Текст книги "Веспасиан. Фальшивый бог Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Разве ты не еврей?

– По крови да, еврей, но не практикующий. Иначе как, по-твоему, я стал бы алабархом? В моём лице Рим имеет сущий клад: еврея, который заправляет делами еврейской диаспоры Александрии и собирает с них налоги, что устраивает самих евреев.

– Даже если ты не разделяешь их веру? – удивился Веспасиан.

Александр усмехнулся.

– Ну, до известной степени разделяю, чтобы быть в их глазах человеком благочестивым. Например, недавно я заплатил за позолоту девяти ворот иерусалимского храма, так что они вынуждены считать меня своим. Вместе с тем в моём лице Рим имеет алабарха, не скованного религиозной догмой. То есть в глазах Рима я человек непредвзятый и справедливый.

– Флакк отзывался о тебе иначе, – сказал Веспасиан и тотчас понял, что перебил собеседника. – По его словам, последнее время ты выдвигаешь слишком много требований.

– О, это извечный вопрос александрийского гражданства, а также могут ли евреи селиться за пределами еврейского квартала, не говоря уже про статуи императора в их храмах. В последнее время я также пытался выступить посредником между нашими старейшинами и префектом по другому вопросу. Они хотят, чтобы он разогнал эту новую секту, которая в их глазах практикует ересь. Они видят в ней происки Рима против их религии.

– Но ведь это курам на смех! Рим не имеет к ней никакого отношения!

– Главный проповедник имеет римское гражданство.

– Павел? – нахмурился Веспасиан. – Но ведь, насколько мне известно, он сам страстный борец с этой ересью и пытается её искоренить.

– Он пытался искоренить так называемый «Путь». Четыре года назад, когда Павел был здесь, он всячески портил кровь любому, на кого только падало его подозрение. – Алабарх указал на весы: обе чаши застыли в идеальном равновесии. Веспасиан кивком подтвердил согласие на двенадцать процентов комиссии.

– Да, я встречался с ним в Киренаике. Его безжалостность не знала границ. Я велел его арестовать и первым же судном отправить назад, на Восток.

– Жаль, что ты не приказал его убить, – сказал Александр и сгрёб своё золото в мешочек, который положил в ящик стола. – Он утверждает, что по дороге в Дамаск пережил нечто вроде духовного прозрения. Пару месяцев назад он объявился из пустыни, где отшельником прожил три года, и без всякого разрешения принялся проповедовать. Утверждает, что так повелел ему сам Господь. К еврейской вере это не имеет никакого отношения, и по-своему он прав. Ибо проповедует он не обновлённую версию иудаизма, как то делали последователи «Пути», утверждавшие, что проповедь Иешуа бар Иосифа предназначалась только евреям. Он проповедует совершенно новую религию, и язычникам, и евреям, причём бог этой новой религии – наш, еврейский бог. Чего в ней нет, так это Торы. По его словам, Иешуа бар Иосиф есть сын божий, который пришёл в этот мир, чтобы умереть за грехи всего человечества и своей смертью искупить их. Лишь через него, Иешуа, проповедует Павел, те, кто искренне раскаиваются в своих грехах, будут жить вместе с богом в Царствии небесном, которое не от мира сего, вместо того, чтобы ждать воскресения из мёртвых в земном раю, который наступит в конце света, как полагают евреи. Этот Павел также нагнетает страх, утверждая, что конец света, или Судный день, как он его называет, близок, и надо быть готовыми к его наступлению. Кстати, забавно то, что он обвиняет евреев в том, что они распяли Иешуа, хотя распятие – типично римская казнь. К тому же, не будь он распят, на чём бы в таком случае Павел строил свои несуразные доводы? Надеюсь, теперь тебе понятно, почему наши старейшины, и не только они, так разгневаны?

– Да, я почувствовал это, как только вступил в еврейский квартал. Но почему Флакк не хочет ничего сделать с этим Павлом?

