Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

назад! Ты меня понял?! Ни шагу! Бегом окапываться!

– Понял!

И бегом по окопам с взводом необстрелянных разгильдяев в чисто поле.

Слева, справа ухало так, что в ушах звенело, мессеры кружили как голодные вороны

и долбили высотку. Как на ней закрепляться в такой обстановке? Взвод залег по

краю рощи, чтобы не быть доступными мишенями для мессеров, и начал спешно

работать саперными лопатами. Да смысл?

Коля огляделся – они здесь, как на ладони, боеприпасов с гулькин нос. А впереди

гуд стоит – видно танки идут.

– Сержант! Гранаты раздать всем! Бегом! – натянул каску, пробежал по линии

дислокации. – Резвей окапываемся, глубже!! Это что за яма?! Рядовой?! —

рявкнул на мужчину, что себе в земле подобие углубление в тазу вырыл. – Ты,

какое место здесь прятать собрался?!! Задницу?!!

И тут жахнуло. На поле выползли танки и дали первый залп по роще. Бойцы вжались

в землю, кто-то перекрестился.

– Окапываемся!! Приготовились к бою!! – закричал лейтенант. Партнабор, едрить

их!

Он прекрасно понял, что его взвод – мясо. Явно не обстрелянные, необученные в

чистом поле против танков с винтовками. И приказ: "ни шагу назад". Вот и

останутся здесь…

– Окапываемся, окапываемся славяне!!! Тимощенко, мать твою!! Зарылся!!

Жахнуло. Мессер прошел над позицией, поливая очередью взвод.

– А где наши-то? – проблеял перепуганный боец слева.

– К бою, рядовой!! Здесь все наше! А не наши там!! – махнул в сторону танков.

– Силища-то, товарищ лейтенант, – послышалось справа. – Не устоим, вот как

пить дать…

– Разговоры!! – сжал гранату.

По позиции начали лупить почти прицельно. Крик, первые убитые и раненые, первый

срыв. Кто – то не выдержал напряжения и кинул гранату в танк, но тот был слишком

далеко. Двое ринулись назад, юзом по полю прочь от страха.

– Назад!! – заорал сержант. Хотел за ними, лейтенант не дал, перехватил

откинул. И прав оказался, оценив участь дезертиров – мессер очередью накрыл.

– Ближе гадов подпускать!! Бить прицельно!!

Взрывы, грохот. Все в дыму, гари, бойцов засыпало, только отряхнулись, вторая

волна. А танки – вот они. Слева по ним стали бить зенитки, и один встал, потеряв

трак. Второй закрутился на месте, заглох. Это воодушевило бойцов. Полетели

гранаты. Первый залп был неудачным, выяснилось, что большинство солдат не умеют

кидать гранаты.

Санин приказал ползти вперед и кидать в упор, чтобы точно попасть.

– Ой, лышенько, – перекрестил пуп Тимощенко и ужом рванул вперед к танку.

Слева, справа ползли бойцы с гранатами. А им навстречу плюясь огнем шли и шли

танки.

Солдаты гибли, выводя вражескую технику из строя. Часа не прошло, как от взвода

едва треть осталась. И ничего лейтенант сделать не мог. Танки горели, горел лес

позади позиций, связи не было, зенитки захлебнулись. Приказа «отходить» не

поступило. Значит, судьба здесь всем полечь.

Мат, крики, стоны, скрежет, грохот – голова пухла от этих звуков, в ушах звенело

не переставая. Санин тряхнул волосами, отер лицо от пота и пыли и рванул к танку.

Распластался, пропуская его вперед и, кинул гранату вслед. Башню заклинило, танк

загорелся. А лейтенант обратно, юзом на свои позиции, чудом уходя от пуль. И

искать боеприпасы. Две гранаты у убитых отобрал. Глянул на сержанта и двух

бойцов. Бросил:

– Уходите.

И обратно под танки. Если повезет, еще два встанут.

Что было, не помнил, не знал. Грохнуло так, что показалось, в голове взорвался

снаряд. Перед глазами пелена и тихо отчего-то вокруг. Перевернулся на спину,

скатился по насыпи от воронки и увидел танк. Пальцы сжали гранаты. Сейчас, пара

секунд, пусть ближе подойдет. И откуда силы взялись – ужом, уходя от очереди,

меж гусениц нырнул, выполз буквально за секунду, как танк развернулся, видно

задавить его хотел. И кинул гранату в борт. Вторую – в идущего слева. И услышал,

наконец, грохот, визг пуль, и чей-то крик: "отходим!" А дальше тьма.

