Текст книги "Хорошие девочки никогда не бунтуют (ЛП)"
Автор книги: С. Дж. Сильвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
Глава 15
Исайя
– Ты серьёзно? – Спросила она, совершенно ошарашенная. Джемма оглядела комнату, её волосы раскачивались из стороны в сторону, прежде чем взгляд снова упал на меня. – Зачем мне врать за тебя? И кому?
Она закатила свои прекрасные зелёные глаза – те самые, что сверкали даже без света, словно сами были его источником.
– Это шутка. Да? Ты проверяешь, есть ли у тебя власть надо мной, потому что ты горячий и обаятельный. – Последние слова сорвались с её губ с явным отвращением, затем она вскочила и бросила на меня грозный взгляд. Пробормотав что–то про «испытание», добавила: – Отстань, Исайя. У меня нет времени на это.
Я спрыгнул, сапоги гулко стукнули об пол, пока я бежал за ней. Джемма была миниатюрной, поэтому её шаги не могли опередить мои.
– Подожди! – Крикнул я, обхватив её за талию сзади. Она ахнула, когда я захлопнул тяжёлую дверь другой рукой. – Я абсолютно серьёзен, – прошептал я на ухо, приблизившись так, что её тепло окутало меня, словно одеяло.
Она вырвалась из объятий и проскользнула под моей рукой, паника застыла в её чертах. Я прищурился. Чёртовски сложно было её раскусить. То она вела себя робко и невинно, то закатывала глаза и сыпала оскорблениями.
– Я не могу тебя понять, – сорвалось у меня шёпотом. Честно, я даже не планировал говорить это вслух.
Джемма отодвинулась так далеко, что между нами могла бы поместиться целая команда по лакроссу. Она обхватила себя за тонкую талию.
– Зачем мне врать за тебя? И кому? – Её левая бровь взметнулась, губы сжались. – И по каким предметам?
Я не сдвинулся с места, давая ей пространство, которого она так жаждала после моего вторжения в её личную зону комфорта.
– По всем. После тренировок по лакроссу тебе нужно будет заниматься со мной в библиотеке после отбоя. – Она открыла рот, чтобы возразить, но я поднял руку. – Директор уже согласился написать нам разрешение на случай вопросов.
Джемма задумалась, её пальцы вцепились в рукава ещё сильнее. – У нас даже нет общих предметов.
Я наклонил голову, шагнув ближе. – У нас есть искусство.
Она фыркнула.
– Как я могла забыть? Ты затолкал меня в подсобку в первый же день.
Вот она. Та самая огненная девчонка, которая волновала меня больше, чем хотелось признать, вернулась так же внезапно, как исчезла. Я шагнул к ней, пока она громко вздыхала.
– Я не могу заниматься с тобой и уж точно не буду врать. – Она отступила на шаг.
Надежда рухнула и сгорела вокруг меня.
– Почему?
Она заёрзала, переминаясь с ноги на ногу.
– Потому что я… должна сосредоточиться на своей учёбе. – Пауза. – И мой дядя запрещает мне оставаться наедине с парнями.
С парнями, сказала она. Как будто я мальчишка. То, что я видел и через что прошёл, лишило меня «мальчишества» годами ранее. Но я уже знал, что её дядя станет проблемой, судя по подслушанному разговору. Я слышал не всё, но достаточно. Её дядя строг. Я понял.
– Твой дядя не узнает. Никто ему не расскажет.
Скептицизм волнами исходил от неё, пока она мотала головой, глядя в пол.
Я придвинулся ближе.
– Обещаю, он не узнает. – Было ли это пустым обещанием? Возможно. Но кому придёт в голову бежать к её дяде докладывать, что она занимается с кем–то? Кого это вообще волнует? Это казалось таким незначительным.
Джемма начала кусать бледную губу, и меня охватило жгучее желание потрогать её пальцем. Оно зародилось у шеи, пробежало до кончиков пальцев, заставив их дёргаться. Её губы выглядели мягкими, а рот – чертовски нуждающимся в моем поцелуе, особенно когда она меня оскорбляла.
Джемма снова замотала головой, отступая ещё на шаг. Я чувствовал, как теряю над ней контроль. Её внутренняя борьба – соглашаться ли на моё предложение – рассыпалась в прах, превратившись в пустые слова, витающие в тишине. В моем голосе прозвучало отчаяние, почти мольба: – Он же не узнал про блог, да?
Она замолчала, уставившись куда–то мимо меня, будто взгляд в глаза мог что–то изменить.