– Спроси его сам, – ответил Александр, возвращая золото Атафана в шкатулку. – Я не знаю, но думается, причина в том, что ему всё равно. Ведь что для Рима ещё одна религия? Ведь вы готовы принять любую.

– Верно, при условии, что она не требует от человека обрезания крайней плоти. Но эта новая, похоже, совершенно иная.

Александр закрыл шкатулку.

– Да, она иная и крайне опасная, ибо не признает земной власти. Её притягательность заключается в обещании спасения и воздаяния в грядущем мире, а не здесь и сейчас. Стоит позволить ей пустить корни, как философские основы нашей цивилизации коренным образом изменятся. Вместо того чтобы жить настоящим, люди начнут спорить о том, как лучше подготовиться к жизни после смерти. Я долго размышлял на эту тему и мне не даёт покоя вопрос, что станет с наукой и знанием, если люди в первую очередь озаботятся идеей бессмертия души.

– Боюсь, у меня нет ответа на этот вопрос, – честно признался Веспасиан, пока Александр Алабарх составлял расписку. – Хотя религия, которая не признает верховной власти императора, – каким бы тот ни был, – представляется мне опасной. Впрочем, надеюсь, это лишь небольшая секта, основанная одним человеком.

– Да, но она будет расти, – возразил Александр. – Проповедь Павла предназначена в первую очередь беднякам и рабам, которым нечего терять в этом мире. Так что идея спасения и воздаяния после смерти кажется им привлекательной. Павел крайне честолюбив. Ему кажется, что его таланты не получили должного признания, отчего он не смог занять подобающее ему место в обществе. Перед тем как отправиться в Дамаск, он просил, вернее сказать, требовал, чтобы верховный жрец выдал за него замуж свою дочь. Разумеется, тот ему отказал. Предполагаю, это стало последним ударом по его самолюбию, и он решил искать иных путей к власти, ибо вскоре после этого исчез. И вот теперь он вернулся и, как мне кажется, нашёл-таки способ перевернуть весь мир вверх дном и самому занять место в самом верху.

– Я поговорю с Флакком. Попытаюсь убедить его арестовать Павла, – сказал Веспасиан и тотчас понял, что Александр всё-таки сделал то, что и предрекал префект: втянул его в местные политические дрязги.

Александр улыбнулся и протянул ему расписку о получении золота Атафана.

– Спасибо, Веспасиан. Я был бы тебе весьма за это благодарен. Правда, одного ареста недостаточно. Павла нужно казнить.

Веспасиан посмотрел в пронзительноголубые глаза своего собеседника и понял: тот говорит серьёзно. Новая секта действительно внушает ему страх.

– Хорошо, Александр, я предложу Флакку это сделать, – согласился он, после чего встал и протянул руку. – А теперь мне пора. Меня ждут дела. Кстати, ты не мог бы подсказать мне, где я могу найти Феликса, управляющего покойной Антонии?

Алабарх через стол пожал ему руку.

– Сейчас он в городе. Ты найдёшь его в доме Антонии. Это рядом с гимнасием, с южной стороны.

Веспасиан вместе с Алабархом вышел во внутренний двор. Чтение Торы тотчас же прекратилось. В присутствии старших оба юноши почтительно встали.

– Сенатор Веспасиан, это мой старший сын, Тиберий, – сказал алабарх, указывая на того из мальчиков, что был выше ростом. Веспасиан дал бы ему лет семнадцать. – А это его брат, Марк.

Юноши склонили в поклоне головы.

– Я смотрю, ваш отец строго следит за вашим образованием, – заметил Веспасиан.

– Ему нравится нас мучить, – с улыбкой ответил Тиберий.

– Либо он пытается притупить наш ум бессмысленной зубрёжкой, – предположил Марк, который был на пару лет моложе своего брата.

Александр с гордостью посмотрел на сыновей и улыбнулся.

– За эту дерзость вам придётся выучить дополнительно пятьдесят строк. Я проверю их вечером.

– Сначала тебе придётся нас найти, – с лукавой улыбкой ответил Тиберий.

– Довольно, – рассмеялся Александр. – Марш учить уроки! Сенатор, позволь проводить тебя.

