Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"

Автор книги: С. Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Но к тому моменту Коннер не мог даже сосчитать деньги – неверный способ помочь. Было уже слишком поздно. Ха.

Я чувствую изумление и неуверенно протягиваю руку, чтобы проверить – да, я плачу.

– До этой секунды я даже не подозревала, насколько сильно я злюсь на свою маму. Я всегда думала о ней как о своем ангеле-хранителе.

Она ушла, ушла окончательно. Рана снова открыта, такое чувство, словно я только что опять потеряла ее.

– Эй, – он приподнимает мою голову. – Она твой ангел. Лиззи, твоя мама любила тебя. Слабость не означает зло. Кроме того, если посмотреть с другой стороны, это выглядит так, будто она настолько погрузилась в свое несчастье, что не смогла справиться с этим. Она вызывает у меня скорее сочувствие, нежели злость.

– Может быть. Я не знаю, – я закрываю глаза, а он держит мою голову в своих руках. – Теперь я готова поспать.

Он перекатывается на спину и осторожно увлекает меня за собой, размещая мою голову на своей согнутой руке, чтобы легче было моей шее, и без остановки целует мои волосы снова и снова; это последнее, что я запоминаю.

Всего несколько часов спустя Кэннон будит меня, покрывая мое лицо поцелуями и что-то воркуя на ухо. Убедившись, что я окончательно проснулась, он идет в душ, в то время как я звоню своему адвокату Уиллу Моррисону. Он был со мной с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и я боролась за опеку над Коннером, и помог мне выиграть. К счастью, его отец работал на моего дедушку, со стороны мамы, конечно, поэтому он был готов пойти против такого влиятельного человека, как мой отец.

Я вкратце изложила ему планы моего отца, а также рассказ Коннера, но его реакция была довольно мрачной. Он собирается перезвонить мне после того, как сам сделает несколько звонков и проверит кое-какую информацию. Но он полагает, что при условии, если мой отец не скрывает их местоположение и открыт для общения, пока они в отъезде, то он находится в рамках правовых принципов нашего соглашения и может забрать Коннера. Что касается воспоминаний Коннера, то необходимо провести оценку утвержденными специалистами в области психического здоровья, и подробно изложить им все лично.

Он что, блин, шутит? Нельзя просто щелкнуть пальцами и ожидать, что Коннер повторит все по памяти по первому же требованию! Следовательно, воспоминания Коннера в основном бесполезны.

 Находясь на грани уныния, я одеваюсь и плетусь в ванную, чтобы привести в порядок волосы и почистить зубы, не обращая абсолютно никакого внимания на уединенность Кэннона. Он уже вышел из душа, полотенце обернуто вокруг его талии, а капельки воды блестят на его груди, но один быстрый нерешительный взгляд – это все, на что я способна.

– Плохие новости?

Он встает позади, сжимая мои плечи, и находит в отражении зеркала мой взгляд.

– Рассказ Коннера не имеет значения, он должен будет пересказать его как по команде во время проверки психического состояния. Этого не произойдет, и я даже не хочу заставлять его пытаться. Они должны проверить мозги того придурка, который думает, что это разумная идея.

– Что насчет поездки с его отцом?

– А вот это вполне возможно. Система правосудия во всей своей красе. Ты можешь поторопиться? – я скидываю его руки и ухожу.

Почему? Потому что я стерва, и мои шрамы покрылись настолько толстой кожей, что даже кто-то такой экстраординарный, как Кэннон Блэквелл не сможет проникнуть сквозь нее. Если это произойдет еще раз – бам! – камни обрушаться в конце туннеля и заблокируют весь свет.

– Ты готова, красавица? – он шагает ко мне и берет за руку.

Я уклоняюсь и пытаюсь отстраниться подальше, но он только крепче сжимает.

– Доверь мне свою боль, Лиззи, пожалуйста. Доверь мне свой гнев, растерянность, возмущение, страх и ощущение бессилия. Раздели их все со мной. Я перенесу это, тебя, нас на другую сторону.

