на шепот.
– Да, а сейчас…
– Кроме тех случаев, когда ты одеваешь светлый верх, белый или розовый. Тогда они становятся орехового цвета с прелестными зелеными крапинками в них.
Ретт был прав – он поэтичный. Мы стоим лицом к лицу, не двигаясь, я все еще держу коробки в руках, а он не отводит от меня свой обжигающий взгляд. Я – Лиззи, и он досконально рассмотрел мои глаза. Легкий жар заливает мои щеки, и я резко наклоняю голову, пытаясь не нервничать. Затем он обходит тележку, стоящую между нами, и останавливается совсем близко, изучая полки позади меня.
– Я бы выбрал вот эту, – он отступает назад, говоря со мной со всей откровенностью. – «Теплый каштановый». Не то чтобы сейчас ты выглядишь некрасиво, но готов поспорить, что это захватывающе, когда ты можешь быть самой собой. Если ты в любом случае что-то меняешь, почему бы снова не стать прежней Лиззи?
Вот, опять это слово. Лиззи.
– Ладно. Хорошо, – я пожимаю плечами, возвращая на место выбранную мной краску, затем выхватываю коробку из его руки и бросаю в тележку. – Прошло немало времени с тех пор, как я делала что-то естественное. Черт возьми.
– Отличный выбор, – он подмигивает мне, опираясь на тележку, которую теперь толкает очень аккуратно. – Мы взяли все, что нужно?
– Ты не хочешь купить телефон? Кто-то может беспокоиться о тебе.
– В этом нет необходимости. Единственный человек, который может волноваться обо мне, это моя сестра Соммерлин. Но, в любом случае, я не знаю ее номера телефона. Я всегда просто забивал ее имя в сотовый.
Тайна под названием «Соммерлин» раскрыта – это сестра.
– А что насчет Гертруды? – невинно спрашиваю я.
– Кого?
– Гертруда. Эстер. Невеста.
– Бывшая невеста. Рути.
Я равнодушно взмахиваю рукой:
– Без разницы. Я была близка. Ох уж эти старые женские имена.
– Гертруда, – бормочет он с ухмылкой, качая головой. – Сомневаюсь, хотя, в любом случае, мне все равно. Но сейчас, когда ты заговорила об этом, я не хочу, чтобы Соммер беспокоилась. Может, я смогу воспользоваться твоим ноутбуком, чтобы зайти в свою электронную почту и написать ей письмо? И моим родителям, наверное, тоже.
– Конечно, – киваю я.
Хорошая идея. Полагаю, мы закончили с покупками. Наша тележка была заполнена до краев. Незапланированные покупки полностью скрывали те, за которыми мы пришли, включая шесть пар боксеров-брифов и упаковку чего-то, похожего на носки, хотя кого это волнует?
– Я видел аквариумы у дальней стены. Надо проверить, не нашли ли они новых рыбок для Коннера. Если нет, то мы можем помочь.
Такой заботливый. Но неужели он не заметил, как я писала сообщения своему дяде уже раз десять? Я не только в курсе того, что они нашли зоомагазин, но и того, чем они занимались весь день.
– Не нужно. Они нашли, – с признательностью произношу я, – но спасибо, что думаешь о Коннере. Ты хорошо к нему относишься.
– Я хорошо отношусь к нему, он – ко мне. Мы друзья. А что? – он перестает выгружать покупки на конвейерную ленту и встречается со мной взглядом. – Ты боялась, что я ему не понравлюсь? Или кому-то из них?
Они друзья? Часть меня хочет верить, что он искренен по отношению к Коннеру, на самом деле, настолько сильно, что еле сдерживаю слезы прямо сейчас. Но другая часть меня, та девушка, что запрыгивала на спины взрослых парней и била их по головам изо всех сил за то, что они бесчувственные говорливые придурки, настроена скептически. И хуже всего, что, если он притворяется, говоря все это, как мошенник с подвешенным языком, которому всего лишь нужно место для ночевки, и который просто говорит то, что я хочу услышать? Это была бы наивысшая степень жестокости, заложенная надежда, оказавшаяся ложью.