* * *

Хотя Веспасиан передвигался в носилках, пот катился с него градом. Они двигались в западном направлении по Канопской дороге, и хотя до полудня было ещё далеко, палящий зной и полное безветрие делали пребывание на улице невыносимым, особенно в шерстяной тоге. В отличие от Кирены, построенной на плато и потому обдуваемой морским ветром, плоская Александрия казалась раскалённой печкой.

– Как вы только терпите эту жару, Гортензий? – спросил у опциона Магн. Он был в одной лишь тунике, но и та была мокра от пота. – В ваших шлемах и латах недолго изжариться заживо.

– Привыкнешь ко всему, приятель, – дружески ответил опцион. – Особенно, когда прослужишь десяток лет, а то и дольше.

– То есть вы просто не обращаете внимания на жару?

– Угадал, приятель, – со смешком согласился опцион. – Я прав, ребята?

Солдаты добродушно поддакнули. Веспасиан отметил про себя, что пока он сам находился в доме алабарха, Магн не терял времени даром и постарался расположить к себе стражу.

– Похоже, наш Павел отправился дальше, – заметил Веспасиан, увидев, что арена, на которой тот проповедовал, пуста.

– Ты узнал у алабарха, что он здесь делает? – спросил Магн.

– Узнал, и ты мне не поверишь...

Его прервали озлобленные крики и топот ног. С южной стороны дороги на северную, преследуемая толпой греков, метнулась пара евреев. Их преследователи потрясали дубинками и швыряли в несчастных евреев камни.

Один такой камень попал одному беглецу в затылок. Сделав пару нетвёрдых шагов, с криком боли, он полетел лицом вниз на мостовую и до крови ободрал кожу. Толпа тотчас окружила свою жертву. Бедного еврея принялись избивать дубинками и пинать ногами. Второй еврей успел юркнуть в еврейский квартал.

– За мной, ребята! – скомандовал Гортензий, вытаскивая меч. – Идём двойной шеренгой. Щиты поднять, мечами бить плашмя!

С этими словами опцион и его солдаты бросились вперёд. Женщины разразились истошными воплями. Мужчины отпрянули назад, и в зависимости от национальности, либо сыпали оскорблениями, либо, наоборот, подбадривали стражников. Веспасиан сошёл с носилок и вместе с Магном и Зири медленно направился следом за легионерами, которые уже налетели на толпу погромщиков. Те так увлеклись избиением жертвы, что не заметили, как их окружила стража. Лишь когда им в спины, круша кости и сбивая с ног, ударила стена щитов, они сообразили, что попали в ловушку. В следующее мгновение на головы им обрушились удары мечей. Те, что стояли ближе, потеряли равновесие и рухнули на мостовую, где их самих тотчас начали пинать ногами легионеры. Те, кто мог, повернулись и бросились в бегство.

– Довольно, Гортензий! – крикнул Веспасиан. – Скажи своим солдатам, чтобы они прекратили!

На приказ опциона легионеры отреагировали не сразу. Сломав ещё пару рук и раскроив ещё один череп, они нехотя отступили назад, оставив на земле с полдесятка окровавленных тел. Одни громко кричали от боли, другие либо валялись без сознания, либо прижимали к себе повреждённые члены и громко стонали.

– Иди, посмотри на него, – велел Магну Веспасиан, указывая на окровавленного еврея, неподвижно лежащего на мостовой.

Перешагнув через нескольких раненых, Магн опустился на колени и осторожно перевернул неподвижное тело. Одного взгляда в его остекленелые глаза было достаточно, чтобы всё понять.

– Мёртв! – объявил он.

В следующий миг к нему уже бежали обитатели еврейского квартала.

Гортензий тотчас велел своим легионерам образовать вокруг мёртвых и раненых нечто вроде защитной стены.

– Не подходить близко! – предостерёг он первых из подошедших евреев.

– Это мой брат! – крикнул немолодой мужчина, делая шаг вперёд из толпы.

