Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"
Автор книги: С. Холл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Да, – отвечаю я, неровно дыша.
Любое «первое» незабываемое воспоминание, связанное с Кэнноном – то, что я буду беречь, как сокровище, и навсегда сохраню в своем сердце и голове, что буду проигрывать в памяти каждый раз, когда взгляну на него, или обращусь к нему, чтобы собраться с мыслями, когда буду злиться на Кэннона… Нужна музыка; и сейчас мы говорим обо мне.
Он позаботился обо всем остальном, поэтому я буду выступать в роли маэстро. Я хаотично пролистываю альбомы на своем телефоне, задерживаясь на одной песне только для того, чтобы в следующую секунду изменить свое решение. И тут меня словно ударяет рой разъяренных бабочек – поверить не могу, что не подумала о ней раньше. Если и есть единственная песня, которая расскажет в точности то, что я мысленно говорю ему каждый божий день, то это именно она.
Я остаюсь неподвижной, наслаждаясь его издевательски медленным и поддразнивающим стриптизом, пока он не предстает блистательно обнаженным и прекрасным передо мной. Затем настает моя очередь стягивать каждый предмет одежды с моего жаждущего тела. В глазах скапливаются непролитые слезы, причину появления которых я сейчас не в состоянии понять. Он бросает вызов всему, что, как я думала, я знала. Он олицетворение всего, чего я боялась, но так отчаянно желала, в чем не нуждалась, но без чего жила лишь пустой и неправильной жизнью.
Когда я также беззастенчиво обнажаюсь перед ним, то беру телефон, лежащий у моих ног, и нажимаю кнопку воспроизведения, а затем бросаю его на пол и увлажняю губы, обольстительно поманив Кэннона к себе пальцем.
Он крадучись приближается, мужественный и наполненный примитивным инстинктом, но внезапно останавливается, когда осознает мое признание – «The Woman in Me» Шанайи Твейн. Понимание и принятие этого заявления наполняет его насыщенно карие глаза, и он движется вперед, опуская меня на пол вместе с ним.
Усадив меня на колени лицом к себе, он оборачивает мои ноги вокруг своей мускулистой талии и зарывается руками в моих волосах.
– Навечно моя, сирена. А я твой, – с хрипотцой и трепетом в голосе произносит он обещание, уткнувшись мне в шею.
Не произнося больше ни слова, он наклоняет под углом мою голову, чтобы погрузить свой горячий язык как можно глубже и собственнически в мой рот, и я приподнимаюсь, отыскивая его твердость рукой и располагая прямо у своего центра. Я немного дразню его, погружая только головку, и содрогаюсь вокруг него, но затем расслабляюсь.
Его глаза резко распахиваются, и он издает рычание, наполненное плотским наслаждением, предупреждая меня с необузданной страстью в его потемневших глазах, что он собирается сам задавать ритм нашему действу. Но и песня, и слова чутки и ласковы, поэтому я решаю быть с ним такой же, и нежно опускаюсь на всю его длину, замирая на мгновение, чтобы полностью растянуться у основания, его самой толстой части.
– Я люблю тебя, Кэннон, – я стону напротив его губ, раскачиваясь на нем, для опоры обвивая руками его шею, откидывая голову назад и закрывая глаза, когда медленно занимаюсь с ним сладостной любовью.
Сплетенные вместе, мы движемся в совершенном ритме. Он поднимается, я опускаюсь, двигая тазом навстречу его толчкам. В этой позе, сидя на его бедрах с широко расставленными ногами, я не нуждаюсь в его руках. Короткие курчавые волоски на его паху просто фантастически дразнят мой клитор, и слишком скоро я кончаю, в то время как он стонет, обхватив мою грудь губами.
– Так классно, сирена, с каждым разом все совершеннее. Люби меня вечно. Поклянись в этом, – теперь он целует меня, а после, вытянув язык, проводит им по моим сморщенным соскам и ключице, и дальше вверх к моей шее. – Трахай меня жестко, когда ты в бешенстве, нежно, когда нет, прикуси мой член, когда я не хочу слушать, и отвергай меня, когда я опоздал или забыл что-то важное, пока я не взмолюсь. Но всегда, всегда люби меня?
Я киваю, из глаз капают слезы, и я шепчу.
