Текст книги "Хорошие девочки никогда не бунтуют (ЛП)"

Автор книги: С. Дж. Сильвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Глава 32

Исайя

Я дождался, пока почти все соберутся в общей гостиной в субботний полдень, и тихо улизнул.

Кейд и Брентли как раз устроили отвлекающий маневр – разожгли страсти вокруг нашего матча по лакроссу, который закончился потасовкой с соперниками.

«Дикие Коты» не смогли смириться, что мы вырвали победу в последние секунды. Парни обменялись колкостями – и вот уже Шайнер перелетает через нашего вратаря, защищая его после подлого удара в челюсть.

Тренер сделал вид, что ничего не заметил, хотя я уверен, дядя уже в курсе.

Лично я держался в стороне от этой драки. Более того, это я оттащил Шайнера и восстановил подобие порядка. Бывают моменты, когда стоит пустить в ход кулаки, но период нашего «испытательного срока» Комитета к ним точно не относился.

Перед уходом я заметил, как Шайнер пытается клеиться к одной из девушек, с которыми обычно крутится Бэйн. Тот моментально переключился на них – а значит, мой план сработал как надо.

Джеммы нигде не было видно в общей зоне – и это потому, что она находилась в художественной студии. Меня это вполне устраивало, тем более что Бэйн сейчас был у нас под наблюдением.

Последние несколько вечеров наших занятий были напряженными. Помимо редких колкостей с её стороны о том, что мне «пора бы уже делать домашку, чтобы Комитет поверил в её полезность как репетитора», да моих собственных горящих взглядов (которые она, уверен, даже не замечала), мы в основном держались каждый в своей стороне. Чувствовал, что она всё ещё злится из–за моего отказа рассказывать о Бэйне, но так было лучше.

Кейд, Брентли и Шайнер выложились по полной, не спуская глаз с Бэйна после того прокола во вторник. С тех пор он ни разу не покидал территорию школы, хотя раньше делал это регулярно.

В ту ночь Бэйн явно дразнил нас, будто знал, что за ним следят. Я давно подозревал, что он начинает нервничать, и вторник это подтвердил. Когда Кейд увёл Джемму, в библиотеке не оказалось ни души. Мы обыскали каждый тёмный угол – ни единой страницы не было сдвинуто с места. А потом Бэйн внезапно объявился в своём общежитии, будто никуда и не исчезал. Чудо, что в ту ночь никто из нас не попался дежурным преподавателям, рыскавшим по коридорам.

Сбросив с плеч груз тревоги, я бесшумно поднялся по лестнице и замер перед дверью Бэйна. Оказаться внутри было делом пары секунд – у меня же был мастер–ключ.

Ну, почти мастер–ключ.

Точнее, копия, которую я сделал в первую неделю, стащив оригинал у дяди. Вряд ли он об этом догадывается.

Я знал, что он пригодится.

Всегда думай на шаг вперед, Исайя. Закрывай все дыры.

Горло сжалось, когда в голове всплыл очередной урок отца. Он вбивал в меня это правило, и хоть я ненавидел его больше всего на свете, следовал ему неукоснительно. У меня был запасной план на любой случай, кроме одного.

Стать наследником его бизнеса.

Не было «плана Б» для не превращения в Охотника. Потому что это означало бы подставить Джека. А Джек был моей красной линией.

Дверь щёлкнула за моей спиной. Зрение обострилось, слух напрягся.

Я не знал, что именно отец хотел, чтобы я нашёл. Вчерашний звонок был слишком загадочным, а переспрашивать я не мог. Предполагал, что это связано с поставками или продажами.

Телефон Бэйна, конечно, хранил бы больше ответов, но стащить его было куда сложнее. Так что поиски начинались с его комнаты.

Я перешагнул через груду одежды на полу и приподнял матрас, проверяя, нет ли в нем потайных вырезов для хранения. Подушки в руках оказались обычными – мягкими, воздушными, без подозрительных утолщений. В комоде лежали лишь боксеры, запасная форма и парочка повседневных вещей на выходные.

Отойдя от стола, я замер – в углу притаился полароид. Брови сами собой сдвинулись, пока я вертел камеру в руках. Странный выбор для Бэйна.

