Текст книги "Хорошие девочки никогда не бунтуют (ЛП)"
Автор книги: С. Дж. Сильвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
Глава 45
Джемма
Едва директор оставил меня одну посреди шумного костра, я в панике начала искать в толпе Мерседес – Слоан ведь наказана, – но вдруг замерла на месте. Сквозь языки пламени в меня впился пронзительный взгляд Исайи. Искры танцевали на ветру, поднимались к небу и гасли в темноте. Лишь хруст листьев под ботинками выдавал, что я двигаюсь к нему, а не ищу Мерседес.
Что я делаю?
Его глаза вспыхнули ярче, когда уголки губ дрогнули. На правой щеке появилась едва заметная ямочка – редкое явление. Обычно она возникала только в библиотеке, когда мы притворялись занятыми, а он отпускал колкости в ответ на мои упрёки о невыполненном домашнем задании. Ему, может, и не нужен был репетитор, но пинок под зад для выполнения работ – определённо да.
– Привет, – сказал он, сжимая в руке телефон. Казалось, он не шелохнулся за всё время, пока я шла к нему.
– Привет, – прохрипела я и тут же прочистила горло.
– Что так долго? – Исайя бросил взгляд за мою спину, всё ещё не убирая телефон. – Я уже начал волноваться.
Что–то тёплое кольнуло в груди, когда он сделал шаг вперёд.
– Боишься завалить экзамены без репетитора? – Я ухмыльнулась.
– Я волновался совсем не поэтому. – Его взгляд скользнул к моим губам, и вся моя лёгкость мгновенно испарилась, сменившись чем–то тяжёлым и тревожным.
Я перевела взгляд на костёр, скользнув глазами по одноклассникам – все они были в фирменной форме для лакросса, тогда как я осталась в школьной форме – и остановилась на Бэйне. Он стоял вполоборота к нам с Исайей, но не смотрел в нашу сторону. Хрупкая блондинка обвилась вокруг него, положив голову ему на плечо, и мне стало интересно, что она нашла в этом типе, которому нельзя доверять.
Исайя встал рядом, яркий экран его телефона освещал лицо, пока он набирал сообщение. Я мельком взглянула на экран, прежде чем снова обратиться к костру и объяснить своё опоздание:
– Контрольный звонок с дядей. Поэтому задержалась.
Краем глаза я заметила, как плечи Исайи напряглись. Белая футболка, облегающая его широкие плечи, только подчёркивала эту скованность. Я наклонилась вперёд и увидела, что Брентли тоже уставился на костёр, но его челюсть двигалась так, будто тикает бомба. Для Брентли это было привычно – он всегда казался немного на взводе. Но чтобы оба? После упоминания о дяде? Это уже казалось подозрительным. Они обычно отлично контролировали язык тела – сдвиг был едва уловим. Но предположения Слоан оказались верны: у Бунтарей действительно были секреты. Часть их загадочности.
– Ах да, – произнёс Исайя спустя несколько секунд. – Сегодня понедельник.
– Ага, – ответила я, выкидывая из головы мысли о разговоре с Ричардом. Беседа вышла короткой. Парочка завуалированных угроз, когда он поинтересовался моими успехами в учёбе. Напомнил о приближающемся дне рождения – как будто я могла забыть – и всё. Единственный плюс – на этот раз он не заставил меня называть его «папочкой», и это было облегчением. Хотя я знала, что директор Эллисон слышал это в прошлый раз, повторить это при нём было бы слишком неловко. Он бы начал задавать вопросы. Вопросы, на которые я не стала бы отвечать.
– И как прошёл разговор? – Спросил Исайя. По коже пробежал тёплый румянец, и дело было вовсе не в том, что костёр разгорался всё сильнее. Я отступила на шаг назад, листья снова захрустели под ботинком. Исайя повторил моё движение, сохраняя дистанцию.
– Всё в порядке.
Он саркастично хмыкнул: – Посмотри мне в глаза и повтори это.
Медленно повернув голову, я встретила его пронизывающий взгляд. Подбородок, будто высеченный из гранита, был гордо поднят, а глаза сверкали с такой силой, словно он пытался проникнуть внутрь и вытащить все мои секреты по одному. Я долго всматривалась в его лицо, прежде чем снова солгать:
– Всё в порядке.
