Текст книги "Молитва по ассасину"

Автор книги: Роберт Ферриньо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

61

После вечернего намаза

– Идолопоклонство! – вещал ибн-Азиз десяткам тысяч собравшихся перед концертным залом «Кронпринц». Большинство составляли модерны и умеренные, явившиеся на церемонию вручения «Оскаров» поприветствовать кинозвезд. Лица знаменитостей попеременно возникали на экранах высотой с трехэтажный дом. Также здесь присутствовали и ярые сторонники главы «черных халатов». Несколько тысяч. Их привезли на автобусах со всех концов страны. – Это – прославление идолопоклонства!

– Идолопоклонство! – вторили ему приверженцы.

Женщины в черных покрывалах, стучавшие гладкими камнями, мужчины в джеллабах, нахлестывающие себя цепями. Они постепенно теснили плотное кольцо телохранителей, пытаясь дотронуться до ибн-Азиза и получить его благословение. – Идолопоклонство!

Модерны и умеренные разражались восторженными криками при виде очередной кинозвезды на экране, однако их голоса тонули в жутком реве почитателей юного муллы. Полицейские, по пять человек в ряд, блокировали вход в концертный зал. Их лица скрывались под забралами бронешлемов. Десятки вертолетов кружили над головами, освещая толпу лучами прожекторов. Обычно церемония транслировалась по телевидению из Лос-Анджелеса, но на сей раз, в двадцать пятую годовщину основания Исламской республики, президент решил перенести ее в столицу и лично присутствовать на ней. Он планировал не только продемонстрировать толерантность исламского режима всему миру, но и оказать политическую поддержку одной из ведущих отраслей экономики страны.

Ярость фундаменталистов в огромной степени подогрел сам ибн-Азиз для усиления собственного политического влияния. Как обычно, почти все номинированные работы представляли собой трогательные рассказы о добрых мусульманах, преодолевших искушение благодаря нравственному превосходству. «Плоть или вера», например, считавшаяся вероятным победителем в категории «лучший фильм», повествовала о красивой, но бедной девушке-мусульманке, помолвленной с богатым католиком, еще и владевшим тем самым домом, где ее семья арендовала квартиру. В самый последний момент пред ней явился ангел, сподвигший главную героиню вернуться к истинной вере, а опозоренный жених остался у алтаря один не солоно хлебавши. Еще одна картина, получившая восторженные отзывы, «Чудо инк.», демонстрировала, с использованием последних достижений компьютерных эффектов и голографии, чудеса и прелести самого рая. Подобно всей продукции Голливуда, режиссура отличалась безукоризненностью, игра актеров завораживала, а идея недвусмысленно призывала к умеренному благочестию. Подобное благочестие по-голливудски было расценено ибн-Азизом не как умиротворяющее воздействие, а как угроза крепости веры, и мулла заявил, что время следует проводить не в кинотеатрах, а в мечети!

– В ад все эти безнравственные поделки! В ад всех фальшивых богов Голливуда! – кричал глава «черных халатов» в объективы камер, направленных на него из толпы почитателей. Лицо муллы, все еще опухшее и расцарапанное ногтями Ангелины, выглядело вдвойне зловеще из-за чернеющего бездонной пустотой провала на месте левого глаза. – Сегодня мы докажем всему миру, что правоверные не допустят такого святотатства в самой столице!

Толпа фундаменталистов двинулась вперед под стук камней. Рябь пробежала по рядам облаченных в доспехи полицейских, шеренги стражей порядка выровнялись.

Ракким со Стивенсом без особых проблем миновали три уровня проверки, но столкнулись с трудностями в совершенно неожиданном месте – в глубине амфитеатра. Два агента службы безопасности президента отказались признать подлинность документов Раккима без дополнительного подтверждения. Потенциально катастрофическая задержка. Им со Стивенсом требовалось не менее получаса, однако актриса, обеспечившая самые большие кассовые сборы, вдруг закатила скандал. Ретроспектива фильмов Джил Стэнтон следовала непосредственно за ее музыкальным номером, а девица обладала до такой степени слабым голосом, что его не могли исправить даже самые лучшие звукорежиссеры. Она в категоричной форме потребовала перенести выступление на другое время, дабы талант кинозвезды не подчеркнул ее весьма скромного дарования. В результате у них осталось не более пятнадцати минут на захват аппаратной.