Он слабо понимал где, кто с кем. Его тащили на плечах двое солдат со знакомыми

опаленными, грязными лицами, а он еле переставлял ноги и все пытался очнутся,

тряс головой, как мокрая собака.

– Кончай, лейтенант, контузило тебя, отойдешь, – заверил боец справа.

– Сержант, – наконец вспомнил его Коля.

– Так точно, товарищ лейтенант.

– Где взвод?

– Да весь здесь, – бросил солдат слева и понял по взгляду Санина, что тот

силится его вспомнить. – Рядовой Каретников.

– Двое? От взвода?

– Трое. Вы еще, товарищ лейтенант.

Николай остановился, убрал руки с плеч бойцов. Оттер лицо и, шатаясь, огляделся.

По дороге брели бойцы, грязные, измотанные, как черти. Лица, как печеные яблоки.

На роту людей наберется, не больше.

– Все что осталось, – бросил Калуга. – В кольцо, гады берут.

– Это… от всей роты?

– Батальона, – угрюмо пояснил сержант. – От роты взвод и будет. Капитана

тяжело ранило, вон, впереди несут, видишь, лейтенант?

– Кто еще из командиров?

– Лейтенант Хохряков жив. И ты. Все.

Все…Людей положили, танки не остановили. Все…

Один рядовой бой, ничем неприметный на фоне войны… а людей нет, и второго боя

для них не будет…

Санин побрел вперед, качаясь, еле ноги переставляя от гудящей в голове боли, от

жары, плавящей мозг.

По краю дороги вереница беженцев, телеги, велосипеды. Люди. Взгляды даже у детей

взрослые, лица сумрачные. Скорбь в них, горе. А за дорогой пшеничное поле,

золотое-золотое. Поспела, родимая. Только кто убирать будет?…

Впереди жахнуло, застрекотали выстрелы.

«Немцы»!! – понеслось по цепи.

– Занять позиции!! Растянуться!! Приготовится к бою!! – закричали сразу

Хохряков и Санин.

Ухнуло, взрывом вздыбило повозку, падая, заржала лошадь, закричали люди, в

панике бросившись врассыпную.

Прямо по полю ржи, давя золотые колосья, шли танки с ненавистной свастикой на

бортах. А за ними черными точками проступала пехота.

– Прорвались, суки! – прошипел сержант Калуга.

– Из огня да в полымя! Эх, ма! Рассредоточились, славяне! – закричал

Каретников, пригибаясь, кинулся к обочине.

– Раненых к лесу!! – закричал Хохряков.

Санин приготовил пистолет, проверил боезапас: пять патронов. Здорово. Самое то

на танки.

– Значит, пойдем в рукопашную, – сплюнул в сторону и подтолкнул рядового в

кювет, чтобы не метался, зазывая смерть.

– Приготовились к бою! Патроны беречь!! Штыки держать наготове!!

– Мляя… – протянул вихрастый паренек справа. – Живы-то будем, товарищ

лейтенант?

– Главное, чтобы эти живы не были, – кивнул на приближающуюся «саранчу».

– У кого гранаты?!

– Где б их взять?

– У меня!

– Есть пара!

– Приготовить!

Танки подходили к позиции, лупя из всех стволов так, что закладывало уши и

пригибало к земле. Пыль от взрывов не успевала оседать и так и кружила в воздухе,

осыпая тех, кто приготовился умереть.

Бой был недолгим, но жарким.

Последнее что запомнил лейтенант – как в ярости душил белобрысого фрица, а рядом

точно так же, рыча как звери кто, как и чем мог, дрались с немцами бойцы. А

потом взрыв и тишина.

Глава 13

Лена кашу варила, делая вид, что только тем и занята, а сама слушала, что

мужчины говорят. Янек с Сашей планы создавали, как диверсию немцам устроить.

Роли сами собой распределились. Военврач сразу сказал, что хоть и старший по

званию, но опыт у него только в медицине, так что не ему и командовать. Так

Александр стал старшим в паре.

– Жаль, для крупной диверсии сил у нас не хватит, – посетовал.

– Это да, – согласился Вспалевский. – Совсем хорошо было бы разведку провести.

На станции. Перерезать им пути или состав рвануть. Для этого взрывчатка нужна,

боезапас. Люди, Саша, нужны. Чтобы знать, где у немцев арсенал. Где, какие части

стоят и какие, куда составы идут.

