Текст книги "Популярная история евреев"

Автор книги: Пол Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц)

Поэтому когда Соломон скончался в 925 (926?) году до н.э., северяне отказали его преемнику Ровоаму в коронации в Иерусалиме на объединенное царство и настояли, чтобы он отдельно принял северную корону в Шехеме. Те, кто при Соломоне оказался в ссылке, например Иеровоам, возвратились и потребовали возврата к законности, в частности ликвидации принудительного труда и высоких налогов: «Отец твой наложил на нас тяжкое иго, ты же облегчи нам жестокую работу отца твоего и тяжкое иго, которое он наложил на нас, и тогда мы будем служить тебе». По-видимому, в Шехеме произошла представительная политическая конференция, на которой Ровоам, проконсультировавшись со старыми советниками отца, отверг согласительные рекомендации и при поддержке молодых рыцарей занял жесткую позицию, заявив северянам: «Отец мой наложил на вас тяжкое иго, а я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами».

Эта неправильная оценка ситуации в условиях, когда у Ровоама не хватало ни военной, ни государственной мудрости, чтобы силой сохранить единство царства, привела к тому, что Север откололся и реставрировал собственную монархию. В условиях становления мощных империй по соседству, сначала Вавилона, а затем Ассирии, оба небольших царства, Иудея на Юге и Израиль на севере, покатились к своему закату каждая в отдельности.

Однако этот процесс упадка продлился несколько столетий, на протяжении которых израильская религиозная культура претерпела ряд важных изменений. Следует иметь в виду, что северное царство оказалось в более выгодном положении: оно обладало большим населением и более плодородными почвами и было расположено ближе к центрам международной торговли того времени. Освободившись от южного гнета, оно богатело и, как это ни парадоксально, двигалось по пути государственного и религиозного развития, который считал необходимым Соломон и который оно ранее отвергало в противодействие Югу. Подобно Дому Давида, северный Дом Омри стал централистским и стал имитировать политическую и культовую линию благополучных соседних государств. Сам Омри был грозным царем, о чьих «подвигах» с грустью вспоминает текст, посвященный богу моавитян Хемошу; табличка с этим текстом, так называемый Моабитский камень, была обнаружена в 1866 г.: «Царь израильский Омри… много дней угнетал Моав, потому что бог Хемош рассердился на свою землю. За ним последовал и сын его, который сказал, что он тоже будет угнетать Моав».

Подобно Соломону, Омри укреплял власть своей династии браками по расчету. Так, он женил своего сына Ахава на Иезавели, дочери Сидонского царя, что дало его стране выход к морю и его торговым путям. Подобно Соломону, он был великим строителем. Он основал и построил новый город на холме в Самарии, откуда было видно находящееся в 30 километрах море; это произошло около 875 г. до н.э. Подобно царским городам Соломона, город имел укрепленный акрополь. Великим строителем был и Ахав, который возвел в Самарии, как его называет Библия, «дом из слоновой кости». Это был дворец с тронным залом, облицованным резной слоновой костью, – роскошь, которую могли себе позволить лишь самые богатые из царей того времени. При раскопках в Самарии в 1931-35 гг. обломки этой облицовки были обнаружены среди мусора. Подобно своему отцу Омри, Ахав был удачливым воителем; за время своего двадцатипятилетнего правления он дважды одерживал победу над царем Дамаска, пока однажды в битве колесниц «один человек случайно натянул лук», и выпущенная им стрела попала в швы лат Ахава, смертельно его ранив.

Надо сказать, что правление Омри, словоохотливого и везучего, как Соломон, также породило значительное социальное и моральное недовольство. Накапливались огромные состояния и недвижимость, увеличивался разрыв между богатыми и бедными. Крестьяне попадали в долги и, если не могли расплатиться, экспроприировались. Это противоречило духу заповедей Моисея, хотя, строго говоря, не совсем противоречило букве. Как известно, ими запрещается «нарушение межей ближнего своего». Цари пытались противостоять угнетению бедняков элитой, поскольку нуждались в людях для комплектации военных и трудовых армий; однако их действия носили неуверенный характер. Священники в Шехеме, Вефиле и других святых местах получали государственное жалованье и сохраняли лояльность царской власти; все мысли их были заняты церемониями и жертвоприношениями, а уж никак не тяготами бедняков – по крайней мере, так утверждали их критики. В этих условиях на исторической сцене вновь появляются пророки как глас, вопиющий от имени общественного сознания. Подобно Самуилу, они позволяли себе усомниться в самом институте монархии, как в корне не совместимом с принципом демократической теократии. Возрождение на Севере традиции пророчеств во времена дома Омри связано с потрясающей фигурой Илии. Он был родом из места, называвшегося Тишбе, в районе Гилеада к востоку от Иордана, на границе пустыни. Он был рехавитом, членом аскетической ультрафундаменталистской секты; заросший волосами, он был опоясан лишь кожаным кушаком. Как почти все герои еврейского эпоса, он происходил из бедноты и выступал в ее защиту. Предание гласит, что он жил возле Иордана, и пищу ему носили вороны. По-видимому, выглядел он вроде Иоанна Крестителя, только жил на тысячу лет раньше. Он творил чудеса на благо бедных; пик его активности приходился на периоды засухи и голода, когда массы страдали сильнее всего.