– Больше, чем собственную жизнь. Обещаю.
– Я верю тебе, – он отклоняется назад, расплываясь в улыбке, которая быстро превращается в похотливую, властную ухмылку. – Моя очередь, – бормочет Кэннон, впивается в мои бедра и прижимает вплотную к себе, двигаясь ритмично и жестко. Откинув голову назад, он издает дикий рев, когда кончает внутри меня.
В 12:17 мы подписали документы на совместное владение домом, купив его полностью освобожденным за сто восемьдесят тысяч долларов: одна половина моя, другая – Кэннона. Благослови Господь вялый рынок недвижимости, потому что множество акров земли, законное жилье и свыше трех тысяч квадратных футов жилой площади стоят почти вдвое дороже. Кто платит за дом всю сумму сразу без кредитования? Девушка с деньгами семьи своей матери и парень, который откладывал все средства, так как его деньги не смогли бы обеспечить папочкину принцессу всем самым лучшим, вот кто. И мы не будем об этом упоминать, потому что я компенсирую их при первой же возможности, но я могу быть посвящена в тот факт, что Кэннон продал две гитары и усилитель, которые каким-то образом вынес за те десять минут, что выделила ему Рути. Так же у меня есть большое подозрение, что мой отец незаметно подсунул ему чек на «дом для Коннера», потому что он отлично знал, что я бы ни копейки у него не взяла.
Тихушники.
С момента подписания и до приезда в наш дом на Эрин Драйв, 1222 прошло целых тридцать шесть минут. Зная, что мы подписали договор ровно в полдень, задержавшись из-за кое-каких бюрократических заморочек, сродни приему у врача, который никогда не начинается вовремя, я была более чем потрясена увидеть всех, кого мы любим и ценим, на подъездной дорожке… или припарковавшимися на траве. В конце концов, это Индиана.
И несмотря на то, что я непрошибаемая и все такое, я удивлена, что мое лицо опять каким-то мистическим образом становится мокрым по собственному желанию. Поначалу это было очаровательно и немного смягчило меня, но сейчас начинает действовать на нервы.
Сразу же все, одновременно, идут в атаку. Первыми – Либби, Соммерлин и Ванесса, голубка Джареда, проявляющая просто потрясающее долголетие, да еще и находящаяся так далеко от дома и учебы, и Лаура, которая не оказалась злой мачехой, чего я так боялась. Ох, и маленькая Хоуп, держащая Соммерлин за руку.
– Милая, – с беспокойством на лице жалобно произносит Либби, заламывая руки, – у вас ничего нет. Я не преувеличиваю. Соммерлин, скажи ей, что я не слишком остро реагирую. Я хочу сказать, он абсолютно пустой. Я ведь права?
– Мама, мы говорили об этом, – Соммер посылает мне извиняющуюся улыбку. – Они владеют им всего пять минут, поэтому неудивительно, что он не забит вещами.
– Ох, – Либби с облегчением хватается за грудь, – слава Богу. А когда грузовики будут здесь?
– Либби, я жила в автобусе на протяжении пяти лет. У меня даже квартиры никогда не было. И ничего из дома, – меня передергивает, – этой дьяволицы внутрь не допускается. Поэтому, – я с энтузиазмом тру ладони, – никаких грузовиков не будет. Нам нечего привозить.
– О-ох, – на этот раз ее голос звучит с абсолютно другой интонацией, и ее грудь сжимается от ужаса, а не облегчения. – Чт… я не… эм…
Она изумленно переводит взгляд на каждого из нас в поисках возможного объяснения.
– Кому нравится выполнять порученные задания? – спрашиваю я как можно более бодрым голосом, успокаивающе положив руку на плечо Либби. – Доверься мне, я с этим разберусь.
Все поднимают руки вверх, и я тут же действую, чтобы у них не было времени передумать.
– У кого есть листок бумаги? – конечно же, именно Либби достает желтый блокнот и ручку из своей сумочки. – Отлично. Итак, посмотрим. – Я закрываю глаза, представляя, как будет выглядеть мой новый дом, комната за комнатой. – Сначала вы поднимаетесь на крыльцо. Кто хочет им заняться?
