Текст книги "Прекрасный инстинкт (ЛП)"

Автор книги: С. Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Он повинуется, снова предлагая мне сделать глоток.

– Держи ее, – приказывает он и разворачивается к душу, когда я забираю кружку.

Я оцениваю приготовленный кофе и обнаженного великолепного Кэннона; его длинная твердая эрекция устремляется вверх и чуть в сторону от его скульптурного тела. Он встает под струи воды и протягивает мне руку. Я отважно отставляю в сторону кружку и спешу к нему, предвкушение охватывает мое тело, более очевидное в некоторых конкретных зудящих местах.

Он тянет меня внутрь и очень выразительно, как будто этот душ рассчитан на двоих (я не возражаю против тесноты), направляет меня прямо под струи воды, пробегая руками вверх по моей шее, и, используя большие пальцы, наклоняет мою голову назад, чтобы смочить волосы. Когда он убеждается, что они достаточно влажные, он обхватывает мою голову своими длинными пальцами и возвращает ее обратно в вертикальное положение.

– Развернись, – требует он, в его баритоне явно слышится возбуждение. Он методично вспенивает шампунь, его движения заботливые и скрупулезные, ни одна прядь не остается без внимания и заботы, каждая из которых скользит между его пальцев. – Я обожаю твой натуральный цвет, детка.

– О, неужели? Много же у тебя заняло времени, чтобы сообщить мне об этом, – поддразниваю я его, оглядываясь через плечо с застенчивой улыбкой.

– Я заметил в ту же секунду, как ты вышла. Просто я был не уверен, как это воспринялось бы, заяви я об этом открыто. Я замечаю все, что касается твоего великолепия.

Он переходит дальше и намыливает мою спину и попку, отвлекая меня от дальнейшего разговора.

– Хорошо, повернись. – Он держит меня за бедра и разворачивает к себе, держа все под полным контролем. – Наклони голову назад и прополощи.

Уже готовая спросить его, почему бы ему самому не сделать это, я получаю ответ, когда его руки бродят вниз по моему телу, лаская мою грудь, с большим усилием, чем это необходимо для простого мытья. Затем эти дьявольские руки скользят еще ниже, ополаскивая мой живот, прежде чем тщательнейшим образом вымыть мое самое интимное местечко.

Находясь полностью в его власти, я стону, моя голова откидывается назад, пальцы запутываются в собственных волосах. Оживившись и находясь в реальной опасности воспламениться, я сильнее подталкиваю себя к его руке.

– Что ты делаешь? – вскрикиваю я, резко вздернув головой и распахнув глаза. – О, боже мой, щекотно. – Я хихикаю. – Почему ты целуешь мои подмышки?

– Потому что, полагаю, что никто никогда этого не делал, и это чертовски ужасное упущение. Твои впадины такие маленькие и также заслуживают любви, – он поднимает голову и подмигивает, прежде чем перейти к другой. – Отлично, детка, повернись снова, чтобы я мог нанести кондиционер.

– В этом нет необходимости. Этот шампунь два в одном. Не самое лучшее, что может быть, но экономит время, когда пять человек принимают душ из одного бака с горячей водой. Я пожимаю плечами. – Моя очередь тебя мыть, – произношу я с сексуальным мурлыканьем.

Я вспениваю мыло, скользя взглядом по каждой части его тела, и размышляю, откуда бы я хотела начать. Не то, чтобы здесь был неверный выбор. Мои руки, наполненные пеной, боготворят твердые мускулы под ними, пальцы впиваются в очерченные косые мышцы живота и мышцы пресса. Безумно краснея, я перехожу к тому, что находится между его ног – сначала тяжелый мешочек, который я перекатываю в руках, затем его светлые, коротко подстриженные волоски, заканчивая свою работу поглаживаниями вверх и вниз крепко сжатой рукой его жесткой как стержень длины. Множество раз.

Он глухо стонет, когда я сжимаю, что-то недовольно бормочет, когда я тяну, и шипит сквозь зубы, когда я совершаю скручивающие движения.

– Детка, хватит, – просит он, задыхаясь, делает шаг назад и отворачивается. – Закончи мыть меня до того, как я приду к финишу, пожалуйста.

