Текст книги "Веспасиан. Фальшивый бог Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Пройдя через ограждение из легионеров, сдерживавших небольшую, но скорбную толпу, Сабин отошёл подальше от крестов и увидел Павла. Тот стоял вместе с парой храмовых стражников, глядя на Иешуа. Повязка на его голове пропиталась кровью.

– Что вы здесь делаете? – спросил Сабин.

Казалось, Павел был погружен в собственные мысли и не сразу услышал его вопрос. А когда услышал, растерянно заморгал.

– Пришёл убедиться, что он мёртв, и забрать тело для погребения в безымянной могиле, чтобы та не стала местом паломничества для его последователей-еретиков. Таков приказ Кайафы.

– Почему вы все так его боялись? – не удержался от вопроса Сабин.

Павел посмотрел на него как на полного идиота.

– Потому что он нёс перемены.

Сабин презрительно покачал головой и прошёл мимо мальха храмовой стражи, В следующий миг ему навстречу шагнула группа из двух мужчин и двух женщин. Та, что помоложе, была беременна и держала на руках младенца.

Мужчина постарше, богатый еврей лет тридцати с небольшим, с густой чёрной бородой, отвесил ему поклон.

– Квестор, мы хотели бы забрать тело Иешуа для погребения.

– За ним уже пришла храмовая стража. Какие права есть у вас на его тело?

– Моё имя Иосиф, я родственник Иешуа, – ответил еврей и положил руку на плечо старшей из женщин. – А это Мириам, его родная мать.

Мириам умоляющим взглядом посмотрела на Сабина. По её щекам текли слёзы.

– Прошу тебя, квестор, не отдавай им тело. Отдай мне моего сына. Я отвезу его назад в Галилею и похороню там.

– Я получил приказ похоронить его до наступления темноты.

– У меня неподалёку отсюда есть семейная гробница, – произнёс Иосиф. – Мы временно положим тело туда и заберём на следующий день после шаббата.

Сабин со злорадной ухмылкой посмотрел на Павла.

– Павел, эти люди утверждают, что они родственники и требуют отдать им тело.

Было видно, что мальх взбешён.

– Ты не посмеешь отдать его им! Это приказ Кайафы!

– Кайафа – римский подданный. Лонгин, уведи отсюда этого отвратительного коротышку!

Центурион потащил упирающегося капитана храмовой стражи прочь. Сабин же обратился к Иосифу.

– Можешь взять тело. Риму оно больше не нужно, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Иосиф склонил голову в поклоне.

– Я не забуду твоей доброты, квестор.

– Квестор! – окликнул Сабина второй мужчина, тот, что помладше. Тот остановился. – Возможно, Рим сейчас наш хозяин, но знай, конец света близок и учение Иешуа – его часть. Родится новое царство, им будут править новые люди с новыми мыслями, а старый порядок постепенно забудется.

Сабин в упор посмотрел на него. Ему тотчас вспомнились слова Тразилла, астролога императора Тиберия, который два года назад предсказал наступление нового века. Кстати, в молодом человеке он узнал того, кто утром подставил своё плечо, помогая Иешуа нести крест.

– Почему ты так уверен в этом, еврей?

– Я родом из Киренаики, римлянин. Когда-то она была частью Египетского царства. Там ждут возрождения огненной птицы. Пятисотлетний цикл подходит к концу. В следующем году Феникс возродится в Египте в последний раз, и всё начнёт меняться, готовясь к концу света. Ибо он близок.

ЧАСТЬ I
Киренаика, ноябрь 34 года н.э.

ГЛАВА 1

у как, получил? – спросил Веспасиан, как только Магн сошёл с трапа торгового судна, только что прибывшего в порт Аполлонии. – Нет, господин, боюсь, что нет, – ответил Магн, вскидывая на плечо мешок. – В данный момент император отказывается давать разрешения на въезд в Египет.

– Но почему?

Магн взял друга под руку.

– По словам Калигулы, это делается с подачи его личного астролога, Тразилла. Даже Антония, и та оказалась бессильна заставить его переменить это решение.

– Тогда зачем ты приехал сюда?