Положив её обратно, я продолжил обыск. Где–то здесь должно было быть то, что я искал. Отец не ошибался в таких вещах.

Я замер посреди комнаты, впитывая каждую деталь, пока взгляд не зацепился за книгу.

На столе в школе–пансионе книга – ничего необычного. Но эта стояла слишком ровно, прижатая к дальнему краю стола. Все корешки были выстроены как солдаты на параде – больше напоминали декоративные тома из богатой гостиной, а не потрёпанные учебники.

Палец медленно скользнул по корешку.

Вместо ожидаемой кожи или картона под подушечкой ощутился холодный пластик. Твёрдый, негнущийся. Когда я наклонил «книгу», вся конструкция подалась вперёд единым блоком, обнажая аккуратный вырез в стене.

Ну и идиот.

Я мгновенно пересмотрел мнение о Бэйне. Гений конспирации явно переоценил свои способности.

Лаз был не больше пары дюймов в ширину. Края гипсокартона неровно осыпались. Я просунул руку внутрь – и сразу нащупал фотографии.

Я листал снимки быстро, зная, что Бэйн может подняться в любой момент. Ребята должны были сразу написать, если он выйдет из общей зоны, но даже это не оставляло мне много времени на побег. Возможно, но впритык.

Первые несколько фотографий были с Джорни – без сюрпризов. Все знали о его одержимости ею. И хотя её смерть списали на несчастный случай, я был уверен: он замешан. Его алиби не внушало доверия, но раз никто не сомневался в версии о самоубийстве, то и копать не стали.

А я копал.

Именно поэтому не хотел оставлять Джемму одну – особенно после прямых угроз Бэйна.

Отбросив в сторону фото Джорни (явно сделанные без её ведома), я наткнулся на снимок мисс Гленбург. Зубы сжались сами собой.

Не из–за ревности – судя по фото, она ублажала не только меня, но и Бэйна. Её грудь выпирала из кружевного бюстгальтера, а губы, подведенные красной помадой, обхватили его палец. Мне было плевать на их похотливую связь.

Но следующее фото заставило кровь ударить в виски.

Я стоял над ней, засунув руку под юбку.

Вот же ублюдок.

Так это Бэйн донёс Комитету.

Не то чтобы это стало неожиданностью – я давно подозревал, что он следит за мной, особенно после его слов Джемме. Но теперь, когда я убедился, что это он пытается вышвырнуть меня из Святой Марии, всё стало яснее.

Значит, он знает.

Знает, что я слежу за ним и докладываю отцу о его перемещениях. Но насколько далеко простирается его осведомлённость?

Отец для него – Карлайл Андервуд? Или Охотник?

Челюсть свело от того, как сильно я стиснул зубы. Эта находка означала одно: Бэйн знал слишком много.

Звонок отцу был неизбежен. Он должен узнать, что Бэйн раскрыл меня. Но что это будет означать для меня?

Для Джека?

Я сунул фотографию мисс Гленбург за следующую, стараясь не помять края, но когда взгляд упал на изображение передо мной, пальцы сжались сами собой.

Золотисто–каштановые волосы ниспадали по спине мягкими волнами, которые так и хотелось потрогать – просто чтобы убедиться, что они такие же шелковистые, какими кажутся. Она прикусила нижнюю губу, уставившись в экран ноутбука. Даже сквозь некачественную печать было видно, как свет монитора выхватывает идеальные скулы и...

Это что, Кейд рядом?

Так и есть.

Хватка стала железной, уголки снимка смялись в пальцах. Фото было сделано во вторник – после того, как я оставил Джемму с Кейдом в библиотеке, отправившись на поиски Бэйна.

Черт возьми.

Сердце застучало так сильно, что грудная клетка вибрировала. Резко встряхнув головой, я запихнул фотографии обратно в стену.

В кармане завибрировал телефон. Я грубо вернул фальшивую книгу на место и глянул на сообщение.

Кейд: Движется.

Я выскользнул из комнаты Бэйна, даже не убрав телефон в карман. Шёл по коридору с обычной небрежной походкой – внешне всё как всегда, но внутри миллион крошечных огней сливались в единое пламя, в центре которого была Джемма.

Инстинкт защиты вспыхнул с незнакомой доселе силой. Мне хотелось найти Бэйна, пригвоздить его к стене, сжав глотку, и прошипеть: – Ещё раз посмотришь в её сторону – и тебе не выжить.

