Текст книги "Молитва по ассасину"

Автор книги: Роберт Ферриньо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

26

После предвечернего намаза

Ракким открыл ворота ранчо Джил Стэнтон. За пределами большого города люди отличались большей доверчивостью, а Пьюаллуп по-прежнему оставался небольшим городком – центром фермерских хозяйств и дорожек для прогулок верхом, где старомодное добрососедство смешалось с традиционным исламским радушием по отношению к незнакомцам. Словно в любую минуту мог явиться кто-нибудь с яблочным пирогом или корзиной свежей земляники. Плевать. Сам Ракким доверял только надежным замкам, удобным наблюдательным пунктам и системам защиты. Безмятежность сельской жизни оставалась привлекательной лишь до появления злого серого волка. Он въехал в ворота, и машина запрыгала по неровной грунтовке. Посыпался мелкий дождь, и он включил дворники. Жесткая резина заскрипела по ветровому стеклу, оставляя грязные следы. Очевидно, хозяин машины не уделял должного внимания техническому обслуживанию. Скорее всего, даже масло не менял с предписанной периодичностью. Вдали сверкнула молния. Наступил ранний вечер, однако из-за густых туч, сплошь застилавших небо, сделалось совсем темно. Он сильнее нажал на газ.

На поиски таксиста, ранним утром в четверг подвозившего Сару, ушел почти весь день. Ее сосед Хенесси говорил правду: машина оказалась «фордом», правда, темно-зеленого, а не темно-бордового цвета.

Водитель такси узнал пассажирку по фотографии – его выдали глаза – но тут же поинтересовался, сколько будет стоить информация. Серебристые амулеты с портретами Усамы и Заркауи [11]11
  Имеются в виду Усама Бен Ладен, террорист № 1, глава международной террористической организации «Аль-Каеда», и Абу Мусаб аз-Заркауи, террорист, иорданец по происхождению, руководитель созданной им организации «Единобожие и джихад» («Al-Tawhid Wal-Jihad»).


[Закрыть]болтались над приборной доской, лица подрагивали в такт работающему на холостых оборотах двигателю.

– Сколько заплатишь, брат?

Вдали показались освещенные окна ранчо. Он побывал здесь всего один раз. Пять лет назад, когда получил отпуск и мучился бессонницей. Весь мир казался ему незнакомым. За исключением Сары. Она притащила его на ранчо, не сказав, куда везет. Собиралась сделать сюрприз. У нее получилось. Джил Стэнтон оказалась простой и непосредственной женщиной, даже несколько смешливой. Она пятнадцать лет назад отказалась от роскоши Голливуда и ни разу не пожалела о сделанном выборе. Все утро они втроем катались на лошадях, затем устроили пикник на берегу реки и, греясь на солнце, наслаждались сыром, спелыми персиками и холодным сидром.

Сара взяла у Джил интервью для своей книги «Как в действительности был побежден Запад». В тот раз название показалось Раккиму глупым, однако он не стал ничего говорить, чтобы не лишить себя шанса увидеть легендарную Джил Стэнтон. «Лицо» нации, актрису, считавшуюся самой красивой и талантливой в ее поколении.

Ее официальное заявление о принятии истинной веры во время церемонии награждения вторым «Оскаром» само по себе оказало влияние на десятки миллионов американцев, размышлявших об истинах ислама. Но она выбрала этот момент еще и для того, чтобы сообщить о своей помолвке с Ассаном Рашманом – форвардом и самым лучшим игроком команды «Лос-Анджелес лэйкерс», ставшей чемпионом мира. После церемонии знаменитости десятками переходили в другую веру, и новобрачные, согласно исследованиям Сары, в течение двух лет появились на обложках пятидесяти семи журналов. Они развелись восемнадцать лет назад. Примерно тогда же Джил последний раз снялась в кино, но по-прежнему оставалась уважаемой личностью, несмотря на затворнический образ жизни. Интервью для племянницы Рыжебородого оказалось одним из немногих за время ее уединения, и Сара со своей стороны приложила все усилия, дабы сохранить в неприкосновенности личное пространство актрисы.

