Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"
Автор книги: С. Холл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
«Прекрасный инстинкт»
С. Э. Холл
Автор: С. Э. Холл
Название: «Прекрасный инстинкт»
Переводчик: Даша Г (пр – 5гл), Ирина Ч (с 6гл)
Редактор: Лена В
Вычитка: Надежда Е, Lisi4ka
Обложка: Pandora
Оформление: Lisi4ka
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы оплакать смерть и прославить жизнь Анны Кристины Кармайкл. Она была...
Резкий удар локтем в живот пугает меня, вызывая боль, отдающуюся вверх по телу.
– Коннер, – шепчу я в предупреждении, сжимая его бедро. – Сиди. Неподвижно.
Его большие, кристально голубые глаза расширяются от удивления. Мой резкий тон, очевидно, его напугал. И настолько сильно, что слезы начинают скапливаться в его глазах, и я мгновенно жалею о своем поступке. Я вздрагиваю, ненавидя, что причинила ему боль, на самом деле ненавидя даже наше пребывание здесь и собственные слезы. Но, чёрт, мы должны пройти через эти похороны с высоко поднятой головой. Она бы хотела этого.
– Может, вывести его на открытый воздух на какое-то время? – шепчет мне на ухо Джаред, сидящий слева от меня и сжимающий мою липкую, безжизненную руку.
Джаред Фостер. Что бы я делала без его непоколебимой, безусловной дружбы? Вместе с его братом Реттом и моим, Коннером, у меня есть три самые важные и теперь единственные причины жить и быть сильной. Их мне более чем достаточно и, наверное, они лучше того, что я заслуживаю. Я отвечаю ему быстрым покачиванием головы и благодарной улыбкой, а затем наклоняюсь вперед, чтобы схватить брошюру, оставшуюся с прошлой недели, и маленький карандаш из коробки со спинки передней скамьи.
– Держи, приятель, – я подталкиваю Коннера локтем, демонстрируя соответствующее давление. – Нарисуй мне картину.
Я протягиваю ему эти инструменты для отвлечения и шепчу.
– Прости. Я люблю тебя.
Его губы, слегка надутые из-за моего замечания, распрямляются в непосредственной детской улыбке, которая немного избавляет меня от чувства вины. Вот бы найти что-нибудь, способное также отвлечь и меня. Мне нужен собственный чудесный мини-карандаш, позволяющий забыть, где я и почему я здесь. Но нет, я абсолютно точно осознаю, где я, чувствую удушливый, застоявшийся воздух, едкий запах старых денег и обмана.
– Я нарисую маму, ладно? – этот внезапный вопрос заглушает бормотание пастора, и теперь все смотрят на него осуждающими взглядами, самый суровый из которых принадлежит нашему отцу. Уважаемому члену совета, обернувшемуся со своего места перед нами, хмуро смотрящему исподлобья.
Я поднимаю руку с указательным пальцем, опущенным вниз, и вращаю им по кругу, молча побуждая старика развернуться к чертям на место, а затем, используя ту же руку, но другой палец, с недовольством машу им его личному помощнику. Да, пафосная, распутная секретарша сопровождала отца на похороны моей матери, так что задумчиво растирала его спину всю службу. И ни один взрослый человек в этой переполненной комнате испорченных выскочек не имеет ни капли смелости для того, чтобы сказать пару слов об этом. Или, возможно, спросить, почему дети погибшей Анны Кармайкл, женщины, о которой вы должны были беспокоиться хотя бы чуть-чуть, раз уж вы здесь, сидят во втором ряду за кусками задниц? Я бы назвала их всех трусами, но трусость означает отсутствие мужества, чтобы противостоять тому, что вы считаете неправильным. Это слишком щедрый комплимент для тех, кем они являются на самом деле – пустыми, запрограммированными сосудами чистого зла, больше не способными отличить хорошее от плохого.
– Да, приятель, – я похлопываю брата по ноге и ободряюще улыбаюсь, – нарисуй маму.
Когда пастор спрашивает, есть ли желающие подойти и сказать пару слов, я с нетерпением жду, затаив дыхание. Мои мышцы натянуты, словно струна, и мое шестнадцатилетнее сердце все еще наивно надеется, что отец встанет и скажет что-нибудь.