– Не благодаря тебе.
Я едва сдержал усмешку.
– Потому что о нём знают только студенты. Это для школьных сплетен. Большинство родителей сюда сбывают детей, чтобы избавиться от них. С чего ты взяла, что они лезут в какой–то блог? Все за стенами верят, что Святая Мария – строгий пансион без тинейджерского дерьма вроде драм и сплетен. – И не только.
– То, чем тинейджеры дышат.
Я прищурился, снова пытаясь её раскусить. В её тоне дрогнула грусть.
– Но не ты?
Джемма наконец встретила мой взгляд, но блеск изумрудных глаз потускнел.
– Нет. Не я. Я избегаю внимания.
Я стиснул зубы: даже репетиторство со мной привлечёт к ней взгляды. Слухи разнесутся, как пожар. Они уже начались после того, как я позвал её «поговорить» в гостиной.
– Мне правда это нужно, – прошептал я, показывая ту сторону себя, которую никогда никому не раскрывал. Отчаяние. Но чёрт. Я был отчаянным. Джек не выжил бы в Ковене. Он хороший парень. И если меня выгонят, он окажется именно там. Мой отец не блефовал. Я был в дерьмовой ситуации.
Джемма замерла, её напряжённые черты смягчились на мгновение, пока она изучала моё лицо. Губы дрогнули в печальной улыбке, но момент исчез – через секунду она сжалась, встряхнула каштановыми волосами и прошла мимо. Её чистый, женственный аромат на секунду окутал меня, заставив забыть о цели.
Но когда дверь скрипнула, я резко обернулся.
– Я дам тебе всё, что захочешь, – бросил я ей вслед. Она обернулась, мельком показав гладкую щёку. – Это не должно быть одолжением. Заключим сделку. Ты даёшь мне то, что мне нужно, а я – тебе. Что тебе нужно? Деньги? У меня их куча. – Чёрт. Теперь я действительно звучал отчаянно. Деньги? Я что, предложил ей деньги? Какого чёрта я делал? – Назови что угодно, Джемма. Я это исполню.
Она громко сглотнула, и я почувствовал надежду, витающую в воздухе. Но тут же – пуф! – она испарилась. Джемма зажмурилась и, не сказав ни слова, вышла, оставив только оглушительный хлопок двери.
Черт. Это не то, что я планировал.
Глава 16
Джемма
Я взглянула на свой наряд и поморщилась.
– Я… – Голос дрожал так же, как ноги в каблуках, которые одолжила Слоан. – Чувствую себя нелепо.
Слоан высунула голову из ванной: один глаз был подведён чёрным, другой – не накрашен.
– Не гони! Ты выглядишь чертовски горячо, Джем. – «Джем». Воспоминание нахлынуло: Тобиас был единственным, кто так меня называл. Грудь сжало от боли.
– Правда! – Мерседес швыряла одежду из комода Слоан. Разбросанные вещи покрыли пол, как новый ковёр.
Я снова посмотрела в зеркало: гладкие голые ноги, облегающая кожаная юбка до середины бёдер. Сетчатая чёрная блузка с длинными рукавами обтягивала тело, подчёркивая тонкую талию и грудь. Единственный компромисс со Слоан – длинные рукава. Она удивилась просьбе, но не давила, слава богу.
– Держи. – Мерседес подошла сзади, одетая только в розовый лифчик и трусики в тон, с полным макияжем, и протянула высокие сапоги. – Вижу, тебе неловко. Это поможет. Прикроет немного кожи. – Она улыбнулась мне через зеркало. – Ты выглядишь сногсшибательно. В тебе есть эта аура «хорошей девочки», но… – её глаза пробежались по моему лицу, – черты такие… яркие. Резкие. Но в хорошем смысле.
Снова это словосочетание: «хорошая девочка». Мышцы живота напряглись, пока я наклонялась, снимая босоножки на ремешках, и аккуратно ставя их у кровати Слоан. Мерседес кинула мне носки, и, натянув сапоги, я действительно почувствовала себя немного лучше.
Развернувшись, я взглянула на кожаные сапоги до колен – теперь я была меньше обнажена и больше похожа на себя. Я привыкла закрываться, поэтому показывать столько кожи было редкостью. Кроме тех тёмных ночей, которые я загнала в глухой угол сознания. Нет. Не сейчас. Я не буду думать об этом в ночь своей первой вечеринки с новыми подругами.