Услышав подъезжающую машину, Джил вышла на веранду, помахала Раккиму и спустилась по лестнице.

– Где она? – спросил бывший фидаин.

Женщина уперла руки в бока. Несмотря на почти шестидесятилетний возраст, хозяйка ранчо, одетая в джинсы, сапоги и замшевую куртку цвета жженого сахара, оставалась стройной и красивой. Ее лицо светилось здоровьем, хотя заплетенные в косички волосы уже тронула седина.

– Ты разучился вести себя прилично. Жаль.

Взлетев на веранду, Ракким распахнул дверь.

– Сара!

Джил подошла к нему. От нее пахло лошадьми.

– Ее здесь нет.

Быть может, по голосу кинозвезды или выражению ее лица, но бывший фидаин понял – она говорит правду. Ракким даже представить себе не мог, какая причина могла заставить ее солгать. Джил отказалась от предложения написать откровенную книгу о замужестве, сулившую многомиллионный гонорар. Она никогда не рекламировала товары и не поддерживала кандидатов от какой-нибудь политической партии. Он встречался с ней лишь однажды, но без промедления схватился бы за острогу, заяви хозяйка ранчо, будто по дороге к дому движется косяк лососей.

– Где она?

– Не знаю. Поговорим в доме. – Джил крепко взяла его за руку и повела в гостиную. Стены, отделанные сучковатой сосной, толстые антикварные ковры на полу, обитые бархатом диваны и удобные кресла. Чисто и удобно.

– Уехала полчаса назад. Я тоже о ней беспокоюсь.

– Позвони ей.

– Она держит телефон отключенным. Говорит, что по сотовому можно определить, где находится человек. Это правда?

Ракким кивнул.

– Все равно позвони.

Джил не любила, когда ей приказывали, тем не менее подчинилась. Гость, даже столь бесцеремонный, обладал определенными привилегиями. К сожалению, она оказалась права. Телефон Сары молчал.

– Что она тебе сказала?

– Сказала, что работает над чем-то опасным. Сразу же дала понять, что я рискую, давая ей приют. – Взгляд Джил сделался холодным и ясным. – Я ответила, что потеряла страх, обретя истинную веру. А ты, Ракким? Ты боишься?

– Только пока дышу.

– Тем не менее ты пришел ко мне.

– Я не отличаюсь умом. Только настойчивостью.

Джил улыбнулась:

– Можешь подождать ее здесь.

Ракким немного тяготился ее обществом. Пребывание в подобной близости от нее значительно затрудняло ход мыслей. Рыжебородый для подавления оппонентов использовал габариты и демонстрацию физической мощи, Джил в аналогичных ситуациях имела склонность демонстрировать потрясающую женственность. Он подошел к стене, где большая фотография Великой мечети служила указателем точного направления на Мекку. Снимок сделали на рассвете во время хаджа. Черный куб Каабы высился посреди моря верующих. Лучи восходящего солнца золотили спины огромной массы лежащих ничком людей.

– Я совершила паломничество три года назад. – Джил возникла рядом. – Ощутила мир, покой, не поддающийся описанию. В некотором смысле, сохранившаяся радиация сделала хадж для меня еще более драгоценным. Не так давно врач обнаружил небольшую опухоль в правой груди… крошечную, не больше макового зернышка. Я решила ее удалить. Некоторые пилигримы, в основном пожилые, предпочли ничего не делать. Решили, что это является доказательством их веры, но я…

– Кто еще живет с тобой в этом доме?

Глаза Джил сверкнули. Взгляд обрел прежнее величие примадонны. Ракким испытал такое чувство, словно ему залепили пощечину.

– Несколько наемных рабочих с семьями. В надворных постройках. Но я знаю их уже много лет. Они понятия не имеют, кто такая Сара, и не проявляют ни малейшего желания выяснить это. Все они – правоверные мусульмане. Можешь встретиться с ними во время намаза, если хочешь.

– Это – лишнее.