Конечно же, нет. Мои надежды разрушаются так же быстро, как и появляются. Кроме того, все остальные растворились в светских беседах.
Проглотив отвращение, я отпускаю руку Джареда и встаю, чтобы сказать что-то для мамы, когда один из моих ангелов – Ретт – говорит мне.
–Я сделаю это.
Он проскальзывает между скамьями и нашими ногами и гордо проходит вперед. Он занимает трибуну с чувством собственного достоинства. Осанка Ретта и вызывающий огонек в его глазах не оставляют у всех собравшихся места для сомнения – ему есть что сказать. Он встает рядом с подставкой, на которой стоит портрет моей матери. Прекрасный снимок, сделанный еще тогда, когда мама улыбалась во все лицо. Ее пронзительные голубые глаза, точно такие же, как у Коннера, светились изнутри, замечая абсолютно все. Мой милый Ретт… он совершенно неуместен здесь. Он слишком добр: обладатель нежной души, парень, пишущий стихи и прислушивающийся к зову сердца… естественно, что его родители и другие дураки, живущие в городе сплетников, уверены в том, что он гей, и этим они ежедневно пытаются усмирить его дух.
Ретт прочищает горло и смотрит прямо мне в глаза. В его взгляде я замечаю неприкрытую ярость.
– Когда Бог создавал женщину, он имел в виду мисс Анну. Она всегда заботилась о нас – педиках, – он смотрит на своих родителей, – об их братьях-неудачниках, – Ретт бросает Джареду ухмылку, – и любила своих удивительных детей больше всего на свете. – Его лицо на мгновение мрачнеет, когда он смотрит на меня и Коннера. – У нее было больше денег, чем у кого-либо в этой комнате, но она хотела того, что невозможно купить за деньги. Поскольку невозможно купить любовь и честность тех, кто должен отдавать это добровольно.
Мой отец вздрагивает в своем кресле, но Ретт пригвождает его взглядом.
– Это не помогло защитить ее детей от зла, и я чертовски уверен, что не сможет больше купить наше молчание. Ты больше не сможешь навредить ей и причинить боль, потому что там, куда она ушла, нет места для таких, как ты. Все вы, жалкие ублюдки, будете гнить в аду, который я представляю, как обитель, в которой вам самое место. Так что, лучшие из Саттона, вы все вместе можете поцеловать ее, меня и ее детей в задницы и идти на хрен!
Его руки взмывают в воздухе с поднятыми вверх средними пальцами, он размахивает ими как босс, пинает трибуну и спрыгивает прямиком в средний проход. Ретт с ноги распахивает входную дверь и уходит. Безоговорочно, это его лучшее выступление.
– Для меня что-нибудь осталось? – глубокий, хриплый голос за моей спиной нисколько не пугает меня. Я слышала, как он шел, его шаги дико громкие, так что моя оборона была наготове. Сегодня Джаред проснулся либо с повышенной храбростью, либо с амнезией, разговаривая со мной в стиле «все супер» и явно не подготовился к очередному раунду с раздраженной Лиз. Я надменно разворачиваюсь к нему, мои глаза пылают ненавистью, а на шее появляются красные пятна.
– Уверена, что ты не мне это говоришь, – шиплю я. – Мой кофе, мой автобус, и мои, – толчок, – гребаные, – толчок, – ПРАВИЛА!
Он потирает свою голую грудь, особенно то место, в которое я только что тыкала, пока кричала на него.
– Черт, женщина, в чем, бл*ть, твоя проблема? – его рука пытается проскользнуть через меня, чтобы ухватить кофейник, но я опережаю его, разворачивая свое тело вправо и блокируя его попытку.
– Ты трахался в моем автобусе прошлой ночью? – спрашиваю я, пиная Джареда в голень так, чтобы он отодвинулся от моего кофеина. Не то чтобы мне нужно было спрашивать – вид раскачивающегося четырнадцати тонного автобуса не оставлял места для сомнений. Сочетание засоса рядом с проколотым левым соском и запаха секса подходит ему, словно перчатка.