У него дёрнулась скула.
– А я–то думал, хорошие девочки не лгут.
Из моего рта вырвался смешок, когда я отвернулась к костру. Не понимала, как он умудрялся заставить меня улыбаться сразу после мыслей о Ричарде, но вот так вот бывало. Если бы только я могла забрать его с собой, когда уйду… Может, тогда смогла бы спать без этих чёртовых призраков прошлого.
Телефон Исайи снова завибрировал в его руке, а на губах заиграла лёгкая улыбка. В воздухе смешивались смех и запах горящего дерева, и мне казалось, будто грудь раскалывается от света. Исайя смотрел на экран, всё ещё улыбаясь, а я отвела взгляд, внезапно осознав, как мне повезло стоять здесь, под звёздами и луной, с огромной школой за спиной – школой, которая давала такое чувство безопасности, что я едва могла его осознать. Здесь я чувствовала себя в безопасности.
Не чувствовала подобного с тех пор, как ушёл Тобиас. Да и до этого, если честно, тоже не особо.
Это не будет длиться вечно, но с каждым днём это место всё больше напоминает дом. И от этого становилось тепло. Хотя бы на секунду.
– Джек? – Голос Исайи прорезал счастье, пульсировавшее у меня в крови, и в одно мгновение оно испарилось.
Когда я снова повернулась к нему, то увидела, как с его лица сходит кровь. Здоровый румянец, ещё секунду назад игравший на щеках, исчез, сменившись пепельной бледностью, а в чертах проступила чистая паника.
– Исайя? – Позвала я, даже не осознав, что уже протянула руку и коснулась его руки. – Ты... – Слова застряли в горле, не дав мне закончить. В его глазах, опустившихся на меня, читался ужас, а между бровей залегли тревожные складки.
– Мне нужен мой дядя.
Я не стала спрашивать. Быстро развернувшись, я заметила директора Эллисона, стоявшего с группой преподавателей у стола с напитками. Он был в середине предложения, когда я вклинилась, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри всё сжималось. Я видела это выражение раньше. Этот взгляд, полный страха и беспокойства. Видела его в зеркале слишком много раз. Я стояла рядом с Исайей, чувствуя то же, что и он.
Только я не понимала, с чем это было связано.
– Джемма?
– Исайя нуждается в вас. Сейчас.
Его плечи распрямились, когда он извинился перед коллегами, бросившими на меня подозрительные взгляды. Как только мы отошли на расстояние, где нас не могли услышать, он резко повернулся ко мне:
– Что случилось?
– Я не уверена. Но, кажется, это связано с Джеком.
Он замер на мгновение, затем тихо выругался. Мне хотелось спросить, кто такой Джек, но я сдержалась. Мы зашагали в такт. У меня было ощущение, что директор пытается сохранить вид полного контроля, но на самом деле он нервничал – от него исходил жар, а глаза лихорадочно выискивали Исайю среди толпы у костра.
– Где он?
Я забеспокоилась, озираясь по сторонам. – Он был вот... – Мой взгляд поймал едва заметный кивок Брентли в сторону леса. Я не понимала, зачем такая секретность, но была уверена – на то есть причина.
Я кивнула, легонько коснувшись руки директора, прежде чем сорваться вниз по травянистому склону. Он последовал за мной через несколько секунд – как раз после того, как Брентли громко крикнул что–то о завтрашней игре, переключив на себя всеобщее внимание. Не знаю, был ли это заранее спланированный отвлекающий маневр, но, судя по всему, так и есть. Со стороны ведь должно выглядеть странно – директор, бегущий за ученицей в темный лес. Особенно с учетом здешней любви к сплетням. Я уже практически видела завтрашний пост в школьном блоге.
– Джек? Что происходит? Я плохо тебя расслышал.
Хруст листьев и треск веток под ногами уводил нас все глубже в лес. Несколько веток оставили царапины на моих голых бедрах – я снова мысленно поругала себя за то, что не переоделась после уроков. Как только мы отдалились от костра, по коже побежали мурашки, а когда я услышала еще большую панику в голосе Исайи, меня буквально передернуло.
Что–то было не так. Что–то куда более серьезное, чем ночные вылазки Бэйна.
Директор Эллисон схватил меня за руку, когда я споткнулась о корягу. – Давай я помогу.