– Пощади меня, – бормочу я, расслабляя свою руку в его ладони в тщетной борьбе; он не позволит уйти. – Ты видел, что получилось в итоге у тебя? Перескочив так быстро, ты пропустил огромный уровень, который есть между мной и, как там ее старушечье имя? Где-то посередине существует множество женщин, которые небестолковые идиотки. Они не угрюмые, не бессердечные, ничем не обременены, не подозрительны и не слабые неудачницы, как я. Тебе есть кого подцепить, знаешь ли. В этом ты просто замечателен. Я не стала бы упоминать о той части, где ты думаешь, будто я нравлюсь тебе, и, тем не менее, это бросает тень на твой здравый смысл и вкус.

– Прости меня, но все, что я услышал, это «у меня действительно плохой день, мой великолепный мужчина, поэтому прошу тебя, игнорируй все, что я говорю, пока я снова не стану твоей милой Лиззи». И мой ответ на это – «да, сирена, я могу это сделать», – он поднимает наши сцепленные руки и целует мою ладонь, наградив меня подмигиванием. – Моя храбрая, оправданно сердитая девочка, ты держишь меня в страхе. Остальные бы сбежали, сдались, забились в угол от беспомощности. Но моя девочка продолжает бороться. Этим утром, – он подмигивает, – так случилось, что я вместе с тобой.

Ах, если бы… Я закатываю глаза, а затем, используя наши сцепленные руки, притягиваю его к себе.

– Даже если ты переживешь меня, мистер Блэквелл, я по-прежнему не уверена, смогу ли я пережить тебя. Может, не в этом смысле, но…, – я выдыхаюсь, остолбенев от того, что сказала вслух такие ужасно откровенные слова.

– Вдох для меня, – он делает вдох вместе со мной, – выдох для себя. Теперь скажи мне.

Хорошо. Настроившись на определенный лад, я могу это сделать… с крепко зажмуренными глазами, разумеется.

– Я люблю того, кто ты есть. Я люблю то, как ты находишь точные слова, чтобы добраться и вытащить настоящую меня, кричащую и упирающуюся ногами. Я люблю то, как ты прикасаешься ко мне, и буря стихает. Больше всего я люблю то, что ты даешь мне надежду, надежду на то, что кто-то вроде тебя мог бы искренне видеть во мне потенциал. Вдох для тебя, – я вдыхаю полной грудью, воздух словно течет по мои оголенным нервам, наполняя легкие. – Выдох для меня.

Я робко открываю глаза и встречаю добрый взгляд насыщенно карих глаз, улыбающихся мне в ответ.

– Моя драгоценная сирена, скажи это снова. Без слов.

Один прыжок, и он ловит меня, притягивая ближе к себе, когда я обхватываю ногами его талию и зарываюсь трясущимися руками в его шелковистые волосы. Я целую его именно так, как представляла в своих мечтах – необузданно, голодно, уверенно – переплетая наши языки в борьбе желания и страха, нужды и храбрости, достаточной, чтобы попытаться. Его сильные, умелые руки крепко сжимают мое лицо, наклоняя голову под нужным ему углом, и я позволяю ему глубже проникнуть в мой рот. Он делает вдохи и выдохи за нас обоих, его воздух – мой воздух, и я хнычу, извиваясь всем телом напротив его в стремлении стать еще ближе.

– Я все улажу, – произносит он напротив моих губ, а затем отстраняется, оставляя последний, целомудренный поцелуй. – Слышишь меня, Лиззи?

Я не могу сдержать улыбку, озаряющую мое лицо, и киваю, внутренне визжа от восторга.

– О`кей, пошли уладим это дерьмо.

– Наконец-то Кэннон дома! – кричит Коннер, когда мы заходим в автобус. – Я специально голодал из-за вас, чтобы приготовить завтрак. Слышите это? – он появляется прямо перед нами, похлопывая себя по животу.

– Я не слышу…

– Шшш, – перебивает он меня. – Мой желудок вот-вот начнет грохотать.

Я смеюсь вместе с Кэнноном, который все-таки находит сил ответить.

– Моя вина, Кон. Пойдем займемся делом, пока ты не умер от истощения.

Я обращаю внимание на остальных в автобусе, оба мальчика Фостер смотрят на меня с нежными улыбками на лицах. Когда я встречаюсь глазами с Реттом, он манит меня пальцем, и я, не колеблясь, бросаюсь в его объятия. В этих сильных и мужественных руках я всегда буду чувствовать себя в безопасности, они напоминают мне о времени, когда только Ретт мог достичь моих самых темных глубин, когда он был единственным, кто понимал меня лучше всех. Но это не те объятия, которые я буду искать первыми, и эта мысль вызывает небольшой приступ грусти, сжимающий мою грудь.