Я также уверена в том, что та сука, которая упала к нему в постель вчера, не имеет ни малейшего понятия, что она упускала. Все, что она видит – это горячий парень типа «плохишей» с пирсингами в брови, губе, языке и сосках, невероятное тело, которое ему стоит перестать запихивать в чужие дырки, и лицо, способное очаровать даже монахиню и стянуть с нее трусики. Я ненавижу то, что он позволяет этим сучкам иметь даже часть себя, не заслуживая этого и не зная, какой он на самом деле удивительный человек. Но больше всего я ненавижу, когда он трахает их в моём автобусе.
– Может быть. Но она ушла раньше, чем ты проснулась, и он даже не здесь, Мама Медведица. Так в чем проблема?
Я с негодованием вздергиваю свой подбородок и скрещиваю руки на груди.
– Он мог бы быть здесь. Я могла бы забрать его пораньше или изменить планы. Что было бы тогда? А?
– Но ты этого не сделала, и она уже ушла.
Джаред пожимает плечами и игриво щелкает по мочке моего уха. Он всегда делает так, когда пытается меня успокоить.
– Так что прекращай скулить.
Я шлепаю его по руке, все еще раздраженная из-за нехватки кофеина в организме.
– Именно так все всегда начинается, Джаред! Вам абсолютно плевать на правила, и вы нарушаете их то тут, то там, и знаешь, что следует за этим? Пуф! Анархия!
– Ты сошла с ума. – Он смеется надо мной, почесывая обтянутую боксерами промежность, наверное, там завелись мандавошки, и огибает меня, чтобы, наконец, достать кофейник. Я позволяю ему это. – У тебя ПМС? – спрашивает он. Джаред дразнит меня, поглядывая своими синими, как джинсы, глазами из-за кружки.
Без предисловия отклоняюсь назад и бью его в живот. Довольно улыбаюсь, наслаждаясь моментом, когда горячий, свежезаваренный кофе волной выплескивается на руку Джареда.
– Это может шокировать тебя, но женщины могут разозлиться и без ПМС. Это отвратительно звучит. Разве ты никогда не злишься просто так?
– Ну конечно. Это твоя точка зрения? – он засовывает руку в рот и посасывает ожог – худшее, что можно сделать в данной ситуации. Зная, что он будет делать это весь день, потому что ожог не спадет, милосердно включаю холодную воду и подставляю под поток руку Джареда.
– Моя точка зрения – почему вы, мужчины, можете злиться, не имея ПМС, но когда, то же самое касается женщин, это просто невозможно? Может быть, я и отстаю от CNN (телеканал), но я еще не слышала, что менструальные циклы и способность злиться научно связаны, ты, сексистская свинья!
– Ты знаешь это, детка.
Джаред зарывается лицом в мою шею и похрюкивает. Я смеюсь и извиваюсь, потому что это дико щекотно, а не потому, что он неотразим или прощен. Но это именно тот способ, которым он заканчивает все наши ссоры с тех времен, когда нам было по десять, и его семья поселилась напротив нашего дома. Я серьезно – он слишком очаровательный для своего же блага, и мы тайно миримся с этим – но я никогда вслух не произнесу, что он, на самом деле, просто классный.
– Прошу тебя, не делай этого снова, Джаред, я серьезно. Если бы я не была так мила, то вышвырнула бы ее отсюда за волосы. – На самом деле, я не сделала это скорее из-за знания, что, если автобус качается, то тебя может стошнить от того, что увидишь, когда постучишься, а не из-за благотворительности, но я не стала упоминать эту маленькую деталь. Уперев руки в бока, я серьезно смотрю на него, нахмурив брови. – Никому не позволю, даже тебе, разрушить его гармонию. Он побеждает и ...
– И все остальные ублюдки проигрывают, – заканчивает он за меня. – Знаю, детка, я согласен.
– Знаешь, я серьезно, неужели так сложно снять номер или поехать к ней? Неужели они все бездомные шлюхи?
– Бездомные шлюхи – ха! Забавно, – я слышу его бормотание и смех на расстоянии.
– Раз уж вы проснулись, слушайте, – предупреждаю я остальных двоих, очевидно прячущихся под своими одеялами от силы моего гнева и явно испуганного Джареда, – и вам лучше записывать, потому что я не собираюсь проводить эту беседу снова.