Было только две причины, по которым Бэйн мог фотографировать Джемму – и обе мне категорически не нравились.

Либо он заинтересовался ею из–за меня...

Либо потому что она напоминала ему Джорни.

Оба варианта подливали масла в ярость, корни которой тянулись прямиком к моему чертову отцу.

Что лишь заставляло ненавидеть его ещё сильнее.

Глава 33

Джемма

Большую часть дня я провела в художественной студии, и к вечеру мне стало легче.

Неделя выдалась насыщенной. Я наконец втянулась в учебный ритм и чувствовала себя раскованнее с Слоан и Мерседес – раньше я нервничала, боясь сказать что–то не то или выдать себя. Но теперь всё стало проще.

Если бы не занятия с Исайей.

Эти репетиторские часы превращались в ежевечернее испытание для нервов. Я не боялась находиться с ним в одной комнате, но ловила себя на том, что каждые несколько минут бросаю на него взгляд. После того злополучного вторника библиотека казалась еще более зловещей.

Но больше всего меня бесила я сама.

Да, я злилась на Исайю за молчание о Бэйне и угрозах. За отказ объяснить, что произошло той ночью. Но всё равно дыхание сбивалось, когда наши взгляды случайно встречались на долю секунды.

Это вспыхивало во мне каждый раз.

А потом, остывая, я корила себя за этот дурацкий взгляд.

Это сводило с ума.

Он сводил с ума.

И, кажется, даже не осознавал этого. Всё дело было в моей собственной реакции. Я списывала это на любопытство – ведь раньше я не оставалась наедине с парнями. На контраст между прикосновениями по желанию и против воли.

Но что бы это ни было, остановиться я не могла.

Крошечные семена мыслей, зароненные им, поливались и взращивались его ледяными глазами и надменными губами.

Я не могла избежать его.

Так же, как и грешных мыслей, от которых по коже бежали мурашки.

И вот сегодня – очередная Ночь Притязаний, на которую Слоан и Мерседес тащили меня против моей воли.

Исайя, разумеется, был в курсе. Это стало ясно еще вчера за завтраком, когда Слоан громогласно объявила, что я иду. Несмотря на прошлый инцидент, она и слышать не хотела о том, чтобы я осталась в комнате.

Когда я наконец сдалась (скорее, чтобы прекратить этот спектакль), взгляд Исайи скользнул по мне – и тут же прорвался сквозь, будто он разглядывал кого–то вдалеке.

– Не могу поверить, что Исайя подарил тебе телефон, – раздался голос Слоан из ванной. Она красилась, оставив дверь открытой, чтобы участвовать в разговоре.

– Действительно странно, – Мерседес оторвалась от маникюра (алая краска уже ложилась на ногти) и приподняла бровь. – Зачем тебе вообще телефон? Разве у тебя не было своего?

Меня сковало неловкое напряжение. Мерседес и Слоан стали мне по–настоящему дороги, и мне ненавистно было скрывать от них правду – какая уж тут ирония. Но чтобы не нарушать хрупкий баланс, приходилось юлить.

– Ну, знаете… – Я отвела взгляд, не в силах смотреть им в глаза. – Он хотел иметь возможность предупредить, если опаздывает на занятия из–за лакросса…

Грудь сжало ещё сильнее, когда я выдавила из себя крупицу правды:

– Мой дядя строго контролирует мой телефон. Вряд ли ему понравится, что я переписываюсь с кем–то, кого он не знает – особенно если это… ну, Исайя.

Это ещё мягко сказано.

Мерседес громко рассмеялась:

– Мой отец взбесился бы, узнай он, что я вообще упоминаю Исайю в разговорах. Он запрещает мне даже смотреть в его сторону.

– Разве твой отец не в Комитете? – Спросила я, пока она вновь погрузилась в маникюр.

Она шумно выдохнула, надув покрытые румянцем щёки.

– Да, поэтому он терпеть не может Исайю – знает всё, что тот натворил. – Она усмехнулась, поправляя кисточку для лака. – Ну… за что его ловили, точнее.

Вопрос, который жёг мне язык, наконец сорвался:

– Мерседес, а почему ты в Святой Марии?