Ракким еще раз показал удостоверение.

– Проверьте. Произведите сканирование радужной оболочки. Я получил разрешение. Его подписал сам Рыжебородый.

Агент с огненной шевелюрой покачал головой:

– Я его отменил.

Его бритоголовый напарник занял идеальную боевую позицию – отошел назад на несколько шагов, положил руку на пистолет.

– Стивенс, можешь проходить, – произнес рыжий. – Мистер Эппс, вам придется подождать моего начальника.

Рябой щеголь решил не сдаваться.

– Вас двоих здесь не должно быть. Охрана внутренних помещений концертного зала обеспечивается службой государственной безопасности. Вы – вне юрисдикции.

– Мы не обязаны ничего объяснять, – пожал плечами рыжий.

– Ребята, – подал голос бритоголовый, – президент распорядился обеспечить как минимум шесть маршрутов отхода. И мы должны охранять каждый из них.

На экранах прямой трансляции толпа фундаменталистов остановилась всего в трех футах от полицейского кордона. Мелькали цепи, фанатики с искаженными лицами призывали стражей порядка вступать в их ряды.

– Дай свой сотовый, – сказал Ракким. – Сам поговоришь с Рыжебородым.

– Да пошел твой Рыжебородый, – ответил рыжий.

– Перестань, Маркс. – Бритоголовый не спускал глаз с бывшего фидаина. – Почему бы не поговорить?

– Бесон, этот Рыжебородый – долбаный президент? Конечно нет. А мы работаем на долбаного президента? Конечно да. – Рыжий посмотрел на Стивенса. – Уходишь или остаешься?

– Иди, – вздохнул Ракким. – Я тебя догоню, когда объявится их начальник. – Он поправил пиджак рябого щеголя, незаметно передав ему чип с записью.

– Шеф, ты уверен, что привлек достаточно людей? – произнес Рыжебородый в телефон лимузина. – Я знаю, что ты мне говорил, а еще я собственными глазами вижу, что происходит. И мне кажется, что людей недостаточно.

Сара, сидевшая рядом с ним, напряженно разглядывала толпу перед входом в зал. «С тем же успехом можно заявить, что гостей слишком много», – подумала она.

– Озаботиться этим следовало заранее. Ты еще вчера получил мое сообщение о том, что ибн-Азиз намерен устроить беспорядки. – Глава службы безопасности бросил трубку и повернулся к Коларузо. – Твой босс – полный осел.

– Все боссы этим отличаются, – пожал плечами детектив, устроившийся на откидном сиденье.

– Чем-нибудь помочь? – спросил по внутренней связи Энтони-младший. Он вел машину.

– Не рыпайся! – одновременно прирыкнули на него отец и Рыжебородый.

Коларузо вздохнул.

– Парень хочет быть в первых рядах в любой заварухе.

– Предпочитает упреждающие действия… похвально, – хмыкнул глава службы безопасности. – Далеко пойдет, если обучить надлежащим образом. – Он посмотрел на улицу сквозь затемненное стекло. – Жаль, что такой талантливый молодой человек выбрал карьеру фидаина.

– Может, обсудим, когда покончим с этим делом? – поднял бровь Коларузо.

Рыжебородый промолчал. Они стояли в длинной очереди на подъезде к концертному залу. Лимузины, подобные их автомобилю, обычно резервировались для второстепенных знаменитостей и промышленников среднего уровня. Машины звезд ждали пассажиров в подземном гараже. Не самое подходящее место на случай экстренного отбытия. Рыжебородый задействовал пару двойников. Один на данный момент сидел в ложе почетных гостей. Второй находился в персональном автомобиле главы службы государственной безопасности с его личным водителем.

Он снова набрал номер защищенной линии. Контакт сработал после первого же гудка. Из динамиков явственно пробивался шум толпы.

– Начинаем. – Рыжебородый откинулся на мягкую спинку.

– Обойду район, – произнес Коларузо. – Мой знакомый отвечает за регулировку уличного движения в этом секторе. Отнесу ему кофейку.

