Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"

Автор книги: С. Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Вот дерьмо, он отправляет Коннера делать за него грязную работу. Как только Коннер прыгает в прихожую и бежит подвергать пыткам все живое, Джаред садится обратно и похлопывает по месту рядом с собой, призывая меня сесть.

– Насколько плохо на этот раз?

Я кладу голову на его плечо и позволяю переплести наши пальцы.

– Не слишком плохо. Коротко и горько-сладко. – Я наклоняю голову и озорно улыбаюсь. – Преподнесла ему парочку хороших ударов.

– Я и не ожидал от тебя меньшего.

– Я не видела Альму, и это очень меня волнует. Я просто хочу, чтобы Коннер не просил меня возить его туда. Хочу, чтобы он помнил, почему ему не следует просить об этом.

– Ты уверена насчет этого? Возможно, это хорошо, что он не помнит. Ты знаешь, существует много ужасного дерьма, застрявшего в моей голове, и мне жаль, что я просто не могу забыть обо всем этом, понимаешь? – он сжимает мою руку и целует меня в висок.

В какой-то степени он прав, я не хочу, чтобы у приятеля были эти страшные видения, смущающие его и пробуждающие ото сна по ночам. Но без этих воспоминаний и его словесного доказательства, я не могу доказать, что все, что я говорю, – правда. И поэтому, я не могу удержать его от посещения нашего отца. Это никогда не кончится – эти мысли и мои внутренние споры о меньшем из двух зол никогда не закончатся. Это утомляет.

Коннер играл в американский футбол и обычный футбол с самого детства и до средней школы; наш отец не посетил ни одной игры. Он был в группе практически три года; «папочка Дьявол» никогда не слышал ни одной песни. Ему было наплевать на Коннера до несчастного случая, который, могу поклясться, был крайне далек от случайности, но теперь он просто одержим игрой в дом с двадцатисемилетним парнем, которого он едва знает? Я пока еще не выяснила его мотивов, но скоро я их пойму. Мои мысли прерываются воплем:

– Свали, отсталый чудик! Что, бл*ть, с тобой не так?

Я вскакиваю на ноги и молнией бегу вниз по коридору, Джаред наступает мне на пятки.

– Приятель, приятель, что стряслось? – я спрашиваю так спокойно, как могу в сложившейся ситуации, падая на колени и обхватывая его руками. Коннер свернулся клубочком на полу, качаясь вперед и назад и ударяя кулаками по полу рядом с головой. – Коннер, остановись. – Командую я, пытаясь ограничить его действия. Я задыхаюсь от боли из-за случайного столкновения моей челюсти и его локтя. Чертов локоть. – Дерьмо, – я вою, покачивая головой и быстро потирая ушибленное место перед возвращением в битву. – Джаред, помоги мне! Ретт!

Они уже здесь, пойманные в ловушку волнения; один из них отталкивает меня, и теперь они могут помешать Коннеру навредить себе. На этот раз я ударяюсь спиной, резкий удар выбивает из меня дух, меня отбрасывает в сторону, и я приземляюсь на край кровати. Я стала достаточно жесткой за эти годы, поэтому я беру небольшую паузу, чтобы проигнорировать спину и еще немного потереть челюсть, чтобы избавить себя от боли.

Ками – наша басист и человек, который стал причиной этой катастрофы, свесила вниз ноги с верхней койки и в спешке натянула на себя футболку.

– Лиз, ты не можешь ожидать, что мы и дальше так будем жить! Твой чертов брат опять запрыгнул на меня. Мне не интересно, что, черт его подери, с ним не так, но я имею право на личное пространство!

– Ты живешь в туристическом автобусе вместе с четырьмя мужчинами, спишь голой и думаешь о личном пространстве? Кто-нибудь еще считает ее ход мыслей бессмысленным?

