Текст книги "Веспасиан. Фальшивый бог Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Веспасиан резко обернулся и смерил его гневным взглядом.

Нарцисс холодно ухмыльнулся.

– Твоё лицо говорит мне, что я поступил правильно. Тем не менее я теперь дважды твой должник. Я забыл аннулировать расписку у Талеса в Александрии. Если ты когда-нибудь добьёшься для себя разрешения на въезд в Египет, в чём я сильно сомневаюсь, эти деньги твои. Или ты думал, что я так просто позволю тебе присвоить деньги моего хозяина? Как бы не так.

ГЛАВА 12

ока они шагали за Космой вниз по Эсквилину в направлении Форума, Веспасиан молчал. Секретарь постепенно догонял носилки хозяина. Веспасиан же размышлял о том, с каким достоинством Поппей принял смерть, равно как и о мотивах, что подвигли его стать врагом Антонии. И был вынужден согласиться с Поппеем: династия Юлиев-Клавдиев не способна править Римом.

Годы интриг и тайных убийств вытравили самых ярких её представителей. Неудивительно, что мужская линия являла собой жалкое зрелище: выживший из ума старик и извращенец Тиберий, ходячая посредственность заика-Клавдий и его собственный друг Калигула, кровосмеситель и охотник за наслаждениями. Был ещё Гемелл, заурядный юноша, который если кого и интересовал, то только в связи с вопросом, кто из родственников его убьёт. И разумеется, Антония – блестящий политический стратег, готовая перегрызть глотку любому, кто покусится на привилегии её семейства. Когда-то он сам по юношеской наивности принимал эту безжалостность за высокие принципы, стоящие на страже законности и порядка в Риме. И вот теперь, набравшись жизненного опыта, начал прозревать. Теперь Антония виделась ему совершенно иначе: жестокая и коварная интриганка, которая ради власти не остановится ни перед каким злодеянием.

Свой выбор он сделал, будучи неразборчивым юношей, и теперь застрял в мире Антонии в роли младшего члена её шайки. Так что бабка Тертулла была права, когда много лет назад предостерегала его, что «та сторона, что якобы служит Риму, на самом деле не самая достаточная». Но вскоре это, похоже, изменится. Если членов семейства Юлиев-Клавдиев будут так же часто убивать и дальше, что же останется от самой династии?

Может, это и будет тот новый век, о котором возвестил Феникс? Век, когда Римом будет править достойный, а не тот, кто получил пурпур по праву рождения? Но если он призван внести свою лепту в становление этого нового века, размышлял Веспасиан, то сможет ли он это сделать, если сегодня запятнал себя участием в гнусном, позорном убийстве?

– Где же носилки? – спросил Магн, тяжело дыша, когда они с Зири наконец догнали заговорщиков на Виа Сакра.

– В ста шагах впереди, – ответил Палл, указав сквозь толпу: там над морем голов мерно покачивалась крыша паланкина Поппея. – Косма их уже почти догнал. Вам с Зири лучше поторопиться и задержать их прежде, чем они достигнут Форума.

– Но он меня видел.

– Краем глаза. А Зири не видел совсем.

– Тоже верно.

В следующий миг за их спинами раздался оглушительный рёв. Веспасиан обернулся на Большой Цирк.

– Проклятье, проходится пропускать скачки, – простонал Магн. – Пойдём, Зири, тебе предстоит слегка поработать локтями.

Зири непонимающе посмотрел на хозяина.

– Ты научишься этому быстро. Главное, делай это поэнергичней, – сказал ему Магн, бесцеремонно расталкивая прохожих.

По мере приближения к форуму толпа сделалась гуще. Горожане, которым не повезло попасть на скачки, глазели на выступления акробатов, жонглёров и прочих артистов, выступавших прямо на улицах по случаю праздника Аполлона.

Вскоре они почти догнали носилки – до тех оставалось шагов десять. Справа в толпе маячила высокая фигура Космы. Тот пытался обогнуть Магна и Зири, которые перегородили ему путь. Внезапно толпа подалась назад, и Веспасиан увидел над головами людей фасции с привязанными к ним топориками. Это к носилкам направлялись двенадцать ликторов.

– Это Азиатик, – доложил он, когда те окружили паланкин.