По крайней мере, обычно мудаки громко разглагольствуют, развевая сомнения, и не тратят впустую мое время или время Коннера. Или есть обратная сторона жестокости – снисходительное сочувствие, которое не является жестоким или лживым, но все равно раздражает. Нет, самое худшее – волк в овечьей, мать его, шкуре. Он причинит Коннеру самую сильную боль, что выбесит меня сильнее всего.
– Коннеру все нравятся, и Джареду тоже. Это меньшее из моих забот, – наконец отвечаю я.
Когда он пытается дать денег кассиру, я молниеносно передвигаюсь и встаю перед ним, стараясь не прикасаться к нему.
– Я заплачу. Из этого нелепого количества барахла, которое мы набрали, твоего здесь всего лишь долларов на 30.
– А у тебя всего 8 долларов за коробку краски. Я могу внести свою долю. Я бы этого хотел.
Дина, судя по указанному на бейдже имени, откровенно смеется над нами. Двое тупиц устраивают целый спектакль, отталкивая друг друга и упорно пихая ей свои кредитные карты.
– Я. Плачу, – выдавливаю я низким, нетерпящим возражений голосом. – А теперь отойди от кассы Дины, ты пугаешь девушку. Прямо как ту бабулю до этого, – еле слышно бормочу последнюю фразу.
– Ох, я совсем не напугана, – Дина лучезарно улыбается, хлопнув жвачкой. – Вы двое просто уморительны. Это самое волнующее, что было у меня за весь день.
В ответ я мило улыбаюсь.
– Что ж, Дина, испугаешься ли ты, когда я собью его с ног на землю и начну пилить его горло своей Черной картой? (Visa Black Card – элитная премиальная карта платежной системы VISA. Карта позиционируется, как символ принадлежности держателя к верхушке общества, и выдается только человеку, имеющему соответствующий общественный статус)
– Не волнуйся, Дина, это всего лишь болтовня, – заверяет ее Кэннон. – Но я все-таки уступлю и позволю ей заплатить. – С дерзкой ухмылкой он отступает назад, скрещивая руки. – Но, в таком случае, в аптеке никаких возражений, юная леди. Я плачу за твои таблетки от безумия.
О-ох, так Кэннон любит играть, да? Это мы еще посмотрим, когда сегодняшним вечером в моих руках будет микрофон.
Восемьдесят восемь лет спустя мы перетащили все пакеты из такси в автобус. Все столы и пол усыпаны белыми полиэтиленовыми пакетами со всякой фигней, которая нам не нужна, да и нет места, куда бы можно было убрать все это. Хорошо, что все эти мужчины едят так, как будто у них глисты.
Я слышу голоса Коннера и Брюса, доносящиеся из дальней комнаты. Один с весельем дает указания, другой ворчливо соглашается. Джаред все еще развлекается – третья база, теперь-то я знаю, что это значит – а Ретт лежит в кровати, наблюдая за нашей усердной работой с презрительной усмешкой. Я стараюсь не обращать внимания на мрачную атмосферу, окружающую его, и повторяю в своей голове снова и снова, что я люблю Ретта и полностью принимаю его таким, какой он есть. Он относится ко мне с таким же милосердием.
Кэннон складывает оставшиеся напитки в угол, так как крошечный холодильник уже заполнен до отказа, насвистывая «In My Life», мою любимую песню Битлз. Я незаметно наблюдаю за ним, странно очарованная его ироничным выбором песни, когда Ретт выпаливает.
– Эй, Сверчок Джимини (Сверчок Джимини; англ. Jiminy Cricket – персонаж диснеевского полнометражного мультфильма 1940 года «Пиноккио»), ты сам платишь за свое дерьмо?
Эту шутку я поняла. Персонаж из мультика «давайте немного посвистим», но это смешно, когда это шутка. В словах Ретта нет ни капли веселья. Он намеренно ведет себя так отвратительно и агрессивно. Я надеялась, что все это уляжется прежде, чем любопытство Коннера проявит себя, но, похоже, этого не случится. Без сомнения, как только я закричу на Ретта, он станет громко кричать в ответ, и Коннер услышит. Но что-то надо с этим делать.
