Текст книги "Хорошие девочки никогда не бунтуют (ЛП)"
Автор книги: С. Дж. Сильвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Глава 25
Исайя
Я ворвался в раздевалку, сорвал с шеи бордовый галстук и швырнул его на пол. Кейд бросил на меня взгляд, как раз натягивая белую форму для лакросса. Едва он успел надеть ее, как я резко приказал:
– Всем на поле. Кроме тебя, Шайнера и Брентли.
– Бро, – начал Кейд, – игра через тридцать... – Но фраза замерла у него на губах, стоило мне взглянуть на него. Он мгновенно понял. – Все вон! Немедленно! – Крикнул он, взмахнув рукой.
Команда замерла – кто–то уже в форме, кто–то с голым торсом, прервав смех. Им хватило секунды, чтобы осознать: тут что–то серьезное. Лишних вопросов никто задавать не стал.
Захлопнулись дверцы шкафчиков, схвачен инвентарь – и вот они уже выходят, оставляя нас четверых среди металлических шкафчиков, пустых душевых и эха моего бешеного сердца.
Как только последний игрок – Мейсон, этот тормоз – выбрался наружу, я метнул ядовитый взгляд на Шайнера. Без предупреждения, без тени сомнения – мой кулак со всей силы врезался в его холеную физиономию.
Все произошло за долю секунды: его выражение лица сменилось с недоумения на «о, черт», прежде чем раздался глухой удар костяшек о скулу.
– Какого хуя, Исайя?! – Брентли мгновенно бросился между нами, его нахмуренные брови кричали о ярости. – Ты чего творишь?
Я лишь засунул руки под майку, сжав их на поясе. Игнорировал боль в суставах – да, только что ударил одного из лучших друзей, но такова цена за нарушение моего приказа.
Кейд, конечно, был прав: Шайнер не в курсе дела, и это сейчас больно аукается. Но этот разговор нужно было начать правильно – друзья или нет. Он должен был понять: здесь ставки куда выше.
Потому что он не знал главного: когда дело касается меня, Бэйна и этой школы – на кону буквально висят жизни невинных людей. Для Шайнера тот удар Бэйну был просто детской игрой.
Но для меня? Это не игра. Вообще.
– Я смотрел тебе в глаза и приказал забыть про Бэйна, – мой голос был ледяным, а взгляд – как клинок. Его скула алела и опухала, но он лишь стиснул челюсть, сузив глаза.
– И я не послушался, – сквозь зубы процедил он. – Не думаю, что это заслуживает удара в лицо. Мы тут не в мафии, Исайя.
Мой голос гулко отразился от металлических шкафчиков:
– Будь это мафия, я бы отрубил тебе гребаную руку. (Что мой отец, кстати, сделал бы без тени сомнения.)
Брентли всё ещё стоял между нами, словно щит, но в этом уже не было нужды. Я не собирался продолжать. Мне нужно было лишь привлечь внимание Шайнера – заставить его заткнуться хоть на три секунды, чтобы я мог объяснить суть.
– Ты многого не знаешь, Шайнер, – начал я, слегка смягчив тон. – Того, о чём тебе лучше не знать.
Он фыркнул, с недоверием качая головой.
– Да неужто? Вот, блять новость, Исайя.
Его подбородок дернулся в сторону Брентли и Кейда.
– У вас троих что–то творится. Тайный броманс или еще какая–нибудь хрень. Я не слепой, блин. Вижу, как вы переговариваетесь взглядами.
Кейд презрительно хмыкнул:
– Это не броманс, мудак.
Я проигнорировал его, скрестив руки на груди поверх майки.
– Ну что ж, поздрав–блять–ляю, Шайнер. Добро пожаловать в наши ебаные жизни.
Бросил взгляд на часы над дверью – оставалось пятнадцать минут до выхода на поле, иначе тренер влетит сюда и устроит разнос за пропущенную разминку.
– Садись–ка нахер и слушай внимательно, потому что повторять я не буду.
Шайнер перевел взгляд на Кейда и Брентли, которые медленно подошли и встали за моей спиной, подтверждая мое решение раскрыть ему правду: мы не просто компания мажоров–заучек, пытающихся пройти последний год в этой душной школе–интернате через пранки и прогулы.
На самом деле, мы пытались растянуть этот год как можно дольше, потому что после нас ждала лишь украденная свобода и постоянная опасность на горизонте.