– Отлично. Мы не будем подходить слишком близко, – ответил Палл.

Между тем большая часть толпы вновь пришла в движение. Люди двинулись дальше, равнодушно шагая мимо официального кордона. В праздничный день их не интересовало, что привело на площадь старшего консула.

– Проконсул Поппей! – воскликнул Азиатик, стараясь перекричать гул голосов. – Как удачно я тебя встретил, – он подошёл к носилкам и подождал ответа. Того не последовало. – Поппей? – повторил он несколько мгновений спустя. Не получив ответа во второй раз, он заглянул внутрь. – Поппей?

– Пропустите меня, это мой хозяин, – крикнул Косма, расталкивая ликторов.

Азиатик сунул руку внутрь и тотчас выдернул её наружу.

– О боги! Проконсул мёртв! – воскликнул Азиатик, отдёргивая в сторону занавески.

Поппей лежал в той же позе, в какой они оставили его: положив голову на фальшивый ларец Капеллы.

Те из прохожих, что были ближе всего к носилкам, громко ахнули. Затем начали подтягиваться любопытные. Носильщики в ужасе уставились на мёртвого хозяина. К ним подбежал Косма.

– Хозяин! Хозяин!

– Похоже, он мёртв, – сообщил ему Азиатик.

– Но как такое может быть? Ещё час назад он был жив!

– Зато теперь мёртв. Взгляни сам.

Косма приподнял Поппею подбородок и тотчас в ужасе отпустил.

– Но я клянусь, что когда мы вышли из дома Клавдия, он был жив. Я видел, как он сел в носилки. Он отправил меня за палкой, которую забыл в саду. – В доказательство истинности своих слов, Косма помахал перед носом Азиатика злосчастной палкой. – Наверно, он умер по дороге сюда!

Веспасиан и Корбулон посмотрели на Палла. Тот довольно улыбнулся.

– Кто ты? – спросил у Космы Азиатик.

– Моё имя Косма. Я секретарь Поппея.

– А это что? – Азиатик указал на ларец.

– Так кое-какие бумаги моего хозяина.

– Дай взглянуть.

Косма снял с шеи ключи и открыл ларец. Азиатик вынул пару свитков и, быстро пробежав глазами, фыркнул:

– Здесь нет ничего такого, что могло бы его убить.

Косма заглянул внутрь и согласно кивнул.

– Думаю, тебе стоит бежать к нему в дом и передать домашним, чтобы те как можно скорее явились сюда и с почестями доставили тело домой. Нехорошо, если такого великого человека доставят к крыльцу на носилках.

Косма в растерянности посмотрел на консула, затем на мёртвого Поппея, затем снова на консула, явно не зная, что ему делать.

– Давай, пошевеливайся! – гаркнул на него Азиатик. – Я останусь здесь, рядом с телом.

– Да-да, консул, спасибо тебе.

– И захвати с собой этот ларец.

– Да, консул! – Косма быстро захлопнул крышку и замкнул замки.

– Беги!

Несчастный секретарь схватил ларец, положил на него сверху палку и бросился прочь.

– Он никогда в жизни больше не поверит собственным глазам, – улыбнулся Веспасиан.

– Боюсь, у него почти не осталось времени, чтобы проверить своё зрение, – заметил Палл, кивнув кому-то в дальнем конце толпы.

Проследив за его взглядом, Веспасиан увидел Феликса, эту юную версию Палла. Кивнув старшему брату, юноша похлопал висящий на поясе нож, отделился от толпы и двинулся следом за Космой.

– Думаю, консул прекрасно сыграл свою роль, – произнёс Палл, когда они шагали прочь от Форума, который теперь гудел, как улей, взбудораженный смертью Поппея. – К тому же многие слышали, как Косма клялся, что видел Поппея живым, когда тот выходил из дома Клавдия. Моя хозяйка будет в восторге.

– А мне Коему жаль, – произнёс Веспасиан. – Я бы оставил его в живых.

– Косма умер? Когда? – нахмурил брови Корбулон.

– Думаю, что сейчас, – сообщил ему Палл. – Мой брат проследит, чтобы тело не нашли. Пусть люди подумают, что нечестный секретарь воспользовался ситуацией и сбежал с договорами о покупке земли. Даже если Макрон заподозрит неладное, он ничего не сможет доказать, ибо в этом случае ему придётся признаться, что он знал про египетские поместья. А он этого никогда не сделает.