Я снова намыливаю его, начиная с плеч, опускаю руки в его подмышечные впадины, выяснив, что он боится щекотки почти так же, как и я, затем ласково прохожусь по каждой твердой изогнутой мышце его спины. Облизнув губы, я сжимаю его ягодицы и распутно натираю их ладонями. Эта упругая, восхитительная задница – одна из самых моих любимых частей его тела.

– Все сделано, – выпаливаю я и шагаю под струи воды, чтобы полностью ополоснуться.

– Едва ли. – Кэннон оборачивается и наступает на меня, пока моя спина не прижимается к стене. Он разворачивает меня, отыскивает мои руки и заставляет прижаться ладонями к кафельной плитке прямо перед собой. – Держи их здесь, – грохочет он в мое ухо, укусив его при этом. Я остро ощущаю его хватку на своих бедрах, то, как он тянет их назад, пока они не оказываются под тем углом, какой ему нужен.

Я дрожу, едва в состоянии держаться прямо и устоять от падения, когда он пробегает пальцем по моей влажности, издевательски проскальзывая им внутрь меня, а затем поспешно вынимает.

– Мне нравится, как твое тело говорит со мной. Я тоже хочу тебя, моя маленькая сирена, – произносит он в тот же момент, что и раскрывает меня, и погружает в меня свой толстый жесткий стержень на всю длину.

Я стону и кричу от тугого проникновения и растягивающей наполненности, граничащей с острой болью.

– Полегче, детка, расслабься, – нежно произносит он напротив моего затылка. – Ты маленькая дерзкая девчонка, прекрати сжиматься или это не продлится долго.

Я делаю это ненамеренно, но мой центр в буквальном смысле протестует против вторжения. Когда его ловкие пальцы находят мой клитор и ласкают его в совершенном ритме, я расслабляюсь, каждый мускул внутри меня слабеет от восхитительной эйфории.

– Вот так, детка. Тугая и влажная, именно так, как мне нравится, – тихо произносит он, когда толкается в меня, набирая скорость и силу. Он рывком тянет меня за бедра, приподнимая так, что я встаю на носочки, а затем надавливает на нижнюю часть спины, выставляя мою задницу вверх еще больше.

– Бл*ть, да, – низко урчит он, достигая совершенно новой точки внутри меня. – Прямо здесь, идеально.

Это ощущается так чертовски хорошо – трущаяся о мою верхнюю стенку головка, неумолимые пальцы на моем клиторе и его звуки – боже мой, эти звуки – все это приводит к тому, что пульсация моих внутренних стенок становится быстрее.

– Вот это моя девочка. – Он слегка кусает мое плечо и сразу оставляет на этом месте влажный поцелуй. – Дай мне это, Лиззи, пропитай своей влагой мой член.

Его помощь в этом становится все более настойчивой, надавливая по кругу, перекатывая мой клитор, словно игрушку, он безумно вколачивается в меня, и я прихожу к концу. В глазах темнеет, а затем я вижу вспышки белого. Моя голова безвольно падает, когда я сжимаюсь и пульсирую вокруг него. Больше ничего не существует, кроме нас двоих, замкнутых в пузыре чистейшего экстаза, на волне которого я плыву, осознавая только сладкие звуки шлепков и его удовольствия, пронзительно звучащие, но неспособные прорвать мое блаженное оцепенение.

Он кончает, тело становится неподвижным, руки жестко сжимают мои бедра, член подергивается внутри меня. Я принимаю это разумом, телом и душой, наслаждаясь тем, что мы заставляем друг друга чувствовать.

Я еще не восстановила дыхание и ориентацию в пространстве, как он уже выскальзывает из меня, горячее свидетельство физического господства покрывает внутреннюю поверхность моих бедер. Мгновенно он оказывается с мочалкой в руках, ласково очищая меня, прежде чем развернуть лицом к себе.

– Заниматься с тобой любовью – единственная совершенная вещь, которую я когда-либо познал, – он целует мой лоб, а затем смотрит в глаза. – Я люблю тебя, Лиззи Ханна Кармайкл и всегда буду. Всецело.

– Я тоже тебя люблю.

Истощенная, я прижимаюсь щекой к его груди и считаю удары сердца, грохочущего под моим ухом.

– Нам лучше собраться.

 И после еще одного поцелуя в мои волосы и игривого шлепка по моей заднице, мы именно так и поступаем.