– Неужели у тебя не найдётся других слов, чтобы приветствовать друга, который, между прочим, проделал в этом гнилом корыте сотни миль! Причём в то время года, когда большинство моряков валяются в постели друг с другом.

– Извини, Магн. Я рассчитывал, что Антония добьётся для меня разрешения. Прошло четыре года, как умер Атафан, мы же обещали ему, что вернём золото его семье в Парфии.

– В таком случае ещё пара лет мало что изменит.

– Дело не в этом. Египет – соседняя провинция. В марте, на обратном пути домой я мог бы завернуть в Александрию, найти алабарха, отдать ему шкатулку Атафана, договориться о том, чтобы деньги переправили его семье в Ктесифон, и к маю вернулся бы в Рим.

– Сделаешь это как-нибудь в другой раз.

– Да, но из Рима это сделать сложнее. Труднее будет выкроить время, ведь на мне имение, и кроме того, через год я рассчитываю получить должность эдила.

– Зачем было давать обещания, которые ты не в состоянии выполнить?

– Он много лет верой и правдой служил моей семье. Я перед ним в долгу.

– В таком случае не жалуйся, что у тебя якобы нет времени.

Веспасиан что-то буркнул и зашагал вдоль шумной пристани, на которой сотни портовых грузчиков разгружали товары с недавно прибывших кораблей. Его сенаторская тога делала своё дело, мгновенно прокладывая ему в толпе дорогу к тому месту, где в самом начале пристани его ожидали одноместные носилки.

Магн бодро шагал за ним, довольный тем, какое уважение оказывают местные жители его юному другу.

– Вот уж не думал, что в провинциях квестор – такая важная фигура, – заметил он, когда один из носильщиков помог Веспасиану занять место в паланкине.

– Это потому, что наместникам здесь не сидится. Впрочем, я отлично их понимаю. Это всё равно, что жить в печке, только без приятного запаха. Большую часть времени они проводят в столице провинции, Гортине, что на Крите, а в Киренаику присылают квесторов, чтобы те правили здесь от их имени.

Магн усмехнулся.

– А, так вот откуда такое уважение к твоей персоне – право казнить и миловать.

– Я бы так не сказал. Как у квестора у меня нет собственной власти. Все мои решения утверждаются наместником, а это, скажу тебе, долгая песня, – мрачно заметил Веспасиан. – Зато у меня есть право взять себе любую лошадь, – добавил он с лукавой усмешкой, когда молодой темнокожий раб подвёл к Магну осёдланного скакуна.

С благодарностью приняв коня, Магн перебросил ему через круп походный мешок и вскочил в седло.

– Откуда ты узнал, что я прибуду именно сегодня?

– Я не знал, а только надеялся, – ответил Веспасиан, когда носильщики тронулись с места и зашагали мимо театра. – Когда сегодня утром мне доложили о приближении кораблей, я на всякий случай решил наведаться в порт, так как, скорее всего, это последняя флотилия из Рима в этом сезоне. Впрочем, всё равно других дел у меня утром не было.

– То есть здесь и впрямь всё так плохо? – спросил Магн, глядя, как мальчишка-раб принялся обмахивать сидевшего в паланкине Веспасиана широким опахалом на длинной палке.

– Просто ужасно. Местные ливийцы только тем и занимаются, что грабят зажиточных греческих скотоводов и земледельцев. Греки же забавляются тем, что бесконечно строчат жалобы на еврейских торговцев, обвиняя их в мошенничестве и кражах. Евреи, в свою очередь, требуют убрать богохульные статуи или прекратить насмешки над их верой, причиной чему обычно бывает какая-нибудь свинья. И наконец, римские купцы, что заходят в местный порт, жалуются на то, что их надувают евреи, греки и ливийцы – именно в таком порядке. В довершение ко всему, все здесь живут в вечном страхе, что их захватят в рабство или гараманиты, что живут к югу отсюда, или кочевники-мармариды, что обитают к востоку, между нами и Египтом. Это настоящий кипящий котёл взаимной ненависти и вражды. Единственные, кого они ненавидят больше, чем друг друга, – это мы, что, однако, не мешает им предлагать мне щедрые взятки в обмен на судебное решение в их пользу.