Голова Ретта высовывается из коморки, его черные волосы дико торчат во все стороны. Он посылает мне улыбку, полную гордости и одобрения. Это его обычный способ поддержать меня без очевидного перехода на мою сторону. Не дай Бог, его брат узнает, что он поддерживает девушку, а не «свой вид».
Братьев Фостер всегда считали близнецами, хотя на самом деле у них разница чуть менее года, и они очень разные. Прежде всего, Джаред очень эгоистичный парень, тогда как Ретт, старший из братьев, неизменно бескорыстный. Темные волосы Ретта мягкие и волнистые, а волосы Джареда грубые и при прикосновении щекочут руку. Они оба высокие и мускулистые, с глубокими темно-синими глазами. Если Джаред всегда танцует с менее тонкими мотивами, скорее рефлекторно и саркастически, то движения Ретта более послушны, и при этом он словно смотрит тебе в душу. Когда я хочу пошутить, посмеяться или просто забыться, я иду к Джареду. Его веселый и беззаботный дух освежает. Но, когда мне нужно просто побыть с кем-то понимающим, знающим верные слова и способным утешить, я ищу Ретта. На самом деле, я люблю их абсолютно одинаково.
Ретт все еще поглядывает на меня, я показываю ему язык и свожу глаза к переносице, но при этом оставляю свой голос сердитым для всех остальных.
– Я ухожу, чтобы забрать Коннера. И этому месту лучше бы пахнуть Лизолом и конфетками, когда мы вернемся. – Я разворачиваюсь на каблуках, схватив свое дерьмо, и ухожу, хлопнув дверью. Дойдя до нижней ступеньки, останавливаюсь, чтобы успокоиться и наполнить легкие свежим воздухом.
– Ты в порядке?
Моя голова дергается вправо, где я замечаю моего дядю Брюса, нашего водителя и по совместительству импровизированного менеджера, а также единственного родственника, который остался у нас с Коннером. Он прислонился спиной к автобусу и потягивал сигарету. Я бы хотела, чтобы он бросил эту отвратительную привычку. Единственный брат моей матери, он потерял свою жену из-за рака, Христа ради..., и он все еще курит, дымит как стареющий, слегка полноватый двигатель. Иногда мне кажется, что он лишь приближает свою смерть, пытаясь ускорить встречу с женой и сестрой. Безусловно, выкуривание по пачке «Кэмела» без фильтра каждый день является частью его плана.
– Черт, нет, я не в порядке. Джаред привел шлюху в мой автобус прошлой ночью. Знаешь что-нибудь об этом?
– Неа. – Он бросает свою сигарету и тушит ее подошвой ботинка. – Мое, кхм, свидание привело нас к ней домой. Я не возвращался к автобусу после окончания шоу.
Мне нравится его привычка называть такие встречи свиданиями. Таким образом, он защищает мои якобы хрупкие уши. Тетя Керри умерла спустя всего восемь месяцев после мамы, так что дяде выпало сразу два сложных прощания. За это время я успела получить юридические права на Коннера, что более чем достаточно для Саттона. Также я купила этот автобус и предложила дяде присоединиться к нам. Он буквально запрыгнул к нам на борт, и вот уже три года он держит нас на средней полосе, в одной миле от шоссе.
– Мило. – Я закатываю глаза. – Заставь их, пожалуйста, все убрать. Я не хочу видеть в автобусе чужие лифчики и жить в свинарнике. И используйте очиститель для унитаза. Не знаю, какую заразу оставила там гостья Джареда.
– Может, хочешь, чтобы я съездил за Коннером с тобой? Ретт может руководить всеми.
– Нет. – Смеюсь я. – Нам скоро отправляться. Спасение тебя из тюрьмы займет много времени. – Дядя Брюс ненавидит моего отца, и порой это доходит до астрономических уровней.
Я прохожу мимо машины и кричу из-за плеча:
– Серьезно, подними их задницы. И припугни, а то они не будут слушать.
– Да-да, Капитан.
– Бетти! – кричит он за секунду до того, как я открываю дверь.
Наша мама звала меня Бетти, так что Коннер тоже теперь зовет меня так. Но до дня ее смерти брат называл меня не иначе, как Лиз, или Лилсис (прим. lil’sis – Лил сестра), что сейчас превратилось просто в сестру.