– Сарк, дружище!

Кэннон и его приятель заключают друг друга в крепкие братские объятия, завершающиеся резкими похлопываниями по спине.

– Как ты, черт возьми, поживаешь? Ты теперь путешественник, да? – спрашивает его симпатичный и обаятельный приятель-блондин.

– Что-то в этом роде, – смеется Кэннон. – Я хочу познакомить тебя кое с кем. – Он вытягивает руку назад, где стою я, пытаясь слиться с обстановкой, заключает в ловушку своих рук, обхватив за талию, и с силой тянет к себе. – Касен Сарк, это Лиззи Кармайкл, моя единственная.

На его лице мелькает выражение замешательства, но он быстро приходит в себя.

– Рад познакомиться, Лиззи. Спасибо, что выступите здесь.

Он пожимает мою руку, которая стала холодной и влажной на ощупь от прикосновения незнакомца.

– И я рада знакомству. Спасибо, что пригласил нас, – даю я шаблонный ответ, чуть наклонив голову. Ничего не могу поделать со своей тревогой. Его удивление по поводу того, где Рути, очевидно. Соответствую ли я? Он уже ненавидит меня? И почему мне есть до этого дело?

Потому что он кое-что значит для Кэннона, который значит для меня все. Вот почему.

– Что, эм, случилось с…

– Почему бы тебе не показать нам тут все, мистер Тактичность? – перебивает его Кэннон, зная так же, как и я, что он собирался спросить о бабушке-невесте. Как я и говорила.

– Ох, да. Конечно.

Он меняет тему разговора и показывает нам все вокруг. Неожиданно его одолевает словесный понос, пока он рассказывает нам о своем новом детище. О, а он в состоянии думать, о чем он говорит.

Это место очень изысканное. Вдоль всего помещения располагается красная, черная и желтая кожаная мебель для сидения. Бар Г-образной формы, огромный танцпол белого цвета, который, скорее всего, светится при определенном освещении. На верхнем уровне располагается шикарная ВИП-зона в такой же цветовой комбинации со своим собственным баром, но меньшего размера. Пока мы совершаем экскурсию, Сарк рассказывает нам, что здесь есть полностью оборудованная кухня, которая работает до одиннадцати. Затем он наконец-то ведет нас по другой лестнице вниз, чтобы показать сцену и свои монументы. У него есть барабанная установка, соответствующая последнему слову техники, микшерный пульт и прожекторы для освещения сцены. Он интересуется, может ли сделать прогон для нас.

 Выпендрежник.

Кэннон смотрит на меня в ожидании ответа, и я пожимаю плечами. Мы никогда не использовали все эти навороты, поэтому если Сарк сделает что-то неправильно, я никогда этого не пойму.

– Только не свети ничем ярким в наши глаза, – весело произношу я.

– Как скажешь. Ну что, ребята, хотите продолжить и проверить звук, или вам нужно еще что-нибудь?

– У нас нет с собой инструментов, – отвечаю я. Он что, не заметил?

– У меня есть кое-какие за кулисами. Они должны быть настроены.

Нет, так дела не делаются. Но Кэннон уже направляется вперед.

– Я проверю басс и барабаны, а ты – гитару вместо меня и передний микрофон. – Он подмигивает мне, гордый своим решением.

– Хорошо, – соглашаюсь я немного скептически. Это не только бестолковое занятие, но нам еще и придется повторять все заново, когда парни присоединятся к нам. И вдруг меня осенило, а мое сердце грозится разорваться – Кэннон делает это ради своего друга, который явно хочет выпендриться своими техническими новинками, во всю прыть бегущий в комнату звукозаписи.

Как только мы начали, накинув лямки наших инструментов, я вступаю с песней, которая занимала все мои мысли (и сердце, если уж говорить откровенно) с тех пор, как я и Кэннон начали «свою» страницу в отношениях.

 Лицо Кэннона озаряется пониманием. Я пою для него, я пою ему. «Wild Horses» («Дикие лошади») – моя любая версия группы The Sundays, все мои эмоции сплетаются с текстом, тоном и звуком, и отражаются в моих глазах, когда я пристально смотрю на него. Это прекрасная песня, потому что даже самые дикие лошади не имеют никакого шанса оттащить меня от Кэннона.