– То есть Клавдий положил себе в карман четырнадцать с половиной миллионов денариев? – кисло спросил Веспасиан.

– Я бы предпочёл, чтобы это сделал Макрон.

– Неужели, Палл? По-моему, Поппей мудро высказался про наследование пурпура, если бы Макрон стал императором.

– Верно, – согласился Корбулон. – Кстати, он сказал почти то же самое, что и ты на Капри. И чем больше я о них думаю, тем больше нахожу в этих словах правоты. Рим не может существовать дальше, когда в пурпур рядятся безумцы, лишь потому, что они – потомки великого Цезаря.

– Боюсь, что это идеализм, – заявил Палл. – У аристократии есть все причины ненавидеть династию Юлиев-Клавдиев. Ведь сколько представителей лучших семейств Рима погибло, когда они пришли к власти, и погибнет ещё больше, так как они никогда эту власть не выпустят. Увы, армия и плебс на их стороне, ибо ценят стабильность. Стабильность же для них – это одна правящая династия. Люди хотят точно знать, на чью щедрость они могут рассчитывать, чей хлеб они будут есть, чьим играм рукоплескать на арене. Лишь когда на троне появится череда дурных императоров, что скажется и на их собственном благоденствии, они задумаются об иных принципах наследования высшей власти в империи.

– Довольно печальная точка зрения.

– О нет, особенно когда служишь правящему семейству.

«В этом-то и вся проблема, – подумал Веспасиан, пока они под рёв толпы в Большом Цирке взбирались на Палатин. – Слишком много людей, в той или иной мере наделённых властью, – таких как Палл, Азиатик, Нарцисс, преторианская гвардия, дядя Гай, большинство сенаторов, – чьё благоденствие зависит от благосклонности к ним Юлиев-Клавдиев. Их пугает сама мысль об изменениях, ибо все они связаны между собой круговой порукой. Любые разговоры про высокие идеалы тотчас смолкали, как только речь заходила о том, чтобы пожертвовать ради смены режима хотя бы частью своих богатств, не говоря уже о том, чтобы потерять всё. Увы, такова человеческая природа, и с ней ничего не поделаешь».

С такими невесёлыми думами Веспасиан шагал вверх по холму к дому Антонии. Похоже, впереди его ждёт всё та же продажная жизнь: по мере возможности он будет поступать во благо себе, служа тем, в чьих руках власть. Нет, не об этом он мечтал, когда приехал в Рим. «С другой стороны, – с грустью подумал он, – успехи налицо – я уже замарал себя убийством».

Антония оставила им записку, в которой просила подождать, пока она не закончит с одним делом. Палл проводил Веспасиана и Корбулона в зал, где, к его великому удивлению, попивая вино, уже сидели дядя Гай и Сабин. Правда, вид у обоих был не слишком весёлый, и оба успели покрыться испариной на полуденном солнце.

На столе стояли четыре пустых кубка.

– Оставляю вас одних, господа, я должен отчитаться перед хозяйкой, – сказал Палл. – Полагаю, она сейчас решает один очень важный вопрос. Если у вас закончится вино, дайте знать. – С этими словами он направился к чёрной лакированной двери в дальнем конце зала, что вела в личные покои Антонии.

– Ирод Агриппа? – спросил Веспасиан, когда они с Корбулоном сели за стол.

– Он самый, – кисло отозвался Сабин. – Прибыл незадолго до вас.

– Антония согласилась вам помочь? – спросил Веспасиан, наливая в два кубка вина и протягивая один Корбулону.

– Да, хотя и без особой радости. Ибо это значит, что ей придётся каким-то образом обезвредить Ирода. Она не может пригрозить ему конфискацией его запасов, ибо в этом случае он может вывести на чистую воду её саму. Ирод знает, что я здесь. Антония нарочно дала ему увидеть меня, когда он пришёл.

– И что такого ты сделал? – спросил Корбулон, потягивая вино.

– Тебя это не касается, – резко ответил Сабин, увидев, как в сад, в сопровождении раба, вошли два дородных, лысых немолодых человека.