Крошечная доля страха просочилась в меня вместе с воспоминанием, сердце яростно стучало. Теперь, когда я повзрослела и была далеко от нависающих угроз и неопределённости, окружавших маму перед её исчезновением, я понимала: те слова тёти были в лучшем случае пустыми. Но они всё равно ввергли меня в шок.
– Хочешь?
Чего? Я опустила взгляд на красную помаду в руке Слоан и быстро помотала головой. Одежда всё ещё летала за её спиной, пока Мерседес пыхтела и топала по комнате.
– Не сегодня. Может, в другой раз.
Слоан улыбнулась: её мягкий жест контрастировал с ярким макияжем. Она выглядела таинственной и мрачной, и я слегка завидовала её уверенности.
Я молча наблюдала, как Слоан подошла к шкафу, схватила несколько вещей и швырнула их Мерседес. Та ловко поймала и начала натягивать.
– Обожаю тебя, – вздохнула Мерседес, проводя ладонями по короткому фиолетовому платью. – Жаль, что я соседка не с вами, а с Шейной. – Она закатила глаза. – Сегодня она выгнала меня на четыре часа, пока развлекалась с одним из Бунтарей.
Слоан рассмеялась, садясь на кровать, чтобы надеть те же босоножки на ремешках, которые я сняла.
– Будь я увлечена Бунтарями, поступила бы так же.
Мерседес замерла, тишина повисла в воздухе. Затем она фыркнула: – Ты права. Я бы тоже.
Моё лицо горело, пока они обсуждали, с кем ещё из парней не прочь провести четыре часа. Их разговор ускользал от меня из–за моей неопытности, и мысли уплывали к Исайе и остальным Бунтарям. Они были единственными, с кем я пересекалась с понедельника, и нельзя было отрицать их популярность – не только среди девушек, но и среди всех. Они просто были те самые. Непререкаемые. Защищающие своих. Властные. Превосходящие всех. Их способность царить над пространством была неотразима. Я поняла это, наблюдая за ними в столовой и ранее в гостиной, после того как бросила Исайю в художественной мастерской. Я не задержалась со Слоан и Мерседес после разговора – ум путался, нервы не утихали, особенно под прицелом миллиона глаз. Все пялились, гадая, о чём Исайя хотел поговорить. Поэтому, как только он вернулся, бросив на меня пронзительный взгляд, я извинилась и ушла в комнату, открыла новый дневник от директора и бездумно рисовала, пока Слоан не вернулась с Мерседес. С тех пор прошли часы, а тревога не отпускала.
– Серьёзно, – Слоан пожурила. – Говори. Не может быть, чтобы Исайя вызвал тебя, чтобы извиниться. Этот парень не извиняется.
Нервная дрожь пронзила тело, стремительно кружась, напоминая, что разговор с Исайей всё ещё витал в сознании, хоть я и отгоняла мысли. Увы, карандаша в руке не было – я не могла просто… отключить мозг.
Дело не в том, что я не хотела рассказывать им о беседе, но мне нужно было время её осмыслить. Да и солгала бы, сказав, что идея мне совсем не по душе. Лишь когда он произнёс: «Я дам тебе всё, что захочешь», – я заколебалась. Тайком взвешивала варианты, и каждый раз, сталкивая два выбора, тело будто отключалось. Жизнь или смерть. Рабство или свобода. Остаться или бежать.
Мало того, что его просьба (а не приказ) ввергла меня в смятение – он мог дать нечто, способное продвинуть мой план вырваться из ловушки, в которую превратилась моя жизнь. Пока грандиозной стратегии, как я мечтала создать в первый же день вне дома, не было. Но с его заманчивыми словами в подсознании всё завертелось. План, который, если раскроют, может убить меня. Или его – в худшем случае.
Лоб покрылся испариной, в ушах зазвенело. Я вдруг возненавидела, что меня вообще поставили в положение, где приходится об этом думать. Ненавидела свою жизнь, дядю, а иногда – даже мать, что оставляло после нестираемый груз вины.
Злость на то, что она как–то оказалась на коленях перед судьей Сталлардом и осталась, даже когда могла уйти. Я знала: будь ей известно то, что знаю я сейчас, она бы не задержалась. Но неужели она не чувствовала, что он плохой? Не ощущала того же мрака и жестокости в его прикосновениях, что и я? Тобиас чувствовал.
Я прочистила горло, резко вскочив с кровати и подойдя к зеркалу, чтобы взглянуть на хрупкую девушку с чистым лицом, которая отчаянно хотела стать сильной и смелой.