– Было приятно еще раз встретиться с вами.

Выбравшись из машины, детектив сунул голову в приоткрытую дверцу.

– Мой сын – хороший водитель, вам не о чем беспокоиться.

– Иншалла.

– Да, как скажете.

Дверца захлопнулась с глухим стуком.

Серый лимузин внешне ничем не отличался от стоявших в очереди. Но только внешне. Его стальной корпус с пуленепробиваемыми стеклами мог выдержать довольно мощный взрыв. Замкнутая циркуляция воздуха сводила на нет все попытки выкурить пассажиров слезоточивым газом или травануть чем похуже. Однако анонимность защищает лучше самой крепкой брони. У хамелеона больше шансов выжить, нежели у черепахи, ибо что толку в металле и технике, если враг узнал, где ты находишься? Как бы то ни было, пребывая в относительной безопасности под прикрытием бронированного корпуса автомобиля, Рыжебородый очень радовался отсутствию Кэтрин. Он едва уговорил ее остаться на вилле. Ведь должен же кто-нибудь сохранить копию записи на случай выхода ситуации из-под контроля. По крайней мере, этот довод на нее подействовал. Саре глава СГБ повторил то же самое, велев, если что, спрятаться и не высовываться до тех пор, пока все не придет более-менее в норму. Племянница поцеловала его в щеку, рассказала, как любит, а затем напомнила, что она – взрослая женщина, которой в течение двух месяцев удавалось прятаться от такого грозного противника, как ассасин, и уж церемонию вручения «Оскара» она как-нибудь переживет.

Стивенс быстро шагал по коридору. На одном из мониторов, встроенных в стену, тощенькая молодая актриса пронзительным и немного шепелявым голосом делилась радостью от первой своей награды за исполнение роли второго плана. Он перешел на рысь. Новые туфли немного жали, однако пара мозолей не казалась ему чрезмерной платой за настоящую французскую обувь. Стивенс свернул направо, еще глубже забираясь в лабиринт. Не следовало оставлять там Раккима. Пальцы коснулись чипа в кармане. Агент понятия не имел о хранившейся на нем информации, но знал, как следует поступить. Рыжебородый предупредил, что в случае обнаружения записи их ждет смертная казнь, а затем предложил отказаться от участия в операции. Агент пригладил тонкие усики. Да попроси шеф прыгнуть в доменную печь, Стивенс шагнул бы туда не задумываясь. Хотя нет. Сперва бы попросил попить чего-нибудь холодненького. Им с Раккимом полагалось занять главную аппаратную, блокировать вход в нее и сразу вставить чип в гнездо предварительного просмотра. Рыжебородый заставил его и фидаина несколько раз отрепетировать все действия на голографическом муляже. Как только пойдет демонстрация ретроспективы, один из них должен переключиться с ее показа на прокрутку записи из чипа. Все достаточно просто. Справился бы даже дрессированный шимпанзе. Но почему у него так колотится сердце?

Ракким сейчас, скорее всего, чувствует себя страшно уязвленным. Этих фидаинов всегда считали едва ли не полубогами. А тут его задерживают два каких-то щенка из президентской охраны. Стивенса, когда ему исполнилось восемнадцать, несмотря на рост, приняли в фидаины… но отчислили через неделю из-за сломанной лодыжки. Вылечив ногу, он получил второй шанс, однако во время зимних маневров потерял сознание от переохлаждения. На том все и кончилось. Ему всегда не везло. Только с женщинами он не знал неудач. Стивенс потрогал нос. Отлично сросся, как раз с нужной кривизной. Он сам так пожелал, несмотря на уговоры пластического хирурга. Женщинам нравятся мужчины со сломанными носами. Жаль, что Раккима нет рядом. Нет, агент вовсе не нуждался в его помощи. Просто он хотел показать, как умеет работать.

Керенски и Фазиль, в элегантных блейзерах, стояли у окна главной диспетчерской.

– Рыжебородый приказал вам двоим занять пост у главного входа и помогать полицейским. Поступаете в распоряжение старшего дежурного офицера, но сохраняете автономность.

– А кто останется здесь? – поинтересовался Фазиль.