Его хватка не была сильной, но он не отпускал меня, пока мы шли дальше. – Исайя?! – Крикнул он, вглядываясь в туманную дымку, окутавшую лес. Глаза медленно привыкали к темноте, но впереди я все же разглядела высокую темную фигуру и рванула вперед, выскользнув из–под руки директора.
– Закройся в кладовке и запрись. – Исайя посмотрел на меня, и блеск его глаз буквально пронзил мне грудь. Его плечи на мгновение расслабились, но затем он сжал переносицу и зажмурился.
– Исайя? В чем дело? – Директор подбежал к нам, его взгляд скользнул по моей поцарапанной ноге. Мы переглянулись, но я отрицательно мотнула головой. Со мной все в порядке. А вот с Исайей – нет.
– Включи громкую связь.
Исайя замер, снова глянув на меня, но через секунду телефон лежал у него на дрожащей ладони, и тихий голосок пробивался из динамика: – Я у–уже в кладовке! Но она меня нашла, я убежал, и теперь слышу, как она опять ищет…
Директор Эллисон выругался.
– Исайя, где, черт возьми, Мэри?
– Я не знаю! Чёрт, я не знаю! Кейд уже звонил ей – она не отвечает! Боюсь, мама что–то с ней сделала... Джек сказал, что медсёстры куда–то вышли, и я не понимаю, где вообще все! Он совсем один!
Исайя балансировал на грани между ужасом и яростью. Его плечи были напряжены, вены на руках вздулись от того, как сильно он сжимал телефон, но голос звучал чужим – сломанным, растерянным, даже... беззащитным. Мне хотелось сделать шаг вперёд, дать ему понять, что он не один. Но я не двинулась с места, потому что на другом конце провода слышались тихие, прерывистые всхлипы – а там, в той темноте, кто–то действительно был один. И это, судя по всему, вселяло в директора и Исайю одинаковый леденящий ужас.
– Исайя, успокойся, – директор Эллисон шагнул вперед, попытавшись забрать телефон, но ледяной взгляд, брошенный в его сторону, заставил его поднять руки в успокаивающем жесте. Он провел пальцами по взъерошенным волосам, глядя на экран. – Джек? Это дядя Тэйт.
– Д–дядя Тэйт? Это... мама. Она думает... – на другом конце раздался оглушительный удар, и я непроизвольно шагнула вперед, прикрыв рот ладонью.
Глаза Исайи крепко зажмурились, когда он сдавленно прошептал: – Она не понимает, что это он. Льёт в его уши всю ту хрень про ту ночь. Кажется, она хочет сделать ему больно.
Директор схватился за виски, резко выхватив телефон из рук Исайи.
– Успокой его, – бросил он мне, прежде чем заговорить в трубку: – Джек, слушай меня очень внимательно, хорошо? Мы сейчас сыграем в одну игру...
Глаза Исайи вспыхнули яростью, его кулаки сжались – и я сразу поняла этот взгляд. Тот самый, что был у него перед дракой с Бэйном. Тот самый, что появлялся у Ричарда, когда он хватал Тобиаса и удерживал его по несколько дней.
Ещё не осознавая своих действий, я уже бросилась вперед, встав между директором и Исайей.
Я прижала ладони к его рукам, заглядывая в лицо.
– Исайя, остановись. – Его челюсть напряглась, взгляд был устремлён за мою спину. – Если хочешь защитить Джека, дай дяде помочь.
Грудь Исайи тяжело вздымалась, когда я приложила руку к его сердцу. Под ладонью я чувствовала бешеный ритм, отчего в животе всё сжалось.
– Глубоко вдохни. Джеку нужен твой холодный разум. Поверь мне, дети чувствуют страх за версту. Ты будешь спокоен – и он тоже. – Его холодный взгляд вонзился в меня, мышцы лица всё ещё были скованы – сомневаюсь, что это напряжение когда–то отпустит. – Просто дыши и слушай.
Он сглотнул, ноздри раздулись. Горячее прерывистое дыхание обожгло мою кожу, и я одобрительно кивнула. Вот так. Голос директора прорвался сквозь наше напряжённое молчание: – Верно, Джек! Молодец. Проведи рукой по стене. Чувствуешь выступ?
– Да–да! Чувствую! – В голосе Джека уже было меньше страха, больше возбуждения.