– Надеюсь, ты их берёшь?

– Поначалу не брал, а теперь беру. Я хорошо помню своё собственное потрясение, когда дядя рассказал мне, как принимал подношения, будучи наместником в Аквитании. Теперь, разобравшись в сути мздоимства, я понял, что этого от меня ждут. В любом случае большинство местных толстосумов – такие омерзительные личности, что я даже рад, что могу сделать их чуточку беднее.

– Примерно то же самое Сабин рассказывал про Иудею, – задумчиво произнёс Магн, когда они вышли на шумную агору в окружении древних, полуразрушенных храмов, посвящённых греческим богам. Чуть выше, врезанные в горный склон, виднелись гражданские здания.

– Здесь ещё хуже, поверь мне, – ответил Веспасиан, вспоминая свой разговор с братом, когда тот вернулся с востока, про невозможность управлять евреями. Тогда, до его отплытия в марте на Кипр, они на пару дней пересеклись в Риме. – Там ему приходится иметь дело только с евреями. А их крепко держат в узде их жрецы. Кроме того, кое-чего можно добиться, раздавая небольшие привилегии. Здесь же, стоит пойти кому-то навстречу, как моментально сбегутся все остальные, требуя своей доли. Этак недолго раздать всю провинцию. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя отзовут в Рим и отчихвостят в Сенате – это в лучшем случае. Поэтому я ничего не раздаю просто так, если только мне за это хорошо не заплатят. В этом случае ни одна из группировок не сможет обвинить меня в фаворитизме, ибо все знают, что меня подкупили. Как ни странно, они считают это в порядке вещей.

– Готов поспорить, ты предпочёл бы вернуться во Фракию, – произнёс Магн, с восхищением глядя, с каким усердием и ловкостью мальчишка-раб на ходу машет над головой Веспасиана опахалом, умудряясь при этом не спотыкаться о выбоины в мостовой – городские улицы явно знавали лучшие времена.

– По крайней мере, там у нас имелись приличные войска, что помогало держать местное население в узде. Здесь же у меня всего одна союзная когорта пехоты, состоящая из болванов, не способных промышлять даже кражами. Кроме них имеется также городское ополчение, в котором состоят те, кому не хватило ума служить в пехоте, и наконец ала местной союзной кавалерии, которые по идее должны охранять нас от кочевников. Но это полная ерунда, потому что большинство из них передвигаются на верблюдах.

– Что такое верблюд?

– Это такой огромный козёл с длинной шеей, бурой шерстью и горбом на спине. Лошади не переносят их запаха.

– Кажется, видел когда-то в цирке. Народ катался от хохота, глядя на них. Но вот бойцы из них никакие.

– Это от них и не требуется. Зато, по словам префекта кавалерии Корвина, они способны весь день идти без передышки по пустыне. Лошадям такое не под силу.

Они вышли через городские ворота, которые с обеих сторон охраняли мраморные львы. Теперь им предстояло преодолеть восемь миль пологого подъёма к городу Кирена, что высился на известняковом плоскогорье.

Веспасиан умолк, размышляя о никчёмности своего пребывания в этой части объединённой провинции Крита и Киренаики. В течение семи месяцев, проведённых здесь, он ничего не достиг. Главным образом потому, что у него не было денег, а без них, как известно, никуда. В течение многих столетий источником богатства Киренаики был сильфий[1]1
  Сильфий, или лазер – растение рода ферула (Ferula), семейство зонтичных. – Здесь и далее примечания переводчиков.


[Закрыть] – зонтичное растение на длинном стебле, сок которого высоко ценился в качестве специи, а также для исцеления болезней горла и лихорадки.

Мясо животных, что паслись на поросших сильфием полях, продавалось по баснословным ценам. Произрастал сильфий на безводной прибрежной равнине. Что касается киренского плоскогорья, то оно больше подходило для садоводства и выращивания овощей. Увы, в последние годы урожаи этого удивительного растения начали загадочным образом снижаться, причём столь резко, что его стало не хватать для выпаса скота. Это, в свою очередь, фактически свело на нет производство мяса. Более того, с каждым новым годом качество сильфия становилось всё хуже и хуже, сколько бы сил и труда ни вкладывали в его выращивание.