В мои обязанности не входит указывать ей на очевидное, кроме того, эта эпичная ситуация целиком зависит от тех идиотов, которые воспитали ее «подними тревогу в любом, даже пустяковом случае» эксгибиционистскую задницу. Но важнее всего, у меня просто нет ни времени, ни энергии, которые я могла бы потратить на теперь уже экс-участника группы. Мне нужно заботиться о моем брате – невинной, драгоценной душе, которую она напугала до смерти. Медленно поднимаясь так, чтобы стоять с ней нос к носу, я концентрируюсь на своем дыхании, напоминая себе, что мне не нужно, чтобы Коннер видел насилие. То, как ужасно он реагирует на это, преувеличенно даже для него, является одной из важнейших причин, почему он нарушал правила, когда я была в летнем лагере. Если я выбью дерьмо из этой суки прямо сейчас, то сделаю все еще хуже для приятеля.

Только беспокойство за него спасает ее жизнь. Иначе я бы уже намывала свои полы ее волосами, словно шваброй.

– Ками, что с тобой не так? Он ничего такого не подразумевал этим действием.

– Я сыта по горло всем этим! Уже достаточно долго молчала об этом. «Давайте не будем расстраивать умственно отсталого» уже устарело, – сопливо говорит она, испытывая мое терпение. – Он постоянно подглядывает за мной. Мне уже кажется, что он притворяется только для того, чтобы получить шоу голой груди.

Конечно, все именно так, дива. Он притворяется уже семь долгих лет, надеясь в один день увидеть хоть краешек твоих неравномерных комариных укусов. Мне требуется всего минута, чтобы тупо уставиться на нее и дать моему мозгу понять, откуда у нее могла взяться такая ядовитая ненависть, появившаяся буквально из ниоткуда. Ками жила вместе с Коннером в этом автобусе несколько месяцев. Я даже видела, как она помогала Коннеру собрать его пазлы раз или два, так что уровень враждебности, льющейся из нее теперь, просто отвратителен и абсолютно неожиданный.

– Он искал Ретта, ты бессердечная и несущая бред сука. Он хотел показать новых рыбок и перепутал койки. – Мой голос срывается, и я проглатываю удушающее рыдание, вставшее тяжелым комом прямо посреди горла. – Но, к счастью, Коннер не обречен. Он будет в порядке через несколько минут, все еще будет ангелом. А ты, – я делаю шаг по направлению к ней, удостоверившись, что приподняла верхнюю губу и показала зубы, – испорчена на всю свою жизнь. Нет надежды для того зла, что сидит внутри тебя, и мне очень жаль, что я не видела этого в тебе раньше. Быть уродливой и скупой до самой сердцевины – это неверный способ прожить жизнь, Ками. Я приняла решение, как оградить от тебя Коннера. Пакуй свое дерьмо, следующая остановка – твоя.

– Ты же это не серьезно! Ты выкидываешь меня из группы, которая загнется к черту без меня, только потому, что я не хочу, чтобы этот придурок пялился на мою грудь?

– Джаред? – зову я, сжимая и разжимая кулаки, моля о силе воли, которой я обычно не обладаю.

– Уже здесь. – Он размещает свое тело между нами. – Собирай свое дерьмо, Ками, ты уходишь. И закрой свой чертов рот на время сборов. Я не бью женщин, но если ты назовешь этого парня еще как-нибудь, то я совершенно точно отделаю тебя, сука.

– Вы не можете просто так выкинуть меня, у меня даже нет машины! Просто невероятно, – усмехается она.

– И груди тоже нет. – Джаред выигрывает целое очко для нашей команды одной только этой фразой. – Но мы отвезем тебя до того места, куда тебе нужно. Мы вроде как не плохо воспитаны.

В то время как он стоит рядом с ней, словно страж, я передвигаюсь вперед по автобусу, куда Ретт загнал Коннера. Садясь на корточки перед ним, я отрываю его руки от лица.

– Хей, взгляни на меня.

– П-п-прости, сестра, – говорит он дрожащим голосом.

– За что ты извиняешься, а? За то, что ты такой удивительный, добрый и замечательный? За то, что ты победитель? Потому что это именно то, кем ты являешься! – он не отвечает мне, пряча свое лицо за плечом Ретта.

– Какое у нас есть правило, Коннер? – я толкаю его ногу. – А? Скажи мне правило.

Он все еще вздрагивает и стыдится, так что я отвечаю за него.

– Ты выигрываешь, а все остальные придурки проигрывают, так?

 – Так, – он ворчит из своего укрытия, в то время как Ретт потирает его спину и улыбается мне.