Стивенс заглянул в аппаратную. С полдюжины человек склонились над пультами. Среди них присутствовали и две женщины. Одна – из модернов, с выкрашенными в синий цвет кончиками волос, показалась ему очень симпатичной.

– Я.

– Наслаждайся. – Керенски кивнул на экран. Тощая актриса нудно благодарила за оказанную ей честь. – Скучное задание.

– Будешь стеречь двери? – едко заметил Фазиль. – Не по чину.

– Шефу не понравилось, как я смотрел на его племянницу. – Стивенс усмехнулся, проведя пальцем по краю бакенбарда. – Или как она смотрела на меня. – Выражение его лица стало по-деловому сосредоточенным. – Комбинация замка?

– Три, девять, девять, – чуть помедлив, ответил Фазиль.

– Свободны. Рапорт жду через полчаса после окончания церемонии.

Агенты тяжелой рысью умчались по коридору. Убедившись в их исчезновении, Стивенс перевел взгляд на аппаратную. Симпатичная девушка наблюдала за ним сквозь пуленепробиваемое стекло. Он помахал ей, и та, густо покраснев, ответила тем же жестом. Агент еще раз просканировал коридор. Ракким не появился. Какая потеря для фидаина! Вся слава достанется лишь ему, Стивенсу.

Рыжебородый оказал ему особую честь, поручив секретное задание, а когда он выполнит его в одиночку… агент машинально выпрямился по стойке «смирно». Мечты о геройском поступке являлись ему с раннего детства. Он улыбнулся. Играя с друзьями в арабов и крестоносцев, Стивенс всегда сражался на стороне правоверных, мужественно противостоя превосходящим силам осквернителей святынь. Позже ему часто приходилось рисковать жизнью во благо страны, но сегодняшняя операция не шла ни в какое сравнение со всеми предыдущими. Агент определил ее важность по голосу Рыжебородого. По тому, как дрожала его рука на плече Стивенса. Он бы с радостью принял любую участь, уготованную Аллахом. Оглянувшись в последний раз, агент набрал на двери «три, девять, девять». Ракким так и не появился.

Люди, на мгновение подняв головы от пультов, вернулись к работе. Все, кроме двоих: девушки-модерна и мужчины, стоявшего чуть поодаль с заложенными за спину руками. Вероятно, режиссера. Ладно, пора начинать. И чем скорее, тем лучше.

– Я – Стивенс. – Он пожал руку мужчине. – Беру на себя управление. По приказу Рыжебородого – директора службы государственной безопасности.

Режиссер вздрогнул.

– Неприятности? – Он скользнул глазами по экрану, где толпа «черных халатов» ходила кругами и что-то орала в мегафоны. – Нам угрожает опасность?

Стивенс подошел к нужному пульту и вставил чип с записью.

– Отключите блокировку. Через несколько минут я перейду на предварительный просмотр.

– Но… это моя работа. Просто скажите, что нужно сделать.

Девушка по-прежнему наблюдала за ним. Стивенс даже успел разглядеть вену, пульсирующую на ее шее.

– Выведите отсюда людей. Сами можете остаться. И дама с синими волосами пусть останется. Мне понадобится вша помощь. Сможете это сделать?

– Да… конечно. Мы продолжим работать тремя камерами…

– Остальным скажите, чтобы они проследовали в ближайшую комнату отдыха для персонала.

Операторы поспешно очистили помещение, и Стивенс проверил, заблокирован ли вход. Девушка то и дело бросала на него взгляды, делая вид, будто занята собственными делами. Какая у нее ослепительная улыбка. Агент наклонился к мужчине:

– Эта сотрудница… Как ее зовут?

– Не знаю. Меня вызвали в последнюю минуту. Постоянный режиссер заболел. – Он едва не плакал. – Нам точно ничего не грозит?

– Успокойтесь, все под контролем, – заверил Стивенс. – А вас как зовут?

– Дарвин.

Агент сел за пульт.

Тощая актриса заканчивала выступление. Через несколько минут начнется ретроспектива фильмов Джил Стэнтон.

– Отлично, Дарвин. Вы займетесь своей работой, а я – своей.

62

После вечернего намаза

– Вызови начальника. – Ракким сделал шаг вперед. – Немедленно.