– Мы возьмем его, – Соммерлин поднимает их с Хоуп соединенные руки и восторженно кивает головой.
– Соммер и Хоуп, крыльцо, – вслух произносит Либби, записывая сверху страницы.
Ага, понятия не имею, от кого же Кэннон получил привычку вести списки.
– Я бы сказала, что нам нужно, – это будет трудновыполнимая задача, не являющаяся моей сильной стороной, – дверной коврик, подвесные качели, краска для входной двери. Потому что, черт, смотровое окошко, оно, гм, ужасное. Горшки и саженцы, и, может быть, флаг для украшения. Что-нибудь еще? – может быть, я не так уж и плоха в этом! – О! И столик рядом с качелями для напитков и всяких мелочей. И кресло-качалка! – заканчиваю я, мечтательно представляя себе будущее крыльцо.
– Папочка! – кричит Соммерлин, и Маршал торопливо подходит. – Мне нужны ключи от твоего грузовика. Хоуп и я должны купить крупногабаритный товар.
Он согласно достает их из кармана и улыбается, опустив взгляд на Хоуп.
– Нужна ли вам помощь, леди, в погрузке вещей, или деньги?
– Нет, нет! – вмешиваюсь я, поднимая руку. – Кэннон и я все оплатим. Пойду возьму карту из своей сумочки. И персонал в магазине поможет все погрузить. Здесь много работы, так что мы должны рассредоточить наши войска, – хихикаю я.
– Нет, ни в чем себе не отказывайте, – Маршалл мягко возражает мне, доставая конверт из заднего кармана. – Я и моя жена подумали, что деньги были бы отличным подарком на новоселье.
Он протягивает конверт Соммер.
– Только то, что она попросила, и принеси сдачу, Сакс Фифс Соммерлин (прим.: по аналогии с Saks Fifth Avenue (Сакс Фифс Авеню) – знаменитый магазин дизайнерских товаров класса люкс.), – он многозначительно выгибает брови.
– Папа, ты меня обижаешь. Подожди, Лиз, какой цвет подобрать для кресло-качалки и входной двери?
Видите, я думала, что справилась с этой засадой.
Я оглядываюсь вокруг и на другой стороне двора замечаю Кэннона, наблюдающего за мной с нежным обожанием. Я подзываю его кивком головы, и он не спеша подходит. Его джинсы Levis и ботинки превращают это простое действие почти в порнографическое.
– Сирена?
– Какой цвет выбрать для качалки и входной двери? – спрашиваю я.
Он оглядывается через плечо на объект обсуждения, а затем поворачивается обратно ко мне.
– Белое кресло, дверь темно-бордовая или ярко-синяя. На твой выбор.
– Ярко-синяя, – я тут же говорю девочкам. – И, – я слегка пихаю Кэннона локтем в ребра, – твои родители оплачивают наш подарок на новоселье. – Я одариваю их широченной улыбкой. – Спасибо.
– Спасибо, мама, – он обнимает и целует ее. – Спасибо тебе, пап, – эти их мужские штучки с объятиями и похлопываниями друг друга по спине.
– Пошли, Хоуп! Увидимся! – обернувшись через плечо, Соммер обращается к нам, и они уходят.
Один проект закончен.
– Джаред!
На этот раз выкрикивает Несси, и, клянусь, я не узнаю того мужчину, который бросается в ее сторону. Повторюсь, Джаред Плейбой Фостер бросается в ее сторону.
– У тебя есть деньги?
Он пожимает плечами.
– Пару сотен, а что?
– Нашим подарком на новоселье будет наш труд. Нам понадобится карта, – смутившись и потупив взор, произносит Ванесса. – Мы берем хозяйскую спальню, поскольку кровать может стать приоритетом, если, конечно, вам не нравится спать в кресле-качалке. – Хихикает она. – В какой цвет ты хочешь выкрасить ее? Какая цветовая гамма остальных вещей?
Кэннон оборачивает руки вокруг моей талии, стоя позади меня.
– На этот раз выбираешь ты, любимая.
Ринувшись вперед, я вырываюсь из его объятий и обхватываю себя за талию.
– Я чувствую себя не в своей тарелке, – произношу я сипло.
– Лиззи? – он опускает голову, смотря на меня обеспокоенным взглядом.