– Кто победитель?

– Я победитель. – Он смотрит на меня одним глазом. Моя драгоценность. Как кто-то может быть скупым на эмоции для этого лица: для этих огромных, невинных глаз, заполненных неконтролируемой любовью и этих ямочек на щеках?

– Ты чертовски прав. – Я вскакиваю, хватая его руку, чтобы поднять ее в торжествующем жесте вверх. – Леди и джентльмены, мальчики и девочки! Коннер Мэтью Кармайкл – победитель!

Парни хлопают и кричат, в то время как Ками закатывает свои глаза и продолжает наполнять сумку своими чертовыми вещичками. Теперь лицо Коннера сияет улыбкой от уха до уха, и все снова возвращается на круги своя.

– Я заберу себе ее рыбку, – хвастается он, и все мы просто умираем со смеху.

Вот дерьмо, все это время он держал пакет с рыбками! Но теперь он ничего не держит, и целиком потерян в своем волнении. Похоже, что мы сделаем еще одну остановку.

 – А я заберу себе верхнюю койку! —вмешивается Джаред, поскольку ему надоело спать на нижней полке. Мои парни всегда ищут во всем плюсы.

После двух самых долгих часов в наших жизнях, наполненных удушающим напряжением, клубившимся в воздухе, мы наконец-то останавливаемся там, где можем высадить Ками. Большая удача для нее – то, что мы все еще находились на территории Огайо, когда она показала свою настоящую натуру, поэтому она смогла позвонить кому-нибудь, кто ее бы забрал. Иначе я выбросила бы ее сразу же. Во всяком случае, я думаю, что поступила бы так.

 Бросив на стол карты прямо посреди нашей игры в «Уно» на четверых, Коннер вскакивает, как только мы останавливаемся, и ему открывается вид на парк из окна.

– Ты не сказал Уно, – дразнит его Ретт, – я побеждаю.

– Подвинься, – рявкает Ками на Коннера, пытаясь отпихнуть его с дороги и толкнуть своим чехлом в его бедро, как она обычно делает.

– Я не шутила на счет нее, – предупреждаю я Джареда угрожающе низким голосом. – Пусть она уберется из моего автобуса, иначе тебе придется придумывать мое алиби на время убийства. – Я действительно озадачена и не имею ни малейшего понятия о природе ее озлобленности, скрытой ото всех до этого случая. И, вполне возможно, у нее просто был катастрофически ужасный день… но я не хочу рисковать и давать ей возможность на еще один такой день в моем автобусе.

Джаред спешит к двери и обвивает рукой плечи Коннера:

– Давай-ка отступим назад, чувак, и дадим Ками место, чтобы выйти из автобуса.

 – А куда Ками идет? – он растерянно озирается по сторонам. – Ками, ты куда?

– Подальше, бл*ть, отсюда!

Джаред инстинктивно отодвигает Коннера назад, спасибо Господу, потому что она меня уже достала. Я вцепляюсь в нее и теперь поднимаю свой кулак, полный ее волос. Ретт смеется и оттаскивает меня за талию.

– Все почти кончено, – шепчет он, касаясь губами моего уха. – Держи себя в руках и позволь ей убраться из этого автобуса, и тебе больше никогда больше не нужно будет о ней беспокоиться. Ну, давай же. – Он выпутывает мои пальцы из ее сальных волос и пятится, таща меня за собой. – Давай, посиди со мной, пока она не уйдет.

Я делаю это только потому, что меня удерживают. Он крепко обнимает меня, пока я сижу у него на коленях, прижав голову к его груди. На самом деле все это приводит нас к просто огромной проблеме:

– Через пару дней концерт, а у нас нет гребаного басиста. И что мы теперь собираемся делать?

– Я могу играть! – Коннер поднимает свою руку. Он подслушивал. Джаред подталкивает его плечом, и они садятся рядом с нами.

Время для собрания нашей маленькой семьи, за исключением Брюса. Он всегда занимает капитанское кресло, которое сейчас пустует.

– Ты просто замечательно играешь, Кон. – И это было правдой. Он был очень талантливым парнем, даже написал пару песен очень давно. – Но ты нужен нам на тамбурине, помнишь? – Джаред, любя, напоминает ему.