Когда песня подходит к концу, я снимаю ремень электрогитары и только успеваю поставить ее на место, как оказываюсь захваченной своим мужчиной.

– Я полюбил это, и тоже касается тебя, сирена. Я люблю тебя так сильно, ты – сексуальная штучка, – произносит он, покрывая каждый дюйм моего лица поцелуями. – Мне нужно попробовать кусочек, – приглушенно произносит он, зарываясь в мою шею, уже определив свою цель.

– Мы сделаем еще один прогон, чтобы проверить гитару и ударные, – кричит он Сарку, когда тот поднимается со своего места.

Сарк отвечает, вскинув большие пальцы вверх, его лицо так и сияет от восторга.

– Моя очередь? – спрашивает Кэннон, игриво вскинув бровь.

– Прошу, – я наклоняюсь и делаю приглашающий жест рукой.

– Подпевай, все-таки нужно проверить микрофон, – окликает он меня, взбираясь за ударную установку.

Он с легкостью выбивает на барабанах ритм, хотя обычно эта часть проигрывается на фортепьяно, каким-то образом делая такое исполнение даже более подходящим. А затем он начинает петь чувственным басом, проникающим в душу, по крайней мере, в мою душу. Я выдергиваю со стойки микрофон и поворачиваюсь к Кэннону, подпевая ему. Он выбрал «Have a Little Faith in Me», которую включал для меня на своем айподе, но сегодня его исполнение превзошло все остальные. Его страстный голос словно занимался с ней любовью, умоляя меня поступить именно так, как говорится в тексте.

Но я уже сделала это.

Мы заказываем ланч в уличном кафе, и он держит мою руку, лежащую на столе, пока мы ждем нашу еду. Когда заказ приносят, он кладет половину своей еды на мою тарелку, а половину моей забирает себе, не спрашивая – а у меня были на нее грандиозные планы.

– Я тут подумала, – мимоходом бросаю я, смотря вниз на свое блюдо.

– Да?

– Может быть, мне следует наконец-то найти себе дом или квартиру, какое-нибудь место, чтобы обосноваться, когда необходим перерыв. Я могла бы украсить его, готовить в настоящей кухне, быть чем-то увлеченной и спать в нормальной кровати.

– И где ты думаешь разместиться? – спрашивает он, а затем закидывает кусочек себе в рот и медленно разжевывает, с сосредоточенным и любопытным взглядом ожидая моего ответа.

– Я не знаю.

Я небрежно пожимаю плечами и надеюсь, что он на это купится.

– А где находится твоя квартира? Н-не то, чтобы я х-хочу переехать жить по соседству или следить за тобой или еще что-то в этом роде, – я говорю, запинаясь, словно какая-то ненормальная. – Просто поддерживаю разговор.

– Эй, – он опускает вилку и обращается ко мне, смягчив голос. – Дай мне свою руку. – Он предлагает мне свою раскрытую ладонь, снова положив руку на стол, и я охотно кладу свою руку на его. – Я знаю, что это быстро – ну, не так быстро, как в фильме о проститутке. У нас это заняло втрое больше времени, чем одна неделя, как у них. И круглосуточное проживание вместе в тесном ограниченном пространстве добавляет к этому еще месяц. Мы уже знаем раздражающие привычки друг друга и то, что мы в состоянии жить вместе и быть рядом друг с другом постоянно, верно?

Мои мысли задерживаются на «раздражающих привычках», ведь я вполне уверена, что у меня таких нет. На самом деле, и у него их нет, и это правда.

– Лиззи, я хочу находиться там, где ты. Говоря о склонности преследования… я взял на себя смелость и, учтя местонахождение дома твоего отца для последующих визитов Коннера, и месторасположение моей семьи, выбрал среднюю точку между ними. Это Ричмонд. Население тридцать шесть тысяч человек, прекрасные школы, множество парков и мест для активного отдыха. В общем, славный город для того, чтобы растить семью.

Не могу вздохнуть.

Холодный пот.

Горло сжимается.

Живот скручивает. 

Чью семью он планирует растить? 

– Лиззи, нет уж, мадам, сейчас же посмотри на меня. Большой вдох для меня, – он имитирует движение, – и выдох для себя. Медленно и легко.