Веспасиан узнал в нём того, кто всего несколько минут назад вместе с погибшим перебегал улицу.

– Пропусти его, Гортензий! – приказал он. – Раненых же посади под замок. Они предстанут перед префектом по обвинению в убийстве.

Легионеры расступились, пропуская вперёд второго еврея. Тот опустился на колени и, взяв в руки безжизненную голову брата, расплакался.

– Почему они преследовали вас? – спросил Веспасиан.

– В городе завёлся один проповедник ереси. Этим утром он тоже здесь был. Мы с братом пошли поспорить с ним, но он отказался нас слушать. Всё время твердил, что бог-де любит всех, и не важно, следует человек Торе или нет. И что путь к богу лежит через поедание плоти и питьё крови некоего Иешуа, который, по его словам, был Сыном Божьим. Возмутительное святотатство!

– Через поедание плоти и питьё крови? Но ведь это курам на смех. Иешуа нет в живых вот уже пять лет!

– По словам проповедника, он обращает хлеб и вино в его плоть и кровь.

– В буквальном смысле или как? – уточнил Веспасиан.

Лично у него это плохо укладывалось в голове.

– Не знаю. Могу лишь предположить, что так оно и есть. Иначе зачем он это говорит? После того как собрание завершилось, проповедник сказал своим последователям, что он сейчас исполнит эту церемонию. Мы с братом решили пойти следом за ним и выяснить, что же произойдёт. Они подошли к дому рядом с Озёрной гаванью, в паре сотен шагов от берега. Но мы сумели взобраться на крышу и заглянуть в щель между черепицами. Увы, прежде чем мы успели хоть что-то разглядеть, они заметили нас, и мы были вынуждены спасаться бегством.

– От последователей проповедника?

– Нет, от греков. Нас, евреев, в городе не слишком жалуют, особенно за пределами еврейского квартала. Они с криками погнались за нами. Раньше до таких вещей ни разу не доходило, – с этими словами он указал на бездыханное тело брата и вновь разрыдался.

– Забери тело и предай его земле, – сочувственно произнёс Веспасиан. – Кстати, как твоё имя?

– Нафанаил, – ответил несчастный еврей сквозь слёзы.

– Я приложу все усилия к тому, чтобы его убийц настигла кара. Даю тебе слово римского сенатора. Тем более что я в долгу перед Алабархом за одну услугу, которую он только что оказал мне.

– Спасибо тебе, сенатор, – поблагодарил его Нафанаил, поднимая с земли тело брата, и посмотрел на Веспасиана заплаканными глазами. – Сомневаюсь, что мой брат – последний убитый в этом городе лишь за то, что он еврей.

Веспасиан повернулся к Гортензию. Того теперь сопровождали лишь восемь легионеров. Остальные занимались убийцами еврея.

– Пойдём, опцион! – устало распорядился он. – Нас ещё ждут дела.

– Нехорошо, когда людей убивают лишь за то, что они евреи, – заметил Магн, как только они отправились дальше.

– Людей убивают и за тугой кошелёк.

– Я не это имел в виду, господин. Сдаётся мне, что если дело так пойдёт и дальше, если людей будут убивать лишь за то, что они евреи, не ровен час, они в отместку начнут убивать греков, или египтян, или, упаси боги, римлян. – Магн выразительно посмотрел на пурпурную кайму тоги Веспасиана. – Ну, ты меня понял.

«Отлично понял», – подумал Веспасиан.

К тому времени, когда они наконец достигли Форума, был уже пятый час. Как и всё другое в Александрии, Форум поражал своими размерами и панорамным видом на гавань. С восточной стороны расположился театр, вмещавший тридцать тысяч зрителей, с западной высился дворец Цезареум, на страже которого застыли два обелиска. Дворец был воздвигнут Клеопатрой и назван в честь её великого любовника.

Двести шагов в длину и сто в поперечнике, окружённый гигантской колоннадой, построенной из разноцветного мрамора, Форум поражал своим многоголосием и многолюдьем. Это было в прямом смысле живое сердце огромного города.