Веспасиан пытался убедить местных колонов[2]2
  Колон – полузависимый крестьянин (мелкий земельный арендатор) в Римской империи.


[Закрыть] производить другие сельскохозяйственные культуры.

Увы, скудная почва и почти полное отсутствие на равнине дождей вкупе с ярой верой колонов в то, что регулярные жертвоприношения богам помогут им вернуть прежнее качество сильфия, – всё это вместе взятое привело к тому, что его слова остались втуне. Неудивительно, что поступления налогов иссякали. Те, у кого водились деньги, прятали их, тратя совсем чуть-чуть на покупку товаров у тех, у кого их имелось ещё меньше. Поскольку денег в обращении почти не осталось, зерно, поставляемое из соседнего Египта и Африки, стало на вес золота, к чему приложили руку алчные зерноторговцы. Разумеется, когда Веспасиан вызвал их к себе, сами они это дружно отрицали, оправдываясь тем, что, мол, в последний год поставки зерна из Египта резко сократились, хотя, насколько ему было известно, никакого недорода в Египте не было. В результате бедняки, будь то греки, евреи или ливийцы, находились на грани нищеты, что грозило провинции голодными бунтами.

Не имея в своём распоряжении достаточной численности вооружённых сил, чтобы подавить недовольство местного населения, численность которого в семи крупных городах Киренаики составляла почти полмиллиона человек, Веспасиан уже давно ощущал своё полное бессилие. Это чувство лишь возросло, когда император Тиберий отказался дать ему добро на посещение Египта – провинции столь богатой, что сенаторы могли посещать её лишь с позволения самого императора. Нарушителя этого правила ждала смертная казнь.

Веспасиан встрепенулся, сбрасывая с себя задумчивость, и повернулся к другу, что ехал рядом с ним на лошади.

– Скажи, Сабин наконец получил желанную должность эдила?

– Едва ли, – ответил Магн. – Но как говорит твой брат, едва – уже хорошо. Думаю, он был даже рад, что до следующего года ему не нужно претендовать на место претора. Все эти должности уже заняты сыновьями прихлебателей Макрона.

– То есть префект преторианцев по-прежнему вмешивается в политику? Мне казалось, что из преждевременной кончины своего предшественника Макрон должен был извлечь для себя урок. Не думаю, что это расположило к нему Антонию. Она убеждена, что политические интриги – прерогатива императорского семейства, в частности, её самой.

Магн кивком указал на носильщиков.

– Не беспокойся, они не понимают по-латыни, – успокоил его Веспасиан, – а мальчишка-раб – глухонемой.

– Разумно. С тех пор как ты покинул нас в марте, произошли весьма странные вещи. Антония не скрывает своей озабоченности.

– Мне казалось, не в её привычках делиться с тобой своими мыслями. Иное дело – отдавать распоряжения.

– Нет, большую часть новостей я узнаю от твоего дяди, сенатора Поллона, хотя временами и ей случается проговориться. Ты понимаешь, о чём я.

– Ах ты, старый козёл! – улыбнулся Веспасиан: пожалуй, впервые с момента своего прибытия я Киренаику он порадовался невероятным, но вполне реальным постельным отношениям между своим старым другом и самой грозной женщиной в Риме, его патронессой Антонией, родственницей императора Тиберия.

– Я бы не сказал, что это случается часто, сам понимаешь, годы уже не те. Но оно даже к лучшему, если честно. Тем не менее ей не дают покоя отношения Калигулы с Макроном, точнее, увлечение Калигулы его женой, Эннией, которое, похоже, Макрон только поощряет.

Веспасиан улыбнулся и махнул рукой.

– Калигула уже давно положил на неё глаз, но со временем, сдаётся мне, она ему наскучит. Сам знаешь, какой он ненасытный. Макрон же рассудил здраво, понимая, что стоит ему выказать своё недовольство, как он рискует впасть в немилость, если вдруг Калигула станет императором.