Слоан отправили сюда из–за родителей–военных, часто уезжающих в командировки. Но с Мерседес всё было не так очевидно. Она – добрая. По–настоящему. И если её отец в Комитете, значит, у неё есть семья… что–то не сходилось.

Слоан говорила, что все в Святой Марии «с приветом», но я не замечала этого в Мерседес. Да и в самой Слоан – тоже. Хотя… замечают ли это во мне?

– Потому что её родители хотят, чтобы она поступила в Гарвард или что–то столь же пафосное, – прокомментировала Слоан из ванной, будто прочитав мои мысли.

Я перевернулась на кровати:

– А разве Святая Мария даёт такие возможности?

Мерседес пожала плечами:

– У школы отличная репутация по поступлению в Лигу Плюща – или хотя бы в престижные колледжи. Это была самая близкая элитная школа к нашему городу, вот они и отправили меня сюда, вместо обычной школы с «меньшими перспективами». По их словам.

Я начала теребить нитки на одеяле:

– То есть… Святая Мария считается элитной?

Вспомнился Веллингтон Преп – тот точно мог открыть двери в Лигу Плюща (по крайней мере, все твердили об этом за те два месяца, что я там проучилась). Программа там была схожей… хотя, конечно, несравнимой с тем, что заставляла проходить тётушка.

Слоан рассмеялась:

– Ещё бы! Учиться здесь дорого, если ты не на стипендии.

Она вышла из ванной, всё ещё подводя глаза:

– Мои родители думали так же, как и её. Это одна из немногих школ–пансионов в стране, которая гарантированно готовит для Лиги Плюща – даже несмотря на наши, хм, неидеальные бэкграунды.

Она презрительно щёлкнула языком:

– Видимо, Комитет решил, что нам больше нечем заняться, кроме учёбы, вот и они и сделали программу адски сложной.

Глаза Слоан метнули в мою сторону испытующий взгляд, и тон её внезапно сменился:

– Теперь мой вопрос, Джемма.

Мой взгляд метнулся к Мерседес, затем обратно к Слоан – пальцы уже почти порвали одеяло.

– Хорошо…?

– Куда ты пропадаешь по ночам?

Сердце замерло, пальцы онемели.

Мерседес аж подпрыгнула:

– Она что, убегает?! Куда?!

– К Исайе? – Слоан склонила голову.

Я резко выпрямилась, вдохнув так, будто меня окатили ледяной водой:

– Что? Нет!

– Может, поэтому он на неё так смотрит?

Я резко повернулась к Мерседес.

Стоп, что? Когда он это делает?

Слоан ткнула выпрямителем в её сторону:

– Вот поэтому я и спрашиваю! Он поцеловал её в щёку на той вечеринке, а теперь следит, как ястреб.

Её губы сжались, когда она пригвоздила меня взглядом:

– Чем вы двое вообще занимаетесь на этих занятиях? Это к нему ты убегаешь по ночам?

Не дожидаясь ответа, она аж подпрыгнула:

– Боже мой. Вы что, спите вместе?!

– Клянусь, – она прижала руку к сердцу, размахивая выпрямителем, как дубинкой, – если он заберет твою невинность и разобьёт сердце, я сожгу его этим утюжком! Ты слишком добрая для таких игр. Он раздавит тебя! Я знала, что всё это репетиторство – бред! В этом нет никакого смысла!

К концу монолога она уже размахивала утюжком по всей ванной, как пациент психиатрической клиники с ножом.

Мерседес спрыгнула с кровати:

– Ради всего святого, опусти утюжок, пока не спалила Святую Марию дотла, Слоан!

Я не смогла сдержаться. Громкий смех вырвался из меня – и остановиться уже не получалось.

Не помнила, когда последний раз смеялась так сильно. Почему? От облегчения, что она не догадалась о ночных походах в арт–рум, где я рисовала кошмары из самых тёмных уголков памяти? Или от её угрозы сжечь Исайю заживо за мою честь?

Неважно.

Мне нравилось это чувство.

Я смеялась до слёз.

Всего за несколько секунд Мерседес тоже захихикала – и даже Слоан не удержалась.

Мы смеялись, задыхаясь, когда в дверь раздался стук. Я резко вскочила, но Мерседес махнула рукой:

– Наверное, Кэлли. Я просила принести мне ожерелье, когда она будет готова.