Директор Эллисон выдохнул, прижав кулак к груди.
– Отлично! Надави на него – я знаю, у тебя сильные мышцы. Бьюсь об заклад, ты сильнее Исайи.
Прошло несколько секунд. Дыхание Исайи стало ровнее. Моя рука по–прежнему лежала на его груди – сердце всё ещё бешено колотилось, но я поняла: он не станет перепрыгивать через меня, чтобы отобрать телефон. Попыталась убрать руку – и замерла, когда Исайя накрыл её своей ладонью, прижимая к себе.
– Получилось! – Выпалил Джек.
– Залезай туда. Быстро. Это крутой секретный тоннель.
Взгляд Исайи метнулся к дяде, лицо его выражало полное недоумение.
– Я внутри! – Голос Джека звучал так, словно с него сняли гирю. – И что теперь?
Директор медленно развернулся, остановив взгляд на нас. Переступив через сломанные ветки, он провел рукой по лбу.
– Я еду за тобой.
– Что? – Рука Исайи выпустила мою, когда он шагнул вперед. – Но отец же...
– Я знаю. Но пока мы не найдем Мэри или медсестер твоей матери, у нас нет другого выхода.
В этот момент из–за деревьев выбежал Кейд, прижимая телефон к уху: – Мэри уже там. Говорит, твой отец разрешил ей выходной. Что он сам собирался дежурить всю ночь.
Из уст Исайи вырвался саркастичный, грубый смех, пока он сжимал себе затылок. – Я, блять, прикончу его.
Директор выхватил телефон у Кейда и теперь держал оба аппарата перед собой на громкой связи. Он начал одновременно инструктировать Джека и женщину по имени Мэри: – Да, знаешь те секретные ходы между библиотекой и кухней? Именно там он. Сначала найди Бет. Где медсёстры?
– Она их заперла снаружи. Я встретила их у входа, когда подъехала. Они со мной. Разберутся с Бет. Я заберу Джека.
На мгновение мы с директором замкнулись в странном взаимопонимании – даже не знаю, как я точно уловила его мысли, но поняла всё без слов. Это было горькое узнавание, в котором мелькнуло лицо Тобиаса. По нему я скучала. Сглотнув ком в горле, я отстранилась и вернулась к разговору с Исайей и Кейдом, готовая вновь погасить нарастающую в Исайе ярость.
– Какой, блять, здесь вообще смысл?! – Взревел Исайя, скрестив руки на груди. – Вся сраная причина, по которой я тут торчу, слушаю его бред и пляшу под его дудку – чёрт возьми, даже собираюсь возглавить семейный бизнес – это защита Джека. Но, блять, он даже договорённостей соблюсти не может? Не может потратить одну ночь дома с девятилетним сыном, чтобы уберечь его от...
Боль, исказившая лицо Исайи, была настолько сильной, что у меня в груди заныло. – От...
– Я знаю, Исайя, – шагнул к нему Кейд.
– Нет! – Он рванул руками по волосам, сверля его суженным взглядом. – Ты не знаешь. Она – чудовище, Кейд. Та ночь... сломала её. Вся кровь, что ты видел? Она текла из её головы. Она не в себе. Порой она нас даже не узнаёт. Никому из них нельзя доверить собственного ребёнка, а ведь раньше только ей и можно было! Господи, мне пришлось подкупать собственного отца, чтобы он защитил своего девятилетнего сына!
Я сделала шаг вперед.
– Родственные связи тут ни при чем.
Взгляды Кейда и Исайи так резко устремились ко мне, что я невольно вздрогнула. Мы замерли, молча глядя друг на друга, пока легкий ветерок с высоких сосен обвивал нас. Сглотнув комок тревоги, сковывавший меня, будто колючая лоза, я подняла подбородок.
– Некоторые люди просто... плохие. Они не видят разницы между добром и злом. Они искажены и... – я отвела взгляд в сторону, не решаясь смотреть на их лица, – Может, это последствия уродливого детства. Или они настолько ослеплены жаждой власти, что не замечают, как причиняют боль. А может, им нравится причинять боль. Или… – Я обхватила себя руками. – Или это болезнь, расстройство... что угодно. Но это точно не имеет отношения к родственным узам. Некоторые люди просто... больны. И поверьте мне – нет смысла пытаться это понять.