Каждое шоу дядя Брюс следит за Коннером, они стоят прямо за сценой, где он трясет свой тамбурин, словно чемпион. Я чувствую себя ужасно, потому что все, что он теперь может делать – это просто трясти шумящую штуку, но я не знаю, к чему приведет его выход на сцену. Это непредсказуемо. Некоторая публика лучше, некоторая хуже, и места наших выступлений варьируются от маленьких и любезных до больших и шумных. Мы приспосабливаемся ко всему.

– Это верно. – Его лоб морщится. Как это мило.

– Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. – Я встаю, наконец-то осознавая, что Ками уже ушла. – Хочешь размять ноги на воздухе, приятель?

Прогулка на воздухе нужна не только ему, но и мне, чтобы прояснить свой разум.

Я не имею ни малейшего понятия, о чем мы все думали, и страшнее всего то, что именно я потянула нас к разрушению. На самом деле, изначально все это было моей идеей, наши выступления стали всем, что есть у Джареда и Ретта. Даже если мы бросим все сейчас, то у меня все еще есть Коннер и заначка для отступления, но вот парни были социально и материально отторгнуты от их дерьмовой семьи, как только они ступили на борт нашего автобуса. Ну, официально, основа этому была заложена уже давно. Просто они наконец-то дали своим родителям оправдание для чайных вечеринок в стиле «ничего страшного, что нам все равно на своих детей, ведь они…». Так что, я не могу просто отменить концерт. Может быть, для меня это не так уж и важно, но я предполагаю, что для Джареда и Ретта так и есть. Мне нужно чудо… предпочтительно, чудо с сочувствием или такое, которое может сфальсифицировать его с закрытым ртом, а также умеющее бренчать на бас-гитаре.

То, что началось с разминки для ног на пару минут, превратилось в утренний пикник и игру в фрисби. Я убираю остатки нашего пиршества в мусорную корзину, как что-то, или вернее кто-то, привлекает мое внимание. Привет, чудо. Солнечный зайчик, отскочивший от гитары, перекинутой через спину, было первым, что привлекло мое внимание, но, конечно же, я обратила внимание на пару Levis, идеально сидящую на нем. Черт, да, я заметила. Как я могла не заметить? В конце концов, я здоровая двадцатитрехлетняя женщина.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – Джаред встает позади меня, интригующе шепча в мое ухо. Уверена, что он не думает: «Мне бы хотелось позволить себе один час, чтобы этот парень мог оттрахать меня до такого состояния, что я бы не чувствовала свои ноги».

Я разворачиваю голову к Джареду и пытаюсь саркастически ответить ему так, чтобы он не заметил испуга в моем голосе.

– Если мой ответ на твой вопрос – да, то накорми меня рыбой. Еда для мозгов. Но, естественно не рыбками из аквариума Коннера. – Это напоминает мне о… ладно, давайте дождемся, когда приятель сам упомянет об этом.

– Серьезно, всезнайка, мы собираемся стоять здесь, пыхтя и дожидаясь, что он заметит нас, или пойдем и спросим его?

– Спросим его, о чем? – мы оба знаем, что я несу чушь – я точно знаю, что он имеет в виду. И да, если бы мы жили в идеальном мире, то можно было бы говорить о вмешательстве Господа…парень с гитарой, так вовремя оказавшийся на том же месте, что и группа, по совпадению нуждающаяся в гитаристе, но я не верю в идеальный мир. Я откидываю голову назад, всего лишь на секунду, чтобы насладиться ясным, бесконечным голубым небом и ожиданием, наполненным теплотой мысли. Хорошо выглядишь, мам.

 – Я не могу позволить незнакомцу жить в одном автобусе с приятелем. А что, если он серийный убийца? – что, если он не так симпатичен внутри, как снаружи?

– Ах, Мама Медведица, ты проверишь его при помощи всех своих тестов. Ты осторожна. И он все еще может сказать, что мы с тобой сумасшедшие, и послать нас. Давай сначала спросим, а потом уже будем беспокоиться.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки и бросаю взгляд назад, подмечая, что Коннер все еще бросает фрисби со счастливым лицом, а Ретт тем временем наблюдает за ним.