– Возможно, но твой дядя полагает, что Макрон поступает так не из одной только вежливости. Он пытается втереться в доверие Калигуле, ибо рассчитывает что-то получить от него, когда тот облачится в императорскую тогу.

Будучи преторианским префектом, он – самая влиятельная фигура в Риме после членов императорской семьи. Не удивлюсь, если он метит на высокое место. Что касается Калигулы, то недостатков у него сколько угодно, но вот недалёким его никак не назовёшь.

– Это и тревожит Антонию. Ей непонятно, что у него на уме, а то, что ей непонятно, вне её власти. Это, разумеется, отравляет ей существование.

– Представляю. Хотя не назвал бы это очень странным.

– Нет, странно то, что Макрон обхаживает ещё кое-кого, – произнёс Магн с заговорщическим блеском в глазах. – А именно, Ирода Агриппу. Когда-то Антония была с ним дружна. Он даже занимал у неё деньги, которые никогда не возвращал, полагая, что коль он в фаворе у Тиберия и является приятелем его сына Друза – они учились вместе, – ему за это как бы причитается. Тем не менее, когда Друз умер, Ирод бежал из Рима вместе со своими долгами и вернулся к себе домой в Идумею.

– И где это?

– Кто его знает. Где-то рядом с Иудеей, если не ошибаюсь, потому что сам он – еврей. Как бы то ни было, вскоре он вместе с долгами был вынужден уехать туда, где взялся докучать тамошним царькам и тетрархам, требуя у них трон или, на худой конец, некую сумму денег, на том основании, что он-де приходится внуком Ироду Великому. Пару месяцев назад он вернулся в Рим и даже сумел вновь втереться в доверие к Тиберию. По словам твоего дяди, он организовал приезд в Рим посольства парфянских мятежников. В следующем году те прибудут в Рим и будут просить Тиберия, чтобы он помог им низложить тамошнего царька. В качестве вознаграждения Тиберий сделал Ирода Агриппу наставником своего внука Тиберия Гемелла.

– А почему тебе кажется странным, что они с Макроном друзья?

– Мне кажется странным то, что хотя Макрон всячески пытается заручиться благосклонностью Калигулы, одновременно он водит дружбу с Иродом, ибо в его глазах этот еврей имеет самое сильное влияние на другого вероятного наследника – Гемелла.

– То есть он поставил сразу на две колесницы?

Магн усмехнулся и покачал головой.

– Нет, господин, сдаётся мне, что он поставил сразу на три. Есть у Ирода ещё один хороший знакомый, друг детства, который учился вместе с ним и Друзом. Этот третий вероятный наследник – сын Антонии, Клавдий.

Солнце постепенно клонилось к закату, а море внизу под ними отливало бронзой. Веспасиан и Магн прошли в главные ворота Кирены в нижний город. Носильщики были вынуждены прокладывать себе путь сквозь полчища нищих. В основном это были крестьяне, у которых не уродился сильфий: они пришли в город в надежде получить милостыню от купцов, прежде чем те устанут раздавать монеты бессчётным попрошайкам. Теперь им приходится полагаться на чью-то щедрость и великодушие.

– У меня этот городишко уже сидит в печёнках, – произнёс Веспасиан, отталкивая от себя руки нищих. – Он – наглядное свидетельство того, сколь низкое положение наша семья занимает в Сенате. Ведь сюда посылают только самых захудалых, неродовитых квесторов.

– Насколько мне помнится, ты вытащил его но жребию.

– Да, но только низкородные квесторы вынуждены тянуть жребий. Те, что происходят из именитых семей, получают непыльные должности в Риме. Сабину повезло, что в прошлом году он вытянул Сирию.

Магн раздражённо оттолкнул какую-то особо надоедливую старуху.

– У меня в сумке письмо от Ценис. Надеюсь, оно поднимет тебе настроение, а это тебе ой как не помешало бы.

– Поднимет! – крикнул в ответ Веспасиан, стараясь перекричать поток брани, что обрушила на Магна старая карга. – Хотя вряд ли оно существенно улучшится прежде, чем в следующем марте не возобновится мореплавание и мне не придёт замена. Я должен вернуться в Рим. Надоело прокисать в этой дыре. Хочу убедиться, что моя карьера потихоньку сдвинулась с места.