Фалеса они нашли без труда: он оказался одним из самых крупных и уважаемых банкиров Александрии. Свою роль сыграла также сенаторская тога. Благодаря ей Веспасиан сумел попасть к банкиру без очереди. Впрочем, к облегчению обойдённых клиентов, свои дела Веспасиан уладил быстро. Уже через четверть часа он вышел от лысого и грузного Фалеса с распиской и обещанием, что, когда на следующее утро Веспасиан придёт к нему, его уже будут ждать 327 тысяч денариев золотом, чтобы их было легче отправить в Рим. Правда, со сделки Фалес взял 12 500 денариев комиссионных. Однако Веспасиан решил не слишком огорчаться по этому поводу.

Уладив денежные дела, они миновали обширный комплекс гимнасия и вскоре вышли к Александрийскому дому их покойной благодетельницы. Магн позвонил в колокольчик. Дверь открылась почти мгновенно, и перед ними вырос темнокожий курчавый раб, очень похожий на Зири.

– Сенатор Тит Флавий Веспасиан прибыл к Марку Антонию Феликсу, – объявил Магн.

Их тотчас впустили внутрь и провели в атрий со множеством фонтанов. Водные струи били не только в имплювии, но и через равные промежутки по всему периметру, освежая воздух и наполняя его нежным журчанием.

– Сенатор Веспасиан, – раздался голос с дальнего конца атрия, – как я рад тебя видеть! Я слышал о твоём прибытии, однако не ожидал, что ты так скоро почтишь меня своим визитом.

С этими словами, из-за фонтана в виде изливающей изо рта воду статуи Посейдона, – небольшой копии той, что венчала Фарос, правда, всего в два человеческих роста, – показался Феликс.

– Но ведь ты сам сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне вдруг понадобится помощь, – ответил Веспасиан, делая шаг навстречу хозяину дома. – И боюсь, она действительно мне понадобилась.

* * *

– Я не говорил, что это невозможно, – тихо напомнил Веспасиану и Магну Феликс. – Я лишь сказал, что это будет крайне трудно.

– Лично мне это кажется невозможным, – буркнул Магн.

– В любом случае сделать это придётся, – заявил Веспасиан, теряясь в догадках, что конкретно предложил Феликс.

Они стояли в полумраке погребальной камеры в мавзолее Александра, в самом сердце сомы – замкнутого пространства, где покоились останки его египетских наследников, Птолемеев. В десяти футах перед ними, на гранитной плите, положенной на две других, стоял саркофаг из прозрачного хрусталя, вставленный в ещё один, решетчатый бронзовый. В свете трёх факелов в дальнем конце плиты древняя бронза отливала золотом, как будто подсвеченная изнутри.

Внутри хрустального саркофага Веспасиан различил очертания мумифицированного тела величайшего полководца этого мира, Александра Македонского.

Обычно на саркофаг можно было взглянуть сверху, из храма, через отверстие в полу. Сама же погребальная камера была закрыта для простых смертных. Однако храмовые жрецы сделали для высокопоставленных гостей исключение: Веспасиан стал первым сенатором, посетившим Александрию за последние четыре года. Неудивительно, что жрецы столь охотно откликнулись на его просьбу. Внутрь не пустили только Зири, поскольку он был раб, так что юный мармарид ждал Веспасиана и Магна в храме Александра в тридцати футах над их головами.

Несмотря на практическую причину визита, Веспасиан ощутил нечто вроде благоговейного трепета, воочию убедившись, что Александр – не вымысел, не герой мифа. В своё время он однажды соприкоснулся с ним через века во дворце царицы Трифены во Фракии. Тогда он стоял рядом со столом, за которым когда-то сидел великий полководец, глядя в окно на тот же самый пейзаж, какой представал взору Александра, когда тот прибыл во Фракию набрать наёмников для своего дерзкого похода на Восток. Но разве сравнится это с тем трепетом, который Веспасиан испытывал сейчас, глядя на бренные останки величайшего героя былых времён?