– Где ж я тебе такие данные возьму?.

Лена не выдержала, развернулась:

– Я возьму. У меня люди есть.

Мужчины на нее как на ненормальную уставились. Дед Матвей головой качнул и вышел

из избы.

– В кармане, что ли лежат? – спросил неласково лейтенант.

– Почти. Банга явки дал. Люди верные. Могу сходить в Пинск.

– Я тебе схожу! – сжал кулак Дроздов.

– А ты мне не брат, ни сват и не муж, чтобы командовать!

– Я лейтенант!

– А я не рядовая! Ты меня в свою воинскую часть не принял!

– Принял! На должность кашевара!

Ян с улыбкой смотрел в стол: семейную сцену было забавно слушать, особенно

смотреть на девушку и мужчину, которые ругались именно как муж с женой или жених

с невестой, никак иначе, но усилено делали вид, что меж ними чисто платонические

отношения.

Однако врач был не прав: Лена искренне считала, что Саша ее ущемляет в праве

бить врага, и ругалась с ним, как с любым соседским мальчишкой или

одноклассником в школьную пору. Она бы и учебником по голове упрямца треснула,

попади он под руку.

У Дрозда же одно на уме было – Лене в бою не место. Ее дело кашу варить. Целее

будет. Места здесь глухие, за два месяца на заимке ни одна рожа не проявилась.

Авось и дальше девушка здесь в целости и сохранности будет. А там и армия

подойдет, освободит оккупированную территорию.

– Раз принял, значит давай задание!

– Ужин готовь!

– Сам сготовишь! – кинула в сердцах ложку в чугунок. – Не отпустишь, сама

пойду!

– Будешь дома сидеть, я сказал! – хлопнул по столу и осекся, только тут

заметив улыбку майора и его лукавый взгляд. Смутился, потер затылок, и вовсе

потерялся, сообразив, что мало лает на Лену как собственник, так еще и манеры

друга покойного перенял – затылок ладонью в смятении гладить.

Все, дошел.

Помолчал и кивнул через силу:

– Хорошо. Вместе пойдем.

– Нет, – успокоилась и девушка, села за стол к мужчинам. – Я девчонка, на

меня внимания не обратят, а ты сразу заметен. Молодой мужчина с военной

выправкой и без документов – схватят. Слышал, что дед Матвей говорил? Немцы

территорию чистят, полицаи помогают. Вздергивают без лишних слов. Все деревни и

поселки в виселицах.

– Без него в курсе, – буркнул Саша. Он не сидел на месте, ходил по округе,

убирая при первой удачной возможности фрицев то ножом то пулей. На рукояти его

холодного оружия уже двенадцать зарубок красовалось. Только удовлетворения не

приносило. Видел он, как хозяйничает фриц, обустраивается, словно на всю жизнь

сюда пришел. А от этого тоска сердце ела и хотелось разнести пару десятков таких

"гнезд", чтобы и другим неповадно было, чтобы помнили, что на чужой земле и не

надолго.

Но что навоюешь в «полторы» единицы? Майор выздоравливает, ноги почти зажили, но

все равно ходит еще медленно, прихрамывая. И ни его, ни себя в Пинск не пошлешь

– первый не дойдет, второй, правду Лена сказала, подозрение сразу вызовет и

возьмут его на ближайшем пропускном пункте. А натыкали их, сволочи, почти на

каждом повороте.

– Ладно, одна пойдешь, – согласился с тяжелым сердцем. – Двое суток срок.

Лена улыбнулась – первая победа!

– С утра пойду.

– В Пинске к вечеру только будешь.

– Ничего.

Была у нее мечта раздобыть радиоприемник. И очень она надеялась, что верные люди,

адреса которых сказал ей дядя, помогут в этом. Нет, не музыку ей послушать

хотелось – новости с фронта знать, а хорошо бы еще поперек тех пакостных

пасквилей, что фрицы развешивают вводя в заблуждение население, эти новости в

листовки писать и расклеивать в округе. Чтобы знали люди – не правду фашисты

говорят – не сдала Красная армия ни Смоленск, ни Киев, ни Москву. Наоборот —

идет в атаку и гонит врага с родной земли и вот, вот будет в Белоруссии…

Это потом будет и смешно и грустно вспоминать свои мысли, а тогда она, как и все

не знала, даже представить не могла, что оккупация продлится три года и заберет

больше трети населения в одной только Белоруссии…

Дорога была безлюдной и Лена держалась ближе к лесу, на всякий случай. Чем

дальше шла, тем меньше понимала, куда идет. То тут, то там рвы, полуразрушенные

окопы, воронки. Немцы монтировали Т-34 у блокпоста ближе к поселку.