Бесон прицелился ему в грудь.

– Мистер Эппс, я буду стрелять.

Рыжеволосый Маркс сорвал с ремня прозрачные гибкие наручники.

– Вы арестованы.

Бритоголовый прижал большим пальцем наушник:

– Подожди…

Ракким вытянул вперед руки и сдвинулся в сторону. Теперь Маркс, надевая «браслеты», на мгновение перекроет Бесону линию огня. Бывший фидаин одним движением выхватил наручники, накинул их на шею рыжеволосому и прижал охранника к груди.

– Ты спятил? – заорал бритоголовый, тщетно пытаясь прицелиться.

– Бросай оружие. – Ракким держал Маркса за пиджак наподобие щита, одновременно не давая ему выхватить пистолет из кобуры под мышкой.

Впрочем, рыжий особенно и не пытался достать оружие. Его пальцы впились в гибкий обруч, сомкнувшийся вокруг шеи. Наручники изготавливали из полимера, обладающего памятью. Запястья арестованного они стягивали почти до болевого порога, а на горле действовали как удавка.

– Отпустите его, мистер Эппс! – Пистолет в руке Бесона дрожал. – Мы уходим.

Маркс с выпученными глазами пытался освободить шею. У него уже подкашивались ноги.

Бритоголовый положил оружие на пол.

Ракким нажал кнопку сброса, и «браслеты» разомкнулись, оставив на коже охранника ярко-красный отпечаток. Бывший фидаин бросил их бритоголовому.

Бесон подхватил готового упасть Маркса. Тот лихорадочно ловил воздух широко раскрытым ртом.

– Мистер Эппс! У вас не было необходимости так поступать с ним! – крикнул бритоголовый вслед убегающему Раккиму. – Нам только что сообщили, что мы переведены в сектор «В»! Как я теперь буду объяснять, откуда у него эта полоса?

– Не волнуйся. Он сумеет о себе позаботиться.

– Я знаю. – Сара с трудом удерживала себя в руках.

На экране портативного телевизора ибн-Азиз пробирался к полицейскому кордону. Вероятно, хотел самолично возглавить приверженцев. Он жестами призывал освещенную прожекторами толпу идти вперед.

Рыжебородый наклонился ближе к монитору. Уже скоро…

Ибн-Азиз резко дернулся. Его лицо сделалось каким-то дряблым. Ровно в тот момент, когда камера взяла крупный план, он схватился за живот, согнулся пополам. У главы «черных халатов» совершенно неожиданно случился приступ поноса. Все отскочили в сторону, даже самые верные телохранители. В ослепительном свете прожекторов ибн-Азиз стоял посреди лужи собственного дерьма в замаранном халате. Диктор хихикнула за кадром. Следом захохотала толпа у концертного зала. Полицейские тряслись, бряцая доспехами, и даже некоторые фундаменталисты не сумели удержаться от улыбки, когда на всех экранах появилась обалдевшая физиономия муллы, открывавшего и закрывавшего рот, словно пойманная рыба.

Лимузин раскачивался от смеха Рыжебородого.

Ракким добежал до аппаратной. Мониторы передавали рекламу автомобилей… а Дарвин приветливо махал ему из-за пуленепробиваемого стекла.

Дарвин! Какая-то девушка с синими волосами тихо рыдала, склонившись над пультом. За ее спиной стоял стол. На столе помещалось кресло, а на нем сидел… Стивенс. Со ртом, заклеенным серебристым скотчем, надежно связанный по рукам и ногам и с петлей на шее. Свитая из провода удавка, перекинутая через потолочную балку, висела свободно, однако с первого взгляда становилось ясно – до пола ее длины не хватит. Хватит лишь на то, чтобы сломать агенту шею. Достаточно чихнуть посильнее, и кресло на роликах съедет со стола.

– Дверь открыта. – Дарвин усмехнулся. Одну руку он положил на спинку импровизированного эшафота, катая его взад и вперед по столешнице. – Входи, Рикки. Здесь так интересно.