– Ты спрашиваешь его или я? – вздыхаю, с надеждой маскируя мурашки и предвкушающее покалывание, пробегающее вдоль позвоночника.

– Он – гетеросексуал, могу тебе сказать даже отсюда. Скажем так, мы направим на него, – он указывает пальцем на мою грудь, – тяжелую артиллерию.

– Не пялься так на мою грудь! – я пихаю его, открыв от удивления рот. – Ты мне как брат. Это незаконно почти в сорока штатах, и, кроме того, это противно.

– Но ты не считала, что это было противно, когда...

– Хватит. – Я торопливо хлопаю рукой по его рту. – Я пойду, а ты стой прямо здесь и внимательно наблюдай. Если он достанет оружие, то набери 911, когда побежишь спасать меня.

– Разумеется, – он смеется надо мной, полный уверенности в своей победе.

Препоясав чресла⁴, кстати, я вот думаю – у женщин есть чресла, и могут ли они их препоясать или это только мужская прерогатива? Взывая к храбрости, я двигаюсь медленными, неуверенными шагами в удивительное и неизвестное, напоминая себе, что я делаю это только для парней, нашей группы и для того, чтобы никогда не возвращаться в адский Саттон. На самом деле, это все очень беспокоит меня. Я всегда нервничаю, когда приближаюсь к страшным людям, ну, или к очень привлекательным мужчинам.

Держишься, Лиз? Неа, я не могу контролировать естественную реакцию. Я уже почти подошла, когда он, почувствовав мое приближение, поднимает голову и смотрит на меня своими темно-карими, словно патока, глазами. Он был симпатичным, даже когда находился далеко от нас. Но вблизи стало видно, что он гораздо лучше, чем любой фотошоп. Его губы полные, даже полнее, чем мои, и еще у него был очень сильный, по-настоящему мужественный нос и линия подбородка, покрытая легкой щетиной. Его волосы имели тот же богатый оттенок, что и глаза, и были не слишком короткими, но и не очень длинными. Растрепанные, «только-что-после-траха» волосы (так они их называют?), будь они прокляты. У него были «ты трахнешь ее, и она еще долго будет под впечатлением» волосы, непослушные и очень запутанные. Длинные, накаченные ноги спрятаны под потертыми джинсами, а черный пуловер облегает каждую мышцу его тела и выглядит просто безупречно. В итоге – на него очень легко и приятно смотреть.

– Ты случайно не серийный убийца или насильник? – мне нравится спрашивать все у людей сразу и глядя им в глаза.

– Нет, а ты? – тембр его голоса глубокий и, похоже, что он посылает моему влагалищу подсознательные сообщения. Что-то вроде «да, ты хочешь его». С таким голосом, как у него, я просто молюсь, чтобы он не оказался заядлым курильщиком. Испортить этот прекрасный вид вездесущим сигаретным зловонием было бы просто бесчеловечно, Господи.

– Нет, – я отвечаю, слишком защищаясь от этой необычной привлекательности, вгоняющей меня в смущение, так что мне хочется верить, что я ответила нормально. – Ты хорош в этом? – я наклоняюсь и указываю на инструмент на его спине, и при этом мои брови взлетают в недоверии.

– Очень хорош, – он бормочет, его голова наклонена вниз, так как он снимает гитару со спины и возвращает ее обратно в кейс.

– Хендрикс.

– Не для левши. – Он пожимает плечами и выпрямляется, ловя мой взгляд.

– Пейдж.

Он смеется, внимательно рассматривая меня и даря мне самую сексуальную, ослепительно белоснежную улыбку.

– Ну, значит я не так уж хорош.

Черт, только я могла подойти к посредственному гитаристу! Вот я и загнала себя в угол, «странный незнакомец» не дает мне выхода. Борясь с собой, я засовываю руки в задние карманы и нервно покачиваюсь взад и вперед на пятках, вынужденная придумать, каким образом задать ему свой вопрос.

– Почему ты вообще меня об этом спросила? – он неожиданно спасает меня.

– Наша группа, – я отбрасываю голову к автобусу, – нам очень нужен басист. А так как ты путешествуешь автостопом, я подумала, что...