Я бросил быстрый взгляд на Кейда и Брентли через плечо, прежде чем начать:
– Мой отец отправил меня в Святую Марию не просто чтобы избавиться от меня, как у большинства здешних студентов. Я здесь от его имени. Мы все здесь.
Произнести это вслух было невыносимо. Не то имя, которым он прикрывался, делая «вклады» в приюты и благотворительные фонды. Не то имя, что красовалось на чеках пожертвований. Нет – то имя, от которого у людей пробегали мурашки по коже. Имя, которое мне предстояло унаследовать, хотя одна мысль об этом разрывала меня надвое.
– Твой... отец? – Шайнер приподнял бровь.
– Да. Мой отец... Охотник.
Когда Шайнер наконец подобрал свою челюсть с пола раздевалки и более–менее осознал услышанное, мы вчетвером выбежали на поле, сжимая клюшки.
Воздух был густым от тумана, солнце полностью скрылось за плотной пеленой облаков. Бутсы вязли в раскисшей земле, и комья грязи летели в сторону соперников при каждом резком движении.
Мы уже отыгрывали второй квартал, и я как раз начал входить в ритм, на секунду забыв о назойливом голосе отца в голове и его греховных угрозах отправить Джека в Ковен.
Как вдруг Шайнер оказался за моей спиной с клюшкой в руках, его взгляд был прикован к защитнику на другой стороне поля.
– Блять, не могу поверить, что твой отец – это Охотник. Типа... – Он судорожно глотнул воздух, готовясь сделать рывок. – Тот самый гребаный Охотник. Чёрт, Исайя...
Я заметил отражённую в складках вокруг его глаз тревогу и лишь покачал головой.
– Да забей, – буркнул я. – Соберись, блять. Мы проигрываем два очка.
Я отмахнулся от его непреднамеренной жалости, делая вид, что то, что мой отец – Охотник, не такая уж большая новость. Но это было не так. Боже, это была пиздец какая новость.
Моего отца боялись почти все.
Когда люди произносили его имя вслух, их бросало в дрожь. Смерть следовала за ним по пятам. Он убивал людей. Он убивал их прямо у меня на глазах. Я чувствовал, как чужая кровь брызгает мне на лицо, пока он сжимал в руке холодный ствол. Тот самый ствол, который позже продаст в своем многомиллионном подпольном бизнесе.
Люди знали это имя, даже если никак не были с ним связаны. Загадочный Охотник становился центром новостей в большинстве случаев, пока мой отец спокойно сидел и смеялся. Я был уверен, что власти давно махнули рукой, пытаясь связать это имя с реальным лицом.
Я отогнал эти мысли, когда Шайнер резко кивнул и рванул вперед, ловко сделав кросс–чек игрока вдвое крупнее себя. Тот грохнулся на землю, а грязь веером разлетелась по белому джерси Шайнера. Я оскалился.
Вот это я понимаю. Нахуй будущее.
Видеть, как Шайнер валит мажора из вашингтонской школы, было именно тем, что вернуло меня в настоящее. Их самая большая проблема – облажаться перед своими девчонками на матче. Моя же? Удержать брата подальше от ада и не сорваться самому, пока я ищу выход для нас обоих. Но сейчас я сосредоточусь на игре.
После того как Шайнер выбил мяч у противника, Брентли подхватил его и рванул к противоположной стороне поля. Я шел следом, отбрасывая плечом слишком назойливых защитников. Взгляд машинально скользнул к трибунам – в пятый раз за последние полчаса я поймал глаза Джеммы. Она сидела на том же месте, между Слоан и Мерседес, выделяясь, как больной палец. Пока остальные девчонки болтали и хохотали, запрокинув головы, она была словно в трансе, не отрываясь следя за игрой.
За мной.
Даже на расстоянии я чувствовал ее пристальный взгляд. Легкие сжались от этого осознания – новое для меня ощущение, но это тот огонь, который я готов разжигать снова и снова.
Ведь впервые за долгое время я чувствовал не только леденящее оцепенение и привычную настороженность. Джемма, эта «Хорошая Девочка», дала мне искру надежды, что я смогу защитить Джека – и я не испытывал ничего подобного целую вечность.
