Текст книги "Хорошие девочки никогда не бунтуют (ЛП)"

Автор книги: С. Дж. Сильвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Глава 40

Джемма

Когда я пришла в себя, а Исайя убрал руку из–под моей юбки, я покраснела так сильно, что начала потеть. Хотя, возможно, пот уже покрывал мою кожу и раньше – я не могла быть уверена. Мой разум отказывался формулировать связные мысли, именно поэтому я подняла на него взгляд и пробормотала: – С–спасибо.

Его лицо озарила самая широкая улыбка, которую я когда–либо видела, и мне тут же захотелось провалиться сквозь землю. Хотя... нет. Не хотелось. Потому что если бы я исчезла, то никогда больше не испытала бы того, что только что подарили мне его пальцы. Это было... Я не находила слов.

Исайя отступил на шаг, наблюдая, как я медленно свожу ноги. Я была мокрой, липкой и практически ослеплённой новой волной стыда.

– О чём думаешь? – спросил он, натягивая капюшон. В полумраке я не различала оттенок его голубых глаз, но мне казалось, что в них плескалось веселье.

Я вздохнула, поправляя юбку, всё ещё сидя на обеденном столе. Боже мой. А если на столе остались следы?

– Я... я не знаю, о чём думаю.

Его нахальная ухмылка привлекла моё внимание.

– Врёшь. Говори.

– А ты о чём думаешь? – Парировала я, чувствуя неожиданную смелость.

Он усмехнулся.

– Ты не готова услышать мои мысли.

Он ошибался. Я была более чем готова.

Исайя приблизился, заставив моё сердце бешено колотиться.

– Скажи, о чём ты думала, – настоял он, и в его голосе было что–то, что заставило меня выпалить правду, словно против моей воли.

– Я думаю... что хочу повторить это... с тобой. – Я тут же прикрыла рот ладонью. Неужели я действительно сказала это вслух?

Глаза Исайи на мгновение сжались, прежде чем его руки впились в мои бёдра и резко притянули меня к самому краю стола. Мои ладони беспомощно опустились на колени.

– Мы повторим. Обещаю.

Его взгляд метнулся от моих глаз к губам, прежде чем он тяжело вздохнул:

– Но уже поздно. Нам нужно вернуться, пока кухонный персонал не начал готовиться к завтраку.

Пауза. Он задержал взгляд на моих губах:

– Да и тебе скоро пора пробираться в художественную мастерскую.

Я резко подняла на него глаза:

– Откуда ты знаешь об этом?

На его щеке появилась едва заметная ямочка:

– Как я узнал, что ты каждое утро тайком уходишь рисовать?

Я молча кивнула.

– Ты правда думала, что я позволю тебе одной шнырять по коридорам, зная, что Бэйн помешан на тебе?

Я нахмурилась:

– Он помешан? А ты говорил, он просто хочет использовать меня против тебя.

Исайя пожал плечами:

– Эти вещи часто идут рука об руку. И это ещё одна причина не шастать по ночам.

Его руки обхватили мою талию, и он легко поставил меня на пол.

– Но раз уж ты всё равно не послушаешься, знай – я прикрываю твою спину.

Он подмигнул, и я поспешно отвела взгляд, чтобы не выдать себя алым румянцем, поправляя юбку. Взгляд скользнул к столу, где я только что сидела, а когда я подняла глаза обратно на Исайю, он уже самодовольно ухмылялся.

Почему мне не стыдно? Почему я не краснею при мысли, что его палец – тот самый, что сейчас касается моего, – только что был во мне? Почему мысль о его возвращении в комнату без меня так разочаровывает? Почему я больше не жду окончания наших занятий, за которым последует свобода?

Ведь именно об этом я должна думать. Не об Исайе. Не о том, что он только что сделал с моим телом.

– Хватит загоняться, – прервал мои мысли Исайя, приоткрыв дверь в коридор.

Он быстро осмотрелся и потянул меня за собой.

Я молчала, пока мы шли по коридорам, держась за руки. Я собиралась высвободиться, как только мы окажемся у женского крыла, но он проводил меня до самой двери, по пути несколько раз оглядываясь.