Кровь тотчас же отлила от его лица, сам он поспешил вскочить на ноги.

– Прим и Терций! – пролепетал он, подходя к ним и предлагая руку. – Что привело вас сюда?

– Записка высокородной Антонии, сенатор Сабин. Она хотя и была весьма некстати, но отказать мы не могли, – ответил тот, что был чуть постарше, беря его под руку. – Судя по документам, которые она попросила захватить с собой, вы не должны удивляться, увидев нас. – С этими словами он поставил на стол кожаную сумку и коротко кивнул Гаю и Корбулону. – Рад вас видеть, сенаторы Поллон и Корбулон.

– Добрый день, Прим и Терций, – ответили те, вставая, пока Сабин приветствовал того, что помладше.

– Господа, это мой брат Веспасиан, – произнёс Сабин, когда все снова сели. – А это Прим и Терций Клелии – банкиры с Форума.

Разговор за столом не клеился. Все ждали, когда, наконец, распахнётся чёрная лакированная дверь. Любые попытки вести светскую беседу разбивались о нежелание банкиров её поддержать. Братья предпочли заняться делом: просматривали свитки и, вынув из сумки Прима абак, уточняли цифры. От вина братья тоже отказались. Веспасиан пару раз поймал на себе их взгляды. Интересно, Нарцисс, когда аннулировал расписку, упоминал в разговоре с ними его имя? Вскоре клацанье деревянных шаров абака уже начало его раздражать.

В конце концов, заветная дверь отворилась, и в сад, сопровождаемая Иродом, шагнула Антония. Вид у неё был довольный. Следом за ними показался и Палл.

– Господа, спасибо, что дождались меня. Если вы не против, мы доведём наш разговор до конца здесь, – произнесла она, садясь, и дала знак Ироду, чтобы тот следовал её примеру. – Надеюсь, что Секунд в добром здравии.

– Он всегда при деле, домина, – ответил Прим.

– Отлично, я рада. Вы захватили с собой то, о чём я вас просила?

Порывшись в сумке, Прим извлёк из неё три свитка и положил их на стол. Антония взяла один из них и быстро пробежала глазами.

– Ирод, это банковская расписка на полмиллиона денариев.

Ирод с вожделением посмотрел на свиток.

– А это, – продолжала Антония, беря второй и помахав им у Ирода перед носом, – копия купчей на зерно, которые ты приобрёл у Сабина, а также удостоверение права собственности, подписанное тобою и Сабином. Насколько я понимаю, братья желают передать эти бумаги мне, зная, что они нарушили закон, взяв комиссионные при сделке, которая касалась спекуляции зерном.

– Мы проявили преступную близорукость, – подтвердил Прим.

– Которую я буду только рада исправить, – положив свиток назад на стол, Антония повернулась к Сабину. – Твои экземпляры, Сабин.

Сабин протянул ей документы.

Антония с обезоруживающей улыбкой повернулась к Ироду.

– Итак, Ирод, твои экземпляры – последнее, что связывает это зерно с Сабином, – с этими словами Антония вернула банковскую расписку братьям Клелиям. Те поставили на ней свои подписи, после чего она вернула её Ироду. – Это зерно стоит гораздо меньше, нежели указанная здесь сумма. Думаю, в твоих же собственных интересах произвести этот обмен.

Корбулон открыл было рот, чтобы возмутиться. Однако Антония резко вскинула левую руку, призывая его к молчанию.

Ирод взял банковскую расписку.

– Как только я вернусь домой, я пришлю моего вольноотпущенника Евтиха, с моей копией купчей и удостоверением права собственности. Теперь это твоё зерно.

– Равно как и твоя преданность, Ирод, если ты всё ещё мечтаешь увидеть Иудею в качестве союзного царства, а себя – её царём. Но это мой дар, а не Макрона.

– О, теперь я это вижу. По пути сюда я проследовал через Форум. Похоже, Поппей умер в тот день, когда у него должны была состояться некая сделка с твоим сыном, – сказал Ирод и обвёл глазами сидящих за столом. – Не знаю, как ты этого добилась, однако смею предположить, что сделка не состоялась, и Макрон более не в состоянии предложить то, что мне нужно.