Облегчение окутало меня, и я снова расслабилась. Хотя даже не поняла, кого ожидала увидеть за дверью. Слишком уж последние события приучили меня ждать подвоха.

– Мы с Исайей не спим, – наконец ответила я Слоан, будто это было самым нелепым предположением в мире.

Возможно, я так безумно смеялась именно потому, что сама мысль, будто я крадусь в четыре утра на запретную грешную встречу, казалась до абсурда смешной.

– Пока что, – Слоан снова наставила на меня выпрямитель, и я рассмеялась.

– Да положи ты эту штуку, а то и правда спалишь школу! – Я оттолкнулась от дверного косяка. – И что значит «пока что»?

– Ну… – Она принялась выравнивать последние пряди своих черных волос. – Я вижу, как он на тебя смотрит, Джемма. Ты говоришь, что просто занимаешься с ним, но он… Не знаю. Будто не может отвести глаз. Даже на тренировках по лакроссу – в перерывах его взгляд сразу находит тебя.

Мерседес, уже открывавшая дверь, закатила глаза:

– Это правда.

Я нервно рассмеялась, пытаясь придумать, как отшутиться. Даже если Исайя и смотрит на меня так часто, как они говорят, это наверняка из–за истории с Бэйном.

Они же не знали о той зловещей угрозе Бэйна. Не знали, что Исайя боится, будто тот использует меня как пешку в их таинственной вражде.

– Ой! – Мерседес пискнула, как мышка. – Мистер Эллисон…

Мысли оборвались, когда я подняла глаза и встретилась взглядом с директором.

Он смотрел прямо на меня – и живот свело от страха.

О нет.

– Эм–м… – Мерседес заерзала, бросая взгляд между нами. – Простите, мистер Эллисон. Я сейчас вернусь в свою комнату.

Его выражение лица мгновенно смягчилось, и он слегка покачал головой:

– О, нет необходимости, Мерседес.

Она отступила глубже в комнату, приблизившись ко мне. Крышечка от лака всё ещё была откручена, и резкий запах ударил в нос.

– Но… уже после отбоя. Мне следует быть в своей комнате.

– О? – Директор хитро улыбнулся, и меня пробрала дрожь – его ухмылка показалась до жути знакомой. По телу разлилось странное тепло.

– Полагаю, формально ты права, – произнёс он, скорее размышляя вслух. Затем подмигнул Мерседес с подчёркнутой невинностью, но взгляд сразу же вернулся ко мне:

– Я просто хотел убедиться, что Джемма освоилась. Особенно с новыми... обязанностями репетитора.

Он сделал паузу, оценивая нашу троицу:

– Мы так и не поговорили как следует после твоего визита в мой кабинет. Но, кажется, у тебя всё прекрасно.

В его глазах читалось удивление, но также... удовлетворение?

Мистер Эллисон оставался для меня загадкой. Мне отчаянно хотелось доверять ему – что–то в нём вызывало мгновенную симпатию. Но глубоко в подсознании шевелился червячок сомнения:

«Не верь никому. Особенно тем, кто в долгу у Ричарда».

– Всё в порядке, – кивнула я, стиснув губы, когда Слоан и Мерседес встали рядом.

– Мы просто... – я метнула взгляд на подруг, – устраиваем девичник. Это допустимо?

На его лице мелькнула тень какого–то чувства, прежде чем он вновь улыбнулся:

– Разумеется.

Его глаза обвели нас троих:

– Приятного вечера. Только не говорите остальным, что я разрешил вам ночёвку.

Он усмехнулся, уже поворачиваясь к выходу:

– Хотя, полагаю, для вас это уже традиция?

– Я не часто наведываюсь в женское крыло, – добавил он, неловко кивнул, пробормотал «спокойной ночи» и закрыл дверь.

Мы втроём застыли посреди комнаты в полной тишине, пока Слоан не нарушила её:

– Это было пиздец как странно.

И мы снова разразились смехом – нервным, но облегчённым.

Вода, плескавшаяся у моих ног, вызывала странное покалывание вдоль позвоночника. Живот приятно сводило от возбуждения – не то, что в прошлый раз, когда я шла этим туннелем под Святой Марией.