– Всегда будь моей девочкой, – он шепчет мне в ухо, – а теперь и его женщиной. Тебе это к лицу.

У меня вырывает громкий и наполненный болью всхлип, но он успокаивает меня и целует в висок.

– Он не может заменить нас, не больше, чем я бы смог заменить его; это совершенно другое. Существует множество разных видов любви, Лиз. Я более чем рад тому, что есть у нас, и чертовски счастлив видеть, что ты познала нечто другое. Понимаешь, о чем я? – он слегка отстраняется назад, чтобы взглянуть на меня, залитую слезами горечи и радости одновременно, и я посылаю ему слабую улыбку. – А теперь приведи себя в порядок, и давай разработаем план дальнейших действий. Я разбужу Брюса, чтобы отправиться в путь.

– Уже сделано, – вставляет Джаред, – Он поднимается. Линкольн, мы едем! Доброе утро, леди.

Он разводит руки в стороны, и я охотно падаю в его объятия.

– Просто черная полоса, но не волнуйся, мы со всем справимся, – он целует меня в лоб и выпускает из рук, слегка щелкнув по уху.

– Я так сильно люблю вас обоих, – я перевожу взгляд с одного на другого. – Я не смогла бы справиться без вас. Я недостаточно часто говорю это – спасибо вам.

– Боже мой, Свистящие Штаны, ты заставляешь нашу девочку стать мягче! – Ретт поддразнивает Кэннона, который оборачивается с весельем в глазах, но с выражением решительности на лице.

– Моя девочка, – он подмигивает, фокусируясь на мне всего лишь на мгновение, прежде чем отворачивается и возвращается к приготовлению завтрака.

– А вы…

– Ты долбанный сплетник, Джаред, и это не твоего ума дело, – Кэннон быстро обрывает его, не отводя взгляда от еды.

– Иии, думаю, я схожу в душ, – драматично произношу я. – Веселитесь, мальчики.

Поездка длится восемь часов, а выступление начинается через двенадцать, поэтому, конечно же, мы останавливаемся, чтобы размять ноги. Хоть раз можно плюнуть на то, чтобы приехать пораньше. Не хочу показаться сукой, но, тем не менее, если говорить начистоту, Джаред провисел на телефоне с Ванессой целых три часа, и я была готова вырвать собственные барабанные перепонки. Дважды.

Все четверо парней направляются к двери в ту же секунду, как мы останавливаемся, весело толкаясь и протискиваясь вперед. Коннер выигрывает, раскидывая их как тряпичных кукол.

Обдумывая, что было бы неплохо присоединиться к ним и вдохнуть немного свежего воздуха, так как кто-то из них страдает сегодня повышенным газообразованием, но не признается, я иду на поиски какой-нибудь обуви.

Я знаю, что никто мне ни за что не поверит, это было бы слишком удобно, но клянусь, моя ошибка не несет за собой никакого злого умысла, по крайней мере, на первый взгляд. Пока я роюсь по кроватям и под ними, а затем на столе, звонит телефон, и мое сердце подскакивает в груди. Единственная мысль, что это Уилл прислал ответ.

 ТОЛЬКО. КОННЕР. Вот почему мне не сразу приходит на ум, что Уилл никогда не пишет сообщения или что я схватила телефон Кэннона, пока не стало слишком поздно. С той секунды, как я выхватываю глазами имя в сообщении, положить телефон обратно и отступить, не влезая в чужое дело и его частную жизнь, меня больше не устраивает.

 Рути: Вижу, что твой телефон снова активен. Давно пора, любовь моя. Я сожалею о нашей ссоре и о том, что не сказала тебе, и что выгнала. Кэннон, я была зла, и была неправа. Пожалуйста, возвращайся домой. 

Кэннон: И я сожалею, что это не сработало, и все стало настолько скверно. Я бы хотел остаться в дружеских отношениях. 

Рути: Дружеских?! Кэннон, мы собираемся пожениться. 