– Думаю, я всё же хочу макияж, Слоан. – Обернувшись, я увидела замешательство на её лице, но и искорки азарта в глазах, подведённых чёрным.
Она прикусила губу, белые зубы ярко контрастировали с алым оттенком помады.
– Что заставило тебя передумать?
Я пожала плечами, скользя взглядом по наряду.
– Назовём это… злостью.
Они переглянулись с Мерседес, и на их лицах расцвела зловещая, но довольная улыбка. Затем они набросились на меня, принявшись за дело.
Коридор был зловеще тих, пока Слоан и Мерседес тащили меня за собой. Я застряла между ними, мои руки были сжаты в их руках. Мерседес крепко сжала мою ладонь, почти сталкиваясь со мной.
– Надо бы рассказать ей, какие вечеринки устраивают Бунтари.
Сердце ёкнуло при упоминании их имени. Слоан шепнула Мерседес, её тёплое дыхание коснулось моего лица: – Она никогда не была на вечеринках. Не заметит разницы.
Мерседес сжала мою руку.
– Ты никогда не была на вечеринке?
– Не заставляй её чувствовать себя виноватой, Мер. – Слоан не дала ей извиниться (хотя и не требовалось). Я знала, что была лишней в этом трио. – Но предупреждаю…
– А если нас поймают? – Перебила я, сердце медленно сползало вниз, словно липкая грязь, а прежняя злость сменилась слепящей тревогой.
Мы ждали определённого часа, чтобы улизнуть и спуститься по винтовой лестнице в главный корпус Святой Марии. Тут–то я начала понимать, что творю. Если нас поймают, и Ричард узнает, что я шляюсь ночью после отбоя, он сам примчится наказать меня, если не заберёт совсем.
Мурашки пробежали по спине, пока мы шли по длинному коридору. Единственным светом были мерцающие бра на стенах, тускневшие с каждым шагом, пока мы не остановились у двери в самом конце. Высокая арочная дверь скрипнула, открываясь, и, захлопнувшись, погрузила нас в абсолютную тьму. Я не видела ничего перед собой и, не осознавая, снова вцепилась в руки Мерседес и Слоан.
Они не отпустили меня и не засмеялись. Переплели пальцы с моими, и дыхание успокоилось. После нескольких секунд в темноте возле меня послышался низкий голос: – Имена?
Слоан ответила за нас.
– Надеюсь, новенькую проинструктировали о правилах?
– С ней всё будет в порядке. Она посидит в стороне, – сказала Слоан, потянув меня вперёд. Посидит в стороне от чего?
Сапог шлёпнулся во что–то мокрое, и на миг меня отбросило в другое время и место. Холод проник в кости, я вздрогнула, что только усилило и без того захлестывающую тревогу.
– Ты в порядке? – Слоан остановилась на секунду.
Голос сорвался на хрип, и я возненавидела это. Просто возненавидела. – Да. Просто ненавижу темные сырые места. – Глаза всё ещё не привыкли к темноте. – Где мы? И вы не ответили: что, если нас поймают?
Нервы сдавали всё сильнее – всё из–за этого места, знакомых запахов и звуков. – Мы под землёй, – ответила Мерседес.
Я резко повернулась к ней, хотя не видела. – Под землёй? Типа подвал? – Голос дрожал так, словно меня сбил грузовик. Надеюсь, они не заметили.
Вода захлюпала, когда Слоан шагнула вперёд, снова потянув нас за собой. – Да. Это место звукоизолированное. И нас не поймают. Директор уже спит, а даже если и поймают, он просто отправит нас в комнаты. Он классный, Джемма. Даёт нам быть собой.
Я тяжело дышала через нос, стараясь не вдыхать затхлый запах подвала. Это Святая Мария. Не дом. – Ладно, – ответила я, раздражение вспыхнуло снова от мимолётного воспоминания. Встряхнула плечами, кивнула. – Похоже, пора узнать, каковы настоящие школьные вечеринки, да? К чёрту тебя, Ричард.
Слоан и Мерседес засмеялись, смех разнёсся эхом по пустому коридору. – О, Джемма. Это ничего не имеет общего с настоящими школьными вечеринками.
– Нет? – Спросила я, продолжая идти. Чем ближе мы подходили, тем явственнее слышался ритмичный гул музыки. – Нет, – в голосе Слоан чувствовалась улыбка, прежде чем она стала серьёзной. Мы остановились перед чем–то. Воздух сгустился, пустота сомкнулась. – И никаких осуждений. Окей? Здесь мы притворяемся, что не заперты в жуткой школе–пансионе вдали от семей, что мы обычные подростки. Потому что мы – не такие.
