Текст книги "Веспасиан. Фальшивый бог Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Столь неожиданное известие и не менее странный приказ повергли сенаторов в растерянность. Но ненадолго. Самые сообразительные тотчас прикрыли головы складками тоги, как будто присутствовали на религиозной церемонии. Остальные поспешили последовать их примеру. Калигула, глядя на это море покрытых шерстяной тканью голов, расхохотался.

– Вы действительно мои овцы. Сколько шерсти я с вас состригу! Если не ошибаюсь, один из вас высказал готовность отдать моему брату Юпитеру свою жизнь – лишь бы он оставил мне мою. Кто это благородная овца?

– Это я, принцепс. – Голос за спиной у Веспасиана звенел гордостью.

Он обернулся: молодой, хорошо сложенный всадник самодовольно огляделся по сторонам, гордый тем, что удостоился внимания самого императора.

– Как твоё имя, добрая овца?

– Публий Афраний Потит.

– Что ты здесь делаешь, Потит? Почему ты заставляешь Юпитера ждать? Мы, боги, любим быстроту.

Поняв, что Калигула говорит серьёзно и вместо награды его ждёт смерть, Потит мгновенно изменился в лице. Он вновь посмотрел по сторонам, ожидая встретить сочувствие, но увы! Какой глупец стал бы оспаривать приказы самого бога? Толпа отстранилась от него, как от прокажённого, и он остался стоять один. Поникнув головой, он молча сделал шаг прочь.

– Какая замечательная овца, – произнёс Калигула, с довольной ухмылкой глядя, как Потит плетётся навстречу собственной смерти. – Теперь, когда я снова с вами, жизнь в городе возобновится. Плебейские игры, которые должны были начаться пять дней назад, откроются сегодня же. Тем из вас, что клялись, что ради моего здоровья готовы сражаться в качестве гладиаторов, уже завтра будет дана возможность выйти с мечом на арену, чтобы исполнить собственную клятву.

* * *

– Пощади его, цезарь! Пощади его, цезарь! – в один голос скандировала двадцатитысячная толпа в каменном амфитеатре Статилия Тавра на Марсовом поле. В воздухе стоял крепкий запах мочи. Опасаясь лишиться места, если они вдруг по нужде выйдут на улицу, люди справляли естественные надобности там же, где и сидели. Моча стекала по каменным сиденьям, впитываясь в туники тех, кто сидел ниже.

Победитель, ретиарий, – последний из шести гладиаторов, кто устоял на ногах, – прижал трезубец к горлу последнего поверженного противника, секутора, запутавшегося в его сети, и поднял взгляд на императора.

Веспасиан посмотрел на Калигулу, сидевшего рядом с Друзиллой в императорской ложе. Интересно, выполнит ли он пожелание толпы? До сих пор он их выполнял. С другой стороны, в течение последних четырёх дней это были исключительно требования смерти.

Калигула выставил руку вперёд в знаке пощады и задумчиво наклонил голову. Толпа разразилась одобрительными возгласами. Увы, уже в следующий миг большой палец, словно вытащенный из ножен меч, дёрнулся вниз, требуя смерти.

Судья поединка, именуемый «сумма рудис», убрал от груди ретиария длинный жезл. Сам ретиарий отступил назад, давая противнику приподняться на одно колено и встретить смерть с гладиаторской честью, а не валяться на красном от крови песке, словно загнанный охотниками олень.

Ярость толпы, требовавшей пощадить её любимца, который столь храбро сражался на арене, разгорелась ещё сильнее. Освободившись от сети, секутор, в ожидании смертельного удара, схватился за ногу противника. Ретиарий бросил трезубец и, вытащив остриём вниз длинный, тонкий нож, нацелил его в шею секутору. Кивнув головой в гладком бронзовом шлеме с двумя крошечными дырочками для глаз, обречённый боец подставил под удар горло. Оба – и победитель, и жертва – напряглись перед моментом ритуальной смерти. Неожиданно на грудь ретиарию вновь лёг судейский жезл.

Воцарилась гробовая тишина. Все посмотрели на Калигулу. Его большой палец был поднят вверх. В следующий миг император разразился истерическим хохотом.