– Тебе осталось убить здесь всего четыре месяца, и я с удовольствием составлю тебе компанию. Сказать по правде, когда Антония не сумела раздобыть для тебя разрешение посетить Египет, я сказал ей, что всё равно отправлюсь к тебе, даже если повезу с собой дурные известия. В данный момент в Риме мне оставаться не с руки, и пока я буду здесь, твой дядя постарается всё уладить.

– Что ты там натворил?

– Ничего, просто защитил интересы моих братьев с большой дороги. Я оставил Сервия, чтобы тот в моё отсутствие присматривал за обстановкой.

Веспасиан знал: ему лучше не совать нос в тёмные делишки Братства перекрёстка дорог южного Квиринала, которыми заправлял его друг. Насколько он догадывался, главным видом их деятельности было взимание дани с купцов, оно же вымогательство.

– Можешь оставаться здесь, я буду рад. Вот только заняться здесь, боюсь, тебе будет нечем.

– А как же охота? Неужели в этих краях не водится дичи?

– В окрестностях города почти никакой, но если уехать на пару дней пути на юг, там у подножия плато водятся львы.

– Через несколько дней у тебя день рождения. Давай отметим его тем, что убьём льва, – предложил Магн.

Веспасиан виновато посмотрел на друга.

– Если хочешь, можешь праздновать один. Но, боюсь, я не смогу. Мне разрешено покидать пределы города лишь по официальным делам.

Магн покачал головой.

– Боюсь, это будут тоскливые несколько месяцев.

– Добро пожаловать в мой мир.

– А как насчёт местных шлюх?

– Говорят, они милые и далеко не первой молодости, каких ты любишь. Только они слишком сильно потеют.

– Господин, давай только без намёков в мой адрес. Можно подумать, у меня есть выбор. Я делаю то, что мне велит госпожа, и как я уже сказал, в последнее время это бывает нечасто.

Веспасиан улыбнулся.

– Уверен, Квинтиллий, мой секретарь раздобудет для тебя девку поприличней.

Улица заканчивалась шумной агорой нижнего города.

– Что там происходит? – спросил Магн, указывая на толпу евреев, что насмехались над высоким, широкоплечим юношей. Тот, стоя перед ними на постаменте, пытался обратиться к ним с речью. Рядом с ним стояла молодая женщина с годовалой девочкой на руках. Возле её ног, испуганно поглядывая на шумную толпу, примостился трёхлетний мальчуган.

– Очередной еврейский проповедник, скорее всего, – со вздохом ответил Веспасиан. – Последнее время их тут полным-полно. Проповедуют какой-то новый еврейский культ. Слышал, что старшее поколение их не любит. Но я их не трогаю, покуда они ведут себя мирно. Я здесь давно уяснил для себя одну вещь: в дела евреев лучше не ввязываться. Нам их всё равно не понять.

Поскольку нищие им больше не мешали, носильщики ускорили шаг, быстро двигаясь по широкой главной улице нижнего города, по обеим сторонам которой выстроились старые и безвкусные, зато внушительные двухэтажные дома зажиточных торговцев. Вскоре процессия уже начала подъём к верхнему городу.

Взбодрённый тем, что его ждёт письмо от Ценис, Веспасиан обратил мысли к любимой женщине, которую не видел вот уже семь месяцев. Она по-прежнему оставалась рабыней в доме Антонии. Через три года ей исполнится тридцать, и он очень надеялся, что по достижении этого возраста она, как то разрешал закон, получит долгожданную свободу.

Хотя Веспасиан как мужчина сенаторского ранга не мог взять в жёны вольноотпущенницу, он очень надеялся, что как только Ценис сможет принимать самостоятельные решения, она станет его любовницей. Он мог бы поселить её в небольшом домике в Риме – денег у него хватит. У него уже скопилась некая сумма от взяток и подношений, которыми его осыпали здесь в провинции местные жители в надежде заручиться поддержкой и покровительством высокого римского чиновника.