– Я не имею к этому ни малейшего отношения, Ирод. И любые голословные обвинения в мой адрес я советовала бы тебе оставить при себе. – С этими словами Антония взяла со стола третий свиток. – Макрон не в состоянии отменить твой долг мне, который, стоит мне напомнить о нём, вновь вынудит тебя искать убежище в пустыне. Причём на этот раз, уж поверь мне, ты оттуда не вернёшься.

– Как всегда, высокородная матрона, мне было приятно иметь с тобой дело.

– Ты хочешь сказать, с моими деньгами.

– Не стану отрицать, – с улыбкой ответил Ирод.

– А теперь вон из моего дома.

– С превеликим удовольствием. – Ирод поднялся на ноги и отвесил галантный поклон. – А вам всех благ, господа.

Прежде чем ему уйти, Антония помахала у него перед носом долговой распиской.

– Не забывай, Ирод. Это всегда будет при мне.

– Дражайшая матрона, мои уста запечатаны, – бросил он через плечо и зашагал через сад, помахивая банковской распиской.

Антония повернулась к банкирам.

– Прим и Терций, я знаю, что могу полагаться на вашу порядочность.

– Мы имеет дело с цифрами, домина, а не со слухами, – отвечал Прим.

Тем временем его брат встал из-за стола и сложил в сумку свитки и абак.

– Что весьма мудро с вашей стороны. Цифры – куда более надёжная вещь, особенно тогда, когда слухи касаются вас самих. Кстати, как там наше другое дело?

Прим достал из складок тоги ещё один свиток – четвёртый – и протянул его Антонии.

– Это последний из документов, о которых ты просила нас, домина: наш экземпляр свидетельства права собственности покойного господина по другой сделке, которая заинтересовала тебя. Ты должны понимать, что это скорее исключение из правил.

– О да, равно как и десять процентов комиссионных от незаконной сделки по продаже зерна. Что лишь благодаря моему доброму отношению к вам останется между нами.

– Прими нашу скромную благодарность, домина. Учитывая обстоятельства, мы не станем присылать требование на гонорар.

Антония развернула свиток и с довольной улыбкой пробежала его глазами.

– Твой шаг будет оценён по достоинству, Прим. Мне известно, какие чудеса ты умеешь проделывать с арифметикой, когда дело касается подсчёта ваших гонораров.

– О, никаких чудес, домина. Мы всего лишь банкиры.

Кивнув на прощанье остальным гостям, братья Клелии удалились.

– Благодаря тебе, Сабин, это было весьма дорогое удовольствие, – сказала Антония, как только их шаги стихли. – Впрочем, катастрофы не произошло.

Сабин залился краской и пристыженно склонил голову.

– Эдил, спекулирующий зерном! – взорвался Корбулон, и его аристократическое лицо исказилось гневом. – Я должен немедленно об этом доложить!

– «Должен» ещё не значит, что ты это сделаешь, мой дорогой Корбулон, – проворковала Антония. – Какая от этого польза?

– Но ведь он пытается пробиться в преторы! Содеянное им идёт вопреки всем правилам, которые определяют поведение сенатора!

– А твой собственный поступок сегодня утром? – бросила Антония. – Хватит изображать из себя отца-основателя республики. Сабин совершил весьма дорогую ошибку, но я исправила её единственным доступным мне способом, который защитит нас, зато навредит Ироду. Думаю, он всё равно поговорит с Макроном, я же приложу все усилия к тому, чтобы этого не произошло. Палл, приведи к нам Евтиха, как только тот придёт сюда.

* * *

– И ты можешь поклясться? – спросила Антония, сверля грека взглядом. Она положила оба свитка, которые тот принёс от своего хозяина, на стол, рядом с горкой золотых монет.

– Да, домина, – отвечал вольноотпущенник Ирода. – Мой господин сказал твоему внуку Калигуле: «Эх, вот если бы старик поторопился и умер, а ты занял его место». Я как раз вёз их обоих в колеснице Ирода и всё слышал.

– И что ответил мой внук?

Евтих жадно посмотрел на горку золотых монет, затем перевёл взгляд на Антонию.

– А как, по-твоему, он мог ответить, домина?