Кейд шагнул ближе, лунный свет, пробивавшийся сквозь ветви, скользнул по его лицу.
– Похоже, ты говоришь это из личного опыта, Джемма.
Я перевела взгляд на Исайю. Он стоял, опустив руки по швам, и смотрел прямо на меня – с выражением полнейшего поражения.
– Потому что так оно и есть.
Прежде чем кто–то успел что–то сказать, раздались шаги, и появился директор, сжимая в руках оба телефона. Его взгляд скользнул по мне, Кейду, затем остановился на Исайе. – Он с Мэри. С ним всё в порядке.
Глаза Исайи, будто осколки сверкающего стекла, впились в дядю.
– С ним не всё в порядке. Ни один ребёнок не должен через такое проходить.
Директор кивнул.
– Согласен. Как и ребёнок не должен слышать, как его брат бежит, спасая жизнь, на другом конце провода.
Меня будто подтолкнуло под дых. В тот момент, глядя на Исайю – на всю эту прекрасную, тщательно скрываемую за силой и гневом уязвимость, – меня осенило. Он мастерски прятал это. Но теперь я знала: я не единственная, чьё прошлое было настолько глубоким, что даже бездне не под силу его вместить. Не единственная, кто вступал во взрослую жизнь, неся на себе шрамы. Не единственная, у кого не было обычного, нормального детства. Да, наши истории различались, но это не значит, что моё было более изломанным.
Меня ограждали от чудовищ внешнего мира, поселив собственное, домашнее. Но Исайя был полной противоположностью. Его не оберегали. Я была уверена – он прожил тысячу жизней по сравнению со мной, и каждая следующая была опаснее предыдущей.
Его дрожащий от ярости голос разрезал сонную лесную тишину:
– Я не ребёнок. Чёрт возьми, я дальше от детства, чем кто–либо.
Директор упёр руки в бёдра, и его взгляд, скользнув по каждому из нас, приковал всеобщее внимание:
– Никто из вас не ребёнок.
Он посмотрел сначала на Исайю:
– Не ты, чьё детство прошло среди оружия, насилия, предательства и страха…
Голос его оборвался, прежде чем он перевёл взгляд на Кейда:
– То же касается и тебя. Особенно после всех твоих потерь.
Затем он взглянул на меня. Я отступила на шаг, желая раствориться в лесной темноте, чтобы никто не видел меня.
– А ты… С самой первой минуты в моём кабинете я понял.
Сердце забилось так часто, что я была уверена – все слышат, как прерывистые вздохи рвутся из моих лёгких:
– Что именно вы поняли?
– Что ты прошла через ад и не планируешь возвращаться.
Я сглотнула ком в горле, раздражённая тем, как легко он меня читал. Я ничего не понимала. Вообще ничего. В первую очередь – не понимала самого директора. Он был таким противоречивым. Или Исайя рассказал ему о моих планах? О нашей договорённости? Он догадался, что я собираюсь сбежать? Что вскоре исчезну из Святой Марии навсегда? Вряд ли – ведь это ударило бы по нему самому, разве нет? За недостаточный надзор за учениками? Хотела ли я подставлять его? Ричард непременно искал бы виноватых, и голову директора Эллисона положили бы на плаху первой.
Впереди взрыв смеха и свист – студенты явно разошлись не на шутку. Склон холма слабо освещался отсветами костра, когда Кейд направился туда, бросив через плечо: – Как бы мне ни хотелось остаться и порассуждать о том, какие мы все потерпевшие, я пойду назад, пока тренер не взбесился, что мы с Исайей пропали.
Исайя даже не пошевелился. Он смотрел на дядю с такой ненавистью, что меня пробрала дрожь.
– Я хочу убить его. – Злоба в его словах приковала меня к месту. Мускулы на висках пульсировали в темноте. – То же касается отца Кейда, отца Брентли и, чёрт возьми, даже Джейкоби, который бросил меня в трудную минуту.
Директор молчал, его лицо оставалось бесстрастным. Даже в кромешной тьме я видела – он был абсолютно спокоен. Взгляд Исайи на миг встретился с моим, прежде чем он снова уставился на дядю: – И судью Сталларда тоже.
Меня будто ударило под дых, когда он произнёс это имя. Как Ричард вообще оказался в этом разговоре? Как я сама в нём оказалась?