– Как я вас! – кричал он сквозь смех. – Неужели вы и впрямь подумали, что я, тот, кто печётся о вашем благоденствии, не выполню ваше пожелание? Конечно же выполню!

Позабавленные императорской шуткой, зрители рассмеялись. Ретиарий убрал нож. Несчастный секутор задыхался, не веря собственному везению.

Веспасиан посмотрел на Калигулу. В следующий миг лицо императора исказилось гневом. Он вскочил с места и приказал всем умолкнуть.

– Но вы насмехались надо мной! – истерично кричал он. – Как будто не любите меня! Меня! Вашего бога и императора. Вы насмехались надо мной! Да как вы посмели! О, будь у вас одно общее горло, с каким удовольствием я бы его вам перерезал. Я преподам вам урок, чтобы отныне вы боготворили меня! А чтобы вы не забывали этого делать, я поставлю мои статуи в каждом храме, причём не только здесь, в Риме, но и во всей империи! – Калигула на минуту умолк и печально обвёл глазами цирк. – Да, я могу не только давать, но и брать назад. Я больше не намерен исполнять ваше желание. – С этими словами он выставил вперёд руку с опущенным вниз большим пальцем.

Никто не проронил ни звука. Гладиаторы вновь приняли позу ритуального убийства. Острое лезвие ретиария пронзило секутору горло. Фонтаном брызнула кровь. Увы, ни рукоплесканий победителю, ни ликующих криков не последовало. Ответом стала гробовая тишина.

Отдав салют императорской ложе, ретиарий воздел в знак победы трезубец и сеть, и зашагал к воротам, что вели в гладиаторские казармы.

Калигула указательным пальцем велел сидевшему сзади Макрону наклониться к нему и, что-то шепнув ему на ухо, указал куда-то в зал. Последовал короткий спор, после чего Макрон, явно злясь, встал со своего места и что-то сказал Херее, который стоял у входа в императорскую ложу. Калигула вновь переключил внимание на арену. Херея вышел из ложи.

Внизу на арене, одетый Хароном, лысый падальщик во всём чёрном бродил между тел, проверяя, не подаёт ли какое-то из них признаки жизни. С это целью он тыкал им в гениталии раскалённой кочергой. Убедившись, что перед ним мертвец, он снимал с него шлем и тяжёлым молотом раскалывал череп, выпуская его дух на свободу.

Как только ритуал завершился, тела крюками уволокли с арены для погребения. Песок разровняли граблями и кое-где досыпали чистый. Настроение толпы тем временем улучшилось – люди ждали продолжения зрелища. Следующими на арену должны были выйти четыре всадника, которые неразумно пообещали ради выздоровления Калигулы превратиться в гладиаторов. И вот теперь все четверо получили такую возможность. Ведущие на арену ворота распахнулись, и по амфитеатру пробежал возбуждённый шёпот. Но вместо четырёх гладиаторов из ворот с рычанием выбежал десяток голодных львов, которых, размахивая факелами, подгоняли рабы. Ворота закрылись. Львы остались одни.

Зрители, зная, что львы никогда не будут драться друг с другом, а бестиариев, которые всегда выходили на арену первыми, не было, притихли, мучимые вопросом, кого же сегодня предстоит убить львам.

Впрочем, вскоре ответом стало клацанье подбитых железом сандалий о камень, донёсшееся со стороны двух входов на зрительские трибуны. В следующий миг, сея вокруг себя ужас и панику, ворвались примерно полцентурии преторианцев. В считанные мгновения они окружили два десятка зрителей в переднем ряду той части зала, на которую указал Калигула. За их спинами тотчас началась давка. Поняв, какая судьба им может быть уготована, люди с криками бросились к выходу. Кто-то в спешке споткнулся и упал, и был тут же раздавлен бегущими. Между тем львиный рык слился с исступлёнными криками ужаса – это на арену швырнули первых несчастных. Они даже не упали на песок – львиные когти впились в них уже в воздухе. Хищники принялись терзать и подбрасывать своих жертв, словно тряпичных кукол, и вскоре острые клыки обагрились кровью.