Веспасиан шагнул вперёд, чтобы лучше рассмотреть тело, а заодно понять, как открывается саркофаг.

– Можешь подойти ближе, но только не прикасайся. Трогать саркофаг запрещено! – предупредил стоявший за их спинами жрец.

Посмотрев сквозь хрусталь, Веспасиан увидел перед собой лицо, одновременно древнее и молодое. Коричневая кожа, явно потемневшая от времени, была гладкой и полупрозрачной, натянутая на череп без единой морщинки, словно тончайший пергамент, отчего под ней легко можно было различить кости, что создавало впечатление ещё большей древности.

Тонкие губы сжаты и слегка искривлены в улыбке; глаза, видевшие больше богатств и чудес, чем кто-либо из живших на этой земле, закрыты, словно во сне.

Длинные, светлые волосы, по-прежнему густые и пышные, закрывали уши и аккуратно лежали на подушке, обрамляя, словно золотистая рама, лицо. Всё это вместе взятое создавало впечатление мирно спящего молодого человека.

Веспасиан присмотрелся и обнаружил лишь единственный недостаток: на затенённой стороне лица отсутствовала, отвалившись, ноздря.

– Её случайно задел великий Август, когда по его просьбе крышку саркофага открыли, чтобы он мог прикоснуться к останкам Александра, – пояснил жрец, поняв, на что обращён взгляд Веспасиана.

– Тогда крышку вскрывали в последний раз?

– Нет. Германик привозил сюда своих сыновей. Мы также открываем её раз в год, чтобы заменить благовония, предохраняющие тело Александра от разложения.

Веспасиан обошёл саркофаг, надеясь обнаружить печать, скрепляющую верхнюю и нижнюю его половины, и к своему удивлению обнаружил, что вместе их держит лишь тяжесть крышки.

– Как вы думаете, вдвоём её можно поднять? – спросил он у Феликса и Магна, обойдя гробницу.

Магн пожал плечами.

– В конце концов, её можно не снимать, а лишь приподнять один край.

Веспасиан взглядом скользнул к кирасе, украсть которую Калигула и прислал его сюда. Увы, она оказалась совсем не такой, какой он ожидал её увидеть: ни золота, ни причудливых украшений, ни драгоценных камней. Судя по всему, в ней Александр действительно разил в бою врагов. Как и меч Марка Антония, это была кираса воина: сделанная из толстой, грубой кожи, она была призвана защитить того, кто носил её на своей мускулистой груди. Единственным её украшением была инкрустация золотом в виде пары вздыбленных друг напротив друга коней и бронзовая окантовка горловины, плеч и талии для придания доспехам прочности.

– Ты запомнил узор инкрустации? – шепнул Веспасиан на ухо Феликсу.

– В этом нет необходимости. Почти каждая статуя Александра в этом городе изображает его в этой кирасе.

– В таком случае на сегодня мы своё дело сделали. – Веспасиан выпрямился и повернулся к жрецу. – Благодарю тебя за ту великую честь, которую ты оказал мне, разрешив вблизи лицезреть величайшего из смертных, – с искренним чувством произнёс он.

– Спасибо. Я задержусь на пару минут. Я должен совершить ритуал очищения, обязательный после каждого посещения, – ответил жрец, кивком головы принимая благодарность, и отступил в сторону, пропуская гостей на каменную лестницу, ведущую из гробницы наверх, в храм.

Шагнув с тёмной лестницы мимо вооружённого стражника в македонской форме на солнечный свет, Веспасиан невольно прищурился и, как только глаза привыкли к яркому свету, обвёл взглядом огромное, круглое помещение, которое не успел рассмотреть по пути к гробнице, ибо их сразу провели сквозь главный вход вниз.

В алтаре высилась гигантская конная статуя Александра. Восседая верхом на мощном Буцефале, великий полководец был без шлема, с развевающимися волосами. Под мышкой у него было копьё, как будто он приготовился сразить им врага. Рядом с ним – совершенно не к месту – стояла обязательная статуя Калигулы.