– Вообще-то, – закипаю я, уперев руки в бока и повернувшись к нему лицом, готовая к бою, – он пытался оплатить и твое дерьмо тоже, Солнышко, – я насмехаюсь, поскольку очевидно, что мы уже вступили на порог взаимных оскорблений.
– И что же из этого барахла мое? Я ничего не просил, – Ретт начинает вылезать из своей кровати, и в тот же миг я чувствую жар от того, как Кэннон пододвигается ближе за моей спиной.
– Все в порядке, Кэннон, – бормочу я как можно тише, чтобы только он мог меня услышать. А затем говорю уже громче для Ретта. – Почему бы тебе не дать нам минутку? – я могу справиться с Реттом и совершенно его не боюсь. Чего я на самом деле опасаюсь в данный момент – так это тревожного количества тестостерона, все сильнее накаляющего атмосферу.
– Неа, думаю, я останусь, – произносит Кэннон позади меня. – Он говорил со мной, в конце концов.
– А теперь я разговариваю с ней, – рычит Ретт, вклиниваясь в наш разговор, и практически нависает надо мной, разговаривая с Кэнноном поверх моей головы. – Проваливай нахрен, новичок.
Я кладу руку на грудь Ретта, прямо напротив его колотящегося сердца.
– Ретт, остановись. У тебя похмелье, и ты раздражен. Ты ел? Как насчет того, чтобы я сделала тебе…
– У меня нет похмелья, и я не голоден, – перебивает он меня. Его голос такой грубый и источающий угрозу, какую я никогда прежде не слышала, особенно обращенную ко мне.
– Тогда в чем дело? Сегодня утром все было в порядке. Ты даже смеялся.
А теперь мы здесь. Классический Ретт. Затишье закончилось, и мы возвращаемся к полномасштабному шторму.
– Кэннон купил немного, и я настояла на оплате всех покупок своими деньгами.
– Нет необходимости оправдываться, Лиззи, – Кэннон кладет руку на мое плечо, приближаясь еще ближе ко мне, тем самым давая свою силу и поддержку. Его тело полностью напряжено, жесткие мышцы ног подергиваются позади моих, и неровное сердцебиение соответствует тяжелым ударам моего сердца. Вероятно, на этот раз он почувствовал, как от его прикосновения напряглось все мое тело. Рефлекторно, едва уловимо, но все равно заметно. Но сейчас я не отстраняюсь, частично из-за того, что Ретт ведет себя как мудак, и, если я буду держаться в стороне от «новичка», это только доставит ему удовольствие. Но главным образом потому, что Кэннон делает это, считая, что защищает меня, и это подрывает мое здравомыслие сильнее, чем боязнь прикосновений.
– Лиззи? – насмехается Ретт, пугающе уставившись на руку Кэннона на моем плече. – Он имеет в виду тебя? И какого хрена он прикасается к тебе? Три дня, и он ходит с тобой по магазинам, словно телохранитель, и дает ласковые имена? К черту это! – кричит он и несется в сторону своей кровати. Сейчас что-то будет…
– Бетти! У меня есть рыбки, идем, посмотришь! Кто ругается? Куда ты идешь, Ретт?
Хмм. Я упираюсь спиной в грудь Кэннона, когда Коннер одновременно стискивает нас обоих в объятиях. Один большой удушливый сэндвич, вызывающий клаустрофобию.
– Приятель, – хриплю я, задыхаясь и уже видя точки перед глазами. Внезапное и весьма ощутимое прикосновение к моей спине– это уже слишком. – Приятель, выпусти меня!
Бедный Коннер, он страдает от такой мощной сенсорной перегрузки, его голова яростно вертится туда-сюда. Его голос наполнен паникой, тревогой и смущением, когда он пытается одновременно сосредоточиться на каждом из нас.
– Прости, сестра. Подожди, Ретт, я хочу уйти!
– А НУ-КА ВСЕ ЗАМЕРЛИ! – требую я, возвращая контроль в свои руки. Успокаивать Ретта, ощущать близость Кэннона и его прикосновения – это все пустяки, пока вы не начинаете долбать мозг моему брату.