Преторианцы тем временем быстро побросали на арену остальных. Жить им осталось считанные мгновения. Львы тотчас же набросились на них: перегрызали горло, рвали на куски, вырывали внутренности. Пяти или шести несчастным удалось убежать от кровавой бойни, вот только спрятаться от неё им было негде. Каково же было изумление Веспасиана, когда зрители той части зала, которую не затронули действия преторианцев, принялись хохотать, глядя, как полуобезумевшие люди бегают по арене, преследуемые львами. Эти «догонялки» вызвали у них куда больший восторг, нежели растерзанные львиными когтями трупы.

Веспасиан вновь посмотрел на Калигулу. Тот сидел с довольной улыбкой. Наконец львы растерзали последнюю жертву, и зрители разразились ликующими возгласами. Они вновь любили своего императора.

Веспасиан с трудом дождался окончания игр. Ведь попытайся он уйти раньше, чем не раз раздражал Калигулу до его болезни, как это могло стоить ему жизни. Ибо рассудок его бывшего друга помутился окончательно.

Наконец, в окровавленный песок ушла последняя жизнь. Купаясь в восхищении толпы, Калигула поднялся с места. Веспасиан вместе с остальными сенаторами поспешил прочь. Все как один стыдливо отводили взгляды, не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Вдруг кому-то захочется шёпотом прокомментировать то, чему только что стали свидетелями?

Выйдя на свежий воздух, Веспасиан решительно зашагал домой.

– Вон он! – раздался за его спиной голос Калигулы. – Макрон, веди его ко мне!

Веспасиан обернулся: сквозь толпу прокладывали путь Херея и ещё два преторианца. В следующий миг он с ужасом понял, что они движутся в его сторону. Бежать было глупо и бесполезно. Он не стал сопротивляться, когда гвардейцы препроводили его к Калигуле. Тот был на грани слёз.

– Я думал, ты мне друг, – рыдал Калигула и тряс головой, как будто отказывался поверить, что теперь это не так.

Друзилла ласково обняла его за плечи, стараясь утешить.

– Я по-прежнему твой друг, принцепс, – отвечал Веспасиан, не зная, в чём провинился.

– Чем ты объяснишь мне вот это? – Калигула указал на землю.

Веспасиан посмотрел себе под ноги. Улицу покрывал слой грязи, накопившейся за тот месяц, пока весь Рим молился о скорейшем выздоровлении императора.

– Это ведь мой город! – капризно воскликнул Калигула. – А мой друг отвечает за чистоту его улиц. О, Друзилла, как же он меня подвёл!

Друзилла вытерла слезу из уголка его глаза и слизнула с пальца.

– Виноват, принцепс, просто пока ты...

– Ты хочешь сказать, это моя вина?

– О нет, целиком и полностью моя.

– Он должен понести наказание, – злобно произнёс Макрон. – Столь вопиющее пренебрежение своими обязанностями равносильно измене.

– Довольно приказывать, что мне делать, префект. Херея, пусть твои гвардейцы соберут с дороги грязь и сгрузят её в тогу эдила.

Веспасиан стоял, не пошелохнувшись, пока в складку его тоги пригоршня за пригоршней накладывали вонючую уличную грязь.

– Завтра, принцепс, я наведу порядок.

– Неправда, ничего ты не наведёшь. Ведь даже слепому видно, что ты на это не способен. Найду кого-то другого. – Калигула сердито посмотрел на Веспасиана, но уже в следующую секунду просиял улыбкой. – К тому же, друг мой, у меня для тебя есть иное поручение. – Затем ход его мыслей принял новое направление, и он повернулся к Макрону. – Где сегодня был мой кузен Гемелл? Почему он не праздновал моё перерождение?

– Болен. Говорят, у него сильный кашель, принцепс.

– Кашель? Вот как? Или же он просто не желает меня видеть, завидуя моему новому облику? Или даже желает моей смерти? Что ты думаешь по этому поводу, Веспасиан?

– Думаю, это кашель. Твоей смерти не желает никто.

– Хм, наверно, ты прав. Тем не менее его следует излечить от кашля. Как ты думаешь?

Помня последний совет Антонии, Веспасиан всеми силами старался не выдавать своих мыслей. Возразить значит подписать смертный приговор себе. Согласиться – Гемеллу.