Кэннон: На какой планете? Ты перевязала трубы, ничего не сказав мне. Я хочу детей, семью. Ты – нет, и ты считаешь, что это нормально – решать такие вещи за меня. Ты оставила меня без средств посреди какой-то глуши! Как у тебя вообще наглости хватает связываться со мной? 

Рути: Мне жаль, ясно? Мы все решим, когда ты приедешь домой. Я боюсь за тебя, милый. Эта шайка неудачников, которую ты каким-то образом нашел, опасна. Я имею в виду, посмотри на них.

Кэннон: Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Рути, пожалуйста, двигайся дальше и оставь меня в покое. Я приеду, чтобы забрать свои вещи, когда мы будем где-нибудь поблизости. И я надеюсь, это будет выглядеть, по крайней мере, как видимость общения между двумя людьми, которые когда-то заботились друг о друге. 

Рути: Это все из-за секса? Ты трахаешься с этой мужеподобной вокалисткой? Я прощаю тебя. И мне жаль, что я была холодна последние несколько месяцев, но я должна была удостовериться, что не произойдет никаких несчастных случаев перед процедурой. Теперь это будет гораздо жарче. 

Кэннон: Прекрати названивать. Я не собираюсь отвечать. Меня не заботит, что ты месяцами не прикасалась ко мне. Меня не заботит, что ты ревнуешь. С меня хватит. Оставь меня в покое. 

Рути: ВОТ ТА, ЗА КОТОРОЙ ТЫ ВОЛОЧИШЬСЯ. После встречи с ней, люди заканчивают свою жизнь отсталыми или мертвыми. 

После этого она отправляет изображение одного из многих новостных заголовков, который, в основном, кратко обрисовывает все, что я уже рассказала ему, за исключением нескольких деталей, которые не подумала упомянуть.

Туннель. Обвал. Снова.

Это никогда не закончится.

– Элизабет, что-то не так? Почему ты плачешь?

Черт, совершенно упустила тот факт, что дядя все еще в автобусе.

Я не уверена в том, почему я плачу. Мое чертово лицо просто дает течь в эти дни. Она не рассказала ему ничего, о чем не упомянула я, но это по-прежнему смущает и вызывает стыд. Неужели так будет всегда? Друзья и семья, которых он знает гораздо дольше, чем меня, мнения, которые он больше всего ценит, будут напоминать ему, какой я постыдный рискованный выбор? В конечном счете, ему придется прислушаться, он будет сыт по горло таким натиском. Могу ли я в действительности обременять его всем своим дерьмом?

– Ничего, просто менструальные спазмы.

Я оборачиваюсь, наигранно улыбаясь, и в это же время предусмотрительно прячу телефон за спиной.

– Ох, эм, – он начинает пятиться назад, подняв перед собой руки в знак капитуляции, – ну, тебе нужно, или...

Он с беспокойством смотрит на дверь, его побег так близок и в тоже время так далек.

– Может, я дам тебе возможность побыть наедине?

– Это было бы замечательно. Спасибо.

Беспроигрышный вариант – скажи «менструация», «тампон» или «менструальные спазмы», и мужчины убегают, будто ты предлагаешь им взглянуть на эти вещи там внизу. За исключением Джареда, у которого менструация вызывает острый интерес, и мы много раз обсуждали эту его странную черту.

Хорошая новость заключается в том, что дядя предоставил мне достаточно времени, чтобы успокоиться и суметь добавить немного разумных мыслей в мое сумасшествие. Оставшись снова одна (раз уж я сунула нос в чужое дело и этого не изменить), сажусь и снова читаю весь разговор.

Пробежавшись по нему во второй раз с большим здравомыслием, я на самом деле чувствую себя лучше. Кэннон не сказал ничего «неправильного». На самом деле, он подтвердил каждую вещь, которую говорил мне, теперь это утвердилось безоговорочно. Даже когда я не рядом, я могу доверять ему.

Я доверяю ему, я хочу его, нас.

Я люблю его, мне так кажется. То, что я чувствую по отношению к нему, определенно, отличается от того, что я когда-либо испытывала прежде. Это не то же, что я испытываю к своему брату, или к Джареду, или даже к Ретту, с которым я фактически переспала. Действительно ли это любовь с первого взгляда? Как в фильме «Красотка»? Что, по его словам, это было для нас? Прекрасный инстинкт?