Новую модель «форда» называли «Пилигрим». Рыжебородый ждал окончания рекламы и вспоминал машины своей юности. Огромный, как яхта, «линкольн» – отец как-то раз вернулся на нем домой. А в салоне материнского мини-вэна вечно пахло пролитой колой. Однако величайшим автомобилем в истории человечества он все равно считал кабриолет «мустанг». Да и как иначе, ведь именно на нем Томас разъезжал во время учебы в колледже. Тогда еще буйный католик, он любил скорость и свист ветра в ушах. Все это было задолго до обращения к истинной вере. Еще до того, как брат женился на Кэтрин. По всему телу вдруг разлилась смертельная усталость. Нет, не воспоминания камнем навалились на грудь. Совсем иное. Болезнь, неподвластная даже лучшим в мире медикам. Недуг, вынуждающий их лишь стоять с вытянутыми от бессилия лицами и стыдливо прятать глаза.

Реклама закончилась, камеры переключились на концертный зал. Кинозвезды о чем-то болтали между собой, не забывая изредка поглядывать на объективы.

Сара поднесла к лицу часы, но промолчала.

Слишком поздно менять решение. Рыжебородый устало посмотрел на нее. Она так походила на мать. Если бы он, а не брат женился на Кэтрин, родилась бы у них дочь, имеющая внешнее сходство с его нынешней племянницей? Скорее всего, нет. Хвала Всевышнему, глава службы безопасности никому не передал свои уродливые гены. Тем не менее… мечтать об этом никто ему не запрещал.

– В чем дело, дядя?

– Просто задумался о том, как ты красива.

Сара удивленно подняла брови.

– Комплимент? От тебя? Ты не заболел?

Рыжебородый откинулся на спинку.

– Никогда не чувствовал себя лучше.

Он снова подумал о Кэтрин. Рыжебородый вообще редко думал о ком-либо другом с тех пор, как увидел ее у себя на вилле. Иногда размышлял об упущенном времени. О возможном, но не сделанном. Кэтрин, когда он поделился с ней своими сожалениями, прижала палец к его губам и спросила, почему он думает, будто сделать первые шаги следовало именно ему. Она права. Однако сделанный вывод лишь усилил чувство сожаления, и Рыжебородый почувствовал в груди боль. Жгучую боль. Нет, не сейчас. Еще рано. Он сделал глубокий вдох, его ноздри почти наяву уловили давно забытый запах кожаного салона «мустанга». Он поступил правильно. Они поступили правильно. Кэтрин была женой Джеймса. В их отвергнутой любви своя честь.

Сара вцепилась в его руку.

– Глава академии. Он представляет Джил.

Рыжебородого уже ничего не интересовало. Он видел запись. Теперь ее увидит весь мир. Пусть Хасан Мухаммед подавится правдой. Старейший и мудрейший. Какая чушь. Глава службы безопасности посмотрел в окно. Боль в груди усиливалась, разрывала внутренности. Становилась почти нестерпимой. Слишком большой кусок собственной жизни он посвятил этому Хасану Мухаммеду. Бесспорно, этого требовали обстоятельства, однако сейчас Старейший не заслуживал и секунды его внимания. Аллах в свое время непременно разберется со старым злодеем.

– Сара?

Она отвернулась от экрана телевизора.

Рыжебородый пытался заговорить, но боль не позволяла ему сделать достаточно глубокий вдох.

– Дядя?

– Ты… по-прежнему хочешь выйти замуж за Раккима?

Она явно удивилась и даже на мгновение потупила взор. Но только на мгновение.

– Да.

Рыжебородый кивнул. Любую боль можно вытерпеть, если рядом вход в рай.

– Я тоже этого хочу.

– Ты нас благословляешь?

Он упивался красотой племянницы. Ее лицо светилось, и вокруг него мерцали звезды. А-а, понятно, кислородная недостаточность. Значит, вот как выглядит смерть? Целая галактика любви, и ее центр – Сара.

– Дядя? Ты нас благословляешь?

– И я, и твоя мать. От всего сердца. От всей души. – Рыжебородый улыбнулся. Ему вдруг показалось, будто он всю жизнь ждал, чтобы произнести эти слова. От всего сердца. От всей души. Зрение стремительно слабело. Томас Дуган не видел Сару, но ощутил прикосновение к руке ее губ. Успел почувствовать ладонью тепло ее щеки.