Там уже было более людно, телеги громыхая колесами проезжали, только на них в

черной форме полицаев сидели мужчины. А женщины с детьми шли пешком. Лена

пристроилась к одной без ребенка, чтобы не выделятся и, узнала, что та идет в

город, чтобы работу найти. Звали ее Зося, дети у нее были, двое, дома остались.

В деревню к ним наладились партизаны и все что можно из съестного забирали,

намедни корову свели, как не упрашивала оставить, как не кляла и не молила.

Лена не поняла:

– Какие партизаны?

Ей даже худо стало от мысли, что кто-то из красноармейцев мародерничать может.

– Да кто ж их разберет? И Советы и Гитлера поносили. Хватит, говорят, теперь

наша власть, народная, белорусская.

Лена даже плечами передернула: что за чушь?

– А нам куда? От Советов натерпелись – колхозы ихние поперек горла встали,

потом Гитлер пришел, вовсе житья не стало. Что ни день солдатня квартируется и

балует, спасу нет, – продолжала говорить женщина. – Манька вона, соседки моей

Гавриловны внучка, пятнадцать годов девка, выскочила за гусем за ворота, а ее в

охапку и в избу к солдатне. До утра сколь их было, столь и пользовали…

Лена в миг озябла, плечи обняла.

– …Страсть что творится. На улицу прямо не ходи. Кума ныне прибегала тоже

такое наговорила, что волосы дыбом. У них черные какие-то встали, так что аспиды

удумали, мальченков ловят, подкидывают вверх и по им палят! У одной молодухи из

рук дитенка выхватили и вверх! Выстрел, нет ребеночка, а девка с ума сдвинулась.

Ой, лишенько! То и думаешь, как себя да детей сохранить, спать и то страх берет.

А вот придут? А им что? В любу избу без спроса и что по нраву – хвать! Ой, чисто

Сатано! Племя бесово, истинно тебе говорю! Сперва-то вона слух шел, что при

немцах вздохнем, мол, антелегенты. У нас Махай в немецкую воевал, так цыть, грил,

на вас бабы, немец порядок любит, аккуратность, придет, будете как у Христа за

пазухой! Как же! Ад оно чисто! Бесы! Тьфу ж на них! Чтоб их переворачивало! Так

сам таперь молкнет! Мы ему: че ж говорил?! А он молкнет, серый сидит, ссутулился!

Лена молчала. То, что рассказала женщина, было слишком жутко. Да, фашист враг,

да подлый враг, но человек же, а не зверь!

– Слухаю все это, глядю и думаю, хто их гадов выродил? Какая– такая немчуковая

змея, тварина подколодная? – зло вопрошала женщина, но спутницу ли?

– Тихо ты, – одернула ее пожилая крестьянка, зыркнув на солдат у пропускного

пункта.

– Какие документы нужны? – забеспокоилась девушка.

– Бумага из управы, что такая ты, такая и оттуда.

– А если нет?

– Ты откуда?

– Из Жлобинки, – солгала, выдав ту легенду, что ей Ганя тогда еще придумала. —

Дом разбомбили и, ничего нет, – руками развела.

– Ой, не знаю, – качнула головой старуха.

Их остановили у шлагбаума. Офицер с железной бляхой на груди внимательно изучал

документы, рядом бродили солдаты с автоматами, оглядывая каждого прибывающего к

пункту. Неподалеку курили полицаи, стояли крытые грузовики. Пожилую пропустили,

даже не глянув, а Зосю остановили. Бумажку забрали и, толкать к грузовику.

– Куда?!… Чего?!… Зачем?!!…

– Это ж сестренка моя!! Господин офицер, отпустите! Мы на работу идем! —

начала просить за женщину Лена. Офицер внимательно оглядел ее и поморщился:

– Пшель!

– Господин офицер! Отпустите сестренку! За что ее?! Она же работать на Великую

Германию хочет!

– Поработает, – с противной ухмылкой сообщил девушке полицай, схватив за руку

и толкать прочь. Та в крик, еще надеясь, что Зосю отпустят, и услышала тихое в

ухо:

– Еще слово вякнешь, вместе с сестрой немцев в бордель обслуживать поедешь, —

и швырнул в пыль, так что Лена покатилась по дороге, обдирая ладони и колени. —

Пошла вон, доходяжка!