Директор шагнул вперед и сжал голову Исайи между ладонями. Брови Исайи резко сдвинулись.
– Ты никого не убьешь, Исайя. Сколько бы они этого ни заслуживали.
Мои губы приоткрылись, когда Исайя резко сбросил руки дяди.
– И кто меня остановит?
Директор на мгновение встретился со мной взглядом, затем уперся глазами в Исайю. Он ткнул указательным пальцем в его твердую грудь:
– Ты. Ты сам себя остановишь. Потому что ты – не твой отец.
Он с трудом сглотнул.
– Помни, кто ты.
Исайя отвел взгляд, склонив голову.
– Откуда тебе знать, дядя Тэйт? Может, я такой же, как он? Потому что я чувствую эту тьму. Этот автоматический порыв уничтожить тех, кто заслужил. Начиная с Бэйна.
Директор коротко и резко рассмеялся:
– Я знаю это, потому что твой отец никогда не откажется от своих желаний ради другого. В отличие от тебя – ради Джека. В отличие от того, как ты поступишь ради тех, кого любишь. И он не уничтожает тех, кто заслужил, Исайя. Он уничтожает невинных, кто встает у него на пути. Ты это знаешь.
Они смотрели друг на друга так долго, что мне стало неловко. Неловко, потому что я чувствовала себя лишней. Неловко, потому что их разговор уходил куда глубже поверхности, и я не была уверена, что Исайя вообще хотел, чтобы я это слышала. Видела. На его месте я бы точно не хотела. Если бы я вытаскивала на свет что–то из своей темной и перекореженной жизни, я бы не желала, чтобы кто–то это слушал.
Ещё один свист прорезал воздух, и чей–то голос явственно позвал Исайю. Он вздохнул, опустив голову.
Директор отступил на шаг:
– Вам двоим нужно куда–нибудь уйти на вечер. В библиотеку. В художественную мастерскую. Подальше отсюда. Не хочу, чтобы вы сегодня пересекались с Бэйном.
Исайя бросил на него выразительный взгляд, но директор покачал головой:
– Я разберусь. Скажу тренеру, что твоя прекрасная репетиторша, – он кивнул в мою сторону, – помогает тебе готовиться к завтрашнему тесту. Он ведь не захочет, чтобы его лучшего игрока отчислили из–за неуспеваемости, верно?
– А как же Бэйн? – Спросил Исайя, явно раздражённый запретом на посещение костра.
– Уверен, Кейд и Брентли сообщат, если что–то будет не так. Они же всегда так делали, разве нет?
Исайя уже открыл рот, чтобы возразить, но я шагнула вперёд, перехватив его внимание. По его лицу пробежала тень, и плечи слегка опустились.
– Ладно.
Директор начал отходить, уголки его губ чуть приподнялись, когда он подбросил Исайе его телефон:
– Отдохни сегодня от роли Исайи Андервуда, племянник. Ты заслужил.
Прежде чем он скрылся из виду, Исайя крикнул ему вслед:
– А с Джеком всё в порядке? Ты поговорил с ним?
– Я говорил и с ним, и с Мэри. Они вместе. Она присматривает за ним. А теперь идите и побудьте обычными подростками. – Он сделал паузу. – Но... ведите себя прилично. – И уже повернувшись спиной, бросил через плечо: – И не смейте брать мою машину.
Исайя хмыкнул себе под нос, всё ещё повернувшись ко мне спиной. Мои губы предательски дрогнули, пытаясь сложиться в улыбку, что было совершенно абсурдно после всего, что произошло за последние минуты. Сначала младший брат Исайи... потом директор, при всех вскрывший наше с Исайей и Кейдом неидеальное прошлое... затем эта эмоциональная перепалка между Исайей и дядей. Слишком много для одного вечера – и всё же мне хотелось улыбаться. Не смейте брать мою машину. Кажется, директор мне нравился.
Руки Исайи упёрлись в бока, когда он опустил голову. Он по–прежнему стоял ко мне спиной, и каждый мускул его напряжённой спины рельефно выделялся под футболкой. Будь он без неё, я бы наверняка смогла пересчитать все мышцы на его плечах.
Сделав шаг в его сторону, я осторожно произнесла:
– Твой дядя... своеобразный.