– Бабушка-бабушка, зачем тебе такой большой нож?

Он рассмеялся шутке Дарвина. Уместный вопрос.

Только человек, прошедший подготовку фидаина, мог вычислить оружие, прижатое к внутренней стороне предплечья.

Ассасин слегка толкнул кресло, и его колесики замерли у самого края столешницы. Он не спускал глаз с Раккима.

– Камера пять, более крупный план, – прошептала девушка-модерн в ларингофон. – Камера один, подготовиться к широкому плану.

– Кто этот придурок на стуле? – поинтересовался бывший фидаин.

– Этот придурок умрет, если ты не бросишь нож. – Дарвин развернул кресло Стивенса. – Когда у мужчины ломается шея, из него сперма бьет фонтаном. Незабываемое зрелище. – Агент службы безопасности плотнее сжал зубы. – Если хочешь знать мое мнение, бог, придумавший такое, – настоящий маньяк.

– Не только он. – Ракким вытянул руку вперед. Оружие лежало идеально ровно в центре ладони. Капелька крови повисла на кончике лезвия. Из такого положения можно и метнуть, однако ассасин необычайно проворен, и в случае промаха… Ракким резко дернул запястьем, и нож воткнулся в дверь за его спиной.

Дарвина, судя по всему, его поступок разочаровал.

– Я просмотрел то, что принес твой приятель. Не удивительно, почему Старейший так обеспокоен.

Девушка с синими волосами всхлипнула.

– Камера два, камера восемь. Панорама первого ряда, камера четыре.

– Карла, ты готова? – поинтересовался Дарвин.

Ракким недоуменно поднял брови:

– Ты что, собираешься пустить нашу запись?

– Как только начнется ретроспектива. – Ассасин крутанул кресло, и провод на шее Стивенса натянулся. – Жаль, что вы не захватили попкорн со сливочным маслом.

Ракким подошел ближе.

– Я постоянно спрашивал себя, зачем старику понадобился Эппс, если у него есть я? Что он задумал? – Дарвин пожал плечами. – Одно из колесиков кресла скрипнуло, Стивенс выпучил глаза. – Я бы так и остался фидаином, если б предпочитал удовольствоваться неведением. – Из всех динамиков установленных в аппаратной мониторов раздался шквал бурных аплодисментов. Часть экранов показывала концертный зал с разных ракурсов, а еще на пяти шла прямая трансляция из разных точек планеты. Кино – универсальный язык, понятный любому. – Ракким, тебе все это никогда не надоедало? Ты никогда не задумывался, в чем смысл жизни?

– Никогда. Всегда был оптимистом.

Дарвин похлопал Стивенса по руке.

– Смотри. – Он сломал агенту палец. Тот выгнулся от боли, но громко закричать не смог из-за заклеенного рта. – Когда-то хруст костей доставлял мне ни с чем не сравнимое удовольствие. – Он сломал еще один палец. – А сейчас я почти ничего не чувствую.

Ракким подошел еще ближе. Стивенс потерял сознание.

– Примерно месяц назад я неплохо провел время с одним молодым полицейским… но удовольствие было столь скоротечным. – Дарвин играл собственным ножом. – Как всегда.

– Может быть, убьешь себя? – предложил Ракким. – Ну, чтобы не мучиться.

– Только ты доставил мне радость, какой я давно не испытывал… поэтому я оставил тебя в живых. – Дарвин обвел кончиком лезвия глаза Стивенса. Словно надел на него кровавые очки. – Кстати, я видел тебя на приеме в посольстве… ты не знал, что я был на балконе? Старейший приказал тебя остановить. Убить на месте. – Нож прочертил контуры губ Стивенса, тут же ставшие ярко-красными от крови. – У швейцарцев паршивая служба безопасности. Им просто на все наплевать или это признак высокомерия? Такое бывает, если постоянно выигрываешь в течение тысячи лет. Мне понравилось наблюдать за тобой, особенно когда ты закусывал, и я решил, что продолжать игру будет куда интереснее. Пусть Старейший попытается угадать, что я затеял. Так, чисто для разнообразия.

– Вставляю запись, – доложила Карла.