– Вижу, мы с тобой отлично поняли друг друга. Уверена, он сказал следующее: «Ирод, это измена. Пусть Тиберий живёт вечно. В следующий раз, когда я услышу такие речи, я донесу на тебя».

– Именно так он и сказал, клянусь тебе.

– У моего внука слишком мягкая душа.

– О, это благородный недостаток, домина, – печально согласился Гай.

– Будем надеяться, что он не пойдёт ему во вред, – добавил Веспасиан, глядя на дядю и кивнув в знак согласия.

– Спасибо тебе, Евтих. Как только мы уладим это дело, ты сможешь взять деньги. А пока ты останешься здесь. Палл, проводи его туда, где мы обычно содержим наших гостей.

Управляющий повёл ничего не подозревающего вольноотпущенника в подземную тюрьму. «Интересно, – подумал Веспасиан, – сколько он там просидит?»

Антония собрала монеты и положила их назад в кошелёк.

– Считаю своим долгом исправить ошибку моего внука и донести об этом. Макрон уехал к императору в Антий, на свадьбу юного Гая. Поэтому мы должны действовать, пока его нет. Сенатор Поллон, я прошу тебя это записать и буду весьма признательна, если ты зачитаешь записанное во время следующего заседания Сената.

– Разумеется, домина.

Их разговор прервал истерический крик, донёсшийся из атрия.

– Уйдите, я должна её увидеть. Я знаю, что она там!

Оттолкнув от себя Феликса, который пытался её удержать, в сад вбежала молодая, широкобёдрая женщина лет тридцати. Одежда на ней была порвана, волосы – всклокочены.

– Антония! – крикнула она. – Это твоих рук дело!

– Моя дорогая Поппея Сабина, успокойся, прошу тебя, – проворковала Антония, вставая.

– Успокоиться? Как я могу успокоиться, когда вижу перед собой убийцу моего отца?

– Я сама только что услышала о его смерти вот от этих сенаторов. Подумать только, какая трагедия!

– Трагедия? – выкрикнула Поппея, пристальным взглядом обводя присутствующих. – Ты убила его, а эти мужчины наверняка помогли тебе в этом. Я знаю, сенатор Поллон и его племянники всегда настраивали тебя против моего отца. Он сам мне об этом говорил. Это ты убила его, Антония, потому что он пытался отстранить твою семью от трона! Ты убила его, чтобы обезопасить себя. Я не знаю, как. Но если он умер естественной смертью, скажи, почему у него распухшая губа, которая к тому же рассечена? Утром, когда я его видела, я ничего подобного не заметила. У нашей семьи безукоризненная репутация, и люди прислушаются, когда я потребую правды.

Поппея сплюнула на землю, повернулась и, оттолкнув Феликса, с достоинством удалилась из сада.

– Извини, домина, но она...

– Всё в порядке, Феликс, ей очень хотелось меня видеть. Скажи лучше, как там наше другое дело?

– Оно сделано, домина. Тело и ларец в Тибре. Голова уничтожена.

– Отлично. Проводи её из дома, дабы она ничего не натворила, и пошли записку Азиатику, чтобы тот немедленно явился сюда.

С этими словами Антония повернулась к гостям за столом.

– Похоже, теперь нам нужно очернить две репутации, если мы не хотим, чтобы симпатии Сената переметнулись на сторону Поппеи. Гай, придержи донос на Ирода, пока Азиатик, Корбулон и Веспасиан не выполнят одну мою просьбу, – сказала Антония и достала четвёртый свиток, который ей отдал Прим, и вручила его Сабину. – Потом, когда твой дядя это сделает, прочти вслух вот это. Думаю, лучше всего это сделать сейчас, ибо Ирод больше не может тебя шантажировать. – Антония похлопала купчую и удостоверения права собственности на зерно, которые принёс Евтих. – Я собиралась сохранить это на будущее, но после визита Поппеи будет лучше обнародовать это сейчас. Думаю также, это поможет тебе на выборах в преторы.

Сабин пробежал свитки глазами и довольно осклабился.

– С удовольствием.

* * *

– Таким образом, Призванные Отцы, – завершил свою речь старший Консул Азиатик перед полным залом Сената. – Я предлагаю проголосовать за благодарность от лица Сената в адрес его верного члена, Гая Поппея Сабина, который долгие годы верой и правдой служил нам и императору. Я также предлагаю за общественный счёт отлить его изваяние в бронзе и поставить на Форуме.