Исайя резко рассмеялся, резко подняв голову. Он бросил на меня взгляд через плечо, затем начал разворачиваться: – И это всё, что ты можешь сказать после всего, что только что увидела? Что мой дядя... своеобразный?
Я пожала плечами, обхватив себя руками. В воздухе витала легкая прохлада – если у костра на холме мне было тепло, то здесь, без его жара, я отчетливо ощущала холод.
– Он просто... – Мягкий смешок сорвался с моих губ. – Я никак не могу его разгадать.
Теперь нас с Исайей разделяло всего несколько шагов. Мы стояли в центре круга из сосен, таких высоких, что казалось, их верхушки пронзают звезды. Лунный свет серебристой пеленой окутывал нас, и когда наши взгляды встретились, я поняла – эта легкость мимолетна.
– О чем ты сейчас думаешь?
Он отвел глаза, демонстрируя свой идеальный профиль.
– Честно? Я даже боюсь узнать.
Я закусила губу, буквально прожигая взглядом его высокую скулу, прежде чем сделать еще один шаг в его сторону.
– Я думаю… я хочу узнать больше о Джеке.
Голова Исайи резко повернулась ко мне так быстро, что я почувствовала, как пряди его волн скользнули по моему лицу.
– Ты хочешь узнать больше о моем брате?
Я пожала плечами, робко улыбнувшись.
– Он, кажется, очень важен для тебя.
– Так и есть.
Тишина растянулась между нами. Где–то вдалеке еще слышались отголоски костра и шум леса, но вскоре Исайя опустил руки и двинулся глубже в чащу, а я последовала за ним.
Чем дальше мы шли, тем глубже становилась тишина. Деревья смыкались все плотнее, ветки и сучья угрожающе торчали под ногами – они бы точно оставили царапины на моих голых ногах, если бы Исайя не успевал убирать их с пути, прокладывая мне дорогу.
Мы все еще шли, когда он наконец нарушил молчание:
– Я никогда никому не рассказывал о Джеке.
Я нахмурилась, откинув прядь волос за ухо, чтобы лучше видеть его краем глаза.
– Почему?
– Потому что тех, кого я люблю, я держу близко. А его я люблю больше всех.
Исайя остановился и поднял голову, глядя сквозь кроны деревьев. Я последовала его примеру – и тихий вздох вырвался из моих губ. Высокие деревья, окружавшие нас все это время, больше не закрывали ночное небо. Мириады звезд мерцали над нами, словно устраивая представление только для нас двоих.
– Это… прекрасно.
Его голос прозвучал хрипло:
– Согласен.
Я отвела взгляд от неба и поймала Исайю, пристально смотрящего на меня. Сердце рвануло вверх, будто коснулось одной из тех далеких звезд. Щеки вспыхнули, и я поспешно отвела глаза.
Исайя прошел мимо меня и прислонился спиной к толстому стволу дерева, закинув ногу назад и скрестив руки на груди. Я осталась на месте, слишком взволнованная и поглощенная теплом, разливающимся по всему телу, чтобы двигаться дальше.
– О Джеке знают только Бунтари и, конечно, мой дядя.
Я открыла рот, чтобы сказать, что ему не обязательно что–то рассказывать, но он остановил меня:
– Ему девять. Вылитый я, только с дурацкой улыбкой и в самых уродливых очках на свете. Прямо как Гарри Поттер.
Я сделала небольшой шаг в его сторону:
– А кто такой Гарри Поттер?
Темные пряди волнами упали ему на лоб, когда он резко дернулся:
– Ты что, шутишь?
Теперь уже я скрестила руки на груди, бросив на него осуждающий взгляд:
– Я же говорила, что у меня было... замкнутое детство.
Он оттолкнулся от дерева:
– Это нужно срочно исправить.
Затем сделал паузу и пригрозил пальцем:
– И если ты кому–нибудь расскажешь, что я фанатею от Гарри Поттера, я поведаю всем, как тебе нравится сидеть голой задницей на столах в столовой.
Мой рот открылся от возмущения:
– Ты не посмеешь!
Он насмешливо приподнял бровь, словно бросая вызов, а я лишь закатила глаза.
– Ладно, ладно. Никому не расскажу. – Я прошла мимо него и заняла место у дерева, прислонившись спиной к стволу. – Но угрожать мне было необязательно. Достаточно было просто попросить, и я бы и слова не проронила.