– Понятно. – Джил опустила взгляд, и он едва не скрипнул зубами. Тяжело видеть, как такая красивая женщина жалеет тебя. Она похлопала его по руке, отчего волосы на голове бывшего фидаина встали дыбом. – Может быть, Сара вернется раньше.

Ракким посмотрел на дорогу.

– Ты можешь хотя бы предположить, куда она поехала? Она должна была сказать хоть что-то.

– Сказала только, что вернется через несколько часов. Я приготовлю чай.

Ракким прошел за ней на кухню.

– Она вызвала такси?

– Позаимствовала машину у одного из рабочих. – Джил наполнила водой медный чайник и поставила на плиту. – Карл – механик. Собирает автомобили из привезенного со свалки металлолома. В основном ездит на них по ранчо – почти на всех нет номерных знаков. Сара уговорила Карла одолжить ей одно из его творений.

– Хотела оградить тебя от неприятностей, если с ней что-нибудь случится.

– Она – мой друг. Ее проблемы – мои проблемы.

Говорить просто, гораздо сложнее пережить последствия. Ракким промолчал. Не имело смысла ставить ее в известность о возможном развитии событий. Над раковиной висела небольшая фотография двоих мальчиков. Каждый держал на голове статуэтку «Оскара» и улыбался в точности как Джил.

– Мои сыновья, – пояснила она, – Ахмед и Ник. Ахмед – руководитель компании «Пьюджет шиппинг». Ник – фидаин. – Хозяйка ранчо посмотрела на Раккима. – Сара сказала, что ты – больше не фидаин.

– Просто ушел в отставку. Фидаин – всегда фидаин.

Она разлила кипяток по керамическим чашкам и положила в них пакетики с черным чаем.

– Сахару?

Ракким, покачав головой, взял один кубик. Просторная удобная кухня, как и гостиная, не отличалась излишней претенциозностью. Чисто выметенный пол, крюки с надраенными кастрюлями. В одном углу возвышалась огромная колода для рубки мяса, в другом стоял простой сосновый стол. Джил и Сара наверняка завтракали за ним яичницей с сыром и смотрели на выплывающее из-за гор солнце. Затем подруги мыли посуду и отправлялись на скотный двор ухаживать за животными или чистить пруд для уток.

– Не скучаешь?

– По Голливуду? – Джил мгновенно поняла, что он имеет в виду. Скорее всего, ей уже надоело отвечать на этот вопрос. Возможно, потому она и предпочла остаться на ранчо, выращивать лошадей, ходить в крохотную местную мечеть и не обращать внимания на остальной мир. – Иногда. – Женщина сделала глоток чая. – А ты? Не жалеешь, что ушел в отставку?

Ракким улыбнулся:

– Иногда.

– Мне предстоит участвовать в еще одном представлении, хотя, должна признать, отведенная мне роль не приводит в трепет. – Джил глядела на него сквозь поднимавшийся над кружкой пар. – Через несколько недель меня наградят еще одним «Оскаром» за вклад в киноискусство. Таким образом, полагаю, я официально признана живым ископаемым.

– Леди, у вас нет необходимости напрашиваться на комплимент.

Джил рассмеялась.

– Теперь я понимаю, почему Сара без ума от тебя. Ты похож на грубый поцелуй. – Она поиграла косичкой. – Сара много рассказывала о тебе. Мне кажется, я хорошо тебя знаю.

– Это было бы ошибкой.

– Рядом с тобой она чувствовала себя в безопасности. Рыжебородый тоже вызывал у нее подобные чувства, но с ним все было расписано по пунктам. Может, поэтому мы и подружились: обе знали, что значит постоянно чувствовать на себе внимание общества. Постоянно подвергаться оценке. Я отлично помню фотографии, где ее водили к святыням, телерепортажи встреч с президентом. Сара Дуган – дочь первого в истории нации великого мученика…

– Рыжебородый прекратил это, когда ей исполнилось шесть лет. Никаких фотографий, никаких репортажей. Он пекся о ее безопасности…

Джил презрительно хмыкнула.