– Лучше не становится! – выдавливаю я, задыхаясь от паники.

– Тогда еще раз, вдох для меня, – он снова копирует движение, – и выдох для себя.

Его глаза ищут мои. Несколько минут он ждет, чтобы продолжить говорить. Пока, вероятно, не видит то, что ему было нужно.

– Я всего лишь говорю, если уж ты покупаешь дом, то он мог бы соответствовать твоим долгосрочным потребностям, верно? Переезды – отстой, – он сильнее сжимает мою ладонь, поглаживая большим пальцем место на моем запястье, где бешено бьется пульс. – Ты бы когда-нибудь хотела завести детей, Лиззи? Не завтра, но когда-нибудь?

– Да, несомненно, – я подтверждаю без малейшего колебания.

– Ну, в таком случае, почему бы не планировать это?

Он вопросительно поднимает правую бровь.

– Это неожиданно, и пугает, – практически беззвучно бормочу я, а мои колени стучат под столом как отбойный молоток.

– Ты когда-либо испытывала то, что чувствуешь ко мне? – я отрицательно качаю головой. – Я тоже. Ни к кому, даже стоя на одном колене по неправильным причинам. За всю жизнь мое сердце не билось и вполовину так же быстро, не было никакого огня в моем животе. Но с тобой – это словно бушующий пожар, каждая частичка меня загорается, оживает и пробуждается. Я не могу дождаться, когда проснусь утром, чтобы провести целый день с тобой. Три недели, три часа – я по-прежнему буду чувствовать это через тридцать три года. Я знаю это так же хорошо, как то, что где-то каждый день всегда будут падать звезды, и всегда будет идти дождь.

– Но, – я практически не говорю это, ощущая себя заезженной пластинкой, – не прошло и месяца, как ты был помолвлен.

– Я не просил тебя выйти за меня замуж. Я попросил попробовать жить вместе или, по крайней мере, рядом. Пусть это будет дом, квартира, домик на дереве, коробка в проулке, Аляска, Новая Гвинея. Мне все равно. Эй, – он щелкает. – Мы могли бы жить в палатке и рассказывать истории о привидениях, о чем ты так мечтала. Все, что угодно, детка, только дай этому шанс.

Я дарю ему свою лучшую умиротворяющую улыбку.

– Я подумаю насчет этого.

– Сделай это.

Его голова совсем немного опускается, когда свет потухает в его обычно живых глазах.

Мы заканчиваем есть в напряженной неловкой тишине. Он выпускает мою ладонь и, когда мы выходим, больше не берет меня за руку.

Клуб Сарка набит под завязку. Для моего приятеля эта ночь, несомненно, будет прибыльной. И когда Лиззи выбивает из меня дух своим исполнением «When You’re Gone» группы Cranberries, как и ширинка, резко ставшая тесной, то странно, что я еще в состоянии поднять глаза и среди массы тел в зале заметить… Рути, сидящую и играющую в «семью» с моей семьей. Я задаюсь вопросом, знает ли Лиззи, как кто-либо из них выглядит. На меня накатывает волна тошноты.

 Бегло смотрю на свою сирену, но это ничего мне не дает. После нашего небольшого разговора ее выражение лица представляет собой смесь напряженности и ужаса. Я понятия не имею: она знает, кто они такие и что находятся тут, или это отголоски нашей беседы?

– Спасибо, – еле слышно и нерешительно произносит она в конце песни. – Следующая – это классика, и мой голос не совсем подходит, чтобы исполнить ее, – шутит она, наклонив голову за секунду до того, как закончить. – Даже не уверена, знают ли эту песню мои мальчики, но в любом случае я собираюсь спеть ее. Что ж, начнем.

Ее голос начинает петь, а капелла, и он звучит так ранимо.

– Лежу рядом с тобой…

Я узнаю эту песню – «Open Arms» Journey – и задаю ритм. Я рискую, краешком глаза смотрю на нее, а ее взгляд уже сосредоточен на мне. Ее глаза сияют все ярче с каждым словом. Они говорят мне здесь о решении, которое она приняла, может быть, только что, а может еще до этого, просто не смогла признаться лицом к лицу.

– Ничего не скрывай, – Ретт вступает в такт музыки.