Я люблю его. Я уверена в этом. Вот оно. Это он. Мужчина, по которому я скучаю, стоит ему выйти даже совсем ненадолго. Первый, кого я хочу видеть утром, и последний – ночью. Если я считаю что-то забавным: либо это сказал он, либо он просто будет смеяться вместе со мной. И грусть, обида, испуг, неуверенность – все это проявляется, когда я сильно скучаю по нему.

Пусть они болтают, смешивая мое имя с грязью, я верю в Кэннона. У него достаточно смелости послать их, он знает правду.

Иначе, конечно, но насколько сильно и безоговорочно я люблю его, настолько же я люблю кое-кого еще в этом мире, а именно непревзойденную четверку.

Я практически хочу подбежать и прокричать ему это прямо в эту же минуту, но… нужно двигаться маленькими шагами. Не стоит неожиданно становиться совершенно неузнаваемой, романтичной, излишне сентиментальной никчемной идиоткой.

Я улыбаюсь, как дурочка, понимая, что каким-то образом, но все наладится. Оптимизм, до этого незнакомый мне, приветствуется с волнением. Мой телефон подает сигнал.

– Привет, Уилл, – отвечаю я. – Что ты выяснил?

– Нууу, – его нервозное раболепство ощутимо даже через телефон. – Лиз, ты должна позволить Коннеру поехать с ним. Если ты откажешься, то твой отец может уличить тебя в невыполнении предписаний суда, а это может привести к тюремному заключению, или того хуже, к аннулированию твоего права опеки над Коннером. И потому, как ты немного…эээ, потому что твой отец беспокоился, что ты можешь попытаться что-то предпринять, он уже подал прошение о том, чтобы его две недели начались немедленно, паспорта на твое имя и Коннера находятся на особом контроле. Вы не сможете купить билет на самолет, вас тут же задержат, Лиз. Боюсь, у тебя нет выбора, кроме как сотрудничать.

Это важно, что я остаюсь спокойной: никаких изменений в голосе, тревожных сигналов и затрудненного дыхания.

– Я понимаю. Дай мне немного времени подумать и поговорить с Коннером, и выяснить, как скоро я смогу вернуться обратно в Огайо. Я перезвоню тебе через несколько часов.

– Лиз, пожалуйста, – просит он. – Я знаю, ясно? Я все понимаю. Но если ты начнешь мстить, то все может стать гораздо хуже, чем двухнедельная поездка. Я говорю сейчас как давний друг семьи. Я прошу тебя обдумать свои следующие действия очень тщательно.

– Спасибо, Уилл, я ценю это. Я поговорю с тобой чуть позже, обещаю, – я сбрасываю звонок, нуждаясь в свежем воздухе как никогда.

Я возьму пример с лучших – отправлюсь на прогулку и составлю список «за» и «против» того, что приемлемо, а что нет, встречных предложений и компромиссов.

Я выглядываю из-за двери, чтобы исследовать обстановку, надеясь, что они все заняты своим делом: играют в футбол… или катаются по земле в одной большой куче. Брюс снимает их на свой телефон, стоя спиной ко мне, поэтому я спешу обогнуть автобус, чтобы уйти. Незаметная, как мерцающая стрела с колокольчиками, я крадусь вдоль автобуса, готовая со всех ног броситься к деревьям впереди, когда с хмурым видом меня останавливает широкоплечий Адонис, вспотевший и без рубашки.

– Маленькая ведьмочка, немного стервочка и пять футов прекрасной сирены, вот ты кто. Трусливая, но не слишком. Куда ты направлялась, горячая штучка? – он встает, расставив ноги, фактически лишая меня возможности сбежать, и самодовольно улыбается. – Ох, маленькая приписка: мне бы стоило спросить, как спазмы из-за менструации? Потому что я беспокоюсь о тебе, но хорошие новости – уже прошло одиннадцать дней, как она закончилась.

Что за чертовщина твориться с парнями и моей менструацией? ЭТО. НЕ. НОРМАЛЬНО.

– Как ты вообще узнал об этом, ненормальный чудик? Тебе нужно держаться подальше от Джареда.

Он наклоняется ко мне, запах его пота такой же опьяняющий и мужественный аромат, как я и предполагала, и произносит хрипло в мое ухо.