– Кэннон хочет посмотреть на твою рыбку, Коннер. Иди и покажи ему, пока мы с Реттом немного прогуляемся, хорошо? – я улыбаюсь брату, смягчая свой голос на последней фразе. – Я скоро вернусь. Все в порядке. Кэннон?
Он начинает шевелиться и быстро обходит меня.
– Умираю, как хочу посмотреть на твоих рыбок, Коннер. Покажешь мне?
Приятель тут же приходит в норму, направляясь в свою комнату.
– Я взял тебе белую! Пойдем.
Я жду, пока не слышу их, полностью увлеченных разговором, а затем делаю глубокий вдох. Открыв зажмуренные глаза, я шагаю вслед за Реттом, который неподвижно застыл возле открытой двери, ожидая меня.
Бульвар Вегаса выглядит весьма привлекательно с эстетической точки зрения. Ты можешь ходить и ходить, и все равно будет на что посмотреть. И прямо сейчас это очень кстати, потому что все, что мы делаем, это идем и идем. Ни один из нас не произносит ни слова и не смотрит друг на друга. Борьба умов во всей своей красе.
Буквально через несколько часов начнется наше выступление, поэтому пришло время кому-то из нас двоих все-таки сдаться. В любой момент. Желательно, в том часовом поясе, в котором мы сейчас находимся. Хорошо.
– Мы одни, Ретт. Пожалуйста, поговори со мной. Что это было?
– Не следовало так пугать Коннера. Мне жаль, – со стыдом в голосе произносит он, проводя рукой по своему лицу.
– Скажи ему об этом.
– Скажу.
Мы подходим к пешеходному переходу, я протягиваю руку и нажимаю кнопку «идти». Отличный повод, чтобы развернуться и пойти обратно.
– Это все? – я смотрю на него снизу-вверх и вижу боль, пожиравшую всю его сущность, и это разрывает мое сердце. – Ретт, что еще? Здесь только я. С каких пор мы не можем поговорить друг с другом?
Загорается сигнал, что мы можем переходить дорогу, и в этот момент он украдкой берет меня за руку. Я тут же сжимаю его руку в ответ, пытаясь показать эти крошечным жестом ему, что все, касающееся его и меня, поправимо.
– Никогда не видел тебя такой, какой ты становишься рядом с ним, – наконец отвечает он. – Как только он объявился на пороге, ты стала другой, – его голос теряет силу в конце фразы, а наполненные болью слова растворяются в городском шуме.
– С кем? С Кэнноном? – спрашиваю я. Он в ответ высокомерно смотрит на меня, как бы говоря «а то ты не знаешь». – Все люди разные, Ретт. Он другой. Конечно же, приходится приспосабливаться, когда кто-то новый присоединяется. Даже тебе. Особенно тебе. В одну минуту ты допрашиваешь его с пристрастием, а в следующую – говоришь ему писать музыку. Я оборачиваюсь и вижу, как ты кидаешься едой и смеешься вместе с ним, а затем сразу же начинаешь ругаться из-за пустяков. Честно, из всех нас, твоя самовлюбленность очевидней всего.
Он отпускает мою руку. Похоже, мы опять возвращаемся к режиму обороны.
– Он тебе нравится.
– Он нам подходит. Я думаю, – пожимая плечами. – Он мил с Коннером, прекрасный музыкант, действительно упорно пытается вписаться. Довольно трудно найти в нем что-то плохое, хотя не то чтобы я ищу. Но почему он не нравится тебе? По крайней мере, большую часть времени?
Наши шаги замедлились. Обратный путь кажется короче, и так много всего по-прежнему оставалось нерешенным. Ретт даже не старается поднимать ноги, всю дорогу громко шаркая и будто выжидая подходящего момента.
– Я трахался с девчонкой прошлой ночью, – выпаливает он.
Я резко застываю на месте, уверенная, что неправильно его расслышала. Если бы к моей голове был приставлен пистолет, и стоял выбор: сделать все правильно или умереть, моим последним желанием было бы знать, что он скажет дальше.