–Умпф, – я хрюкаю, едва успевая удержаться на ногах, когда он врезается в меня всем своим телом. Коннер всегда здоровается так со мной, будь мы в разлуке хоть два года, хоть две минуты. Но это стало по-настоящему больно, когда он стал весить больше двухсот фунтов. Такое приветствие стало типичным для него уже давно, так что можно было подумать, что я уже привыкла, но нет. Это всегда чертовски больно. Я сомневаюсь, что моя миниатюрная женственная фигура когда-нибудь поприветствует очень усердную атаку далеко не худенького, взрослого мужчины. Хотя, я скорее съем свой язык, чем стану жаловаться.
– Ты скучал по мне, приятель? – спрашиваю я, еще не восстановившимся, хриплым голосом, также пытаясь выровнять дыхание.
– Угу. – Он берет меня за руку и тянет меня в сторону двери. – Пока, пап! – кричит Коннер в пустоту.
– Эй, постой. – Я напрягаюсь, чтобы остановить его, оттягивая назад его руку со значительной инерцией, и одновременно просматриваю пространство на наличие нашего отца. – Коннер, сначала мы должны забрать твои вещи. Где папа? – я заметно дрожу, задыхаясь на слове «папа», повторяя его просто для того, чтобы поддержать разговор спокойным для парня.
– Меня это не волнует, – он снова тянет мою руку. – Назад в автобус! – я очень люблю своего безумного брата, всегда попадающего прямо в точку и, как правило, предельно честного. На самом деле, я даже не помню, был ли у него фильтр речи раньше. Он был спортсменом, музыкантом и дерзким, и при этом популярным парнем, но я вроде помню некоторые культурные частички в его прошлом.
– Спасибо, сынок. – Ледяной баритон эхом отдается от сводчатых потолков и проходит по моей спине. Меня убивает то, как реагирует мое тело. Оно предает меня в инстинктивной и физической неприязни, напоминая мне о власти, которую он до сих пор имеет надо мной. – Элизабет, – он замечает меня, когда полностью сходит с чрезмерно большой лестницы. – Я предполагаю, что ты в порядке?
– Ну, я предполагаю, что ты все еще придурок. Я права?
Коннер хихикает за моей спиной, и я оборачиваюсь, чтобы одарить его победной улыбкой. Верно, приятель, счет один-ноль в нашу пользу.
– Дорогая Элизабет, ты как всегда красноречива.
– Дорогой «пришло время, чтобы показать из себя отца», – я указываю на его лицо, – все еще проживаешь жалкое существование, как я вижу. Где Альма? – наша экономка-няня с тех пор, как я научилась ходить, она одна из немногих избранных, кому я могу доверять в этом мире, а также единственная причина, по которой я разрешаю Кону посещать этот дом без меня. Ей лучше бы быть здесь; отцу не разрешается быть наедине с Коннером, и он это знает. Конечно, там могут быть всякие уловки и пробелы, с которыми я борюсь по сей день, но этот пункт я выиграла. Если бы я этого не сделала, то Коннер и я сейчас были бы далеко в тропиках, загорающие, занимающиеся подводным плаванием, а главное, скрытые ото всех.
Его плечи, спрятанные под костюмом, достойным его, вздрагивают от презрительного смешка.
– Она где-то здесь, неподалеку. Спроси своего брата, если не веришь мне. Или не стесняйся, сходи и поищи ее сама. – Он потирает подбородок, и саркастическая маска снова оказывается у него на лице. Он ждет, чтобы я назвала все его слова блефом. Когда он понимает, что я не сдвинусь со своего места, то задает мне очередной колкий вопрос.
– Как группа?
– Зачем ты задаешь бессмысленные вопросы? Тебе не важен ответ, так зачем спрашивать?
Я драматично прижимаю руку к сердцу и выпячиваю нижнюю губу.
– Я надеюсь, это не для моего блага, дорогой папочка. Пожалуйста, не тревожь свой слабый ум мыслями о том, что мне нужны какие-либо разговоры с тобой. На самом деле, – я шагаю по направлению к нему и рычу, – мне уже плохо от того небольшого разговора, который уже состоялся.
Я потираю свой живот, жалея, что не могу раздавать здесь команды, как с Джаредом.