В самом центре зала располагалась круглая балюстрада высотой в половину человеческого роста, окружавшая узкую щель, сквозь которую широкая публика имела возможность взглянуть на тело великого полководца. Прямо над ней, на высоте пятидесяти футов, в потолке было сделано такое же отверстие.

– В полдень, десятого июля по римскому календарю, в годовщину смерти Александра, – сообщил жрец, поднявшись к ним из гробницы после того, как завершил свой ритуал, – солнце стоит так, что его лучи падают Александру на лицо. Боюсь, вы опоздали на целый месяц.

– Как жаль! – вздохнул Веспасиан, глядя на отверстие в потолке. – А что бывает, если идёт дождь?

– Дождь в наших краях – великая редкость. Но если такое случается, мы закрываем отверстие крышкой.

Веспасиан задумчиво кивнул.

– Ещё раз спасибо тебе за то, что принял нас, – произнёс он и уже повернулся, чтобы уйти, но в следующий момент поскользнулся и наверняка бы упал, не поддержи его Магн за руку. Посмотрев на пол, он увидел какую-то зелёную слизь.

– О, прими мои глубочайшие извинения, сенатор, – поспешно произнёс жрец. – Я велю наказать рабов за то, что они не вытерли как следует пол.

– Что это?

– Мы держим при храме гусей и по ночам выпускаем их гулять. Если кому-то взбредёт в голову напасть на стражу, гуси своим гоготаньем поднимут тревогу. Боюсь, ты наступил на следы их ночного пребывания.

* * *

– Ты прав. Окна исключаются. Самый надёжный способ попасть внутрь – сквозь крышу, если конечно люк достаточно крепкий и выдержит верёвку, – согласился Магн. Они сидели в тени в просторном внутреннем дворе сомы, вокруг которого высились мавзолеи представителей династии Птолемеев. Храм Александра располагался в северном его конце. В центре двора располагался алтарь, у которого жрец принимал подношения горожан. Люди приходили сюда в надежде на то, что их мёртвые полубоги правители замолвят за них словечко перед настоящими богами, и те решат в их пользу личные проблемы, будь то денежные или сердечные.

– Да, но сначала нужно будет попасть внутрь сомы, – напомнил Веспасиан, посмотрев на ворота в высоких стенах храмового комплекса.

В них входила группа греков, ведя за собой ягнёнка.

– Это можно проделать довольно быстро, – заверил их Феликс. – Главные ворота охраняются, но их никогда не запирают, чтобы круглые сутки обеспечивать доступ к алтарю.

– То есть мы притворимся молящимися?

– Именно.

– Ну, хорошо. Предположим, что мы действительно попадём внутрь, – скептически буркнул Магн, – и даже незамеченными прошмыгнём к храму, заберёмся на крышу и по верёвке спустимся вниз. Но как нам быть с гусями, будь они прокляты? – он указал на небольшой загон слева от храма, в котором вразвалочку прогуливались два десятка пернатых ночных стражей.

Веспасиан пожал плечами и посмотрел на Феликса.

– Гусей я беру на себя, – успокоил их Феликс. – Для этого нужно, чтобы накануне вечером кто-то уже был внутри раньше нас. Думаю, это мог бы сделать Зири. Куда сложнее раздобыть копию кирасы.

– А в чём сложность? – удивился Веспасиан. – Ты ведь сам сказал, что инкрустацию воспроизвести легко.

– Меня беспокоит не она. Ты сказал, что подмену никто не должен заметить. Что вообще-то осуществимо, если бы жрецы лишь смотрели на неё сквозь хрустальное стекло. Дело в том, что раз в год они снимают крышку саркофага. Тогда они сразу поймут, что кирасу подменили. Как ни старайся мы состарить кожу, она никогда не будет выглядеть по-настоящему древней.

– Значит, нам нужно найти кожаную кирасу, которой триста лет. Я верно тебя понял? – спросил Веспасиан, удивлённо выгнув бровь.

– Совершенно верно, – ответил Феликс.

– А вот это не проблема. Прошлым вечером я видел их не один десяток.