Кажется, последний раз я позволял себе чувствовать что–то кроме всепоглощающей ярости еще до того, как Джейкоби бросил меня наедине с нашим ебнутым отцом.
Шлепок по спине вернул меня в реальность.
Звуки матча обрушились на меня – шлепки мокрых клюшек, хлюпающая грязь, легкий дождь, покалывающий кожу рук.
– Это ты мне говорил не отвлекаться? – Шайнер стукнул меня клюшкой по плечу. Будь мы не в игре, я бы ответил тем же и отправил его в нокдаун. – Сам сосредоточься. Не переживай, Джемма никуда не денется. А Бэйн уютно устроился на верхних трибунах и пялится на Кэлли. Он даже не смотрит в ее сторону.
Я вздохнул, хоть и знал: Бэйн следит не только за Джеммой.
Но и за мной.
Мудак.
Глава 26
Джемма
Лакросс, пожалуй, был самым захватывающим зрелищем, которое я когда–либо видела.
Игроки с непоколебимой решимостью на лицах преследовали мяч, тяжелыми шагами вздымая комья грязи и травы, мечась от одного конца поля к другому. Их руки напрягались, когда они использовали клюшки – и для защиты, и почти как оружие, направляя мяч в нужную сторону поля.
Это было завораживающе. Весь этот опыт. От сидения на трибунах в любимых черных джинсах и одолженной у Слоан футболке команды по лакроссу, с двумя новыми подругами по бокам – до звуков аплодисментов, криков болельщиков и свистков, возвещающих конец матча.
Все это было так... нормально.
Крошечное семечко счастья укоренилось во мне, и я уже не могла сопротивляться его ростку, когда Слоан и Мерседес потащили меня к ограждению, отделяющему поле от трибун.
– Что мы делаем? – Спросила я, пока подруги неотрывно смотрели на левую сторону поля.
Я последовала за их взглядами и увидела, как игроки снимают шлемы, вытирая капли пота со лбов.
Мерседес мечтательно вздохнула, подперев подбородок рукой. Она облокотилась о мокрую ограду, даже не глядя на меня:
– Разглядываем парней из вашингтонской школы.
– А... – протянула я, машинально пробежавшись взглядом по каждому.
Слоан фыркнула:
– Сомневаюсь, что Джемму интересуют тамошние мальчики, Мер.
Я закусила губу, пожала плечами:
– Ну, ничего так, наверное...
А потом мой взгляд сам переметнулся на сторону Святой Марии – и я невольно начала сравнивать.
Помимо одинаковых джерси (хоть и разных цветов) и блестящей от пота и дождя кожи, команды не имели ничего общего.
Наши казались выше, мощнее, крупнее. Широкие плечи, гордо поднятые подбородки. Каждый – даже незнакомцы – выглядел решительным. Но решительным в чем? Матч–то они уже выиграли...
Сердце екнуло, когда я заметила Исайю в конце скамейки – он что–то обсуждал с Кейдом, Брентли и Шайнером.
Он провел рукой по темным волосам, с которых стекал пот, и медленно встряхнул головой. А затем... я перестала существовать.
Его рука скользнула под джерси, обнажив рельефный пресс. Голова запрокинулась назад – будто он разминал плечо – а затем он медленно повернул шею, заставив кадык плавно скользнуть вверх–вниз.
У меня перехватило дыхание. Ноги вспыхнули жаром. Он был... чертовски привлекательным.
В груди что–то сжалось, но я не могла отвести взгляд. Исайя был пугающе красив.
За несколько месяцев в Веллингтоне я едва замечала парней – слишком была поглощена новым миром вокруг. Но здесь, вдали от дома... Я видела все. И это странное щемящее чувство внизу живота было невозможно игнорировать.
– Джемма! – Игриво–громкий голос Слоан заставил меня вздрогнуть.
Я поспешно убрала прядь каштановых волос за ухо, ощущая, как жар разливается по щекам. Порыв прохладного влажного ветра обвил нас, но ничуть не охладил пылающую кожу.
– Что?
Обе рассмеялись, но тут же замолчали, услышав мокрые шаги по траве. Мы разом повернулись к группе парней в болотно–зелёной форме, приближающихся с поля. Их лица расплылись в самодовольных ухмылках.
– Привет, – кивнул очевидный лидер группы. – Понравился матч, красотки?
– Ещё как! – Раздался голос за нашей спиной. – Отлично сыграли.