– Так что отдай мне его сумку, и мы уйдем. Если только у тебя нет ничего действительно важного, о чем нам необходимо поговорить. Допустим, о Коннере.
Говоря о маленьком приятеле, я бросаю взгляд через плечо, замечая, что он ведет интересную беседу с большой рыбой в аквариуме, периодически тыкая в нее пальцем через стекло. Если бы Альме не пришлось все это потом убирать, то я бы искренне хотела, чтобы он разбил его.
– Ничего, кроме того, что я уже тебе сказал. Он принадлежит...
– Мне. – Я тыкаю своим дрожащим пальцем ему в лицо. – И так будет всегда. Я позволяю тебе видеть его только потому, что он просит. Никогда не забывай, старик, мы – те, у кого все карты, не ты. – Даже когда я говорю все это, я знаю, что это не правда. Пока Коннер хочет видеть его, просит меня о встрече, я позволяю ему это, несмотря на все мои инстинкты. Мандат на посещения каким-то образом затесался в соглашение, и мой слизкий отец пользуется этим. Я ненавижу, когда Кон находится рядом с ним, и беспокоюсь все время, пока не заберу его в безопасное место, но опять же, пока Коннер не обретет свой голос, мои руки связаны.
– Почему ты настаиваешь на таскании по стране кого-то в его состоянии из-за твоего бессмысленного акта восстания? Деньги невозможно забрать назад, они твои, с тобой он или нет. Позволь ему иметь дом и того, кто будет за ним следить.
Я подхожу еще ближе к нему, гнев и ярость кипят в моих жилах, я даже слышу звон в ушах.
– Он был дома, а не под моим присмотром, когда оказался в таком состоянии. И наша мама позаботилась о том, чтобы у нас были эти деньги, ты, чертов претенциозный ублюдок. Не смей говорить так, как будто бы у тебя есть хотя бы одна унция великодушия или беспокойства за него!
Он достает носовой платок из заднего кармана и вытирает своё потное, жилистое лицо.
– С тобой всегда приятно иметь дело, Элизабет. Постарайся, чтобы его не убили.
– Не беспокойся, не хотелось бы украсть твою прерогативу.
Ничего. Ни шока от обвинения, ни пораженного отрицания, ни даже «Что это значит?». Он просто больше не волнуется о симулировании беспокойного вида. Он абсолютно уверен, что неприкасаемый. Одна в земле, другой не говорит – мне бы радоваться своей судьбе. Пока я не иду поперек сама себе. Что он регулярно делает. До тех пор, пока я дышу, он тоже дышит. Эхо его шагов отдается от мраморного пола, он поворачивается и быстро уходит прочь. Эту версию его я знаю лучше всего – он, уходящий от нас. Он не остановится и не обернется, улыбнувшись дочери, которую он потерял, моля ее о прощении и объясняя причины своего поведения. Я уже давно не мечтаю об этом; ледяное равнодушие заняло свое место в моем сердце. Я не нужна ему так же, как и объятия сына перед его уходом. Это убивает мое чувство долга касаемо того, что мы ненадолго уедем путешествовать по стране, как только уедем отсюда. Я позволяю себе только один мимолетный вздох, мои глаза быстро осматривают дом детства перед тем, как я снова беру себя в руки.
– Пойдем, приятель, мы уходим. Возьми свои вещи.
– Мы можем взять этих рыбок с собой?
– Тебе они не нужны, Кон. Они грязные. Я куплю тебе твоих, хорошо?
– И Пез1?– он уговаривает меня с глупой, но в тоже время пленительной улыбкой. Это совершенно не нужно, потому что я и так дам ему все, что он пожелает, но я все равно люблю то, как он меня уговаривает.
– Конечно. Пез, как всегда.
Когда я пообещала Коннеру, что куплю ему его собственных рыбок, я не лгала… но в эту секунду я не думала рационально. Однако он, указывая на каждый дом, мимо которого мы проезжали за последние десять минут, спрашивал:
– Это магазин с рыбками? Тот самый, где мы купим мне рыбку, Бетти? Разве нам не нужно повернуть сюда?