– Э-эм, ладно? – я заикаюсь, не имея ни малейшего понятия, как я должна реагировать на это.
– Случайная девушка, понятия не имею, как ее звали, – он сосредоточенно смотрит на тротуар, водя носком своего ботинка по трещине. – Я трахнул ее возле стены в туалете
казино, холодно и равнодушно.
– Зачем ты рассказываешь мне об этом? Какое отношение это имеет к Кэннону?
Он с силой хватает меня за плечи и поворачивает к себе лицом, кончик его носа задевает мой.
– Я трахнул ее, потому что у нее были короткие осветленные волосы, а ты хочешь переспать с ним!
– Что…, – я делаю глубокий вдох и тру свой лоб, пытаясь найти правильные слова или вопросы, или хоть что-нибудь. – Я бы никогда этого не сделала, и ты это знаешь. Он горяч, не буду отрицать, но это не значит… я не…тра…эээ!
Я стряхиваю его руки и сажусь прямо на тротуар. Дневной свет угасает также быстро,
как утекает время до нашего выступления, но мне плевать. Все, что я могу сделать, черт возьми, это попытаться разобраться во всем, что только что обрушилось на меня: высказанное и невысказанное – все это поражает и ставит в тупик. Как же мне понять свои чувства по отношению ко всему этому и сформулировать возникшие у меня вопросы?
Я раздвигаю колени и опускаю голову между ними, концентрируясь на дыхании.
Пятнадцать секунд вдыхаю через нос, задерживаю дыхание на пять, и пятнадцать секунд
выдыхаю через рот. Давным-давно я научилась этой очень полезной технике,
помогающей преодолеть гипервентиляцию, приближение которой я ощущаю прямо
сейчас.
– Эй, ты в порядке, – успокаивает меня Ретт, присаживаясь рядом со мной и
поглаживая меня по спине. – Мне жаль, что так все вышло, Лиз. Но я не идиот. Я
вижу, как ты на него смотришь. Ты можешь думать, что никому не доверяешь, но ты уже
доверяешь Кэннону. Я знаю, во многом это потому, что он удивительно хорошо ладит с
Коннером, и это так, этого у него не отнять. Но по большей это связано с тобой. Сейчас я тебя не узнаю, а я считал, что знаю о тебе абсолютно все. Там он думал, что ему следует защищать тебя от меня! – Он хлопает себя по груди. – Меня!
– Хорошо. Давай-ка посмотрим. По сути, ты просто бесишься и беспорядочно
трахаешься, потому что я считаю парня сексуальным? Подумаешь! У меня есть глаза и
вагина! И если бы он не заступился, ты бы также скулил об этом! Признай, ты бы думал
самое худшее о мужчине, не защитившим девушку. Для него это тоже все в новинку, и он
не был уверен в происходящем, поэтому поступил по-мужски. И ты трахнул девушку до того, как он это сделал. Ты прав, я доверяю ему, немного, потому что до сих пор он
проявлял себя не иначе, как заслуживающий доверие. Я считаю, что он горяч, потому
что он… посмотри в словаре Уэбстера (прим. «Американский словарь английского
языка»)! Но это не значит, что я буду трахаться с ним. Я никогда, я имею ввиду,
кроме… – я замолкаю, мой голос и взгляд наполнены смущением. Он нежно прикасается к моим щекам и поднимает мою голову, удерживая на месте и заставляя смотреть на него.
– Кроме меня? – шепчет он, изучая мое лицо остекленевшими глазами.
– Да, – бормочу я. – Ты был там.
– Ты не была ни с кем, кроме меня? Семь лет? – задыхаясь, спрашивает он. Его шок очевиден. Я киваю головой в знак согласия.
– Думаешь, я скрываю от тебя свою истинную любовь? Я гетеросексуальная молодая женщина, Ретт, и некоторые парни привлекательные, но я в безопасности, контролируя себя. Ты – это уже совсем другой разговор, – я с вызовом поднимаю бровь.