Блондин с влажными волосами заглянул за наши плечи – и его глаза оживились.
– Спасибо, прелесть, – прозвучало так явно заигрывающе, что даже я это поняла. Мы втроем обернулись, чтобы увидеть адресата.
– Типично, – буркнула Слоан, поворачиваясь спиной к Кэлли. – Она уже переспала со всей школой, теперь охотится на новеньких.
Я шепотом ответила, хотя Слоан явно не стеснялась говорить о Кэлли громко:
– Но в чем смысл, если они уедут после матча?
Мерседес вмешалась:
– Ей нужен просто быстрый секс. У Кэлли нулевая самооценка – она использует парней, чтобы заполнить пустоту. Она сделала паузу, отстраняясь. – Не то, чтобы я осуждала... но выглядит это именно так.
Не успели мы опомниться, как светлокожий голубоглазый игрок уже перепрыгивал ограждение – и они с Кэлли скрылись за трибунами.
Щекотливое чувство любопытства заползло мне в голову, когда я отвернулась. На миг представила: каково это – быть ею? Девушкой, которая не боится быть с парнем вот так...
Я даже не знала, каково это – целоваться по–настоящему.
Точнее, не с тем, с кем хочется.
Не с тем, от кого мурашки бегут по коже...
Не с Исайей.
Слоан и Мерседес направились к группе парней у ограждения, и я нерешительно последовала за ними, любопытствуя, как они себя поведут.
Мои губы будто слиплись, когда Слоан, накручивая прядь волос на палец, рассмеялась чьему–то шепоту на ухо, а Мерседес застенчиво улыбнулась, покраснев.
Змея зависти сжала мне горло.
Мне тоже хотелось так – легко привлекать внимание, флиртовать, чувствовать себя уверенно. Но смогла бы я?
Сердце застучало чаще, когда один из парней – с темно–каштановыми волосами и щетиной – начал приближаться ко мне. В панике я бросила взгляд на подруг, но тут кто–то прокашлялся.
Исайя.
По спине пробежали мурашки от его внезапного появления. Когда он успел подойти?
– Чего удумал, Грейвс? – Он приподнял бровь, но тут же перевел взгляд на меня. – Привет, Джемма. Понравился матч?
Мерседес и Слоан резко замолчали на полуслове, уставившись на меня. Кейд с подозрением посмотрел на Исайю, и я вдруг ощутила на себе десятки глаз. Снова.
Глаза Исайи были мягкими и располагающими, и в них читался тот же взгляд, что я заметила раньше, когда он приглашал меня на игру. «Доверься мне» – казалось, витало в воздухе между нами.
Я невольно сделала шаг ближе к ограждению. Он все еще был в запачканном травой и грязью джерси. Уголок его губ дрогнул – едва уловимое одобрение, – но вдруг взгляд Исайи резко переметнулся на парня из Вашингтон Хай, а затем – на трибуны у меня за спиной. Глаза сузились.
Непонимание сковало меня, когда я уловила, как меняется его выражение лица. Кейд приблизился, его взгляд тоже застыл на чем–то позади меня, внезапно ожесточившись.
Я уже начала оборачиваться, но Исайя вдруг облокотился на перекладину между нами. Его губы дрогнули в полуулыбке, когда он наклонился, откидывая мои отсыревшие волнистые волосы с плеча.
– Э–э…– я издала невольный звук, когда его рука скользнула в задний карман моих скинни.
Все тело загудело от разряда, пробежавшего вниз по ноге и обратно к сердцу.
Мне нравилось, когда он касался меня.
Он пах дождем и свободой – почему–то это успокаивало.
– Я знаю, ты в замешательстве, но просто доверься мне.
Пауза. Мне показалось, его губы коснулись моей кожи.
– Пожалуйста.
Неуверенность сбила меня с ног. Только мысли начали проясняться, как Исайя снова прошептал на ухо: – Я поцелую тебя в щёку.
Дыхание застряло в горле – и прежде, чем я успела что–то понять, его губы коснулись моей скулы. При всех.
Я стиснула зубами собственную губу, чтобы не позволить себе улыбнуться. Не фальшивой улыбкой – настоящей, вырванной из самых глубин души. Именно поэтому следом пришло раздражение.