– Думаю, принцепс, со временем он пройдёт сам.

Калигула растерянно уставился на Веспасиана.

– Ты сказал, со временем? Но ведь время течёт слишком медленно. Херея, иди и избавь моего кузена от кашля, раз и навсегда.

– Разумно ли это, принцепс? – вмешался Макрон. – Гемелл пользуется любовью у молодёжи.

– В таком случае его похороны соберут много народа, – огрызнулся Калигула. – Макрон, ты второй раз за сегодняшний день смеешь дерзить мне. Надеюсь, третьего раза не будет. А пока вон с моих глаз!

Макрон открыл было рот, чтобы возразить, однако передумал и, кивнув, зашагал прочь.

– А ты чего ждёшь, Херея? – накинулся Калигула на преторианца. – Или ты не слышал мой приказ?

Херея с бесстрастным лицом отсалютовал и повёл за собой своих гвардейцев.

Калигула закрыл глаза, облегчённо вздохнул, как будто скинул с себя тяжкий груз, и поцеловал Друзиллу в губы.

– Согласись, что она красавица, Веспасиан. Я построю на Форуме театр, чтобы римляне могли наслаждаться её красотой. Ты ведь хочешь, чтобы тобой все любовались, моя сладкая?

– Если это будет приятно тебе, дорогой Гай, – проворковала Друзилла, обводя его губы кончиком пальца.

Калигула с вожделением посмотрел на неё и погладил ей шею.

– Ты только подумай, Друзилла, я могу в любой момент перерезать твою нежную шейку.

Друзилла томно вздохнула.

– В любой момент, мой дорогой Гай.

Калигула лизнул ей шею, и дружески обняв Веспасиана за плечо, повёл его прочь. У того отлегло от души.

– Видишь ли, у меня проблема, друг мой. Она как зуд, но стоит начать чесать зудящее место, как станет только хуже. Но я просто должен от этого зуда избавиться.

– Поступи, как считаешь нужным, – ответил Веспасиан, стараясь не рассыпать из складки тоги грязь.

– Поступить я могу как угодно. Но могут возникнуть последствия, не подвластные даже мне.

– Это какие же?

– Я устал от жены Макрона и от него самого. Он взялся давать мне советы. До моего перерождения он даже посмел поучать меня, что императору-де не пристало громко смеяться над шуткой в комедии. А ведь это был Плавт. Скажи, как можно не смеяться над Плавтом?

– Невозможно.

– Именно. Вот и сегодня он усомнился в моей мудрости. И должен уйти.

– Что может озлобить самих гвардейцев.

– Мой друг, как хорошо ты меня понимаешь! Это те самые последствия. Не убивать же мне их всех. Так что ты мне посоветуешь?

Веспасиан на несколько мгновений задумался, давать ли Калигуле совет? Ведь это может стоить жизни не только Макрону, но и ему самому.

– Если Макрон – не преторианский префект, гвардия не увидит для себя никакой угрозы.

Калигула посмотрел на Веспасиана так, как будто говорил с неразумным ребёнком.

– Но ведь он преторианский префект, ты, болван. И если я попробую его снять, последствия будут те же самые.

– А тебе и не надо его снимать. Он ведь сам попросил тебя об этом, и ты в своей мудрости пошёл навстречу его просьбе.

– Я? О боги! Когда?

– Как только весной возобновится судоходство.

– Хватит говорить загадками, – нахмурился Калигула.

– Принцепс, ты весьма мудро пообещал Макрону Египет. Как только он в Остии вступит на борт судна, он станет прокуратором Египта и перестанет быть преторианским префектом.

Лицо Калигулы просияло, и он дружески хлопнул Веспасиана по плечу.

– И тогда я мог бы убрать его, не опасаясь последствий.

– Верно, но не лучше ли приказать ему совершить самоубийство? В этом случае предъявлять обвинения в убийстве некому.

– Как же мне повезло иметь такого друга, как ты, Веспасиан! Ты ведь расскажешь мне, какое выражение было на его лице после того, как ты сообщил ему мою волю?