– Я потерял контроль, – сдавленно смеясь, он выпускает мое лицо. – Я слетел с
катушек и чувствовал себя неуверенно, и тут появилась она. Я не знаю, – он сконфуженно улыбается. – Она смотрела на меня так же, как ты смотришь на него, поэтому я притворился на некоторое время. С ней.
– Ретт? – я нерешительно шепчу, ожидая ответа, который, уверена, не готова услышать.
– Да?
– Ты влюблен в меня?
Он глубоко вздыхает, встает и предлагает мне руку.
– Я люблю тебя больше, чем кто-либо еще в этом мире, не считая Джареда и Коннера, с которыми ты связана. Я умру за тебя, убью за тебя или убью себя, если тебя не станет в
моей жизни. Время, когда мы были вместе, навсегда останется самым прекрасным и значимым моментом в моей жизни, который я часто вспоминаю. Но нет, я не влюблен в тебя.
Мы снова держимся за руки, и наш шаг ускоряется.
– Тогда зачем ты трахаешь похожих на меня девушек и беспокоишься о моих чувствах к Кэннону?
– Потому что я биполярный, эгоистичный и чертовски созависимый (психология: патологическое состояние, характеризующееся глубокой поглощённостью и сильной эмоциональной, социальной или даже физической зависимостью от другого человека), – он ухмыляется мне краешком губ, игривость снова возвращается во взгляд его темно-синих глаз. – На протяжении семи лет я всегда был номером один в твоей жизни. Я мог развлечься на стороне – это эгоистично, прошу, прости меня – и мне никогда не приходилось волноваться о ком-то, кто прикасается к тебе или забирает тебя у меня. Но сейчас…
– Значит, ты и до этого знал, что я никогда…
– Конечно, – он смеется, покачивая мою руку. – Я знаю о тебе все. Но все равно было приятно услышать, как ты подтверждаешь это вслух.
– Ах ты ублюдок! – я вытягиваю свободную ладонь и шлепаю его по руке. – Это было эгоистично.
– Абсолютно, но это подтверждало то, что я уже знал. Я никогда прежде не волновался, что потеряю тебя. Я знал, что ты не хочешь меня, но до тех пор, пока ты не желала кого-то еще, я был спокоен. Но Кэннон другой. У него есть шанс. И если он им воспользуется, я могу потерять тебя, – он останавливается и притягивает меня к себе. – Ты мой лучший друг, мое лекарство, доказательство того, что не все люди отстой. Я не хочу тебя потерять. – Он судорожно сглатывает, издавая сдавленный, наполненный болью вздох над моей макушкой, там, где прикасается его щека.
Уткнувшись лбом в его футболку, я оборачиваю руки вокруг его талии. Зеваки могут подумать, что мы парочка влюбленных, но это всего лишь проявление нашей особенной доброты и любви.
– Ты никогда не потеряешь меня, Ретт, никогда. И неважно с кем ты спишь, а с кем
я.
– Насчет этого, – он передвигается так, чтобы уловить мой взгляд. – Мое мнение таково, что никто не будет достаточно хорош для тебя. Но если ты решишь, что кто-то достоин тебя, не упускай возможность. Ты красивая и добрая, и заботливая, и воспитывающая. В тебе столько любви, которую ты готова отдать, просто дождись правильного человека. Может, это он, а может, и нет, но ты заслуживаешь шанса выяснить это. Ты достойна того, кто будет шептать тебе на ухо, какая ты сказочная, и кто будет заставлять тебя чувствовать себя любимой. Не слушай меня, Лиз. Мне уже нанесен непоправимый ущерб, этот крест я буду нести всю жизнь. Но ты, – он проводит кончиком пальца по моей щеке, – удивительна и готова начать жить заново. Игнорируй меня, когда я пытаюсь встать на твоем пути. Для тебя это может быть то, что нужно. Ты ему тоже нравишься. – Он смеется и мягко целует меня, эти губы моего прекрасного друга, а затем отстраняется. – Разве может быть иначе?