Хотелось спросить, какого чёрта он себе позволяет, почему трогает меня, будто я его собственность...
Но, Боже, тайная часть меня обожала это.
Слишком сильно. И это странное наслаждение затмило даже страх, что Ричард узнает, будто кто–то осмелился прикоснуться ко мне. Поцеловать. Пусть даже в щёку.
Но прежде, чем я собралась с мыслями, Исайя резко отстранился, выдернув руку из моего кармана.
– Встретимся у раздевалки через двадцать минут. Пойдём в библиотеку на занятия.
Он сделал шаг назад, создав между нами безопасную дистанцию.
Я моргнула, пытаясь вернуть землю под ногами.
– Да... да, – выдохнула я, наконец отпустив губу.
Что за чертовщина творилась?
Да, я была наивной. Неопытной. Но это замешательство явно выходило за рамки простой социальной неуверенности.
Исайя кивнул мне, как вдруг за моей спиной раздались шаги. Оглянувшись, я увидела миссис Дьюнс. На ее лице играла мягкая улыбка, когда наши взгляды встретились. На ней была такая же футболка команды по лакроссу, как у меня, но с серебряными серьгами–клюшками, покачивающимися на мочках.
Ее взгляд скользнул к Исайе, и она бросила на него странный, почти многозначительный взгляд, прежде чем вздохнуть и направиться к боковому входу школы.
В этот момент вдалеке раздался крик, перехватив всеобщее внимание. Парни из вашингтонской школы, узнав свой «клич», начали прощаться со Слоан, Мерседес и другими девушками из компании Кэлли – не забыв оставить номера – и двинулись к выходу.
Тот самый, что заговаривал со мной до появления Исайи, насмешливо поднял подбородок в его сторону. На мгновение между ними повисло напряжение – затем вся команда развернулась и зашагала по мокрой траве прочь.
Я нахмурилась ещё сильнее, когда Слоан перегнулась через ограждение и уставилась на меня:
– Так Исайя только что сказал, что ты будешь с ним заниматься?
Я открыла рот, но тут между нами втиснулась МэриЭнн, одна из ближайших подруг Кэлли:
– Эм. Исайя Андервуд только что поцеловал тебя в щёку? При всех? Значит, в том блоге правда? Вы... типа, пара?
– Что? Нет! Я просто... занимаюсь с ним. Вот и всё.
Это, конечно, не объясняло поцелуй, но разбираться с этим я собиралась позже, когда мы останемся наедине.
Белокурые кудри МэриЭнн радостно подпрыгнули, когда она облокотилась спиной на ограду:
– Логично. Ты явно не в его вкусе.
Укол досады пронзил меня, когда Слоан фыркнула:
– И с чего ты взяла, что Джемма недостаточно хороша для него, МэриЭнн?
Та замотала головой:
– Нет–нет, я не это имела в виду...
Мерседес наклонилась ко мне:
– Джемма потрясающе красива, и она...
– Опаздывает.
Директор Эллисон возник будто из ниоткуда. Я вздрогнула и резко развернулась, ударившись спиной о сетчатое ограждение.
Наши взгляды встретились – и реальность накрыла меня с головой.
Сегодня понедельник.
Понедельник, семь часов вечера.
Я должна звонить домой каждый понедельник в одно и то же время, а Ричард не любит ждать.
Чёрт. Как я могла забыть?
Страх заполз в жилы, превращая всю радость последних минут в камень.
– Пошли.
Голос директора не звучал строго или зло, но в нём чувствовалась осторожность – верный знак, что ему уже позвонили с требованием объяснить моё опоздание.
Ричард, наверное, сидел у телефона, и как только стрелки перешли на 7:01...
Он набрал номер директора.
И пригрозил.
Возможно, его жизнью.
Глава 27
Исайя
Пар из раздевалки окутал меня так густо, что я почти надеялся улизнуть незамеченным – схватить вещи и выскользнуть к Джемме, избежав лишних вопросов. После того как я швырнул Шайнеру в лицо: «Мой отец – тот самый псих по прозвищу Охотник», – времени на объяснения насчёт сделки с Джеммой не осталось. И когда я обращался с ней так, будто она значила больше, чем любая другая девчонка здесь, Кейд чуть не взорвался от любопытства. Но всё изменилось, когда я заметил Грейсона. Из вашингтонской школы. Меня коротнуло от того, как он на неё смотрел, но волна ярости быстро затопила эту искру. Я взял ситуацию под контроль. Грейсону не было дела до кого–либо в этой школе, и он это знал. Его отец был таким же врагом моей семьи, как и отец Бэйна. А значит, между нами – конфликт интересов. Что моё – то моё. И он не смел даже приближаться к кому–либо в Святой Марии. С Бэйном мне уже хватало проблем. Грейсону соваться сюда было смерти подобно.