ГЛАВА 16

ару раз дрогнув, слабое пламя осветило пять бронзовых статуэток домашних богов в ларарии Ценис. Красноватые блики играли на их блестящих боках, придавая им потусторонний вид. Веспасиан накрыл голову складкой тоги. Поставив на алтарь масляную лампу, Ценис заняла место с ним рядом. Позади них, в неярком свете очага рядом с ларарием, притихли домашние рабы. Других источников света в атрии не было.

Веспасиан пролил на алтарь жертвенного вина и присыпал образовавшуюся лужицу солью, после чего развёл в стороны руки ладонями вверх.

– Я призываю вас, домашние лары, – или как вас следует называть, – сделать так, чтобы в моём доме всегда было то, что в нём уже есть, чтобы все мы были в добром здравии, чтобы вы хранили и оберегали нас от невзгод и напастей, особенно сегодня, если таковые вдруг возникнут. Если вы подарите нам благоприятный исход дела, о котором мы говорим, и вы сохраните нас в нашем нынешнем состоянии или даже в лучшем, – и да поступите вы так! – то я клянусь этим домом, что после захода солнца вы получите знаки нашей благодарности. Более я у вас ничего не прошу.

После этих его слов Ценис повернулась к огню и выполнила женскую часть утреннего ритуала: вознесла молитву Весте, богине очага, и бросила в пламя щепотку благовоний, выполняя обязанности жены, которой ей, увы, никогда не стать. Веспасиан с болью в сердце не сводил с неё глаз, как это делал все последние полгода.

Наконец утренний ритуал завершился, и рабы разошлись заниматься каждый своим делом. Из перистиля в окна между тем уже просачивался бледный свет, возвещая наступление ещё одного, серого и холодного, апрельского дня.

Веспасиан убрал с головы складку тоги и накинул её на плечи.

– У наших домашних богов впереди напряжённый день, – заметил он с грустной улыбкой. – Калигула должен открыть театр, который он построил на Форуме, чтобы выставлять Друзиллу напоказ толпе. Он хочет, чтобы я и ещё несколько его «друзей» присутствовали на открытии. По его словам, ему могут понадобиться наши «руки». Если имеется в виду огромное ложе посреди сцены с пурпурными простынями, боюсь, речь идёт не только о руках.

– В таком случае не ходи туда, любовь моя.

Веспасиан удивлённо поднял брови.

– Ты ведь знаешь, он не терпит отказов. Зачем же предлагать мне невыполнимое?

Ценис печально улыбнулась.

– Прости, я не подумала. Ведь именно потому, что он не терпит отказов, я, не считая двух кратких визитов к дяде Гаю, вот уже полгода сижу взаперти в этом доме, с тех пор как ты перенёс меня через его порог.

Веспасиан заглянул в её прекрасные, но, увы, печальные глаза, такие пронзительно синие на фоне стеклянных голубых бус у неё на шее, что мягко поблескивали в бледном утреннем свете. Ему было понятно её отчаяние: фактически она была пленницей в стенах этого дома. Увы, хотя Калигула пребывал в уверенности, что Ценис уехала в Египет, а Магн и его соглядатаи больше ни разу не видели рядом с домом Корвина или чего-то в равной степени подозрительного, Веспасиан по-прежнему считал, что дом – единственное место, где ей ничего не грозит. Он нежно поцеловал Ценис.

Мгновение нежности прервал громкий стук в дверь. Огромный нубиец впустил гостя в дом. Нервно озираясь по сторонам, из вестибюля в атрий шагнул Энор и замер в ожидании, когда с ним заговорят.

– Что нужно моему дяде, Энор?

– Он велел передать, чтобы ты немедленно пришёл к нему в дом, – ответил юный германец с резким гортанным акцентом.

– Он назвал причину?

– Он сказал, что тебя там ждёт некий очень важный человек.

– Кто именно?

Энор сморщил лицо, натужно вспоминая, какой именно титул ему было велено назвать.

– Префект преторианской гвардии.

* * *

Веспасиан с дрожью в коленях переступил порог дядиного дома, пройдя мимо горстки клиентов, что с самого утра мёрзли на промозглом холоде, чтобы засвидетельствовать патрону своё почтение. Ему удалось убедить Ценис, что арест ему не грозит: преторианский префект счёл бы ниже своего достоинства брать под стражу младшего сенатора. Тем не менее, когда он из вестибюля шагнул в атрий, им овладело дурное предчувствие.