Скрябина с трудом поднялась и, сжавшись поковыляла к городу. И не понимала,

почему уходит, как может?…

Тошно было на душе от понимания, что сгинула еще одна душа, прямо на глазах

совершилось еще одно зверство, а она, советский человек, комсомолка, вынуждена

терпеть это, смириться. И ничего не может сделать!… Только уйти, уйти…

Что будет с детьми Зоси, каково им не дождаться матери – лучше не думать, чтобы

не сойти с ума. Но слезы душили, перехватывая горло и сердце ныло. А в голове

одно: "ты сволочь, Скрябина! Трусиха и сволочь!"

Все еще будет, она все исправит, немного и умоются фрицы. За все, за всех. Ей бы

автомат добыть, радио, узнать про составы, положение дел, где какие части

квартируются. И тогда – плевать на все – устроят они с Яном и Сашей им такой

праздник, чтобы самому их фюреру икалось.

Только не грели мечты, когда она видела руины домов, вспухшие трупы повешенных,

демонтаж разбитых советских тридцать четверок, конвой оборванных, изможденных

красноармейцев, которых гнали куда-то на юго-запад.

В Пинск пришла вечером и долго плутала меж развалин домов, пытаясь найти

Цветочную улицу. А, найдя, не знала, стоило ли искать. Над добротным, но все же

пострадавшим домом, с изрытым пулями фасадом, висела дощечка: "Обувной мастер

для господ офицеров".

Артур Артурович говорил «люди верные», а вот кому, возник вопрос у Лены.

И все же решилась постучать. На крыльцо поднялась и… бухнула в дверь со всего

маху, вымещая злость и ненависть. И чуть взглядом не убила вышедшего хозяина.

Аккуратненький, в белой рубашке и темном чистеньком жилете, приглаженный да

напомаженный, словно нет войны, не убивают людей буквально за стенами его дома.

Словно сидит он где-нибудь в тихой парикмахерской и припевая брызгает «шипр» на

клиента, любуется своей работой, и плевать ему что там на улице делается,

скольких убили, скольких замучили, изнасиловали, повесили, расстреляли…

– Вам что, молодая пани? – натянул улыбку, чуть не поклонившись.

Гад! – чуть не крикнула ему в лицо, но сдержалась. Процедила:

– Мне Пантелея Леонидовича.

– Зачем он вам, милая пани.

– «Розы мороз побил, а у него, мне сказали, парой луковиц разжиться можно».

Мужчина потерял улыбку, взгляд стал серьезным, острым.

– «Есть две, верно вам сказали», – протянул, оглядывая улицу.

И схватив Лену, втянул внутрь, хлопнул дверью.

Провел, подталкивая в комнату, толкнул в кресло в углу и, уставился недобро,

нависнув:

– Вот что, девушка, вы бы лицо сменили и взгляд. Они у вас как табличка —

комсомолка, партизанка.

– А я и есть комсомолка.

– Поздравляю, – бросил зло. – Какой идиот вас ко мне прислал?

– Банга.

Мужчина глянул на нее, как лопатой по голове дал и отошел к столу, налил из

графина воды в стакан, выпил:

– Ясно. Опытней и старше никого не было?

Лена молчала

– Ясно. С чем пожаловали?

Молчит.

Пантелей погнал бы ее, да что-то мешало. Стул подвинул, сел напротив,

вглядываясь в детское лицо и совершенно недетские в скорби глаза.

– Голодная? – спросил.

– Нет, – опустила голову.

Вот оно как бывает, оказывается. Ставишь цель и идешь к ней, а как пришел,

начинаешь понимать, что цена дороги слишком высока.

– Я… ушла, – сказала глухо, в пол. Мужчина нахмурился, соображая, о чем она.

– От немцев? У вас нет аусвайса?

– Нет… Вернее, нет… Женщину забрали, а я ушла, – посмотрела на него,

винясь. И поняла – зря сказала. Лицо потерла, отгоняя наваждение – не лишнее, но

для мужчины ненужное. – Вы, правда, знаете Артура Артуровича?

Пантелей вздохнул: всяких разведчиков видел, но таких, чтобы прямиком из

детского сада – нет.

– Меня удивляет, откуда вы его знаете.

– Он мой дядя.