– Забавный факт – когда ты оставляешь свои противозачаточные таблетки на тумбочке в общей ванной и, применив несколько простых математических вычислений, мы все знаем, когда готовиться к МСЛ.

– Менструальный синдром Лиззи? – догадываюсь я, и он кивает. – Умно. В любом случае, мне нужно было немного времени подумать, разобраться с кое-какими вещами, поэтому я собиралась пройтись.

– Составить компанию?

Я выдавливаю из себя самую изнуренную улыбку, на которую только способна.

– Я хотела своего рода побыть одна.

– Нет проблем, – он легко соглашается. – Не уходи слишком далеко, хорошо? Не сомневаюсь, умение моей Лиззи ориентироваться на местности отточено до совершенства, но… – он быстро оглядывается вокруг. – Я не знаю, где мы сейчас. И скоро нам нужно будет отправляться.

– Поняла.

Я начинаю обходить слева, но он одной рукой молниеносно прижимает меня спиной к себе, я вишу в воздухе, и мои ноги больше не касаются земли.

– Поцелуй меня, – тихо произносит он возле моей шеи, убирая волосы. – Как только я доберусь до твоего рта.

Он начинает целовать мою шею, посасывать и лизать, несколько раз прикусывая и поддразнивая. Продвигаясь вверх, он одной рукой поворачивает мою голову, когда достигает губ.

– Теперь поцелуй меня.

И я отвечаю, извиваясь, поворачиваюсь к нему. Знаю, что он не выпустит меня из рук после того, как я повернулась к нему лицом.

– Я люблю твой рот, – стону я, прикусив и потянув его нижнюю губу, а затем провожу своим языком вдоль его.

Его тело содрогается от глубокого, дикого грудного рыка, а руки скользят вниз вдоль моего тела, чтобы найти и крепко сжать мою задницу.

– Уверена, что тебе не нужна компания? – он тяжело дышит, прижимаясь своей твердостью к моему животу.

– Я говорила, что мне необходимо проветрить голову. Когда ты рядом со мной, происходит совершенно противоположное. Но, – теперь я исследую его шею, заканчивая свой путь, нежно прикусив мочку его уха. – Давай как-нибудь в следующий раз.

– Ммм, – он стонет с надутым видом и опускает меня на землю после того, как в последний раз быстро и чуть сильнее сжимает мои ягодицы. – Хорошо. Будь осторожна и поторопись.

Отсалютовав ему, я скорее ухожу, пока он снова не отвлек меня. Я могу ощутить, как он все еще стоит на том же месте, где я покинула его, наблюдая за моим отступлением как сексуально возбужденный хищник. Точно уверена, что через плечо бросила на него игривый взгляд, и вот он – скромно прикрывает промежность обеими руками, ухмыляясь мне.

Я не ухожу слишком далеко, я знаю, что должно быть предпринято. Самое главное, я не хочу оказаться в тюрьме, вручив Коннера прямо в руки отца. И я не хочу лишиться опекунства, что в итоге приведет к такому же результату. И я не владею собственным самолетом или аэропортом, так что не могу скрыться как можно дальше и быстрее, чтобы он не перехватил нас, и таким образом круг опять замыкается на тюрьме.

Итак, во-первых, я собираюсь поговорить с Коннером.

Посмотрим, что хочет он, а затем – меня тошнит только от одной мысли об этом – я поговорю со своим отцом, один на один с этим кретином.

– Я вернулась, – я поднимаю в автобус, немного вспотевшая и запыхавшаяся. – Мы готовы?

– Как никогда. Займи место, мы выезжаем, – произносит Брюс и направляется к рулю.

Я иду прямо к цели, намеренно избегая три пары любопытных глаз, уставившихся на меня.

– Приятель, – я проскальзываю позади него на скамейку, – могу я помочь тебе с твоим паззлом?

– Ты должна делать и трудную работу тоже, сестра, не только уголки, – предупреждает он, высунув язык в глубокой сосредоточенности.

– Да, сэр, – я хихикаю, быстро обняв его. – Кон, я хочу поговорить с тобой о кое-каких вещах. Ты просто отвечай первое, что придет на ум, хорошо? Тебе даже не придется прекращать собирать свой паззл.