Я отбивался от Кейда, пока смывал пот и грязь в душе, но в конце концов он загнал меня в угол. Пришлось объяснять. Уже скоро комендантский час, а у меня нет времени трепаться, как старушкам в парикмахерской, о том, что я вытворял с Джеммой.
Только я надел черные вансы и собрался уходить, радуясь, что меня наконец оставили в покое, как ладонь Брентли обрушилась на мое плечо, сжав воспаленную трапецию. Я взвыл от боли, схватил его за руку и вывернул пальцы, пока он не закричал и не наклонился вперед, зажимая почти сломанную кисть.
– Не трогай меня, блять, Брентли. Я и так еле живой.
Он выпрямился, красный от злости, но быстро взял себя в руки:
– Так объяснишь про тебя и Джемму? Что это было?
Я взглянул на Кейда, и тот тут же поднял руки:
– Я ничего не говорил.
Как, блять, новости так быстро разносятся в этой школе? Брентли даже рядом не стоял, когда я наклонился и поцеловал ее. Эту мягкую, розовую, чертову щеку.
Шайнер тут же встрял:
– И теперь ты метишь на новенькую при всех? Сначала твой отец, теперь это?
Он саркастично хмыкнул и сбросил полотенце, совершенно не стесняясь окружающих. Я поморщился, отводя взгляд:
– Шайнер, никому не интересен твой член.
– Пфф, меня не зря зовут Однофразовый Шайнер, Исайя. Все мечтают на него взглянуть.
Воцарилась пауза, после чего Брентли покачал головой:
– Я подумал... и нет, всё еще не хочу.
Кейд тихо усмехнулся, натягивая футболку. Мы дружно проигнорировали Шайнера, пока он одевался.
– Но серьезно, – Брентли не отступал. – Зачем ты устроил этот цирк? Хочешь, чтобы Бэйн снова к ней пристал? Мы все знаем, что в субботу он проявил себя только потому, что видел, как ты с ней общаешься.
В раздевалку зашли другие игроки, вытираясь после душа. Я скользнул по ним взглядом, затем перевёл глаза на остальных Бунтарей.
– Она репетитор, потому что я на испытательном сроке у Комитета. – Пожал плечами. – Что до остального...
Намеренно замолчал, кивнув полузащитникам:
– Неплохо сыграли, – буркнул и направился к выходу. – Объясню позже.
Лгать не буду – у меня действительно был порыв перепрыгнуть ограждение и притянуть Джемму за талию, стоило мне увидеть, как Бэйн и Грейсон смотрят на нее, будто она кусок мяса. Но главная причина моего спектакля была в другом – им нужно было показать их место. По крайней мере, так я себе это объяснял. С Грейсоном всё постепенно затихнет – он редко появляется рядом с Джеммой, чтобы быть реальной угрозой. Но Бэйн? Тут только два варианта: держаться подальше и надеяться, что он забудет свою игру – использовать её, чтобы добраться до меня, или приблизиться к ней ещё больше – и гарантированно отвадить его.
Я знал Бэйна. Знал его игры. Часто предугадываю его ходы раньше, чем он их делает. Я видел, как он смотрел на неё... потом на меня. В его глазах мелькнула искра азарта. Рычаг. Он хотел найти, над чем доминировать. Становилось очевидно: Бэйн ненавидит меня не за то, кто я в этой школе… А за то, кто я за её стенами.
Он сказал Джемме, что знает меня. И, возможно, это не блеф.
Я не мог всерьёз рассматривать Джемму как что–то большее, даже если кровь бурлила в её присутствии. Она не могла быть моей девушкой. Даже близко. И нет, я не «метил на неё», как сказал Шайнер. Я вообще не метил ни на кого – не только потому, что ни одна не удерживала мое внимание надолго, но и потому, что никогда не позволил бы себе чувствовать нечто подобное.