– Ах!… – и подбородок потер в раздумьях: худо дело. – Вы только больше

никому об этом не говорите, хорошо?

И Лена поняла, что сболтнула лишнее.

– Да. Больше не повторится.

– Угу? Вернемся к вашему вопросу, что вы хотели.

– Радиоприемник.

– И только? – выгнул брови. – Вы решительно удивляете меня, пани. Почему не

граммофон?

Вот и еще один человек принимает ее за ребенка. Может, стоит задуматься?

Или не стоит голову забивать, хватает.

– Нужно знать новости, нужно чтобы люди о них знали.

– Ах!…

И помолчал, поглядывая на девушку уже совсем иначе.

– Это дело, – протянул. – Н-да-с… Так что, говорите, аусвайса у вас нет?

– Нет.

– Нуу, тогда вам стоит остаться у меня, только не выходить из комнаты, —

выставил палец. – И никому не открывать. Вас нет, понимаете?

Лена кивнула.

– А завтра, к утру у вас будет аусвайс.

Девушка выставила пятерню. Сначала три попросить хотела, но подумала, чем больше,

тем лучше.

– Пять? – не поверил мужчина. – Шутите, пани? Зачем вам столько.

– Не мне. Два на меня, четыре на мужчин.

– Это будет шесть.

– Шесть, – заверила.

– И?…

– Очень надо.

Пантелей задумался: бис его знает, зачем девочке столько документов, но Банга

человек не простой, то и племянница его, будь даже она племянницей по легенде,

непроста. А не играет ли девочка? Очень даже натурально у нее получается этакую

трогательную сиротку изображать, странную, но весьма очаровательно. Вот только

взгляд…

– Н-да, а на счет взгляда и лица, – указал на ее физиономию пальцем.

– Я поняла, – заставила себя улыбнуться. Получилось дурно, Пантелея

передернуло. – Ясно, да-с.

Огляделся и пошел в другую комнату, поманил девушку за собой.

– Тренируйтесь, – указал на зеркало, что висело на стене.

– Мне некогда… Мне еще нужны данные по расписанию составов, местонахождению

арсеналов, казарм.

Мужчина голову клонил слушая ее, и вот замер.

– Ааа?… И только?

Ей показалось, он дурачится или ее дурачит:

– Я серьезно.

Мужчина выпрямился и вздохнул в сотый раз.

– Хорошо, – ответил вполне серьезным тоном. – Тогда мне придется уйти. А вы

пока тренируйтесь. Искренне советую, – вышел и вновь вернулся, выглянул из-за

двери. – Вы помните?…

– Меня нет, – заверила.

Можно ли надеется на девочку, Пантелей сомневался. Ребенок он и есть ребенок. Но

с другой стороны, именно дети сейчас наиболее пронырливая и незаметная боевая

единица.

Он надел пальто и вышел. Запер дверь на ключ.

Лена смотрела на себя, а видела чучело. Нечто страшное с серой кожей и кругами

под глазами, с бледными губами и заостренным носом. Она?

Девушка медленно развязала платок и стянула его. Короткие волосы, едва до плеч,

совершенно изменили ее, сделав с одной стороны взрослой, с другой – чужой.

Что ж, не в том суть. Друг дяди прав – сейчас она разведчица и должна уметь

подстраиваться, иметь сотню масок на лицо на все случаи жизни.

Дурочка? Кокетка? Комсомолка? Святая наивность? Пламенная страсть?…

Ничего не получалось, лицо, словно закаменело, взгляд законсервировался. Так не

пойдет, – поняла. Надо представить что-то хорошее… День рождения Нади,

например. Они с Игорем танцевали вальс и смеялись, а Лена кружила с медвежонком.

Потом объелась варенья и застала своих родных целующимися в темноте на кухне…

Девушка посмотрела на себя и заметила легкую, мечтательную улыбку на губах:

улетела? Сколько они вместе, а любят друг друга по-настоящему сколько она их

знает. Она не завидовала, она была уверена, когда-нибудь тоже полюбит, и любовь

будет взаимной…

Была.

На лицо набежала тень, делая его мрачным. «Нет, не была – есть», – подумала,

глядя на себя.

– Санина, – прошептала несмело. Потом громче, увереннее. – Елена Владимировна

Санина.

И улыбнулась, придав взгляду серьезность и строгость, как положено замужним

женщинам. Получилось.