 Он спрыгивает с края скамейки и встает, и чуть больше шести футов⁵ зловещей сексуальной привлекательности предстает перед моими нетерпеливыми глазами.

– Ты вообще понимаешь суть автостопа?

– Что? – я встряхиваю головой, очищая мысли, и отступаю на шаг назад. – Да, конечно.

– Ты уверена в этом? – он сокращает расстояние между нами, подходя достаточно близко, чтобы я могла почувствовать притяжение между нами.

– Там, откуда я родом, автостопщики обычно стоят на дороге в том месте, где ты легко можешь их заметить. Это увеличивает возможность поездки. – Его левая бровь приподнимается, а в глазах, клянусь, появляется огонек. – Судя по тому, что я сижу на пустынной остановке для отдыха, либо я худший автостопщик в истории, – он делает еще один шаг ближе ко мне, – либо ты вешаешь на меня неправильный ярлык.

Какое-то странное ощущение ползет вверх по моей шее, затем по лицу, и заканчивая покалыванием в затылке. Сбитая с толку, я дотрагиваюсь до своей щеки. Что, черт возьми? Я покраснела? Я даже понятия не имела, что мое тело способно на это. Интересно, мои щеки теперь покрывают тонкие и нежные женские румяна или красные, как свекла, разводы? Кроме того, я никак не могу понять, что с этим парнем?

Я не краснею и абсолютно точно не подмечаю, какой бренд джинсов носит парень, и еще… я не бросаю вызовы интригующим незнакомцам. За все время, потраченное мной на разговор с ним, я превратилась в абсолютно неузнаваемую версию себя, и она мне не нравится… но я и не была в восторге от себя обычной. Ничто и никогда не удивляет меня по-хорошему и тем более не пробуждает к жизни те части меня, которые, по моему мнению, просто не существовали или давно умерли во мне.

Вот серьезно, девочки в старшей школе? Совершенно ненормальные. Слишком остро все чувствующие, краснеющие и неприятные причуды природы. Я никогда не была одной из таких девушек и не позволю себе стать одной из них.

– В любом случае, я не играю на бас-гитаре, просто перебираю струны в свое удовольствие. – Он бросает взгляд на свой кейс.

Мы стоим достаточно близко друг к другу, так, что его дыхание касается моих уже и так горящих щек, и по его глазам я вижу, что он скромничает и немного привирает. Он умеет играть. Я снова отступаю назад, начиная злиться на него. Почему он отвергает мою помощь? Девять из десяти рецепторов, находящихся в моем мозгу, хотя, на самом деле, я понятия не имею, сколько именно рецепторов должно находиться в мозгу у человека, кричат на меня, чтобы я поскорее убежала от этого парня. Мое сердце выскакивает из грудной клетки, и то, что я все еще не обернулась, чтобы проследить за Коннером, делает меня, хоть и на пять минут, ужасно небрежным человеком. Очень плохо. Пришло время для того, чтобы перегруппироваться. Мне нужно прийти к решению, которое не будет превращать мои соски в резчики по стеклу. И вот… я смотрю вправо, замечая, что у Коннера все в порядке, и осознаю, что вновь болтаю с этим парнем так, будто бы у меня есть запасной план или что-то типа этого.

– Джаред играет. Имею в виду, на бас-гитаре. Вообще, он может играть на чем угодно и все что угодно, и делает это просто прекрасно. – Я приподнимаю подбородок, гордясь моим мальчиком. – Поэтому, если ты сможешь справиться с гитарой, он возьмет на себя бас, без проблем.

Он потирает подбородок между указательным и большим пальцами и рассматривает меня, но в классном «глаза выше шеи» стиле. Его правая бровь поднимается, и я вижу, как он двигает своим языком вперед и назад по нижней губе. Женщины по всему свету отдали бы большие деньги за шанс увидеть, как этот парень делает хоть что-то, даже алгебру, поверьте мне. Я занесу все его привычки в каталог в алфавитном порядке, если он присоединится к нам в автобусе – если приподнимается его левая бровь, то это значит, что он в игривом настроении и готов шутить, но если приподнята правая бровь, то это значит, что он очень серьезен и возможно анализирует что-то важное.