– Я иду к тебе, раскрыв объятия, – Джаред начинает играть на своей гитаре, придавая песни больше зажигательности и ритмичности, – надеясь, что ты увидишь…

Я прилип к ее лицу, наблюдая за каждым нюансом и изменением интонации, испытывая восторг от того, что, как я думаю, она пытается сказать мне.

– Всем большое спасибо. Вы отличная публика! – Она ждет, когда утихнут пронзительные крики. – Эта будет последней на сегодняшний вечер, и ее выбрал наш Кэннон!

О, она решает поставить меня в неловкое положение и посмотреть, что же я спою для нее в ответ. Хм-м, ни капельки не похоже на прессинг.

– Она новая. Надеюсь, все мы знаем ее, – я смеюсь, – и всем вам она понравится. Держитесь крепче. «All of Me", Джон Легенд.

Я пою так неторопливо и чувственно, как только могу, и ни разу не отвожу от нее своего влюбленного взгляда. В песне говорится все так, словно это я написал ее для Лиззи – «твой острый язычок», «таинственное исследование тебя» – идеально, от меня – ей.

Едва закончив, я направляюсь к ней, своей Лиззи, и сквозь шум отдаленно слышу, как выкрикивают мое имя. Я узнал бы этот голос где угодно, зовущее меня яркое напоминание о том, как много времени я потратил впустую. Глаза Лиззи изучают толпу в поисках звука, и когда ее взгляд останавливается на вульгарно одетой рыжеволосой девушке с подпирающими подбородок сиськами, я ощущаю, как ее тело напрягается.

– Рути? – спрашивает она шепотом.

– Да, – вздыхаю я и разочарованно провожу рукой по волосам.

– Кто те люди, с которыми она сидела?

– Мои родители и сестра. Как только я избавлюсь от нее, то представлю тебя.

– Нет, нет. Они здесь вместе с ней. С девушкой, с которой, как предполагается, ты вместе, на которой должен жениться. Не торопись. Мне нужно помочь загрузить автобус.

Она разворачивается и быстро уходит, практически срываясь на бег, оставляя меня разбираться с Брум Хильдой одному.

– Привет, детка, – заискивает она, но фальшь так и сочится с ее кроваво-красных губ. Лиззи бы никогда не надела такую уродливую гадость, чтобы скрыть истинные пристрастия в одежде, она не давит на меня и не затягивает хомут на моей шее. Брр. От этой мысли меня пробивает дрожь.

– Здравствуй, Рути, – я наклоняю голову до ее уровня. – Что ты здесь делаешь?

В ответ она пренебрежительно машет рукой, на которой по-прежнему красуется кольцо. Мне совершенно это не нравится. Конечно, именно ее отец выбрал его, принес мне и сказал, где и когда следует сделать предложение. Все же ей необходимо снять его и продолжать двигаться дальше.

– Мой великолепный братец! – Соммерлин подскакивает вверх, чтобы обнять меня. – Я скучала по тебе, и, парень, вы были на высоте! Все же девушка выставила тебя в лучшем свете, – она шутит, но, тем не менее, она абсолютно права.

Теперь нерешительно приближаются мои родители, завершая вечеринку. Ради мамы я спрыгиваю вниз, крепко ее обнимаю и целую в щеку, прежде чем пожать руку отцу и обнять его одной рукой.

– Спасибо, ребята, что пришли. Вы были не обязаны.

– Вздор! У моего сына такая активная жизнь, прям рок-звезда. Я бы не пропустила такое, – восторгается моя мама, покровительственно сжимая обе мои щеки.

– Итак, – бесцеремонно вмешивается Рути, – почему бы нам всем теперь не пойти и не поужинать? Я сомневаюсь, что Кэннон захочет сесть за руль сегодня, поэтому мы могли бы поесть, найти отель и все вместе уехать утром!

Она подпрыгивает, демонстрируя притворную оживленность, словно визжащий, действующий на нервы пудель. Я не могу решить, что из этого больше вызывает отвращение, а что дикую пульсацию в виске. Вероятно, все вместе в сочетании с ее полностью жалким бессильным положением.

– Да, – глаза Соммерлин зловеще вспыхивают. – Думаю, что выбрать уединенное местечко для обсуждений – отличная идея.

Мои родители выглядят так, словно оказались в ловушке или на ужасном теннисном матче. Их глаза мечутся от одного к другому в этой язвительной перепалке.