Азиатик сел под хор одобрительных голосов с обеих сторон зала. Веспасиан последовал всеобщему примеру. Антония наверняка осталась бы довольна тем, подумал он, что консул провёл дебаты именно так, как она просила.

– Старший консул, могу я взять слово? – пророкотал Корбулон, заглушая гул голосов, и поднялся с места.

– Сенат выслушает тебя, сенатор Корбулон, – крикнул Азиатик, призывая зал к тишине. Веспасиан улыбнулся.

Корбулон вышел вперёд, пытаясь не выдать своего отвращения по поводу первой части того, что ему предстояло сказать по приказу Антонии.

– Призванные отцы. Я три года служил с Поппеем в Мёзии и Фракии. Я считаю для себя честью поддержать предложение консула. Я, как и вы все, был потрясён, когда Поппей был найден мёртвым на Форуме. Вместе с тем я считаю, что для человека, отдавшего свою жизнь на благо империи, нет лучшего места умереть, чем в самом её сердце.

Вместе с тем все мы знаем, что Поппей не возражал, когда солдаты величали его «император». Поэтому я считаю, что статуя на Форуме, установленная в непосредственной близости от статуи нашего блестящего императора и его предшественника, стала бы напоминанием об этой прискорбной ошибке, – знаю, некоторые назвали бы это даже «изменой», – допущенной человеком, которого мы превозносим сегодня.

Под одобрительный шепоток Корбулон вернулся на место. Слово снова взял Азиатик.

– Сенатор Корбулон совершенно прав, напомнив нам об этом прискорбном эпизоде. Мы бы не хотели, чтобы император решил, что верный ему Сенат так или иначе прощает ошибку Поппея, которую тот допустил, – я в том уверен, – охваченный ликованием по поводу победы над врагами Рима. То, что император в своём милосердии предпочёл столь долго закрывать на неё глаза, есть сигнал нам всем, что – в отличие от статуи, которая, возможно, не вполне уместна, – слова благодарности заслуженно причитаются тому, кто допустил в жизни всего одну ошибку.

Веспасиан нервно – ибо делал это впервые – поднялся с места.

– Старший консул, могу я взять слово?

– Сенат готов выслушать первую речь сенатора Тита Флавия Веспасиана, – торжественно объявил Азиатик.

Ощущая на себе взгляды пятисот сенаторов, Веспасиан прошёл на середину зала. Всеми силами стараясь не стушеваться, – как-никак, это было его первое публичное выступление в Сенате, – он прокашлялся и начал речь:

– Призванные отцы, многие из вас наверняка задаются вопросом, что могу я, один из самых юных членов этого уважаемого собрания, добавить к дебатам. Я тоже был во Фракии вместе с Поппеем, и верность Сенату Рима и нашему императору не позволяет мне молчать о том, чему я был свидетелем. Сенатор Корбулон был прав, когда привлёк ваше внимание к выкрикам «Император», однако он рассказал вам не всю историю.

Его не было во время празднования победы в решающей битве, ибо он, получив в своё распоряжение две когорты, отбыл с заданием взять укреплённую цитадель фракийцев и очистить её от остатков врага. Поэтому он не видел, как Поппей под крики «Император!» купался в лучах славы. Вместо того чтобы наказать или хотя бы одёрнуть крикунов, – а ведь именно так, движимый верностью императору, поступил бы любой из нас – он лично поощрял эти вероломные славословия.

Веспасиан выдержал паузу, глядя, как сенаторы устроили шумное соревнование в выражении своей преданности императору.

– Сколь позорным ни было это преступление против императора, оно ещё не самое худшее из совершённых Поппеем в тот день.

После этих слов воцарилась гнетущая тишина. Сенаторы тотчас умолкли, желая узнать, что же может быть хуже преступления против императора.