Иметь девушку или даже просто отношения, выходящие за рамки поверхностных, не было в моих картах. На это был полный запрет. Это стало бы ни чем иным, как ловушкой. Могут ли люди влюбляться? Конечно. А я? Нет. Я не позволил бы себе такой роскоши, потому что это означало бы еще одного человека, который может запутаться в паутине очень опасного и незаконного дерьма.
Моя собственная мать стала жертвой в игре моего отца, и даже в девять лет, когда я был ещё чертовски наивным и впечатлительным, я знал – не подвергну другую женщину такому. Не влюблюсь и не втяну невинное существо в мир лжи и боли – почти всегда эмоциональной, но иногда и физической тоже.
Ком застрял в горле, когда обрывки воспоминаний хлынули при звуке хруста маминых костей. Тот самый крик о помощи, что сорвался с моих губ годы назад, едва не вырвался вновь – но я лишь сжал кулаки до побеления костяшек и выдохнул.
Я позабочусь, чтобы после отмены испытательного срока наши пути с Джеммой разошлись. Так не останется даже намёка, что она что–то для меня значила.
Потому что не значила. Она всего лишь средство для цели. Миг надежды, что Джек будет в безопасности – пока что.
Но тогда почему я так яростно её защищаю?
Захлопнув довольно резко дверь раздевалки, я осмотрел коридор – Джеммы нигде не было. Это крыло построили всего несколько лет назад, когда мой дядя стал директором. Раньше в Святой Марии не уделяли внимания спорту, но дядя убедил Комитет: «Спорт помогает выплеснуть агрессию, которую носят в себе большинство наших студентов». Отсюда и круглогодичный сезон лакросса. Даже в межсезонье мы играем с соседними школами – якобы «чтобы у учеников была мотивация».
После того как я осмотрел коридор, я толкнул распашную дверь и столкнулся с огромными грозовыми тучами и легкой моросью дождя. Я пробежался по тротуару, мимо трибун, и направился к заднему входу школы, открыл дверь с латунной ручкой и проскользнул внутрь с еще более мокрыми волосами. Резким движением головы я отбросил промокшие пряди, дал глазам привыкнуть к полутьме, пока не заметил Слоан и Мерседес в нескольких ярдах от меня.
Но не Джемму?
Мерседес как раз собирала свои дикие спиральные локоны в пучок, когда я подошел к ним, и ее щеки мгновенно порозовели.
– Где Джемма? – Спросил я, игнорируя ее румянец.
Слоан посмотрела с подозрением, прищурив глаза.
– Она ушла с директором.
Она отвела взгляд, будто скрывая своё беспокойство. – Она выглядела...
– Испуганной, – быстро вставила Мерседес, впервые за всё время глядя мне прямо в глаза.
Странная тревога болезненно сжала грудь, но я равнодушно отмахнулся от этого чувства. Холодный ветерок обвил наши лодыжки, когда дверь открылась, пропуская Кейда и Брентли. Где Шайнер – понятия не имел, но, скорее всего, он прилип к чьим–то тёплым губам.
Внимание сразу переключилось на Слоан, которая тихо зарычала при виде Кейда. Затем она повернулась ко мне:
– Я пойду поищу Джемму.
– Нет.
Она резко приподняла темные брови, и ее короткие волосы качнулись на плечах от резкого движения головы.
– Прошу прощения?
Я наклонил голову в сторону ржавых часов над аркой:
– Сейчас почти 7:30, а в дни игр комендантский час. К тому времени, как вы возьмете что–то в столовой, вам уже нужно будет возвращаться в комнаты. Я найду ее. У нас скоро занятия.
Слоан иронично приподняла дугой бровь:
– Да–да... занятия.
Мерседес робко вставила:
– Но разве вы не попадёте в неприятности, если будете нарушать комендантский час, как и мы?
– Комитет разрешил нам с Джеммой заниматься по вечерам после лакросса – даже после комендантского часа.
Слоан закатила глаза:
– Мер, разве Исайя когда–либо заботился о неприятностях?
Кейд вступил в разговор, как только я повернулся и зашагал по коридору:
– Хотите, я принесу вам что–нибудь из столовой? Он прав – комендантский час скоро.
Слоан не заставила себя ждать:
– Нам ничего не нужно от тебя, Кейд. Все знают, что ты исчезаешь, когда в тебе нуждаются.