Оказавшись перед дверью, я медленно повернулась к нему, чувствуя, как сердце вот–вот выпрыгнет из груди. Нервозность поднималась из самой глубины живота, а в голове крутилась лишь одна мысль: поцеловать его снова.

– Спасибо, что проводил.

Я была уверена, что он сделал это лишь для того, чтобы нас не поймал дежурный преподаватель – возможно, тот самый, что чуть не застал нас в столовой. Но крошечная часть меня надеялась, что он просто хотел продлить эти минуты так же, как и я.

– Прости, что взял тебя с собой сегодня. Это было безрассудно. – Он отпустил мою руку и отступил на шаг. – Это больше не повторится.

Мы смотрели друг на друга пугающе долго. Каждый раз, когда я пыталась разобраться в своих эмоциях, терпела неудачу. Правда заключалась в том, что я никогда прежде не чувствовала ничего подобного.

Я изменилась. Исайя пробудил во мне что–то огромное, и, хотя я понимала, почему он извиняется и говорит, что «это не повторится», укол разочарования всё равно жалил. Как будто он закрывал передо мной часть себя.

Хотя смешно – а открывался ли он мне вообще?

Открывался. Он рассказал, почему оказался в Святой Марии. Поделился кусочками себя – и я была уверена, что не без опаски.

Он уже открыл рот, чтобы что–то сказать, но я перебила:

– Помнишь, ты говорил, что твой отец – плохой человек? Что отец Бэйна – плохой? Что сам Бэйн – плохой?

Брови Исайи сдвинулись, он молча кивнул. Я сглотнула ком страха, подступивший к горлу, и сделала шаг вперёд, прижав ладонь к его резко очерченной челюсти, пальцы растекались по горячей коже.

– Помнишь, я говорила, что знаю толк в плохих людях?

Его взгляд резко вскинулся ко мне, когда я прошептала что–то настолько обнажённое, что не оставляло места отступлениям:

– Мой дядя – тоже плохой человек, Исайя. И ты был прав. Я бегу от него.

Его руки схватили моё лицо так стремительно, что я пошатнулась назад. Наши губы слились в поцелуе, пока он сжимал мои щёки с такой силой, что моё тело буквально врезалось в его – от внезапности пульс пропустил удар.

Его язык проник в мой рот, и знакомые искры, которые возникали при каждом его прикосновении, вспыхнули пожаром. То ли тяжесть моих слов сделала этот поцелуй глубже предыдущих, то ли мне это лишь чудилось?

Исайя резко отстранился, прижав меня спиной к двери.

– Зачем ты это сказала? Откуда это сейчас взялось?

Я сделала глубокий вдох, прежде чем ответить:

– Ты поделился со мной частью своей правды. Ты заслуживаешь того же.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Он провёл рукой по лицу:

– Мы с тобой сгорим дотла. Ты же понимаешь это? То, что между нами... – он указал на меня, затем на себя, – ...это нечто иное.

– Иное? – Я покачала головой, отбрасывая вопрос. Это не имело значения. – Мне всё равно, если я сгорю.

По крайней мере, здесь, в Святой Марии, у меня был выбор.

Его губы вновь накрыли мои в стремительном, перехватывающем дыхание поцелуе. Когда он отпустил меня, я увидела в его чертах что–то мрачное – мучение? Боль? Сожаление? Любой вариант вонзался в грудь как нож.

– Было бы жаль, если бы кто–то столь невинный, как ты, сгорел дотла, Джемма.

Затем он развернулся и исчез в темноте коридора так же бесшумно, как когда–то вошёл в мою жизнь.

Слоан уже спала, когда я прокралась в нашу комнату, и я была благодарна за это. Мои губы растянулись в улыбке при виде стикера, прилепленного к моей подушке, с надписью её почерком: «Рассказывай».

Я знала, что она захочет услышать все подробности о случившемся с Исайей, но я не хотела ей лгать. Хотя, честно говоря, я и сама не знала, что сказать. Рассказать ли о том, что он со мной сделал? О поцелуях и... всём остальном? Признаться ли, что мы сбежали из Святой Марии и что я разгромила машину директора?