Подскочив, я указываю на его глаза.
– Несс, видишь вот этот цвет? Как светлая с бронзовым отливом меласса (прим.: меласса от фр. mélasse – черная кормовая патока, сиропообразная жидкость темно-бурого цвета.)? Именно такой.
– Поняла! – она самодовольно ухмыляется.
– Поговорим об этом позже, – он ворчит мне в ухо, и я прислоняюсь к нему, чтобы крепко поцеловать.
– Прости. Хотелось попасть точно в цвет. Люблю тебя.
Я быстро гуглю на своем телефоне образцы мебели и цветов, чтобы показать Ванессе, и протягиваю ей свою кредитную карту, а Либби передает им их список.
И мы заканчиваем со вторым проектом.
Продолжаем дальше. Папа, Коннер и Брайсон берут на себя домик Коннера. Необходимо приобрести все возможные вещи, поскольку в последний наш поход по магазинам, он, в основном, купил принадлежности для постройки крепости и домика на дереве. Кому нужна кровать, а кому нет, когда можно просто жить, как Беар Гриллс (прим.: Беар Гриллс (англ. Edward Michael Bear Grylls) – британский путешественник известный по телепрограмме «Выжить любой ценой»), верно?
Либби берет на себя кухню. Мы остановились на приглушенном желтом, посуде и мелкой бытовой технике любого цвета, который ей только нравится. Странно, но, кажется, это решение сделало ее день. Альма займется клумбами, так как ей по душе такое занятие. В корне изменив свое мнение, передо мной предстает Вон, угрюмый и извиняющийся, и предлагает выкосить траву, прополоть сорняки и подстричь кусты. Я с благодарностью обнимаю его и, взъерошив его волосы, говорю, что это было бы просто замечательно. Маршалл решает встретить на краю подъездной дорожки бригаду систем безопасности дома и ограждения, координируя и контролируя эти два направления.
И когда дела, кажется, идут в гору, дядя Брюс вместе с Реттом подруливают и останавливаются, и все становится еще гораздо лучше. Когда они вылезают, выражение лица Брюса нерешительное и осторожное, но я решительным шагом направляюсь к ним, чтобы обнять их обоих.
– Как?
– Кэннон позвал, – объясняет Ретт.
– И все мне рассказал, – добавляет Брюс. – Я любил свою сестру, и я чертовски горжусь тобой, и позже планирую выпить бутылочку пива вместе с твоим отцом. Все закончено. С чем мы можем помочь?
– Как насчет гостиной? Кэннон?
Он тихо смеется.
– Прямо позади тебя.
– Почему бы тебе не рассказать им, какие диван, кресла, журнальные столики, ТВ, ковровые покрытия необходимы? Типа мужские штучки. А я собираюсь за покупками со своей будущей мачехой для моей ванной комнаты и гостевой. Спасибо вам обоим за то, что пришли, и за помощь.
Снова становясь шмыгающей плаксой, я обнимаю и целую их обоих, а затем убегаю на поиски Лауры как можно скорее, чтобы скрыть от них слезы счастья, так и угрожающие пролиться.
– Я займусь задней верандой и дорожками и прочищу дымоход, детка! – кричит Кэннон и я, не оборачиваясь, показываю ему поднятые вверх большие пальцы.
Может, мне это приснилось, потому что я просыпаюсь в новой потрясающей кровати. Она практически такая, как я и просила, соответствует общему декору, включая картины на стенах, нарисованные именно в тех же тонах, что и глаза Кэннона, которые я запечатлела отчасти бесстыдным образом. Но в моей голове крутится образ того, как я фактически рухнула в коридоре от изнеможения.
Представляю, что, должно быть, чувствуют остальные.
Но вот стройное крепкое тело, распластавшееся поперек, вокруг и подо мной, приносит просто божественное ощущение.
– Доброе утро, детка, – я шепчу ему на ухо, щедро одаривая поцелуями его мощную жилистую шею.
– И тебе доброе утро, любовь моя. Твоя очередь подавать кофе или возвращайся ко сну, – хрипло произносит он и шлепает меня по попе.
– Случайно не ты нашел меня в холле и отнес в кровать, о, мой мускулистый мужчина?