– Почему бы тебе не позволить мне попробовать, раз уж застряла в такой ситуации? Кэннон Блэквелл, больше не автостопщик. – Он протягивает мне правую руку. – А ты?

– Лиз. Складка пересекает его лоб, и он неловко отодвигает руку, не пожатую мной. Просто я не готова так рисковать, прикасаясь к нему «кожа к коже». Я смущаюсь еще больше из-за множества бешеных, противоречивых мыслей, роящихся в моей голове, пока мы разговариваем.

– У тебя есть фамилия, Лиз?

Я уклоняюсь от его вопроса и глубоко вздыхаю.

– Вот в чем состоит наша сделка. Я приняла тебя за блуждающего музыканта, в котором мы нуждаемся. Тебе нужно будет пройти проверку личности, осмотр тела и пописать в стаканчик для теста на наркотики, прежде чем ты ступишь в мой автобус. Мы – не какая-то международная сенсация, а просто маленькая, весело проводящая время, группа. Ты будешь делить все деньги с концертов с Джаредом и Реттом, за небольшим вычетом для Брюса и Коннера, а я плачу за все остальное. В свою очередь, ты соглашаешься не принимать наркотики ни в моем автобусе, ни вне него. Ты можешь снимать шлюх, меня это не касается, но не приводи их в автобус. Ты можешь пить в моем автобусе, но не превращайся в неаккуратное животное перед моим братом. – После длинной речи я опускаю плечи и глубоко вдыхаю.

– Как называется группа? – и это именно то, что он вынес из моего монолога? Определенно не обычный ответ на речь такого типа. Многие люди стали бы спрашивать, что точно обнаружит проверка личности или какого типа наркотики проверяет этот тест, что-то типа этого.

– «Увидимся в следующий вторник»⁶. Его голова склоняется набок, несколько каштановых прядей падают ему на лицо, и он ухмыляется:

– Твою группу называют… мм… словом на букву «в»?

– Ты слышал, чтобы я назвала ее влагалищем? – я бросаю ему вызов, прикусывая губу в попытке не рассмеяться.

– А ты играешь, Лиз?

– А что? – я спрашиваю, ожидая вызова.

– Ну, ты такая же злющая, как и милая. Не уверен, что смогу справиться с тройной угрозой. Если ты тоже играешь, то я могу оказаться в большой беде. – Он улыбается, а точнее сказать, его рот совершает просто умопомрачительные и крышесносные вещи. Я не уверена, что это можно считать улыбкой.

– Сестра! – рев, проносящийся сквозь безмятежный день и повторяющийся снова, но уже более отчаянно. – Бетти, иди и найди меня!

Я поднимаю палец к губам, безмолвно прося о минутке, и поворачиваюсь, улыбаясь бегущему ко мне Коннеру и Джареду, в точности повторяющему его маршрут.

– Беги сюда, приятель! Я хочу познакомить тебя кое с кем.

Скажите мне, что он не гений с суперспособностями – он всегда правильно выбирает время. Я нахожусь на грани с этим парнем. Ничто не способно убить наши искры. На самом деле, чувства, которые я испытываю рядом с этим парнем, убивают меня. Я должна продолжать сосредотачиваться на том, что действительно важно для меня, а не на заднице этого парня. Я нахожу Кэннона Блэквелла обезоруживающим, и, откровенно говоря, это просто выбешивает меня.

 – Я думал, что ты заблудилась, – Коннер бросается на меня, вызывая приступ боли в моей спине. – ДЖАРЕД, Я НАШЕЛ ЕЁ!

Я вздрагиваю, пытаясь достать свою руку из смертельного захвата, засовываю палец в ухо и потрясаю им, чтобы прекратить звон.

– Опередил меня, приятель, – Джаред посмеивается. – Кстати, хорошая работа.

– Бетти нужен «Bubcuff», – заявляет Коннер, держа себя за запястье.

Джаред усмехается:

– Я думаю, ты прав, Мошенник⁷. Лиз, тебе нужен «Bubcuff»?