Нет.

Я унесу это с собой в могилу.

Я не могла поверить в то, как провела эту ночь, но больше всего меня поражало, что я ни о чём не жалела. Даже о незаконной поездке за рулём, когда сердце бешено колотилось в горле, а за нами гнались. Наверное, адреналин всё ещё бурлил в крови – именно поэтому сейчас я чувствовала себя так спокойно.

Тобиас гордился бы мной, узнай он, что я вытворяю. Он всегда был более смелым из нас двоих. Часто говорил, что мне нужно больше жить и нарушать правила. Разобраться, кто ты. Возможно, именно поэтому Ричард ненавидел его так сильно.

Скинув одежду, я тихо умылась в ванной, задержавшись у зеркала, чтобы рассмотреть распухшие губы и лёгкий румянец на щеках. Затем зарылась в пушистое одеяло и снова и снова прокручивала в голове события ночи, пытаясь уснуть.

Я должна была чувствовать усталость – и она была. Было уже около трёх ночи, когда я наконец легла, но одна мысль не отпускала меня с момента, как я перевела дух: наш разговор с Исайей, когда мы приехали к тому месту, куда направился Бэйн.

Я знала, что за этой историей кроется больше, чем он мне рассказал, но не собиралась копать глубже. Если бы Исайя хотел, чтобы я знала больше, он бы сам сказал. Он не требовал от меня исповеди о всей моей жизни, и я не ждала этого от него.

Но больше всего меня сбивало с толку другое: психиатрическая больница казалась смутно знакомой – как фотография в голове, чёткая в центре, но с потрёпанными краями, где стёрто самое важное.

А ещё тот момент, когда я спросила Исайю, где мы, и он ответил: «В месте, о котором тебе лучше никогда не знать».

Но я ведь узнала это место. Или видела. Что–то… Что–то щёлкнуло в сознании, когда мы подъехали к этому мрачному зданию, обвитому плющом. Оно выглядело почти так же жутко, как и Святая Мария.

Я провела в постели ещё полтора часа, ворочаясь, проваливаясь в короткий сон и снова просыпаясь, пытаясь изгнать образ больницы из головы. Я даже думала об Исайе – о его жадных поцелуях, – но каждый раз, стоило моим мыслям отвлечься, навязчивый вопрос возвращался:

Почему это место кажется таким знакомым?

И вдруг меня осенило.

Я медленно сбросила одеяло, стараясь, чтобы шорох не разбудил Слоан. Хотя она не шевельнулась ни разу с моего возвращения.

Накинув куртку Кейда на плечи, я улыбнулась, вспомнив, как Исайя натянул капюшон мне на голову, когда мы мчались по территории школы несколько часов назад. Босыми ногами я прокралась к двери, бесшумно открыла её и выскользнула в тёмный коридор.

Тот же зловеще безмолвный коридор встречал меня каждое утро, когда я пробиралась в художественную мастерскую. К счастью, мне ни разу не попадался ни один человек, но теперь, зная, что кто–то «прикрывает» меня, я мысленно отметила – в следующий раз садиться спиной к двери во время рисования не стоит. Никто не должен видеть, что изображено на моём холсте.

Я быстро спустилась по лестнице и добралась до мастерской. Обычно я приходила сюда уже одетой для занятий, поэтому холодный пол неприятно обжигал босые ноги, когда я переступила порог и направилась прямо к кладовке с материалами.

Дверь с глухим стуком поддалась, скрипнув так громко, что я на мгновение замерла, оглянувшись через плечо. Половиной себя я ожидала увидеть Исайю, но в темноте двигались лишь частицы пыли, танцующие в воздухе.

Сделав несколько шагов внутрь и вдохнув затхлый запах кистей и плесени, я дёрнула за поношенный шнур – качающаяся лампочка озарила комнату тусклым светом.

Дрожь в руках не помешала мне достать эскизы за последнюю неделю и художественный дневник, в котором я рисовала в свободное время. Теперь большую часть этих редких минут я тратила на игру, которую Кейд закачал в мой телефон, но сейчас это не имело значения.

С каждым листом плотной бумаги в пальцах живот сжимался от изображённого – прекрасного и ужасающего одновременно.

Первый рисунок, сделанный всего два дня назад, – уголь ещё не до конца закрепился на бумаге. На первый взгляд это выглядело как размытое пятно, но я знала каждую деталь, даже отодвигая его от себя.

Позвоночник девушки, в которой я узнавала себя, был в центре композиции. Каждый позвонок – будто толстый узел, выстроенный в линию, с выступающими рёбрами, расходящимися в чёрные разводы. Голова склонена низко, небрежный пучок волос тщательно прорисован на макушке. На шее вырезано слово «моё», а на костлявом плече лежит толстая ладонь.

Я судорожно вдохнула, доставая следующий рисунок – тот самый, что создала в первый день, когда ступила в эту мастерскую, пока солнце ещё спало под покровом ночи.

На нём была изображена половина моего лица, а на другой стороне листа – строчка за строчкой, как заезженная пластинка – тянулись слова: «Хорошие девочки не нарушают правил».

Третий эскиз я даже не решилась достать.

Вместо этого я схватила кожаный переплёт альбома и листала страницы с небрежными набросками, пока горло не сжалось так резко, что перехватило дыхание.

Я знала.

Передо мной, со страницы нескольких недель давности – с первых дней в Святой Марии, – смотрело творение, рождённое в моменте прошлой травмы.

Я не помнила точного момента, когда рисовала это. Не помнила зачем. Так всегда случалось, когда карандаш касался бумаги: разум проваливался во тьму, стирая всё, кроме тех самых воспоминаний, что я замуровала в глубинах сознания.

Палец дрожал, обводя изогнутые линии здания, пока не остановился на размазанных словах, выведенных графитом:

Психиатрическая больница «Ковенант».

Значит, я не ошиблась, почувствовав ледяное узнавание, когда мы с Исайей подъехали к этому окутанному плющом зданию… но почему?

Глава 41

Исайя

– Кто это?!

Я швырнул телефон на стол дяди рано утром в понедельник, когда все ещё спали – ну, кроме Джеммы. Я уже знал, что она в художественной мастерской, рисует что–то, и, наверное, к этому времени её нежную кожу уже украсило очаровательное пятнышко угля.

Дядя сидел за своим столом и даже не пошевелился, когда я подошёл и бросил телефон перед ним.

– Это ты разгромил мою машину? – Его брови сдвинулись в глубокой складке, но я знал – это пройдёт.

– Технически – нет. Кто этот человек? – Я снова кивнул на фото с субботней ночи, где Бэйн передаёт чёрную сумку с оружием у «Ковенант». – Ты его узнаёшь?

Дядя даже не взглянул на телефон. Вместо этого он продолжил смотреть на меня с отвращением в глазах.

Господи, да ладно.

Я отступил, оставив телефон на столе, и опустился в кожаное кресло напротив.

– Твою машину разгромила Джемма.

– Что?! – Его глаза округлились до предела.

Стыд накатил волной, заставив меня отвести взгляд на книжные полки. Я не мог смотреть ему в глаза – не из страха, а потому что чувствовал, как вина и стыд сокрушают меня, словно снежная лавина. Воспоминание о том, как Кейд ехидно сказал: «Я же предупреждал», звенело в затылке, будто назойливый ритм, после того как я в воскресное утро рассказал остальным Бунтарям о случившемся.

Я поднял взгляд на дядю:

– Она узнала Ковен.

Его глаза стали ещё шире.

– Погоди, ты взял её с собой в Ковен?! – Его лицо побагровело так, что у меня даже кольнуло легкое беспокойство.

– Дай объяснить, прежде чем начнёшь швыряться вещами.

Он сжал зубы так сильно, что я услышал лязг через весь стол. Впечатляюще.

– Бэйн сбежал с вечеринки. Мы... последовали за ним. Я взял твою машину. – Я многозначительно посмотрел на него. – И не делай вид, что удивлён. Ты знаешь, что я пользуюсь ей, когда он исчезает ночью. Короче, мы проследили за ним.

Брови дяди всё ещё были нахмурены, а челюсть напоминала мраморную глыбу от напряжения.

– И он направился в Ковен?

Я ткнул пальцем в его сторону:

– Бинго. Но почему Джемма знает о Ковене?

В груди разверзлась тревожная пустота. Меня должно было волновать, что Бэйн торгует оружием на территории отца, но вместо этого я зациклился на Джемме. Если она знает о Ковене…

– Что именно она сказала? – Дядя потянулся к моему телефону.

И вот мы уже забыли о разгромленной машине... как ни в чём не бывало.

– Она сказала, что здание показалось ей знакомым. Но не знает почему.

Дядя прищурился, увеличивая фото на моём телефоне:

– Что было дальше?

– Я вышел, чтобы сделать снимки для отца, и велел Джемме перебраться на водительское место – на всякий случай. С Бэйном никогда не знаешь, чего ожидать. А потом...

– А потом что?! – Он сжал мой телефон так сильно, что я едва не вырвал его.

– Потом кто–то погнался за мной. – Я замолчал, не желая произносить следующее. – С оружием. Мы рванули с места. Джемма разгромила машину, потому что... – я сдержал нервный смешок, – оказалось, она никогда не водила. Чего я, естественно, не знал, пока мы не попали в переделку.

Тишина повисла в комнате, пока дядя впивался взглядом в экран. Дисплей давно потух, но лишь когда он окончательно потемнел, дядя резко поднял глаза:

– Ты совершил невероятно опасную и идиотскую выходку, взяв её с собой.

– Знаю, – огрызнулся я, даже не пытаясь отрицать.

Его ладонь с грохотом обрушилась на стол, но я даже не дрогнул. Я не боялся дяди или его вспышек гнева. Он, конечно, не был моим отцом.

– Нет. Ты не понимаешь. – Он сжал переносицу. – Человек на этом фото – судья Сталлард.

Моё дыхание остановилось. Сердце пропустило удар, а затем нахлынула ярость.

– Погоди… Судья Сталлард.

Комната внезапно стала холоднее.

Хриплый голос дяди прорезал моё смятение:

– Скажи, что он не видел её с тобой.

– Нет. Не мог. Он был с Бэйном, когда кто–то меня заметил. Думаю, это была охрана Ковена.

Дядя слегка расслабился, но затем спросил:

– А она его видела?

– Нет. Ничего. Она знала, что мы следим за Бэйном, но я не вдавался в подробности. Не хочу втягивать её в это.

– Но ты уже втянул, Исайя. Взяв её с собой. – В его взгляде мелькнула тень жалости, и я отвел глаза. – Ты совсем ничего не вынес из того, что случилось с твоей матерью?

Гнев снова вспыхнул, и я вцепился в подлокотники кресла.

– Конечно, чёрт возьми, вынес! Я же был там!

– Тогда почему ты так безрассуден?

Его голос громыхнул по кабинету, когда он поднялся и вышел из–за стола. Я не шелохнулся, даже не поднял на него взгляд. Если бы посмотрел – боялся, что не сдержу эмоций и начну крушить всё, как ребёнок. В последнее время я чувствовал слишком много, и это бесило. Привычное оцепенение исчезло, сменившись яростью, раздражением и – чёрт возьми – даже страхом, которые скручивали мне живот. Я изо всех сил старался дышать ровно.

– Я думал, вы просто друзья... пока не увидел свежий пост в блоге.

Он покачал головой, презрительно скривив губы:

– Что–то о вечеринке, где вы вдвоём сбежали? Это когда ты отправился за Бэйном? Не говори, что...

Проклятый блог. Я проигнорировал уведомление утром – слишком торопился к дяде.

– Не говорить что? – Резко перебил я.

– Она согласилась быть твоей наставницей, потому что ты внушил ей, будто она для тебя особенная? Что ты к ней что–то чувствуешь?

Он фыркнул, снова потирая переносицу:

– Дай угадаю, ты трахаешь её... Чёрт! Я же предупреждал не связываться с ней, Исайя!

Я глубоко вдохнул, уставившись в свои ботинки. Даже если бы хотел объяснить – какие тут слова? Она помогла мне не по этой причине, но я не стану раскрывать настоящую. Однако ослепительная вспышка гнева перед глазами едва не вынудила меня выкрикнуть: – Да, она для меня важна!

Сделав ещё несколько вдохов, я поднял взгляд, приготовившись хмуро возразить... и замер.

– Какого чёрта ты так на меня смотришь?

Брови сдвинулись, когда он сложил руки и облокотился о стол.

– Если только...

– Если только что?! – Я резко наклонился вперёд.

– Ты и правда к ней неравнодушен.

Он издал протяжный звук, в то время как мой острый взгляд уловил карту в рамке за его спиной.

Да, это так. Но, чёрт возьми, не должен. Не могу.

Признание висело у меня в голове, но я не произнесу его вслух. Если озвучу – нельзя будет сделать вид, будто ничего не было, когда всё закончится. А оно обязательно закончится.

– Джемма хрупкая, и в её прошлом много того, о чём мы не догадываемся. Тебе не стоит с ней связываться, даже если ты что–то чувствуешь.

– Она не настолько хрупка, дядя Тэйт.

И правда. За её застенчивостью и румяными щеками скрывалось многое, но слабость – точно нет. Она умна. Смела.

Если бы он только знал, что у Джеммы есть план.

План, требующий силы и отваги. Кто–то назовёт побег трусостью, но это не тот случай. Джемма бежала, потому что знала: двигаться вперёд лучше, чем пятиться назад.

И это не было похоже на поступок Джейкоби. Он сбежал, бросив меня и Джека.

А Джемму ничто не держало.

И я, чёрт возьми, завидовал этому.

Я перевёл тему, вернувшись к настоящей причине визита вместо «терапевтического сеанса», каким это представлял дядя:

– Что судья Сталлард вообще делал в Ковене?

Оставим даже факт, что Бэйн продавал ему оружие.

Дядя нахмурился:

– Полагаю, он связан с Ковеном. И это объясняет многое из того, что я раскопал за неделю.

Вот это действительно привлекло мое внимание.

– Что именно тебе известно?

– Что мне известно? – Он поднял бровь, подойдя к столу и тяжело опускаясь в кресло. Достал ту самую папку с именем Джеммы на обложке. – Что он гораздо хуже, чем я предполагал.

Во мне что–то щёлкнуло – ровно как в ту ночь, когда Джемма призналась. Мысль о том, что она была с человеком, от которого пришлось бежать, пробрала меня ледяным холодом.

– Ты знал его ещё до того, как Джемма появилась здесь, верно?

– Да.

– Откуда?

Дядя вздохнул, уставившись в папку. Его мышцы напряглись, взгляд застыл на чём–то конкретном... или, возможно, на пустоте. Трудно было сказать.

Когда он заговорил снова, в его голосе не было прежней холодности. Скорее – надлом, граничащий с отчаянием.

– Мать судьи Сталларда, Энн, раньше управляла приютом для девочек.

Тишина повисла между нами, и моё терпение начало иссякать, пока он уставился в полузакрытую папку.

Но затем он заговорил снова. Его взгляд встретился с моим, а челюсть застыла, словно выкованная из стали.

– Ты знаешь, как твой отец жертвует на благотворительность, прикрывая свою настоящую деятельность? Как создаёт образ добросердечного филантропа?

Я усмехнулся и кивнул.

– Твой дед делал то же самое. Уверен, ты в курсе.

Я промолчал, а он продолжил, откинувшись на скрипящем под его весом кресле:

– Одним из мест, куда он жертвовал, был приют Энн. Туда отправляли несовершеннолетних, которые должны были отбывать срок в колонии. Вместо тюрьмы они попадали в этот приют – якобы для исправления. Работали бесплатно, «искупая вину». Что–то вроде терапии для заблудших девочек.

Он сглотнул так резко, будто карандаши с его стола застряли у него в горле.

– У меня была... подруга. Хорошая подруга. Мы были в вашем с Джеммой возрасте.

Я поднял бровь:

– Подруга?

Он проигнорировал мой вопрос.

– Она попала в неприятности. Судья Сталлард вёл её дело. – Он на мгновение задумался. – Это был один из его первых процессов. Тогда он только начинал. Получил должность после того, как его отец умер от сердечного приступа.

Теперь мы приближаемся к сути.

– Короче говоря, Сталлард отправил мою подругу в приют своей матери – в качестве одолжения нашей семье. Связи твоего деда с ними сделали это решение лёгким.

Он сжал кулаки, костяшки пальцев побелели.

– Это был респектабельный приют... до недавнего времени. У Энн случился инсульт, и заведение закрыли.

Моему воспалённому мозгу понадобилось всего мгновение, чтобы сложить пазл.

– Так вот почему он сказал, что ты ему обязан. Потому что они приняли твою... подругу? Спасли её от чего? От пары месяцев в тюрьме?

Дядя хрипло рассмеялся:

– Попробуй от нескольких лет в колонии.

Я перевёл дух, переключаясь на главное:

– Ладно, понятно, как ты связан с дядей Джеммы. Но вот что не сходится: зачем Сталлард был в Ковене? И почему Джемма узнала это место?

Дядя облизал пересохшие губы:

– По последним данным, Сталлард – отнюдь не праведник. Он скрывает кое–что о Джемме, связан с полицией, а о его приюте ходит столько слухов... – Он открыл папку. – Я почти уверен: Джемма оттуда.

Палец дяди ударил по фотографии.

– Вот моя теория: Сталлард управляет Ковеном. Так или иначе. Объявляет преступников невменяемыми на суде, отправляет в психушку... А дальше...

– И что дальше? Он там превращает этих отбросов в ещё большее пушечное мясо? Штампует из них таких же ублюдков, как те, что вертятся под ногами у моего отца? Плодит ещё убийц? Что?

– Да, Исайя. Именно это я и думаю. Его спокойный голос бесил меня. – Такие, как твой отец, щедро платят за «продукцию» этой скотобойни. Если Сталлард поставляет туда людей, он, скорее всего, уже мультимиллионер.

Ярость накрыла с новой силой, сердце колотилось, будто выпрыгнет из грудной клетки. Я знал, что творится за стенами той больницы. Знаком с болью, от которой сводит челюсти, и ужасом, парализующим волю – тем, чем занимались в тех подвальных камерах. Я видел, как они ломали людей, вытравливая из них всё человеческое, чтобы вдолбить им мысль о «братстве». О лжесемье.

Семье подлых убийц и тварей, бьющих женщин.

Они были никем. Жалкими шестёрками, продавшими душу за призраки силы, власти и денег.

Всё это – рук дело таких, как мой отец, как отец Бэйна. И судьи Сталларда.

– А Джемма? – Наконец вырвалось у меня, когда я разжал пальцы, оставив на кресле вмятины от ногтей.

– Вот это уже загадка, которую мне ещё предстоит разгадать. Но если она большую часть жизни провела с таким человеком, как судья Сталлард… – Он перелистнул страницу и пробежался глазами по тексту. – Судя по тому, что мне удалось найти, с самого детства... Если она росла рядом с человеком, способным отправлять людей в Ковен, я даже не могу представить, что ей довелось увидеть и услышать. – Он захлопнул папку. – Думаю, она, возможно, родилась там.

Я нахмурился.

– Где? В Ковене?

– Там или, может быть, в том приюте. Подозреваю, что одна из девочек забеременела – или уже была беременна – и Энн позаботилась о ребёнке. – Он приподнял бровь. – Ну... о детях, если точнее.

– Что? – Я не сразу нашёлся, что ответить.

– Ах, да. Она тебе не говорила? У Джеммы есть брат–близнец.

Что?

– И где он?

Дядя многозначительно посмотрел на меня.

– Не знаю. Никаких записей о нём нет. Я начал копать после того, как Джемма случайно проговорилась. Всё, что связано с ней, строго засекречено. Почти ничего не нашёл.

У меня внутри всё оборвалось.

У меня было чёткое ощущение, что я знаю, где её брат.

И мне было интересно, догадывалась ли об этом сама Джемма где–то в глубине души.