– Виновен, – он тихо смеется, и этот скрипучий от недавнего пробуждения звук кажется даже более сексуальным, чем обычно.
– Спасибо. Я люблю этот дом, – я счастливо вздыхаю, – все получилось просто превосходно. Мы должны устроить барбекю или ужин, чтобы всех их отблагодарить.
– Звучит здорово. Как только межпозвоночные хрящи в моей спине переместятся в свое нормальное положение, – бормочет он, уткнувшись в свою подушку.
– Перевернись на живот.
Я слегка подталкиваю его, а затем, расставив ноги, усаживаюсь сверху и начинаю массировать его спину. Или его мышцы такие тугие от природы, или это последствия физического совершенствования, но они ощущаются твердыми под моими пальцами, что затрудняет размять их как следует.
– Ощущается превосходно, детка, – стонет он. – Спасибо.
– Не за что, – я опускаю голову, оставляя поцелуи вдоль всей спины. – Возможно, мне следует проверить Коннера, – внезапно я начинаю беспокоиться.
– Альма осталась переночевать вместе с ним, и здесь прозвучит сигнал тревоги, если одна из его дверей откроется.
Он думает обо всем.
– Чувствуй себя свободно, но стояк, упирающийся в матрас, это совсем не комфортно.
– Тогда перевернись на спину, – я сексуально мурлычу.
Он делает, как я прошу, хоть и с сонной, но, тем не менее, обольстительной улыбкой на лице.
– Придется сделать всю работу самой, сирена, мне чертовски больно.
– Думаю, я смогу с этим справиться, – я снимаю рубашку, отодвигаю свои трусики в сторону и одним движением опускаюсь на него до самого конца.
– М-м-м, – из его груди доносится низкое урчание. – В тебе так сладко и уютно, Лиззи. Не жалей меня, детка. – Он закидывает руки за голову, самодовольно ухмыляясь, когда наблюдает за тем, как я нежно, но эффективно объезжаю его.
Чуть позже, когда мы оба истощенны, покрыты потом и целуем каждую доступную часть тела друг друга, я принимаю принципиально новое решение, ведь моя любовь к нему будет безграничной и бесконечной. Пока мы лежим, переплетенные друг с другом, я перекатываюсь на бок, одной рукой подперев голову, а другой беру его левую руку.
– Кэннон Пауэлл Блэквелл, ты женишься на мне? – я делаю предложение.
– В любое время, в любом месте, столько раз, сколько ты захочешь, – он поднимает наши соединенные руки к своему рту и целует мою ладонь, – но просить об этом буду я. Будь готова к грандиозному проявлению романтики. – Он цокает и улыбается, тряся головой. – Посмотри-ка на себя, ведьмочка, пытаешься забрать себе мою славу. Что же мне с тобой делать?
– Люби меня, – я произношу шепотом. – Делай все, что делают лучшие в мире пары. Со мной. Хотя бы раз. И притворись, что тебе это нравится.
– Давай послушаем этот список, – он тянет меня обратно на себя, и моя голова скользит под его подбородок, обе его руки тоже находят свое место, по одной на каждой моей обнаженной ягодице.
– Ну, в данную минуту у меня нет полностью готового списка, но я буду пополнять его. Тебе только нужно во всем соглашаться, – я смеюсь и целую кончик его носа.
– Обещаю, Лиззи, любимая, все, что захочешь. Ох, черт, подожди! – его охватывает паника. – Я не хочу висеть на колесе обозрения, пока ты не согласишься пойти со мной на свидание.
Он делает умоляющее лицо.
Господи! Я подумала, что где-то пожар.
– Мы уже давно миновали стадию свиданий, и просмотра «Дневника памяти» вместе со мной было вполне достаточно, – подмигнув ему, я, покачиваясь, слезаю с него и одеваюсь. – Но ты организовываешь группу и, спускаясь вниз с трибун, исполняешь для меня песню, в то время как на футбольном поле я изображаю из себя старшеклассницу.
– Прошу, – он закатывает глаза, – хотя бы предложи что-нибудь посложней, – он замолкает, подняв вверх указательный палец. – И я не собираюсь выпивать никакого яда, моя Джульетта. Но это все. Те двое наделали много ошибок.