Заняв первое попавшееся место на парковке, я не могу сдержать смешок. К чёрту то, что говорят врачи, мой брат постиг все грани хитрости. Он с легкостью обводит меня вокруг пальца, пользуясь любым возникающим шансом.
– Где мы? Это не магазин. – Он сутулится в своём кресле, сгорбив плечи и надув губы. – Ты просто пошутила насчет рыбок, да?
Видите, что он делает? Пытается вызвать во мне чувство вины.
Я усмехаюсь и фыркаю.
– Ты же прекрасно все знаешь, умная маленькая обезьянка. Я могу сориентироваться очень быстро, приятель.
Я не знаю, где здесь поблизости есть магазин с живыми рыбками. В детстве нам не разрешалось иметь домашнее животное; слишком грязно, шумно, не солидно – выберете оправдание сами. Поэтому я не имею ни малейшего понятия, где можно купить домашнее животное. Братья Фостер… у них всегда были какие-то существа в клетках, чашах или коробках, когда они были детьми. Пока набираю номер Джареда, я практикуюсь в «Извини меня и, кстати, не поможешь мне» речи в моей голове. Он отвечает на первом же гудке, и в его голосе звучит неприкрытая паника.
– Вы в порядке?
– Да, у нас все отлично. Знаешь, мне тут понадобилась твоя помощь.
– Давай, – он не задает мне никаких вопросов и даже не требует извинений. На самом деле, он просто замечательный.
– Во-первых, – испускаю глубокий выдох, наполненный стыдом, – прости меня за то, что я была просто сверхсучкой этим утром. Ты же знаешь, что я люблю тебя, и не хотела быть такой резкой, но я не могу...
Я выпускаю нервный вздох, который удерживала, и откинула голову назад, ощущая восхитительную легкость в плечах. В глубине души я знала, что он простит меня, но иногда я беспокоюсь, что он или Ретт, или они оба, наконец, выяснят, что я приношу больше проблем, чем пользы, и оставят меня.
– Я припарковалась напротив магазина бытовой техники Кинни, и мне нужно знать, где здесь поблизости есть магазин с рыбками. И не мог бы ты найти местечко для нашего нового питомца? Пожалуйста. Коннер, – я поворачиваюсь к нему, – где бы ты хотел видеть свою рыбку?
– В моей комнате. – Он нетерпеливо кивает своей головой. – Да, в моей комнате.
– Местечко в комнате Кона, пожалуйста. – И в течение пяти секунд все кажется мне очень простым, пока внутренняя Лиз не просыпается. – Погоди, а что если вода из аквариума будет выплескиваться? Я возьму крышку. И тебе лучше найти место, где аквариум держался бы хорошо. И не рядом с окном, будет то слишком холодно, то слишком тепло. – Я начинаю раздражаться. – Я не знаю. – Я совершенно ничего не знаю обо всем этом спонтанном проекте, уже не говоря о попытке осуществить его в туристическом автобусе. Коннер живет в большой спальне, в конце автобуса, а все остальные спят на койках или кушетках в передней его части… и я внезапно жалею о том, что предоставила ему самому выбрать место для аквариума. Одному Богу известно, что он может сделать с этой рыбкой в своей комнате, за закрытой дверью; мне нужно будет держать еду, сачок и все остальное в безопасном месте.
Я зажмуриваюсь, вдыхая воздух и чувствуя, что меня охватывает паника. Единственное утешение в том, что он не попросил собаку. Это не проблема, не проблема. На самом деле.
– Йоу, Мама Медведица! – Джаред откровенно развлекается, и это слышно по его голосу. – Усмири свое безумие, это просто рыба, а не гребаный аллигатор. Все будет в порядке. Иди и купи парню немного чертовых гуппи, а я пока все подготовлю. Есть одно место под названием «Аквариум» на углу Тиккер и двадцать третьей, в торговом центре. Поезжай прямо туда.
– Верно, ты прав. Это просто рыба. Мы можем осилить рыбу. – Я выдыхаю все ненужное беспокойство, сжимая руки на руле. – Увидимся.
– Эту, – вопит Коннер, скользя указательным пальцем по стенке аквариума, выбирая сначала одну, затем другую и так до бесконечности. – И еще вот эту! – его ноги пробегают по миле в минуту, он действительно волнуется. – Сестра, – он поворачивается ко мне, – у них есть красная рыбка для Джареда и синяя для меня!