После ухода директора мы с Слоан и Мерседес устроили «девичник» – то есть готовились к вечеринке. Слоан, к моему первоначальному ужасу, взялась выпрямлять мои непокорные каштановые волны тем самым злополучным утюжком. Но в итоге волосы легли на плечи гладким, блестящим водопадом.

Удивительно, как сильно я изменилась за эти несколько недель. Менее месяца вне дома – и хватка Ричарда ослабевала с каждым днём. Эта мысль тревожила, пока мы шагали втроём на вечеринку, посвящённую тому, что мне всегда представляли греховным. «Нарушать правила – плохо. Всё, что выходит за рамки, – плохо.» Раньше сама мысль о непослушании вызывала панику. Но теперь, вдали от Ричарда, от того дома, от всего, что напоминало о потерях… О Тобиасе...

Я жаждала этого бунта. Знала, что это ненадолго. Но контраст между «там» и «здесь» разрывал оковы – в прямом и переносном смысле. И теперь я почти жаждала того, что принесёт эта ночь. Что бы это ни было.

Внезапно в мыслях всплыло лицо Исайи, и по телу разлилась ноющая тяжесть. Я вспотела, пока Слоан и Мерседес, крепко держа меня под руки, вели сквозь подземный мрак.

Мы приближались к двери, ведущей на вечеринку – глухой бас уже отдавался в ступнях. Я автоматически натянула рукава, чтобы скрыть запястья, как вдруг Слоан остановилась.

– Слоан? – Позвала я в кромешной тьме, ощущая, как тревога накрывает с головой. – Что случилось?

– Джемма. – Её голос эхом разнёсся по сырым стенам. – Мне нужно спросить кое–что ещё.

Эйфория мгновенно испарилась, будто упала в воду под ногами.

– Хорошо…

– Что происходит, Слоан? – прошептала Мерседес. – Мы почти у выхода.

– Я знаю, – так же тихо ответила Слоан. – Но я не хочу задавать этот вопрос при посторонних.

Ужас начал медленно заползать под кожу.

Слоан высвободила руку, и грубая ткань её свитера, который я надела, царапнула предплечье. Затем она схватила мои руки, сжала их – и резко закатала мои рукава, обнажив запястья.

Я дёрнулась назад, пытаясь вырваться от обеих.

– Что ты делаешь, Слоан?! – Голос Мерседес был тихим, но в темноте прозвучал, как щелчок резинки.

Я тут же стала спускать рукава, хотя в этой тьме всё равно ничего не было видно.

– Почему ты так делаешь? – Слоан игнорировала Мерседес. – Почему прячешь запястья?

Мерседес ахнула. Я почувствовала, как сдвигаются брови от непонимания.

– Джемма… – на этот раз её голос прозвучал мягче, пальцы снова нашли мои. – Ты… ты не думаешь о суициде?

Тишина повисла тяжёлым грузом, пока Мерседес не нарушила её:

– Ты можешь поговорить об этом, ладно? Это важно. Мы с тобой.

Мой рот открылся, закрылся, затем снова открылся:

– Я не думаю о суициде.

Не то чтобы такие мысли никогда не посещали меня. Но лишь в самых тёмных уголках сознания – и тогда голос Тобиаса рассекал их, как мечом:

«Выживи, Джемма. Просто выживи.»

Так я и делала. Каждый вдох был шагом к тому, чтобы найти его.

Слоан и Мерседес молчали – вероятно, не веря мне. И я их не винила. Я была тихой, замкнутой, исчезала на часы. Если бы они увидели мой скетчбук...

– Тогда почему ты прячешь запястья? – Слоан не сдавалась. – Почему никогда не носишь футболки или не переодеваешься при нас?

– Я не причиняю себе боль, – ответила я абсолютно честно.

И как же хотелось сказать им правду! Слова горели на кончике языка, и на мгновение я почти решилась.

– Тогда в чём дело? – Слоан звучала озадаченно. В темноте я почти видела её недоверчивый взгляд.

Я вздохнула:

– Потому что я нарушила правила.

Резко вдохнув, я переплела пальцы с Слоан и Мерседес в кромешной тьме и потянула их вперёд. У двери на вечеринку я расправила плечи и подняла подбородок:

– А хорошие девочки не нарушают правила.