– Рыжебородый так поступил, потому что больше не нуждался в подобной рекламе. Она выполнила отведенную ей роль. – Хозяйка ранчо сняла со стены фотографию сыновей. – Ник, младший. Отец так гордился, когда он стал фидаином, а я мать. Я волновалась.

– С ним все в порядке?

Джил кивнула, не спуская глаз со снимка. Честно говоря, мальчишки, со статуэтками на головах и выпученными в объектив глазами, выглядели довольно глупо.

– Ник принял присягу шестнадцать лет назад. Несколько шрамов и царапин, ничего серьезного. Получил должность в Чикаго. Три жены, десять детишек. Полковник фидаинов… – Она повесила фотографию на место и провела пальцем по раме. – Я горжусь своим сыном, он служит Аллаху и нации… но не узнаю его, когда он приезжает в гости. – Она посмотрела на Раккима. – Это грех, если мать не узнает плод своего чрева?

Охранник проверил документы, прочел каждое слово, шевеля губами.

– Собираете деньги?

– Для Объединенного исламского благотворительного общества, как написано.

Ветер и дождь безжалостно стегали высунувшегося в окошко мужчину. Зеленая форма выглядела совершенно новой, но уголки воротника поникли от влаги. Он осмотрел помятую машину.

– А у тебя есть разрешение обходить дома, сестра?

– Сбор пожертвований является для истинного правоверного такой же обязанностью, как и их дарение, – назидательным тоном произнесла Сара. Хиджаб темно-фиолетового цвета, позаимствованный у Джил, эффектно подчеркивал ее глаза. – Уверена, вы это знаете.

Охранник поскреб карточкой опухшее лицо. Словно по стеклу провели наждачной бумагой. Крупный румяный парень, правда туповатый. Кроме всего прочего, в будке его ждал недоеденный сэндвич.

– На этой неделе возникли проблемы… Скверная ситуация. Женщину убили. И ее слуг жестоко зарезали.

– Офицер, уверена, сейчас в этом районе абсолютно безопасно. В конце концов, вы же на дежурстве…

Он пожевал губу.

– Я должен знать, кого пропускаю, иначе будут неприятности.

– Офицер, посмотрите на меня, разве я могу доставить неприятности?

Охранник серьезно отнесся к вопросу и внимательно посмотрел на нее.

– В этом районе живут набожные люди, – заметила Сара. – Время обеда уже прошло. Братья и сестры будут счастливы исполнить свой долг в уюте собственных домов. Что в этом плохого?

– Не… знаю, сестра.

Сара кивнула, благословляя его.

– Поднимите шлагбаум, офицер.

Охранник попятился, едва не упав и бормоча благословение.

Она въехала в ворота.

– Как выглядела Сара, когда приехала на ранчо?

– Она позвонила в три. Последний раз мы разговаривали больше года назад, но я сразу же узнала ее голос. У меня чуткий сон… хотя стояла глубокая ночь, я мгновенно поняла, что она чем-то сильно расстроена. Сара находилась на заправочной станции в пяти милях от ранчо. Снова меня защищала. Вышла там, чтобы водитель такси не мог догадаться, куда она направляется. – Джил прислушалась к стуку дождя по крыше. – Мы проговорили до самого рассвета. Она была так взволнована.

– Ее не ранили?

– Сказала, что несколько часов назад убила человека. Это считается?

– Нет.

Джил покачала головой. Фидаин – всегда фидаин. Видимо, про убийство говорить не следовало.

– После утреннего намаза Сара легла спать, проснулась поздно. Мы отправились на верховую прогулку, ни о чем не говорили, просто дышали свежим воздухом. Вроде ей стало получше. Потом она уехала на несколько часов, а когда вернулась, то выглядела еще хуже, чем когда заявилась ночью. Сара – сильная девушка, но тогда она плакала без перерыва. Хотела уйти. Постоянно твердила, что все, кто рядом с ней, находятся в опасности…

– Куда она ездила в пятницу? – тихо-тихо спросил Ракким. Наверное, она бы не расслышала его, не подойди он ближе. Так близко, что снова ощутил запах лошадей.

– Больно!