– А вот и ты, мой мальчик! – весело прогудел Гай. Веспасиан не заметил в его голосе тревоги. Дядя сидел вместе с Клементом. Оба грызли пожухлые прошлогодние яблоки. – Ты уже завтракал?

– Да, спасибо, дядя. Доброе утро, Клемент.

– Доброе утро, Веспасиан. Меня прислал император.

– А где Макрон? – Веспасиан обвёл взглядом атрий.

Гай расхохотался.

– Что я тебе говорил, Клемент? Он слишком много времени проводит в своём сладком гнёздышке, что даже не слышал новостей!

– Каких именно? – уточнил Веспасиан.

– Извини, дорогой мальчик, это я решил пошутить над тобой. Чтобы ты подумал, будто тебя ждёт Макрон. Император ещё вчера вечером освободил Макрона от его обязанностей, и сегодня тот должен отплыть в Египет, чтобы занять пост тамошнего префекта.

Веспасиан посмотрел на Клемента, и всё тотчас встало на свои места.

– Так это ты теперь новый префект претория? – спросил он с улыбкой.

– Один из двух, – подтвердил Клемент. – Император решил вернуть забытый принцип Августа, согласно которому префектов должно быть двое. Я делю свой пост с Луцием Аррунцием Стелой.

– Похоже, наш император не так безумен, как кажется, – произнёс Гай, наконец успокоившись, – коль он назначил двух префектов, которые друг друга на дух не переносят. Этот шаг призван ослабить гвардию, я прав, Клемент?

– По крайней мере, две группировки в ней гарантированы.

– Это также вдвое увеличит шансы на то, что один из префектов рискнёт выступить против него, – заметил Веспасиан. – Нет-нет, Клемент, я далёк от того, чтобы подозревать тебя в вероломстве – пока.

Клемент встревожился.

– Этим летом в Рим возвращаются Сабин и моя сестра Клементина. Кто знает, какие причины у меня появятся, если Калигула положит на неё глаз?

– В таком случае Сабину лучше держать её в Аквах Кутиллиевых, как ты держишь свою супругу в Пизауруме.

– Увы, больше не держу. Калигула приказал мне вернуть её в Рим и доставить во дворец на обед. Там была его новая жена, Лолия Паулина, и с ней ещё двенадцать женщин, все как одна – жёны его гостей. Он явился одетый Аполлоном и обошёл их, рассматривая и ощупывая. После чего выбрал двоих – к счастью, не мою Юлию – и взял их с собой в постель. И пока он там с ними развлекался, их мужья продолжали пировать, как будто ничего не случилось. Когда же он вновь появился с ними, то принялся комментировать в присутствии мужей их достоинства и недостатки как любовниц. Это была сущая мука для всех. Бедные женщины заняли места на ложах и делали вид, будто разговор их не касается. Затем он приказал Лолии раздеться, с тем, чтобы на практике продемонстрировать свою точку зрения.

– Я об этом не слышал! – в ужасе воскликнул Гай.

– Разумеется, ты не мог этого слышать. Это произошло вчера вечером, на пиру по поводу нового назначения Макрона, что тем более иронично, если учесть, зачем Калигула прислал меня сюда.

– Я надеялся, что он про это забыл! – простонал Веспасиан.

– Если ты имеешь в виду, как и предлагал, свою готовность передать Макрону приказ совершить самоубийство, то нет, он этого не забыл.

– Я ничего не предлагал. Я лишь высказал мнение, что это будет лучшее время и место, а также лучший способ избавиться от Макрона.

– Тем не менее, коль об этом зашла речь, он хочет, чтобы это сделал ты. Мне велено сопровождать тебя вместе с моей турмой кавалерии, на тот случай, если Макрон ослушается приказа.

– Боюсь, мой дорогой мальчик, ты угодил в неприятную ситуацию.

– Не слишком утешительное замечание, дядя, – парировал Веспасиан.

– Зато верное.

– У тебя уже есть письменное распоряжение? – спросил Клемента Веспасиан, пропустив мимо ушей слова Гая.