Спустя шесть изумительных месяцев после той самой ночи, когда мы с Кэнноном впервые опробовали наш дом именно в том месте, где сейчас на бежево-красном ковре сижу я, сворачивая белье, на пороге стоит Вон и стучит в сетчатую дверь.
– Заходи, – я улыбаюсь и жестом руки приглашаю его внутрь.
С опущенной вниз головой он медленно заходит.
– Нужна помощь? – бормочет он, глядя в пол.
– Нет, но спасибо.
Я люблю Вона. После того, как перейти к обращению Лиз, мы добились огромного прогресса, и между нами завязались очень близкие взаимоотношения. Он хороший мальчик, сейчас уже чуть старше шестнадцати лет, и он практически полностью справился со своим неуместным гневом.
– Вон, что-то случилось?
– Эм, а Кэннон здесь?
– Да, внизу в студии.
Студия – это наш подвал, который мы переоборудовали, когда почувствовали в себе потребность продолжить сотрудничество с группой.
– Направляйся вниз, если только у тебя нет ничего, с чем могу помочь тебе я?
– Ты же вроде как моя сестра, так ведь?
– Нет, не вроде. Я твоя сестра, Вон, и я люблю тебя. И я передумала. Мне бы не помешала помощь, – я хлопаю на место на ковре рядом с собой. – Давай разберемся в этом, пока сворачиваем белье.
Теперь он поднимает голову. Сквозь нерешительность проглядывает улыбка, наполненная облегчением и признательностью. Он плюхается рядом со мной, приступая к складыванию.
– Обещаешь, что не расскажешь моим родителям?
– Нет, только если это не что-то незаконное или опасное. Им необходимо знать о таком, и я пойду вместе с тобой, чтобы рассказать им, но все рассказать им – это то, что мы сделаем. А в остальном, – я подталкиваю его своим плечом, – мой ответ «да». Я обещаю.
– А что насчет, э-э-э, – он всматривается в окно по другую сторону комнаты, – секса?
Мне следует напомнить ему, что Кэннон в подвале. Мне следует проткнуть свои барабанные перепонки или… быть хорошей старшей сестрой, собраться с мыслями и взять себя в руки. Я имею в виду, я ведь сама была в его возрасте, когда занялась этим впервые.
– Если ты будешь прислушиваться к очень важным частям, тогда это один их тех разговоров, который останется между нами.
После шести минут молчания, на протяжении которых он сворачивает и разворачивает одну и ту же салфетку для посуды, я прочищаю горло и выпрямляю спину.
– Вон, ты хотел спросить или обсудить что-то конкретное?
– Как узнать, что момент подходящий? Как ты узнала? Сколько лет тебе было? Где это было? – блин, он действительно сделал это, и все на одном дыхании.
–Хорошо-о-о, – я осторожно произношу врастяжку.Это один из тех моментов, когда я могу взрастить в нем славного молодого мужчину или серьезно облажаться. И мы знаем о моей болезненной проблеме по поводу «сначала подумай, потом говори».
– Буду честна с тобой, Вон, потому что ты уже взрослый и смышленый, и я знаю, что ты можешь с этим разобраться. Хорошо?
Он лихорадочно кивает головой, а в его взгляде читается отчаянная жажда помощи, правдивой информации и, что важнее всего, чтобы к нему относились как к взрослому, а не как к ребенку.
– Мне было столько же, сколько и тебе сейчас, когда я занялась этим впервые. Это случилось только один раз, в моей спальне, с хорошим другом, которому я полностью доверяла, и по-прежнему доверяю. Это не было собственно сексом. Я не могу, да и не хочу объяснять. Это было больше похоже на двоих друзей, разделивших друг с другом все остальное. Понимаешь?
– Да, – он отворачивается, а затем снова смотрит на меня, кусая кожу вокруг ногтя, на что я вскидываю руку, чтобы осадить его.
– Что касается другого вопроса. Я считаю, если понимание «Она. Та. Самая» не трескает тебя прямо по лбу, значит это не твоя судьба. Улавливаешь?
– Как ты и Кэннон?
– Да, – я нажимаю на кончик его носа, – именно так. Могу теперь я задать тебе пару вопросов?
Дернув плечом, он хватает полотенце, чтобы все-таки сложить его.