Бывший фидаин поспешно убрал руку с ее запястья. Он даже не заметил, как схватил ее.

– Не знаю. Она сказала, что старую подругу… верную подругу убили и что она винит в этом себя… – Джил испуганно подскочила. – Ракким! Куда ты?

Опрокинутый стул загрохотал по полу.

27

Перед вечерним намазом

– Прошу прощения, офицер Хэнсон… – Дарвин осторожно извлек из кармана брюк полицейское удостоверение со значком. – Вильям Хэнсон. Мне нравится. Вильям. Настоящее американское имя, как бифштекс с картофелем. Приятно познакомиться. Готов поспорить, тебя часто называют Биллом. А как насчет Вилли? Мне так больше нравится. Вилли. Звучит дружелюбно, несколько невинно. Вилли, ты считаешь себя невинным? – Его смех эхом заметался по отделанной кафелем ванной. Он убрал значок в карман пиджака. – У таких людей, как я… не возникает иллюзий.

Правая рука Хэнсона медленно двинулась к торчащей из кобуры рукояти пистолета.

– Посмотрите на него, какой настойчивый блюститель порядка. – Дарвин вынул пистолет. Стандартный полицейский полуавтоматический пистолет, девять миллиметров, с персональным идентификатором. Оружие можно использовать, лишь приложив большой палец зарегистрированного владельца. В любых руках, кроме рук самого Хэнсона, он становился бесполезной игрушкой. Дарвин передернул затворную раму, извлек патрон из патронника и заглянул в ствол. – Ты хорошо заботишься о личном оружии, офицер. Как вижу, любишь разрывные пули. Вселяют чувство уверенности, да? Могу поспорить, ты ни разу не применял оружие во время исполнения служебных обязанностей. Я прав? Поверь мне, это все меняет.

Хэнсон застонал.

– Позволь помочь тебе. – Дарвин снова наклонился и вложил пистолет в руку полицейского. – Держи крепче.

Пальцы Хэнсона сжали рукоять. Он попытался поднять оружие, но оно сделалось слишком тяжелым для него.

– Не торопись. Наберись сил. Просто дыши. Ужасная ситуация: каждый вздох разрывает твои нежные розовые внутренние органы на части, но человек не может не дышать.

Лоб Хэнсона покрылся каплями пота. Одна из капель скатилась в глаз, заставив его заморгать.

Дарвин со странной нежностью промокнул лицо полицейского носовым платком.

– Не волнуйся. Я не собираюсь использовать тебя каким-нибудь непристойным образом. Гомосексуалисты, гетеросексуалы… человек сам делает выбор, колесо любви и желаний. – Он погладил Хэнсона по щеке. – Лично меня, честно говоря, не интересуют ни мужчины, ни женщины. Не вижу между ними разницы. Прелюбодеи и блудницы. Оставляю их тебе. – Он засмеялся. – Запомни, Вилли, отдаю тебе свою долю.

Хэнсон пошевелился и закричал от боли. Изо рта потекла кровь.

– Не шевелись. Замри, мой мальчик. Скоро ты умрешь, к чему торопиться? Давай еще немного поболтаем. Мне так редко удается поговорить с теми, кто со мной знаком… действительно знаком. Непризнанность терзает душу, но что я могу с этим поделать?

Хэнсон прикусил губу, пытаясь не потерять сознание.

– Вот молодец. – Дарвин проследил глазами за струйкой крови, уходящей в сливное отверстие ванны. – Я сделал это не ради твоего значка, если у тебя сложилось такое впечатление. Просто работа, которой я сейчас занимаюсь, поиски этого Раккима вызывают у меня разочарование. Я постоянно вынужден сдерживать себя… у меня болит голова. Я человек, нуждающийся в удовлетворении своих потребностей, а они у меня весьма значительны. Иногда просто ужасны. А мне не разрешают их удовлетворять. – Он улыбнулся. – Поэтому мне пришлось воспользоваться тобой. Надеюсь, ты не против?

Хэнсон снова напряг пальцы. Его голубые глаза уже мутнели, но он упрямо сжимал оружие.