Я едва сдержал смех – обычно Бунтари не получают отказов. Видеть Кейда оскорблённым было бы чертовски забавно... если бы не причина, по которой Слоан его ненавидела.
Даже не оборачиваясь, я знал: его лицо стало пепельно–серым. Он понимал её ненависть – и это сводило его с ума.
Повернув за угол длинного холла, я остался один. Скоро все разойдутся по своим корпусам: мальчики налево, девочки направо.
С пятницы от отца не было вестей, но я отчаянно ждал хоть слова от Джека – просто чтобы убедиться, что с ним всё в порядке.
Я не доверял отцу, а мать... её слова давно ничего не значили.
Доставая телефон, я быстро написал Джеку и сунул его обратно в джинсы.
Дверь кабинета дяди была закрыта. Прильнув лбом к массивной древесине, я прислушался.
Жёсткий голос доносился изнутри:
– Ты занималась? Или делала то, на что я никогда не дал бы согласия?
Я нахмурился, пытаясь понять смысл вопроса. Но когда вместо дяди ответил нежный голос Джеммы, моё лицо исказилось ещё больше:
– Да, сэр. Я занималась.
Мужской голос, который я предположил принадлежал судье Сталларду, не смягчался:
– Ты одна? Где директор?
Пауза со стороны Джеммы:
– Он здесь, со мной.
– И как часто ты бываешь в его кабинете одна, юная леди?
Ледяная язвительность в его тоне заставила мои плечи напрячься, а зубы – стиснуться. Было очевидно: Джемма боится дядю, сколько бы она ни отрицала этого.
Он не пугал меня, но я понимал, почему внушал страх ей – даже по одному лишь голосу.
Дыхание перехватило от ярости при мысли, что кто–то может её пугать. Первичный инстинкт требовал ворваться в кабинет и вырвать телефон из рук Джеммы.
Джемма не замедлила с ответом дяде:
– Только чтобы позвонить вам.
– Не уверен, что верю тебе, – прошипел он.
Я уже собирался повернуть ручку, давая понять, что Джемма не наедине с директором, как вдруг дверь распахнулась. Мой дядя выскочил наружу с покрасневшим лицом, заметно взвинченный.
Он резко захлопнул дверь, мельком окинув меня взглядом – будто знал, что я подслушиваю – и прильнул ухом к дереву, точь–в–точь как я.
Ну и дерьмо. Теперь я знал, откуда у меня эта привычка.
Дядя раздражённо закатил глаза, ослабляя галстук, пока мы оба слушали, как Джемма говорит с дядей (телефон всё ещё был на громкой связи):
– Директор только что вышел. Я теперь одна. Здесь ничего такого не происходит. Я соблюдаю все правила: возвращаюсь в комнату до комендантского часа и делаю всё, что вы требуете.
Джемма говорила, что её дядя строг – она не врала. Он звучал как настоящий ублюдок, если честно. Он мне не нравился.
– Хорошо, – его голос прозвучал хрипло, и на другом конце провода раздался глухой стук, будто лёд застучал по стеклу бокала – вероятно, наполненного янтарной жидкостью. Этот звук я знал как свои пять пальцев. – А твоё рисование? Ты перестала делать эти наброски, да? Если я услышу, что ты снова рисуешь эти...
– Я не рисую. Вы попросили меня остановиться, и я остановилась.
Что–то громко стукнуло на его конце провода, и я снова нахмурился, пытаясь понять, что происходит.
– Ты только что перебила меня?
– Я... я... – голос Джеммы дрогнул, и я невольно взмолился, чтобы она проявила к нему ту же огненную стойкость, что и ко мне.
Кто он вообще такой, чтобы разговаривать с ней подобным образом?
Меня почти рассмешила эта мысль. Я знал таких мужчин. Знал настолько хорошо, что в глазах темнело от ярости. Он говорил точь–в–точь как мой отец – опьянённый властью и жаждущий насилия.
– Простите, – наконец выдавила она, и та самая трещина в груди словно разверзлась пустотой.
– Простите? – Передразнил он. – Простите...
Его слова повисли в воздухе, будто намёк на что–то, известное только им двоим. Я встряхнул головой, прижатой к двери, пытаясь лучше понять его мотивы, как вдруг наполненный страхом голос Джеммы стал ледяным и пустым:
