Текст книги "В зеркалах"

Автор книги: Роберт Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Нет, я спрашиваю… эй, кто ты такой, друг-приятель?

– Я никто, – сказал Рейнхарт.

КНИГА ВТОРАЯ

Морган Рейни тащился под дождем, как дурная весть; лицо его было подозрительно бледным, осунувшимся, клеенчатая шляпа – чересчур мала. Подол плаща задевал за башмаки. Школьницы, шмыгавшие по административному центру в сапожках пастельных цветов, хихикали над ним, шоферы боролись с искушением переехать его, сторожа на стоянках, завидя его, скрипели зубами. Два тощих негра у гаража перемигнулись при его приближении. «Глянь», – сказал один другому. Они следили за ним круглыми и чистыми, как новые монетки, глазами. Дурак ты, белый человек, безмолвно сказали они ему, когда он споткнулся о край тротуара.

Полицейский Джозеф Молинари, ежедневно с девяти до пяти дежуривший в небесно-стерильном вестибюле муниципалитета, увидел, как Рейни поднимается по бетонным ступенькам, и недовольно фыркнул. Покинув свой пост у стеклянной стены, он вразвалку подошел к справочному столу и кивнул на приближавшуюся фигуру.

– Видал? – сказал он чиновнику. – Ненормальный.

Человек, по-видимому, никак не мог отыскать вращающуюся дверь. Упершись ладонями в стекло, он замер и уставился на них.

– Джо, ты лучше сразу его пристрели, – сказал чиновник. – Пока не вошел.

С растущим раздражением они наблюдали за высоким бледным человеком, который наконец обнаружил дверь, вошел и с подозрительной поспешностью устремился к лифту.

– Алло, – крикнул полицейский Молинари, двинувшись за ним, – чем могу служить?

– Я… мне надо на четвертый этаж, – сказал Морган Рейни. – Я здесь работаю.

Несколько секунд они с опаской кружили друг подле друга, пока Рейни не перерыл все карманы и не извлек мокрый пластмассовый бумажник с удостоверением личности.

– Так, – сказал полицейский, с яростью глядя на карточку под целлофаном. – Так. Проходите.

Несколько сот громкоговорителей извергали «Непогоду» [37]37
  «Stormy Weather» (1933) – песня Гарольда Арлена и Теда Кёлера, джазовый стандарт. Написана для Этель Уотерс, исполнявшей ее в гарлемском «Коттон-клубе».


[Закрыть]; один из них оказался в лифте. Морган Рейни вошел в кабину и нажал кнопку четвертого этажа. В кнопке с футуристическим «длинь» зажегся серебряный огонек, но кабина не тронулась, и репродукторы продолжали греметь.

Низенький седой мужчина в двубортном пиджаке ступил в кабину, распевая во весь голос.

– «Я не знаю па-чему, – выводил человек заливистым ирландским тенором, – солнца не-ет на неби-и… Ни-ипогода». – С политичной улыбкой он оглядел Моргана Рейни и игриво поднял брови. Морган Рейни снял шляпу и слегка поклонился.

Следом за тенором вошли трое мужчин – такие же седые и маленькие, – они опасливо взглянули на Рейни, расплылись в улыбке и заговорили разом.

– Да, – сказал один, – ему вырезали часть кишечника.

– Бедняга Хекелмен, как его любили на Вест-Сайде.

– А ведь как он ел устриц, ей-богу, – сказал третий. – По две, по три, по четыре дюжины.

Кабина остановилась на четвертом этаже, и Рейни погрузился в белый вакуум, где так же бушевала «Непогода».

Он подошел к бесцветной двери в левом конце коридора и открыл ее. Маленькая бледная девушка наблюдала за ним из-за электрической пишущей машинки.

– Меня зовут Морган Рейни, – сказал Морган Рейни. – Я немного опоздал к мистеру Буржуа.

– Да, мистер Рейни, – сказала девушка и скрылась за другой дверью. Через секунду она появилась и жестом пригласила его войти. – Пожалуйста, мистер Рейни.

Мистер Буржуа сидел очень прямо за прямоугольным белым столом. Он взглянул на Рейни, а затем на голый зловещий циферблат часов за его спиной, которые показывали двадцать минут десятого.

– Если не ошибаюсь, вы несколько опоздали, мистер Рейни? – осведомился мистер Буржуа.

– Кажется, да, несколько опоздал, мистер Буржуа, – сказал Рейни.

– К счастью, сегодня это еще не имеет значения, – сказал мистер Буржуа. – Вы уже прошли собеседование?

– Прошел. Да, сэр.

– Вы ознакомились с характером ваших обязанностей, хотя бы в общих чертах? Вас привели к присяге? Вы принесли присягу?

– Да, принес.

– Итак, повторим вкратце, мистер Рейни. Прошу вас иметь в виду, что вы временный служащий, занимающийся опросами. Ваша работа ограничивается сбором статистических сведений относительно доходов. Вы снабжаете нас фактами, мы их интерпретируем и определяем нужды клиента. У вас будет опросный лист – вы фиксируете в нем жилищные условия клиента, а также тех лиц, с которыми вы столкнулись при опросе, их готовность сотрудничать, есть ли у них машина, есть ли телевизор и так далее. К каждому клиенту прикреплен попечитель, который является его или ее консультантом. Вы не являетесь его или ее консультантом – только попечитель. Вы проводите обследование и регулярно представляете отчет. Ваш заработок определяется числом обследованных семей, поэтому мы ждем от вас активности: мы берем вас на полный рабочий день. Позвольте мне подчеркнуть это. На полный рабочий день.

– Понимаю, – сказал Рейни. – Но у меня было впечатление, что в мои полномочия входит и консультация, хотя бы ограниченная, или, по крайней мере, оценка. У меня есть опыт работы за границей, и я думал, что смогу использовать его и в этой…

– Да, да, да, ясно, – перебил мистер Буржуа. – Все не так. Вы просто чего-то недопоняли. Вы никого не консультируете. Вы ничего не оцениваете. Это наше дело. Как мне это вам объяснить?

– Я понимаю, – сказал Морган Рейни.

– Это третий этап программы. Вся предварительная работа проделана. На этом этапе ни консультаций, ни оценок, ни анализа – ничего. Это для вас что-нибудь прояснило? Я надеюсь, теперь вам все ясно, мистер Рейни?

– Да, – сказал Морган Рейни.

– Итак, – продолжал мистер Буржуа. – В первый рабочий день вы получите в триста одиннадцатой комнате вашу папку. Вас будет сопровождать один из более опытных коллег. В случае затруднений, которые покажутся вам неразрешимыми, подумайте какое-то время и, если это будет абсолютно необходимо и вы потеряете всякий контроль над ситуацией, без колебаний обращайтесь к нам. Мы найдем возможность оказать вам помощь.

– Благодарю вас, – сказал Морган Рейни.

– Не за что, – сказал мистер Буржуа. – Это моя обязанность.

Мистер Буржуа, передернувшись, проводил взглядом Рейни.

– Боже мой, – сказал он.

– Я вам нужна? – спросила секретарша.

– Да, – в раздумье отозвался мистер Буржуа. – Да, Марлена. Принеси мне его документы. Я хочу просмотреть его анкету.

Марлена вынула папку из ящика «Р» и вложила ее в руку мистера Буржуа. Пока он листал документы, она стояла возле него.

– Гарвард, – сказал мистер Буржуа. – Сукин сын учился в Гарварде. Подумать только.

– Ох, Клод, – не сразу отозвалась Марлена, – эти временные… Я их боюсь. У меня такие ужасные мурашки.

– Не думай о них, солнышко, – сказал мистер Буржуа ободряюще, пожимая ей руку. – Что нам эти временные?

В свободные дни и в дни, когда он вел ночные передачи, Рейнхарт отправлялся с Джеральдиной на озеро или в Одюбон-парк. На озере они гуляли по дамбе, наблюдая, как дети ловят сетками крабов, до сумерек сидели на плоских камнях мола.

По несколько дней кряду на озере стоял мертвый штиль, и каждый раз, наглядевшись на угрюмую свинцовую поверхность воды, Рейнхарт разражался замысловатыми ругательствами.

– Отвратительная лужа, – сказал он Джеральдине. – Это самый безобразный водоем на земном шаре.

– А мне он нравится, – сказала Джеральдина. – Я люблю, так люблю бывать у воды.

– Оно противоестественное. На дне такого озера должны лежать жуткие вещи. Ты только посмотри.

Джеральдина взглянула на соленую воду, ложившуюся безжизненными складками на замшелые камни.

– Лазейка, – сказала она.

Рейнхарт рассмеялся.

– Да уж, лазейка. Весь этот город – лазейка. Лазейка из мира.

– Ну и востер же ты, – сказала Джеральдина, ложась спиной на камень. – Если ты когда-нибудь вернешься домой и станешь распускать свой вострый язычок, тебя кто-нибудь пристрелит.

Рейнхарт согнул руку, как будто готовя апперкот, но, когда он заглянул ей в глаза, она, нахмурясь, смотрела в небо.

– Не пристрелят. Я буду как все люди. Я делаю только то, что мне сходит с рук. – Джеральдина покачала головой, и он улыбнулся. – Жалко, что так мало сходит.

– А мне тебя не жалко, – сказала Джеральдина. – Не так уж мало тебе сходит с рук.

– Тоже правда, – согласился Рейнхарт. – А ты знаешь, что длина этого озера шестьдесят пять километров, а глубины в нем – метр? Если бы не тина, ты могла бы дойти пешком до Мандевилла.

– А ты понял, почему я сказала – лазейка?

– Конечно, – ответил Рейнхарт, – водяная мистика: дышишь полной грудью и прочее. Думаешь, что, если близко вода, можно удрать от неприятностей. Многие так думают. Люди любят воду – они думают, что их тут флот дожидается и кто-нибудь столкнет для них шлюпку.

– Вот это мне и нужно, – сказала Джеральдина. – Флот.

– На меня ты не смотри. Я не флот.

– А ты ведь служил во флоте? – спросила Джеральдина.

– Да.

– Ты был во флоте музыкантом?

– Я был радистом. Я ходил в Антарктику.

– Ты после этого был музыкантом?

– Да, – сказал Рейнхарт, – после. И был я не каким-нибудь музыкантом. Я был асом.

– Знаешь, я куплю тебе кларнет, и ты будешь играть мне.

– Теперь мне не сыграть «На берегах Уобаша» [38]38
  «On the Banks of the Wabash, Far Away» – популярная песня, написанная в 1897 г. Полом Дрессером (старшим братом писателя Теодора Драйзера). В 1913 г. объявлена гимном штата Индиана.


[Закрыть]. Не тот уже буцинатор.

– А что это?

– Такой мускул во рту. Да ладно, – сказал он, – теперь мне это все равно. Теперь я упражняю рот при помощи виски и трепотни… Но иногда меня раздражает, что нечем занять пальцы. А иногда начинает беспокоить музыкальный отдел мозга.

– Тебе тоже нужен флот, правда, рыбка?

Рейнхарт наклонился к Джеральдине и прошептал ей в волосы:

– Если бы за тобой началась охота, родная, ты побежала бы к воде, да?

– Конечно. Хуже нет, когда за тобой охотятся на суше. Нет, я побегу прямо в воду.

– Я тебя понимаю, – сказал Рейнхарт. – Честное слово, понимаю.

– Хуже нет, когда за тобой охотятся.

– Это я знаю.

– Я побегу прямо в воду и утону.

Рейнхарт лег на спину, так что их головы оказались рядом. У него перед глазами были шрамы на ее лице – на веснушчатой, золотистой от загара коже они выглядели белыми шнурками.

Линия подбородка у нее твердая, подумал он; но глаза красивые и смотрят мягко. Тело ширококостное, пышное, а волосы удивляли своей мягкостью. Пальцы у нее были длинные с крупными суставами; под глазами лежали нездоровые полукружья, но кожа была нежная, белая. Он дотронулся до пряди волос, упавшей на ее плечо.

– Не тони.

Когда Джеральдина повернула голову и он встретил ее взгляд, ему захотелось отвернуться, хотя их лица почти соприкасались. Он скосил глаза на пустое темнеющее небо.

– Не позволяй сволочам доводить себя до крайности. Когда попадешь в воду, не тони. – Он сел так, чтобы смотреть на ее лицо сверху. – Вот я, например, я мастер побега, мастер маскировки. Когда меня загонят в воду, я перерожусь, эволюционирую обратно. Пока ты будешь ждать, я опять превращусь в земноводное и исчезну, трепеща плавниками.

– Я ничего такого не умею, птичка. У меня нет образования. Придется просто утонуть.

– Значит, надо научиться, – сказал Рейнхарт. – Я не могу тащить тебя из этой грязной воды.

– Рейнхарт, в озере глубины больше метра.

– Да, – сказал Рейнхарт. – Это верно.

С зеленой тонкой полоски дальнего берега, от Сент-Таммани, налетел ветерок и скользнул по водной глади.

– Тьфу, – сказала Джеральдина.

Лежа на спине, она приподняла голову и посмотрела на воду:

– Теперь я поняла. Там, на дне, лежит огромный зверь, он занимает все озеро. Оно не мелкое, а только кажется, потому что там лежит эта скотина. И может, через минуту она поднимется оттуда, отряхнется и – топ-топ-топ – пойдет и сожрет весь Новый Орлеан.