– Я фидаин-ассасин. Ты должен гордиться тем, что погиб от моей руки. Мог попасть под автобус или умереть от кровоизлияния в мозг. Мог подавиться куском жесткого бифштекса или загнуться от аллергии на арахисовое масло. Вместо этого… ты оказался здесь. – Он постучал пальцами по передним зубам полицейского, словно играя на ксилофоне. – Если бы ты мог на мгновение забыть о боли и взглянуть на себя со стороны, то понял бы, что должен быть мне благодарен.

Хэнсон пытался сосредоточиться.

– Может быть, я прошу слишком многого. – Дарвин наблюдал, как молодой полицейский пытается поднять пистолет. Кровь образовала небольшой водоворот над сливным отверстием. – Так, все правильно, немного выше. Давай, у тебя получится. Нажми на курок, Вилли. Нажми. Нажми!

Оружие закачалось в руке. Упало на эмалированное дно. Хэнсон часто задышал.

– Досадно. – Дарвин хихикнул. – Добро пожаловать в мой мир. – Во внутреннем кармане его пиджака вдруг завибрировал «циклоп». Не поднимаясь с края ванны, он достал серебристый футляр и открыл крышку. – Ну и ну, ты только посмотри. – Усмехнувшись, он повернул плазменный экран к полицейскому. – Дом профессора Уоррик. В реальном времени. Изображение передает камера ночного наблюдения, поэтому заметен зеленоватый оттенок, но черты лица можно разглядеть. Это Сара Дуган стоит у двери. В очень элегантной чадре, должен заметить. Такая одежда лишь подчеркивает ее красоту, тебе не кажется? Привет, Сара. Поздоровайся с Сарой, Вилли. Не хочешь?

Хэнсон отвел взгляд.

– Зачем ты вернулась туда? Оставила что-то очень важное? – Дарвин ткнул пальцем в экран. – Смотри, она сморщила нос от запаха. Трупы давно вынесли, а аромат сохранился. – Сара поднялась по лестнице и пропала из зоны видения. Он переключился на камеру в гостиной. Диван, пропитанный уже высохшей кровью, с которого убрали тела, почему-то вызвал у него чувство печали, словно оплывшие свечи после шумного праздника. Дарвин перевел взгляд на молодого красивого полицейского.

Хэнсон уже терял сознание.

– По телевидению – ничего, в газетах – ни слова. Ах, если бы я мог завести альбом для вырезок, – пожаловался ассасин. – Коллекционировать вырезки несколько грубо, согласен, но тебе не кажется, что, запретив передачу информации, они поступили мелочно? Я виню в этом толстого детектива, который был с Раккимом. Следовало бы преподать Коларузо урок. Пусть знает, что к человеку надо проявлять уважение, если он его заслужил. – Он переключился на камеру в спальне. Сара еще не появилась. Вероятно, осматривала дом. – Должен признаться, Вилли, сейчас я чувствую себя счастливым. Я предположил, что она вернется туда, и она вернулась. Нет ничего лучше, чем убедиться в собственной правоте. Самое приятное чувство на свете. А, Вилли? С тобой совсем неинтересно. Понимаешь, в этом доме есть что-то, для нее очень важное. Самое главное – сосредоточиться. Определить предмет желания. Вот в чем главный секрет. Запомни это. Я пытаюсь научить тебя уму-разуму.

Пальцы Хэнсона шевелились, но пистолет лежал в целом дюйме от них. Дюйме, равном целой миле.

Дарвин захлопнул крышку «циклопа».

– Мне пора. Необходимо узнать, что пытается найти наша милая Сара. – Он поднялся и взглянул на полицейского. Рука того медленно тянулась к оружию. Восхитительно. Дарвину так хотелось остаться здесь до конца, но, как всегда, ему не хватало времени. Он аккуратно поставил ногу на живот парня, как раз на третью пуговицу его голубой рубашки.

– Ты меня благословляешь? Да? Нет? – Он перенес вес на носок, точно рассчитав давление.

Уже за дверью квартиры ассасин слышал крики Хэнсона.