– Нет, мы должны явиться за ним в Театр Друзиллы. Калигула сказал, что будет ждать нас там, после представления. Это настораживает меня.

– Согласен. – Веспасиан со вздохом поднялся на ноги. Что ж, если я должен это сделать, то я должен сделать это правильно. Прежде чем мы уйдём, Клемент, мне нужно кое-что захватить из моей комнаты.

* * *

Новый театр Калигулы был отнюдь не велик в размерах, как это можно было ожидать, но на то имелись причины. Полукруглое здание втиснулось между ростральной колонной и храмом Сатурна, а его сцена упиралась в лестницу, ведущую в храм Конкордии, почти перегораживая её. Тем не менее театр вмещал более двух тысяч зрителей, большинство из которых были в полном восторге от представления, к великому отвращению Веспасиана и других сенаторов, которые были вынуждены его лицезреть. Более того, чтобы ещё сильнее их унизить, Калигула отменил специальные места для сенаторов, и те были вынуждены сидеть вперемешку с чернью. Зал громко приветствовал Калигулу, когда тот, одетый Геркулесом – в золотой львиной шкуре и размахивая золотой дубинкой, – медленно раздевал свою сестру. Публика закричала ещё громче, когда он заставил её принять ряд гимнастических поз, каждая из которых была призвана выставить напоказ её женские выпуклости. И, наконец, зал разразился оглушительным рёвом, когда Калигула принялся выделывать с ней на пурпурных простынях эротические кульбиты, а она визжала и завывала, как гарпия.

– Приведите моих гладиаторов! – крикнул Калигула. Друзилла, как только он отпустил её, тяжело дыша, упала животом на кровать.

Веспасиан облегчённо вздохнул, увидев, что на сцену вышли четверо обнажённых и блестящих от намазанного масла гладиаторов: один эфиоп и три кельта, все как один в прекрасной физической форме. Сказать по правде, он опасался, что его в числе других сенаторов призовут на сцену для участия в похабном действе, и теперь решил, что его услуги не потребуются.

– Всё будет гораздо хуже, чем ты думаешь, – шепнул ему на ухо Клемент, когда Друзилла обратила внимание на новых участников драмы, вернее, набросилась на них с бесстыдной похотью.

– Неужели бывает хуже?

– Сейчас увидишь. Я на всякий случай расставил по всему театру лучников, чтобы обезопасить Калигулу. Дело в том, что в финале один из гладиаторов должен близко подойти к нему с мечом в руке.

Отказываясь верить собственным глазам, Веспасиан с ужасом наблюдал, как брат и сестра устроили с тремя гладиаторами оргию, столь разнузданную, после которой поведение Калигулы в цирке могло показаться образцом нравственности. Сплетённые в клубок тела на сцене дёргались и извивались, зрители заходились истошными криками. Вскоре и актёры, и зрители достигли экстаза и уже не обращали внимания ни на что вокруг. В этот момент на сцене появился преторианец и вручил меч четвёртому гладиатору, который не был задействован в «пьесе», после чего отдал сигнал кому-то в дальней части зала.

Веспасиан обернулся: лучники теперь стояли позади зрителей, а их луки были нацелены на четвёртого гладиатора. Тот в свою очередь сзади подошёл к эфиопу, который в данный момент обихаживал Калигулу.

Предчувствуя неминуемую кровь, толпа разразилась диким рёвом, от которого стало больно ушам. На сцене Калигула прижал кулаки к плечам и захлопал согнутыми в локтях руками, словно петух крыльями, после чего тяжело рухнул на спину сестры. Схватив Калигулу за бёдра, эфиоп откинул голову назад и трубно взревел. Увы, его рык не только потонул в гуле голосов, но и стал последним звуком, который он издал в этой жизни. Четвёртый гладиатор одним молниеносным ударом отсёк ему голову, и та, вращаясь, полетела в зрительный зал. Из обезглавленного тела вверх ударил мощный фонтан крови, чтобы потом пролиться алым дождём на Друзиллу и Калигулу. Как только кровавый дождь прекратился, Калигула потянулся назад и оттолкнул от себя обезглавленный труп. Тот, словно полупустой мешок, рухнул на пол. Под рукоплескания зала четвёртый гладиатор вскинул меч в гладиаторском салюте. Увы, в следующий миг ему в грудь впился десяток стрел. Его тотчас отшвырнуло назад, как будто кто-то дёрнул за невидимую верёвку. Между тем Друзилла и Калигула как будто не замечали, что творилось вокруг. Нежно глядя в глаза друг другу, они растирали по коже кровь. Два оставшихся в живых гладиатора поднялись на ноги и с опаской посмотрели на лучников, которые вставили в луки новые стрелы и теперь целились в них.