– Конечно, наверное.
– Никаких «наверное». Да или нет, Вон. Я уважаю твою личную жизнь.
– Да.
– Ты уже занимался сексом?
Спрашивая о таком, у меня даже комок в горле образовался. Вон качает головой, и я снова могу дышать.
– Она твоя девушка? – он пожимает плечами; на очереди следующее полотенце. – Ты бы почувствовал, что это твоя судьба, глядя на нее на следующий день?
– Да, – мгновенно вырывается у него.
– Если она забеременеет, смог бы ты позаботиться о ней? Будешь ли ты счастлив, зная, что связан с ней на всю оставшуюся жизнь?
Его лицо становится болезненно-бледным, а челюсть ударяется о колени.
– Да ни за, черт, что на свете!
Я сохраняю невозмутимое выражение лица.
– Ты получил ответ на свой вопрос? – спрашиваю я.
– Да, – он встает, – принять холодный душ. Спасибо, Лиз. Могу я поговорить с тобой еще о чем-нибудь, когда это будет необходимо?
– Всегда, и днем, и ночью. Люблю тебя, смышленый парень.
– И я тебя. Пойду к Коннеру. Увидимся! – он уносится через заднюю дверь.
– Ты будешь самой лучшей мамой в целом мире.
Я подпрыгиваю от неожиданности, резко оборачиваясь через плечо, и обнаруживаю притаившегося в коридоре Кэннона, он стоит, прислонившись к стене, скрестив ноги и сложив руки на груди.
– Ты справилась с этим превосходно. Я люблю тебя, Лиззи. Каждый день ты находишь новый способ, чтобы впечатлить меня, даже когда не подозреваешь, что я наблюдаю за тобой.
Весьма польщенная его словами, я чувствую, как мои щеки покрываются румянцем. Он начинает прокладывать путь ко мне, но хаос настигает нас первым.
– Сестра! Бетти! – Коннер врывается через заднюю дверь. – Несколько дурацких рыбок разбили аквариум, и вода залила весь мой пол!
– Надень обувь, любимая, – советует Кэннон, удаляясь, чтобы убрать последствия крушения аквариума под номером… думаю, это был третий.
Стоя перед зеркалом во весь рост, я не говорю «да» этому платью, на мой взгляд, оно чересчур длинное и кружевное, но я однозначно говорю «да» возможности, чтобы частичка моей мамы сегодня была рядом со мной.
Кольцо, которое она оставила Кэннону и что принадлежало моей бабушке, возвращено обратно в банковскую ячейку. Я никогда не видела эту женщину, поэтому посчитала, что носить его было бы странным. Вместо него мой палец украшает подобранное Кэнноном специально для меня толстое обручальное кольцо из белого золота с красивым бриллиантом огранки «принцесса» и с гравировкой «моей сирене» внутри него.
Итак, платье старое и одолженное. Мое кольцо новое. Голубое? (прим.: Свадебная традиция, пришедшая из Англии: «Something old and something new, something borrowed and something blue». Невеста должна одеть что-нибудь старое (символ рода, из которого происходит невеста), что-нибудь новое (символ новых начинаний, нового этапа), что-нибудь одолженное (символом того, что невесте всегда придут на помощь ее близкие друзья, знакомые) и что-нибудь голубое (символ верности и преданности невесты). Лента под цвет глаз Коннера, а также фрагмента галстука, который он сегодня надел, вплетена в мои по-прежнему каштановые волосы, которые красиво падают мне на плечи.
Кэннон настолько же упорный, насколько благородный, и он просто не мог оставить меня в покое после моего предложения. Он попросил моей руки под «нашим» деревом на нашем заднем дворе, и именно здесь мы сегодня собираемся пожениться. Его отец и Коннер – шаферы, также рядом с ним будут стоять мой отец и Джаред.
С моей стороны: два моих свидетеля, Ретт Фостер и дядя Брюс-американский лось. Рядом с ними – Либби, Соммерлин, Лаура и Ванесса.
Хоуп держит букет при венчании и подает кольца. Брайсон и Вон, выглядящие в своих костюмах, как истинные джентльмены, выступают в качестве помощников и решают организационные вопросы. И моя дорогая удивительная Альма будет женить нас. Приняв решение, что маленькая роль ее не устроит, она получила сан с правом проводить свадьбы.