На его лице появилась хитрая ухмылка:
– Знаю. Но тогда бы я не увидел, как ты краснеешь.
– Сейчас слишком темно, чтобы это разглядеть.
– Неправда. Он указал пальцем на звезды и луну, ярко сиявшие над нами, и я стиснула зубы.
– Вернемся к Джеку, – напомнила я, все еще чувствуя, как жар разливается по щекам.
– Рассказывать особо нечего – ты уже все услышала. Джек – мой младший брат, и он единственный, кого я по–настоящему люблю. Кроме старшего брата, который…
Стоп. У него есть еще и старший брат?
Он вздохнул, снова проведя рукой по волосам. Видно было, что говорить о старшем брате ему тяжело:
– Мы больше не общаемся. Но у Джека… По сути, есть только я.
Я мягко кивнула, сопереживая ребенку, которого никогда не видела и, вероятно, никогда не увижу. В детстве у меня тоже был только брат. Наверное, Джек очень по нему скучает.
– Ему повезло, что у него есть ты.
– Повезло, пока отец не отправил меня сюда. Теперь он совсем один.
Я уже было покачала головой, но остановилась – предыдущие мысли перекрыли мой вопрос.
– Так вот почему ты так отчаянно цепляешься за это место? За Святую Марию.
Я резко подняла голову, будто сложила кусочки пазла. Кейд упоминал Джека раньше, когда мы с Исайей вышли из столовой после его вспышки.
– Ты защищаешь его.
Эти слова сорвались шепотом, а в горле внезапно стало тесно.
– Твой отец... он угрожал твоему брату? Чтобы ты остался здесь и присматривал за Бэйном?
Это было абсурдно. Да? Родители не делали таких вещей своим детям. Разве они делали? Мое более раннее утверждение отфильтровалось и дошло до сути. Это не имело ничего общего с плотью и кровью... некоторые люди просто плохие. У меня всегда раньше была мысль, что Ричард был так жесток с Тобиасом и мной потому, что мы не были его настоящей семьей. Что он мог наказывать нас такими немыслимыми способами потому, что у него не было того безусловного количества любви, которое родители должны испытывать к своим детям. Ричард воспитал нас. Он был единственной родительской фигурой, которая у нас была, но он не видел в нас своих детей. Или даже своих племянника и племянницу.
Я не была матерью, поэтому не могла понять концепцию безусловной любви, и воспоминания о моей собственной матери были настолько размыты, что я не могла быть ни в чем уверена, но я довольно четко понимала, что родители должны защищать и любить своих детей прежде всего.
Я жила с реальным примером этого. Энн, мать Ричарда, любила его, даже когда он бил ее и унижал. Она любила его, даже зная о его планах насчет меня. Она любила его даже сквозь его многочисленные, очень многочисленные недостатки.
Это было ярчайшим примером безусловной любви, но было очевидно, что не все родители были такими. Я была права ранее. Плоть и кровь не имели к этому никакого отношения. Некоторые люди просто были плохими.
– Да. Вот почему меня не должны выгнать. Он использует моего младшего брата как рычаг.
Ответ Исайи заставил меня вздрогнуть. Я подскочила, оцарапав свои ноги о кору дерева. Шок прокатился волной по мне снова, и я даже не была уверена, почему. Я знала, что в мире существуют плохие люди, так же как я знала, что не у всех детей есть любящий дом. Вся любовь, что у меня была в детстве, была фальшивой имитацией таковой, и ты не ломаешь вещи, которые любишь.
– Я… – Я шагнула вперед как раз в тот момент, когда взгляд Исайи вернулся к моему. Его голова была опущена, и его уязвимость затронула струны в моей груди. – Мне так жаль.
– Ты последний человек, который должен извиняться. Ты помогаешь мне с моим испытательным сроком. Ты помогаешь мне обезопасить Джека, в каком–то смысле.
Часть меня хотела сказать ему, чтобы он забыл о нашей сделке. Что ему не нужно давать мне деньги или поддельное удостоверение. Я не хотела ничего взамен, если это означало помочь ему. Это было так, будто я видела Исайю Андервуда, хулигана Святой Марии, впервые. Я видела его по–другому теперь. Я видела его уязвимость, и для меня это значило все. Это делало его настоящим.