С тех пор, как мне предоставили опеку над Коннером, а это почти два года бумажной волокиты после того, как мне исполнилось восемнадцать, я заставила его носить то, что стало именоваться «Bubcuff», в то время, когда он не находился рядом со мной. Это обычный толстый, коричневый, кожаный браслет, но Коннер думает, что он магический и присылает мне сигнал о его местоположении, когда он находится далеко от того, с кем я поручила ему быть. Я делаю то, что должна. Если вы теряете своего брата, который сталкивается с определенными проблемами посреди шумного карнавала, то приезжайте поговорить со мной. В свою защиту могу сказать, что приятель сам предположил, что я смогла найти его только благодаря браслету. Я просто не переубеждала его.

– Я не терялась, приятель. Джаред знал, где я была все это время, но спасибо, что нашел меня. Я должна была сказать тебе, куда направляюсь. Можно мне получить нежное объятие? – я протягиваю руки, надеясь, что он понял мой посыл. К счастью, он понимает и оборачивает свои руки вокруг меня в два раза крепче, чем обычно, целует меня в макушку и отстраняется:

– Достаточно нежно, Бетти?

Счастливая, с широкой и глуповатой усмешкой, я киваю головой:

– Идеально. А теперь я хочу тебя кое с кем познакомить.

Пока я разворачиваю Коннера за руку, Кэннон смотрит на нас с…хмммм, я не знаю его достаточно хорошо, чтобы дать точное определение этому выражению лица. Но не один из моих интуитивных радаров не встрепенулся, так что это не что-то агрессивное или такое, к чему я обычно готовлюсь перед тем, как представить кого-то моему брату впервые.

– Коннер, это Кэннон Блэквелл. Он играет на...

– У него практически такое же имя, как и у меня! – он прерывает меня своим криком.

– Ты прав, они звучат очень похоже, но я все еще не закончила, дружок.

Он наклоняет свою голову:

– Прости, сестра.

Я приподнимаю его подбородок своим пальцем, не признавая его надутые губки так, как мне советовали врачи и продолжаю:

– Он играет на гитаре, и я говорила с ним о возможности присоединиться к нашей группе. Кэннон, – я перемещаю свое тело, для того чтобы развернуться к ним обоим, – это мой большой брат, Коннер. Он играет на тамбурине для нас.

– Я второй босс в группе. – Коннер выступает вперед с выдвинутой от гордости грудью.

То, что Кэннон делает в следующий момент, рефлекторно выбрасывает все сомнения из моей головы и автоматически добавляет плюс к моей оценке его характера.

– Очень рад познакомиться с тобой, Коннер. – Его рука уже протянута и открыта для рукопожатия. – Какого стиля музыку играет твоя группа?

Я бросаю беглый взгляд на Джареда и вижу, что он смотрит на меня с улыбкой «я же тебе говорил» на лице. Кэннон уже нравится ему.

– Не музыку моей сестры. Она не разрешает нам. Мы играем песни Ретта и других людей. Это называется Al,..At...

Я помещаю свою руку на спину Коннера, слегка помогая ему:

– Это, как если бы у «Evanescence» были дети с «City & Colour». Мы называем это «Alternatwang». Мы с Джаредом хотели больше рока, но Ретт пишет песни, которые просто рождены быть в стиле «Everly Brother»⁸, так что мы идем на компромисс.

Он кивает, и то, что он не нуждается в дальнейшем объяснении нашего жанра, поражает меня.

– Ну, что, Коннер, сидел я, обдумывая свои собственные дела, когда твоя нахальная сестра подошла ко мне и попросила запрыгнуть в автобус, полный незнакомцев. Звучит слишком сумасшедше для меня. Я надеюсь, что ты объяснишь мне, почему мне стоит присоединиться к вашей группе?

– Куда ты направляешься? – спрашивает его Коннер.

Он пожимает плечами и смотрит в никуда:

– Понятия не имею, – говорит он, практически выдыхая. – Ты любишь Пез?

Кэннон медленно разворачивается, искра интереса поднимает обе его брови, что я принимаю за «ты приятно удивил меня».

– Конечно! Кто не любит Пез?

– У меня огромное множество в автобусе, давай же! – Коннер вскрикивает, захватывая руку Джареда и мою и утаскивая нас назад той же дорогой, которой мы пришли сюда. – Давай же, Кэннон Блэквелл, мы отправляемся! Чуу – чуу! – звуки поезда, издаваемые им, уносит бриз.