Лена воодушевилась и оглядела комнату. Ничуть не смущаясь, залезла в шкаф, нашла

тонкую шаль паутинку, скромное платье, почти своего размера, и даже туфельки в

коробке. Теперь умыться, расчесаться и…

– Начинаем курсы театрального мастерства!

Пантелей, он же Адам Ялмышский, вернулся поздно ночью. Вошел в квартиру и не

поверил гробовой тишине. Неужели девушка ушла?

Включил свет и чуть не воронил пакет с бумагой, который принес как раз своей

гостье.

Она сидела за столом, как княгиня и выглядела аристократкой, к которой хотелось

подойти и, отвесив галантный поклон, коснуться губами нежной ручки.

– Добрый вечер, – улыбнулась с очарованием. Мужчина не сдержал ответной улыбки.

– Какие перемены.

– Я хорошая ученица.

– Послушная. Очень ценное качество, – выставил палец. – Это вам, – положил

на край стола сверток и начал раздеваться. – Но это не все. Сейчас будем пить

чай с бубликами. Любите бублики?

– Последнее время я люблю все, – заверила учтиво. Развернула сверток и

пробежала пальцами по стопке чистой бумаги. Зачем?

И улыбнулась: листовки!

– Вы гений, Пантелей!

– Что вы, милейшая пани эээ?

– Олеся, – представилась вымышленным именем.

– Надеюсь?

– Я хорошо учусь, пан Пантелей, – напомнила. – Но на будущее, возможно вам

стоит знать, у меня есть и другое имя – Пчела.

– Ооо! Почему же именно Пчела?

– С легкой руки друга.

– Надеюсь, он не присоединиться к нам? – с беззаботной улыбкой спросил ее

Пантелей, поставив на стол чашки, тарелку с бубликами и самое настоящее варенье

на блюдце.

– О нет, что знаю я, знаю только я, – сделала вид, что даже не замечает пищи.

– Не по годам мудро, – заверил мужчина, но верить не спешил. Лена же не

спешила схватить бублик, хотя очень хотелось. Дождалась когда первым возьмет

хозяин и, выказала ему все свои манеры, намекая, что он может держать себя в

руках.

Мужчине понравилось поведение девушки, импонировало и самообладание. Она ела

неспешно и аккуратно, словно сыта, но он точно знал, что она голодна. Но ничего

не выдавало ее внутреннего состояния – лицо держало светскую маску наивного дитя,

взгляд чуть лукав и беспечен, улыбка мила, разговор самый приятный. Трогательная,

хрупкая и неопытная нимфетка нуждающаяся в сильной руке и опеке – была сыграна

на ура.

Он понял, что девушка может не просто понравится мужчине, но и всерьез вскружить

ему голову. И взял это на заметку. В дальнейшем никто не знает, что может

случиться, что пригодится.

Если б он знал, чего ей это лицедейство стоило.

– На счет нашего дела, н-да-с.

– Да? – улыбнулась, во взгляд безмятежности напустила.

– К обеду будет. Второе. Третье потребует времени.

– Сколько?

– Думаю пару недель. Сбор данных не простая работа.

– Понимаю. Приду через две недели.

– Осторожно. В городе полно филеров, – улыбнулся, словно повинился.

– Буду. Как на счет первого?

– Эээ… Я могу, но… вопрос в доставке. Если вас заметят с радиоприемником,

вас расстреляют. Все аппараты приказано сдать в комендатуру уже больше месяца.

Лена задумалась:

– Если вынести ночью? Дойти до леса, закопать. Потом прийти с подводой и

спрятав под сено, вывезти.

– Рискованно.

– Пантелей Леонидович, сейчас рискованно вообще жить.

Мужчина усмехнулся и спрятал грусть в глазах, отведя взгляд:

– Согласен. Ну, хорошо, – поерзал, допивая чай. – Кое-какие данные я могу

предоставить, но… Но! Сколько вас человек? – он в миг изменился, став

собранным, серьезным и совершенно непохожим на того расхлябанного интеллигента —

сапожника.

И Лена поняла – игры закончились. Посерьезнела в ответ.

– Трое.

– Фьють! – выгнул бровь Адам. – Один как минимум циклоп, второй Ахилл, а

третий видимо атлант.

– Нет.

– А кто?

– Пантелей Леонидович, каждый из нас знает свое, и фактически ничего друг о

друге. Думаю, в этом русле и стоит двигаться. Спокойнее так.

Мужчина покрутил чашку и тихо сказал:

– Но сколько вас, вы мне все же сказали.