– Он совершил глупость! – крикнул Клемент Веспасиану. – Его предупредили, чтобы он бросил меч, как только он отрубит эфиопу голову. Прислушайся он к совету, и остался бы жив. Двум другим ничего не грозит, если только они не попробуют поднять с пола меч.

Веспасиан не знал, что на это сказать, и молча продолжал наблюдать за тем, как император и его сестра размазывают друг по другу кровь. Зал тем временем, словно с мячом, принялся играть с отрубленной головой. Куда подевались такие вещи, как честь и достоинство? Неужели это и есть новый век? Век грязи, разврата и упадка. Неужели он будет длиться до тех пор, пока Феникс через пятьсот лет не возродится снова?

И всё же это был Рим, на который работал и он сам, выполняя поручения Антонии. Рим, который она, сама того не желая, сохранила, стараясь удержать бразды власти в руках своего семейства. Он видел этот Рим, так сказать, ещё в пелёнках – на Капри, при дворе безумного Тиберия. Собственными глазами наблюдал непристойные забавы так называемых «рыбок» развращённых детей и карликов, слышал, как Калигула называл их «смешными».

Он был свидетелем разнузданного поведения Калигулы и его сестёр, знал, что кровосмешение у них – обычная вещь. У него на глазах Калигула наслаждался мерзким представлением труппы карликов и обслуживал шлюху за шлюхой в дешёвой таверне. Тогда ему казалось, что ничего омерзительнее быть не может. Увы, он ошибался. Похоже, дно порока ещё не достигнуто.

Наконец брат и сестра как будто очнулись и вынырнули из своего замкнутого мирка. Калигула поднялся на ноги и взмахом руки велел залу умолкнуть.

– Где голова? У кого? – спросил он.

– У меня, – ответил молодой человек в поношенной тунике, держа жуткий трофей за ухо.

– В таком случае ты победитель и тебе причитается тысяча золотых, когда ты принесёшь её мне.

Сидевшие рядом тотчас набросились на юношу, пытаясь вырвать у него голову. Ещё бы, если за неё были обещаны такие баснословные деньги! Калигула же с хохотом наблюдал, как драка распространяется по всему залу. Всё больше и больше зрителей пытались заполучить желанный приз. Постояв немного, он развернулся на пятках и предложил руку сестре. Нагие и перемазанные кровью, они – гордо вскинув головы, словно молодожёны из древнего и уважаемого патрицианского семейства, – не спеша спустились со сцены, как будто направлялись на брачное пиршество, оставляя за спиной хаос и смерть.

– Думаю, нам стоит напомнить о себе, – сказал Клемент. – Он требовал, чтобы мы подошли к нему сразу по окончании... – не найдя нужного слова, Клемент не договорил, лишь помахал рукой в сторону сцены. Веспасиан отлично понял его трудности.

– Разве она – не чудо? – воскликнул Калигула, слизывая кровь с лица Друзиллы, когда Веспасиан и Клемент подошли к нему. Они стояли в центре павильона, затянутого мягкой пурпурной тканью, сквозь которую просачивался мягкий солнечный свет. – А я? Да я затмил самого Геркулеса!

Веспасиан посмотрел на Калигулу. Особого сходства между императором с его длинными, тощими ногами, и силачом-полубогом он не нашёл. Он пытался выбросить из головы всё, чему только что стал свидетелем, и из последних сил сохранял невозмутимое выражение лица.

– Ты затмил всех богов, принцепс, – нагло солгал он самым подобострастным тоном, на какой только был способен. – Мы, простые смертные, можем лишь мечтать о такой выносливости, силе и ловкости.