Я проглотила страх, почувствовав, как возвращается уверенность. – Я знаю всё о том, как быть ненормальной, Слоан. Поверь мне.
Она тихо рассмеялась и открыла дверь.
Глава 17
Джемма
Всё оглушало. Свет, музыка, запахи – абсолютно всё. Глазам потребовалось время привыкнуть: тушь на ресницах тяжелела с каждым морганием, пока я пыталась понять, что происходит вокруг.
Слоан и Мерседес не отпускали моих рук, тянули глубже в комнату. Разноцветные огни плясали на их лицах, окрашивая волосы в синеву. Музыка вибрировала на голой коже, опьяняя. Я подавила вскрик, впитывая происходящее, будто годами не видела ничего подобного.
– Что… – вырвалось у меня, пока меня тащили дальше.
Слоан потянула меня вперёд, запрокинув голову, чтобы увидеть мою реакцию:
– Надеюсь, ты готова танцевать. – Её голос едва перекрывал рёв колонок. Не верилось, что снаружи музыка почти не слышалась.
Тёплое дыхание Мерседес коснулось уха, когда она крикнула:
– Единственный плюс Святой Марии, кроме горячих парней, – эти вечеринки. Почти того стоит.
– Почти? – Перекричала я, оглядывая новых одноклассников, которых едва запомнила с момента приезда. Они выглядели так, будто веселились. Неужели это то, чего я была лишена все эти годы в подвале?
Она фыркнула за моей спиной, но промолчала.
Было очевидно: Слоан, Мерседес и, наверное, все ученики Святой Марии считали это место подобием тюрьмы. Здесь был комендантский час, запрет на машины и выход за территорию. Но для меня это была свобода – замковые стены с цепями на железных дверях. Святая Мария была лучше дома. Дом был моей личной тюрьмой.
Этот пансион куда лучше, чем чувствовать, как твою плоть разъедает чей–то взгляд через обеденный стол, скользящий по рукам и возвращающийся к лицу. Каждая кость ломалась, а желудок сводило, когда слово «папочка» срывалось с губ, будто это не убивало меня каждый раз.
Выживи, Джемма. Просто выживи.
Горечь подкатила к горлу. Я стиснула зубы, успокаивая пульс, и вернулась в реальность, всё ещё сжимая руки Слоан и Мерседес. Осознала это, когда они настороженно взглянули на меня.
Пальцы разжались сами.
– Простите, – пробормотала я, пряча смущение.
Мерседес поправила волнистую прядь. – Всё в порядке. Тут нужно время, чтобы освоиться. – Она замолчала, окинув взглядом заполненное людьми пространство перед нами – все двигались в такт, покачивая бёдрами.
Я никогда не была на школьных вечеринках или танцах. Единственные мероприятия, куда меня допускали, – это встречи Ричарда с его ближайшими доверенными коллегами. Он выставлял меня напоказ: «Вот моя племянница, которую я приютил после того, как её мать потеряла рассудок. Она хорошая девочка. Вежливая. Умная. Не правда ли, моя дорогая Джемма?»
Представление о том, что такие вечеринки нормальны для моего возраста, я составила лишь по обрывкам разговоров в Веллингтон Преп или в редкие часы, когда тётя разрешала мне заглянуть в приют. Там я жадно впитывала каждое слово, стараясь не выдать интереса.
Формально я должна была жить в приюте, которым управляла мать Ричарда после исчезновения мамы. Но мы с Тобиасом остались в главном доме: приют был только для девочек, а мы в детстве устроили скандал, когда нас попытались разлучить. Кто мог нас винить? Мать забрали у нас так рано, что я едва помню её смех. Если бы не та потрёпанная фотография, я бы, наверное, совсем забыла её лицо. Или, может, я не хотела помнить. Единственное, что я знала точно: после её ухода я больше никогда не чувствовала себя в безопасности. Никогда. Даже когда мы с Тобиасом прокрадывались друг к другу по ночам, дрожа от страха и одиночества. Но поиск утешения длился недолго. Каждый раз, заставая нас вместе, Ричард впадал в ярость – с каждым разом всё сильнее.
Он ненавидел Тобиаса. Ненавидел люто.
Мать Ричарда почти не замечала Тобиаса. Скорее, даже предпочитала его мне – как и большинство девочек из приюта, о которых она заботилась. Но после её инсульта несколько месяцев назад, который оставил её в вегетативном состоянии, приют полностью пришёл в упадок.