Тишина.

– Коннер, хорошо?

– Дааа, – он растягивает слова, как всегда делает, когда ему докучают, – я делаю именно то, что ты сказала. Собираю паззл.

Ох, мой восхитительный маленький умник. А остальные трое наблюдателей выполняют тяжелейшую работу – пытаются скрыть смех.

– Коннер, папа хочет, чтобы ты пожил с ним.

– Ладно.

– Он хочет только на некоторое время, приятель. Четырнадцать дней. Это будет самый долгий период времени, на который ты оставался.

– Не-а. Я привык быть здесь всю свою жизнь, рядом с тобой.

– Не когда мы были детьми, Коннер, тогда была мама. Он хочет, чтобы ты остался с ним так надолго прямо сейчас. Но не в доме, он хочет свозить тебя на отдых на Гавайи.

Он резко вскидывает голову, его глаза блестят, даже сверкают, когда он начинает громко хлопать в ладоши.

– Я голосую «за»! А вы будете следить за моими рыбками?

Я даже не уверена, знает ли он, что такое Гавайи, или понимает ли, насколько это долго – две недели, но я предполагаю, моя цель не должна заключаться в том, чтобы отговорить его от этого.

– Да, я буду следить за твоей рыбкой. И я буду звонить тебе каждый день, приятель, но в случае чего, я не смогу сразу же вернуться, чтобы забрать тебя. Ты дважды полетишь на самолете, а затем я приеду и заберу тебя.

– Ты будешь очень сильно скучать по мне, Бетти.

– Да, – выходит искаженный, сдавленный всхлип, поэтому я останавливаюсь и пробую еще раз. Я ощущаю, как его рука опускается на мое плечо в знак поддержки – самое время – и я тянусь назад и накрываю ее своей рукой. – Коннер, есть еще кое-что. У папы появится новая жена. И у нее есть дети. Они все тоже будут там.

– Лаура, – произносит он, глядя на свой паззл. – Хотя ее дети маленькие, такие же, как ты.

Мой захват на руке Кэннона быстро превращается в тиски.

– Ты встречался с Лаурой и ее детьми? – спрашиваю я, прилагая все усилия, чтобы контролировать свой голос, хотя и хочу закричать.

– Все это время, глупая. Она хорошая и милая.

Я оглядываюсь через плечо сначала на Ретта, затем на Джареда. Ни один из них не шелохнулся и не произнес ни звука с того момента, как Коннер сказал, что хочет уйти. Они разделяют все это вместе со мной так же, как делали это на протяжении всей нашей жизни. Я знаю, их одолевает такая же буря эмоций, как и меня, они проживают все это вместе со мной.

Должно быть, Ретт почувствовал, что я исчерпала себя и понятия не имею, что еще сказать, поэтому он подходит и садится напротив Коннера.

– Кон, посмотри на меня, дружище.

Он тотчас подчиняется, и Ретт ободряюще улыбается.

– Тебе нравятся Лаура и ее дети?

– Да, очень.

– И они хорошо относятся к тебе?

– Очень, очень хорошо. А что?

Ретт посмеивается и поднимает руки, сдаваясь.

– Просто интересуюсь. А твой папа, Коннер, твой папа хорошо ведет себя рядом с тобой?

Я напрягаюсь всем телом, и Кэннон сжимает мое плечо.

– Да, но не так хорошо, как Альма и Лаура. Он кричит, разговаривая по телефону, и хлопает дверью, но потом он говорит, что сожалеет и играет в «Монополию» с нами. Я лучше всех. Я всегда, всегда выигрываю.

Мой отец извиняется и играет в «Монополию»? С каких это, черт возьми, пор?

С тех пор, как заманил Лауру, вот когда.

Я поднимаю взгляд, и жалость в глазах Ретта вызывает во мне раздражение. Я не нуждаюсь в проклятых вечерних играх с фальшивой семьей – не вся моя семья здесь, на этой земле – так что это из разряда невозможного. Даже если бы мне нравилась «Монополия», хотя это не так.

– Приятель, – я касаюсь его руки, и он фокусируется на мне, – ты хочешь, чтобы я позвонила твоему папе и сказала, что ты едешь?

– Да.

– В долгое путешествие с…

– Да. —

С ним, Лаурой и ее детьми.