Ракким сделал еще шаг вперед, идеально совпавший с ее словами. Дарвин не заметил.

– Все мы игроки в кости. Нудные карточные игры – не для нас. Человек может сойти с ума, если будет часто задумываться. – Ассасин крутанул Стивенса. – Мы с тобой – двое мальчишек, из кожи вон лезущих, чтобы показать себя, и нам представится такая возможность, когда в мире воцарится хаос после демонстрации записи. Мы кинем кости, и будь что будет.

«Джил Стэнтон дебютировала в роли танцовщицы в малоизвестном фильме "Глаза Техаса", но уже через пять лет ее лицо стало самым узнаваемым во всем мире». Началась ретроспектива. На экране бегущей строкой появился адрес веб-сайта, посвященного церемонии награждения, предлагая пользователям зарегистрироваться и загрузить ролик. Если Спайдер исполнил обещанное… «В последние дни старого режима именно мужественное выступление Джил Стэнтон на тогдашней церемонии вручения призов киноакадемии…»

Затем Ракким услышал голос Ричарда Арона Гольдберга.

– Готов поспорить, Старейший только что ошпарил чаем колени. – Дарвин нахмурился. – Отойди-ка назад.

Бывший фидаин не пошевелился. Ему требовалось сделать всего один шаг.

– А я готов поспорить, что совсем недавно… ты не позволил бы мне подойти так близко, – произнес он.

– Все равно недостаточно близко. – Кресло с бесчувственным Стивенсом грозило вот-вот обрушиться. – Отойди, Рикки. Ты же не хочешь, чтобы я расстроился. Знаешь ведь, на что я способен. Будь у меня скверное настроение, я отрезал бы головы всем операторам и расставил их на подоконниках, словно праздничные фонарики. Исключительно для тебя.

Карла рыдала, зажав рот ладонью.

– Так ты еще не оттянулся? – Ракким ждал, когда Дарвин моргнет.

Ассасин улыбнулся:

– Не люблю повторяться.

– Ты постоянно повторяешься, в этом твоя проблема. Для тебя все неизменно. Смерть и снова смерть. Не удивительно, что тебе стало скучно.

«Зрачки ведут себя непоследовательно. Не имеет значения, сужены они или расширены, самое главное – последовательность. Ложь можно определить по изменению размера».

Кадры появились на всех мониторах, кроме тех, что показывали события в мире. Толпа рядом с концертным залом замерла, уставившись на огромные экраны.

– Я бы с радостью еще с тобой поболтал, однако на сегодняшний вечер мои планы уже определились, – сказал Дарвин. – У тебя будет масса времени погоняться за мной, когда все уляжется, но тут есть своя прелесть. В следующий раз у тебя появятся сомнения на мой счет. Сейчас я чудовище, но потом ты будешь помнить меня как Дарвина, который совершил ряд странных поступков, но оставил тебя в живых.

– Странных? Ты так это называешь?

Прямые включения показывали разъяренные толпы в Чикаго… а в Денвере уже начались беспорядки… Вечеринки в честь церемонии оборачивались скандалом… пылали подожженные машины, выли пожарные сирены…

– Посмотри, что мы сделали, – сказал Дарвин. – Какая прелесть.

…танки грохотали по улицам городов… президент Библейского пояса требовал немедленного созыва Международного суда… всюду безумие и хаос, сдавленные крики, перекошенные лица со всех концов света…

– Я мог тебя убить, но не убил. Мог убить Джерри Линн и ее детей, но не стал этого делать. – Ассасин пристально смотрел на Раккима. – Наши отношения после этого изменятся. Станут более глубокими.

– Почему бы тогда тебе не остаться? – Глаза Дарвина казались бездонной черной пропастью, но бывший фидаин не отводил взгляд. – Останься, сам все узнаешь.

…пожары и грабежи в Рио и Лагосе, безумие усиливалось… оператор получил кирпичом по голове в прямом эфире… над Эйфелевой башней плыли клубы дыма…

Ассасин покачал головой:

– Не хочу торопить события. Давно не приходилось так веселиться. Признайся, ты тоже испытываешь удовольствие. Передай от меня привет своей малышке. Скажи, что мне не терпится встретиться с ней еще раз.