– Замечательно, – сказал Рейнхарт. – Великолепно. По листику, по деревцу, все сожрет. Бардаки сжует, чугунные решетки выплюнет. Вот это зверь. Давай, старик, сожри этот проклятый город.

– Мне город нравится, – сказала Джеральдина.

– Мне нет. Он болен. Он гниет.

– Мне он нравится, потому что ты здесь.

Рейнхарт стал коленями на плоский камень и тронул икру Джеральдины. У него было такое чувство, как будто над ним надругались особо изощренным и жестоким образом; ее слова резанули его, как нож. Ему показалось, что он не может встать с колен, даже если опереться на руки. Его как будто били по пальцам; он потер кончики о шершавый, колючий камень.

– Известно вам, – спросил у Моргана Рейни человек за рулем, – что почти двести человек живут на сортировочных станциях?

– Двести человек? – сказал Морган Рейни. – Я не знал.

– Тем не менее это факт, – сказал тот. – Круглый год двести человек приходят ночевать на железную дорогу.

Они свернули с шоссе на желтую грунтовку, тянувшуюся вдоль сортировочной станции. Повсюду на многих километрах путей под палящим солнцем стояли груженые товарные вагоны и порожняк. Железные крыши навесов вдоль ветки ослепительно сверкали, отбрасывая небесный жар.

– Чего я только не навидался на этой работе, – сказал человек за рулем. – Когда-нибудь я посмотрю на себя в зеркало и увижу черную образину.

Он хихикнул и скосился на зеркальце, надеясь встретить взгляд Рейни. Рейни смотрел на пути, обмахиваясь своей клеенчатой шляпой.

На службе ему выдали картонную папку со множеством разноцветных анкет, и вот, на машине и в обществе Мэтью Арнольда, он ехал на обследование. Мэтью Арнольд должен был, по их выражению, натаскать его.

– Я-то хотел работать в управлении Новоорлеанского порта, – сказал Мэтью Арнольд, – но не прошел по оседлости. Вот они и уговорили меня сюда.

– Им, видно, очень не хватает людей?

– Судя по всему, да. Видите ли, это не государственное учреждение. И льгот государственного служащего вы не получаете. Фактически мы работаем в частной исследовательской компании.

– Да, – сказал Рейни. – Я знаю.

Негритянские дети в грязных нижних рубашках бегали вперегонки по магистральной линии. Дальше, у полотна, возвышалась группа трехэтажных деревянных строений с захламленными дворами.

Мэтью Арнольд остановил и запер машину.

– Приходится запирать ее наглухо, – пояснил он Рейни. – Противно, конечно, в такую жару, но иначе вытащат все, что можно.

Пока они шли к ближнему дому, Арнольд с опаской огляделся и пригладил светлые редеющие волосы.

– Такое найдешь только в Черной дыре Калькутты [39]39
  Каземат в форту Вильям в Калькутте. В 1756 г. в это помещение размером 5,5 на 4,25 м были заперты 146 человек, из которых выжили 23 – остальные задохнулись.


[Закрыть]или где-нибудь в этом роде, – сказал он Рейни. – Тут надо иметь стальные нервы. Когда я иду в такой дом, я говорю себе: вопросы и ответы, больше ничего. Я не смотрю на них. Я не обращаю внимания на их наглость. Я глух ко всему.

– Вы их ненавидите? – спросил Рейни.

– Я ненавижу всех негров моложе сорока, – сказал Мэтью Арнольд. – Они злобные.

– Возможно, – сказал Морган Рейни.

Мэтью Арнольд рассмеялся:

– Вы говорите так, мистер Рейни, как будто не знаете наших негров.

Дети перестали бегать по путям, собрались на соседнем дворе и наблюдали за ними. Рейни посмотрел на них, нахмурился и махнул шляпой.

– Не знаю, – сказал он.

Дети тоже насупились.

– Ничего, скоро узнаете, – пообещал Мэтью Арнольд. – На это не нужно много времени.

По пустырю, заваленному керосиновыми баками и консервными банками, они пробирались к полуразвалившейся веранде. Перед спущенными жалюзи на ближнем окне мотались клочья красной клеенки.

– Нам сюда, – сказал Мэтью Арнольд.

Они осторожно поднялись по ступенькам; Мэтью Арнольд поддернул рукава пиджака и постучался. Ответа не было.

– Кто-то там есть, – сказал Арнольд, приникнув ухом к глухой двери. – Я точно знаю.

Он снова постучал, и они уловили шуршание платья и легкие шаги за дверью.

– Много говорить не нужно, – предупредил Мэтью Арнольд. – Наблюдайте за мной.

Дверь отворилась; из нее выглянула черная девушка с распрямленными волосами. Рейни показалось, что за ту долю минуты, пока открывалась дверь, девушка преобразилась, спрятав лицо под маской тупости и скудоумия: ее глаза как будто помутнели, подбородок отвис, черты расплылись. Когда дверь только отошла от косяка и девушка кинула на них первый взгляд, он заметил, что ее светлые глаза сверкнули злостью и умом. Теперь же она стояла на пороге, бессмысленно мигая под невыносимым солнцем.

– Вы – миссис Ипполит? – бодро спросил Мэтью Арнольд.

– Нет, сэр, – сказала она.

– А она дома?

– Нет. Нету ее.

– Как вы думаете, когда мы сможем ее застать?

– Не скажу вам, – ответила девушка. – Нет, сэр.

– Но она здесь еще проживает?

– Что-то не слышала.

Мэтью Арнольд обернулся к Рейни; улыбка на бледном его лице, не успев распуститься, увяла.

– Чертовщина какая-то, – сказал он. – У меня все указано совершенно точно.

Он положил на согнутое колено картонную папку и стал в ней нервно рыться.

– У меня есть карта. Ее выдают вместе с маршрутом. Вот она. – Он извлек что-то вроде чистого листа бумаги и передал Моргану Рейни.

В самом низу листа виднелись какие-то бледные голубые линии и маленькая голубая стрелка, ни на что не указывавшая.

– Это не очень хорошая копия, – сказал Рейни.

– Да, – грустно отозвался Мэтью Арнольд. – Печатают на мимеографе. Люди в оперативном отделе ни о чем не думают. А мы должны страдать из-за их халатности.

Девушка в дверях смотрела с сочувствием.

– Но разве это не Литл-Варрен, одиннадцать? – огорченно спросил Мэтью Арнольд.

– Нет, сэр, – сказала девушка. – Нет. Это не тут.

Мэтью Арнольд отошел назад, чтобы рассмотреть прибитую к дощатой стене жестяную табличку, на которой не к месту изящным старофранцузским шрифтом было написано: «Литл-Варрен, 11».

– Одну минутку, – мрачно произнес Мэтью. – Минутку. Тут, прямо на двери вашего дома, прибита дощечка. Как же это может быть не Литл-Варрен, одиннадцать? Совершенно очевидно, что это Литл-Варрен, одиннадцать.

– Вы говорите, Литл-Варрен, одиннадцать? – переспросила девушка. – A-а, Литл-Варрен, одиннадцать. Так это и есть Литл-Варрен, одиннадцать.

– А не проживает ли здесь, – продолжал Мэтью Арнольд, – лицо, именуемое миссис Честер Ипполит?

– Вы говорите, не проживает?

– Я спрашиваю, проживает ли, – угрюмо пояснил Мэтью Арнольд. – Да или нет?

Где-то внутри дома раздался мужской голос:

– Да!

– Позвольте задать вопрос по-иному, – медленно произнес Мэтью Арнольд. – Если бы для миссис Честер Ипполит было послано материальное пособие на Литл-Варрен, одиннадцать, она получила бы его по этому адресу?

– Получила бы? Я бы сказала, что получила, да, сэр.

– И она их здесь получала?

– Вы говорите, вы насчет пособий?

– Ах да, кажется, мы забыли представиться, правда? – добродушно сказал Мэтью Арнольд. – Да, мы из отдела пособий. Мы не из полиции, нет-нет. Мы только хотели выяснить, получала ли здесь миссис Ипполит пособия.

– А, да, сэр, – сказала девушка. – Я получала.

Мэтью Арнольд обратил к Рейни бледное, полное отчаяния лицо:

– Так, значит, это вы миссис Ипполит?

– Скажи ему «да»! – крикнул мужской голос.

– Миссис Ипполит? – переспросила девушка.

– Девушка, – сказал Мэтью Арнольд. – Я вас спрашиваю, вы – миссис Ипполит или нет?

– Конечно.

– Труднехонько нам это далось, – сказал Мэтью Арнольд. – Вы не разрешите зайти на минутку? Мы хотели задать два-три вопроса относительно ваших пособий.

– На меня нажаловались?

– В первый раз слышу. Просто такой у нас порядок. Выборочное обследование.

– Хотите зайти?

Они прошли по веранде, стараясь не наступить на замусоленные кукольные платья, колесо от коляски, замызганного резинового утенка. В комнате было темно, спущенные жалюзи не пропускали солнечного света.

– Я теперь не миссис Ипполит, – сказала девушка, когда Мэтью Арнольд разложил на столе свои анкеты. – Теперь у меня другая фамилия. Вы, может, скажете у себя там, где эти пособия.

– Какая же у вас теперь фамилия?

Она произнесла что-то, но Морган Рейни не расслышал.

– Как вы сказали? – спросил Мэтью Арнольд. – Йобен? Й-О-Б-Е-Н?

– Вот-вот, – сказала девушка. – Так.

– А имя?

– Сантонина [40]40
  Сантонин – глистогонное средство, производится из полыни.


[Закрыть].

– Сантонина? Сантонина? – повторил Мэтью Арнольд. – Сантонина Йобен?

– Сантонина. – Она неуверенно обернулась. – Так меня зовут, – крикнула она в соседнюю комнату. – Так ведь?

– Так, – донесся мужской голос.

– Могу я узнать, кто этот джентльмен? – чопорно осведомился Мэтью Арнольд. – Он здесь проживает?

Сантонина Йобен расположилась на диване напротив них и вдруг устремила пристальный взгляд на Рейни, который в это время смотрел на слегка задравшиеся полы ее халатика. С самым невинным видом она перевела взгляд с лица Рейни на свои колени и обратно на его лицо.

– Вы тоже можете сесть за стол, – гостеприимно предложила она. – Зачем стоять-то?

– Благодарю вас, – сказал Морган Рейни, залившись краской и судорожно водя рукой в поисках стула. – Благодарю вас.

– Э-э, так джентльмен в той комнате, – напомнил Мэтью Арнольд. – Он кто?

– Он спит, – сказала Сантонина Йобен.

– Это очень может быть, – сварливо проговорил Мэтью, – однако кто он?

– Это вам лучше у него спросить.

– Вы хотите сказать, что не знаете, кто он?

– Это пусть лучше он вам скажет, – ответила Сантонина Йобен.

– Ага, – произнес Мэтью Арнольд с понимающей улыбкой.

Он обернулся и поманил Рейни, сделав вид, будто прикрывает ладонью зевок.

– Слушайте, – прошептал он, украдкой оглянувшись на Сантонину Йобен, которая в это время наблюдала за передвижениями таракана по диванной ножке. – Я не успел вам сказать раньше: мы должны сообщать, если застанем в доме такого вот субъекта, который может быть ее сожителем, имейте это в виду.

– Понимаю, – сказал Морган Рейни.

– Хорошо, – снова улыбаясь, сказал Мэтью Арнольд. – Вы работаете, миссис Йобен?

– Случается поденная работа.

– На прошлой неделе вы сколько-нибудь работали?

– На прошлой неделе я три дня работала для одной дамы на кладбище.

– Сколько вы получили?

– Не знаю, – сказала Сантонина Йобен.

– Хотя бы приблизительно.

– Не скажу вам. Может быть, что и по три доллара в день.

Мэтью Арнольд сделал запись в зеленой анкете, закончив ее утомленным росчерком.

– Тут указано, что с вами проживают двое малолетних детей. Где они сейчас?

– Они у друзей, – ответила Сантонина Йобен.

– У друзей?

– У них. В гостях они сегодня.

– Жаль, что нам не удалось их увидеть, – огорченно заметил Мэтью Арнольд. – Мы чувствуем себя спокойнее, когда можем пересчитать всех по головам.

– Угу, – сказала Сантонина Йобен. – Когда опять придете, мы постараемся собрать ихние головы, чтобы вы посчитали. Их две всего.

– Да уж, пожалуйста, – сказал Мэтью Арнольд. – Ваш попечитель заходил в этом месяце?

– Это кто такой?

– А это, помимо всего прочего, тот, кто приносит вам талоны на продукты. Я полагал, что это может служить достаточно ясным отличительным признаком.

– Это может чего?

– Я говорю, что вы, надо полагать, знаете, откуда у вас берутся масло и яйца?

– Я беру продукты по билетикам – их приносит один белый. Вы про это говорите?

– Я про это говорю, – сказал Мэтью Арнольд, скривив пухлые губы. – И речь идет именно об этом джентльмене.

– Об этом джентльмене? – повторила Сантонина Йобен, поднявшись с дивана. – Так он и есть попечитель?

Она перевела взгляд с Мэтью Арнольда на Рейни.

– Эй, – крикнула она в заднюю комнату, – помнишь, этот добрый маленький дядечка, который приносит билетики в лавку? Ты знаешь, кто он?

– Скажи скорее, я не знаю, – произнес мужчина в задней комнате.

– Он попечитель.

– Ага, попечитель, – произнес мужчина в задней комнате. – Тогда ладно.

Мэтью Арнольд хотел заглянуть в приотворенную дверь задней комнаты и, наклонившись вперед, развалил стопку зеленых бланков.

– Теперь, когда мы выяснили, кто такой попечитель, – крикнул он туда, – неплохо было бы узнать, кто вы такой… Дружище, – добавил он хрипло.

Невидимый человек поднялся: они услышали шорох и скрип пружин.

– Сейчас. Звать меня Джон Джонс, а кто поважнее – зовет меня Дружище, и я не против.

– Хорошо, – сказал Арнольд. – Посмотрим, какой из этого получится отчет. – Он и Рейни принялись собирать с пола рассыпавшиеся листки. – Вы, наверное, думаете, что нам отдельно платят за то, что выслушиваем ваши увертки.

– Господи, – сказала Сантонина Йобен, – вы только гляньте на небо. Гляньте, какие красивые облачка. – Она опять сидела на диване, полузакрыв глаза.

Мэтью Арнольд и Рейни оглянулись на окна. Жалюзи на окнах почти не пропускали света, дверь тоже была закрыта наглухо.

– Самый расчудесный день для парада, – продолжала она.

Морган Рейни, опустившись на колено и держа в руке пачку собранных анкет, посмотрел на Арнольда: тот взволнованно кивнул на две трехлитровые бутыли вина, стоявшие на кедровом комоде у двери – откупоренные, с мокрыми горлышками.

– Очинно птичек люблю, – раздумчиво произнес мужчина в задней комнате. – Кружатся себе там, кружатся наверху.

– Можно закругляться, – тихо сказал Арнольд. – В таких случаях прилагается особого рода отчет.

– Нет, гляньте только на тех двух больших белых… – не вставая с дивана, сказала Сантонина Йобен.

Мэтью Арнольд не дал ей договорить.

– Мы уходим, – поспешно объявил он. – Мы страшно сожалеем, что обеспокоили вас. О решении по вашему делу вас, разумеется, поставят в известность.

– Вот спасибо, – сказала Сантонина Йобен, провожая их к двери. – Дай вам Бог здоровья. А вы тоже попечитель? – спросила она Мэтью Арнольда.

– Нет, – раздраженно отвечал тот, запихивая измятые бланки в папку. – Я не попечитель.

– А этот дядечка, который с вами. Он попечитель?

– Нет-нет, – сказал Морган Рейни и опять покраснел. – Нет.

– Он не очень разговорчивый, а? Рта ни разу, считай, не раскрыл за все время.

Морган Рейни взглянул на нее и вышел, Арнольд – вслед за ним.

На крыльце Арнольд обернулся к девушке:

– Он мало говорит, потому что занимает важный пост, и я думаю, он отлично понял, что здесь сегодня происходило. – Он спрыгнул на дорогу и догнал Рейни. – Не пойму. То ли в моей личности дело, то ли что.

– Мы мало что можем сделать, как вам кажется? – спросил его Рейни. – Такова уж ситуация. И мы обязаны как-то в ней действовать.

– По-вашему, это справедливо? Вот, несмотря на ситуацию и ничем не оправданное озлобление, мы пытаемся помочь во имя простого человеколюбия. Казалось бы, в ответ можно ждать какой-то благодарности, даже от таких людей.

Они шли вдоль товарных дворов, огибая коричневые лужи и подсыхающую грязь у дороги.

– И я постоянно втягиваюсь в нечто подобное.

– Да… Я понимаю… – отозвался Морган Рейни. – Трудно от этого уклони… Трудно!

Пока они шли к машине, в каждом окне дома открывались жалюзи.

Когда Морган Рейни подошел к муниципалитету, знойный, безветренный, безоблачный день был уже в разгаре – сухая, жесткая трава курчавилась на залитой солнцем лужайке. Пожилые адвокаты шаркали по длинным прямым дорожкам, подняв черные зонты, напоминавшие о бренности всего живого; чиновники не спеша подходили к большим стеклянным дверям, обмахиваясь утренними газетами.

В вестибюле работали кондиционеры – и так интенсивно, что на стеклянных стенах около них наросли каемки инея. Ровное гудение холодильных машин приглушало звуки муниципального лейтмотива «Непогода».

За диспетчерским столом сидела сухопарая дама в свитере.

– Сегодня, Рейни, я не даю вам маршрутов, – сказала она. – Для вас есть какое-то особое задание.

Она протянула ему папку с разноцветными анкетами: к ним была пришпилена записка на личном бланке мистера Клода Буржуа, заместителя по административной части.

«Рейни, – говорилось в записке, – мы еще раз просмотрели Ваши данные и считаем, что Ваши подготовка и опыт дают Вам право на самостоятельную работу. Отправляйтесь немедленно на Саут-Ней, 2231 (угол Артизиан), в администрацию гостиницы Лестера и Рудольфа „Элита“. Разыщите Лестера Клото (цветного), который ждет Вас и поможет Вам провести обследование в этом районе. С Лестером у нас прекрасные отношения, и мы убедительно просим Вас не доставлять ему лишних хлопот. С уважением, Клод Буржуа. P. S. Мистер Арнольд будет сегодня в этом районе и в 12.30 подъедет к гостинице, чтобы увезти Вас».

Рейни сунул записку в карман и поехал на автобусе на Артизиан-стрит. Он прошел три квартала гаражей и деревянных домов и, потный, остановился на углу Ней-стрит. На протяжении трех кварталов ему попался всего один человек – мужчина без рубашки, с опухшим лицом, лежавший на спине среди апельсиновой кожуры и арбузных корок у стены бетонного дома. Из переулков и внутренних двориков доносился детский смех.

Ней-стрит выглядела почти безлюдной. Окна были закрыты ставнями, зато гремели радиоприемники – не меньше десятка их работало в магазинах и за шторами пивных.

Когда он перешел на другую сторону к гостинице, улица неуловимо ожила и стала наблюдать за ним. На углу чистильщик обуви в фартуке сдвинул на затылок грязную матросскую шапку и встал рядом со своим навесиком. Из продовольственного магазина вышли, поправляя темные очки, несколько молодых людей в ярких трикотажных рубашках. Рейни прошел мимо них и почувствовал, что они жестикулируют у него за спиной. Он решил, что к нему обращаются, обернулся и увидел, как один из них разыгрывает сложную пантомиму виноватого испуга, видимо пародируя его: он приплясывал и тряс руками, словно их обожгло. Люди в дверях кашляли, или смеялись, или плевали на мостовую. Рейни прошел мимо церкви, переделанной из магазинчика; на витрине красными и золотыми буквами был написан стих: «Довлеет дневи злоба его».

– Рой, он видел, как ты выделываешься, – сказал один из молодых людей.

Мрачное трехэтажное здание «Элиты» смотрело на улицы незрячими глазами окон, закрытых ставнями. На крыше была яркая вывеска, изображавшая круглолицего негра с улыбкой, растянувшейся чуть ли не на весь фасад.

Тут же было кафе, по-видимому принадлежавшее гостинице, и Рейни, заметив, что из каждого окна на другой стороне улицы за ним следят, быстро вошел в него. Тревожный звонок возвестил о его приходе, но люди у стойки продолжали сидеть молча и неподвижно, спиной к нему. Трое хорошо одетых мужчин в соломенных шляпах с яркими лентами смотрели на него с напускным равнодушием из-за столика в глубине. Бармен замер на секунду, потом нахмурился и прошел за стойкой к Рейни.

– Слушаю, – сказал он. – Что вам угодно?

– Вы не могли бы сказать, где мне найти Лестера Клото? – спросил Рейни.

Люди у стойки с видимым облегчением снова взялись за стаканы.

– Эй, Риз, – крикнул бармен женщине, которая жарила что-то на рашпере, – где мистер Клото?

– Да на кухне, наверно, – ответила женщина.

– Идите прямо туда. – Бармен показал на дверь в конце комнаты. – Вы его найдете.

Морган Рейни прошел через дверь и сразу наткнулся на плотного белого человека в синем костюме, выходившего из соседней комнаты. За ним следом из двери хлынул отвратительный запах тухлятины.

Белый с удивлением посмотрел на Рейни и отступил на шаг:

– Лестера ищете?

– Да, – сказал Рейни, – Лестера Клото.

– Сюда идите. Поспели к самому обеду.

Рейни, задержав дыхание, вошел и увидел три металлических стола и на них – ряды окровавленных зубаток. Между столами двигались два человека в перепачканных халатах и остервенело всаживали под хрусткие жабры маленькие ножи; их руки были по локоть вымазаны слизью и кровью. Коротким рывком они вспарывали брюхо и, выхватив моток багровых рыбьих внутренностей, швыряли его в жестяной бак на колесиках, стоявший у ног. Они переходили от туши к туше, тихо напевая и гоня пинками передвижные баки с требухой.