Именно тогда всё стало интересным.
Судье Сталларду внезапно пришлось объяснять, почему в его доме живёт посторонняя девушка, не числящаяся в документах и не связанная с приютом – по крайней мере, официально. Из того, что я узнала за годы, выходило, что моя мать была одной из воспитанниц приюта. Возможно, даже одной из первых. Не знаю, как и почему она оказалась в доме Ричарда, но в глобальной схеме вещей это не имело значения.
Но важнее были слухи обо мне и Тобиасе, распускаемые девушками из приюта до инсульта тёти. Соцработники наводнили дом, распределяя каждую воспитанницу по приёмным семьям или другим приютам. Я даже слышала разговоры об отправке некоторых в тюрьму – что мне казалось абсурдом. Именно тогда они и узнали о подростке – обо мне – живущей в главном доме.
Судья Сталлард, конечно, пользовался влиянием в суде и имел слишком много связей среди полиции, адвокатов и даже соцработников. Но «купить всех невозможно» (его слова, не мои). Одна из соцработниц продолжала копать, что в итоге привело меня в Веллингтон Преп, а теперь – в Святую Марию.
Казалось, после того как он отправил меня в школу, чтобы сохранить лицо, всё стало только запутаннее. Ричард больше не доверял мне, а я – ему.
– Ты всё осознала? – Задумчиво спросила Слоан.
Отведя взгляд от Слоан, я снова обратила внимание на океан тел, раскачивающихся в такт. Наконец позволила себе рассмотреть всё. Мерседес была права – мы точно находились в подвале Святой Марии. Ни одного окна (от этой мысли ёкнуло внутри), пол под сапогами – жёсткий и грязный, в воздухе витала лёгкая сырость. Вокруг нас возвышались массивные колонны, обвитые светящимися лентами, словно эти каменные исполины держали на себе всю школу над нашими головами. У изогнутой двери, через которую мы вошли, стоял длинный стол с бутылками разного размера – я узнала алкоголь по бутылкам из коллекции Ричарда, помешанного на бурбоне.
Но моё внимание приковали тела, двигающиеся в такт зажигательной музыке, тесно прижимаясь друг к другу. Они блестели от пота.
Волосы девушек прилипли ко лбам, платья и юбки задраны высоко, обнажая ноги. Большинство парней стояли в стороне, наблюдая за танцполом с тем же изумлением, что читалось и на моём лице.
Дверь напротив танцующих на миг отвлекла моё внимание, но я тут же вернулась к происходящему передо мной. Это было как наркотик – видеть, как люди танцуют, просто существуют. Живот сжался, ревность ударила в виски, заставляя мышцы дёргаться. Я шагнула вперёд, жаждая опуститься, как они. Все казались такими свободными и счастливыми – я чувствовала эту свободу на вкус.
Я хотела этого. Хотела той эйфории, что знала лишь за рисованием, слишком потерянной в своём мире, чтобы осознавать: я живу в собственном аду.
– Теперь настоящая вечеринка начинается, – произнесла Слоан с томной ноткой в голосе.
– Что? – Пробормотала я, всё ещё не в силах отвести взгляд. Один из парней подошёл сзади к девушке. Это была Кэлли – та самая, что дразнила меня на поле для лакросса.
– Бунтари здесь.
Моё внимание резко переключилось, едва эти слова слетели с её губ. Я мгновенно встретилась взглядом с Исайей. Он был выше почти всех в комнате, легко обозревая танцующих и пригвоздив меня к месту.
Волна жара прокатилась по телу, учащая дыхание. Я затаила дыхание, наблюдая, как его большой палец скользнул по нижней губе, не отрывая глаз от меня. Его друзья отошли, но он не сдвинулся ни на шаг.
Мы смотрели друг на друга.
Синие огни подсвечивали его резкие скулы, линия челюсти казалась острее из–за танцующих теней. Затем он вскинул бровь, вопрошая.
Словно он знал, что я обдумываю его предложение.
Я подавила ком тревоги и страха, пытавшийся вырваться из горла при мысли, что Ричард раскроет мои планы. Но если я хочу избежать будущего и раствориться в воздухе, чтобы он никогда не нашёл меня, мне нужен план.
Я уже бежала от него однажды – поддавшись страху, совершив глупую, поспешную ошибку.
Больше я не буду так наивна. Мне нужен план, и Исайя поможет – сам того не зная.