– Я был свидетелем того, как проконсул Марк Асиний Агриппа принёс Поппею известие о той чести, о какой проголосовало это уважаемое собрание и которую подтвердил наш император, даровав ему триумфальные украшения. Я был свидетелем тому, как Асиний именем императора и Сената приказал Поппею немедленно передать командование Помпонию Лабеону, чтобы самому вернуться в Рим. Поппей же, вместо того, чтобы продемонстрировать благодарность за оказанную ему честь, отказался это сделать, чем совершил преступление не только против императора, но и против этого уважаемого собрания. Лишь когда Асиний после сражения повторил приказ в присутствии целой армии, Поппей был вынужден сложить с себя командование.

Веспасиана прервали возмущённые выкрики. Азиатик вскочил с места, дабы призвать зал к порядку.

– Сенатор Веспасиан! – крикнул он поверх гула голосов, – ты можешь клятвенно подтвердить эти свои слова?

– Могу. Даже более того, консул, я могу предоставить доказательства. Сенатор Корбулон, где ты нашёл Поппея в ту ночь, когда на нас напали фракийцы?

– В шатре Асиния, – ответил Корбулон, вставая.

– Кто ещё был там?

– Асиний, царь Реметалк и первый копейщик Фауст.

– К сожалению, консул, Асиний мёртв, равно как и Фауст, а вот царь Реметалк жив. Напиши ему и спроси о подробностях разговора, который имел место в шатре между Асинием и Поппеем до того, как появился Корбулон. Он подтвердит всё, что я сказал.

Веспасиан вернулся к своему складному стульчику. Тем временем Сенаторы начали вскакивать с мест, чтобы выразить своё возмущение по поводу столь вопиющего самоуправства. Последовала череда поносящих Поппея речей, причём каждый новый оратор пытался превзойти своего предшественника по части праведного гнева, а точнее, лицемерия. Азиатик был вынужден призвать сенаторов к порядку.

– Призванные Отцы, я отзываю своё предложение и вместо этого рекомендую почтить память Поппея признанием его безусловных заслуг, но не более того. Мы должны написать императору и попросить его, дабы он, в виду неблаговидного поведения Поппея, лишил его триумфальных наград. – Предложение Азиатика было встречено выкриками единодушного одобрения. – Я не вижу причин проводить голосование по этому вопросу.

– Консул, – крикнул Гай, – если мы собираемся написать императору, у меня есть ещё кое-что, на что я хотел бы обратить его внимание.

– Желать смерти императору – это поистине серьёзное обвинение, – заявил Азиатик Сенату после того, как были зачитаны показания Евтиха. – Мы обязаны отправить этого вольноотпущенника к императору, чтобы тот допросил его лично. Тебе известно его местонахождение, сенатор Поллон?

– Известно, консул. Высокородная Антония была вынуждена посадить его под замок, ибо он пытался шантажировать её тем, что её внук якобы лишь попенял Ироду, вместо того, чтобы донести о его измене.

– Отлично, мы попросим её подержать его у себя, пока городской префект не организует его перевозку. А сейчас, Призванные Отцы, мы должны решить, как нам поступить с Иродом Агриппой.

Сабин вскочил на ноги и помахал полученным от Антонии свитком.

– Консул, я располагаю сведениями, которые имеют отношение к обоим вопросам, тем, что мы обсудили сегодня утром.

– Даю тебе слово. Говори.

– Я рад сообщить, что высокородная Антония на собственные средства приобрела груз зерна, которое она, чтобы облегчить его нехватку, передала в общественное зернохранилище.

Сабин умолк, давая сенаторам возможность громко выразить своё одобрение столь бескорыстным поступком.

– Когда я разбирал сопровождавшие зерно бумаги, одна из них привлекла моё внимание. – Сабин театральным жестом развернул свиток. – Это удостоверение права собственности на груз зерна из Египта, стоимостью свыше четверти миллиона денариев. Это была часть египетского зерна, что затонуло вместе с перевозившими его судами. Груз, о котором идёт речь, перевозился одним из двух уцелевших судов и потому достиг Рима. Однако я как эдил, отвечающий в этом году за зерно, не могу раздать его населению, ибо груз этот не принадлежит Риму. Он остаётся на частном складе в Остии, причём с каждым днём по мере роста цен стоимость его постоянно увеличивается. Согласно этому удостоверению, как только зерно было сгружено в Остии, право собственности на него перешло Гаю Поппею Сабину в качестве уплаты долга по ссуде, которую у него получил Ирод Агриппа.