– Ну, вероятно, мне следует пойти и помочь группе, – объясняю я, уже отходя от них.

– Пойдем, поможем им и скажем, куда мы собираемся, – Соммерлин берет меня под руку. – Ждите здесь, мы скоро вернемся, – щебечет она нашим родителям.

– Ты что делаешь? – негромко ворчу я, когда мы отходим, оставив двоих озадаченных родителей и одну невменяемую бывшую.

– Даю втык этой суке при первой же возможности. Ведет себя с мамой и папой, как ни в чем не бывало, будто не она в тайне перетянула трубы, а потом выкинула тебя на обочину. Ох, черт, нет. Поняла. Ты поделился этим только со своей сестрой, братишка. Итак, ты влюблен в эту драгоценную маленькую певицу или просто хочешь залезть к ней в трусики?

Я резко останавливаюсь.

– Посмотри на меня, Сом.

Из-за моего сурового тона она становится похожей на побитого щенка.

– Я безумно и навечно влюблен в нее. Никогда не говори о ней так. Хорошо?

– Да! – она подпрыгивает вверх-вниз и хлопает в ладоши. – Я знала! Раскаленная химия. Я могла видеть это даже оттуда. Она красивая, хотя и не подозревает об этом, да?

– Соммерлин, помолчи. Мы на месте.

Я с безумством ищу инструменты, а затем снаружи их самих. Ничего. Автобуса снаружи больше нет. Они уехали, оставив меня. Я застрял здесь. Почему, черт возьми, люди всегда поступают так со мной? Я вытаскиваю телефон и звоню Лиззи. И попадаю прямо на голосовую почту, поэтому в спешке, словно мои пальцы горят, пишу ей сообщение.

Горячий Взломщик: Где вы? И почему ты просто оставила меня? Это совсем, мать твою, не круто. 

Обычно я незамедлительно получаю ответ, но после того, как я несколько бесконечных минут непрерывно смотрю в свой телефон, как какой-то безнадежный неудачник, я решаю ненадолго умерить свой гнев. Но при первой же возможности собираюсь преподать ей урок.

С виноватым мучительным вздохом я веду Соммер обратно к нашим родителям… и да, она тоже все еще здесь.

– Готовы идти?

Рути улыбается (если, конечно, змеи улыбаются), украдкой подходит ко мне и берет под руку, несомненно, почувствовав, как меня передернуло. Когда я пытаюсь отстраниться, она, не меняя выражения своего лживого лица, в предупреждающем жесте незаметно впивается своими когтями прямо мне в руку.

– Готовы, – бурчу я.

– Превосходно. Как насчет суши-бара, который я видела через три дома отсюда? – предлагает она.

Все Блэквеллы соглашаются ради всеобщего мира и волочатся позади нашего грозного лидера.

Что ж, сегодняшнее выступление прошло гладко, но не в лучшей версии, по ощущениям ничего схожего с чувством расслабленности, когда нежишься в прохладной голубой воде в знойный летний день. Думаю, это было больше похоже на то, как, спасая жизнь, вы гребете в приливной волне, кишащей акулами!

Конечно, я должен был догадаться, что Рути может появиться. Она живет недалеко отсюда, знает Сарка и, к тому же, следит за моей страницей в Фейсбуке, к которой я ни разу не прикоснулся. Поэтому даже не знаю, чему я удивляюсь.

Почему не удалить свой аккаунт на Фейсбуке, спросите вы? Но дело в том, что не я создавал его, и я не знаю пароль.

Соммерлин и мама устроили ей взбучку сегодня. Такой ядовитой злобы с их стороны я прежде никогда не видел. Отец, как и я, сохранял молчание. Когда три женщины выпускают коготки, стоит отойти и прикрыть яйца.

Я не жестокий человек, но Рути сама напросилась. Она же не думает, что мои родные поблагодарили бы ее за то, что она оставила меня посреди глуши без телефона и возможности вызвать помощь? И, да. Моя сестра уже растрезвонила маме о другом тяжком преступлении Рути. Пытаешься лишить эту женщину внуков? Не очень разумно, кролик.