– А что вы сварите с этой информацией?

– Много, – прищурился. Подпер кулаком щеку. – Хотите, я расскажу о вас? Ну, к

разведке вы не имеете никакого отношения. Каким-то прямо скажем, неприятным

стечением обстоятельств вы оказались здесь. Городская, комсомолка. Были ранены,

живете в деревне, где вас приютили. Отсюда вывод – если б я был сексотом и

стукнул на вас нашим новым доблестным властям, вас бы легко разыграли как карту.

Выпустили и пошли за вами. Вы привели бы к своим друзьям и всю вашу штурмовую

группу взяли за пару минут. На этом ваше служение Родине и вашим идеалам

заканчивается.

Лена закусила губу, слушая мужчину: прав, тысячу раз прав. Она бездарность!

– Вы научите меня азам?

Адам долго молчал, рассматривая девушку и, мягко улыбнулся.

Он мог отказать, но понял, что война уже опалила душу этого ребенка,

безвозвратно, не исправимо. И если он не поможет, она просто канет в лету

сражений как тысячи и тысячи уже убитых и забытых.

– Я научу вас сохранить себя и не стать причиной беды других. Скажите, Олеся,

ваши друзья знают, куда вы пошли и зачем?

– Зачем – да, а в остальном, знают только про Пинск.

– Вот как, – пошарил по карманам пиджака и достал пачку сигарет с иностранной

надписью. – Позволите?

– Да.

Мужчина закурил и спросил:

– Вы уверены в своих друзьях?

– Как в себе.

– Прекрасно. А теперь уберите личное, уберите эмоции и привязанности, и

ответьте на тот же вопрос.

Лена задумалась, задача оказалась непростой, но тем и интересной. Минут через

пять она смогла ответить:

– На счет одного – ответ ото же, на счет второго… я мало знаю его и он не

проверен.

– Угу? Значит, в вашей цепи есть слабое звено и на нем она может порваться.

– А может не порваться.

– Согласен. Но допускать нужно как лучшие, так и худшие варианты. И

просчитывать их заранее, до того как наступит то самое – худшее или лучшее. Это

уже не игры девочка, речь идет о жизнях, от которых зависят другие жизни. Первый

совет – не спеши доверять. Проверяй человека без всяких сантиментов. Если

ошиблась – извинишься, а если нет, твоя проверка может спасти жизнь как тебе

самой, так и другим, порой очень близким людям.

– Почему же вы доверились мне?

– А кто тебе сказал, что я тебе доверился?

– Но как же? Это очевидно.

– Нет, Олеся, это видимость очевидности. Я всего лишь даю тебе то, что ты

хочешь.

– Это второй совет?

Мужчина улыбнулся, глаза блеснули лукавством: а девочка не глупа. Пожалуй, из

нее можно было бы вылепить неплохого специалиста.

– Скажите, как вы узнали про меня?

– Просто, – пожал плечами. – Наблюдательность. Подмечай мелочи. Именно на них

все базируется. На них и прокалываются. У тебя шрам над бровью. Свежий. Значит,

была ранена. Говоришь правильно, чисто, воспитана, манеры – ты не деревенская —

городская. Не местная. Одежда на тебе была явно с чужого плеча и носить эту

хламиду ты не умеешь, зато платок подвязывать научились. Идей своих не скрываешь,

принципиальность выставляешь напоказ.

– Не правильно?

– Все зависит от цели. Если хочешь умереть, продолжай афишировать свои принципы.

Если хочешь действительно стать полезной, научись меньше говорить и показывать

себя, свои цели, но больше узнавать о собеседнике, понять его и его цели.

В ту ночь они не спали, Пантелей учил, Лена училась, впитывала как губка каждое

его слово.

Утром она легла спать, переваривая услышанное, а он отправился по ее делам.

Первое что она увидела, проснувшись – радиоприемник. Мужчина включил его на

минимуме громкости и, сквозь треск помех девушка услышала голос диктора:… "после

ожесточенных боев был оставлен город Тропец"…

Глава 14

Они попали в плен. Но видно какая-то незримая звезда светила Николаю и не гасла.

Они не ушли далеко от линии фронта.

На повороте колонну пленных накрыли советские самолеты. Прошлись очередями по

конвоирам, а солдаты не стали мешкать, рванули кто куда.

Коля тащил Каретникова, раненого в ногу и ведь вытащил. В лесу сделали передышку.