– Даааа! – кричит он.

– Хочешь, я привезу тебе сувенир, сестра?

– Конечно, – я встаю и, давая волю чувствам, хлюпаю носом. – Хорошо, приятель, я пойду и позвоню ему.

Я не глядя тянусь назад, и Кэннон тотчас берет меня за руку и ничего не говорит, когда я веду его за собой в комнату Коннера. Он закрывает дверь, в то время как я располагаюсь на кровати, а затем, присоединившись ко мне, обнимает и раскачивает взад и вперед в успокаивающем ритме, целуя мою голову.

– Расскажи мне о чем-нибудь, в чем ты нуждаешься, но не решаешься это признать.

– Одобрение.

Его теплое дыхание легко касается моего затылка.

 – Даже если я одержим какой-то идеей или мыслью, я чувствую себя лучше, если мои родители, моя сестра, ты, – он зарывается носом в мои волосы, – одобряют это. Это действительно пугает – быть зависимым от мнения других людей. К счастью, это относится только к некоторым избранным, остальные могут поцеловать мой зад, – он смеется. – А почему ты спрашиваешь?

Я поворачиваюсь к нему и ложусь щекой на его грудь, теребя пальцами рукав его футболки.

– Ты нужен мне здесь, рядом со мной, пока я буду звонить отцу. Но прежде я всегда делала это одна, поэтому я чувствую себя глупой и слабой. Теперь, когда я знаю, – вдох для храбрости, – насколько все становится легче, когда ты рядом, я не хочу возвращаться к тому, что было раньше.

Я разочарованно стону в тщетной попытке вырваться из его объятий, убежать и спрятаться от честности, которая смущает меня и делает уязвимой, но он все-таки быстрее. Я тут же оказываюсь полностью прижатой спиной к кровати, а Кэннон нависает надо мной, тяжело дыша.

– Люблю, когда моя Лиззи открывается, – с рычанием произносит он. Что-то губительное и в тоже время нежное мелькает в его темнеющих карих глазах, прежде чем он припадает к моей шее. – Я собираюсь остаться, – он медленно проводит кончиком языка по моему уху, – там, где хочу больше всего на свете. Но у меня чувство, что ты немного напряжена. Может быть, тебе следует сначала снять это напряжение со мной?

Он поддразнивает меня, его голос страстный и глубокий.

– Иди сюда, – шепчу я, маня его к своему рту одной лишь просьбой, так как он удерживает мои руки.

– Что такое, красавица? – спрашивает он напротив моих губ. Медленно я очерчиваю его пухлые губы своим языком и смотрю ему прямо в глаза.

– Я не собираюсь заниматься этим на кровати своего брата, ты, возбужденный Казанова. Спокойно, малыш.

Я смеюсь, расстраивая и его самого, и его пульсирующую эрекцию, упирающуюся в меня.

– Я заставлю тебя заплатить за это, сирена.

Он слегка прикусывает мой подбородок и скатывается с меня, затем мы оба приподнимаемся и садимся.

Я готова сделать звонок, Кэннон придает мне решительности. Никто и ничто не может сломить меня. Я нажимаю на номер отца, включаю громкую связь, удерживая молчаливый поддерживающий взгляд Кэннона, пока звучат гудки.

– Элизабет, – отвечает он вечно надменным голосом.

– Ричард, – я отвечаю как можно более твердо, называя его по имени, наверное, впервые в жизни.

– Его действительно зовут Дик? – произносит Кэннон одними губами, но больше выходит, как шепот; его глаза широко распахиваются, наполняясь весельем.

Я киваю, прикрывая рот рукой, чтобы сдержать хихиканье.

– Элизабет, я предполагаю, у тебя есть причина, по которой ты звонишь?

Тьфу, он все еще здесь.

– Да, – я прочищаю горло и подтверждаю его слова уверенным голосом. – Я так понимаю, у тебя новая семья знатоков «Монополии» и ты хочешь, чтобы Коннер испытал двухнедельное гавайское счастье вместе с тобой?

Я бы не смогла более подходяще выразить словами все свое возмущение. Даже мой обманчиво злой тон был безупречен.

В трубке доносится резкий свистящий вдох, настолько же осязаемый, как и Кэннон, вздрогнувший позади меня.