– Поживем – увидим. Я знаю его всего пару дней. Я бы пока не планировала свадьбу. – Я небрежно пожимаю плечами несмотря на то, что его речь вызвала что угодно, но только не небрежное любопытство. – Но я рада, что мы поговорили. Я до сих пор не уверена, что понимаю все это, но я люблю тебя и никогда не захочу причинить тебе боль или покинуть тебя. Никогда.
– Ты и не сделаешь этого. Но никогда не отказывайся от случайных связей. У нас это было один раз, и посмотри, как замечательно все получилось? Искра загорелась и – бам!
– Неважно, – отмахиваюсь я.
– Люблю тебя, Лиз, всегда.
– Конечно, любишь! А теперь отвези меня обратно и поживей! – я весело кричу и
запрыгиваю на его спину, пришпоривая пятками бока. Я наклоняю голову, мягко целуя его в щеку, и шепчу на ухо. – Психотерапевт не имел бы ни малейшего понятия, сколько взять с тебя за сеанс, мой дорогой сумасшедший Ретт.
Когда мы добираемся до автобуса, Джаред не находит себе места, и расхаживает взад и вперед, в панике дергая себя за волосы. Он вскидывает голову в нашу сторону, когда мы
нерешительно поднимаемся по ступенькам, и на мгновение в его взгляде мелькает
облегчение, прежде чем он снова хмурится. Не знаю, как Ретт, но я уже исчерпала лимит
драмы, которую могу сегодня вынести, поэтому Джареду лучше остыть и очень быстро.
– Где вы двое, черт возьми, были? И где все остальные? – он бешено машет руками,
а его голос становится на три октавы выше нормального. Подождите, еще раз?
– А кого нет? – спрашиваю я, уже направляясь в комнату Коннера и обнаруживая, что она пуста. Меня начинает охватывать паника. Я распахиваю настежь дверь ванной, затем прощупываю каждую кровать – пусто. Везде пусто!
– Где они? Где, черт возьми, мой брат? – ору я, рывком выхватывая телефон из кармана. Сел. – Вы двое, проверьте свои телефоны. Мой сел. Мои руки трясутся так сильно, что я ставлю его на зарядку только со второй попытки. – Есть что-нибудь? – выдавливаю я через быстро сужающееся горло. Джаред поднимает вверх палец, прижимая телефон к уху.
– Брюс, ты с Коннером? – теперь он кивает головой и, улыбаясь, показывает мне большой палец. – Хорошо. Ага, это сработает. Тогда увидимся.
– Что?
– Они пошли поесть. Он и Коннер встретят нас «У Флетчера» перед выступлением. Ударная установка дома. – Он смотрит на Ретта. – Все в порядке, это не далеко.
– А Кэннон? – спрашиваю я.
– Не знаю, он не с ними. Я что-то пропустил? – он переводит взгляд с Ретта на меня, беспокойство и подозрительность отражаются на его лице.
– Я иду готовиться, – откликаюсь я, не собираясь повторять все, что произошло.
Торопливо хватаю свои вещи и захлопываю за собой дверь ванной. Чертов Ретт. Я обожаю его и уже простила, но изменчивое, спонтанно и быстро меняющееся настроение одного человека не должно управлять жизнями окружающих его
людей. Он выставляет Кэннона без всякой причины, забирает свои слова назад, когда ему
удобно, а потом одна прогулка, и он думает, что все станет по-прежнему. Некоторым людям, особенно тем, кто не знает его хорошо, не так-то легко простить его вспышки сумасшествия. Теперь нам надо начинать с самого начала – поиск музыканта в группу. Но это еще не все, что меня волнует. Один из нас, а точнее девушка, яростно
отмывающая голову в слишком горячей воде, сейчас слишком далека от того места, где
начинала. У Кэннона нет телефона, чтобы позвонить ему и попросить вернуться. Хотя я не
уверена, что сделала бы это. Я не хочу казаться попрошайкой, но с другой стороны, я раньше и не знала, что умею краснеть. Все, что я знаю наверняка – я не могу выбросить из головы слова Ретта или отрицать чувства, пробудившиеся во мне за последние несколько дней. И я не могу забыть, как сильно я наслаждалась компанией Кэннона.