Махнув рукой на моральные принципы, он теперь без стеснения брал взятки, рассчитывая, что к моменту возвращения в Рим ему будет хватать денег не только на домик для Ценис, но также для себя и супруги, которой ему рано или поздно придётся обзавестись, чтобы выполнить долг перед семьёй. В письмах, которые слали ему родители, – теперь они обитали в Авентикуме, в Верхней Германии, где отец занимался ссудным делом, – они не раз давали понять, что ради продолжения рода ему пора обзавестись наследником.

Вскоре они дошли до улицы царя Батта в верхнем городе, на восточном её конце располагался Римский форум, за которым высилась резиденция наместника. Её легко можно было узнать по относительной новизне – она была построена римлянами сто лет назад, после того как Киренаика стала римской провинцией.

Перед резиденцией носильщики поставили носилки на землю и попытались помочь Веспасиану сойти. Тот стряхнул с себя их руки, поправил тогу и поднялся по ступеням.

Магн направился следом за ним. Четыре сонных стражника у портика запоздало встрепенулись, вытягиваясь в струнку. Магн поморщился.

– Теперь мне понятно, что ты хотел сказать, – произнёс он, как только они шагнули в просторный атрий, где за столами копошились писцы. – Это не солдаты, а сплошное недоразумение. Таких устыдились бы даже их собственные мамаши.

– А ведь они лучшие, из первой центурии, – отвечал Веспасиан. – В других есть такие, что не могут ровно держать строй. Центурионы не успевают устраивать показательные порки.

Прежде чем Магн сумел высказать свои сомнения по поводу действенности палочной дисциплины в отношении никуда не годных солдат, им навстречу вышел щеголеватый секретарь.

– В чём дело, Квинтиллий? – спросил Веспасиан.

– Тебя уже целых три часа ждёт какая-то женщина. Я пытался убедить её, чтобы она ещё раз пришла немного позже, в более удобное время, но она наотрез отказалась. Она говорит, что как римская гражданка имеет право поговорить с тобой, как только ты вернёшься. Более того, ты обязан принять её, ибо её отец был секретарём твоего дяди, когда тот служил в Африке квестором.

Веспасиан вдохнул.

– Ну, хорошо, проводи её ко мне в кабинет. Кстати, как её имя?

– Ты не поверишь, квестор, но она утверждает, будто доводится тебе родственницей. Её имя Флавия Домицилла.

* * *

– Уже полтора месяца, как он отправился на юго-восток, пообещав мне, что будет отсутствовать не более сорока дней, – рыдала Флавия Домицилла в шёлковый носовой платок. В очередной раз шмыгнув носом, она аккуратно промокнула глаза, чтобы не размазать тёмную обводку.

Веспасиан не мог сказать, действительно ли она была расстроена или же нарочно прибегла к женским хитростям, впрочем, так ли это важно! Ибо он как заворожённый смотрел на эту изящную, безукоризненно одетую молодую женщину. А как она была хороша собой! Высокая, крутобёдрая, с тонкой талией и высокой грудью. Облик довершали тёмные, проницательные глаза, в которых сверкал огонь. Правильной формы нос, полные губы. Тёмные, смоляные волосы убраны в высокую замысловатую причёску, ниспадая на плечи косичками. Не считая нескольких рабынь, Веспасиан не видел приличной женщины с тех пор, как попрощался с Ценис, а в лице Флавии Домициллы перед ним, несомненно, была приличная женщина. Её одежда и украшения говорили о её богатстве, а причёска и косметика – о том, что у неё есть время, чтобы следить за собой, ибо она была воплощением вкуса и элегантности.

Веспасиан смотрел на неё, вдыхая нежный аромат духов, смешанный с запахом женского тела, который из-за жары ощущался сильнее, а она продолжала тихо плакать и шмыгать носом.

В пах моментально прилила кровь. Чтобы скрыть конфуз, Веспасиан поспешил расправить складки тоги, благодарный судьбе за то, что надел её впервые с момента своего приезда сюда. Чтобы отвлечься от плотских мыслей, он перевёл взгляд на её лицо. Ничто в нём, за исключением разве что лёгкой округлости, не намекало на близкое родство. Тем не менее имя однозначно свидетельствовало о том, что перед ним представительница рода Флавиев.