Я по-прежнему так и не встретилась с Лизой – одно недостающее звено – но я уверена, Лаура держит ее в курсе всего, что происходит в доме сумасшедшей семьи Кармайклов.
Мой отец стучит в дверь. Даже несмотря на то, что он только недавно вернул меня, он все равно готов вести меня под венец, прежде чем занять свое место в шеренге со стороны Кэннона.
Я смеюсь в лицо традициям. Таков мой путь.
– Заходи, пап. – Я поворачиваюсь и улыбаюсь. Он выглядит очень привлекательно. И да, я похожа на него и внешне, и манерой поведения, что становится для меня предметом гордости все больше и больше с каждым днем. Седина у висков теперь выглядит для меня безупречно. И в его стареющем, но все равно изысканно красивом лице нет и намека на ботокс.
– Ох, моя Элизабет, ты просто видение. – Достаем носовой платок. – Воплощение сильной, отважной и прекрасной молодой женщины, которая прорывала свой путь к финишу когтями и получила именно то, что заслужила – счастье и безграничную любовь. И в целом мире нет никого, кто заслуживает этого больше. И я так горжусь тобой, дочка. Какие бы я слова не подобрал, их совершенно недостаточно.
– Спасибо, – я раскрываю объятия. – Я люблю тебя, папа. Я скучала по тебе. По ней я тоже скучаю, и отношусь к тебе с уважением за то, что ты оставался поблизости и ждал меня. Спасибо тебе.
– А теперь тише, – он смеется, вытирая слезы. – Я знаю, что ты не нуждаешься в деньгах, поэтому вот тебе мой подарок в этот особенный день. – Он достает два конверта из своего нагрудного кармана. – Давай же. Открой их.
В первом из них… Ну, что скажешь. Я оступаюсь, чуть не падая, и он помогает мне сесть на кушетку.
– Ох, папа, – я утягиваю у него носовой платок, прежде чем залью слезами документы на центр, который он построил в Саттоне, «Психологический консультационный центр», оказывающий все виды психиатрической и медицинской помощи людям, которые столкнулись с депрессией, зависимостью, а также их близким.
– И, да, – он мягко посмеивается, – в нем повсюду будут большие аквариумы с разноцветными рыбками.
– Жизнь продолжается, – я произношу шепотом.
– Так и есть, моя милая доченька, так и есть, – он прочищает горло, порывисто протягивая мне другой конверт. – Следовало отдать его тебе первым. Мизерные две недели на Таити. Та-дам.
Мы вместе наслаждаемся уже давно назревавшим искренним смехом пока, в конце концов, не подходит наше время.
– Идем? – он предлагает мне согнутую в локте руку, и я, поднявшись, принимаю ее. – Ни ты, ни он не могли бы выбрать ничего лучше, дорогая. Кэннон – хороший мужчина, ближе, чем кто-либо еще, к тому, чтобы быть достойным тебя. Я расскажу тебе то, что сказал ему, Элизабет. Никогда не отдавай свое тело другому. Это мимолетная, пустая замена, а вина и боль длятся гораздо дольше, чем такая встреча. Поддерживайте общение друг с другом: разговаривайте, пишите записки, сообщения, звоните по телефону, запускайте баннер с летящим самолетом, но никогда не пытайтесь маскировать одну проблему другой. Пей за кампанию, если хочешь, но никогда для того, чтобы забыться. Всегда держи свой разум ясным, чтобы помнить о том, что ты чувствуешь в данный момент. И если ничего не поможет, – он останавливает наше шествие к заднему двору и сжимает в ладонях обе мои щеки, – позови своего папу. И он все исправит.
Он целует меня в лоб, а его слезы капают на мой нос.
– Я люблю тебя, доченька. Никогда даже не мечтал о том, что стану частью твоей свадьбы. Ничто и никогда не заменит этот кульминационный момент в моей жизни. Что бы ни случилось в будущем, это самое лучшее для меня мгновение.
– Я тоже люблю тебя, папа. А теперь пошли, – увиливаю я, снова начиная идти.
– Но, если ты поменяешь свое мнение, у входа стоит машина, подготовленная для побега.