Но нет, принцесса, убежденная своим отцом в том, что она восхитительна и безупречна, мисс Рути заявилась, полагая, что я сохранил в тайне ее маленький грязный секрет, и буду вести себя как ни в чем не бывало перед своей семьей.

Вот что получаешь за такие мысли.

Светлая сторона? Что-то подсказывает мне, что она не придет на завтрашнее выступление.

Но ничего из этого не имеет значения, кроме того факта, что я вернулся к пустому автобусу, автобусу, который я наконец-таки нахожу переставленным от бара на стоянку для фургонов вверх по дороге. Не знаю даже, кто и для чего это сделал. Я просто был благодарен, что наконец нашел это чудовище, которое было сложно не заметить. Но только до тех пор, пока не понимаю, что здесь пусто. Здесь никого, и нет никакой записки.

Где. Черт. Возьми. Моя. Сирена?

Я снова ей звоню, наверное, уже в десятый раз с момента появления Рути и, как и в предыдущие разы, попадаю на голосовую почту. Тогда я звоню Ретту, что говорит о моем отчаянии красноречивее всяких слов, но он отвечает, что ушел сразу же после выступления, полагая, что она будет со мной. А Джаред? Ну, он настолько пьян, что все, что я смог разобрать, это невнятное «не со мной».

Снова обыскивая автобус, я наклоняюсь, чтобы посмотреть под столом, под кроватью Коннера, даже отдергиваю занавеску в душе. Смогла бы она залезть в один из кухонных шкафов? Она очень миниатюрная. Не-а, ее здесь нет. Час. Ночи! Большая стрелка на двенадцати, а маленькая на единице; это для тех из нас, кто все еще в курсе, как работают часы (технологии часто мешают развитию головного мозга). Мораль этой истории – на дворе слишком поздно, а я не в курсе, где моя женщина.

Она, вероятно, сняла номер в отеле, поэтому я пролистываю список вариантов на своем телефоне – всего пять – и вызываю такси. Ох, милая, милая Сирена. Кэннон идет за тобой, и он не несет с собой поцелуи и сладости.

Нет, твой мужчина злой, как черт!

Я подскакиваю к такси, как только оно останавливается, и указываю направление еще до того, как успеваю закрыть за собой дверь.

Я зол, я напуган, я – твою мать! – чувствую себя беспомощным. Что, если она пострадала? И словно в ответ на мои молитвы, у меня зазвонил телефон. Какого хрена Сарк мне звонит?

– Привет, приятель, что случилось? – Я стараюсь скрыть чистейшую панику в своем голосе.

– Это ты мне скажи, – он смеется. – Я скоро собираюсь закрываться и отправиться домой к Сидни, но твоя маленькая фея сидит, уткнувшись лбом в мою барную стойку.

– Лиззи? – выдыхаю я.

– Ага, не то, чтобы она пьяна, скорее похожа на побитую собаку, которая сдалась и нашла место, чтобы упасть.

– Сарк, мне нужна огромная услуга, приятель.

– Говори. Ты помог мне сегодня заработать кругленькую сумму.

– Встреть меня у черного входа со своими ключами. Я закрою его, обещаю. – Я слышу отчаяние в своем голосе, но даже не пытаюсь его скрыть.

– Будет сделано. Напиши мне, когда будешь здесь. И закрой его, придурок! Я серьезно!

После передачи ключей Сарк направляется к своей машине, а я запираю нас внутри и затем тихо крадусь через кухню. Сквозь круглое окошко в двери я вижу, как она сидит, уставившись в пустое пространство перед собой, опершись подбородком на сложенные руки. Перед ней стоит полная бутылка пива, по виду которой можно сказать, что из нее не было сделано ни глотка. Черт, даже с дальнего расстояния заметна незаинтересованность Лиззи, сомневаюсь, что она вообще в курсе, что это бутылка здесь стоит.

Я замечаю лестницу слева от меня, поднимаюсь по ней в ВИП-зону и спускаюсь с другой стороны, останавливаясь только для того, чтобы установить трек, который заиграет позже, пока не приближаюсь к ней сзади. Она ничуть не пьяна; когда я еще в пяти футах от нее, она вскидывает голову, а ее спина становится натянутой, как струна. Колыхание рубашки выдает то, как ускоряется ее дыхание. Она резко приходит в состояние боевой готовности и осознает, что я в комнате.