Внезапно поймав себя на том, что вместо того, чтобы слушать, что она ему говорит, он таращится на неё во все глаза, Веспасиан деловито прочистил горло и спросил:

– Так как его звали?

Флавия Домицилла убрала от глаз платок.

– Я ведь сказала, Статилий Капелла.

– Ах да, конечно же. Он твой муж?

– Нет, я его любовница, или ты меня не слушаешь? – она нахмурилась. – Его жена находится в Сабрате, в провинции Африка, но он никогда не берёт её с собой, когда отправляется по делам, считая, что моя внешность лучше помогает ему в общении с клиентами.

В чём Веспасиан ничуть не сомневался. Ибо уже ощущал это на себе: женственное тело, исходящий от него соблазнительный аромат разбудили в нём желание. Голова кружилась, как от вина. Ему стоило немалых усилий удержать руки на подлокотниках кресла и сосредоточиться на том, что она ему говорит.

– И в чём же заключался его деловой интерес?

Флавия укоризненно посмотрела на него.

– Ты только и делаешь, что пожираешь глазами мою грудь. Похоже, ты ни слова не услышал из того, что я только что тебе рассказала.

Веспасиан открыл было рот, чтобы опровергнуть столь дерзкое обвинение, – сказать по правде, он пожирал глазами не только её грудь, – однако передумал.

– Извини меня, если ты считаешь, что я не слишком внимательно тебя слушал, – пролепетал он, невольно вновь устремляя взгляд к прелестным, соблазнительным выпуклостям. – Просто я человек занятой.

– Но не настолько, чтобы сидеть и таращиться на женское тело, вместо того, чтобы выслушать, что тебе говорят. Он – торговец дикими животными. Он приобретает их для цирков в Сабрате и Лепцис Магне. Он отправился в пустыню, рассчитывая раздобыть верблюдов. С ними, конечно, не устроишь боев. Зато они смешные и публика хохочет, увидев их. В нашей провинции Африки их нет. Зато они есть у одного здешнего племени.

– У мармаридов?

– Точно, у мармаридов, – подтвердила Флавия, довольная тем, что он наконец её слушает.

– То есть твой... мужчина отправился, чтобы купить верблюдов у племени, которое не признает власти Рима над этими землями, ибо мы так и не сумели нанести им поражение в битве. А всё потому, что они кочевники и их практически невозможно найти.

– Именно. Он должен был вернуться пять дней назад, – добавила Флавия, и её губы снова дрогнули.

Веспасиан прикусил свои собственные, отгоняя от себя предательские мысли о том, какое он мог бы найти им применение.

– Будем надеяться, что он их не нашёл.

Флавия подняла на него встревоженный взгляд.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что они промышляют работорговлей. Они хватают первого встречного и продают его за сотни миль южнее отсюда, продают гаргамантам. У тех, похоже, действует ирригационная система, благодаря чему они выращивают внушительные урожаи. Но для этого им требуется огромное количество рабов.

Флавия вновь расплакалась.

Веспасиану захотелось утешить её, однако он сдержался. Ведь стоит ему прикоснуться к её телу, как он за себя не отвечает.

– Мне, право, жаль, Флавия, но это так. Только безумец мог отправиться к мармаридам. Кстати, сколько людей он взял с собой?

– Точно не знаю. Человек десять, самое малое.

– Десять? Но ведь это смешно. Мармаридов многие тысячи! Нам остаётся лишь молиться о том, что они ему не встретились, а запасы воды у него не кончились. Кстати, сколько у него воды?

– Не знаю.

– Ну, что ж, если он не вернётся в ближайшие пару дней, боюсь, тебе придётся готовиться к худшему. Если он ушёл на юго-восток, то первое место, где он может пополнить запасы воды, – при условии, что он взял с собой местного проводника, который покажет ему, где спрятаны источники, – это оазис в Сиве, перед египетской границей. Отсюда до Сивы более трёхсот миль, и на то, чтобы добраться туда, потребуется от десяти до двадцати дней, в зависимости от погодных условий.