– Я вижу, – говорю я, посмеиваясь над его энтузиазмом.
– Иииии, – голос Коннера достигает крика, – желтую, оранжевую и голубую для Ретта!
– Две голубых, – говорю я помощнику, поднимая бровь в предупреждении, поскольку он вздыхает и закатывает глаза. Даже не пытайся, парень. Помоги моему брату, обслужи нас с улыбкой и все прочее. Разрушишь это для него и сам напросишься на проблемы.
– Бетти, – говорит он мягко, но печаль в его голосе сразу привлекает моё внимание, – у них нет розовой для тебя. Тебе придется выбрать рыбку другого цвета.
Я наклоняюсь и изучаю все возможные варианты, проплывающие внутри аквариума столь молниеносно, что мои глаза едва успевают проследить за ними.
– Как на счет парочки этих маленьких ярко-зеленых?
– Дааа, – он растягивает слово в восхищении, – замечательный выбор. А каких возьмем для Ками и для дяди Брюса?
Заботливый ангел, никогда никого не забывает.
– Они могут делить рыбок со мной, – уверяю его, поглаживая его руку. – Я думаю, что на этом достаточно, приятель. У нас нет комнаты для очень большого аквариума, и ты ведь не хочешь, чтобы в твоем аквариуме рыбкам было тесно?
Он обдумывает мое предложение, постукивая пальцем по подбородку, и, наконец, соглашается. Он несет чистый мешочек с синей и красной рыбками и весело подпрыгивает всю дорогу. Да, мы можем осилить рыбу. Вместе мы слоняемся вокруг, пока парень упорно пытается поймать для нас остальных рыбок при помощи маленького сачка, а Коннер в это время ищет всевозможные замки, корабли и сокровища, которые можно поместить в аквариум.
– Помни, не набирай слишком много, приятель. Им всем нужно место, чтобы плавать.
– Две? – он сжимает много моих пальцев, умоляя меня с милой улыбкой. Когда я слишком легко соглашаюсь, он продолжает. – Три?
– Две. – Я сдерживаю смех и отчаянно пытаюсь не сказать ему, что он может взять четыре.
– Джааарееед, я дома! – Коннер визжит в ту же минуту, как открывается дверь автобуса. Бедные рыбки отскакивают рикошетом от стенок пакетика из-за того, как он его трясет. Я не знаю, почему он всегда зовет Джареда первым, несмотря на то, что оба парня очень хорошо к нему относятся и занимают равное место в наших жизнях. Интересно, задает ли Ретт себе такой-же вопрос и задевает ли это его самолюбие? Зная Ретта – несомненно, да.
– Вот он где! – Джаред улыбается и встает с кушетки, чтобы обнять Коннера. – Мы скучали по тебе, друг. Хорошо провел время с отцом? – он смотрит на меня через плечо Коннера, когда спрашивает об этом. Он тоже беспокоится, поскольку пережил всё это вместе со мной.
– Спроси его, видел ли он Альму, – прошу я одними губами.
– Ты видел сегодня мисс Альму, приятель? – вопрос звучит повседневно, но моя челюсть сжата, и я жду ответа.
–Да, она любит меня. И Бетти тоже. – Мой братишка больше не может говорить о чем-либо, кроме его новых питомцев. – Видел моих рыбок? – он тыкает пакетиками с рыбками прямо Джареду в лицо. – Красная твоя. Можешь дать ей имя, если хочешь.
Я все еще стою позади них и наблюдаю, вращая рукой и желая, чтобы Джаред согласился. Он подмигивает мне, читая меня, словно открытую книгу.
– Удивительная рыбка, чувак, мы переместим их в аквариум через секунду. Что Альма заставила тебя сегодня съесть?
– Жареный сыр2. Ретт, Брюс-Мус3, я дома! – Джаред и я оба смеемся над Коннером и его подшучиванием. Он сказал, что видел ее, а теперь он со мной, на вид невредимый, и этого достаточно для меня, чтобы двигаться вперед.
Джаред наклоняется к нему и шепчет в ухо.
– Твой дядя убежал в город, а Ретт все еще в кровати, иди и разбуди его.