Разумеется, Илия, как и другие строгие почитатели Яхве, критически относился к дому Омри не столько по социальным, сколько по религиозным причинам. Ибо Ахав пренебрег культом Яхве и стал склоняться к культу Ваала, которому поклонялась его жена: «Не было еще такого, как Ахав, который предался бы тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа, к чему подущала жена его Иезавель. Он поступал весьма гнусно, последуя идолам». Именно Иезавель наущала к тому же Ахава присвоить гнусными способами виноградник Навуфея; для этого Навуфей был предан смерти, что противоречило всей этике израильской теократии.

Очевидно, что Илия мог бы повести за собой множество последователей, особенно в трудное время засухи, когда не было дождей. Его проповеди были грозной силой. В главе 18 Первой Книги Царей описана драматическая сцена, когда он собирает огромную толпу израильтян на горе Кармил и бросает вызов жрецам Ваала и «пророкам дубравным, питающимся от стола Иезавели», предлагая им состязание. Целью его было раз и навсегда решить вопрос, какой религии будет поклоняться народ. Там он заявил собравшимся: «Долго ли вам хромать на оба колена? если Господь есть Бог, то последуйте Ему; а если Ваал, то ему последуйте». Пророки Ваала исполнили весь свой ритуал, «кололи себя, по своему обыкновению, ножами и кольями, так что кровь лилась по ним», но ничего не произошло. Тогда Илия построил свой алтарь-жертвенник и предложил жертву Яхве; и немедленно «ниспал огонь Господень и пожрал всесожжение. Увидев это, весь народ пал на лицо свое и сказал: Господь есть Бог, Господь есть Бог!» После этого Илия вместе с возглавляемой им толпой отвел языческих жрецов к потоку Киссону «и заколол их там». Затем, взойдя на вершину Кармила, заказал «небольшое облако… от моря, величиною в ладонь человеческую». Вскоре «небо сделалось мрачно от туч и от ветра, и пошел большой дождь».

Несмотря на это триумфальное знамение, Илия оказался неспособен искоренить язычество или разрушить дом Омри, хотя и предсказал его падение. Он был одиночкой, харизматической личностью, способной раскачать большую толпу, но неспособной создать партию или придворную группировку. Он боролся за индивидуальное сознание, может быть, впервые в еврейской истории; Бог говорил с ним не громовыми раскатами, как с Моисеем, а тихим, спокойным голосом. Обличая Ахава за убийство Навуфея, он придерживался того принципа, что поведение царя не должно отличаться от поведения простого человека, оба должны руководствоваться одной моралью. Политика должна основываться на праве, а не на силе. Но Илия, хоть и был первым пророком, возглавлявшим оппозицию, не был политиком. Большую часть своей жизни он оставался преследуемым беглецом. Свои последние дни он провел в пустыне. Глава 2 Второй Книги Царей рассказывает, как он благословлял своего последователя Елисея, прежде чем вихрь унес его в огненной колеснице на небо, оставив преемнику свою ритуальную накидку (милоть).

Надо сказать, что Елисей был совершенно другой породы. Библия кое-что рассказывает о примечательных фактах его биографии. Однажды, когда неподалеку от Вефиля «малые дети» стали насмехаться над ним, он проклял их, после чего из леса вышли две медведицы и растерзали сорок два ребенка. Действовал Елисей не в одиночку. Он создал организацию своих последователей, училище пророков и, опираясь на некие светские элементы в верховной власти, стремился провести в жизнь церковные реформы, которых требовал Илия. Тем временем Ахав сохранял и расширял военные базы с колесницами, организованные Соломоном на Севере. У Ахава и его преемников была большая профессиональная армия, источник их силы и слабости. Среди его доблестных генералов был Инуй, потомок Намессия, ездивший на колеснице «неисотово». Вместе с Инуем Елисей организовал религиозно-военный заговор, помазал его в будущие цари и инициировал один из самых кровавых переворотов в истории. Инуй сделал так, что Иезавель выбросили из окна дворца ее же евнухи, «и кровь ее обрызгала стены и лошадей; и он попрал ее своей ногой». Семьдесят сыновей Ахава были обезглавлены, и их головы были сложены «в две груды у входа в ворота». Инуй уничтожил весь царский двор Ахава, «всех вельмож его, и близких его, и священников его, так что не осталось от него ни одного уцелевшего». Затем он собрал и истребил всех жрецов Ваала, «и разбили статую Ваала, и разрушили капище Ваалово; и сделали из него место нечистот до сего дня».

Эта зверская резня-чистка по религиозным мотивам могла на некоторое время восстановить культ Яхве как официальную религию, однако не разрешила перманентного противоречия между необходимостью поддерживать ортодоксальную религию во имя сплочения народа и потребностью соответствовать времени и окружающему миру во имя существования государства как такового. Инуй, как и можно было предвидеть, вскоре предался такому же произволу, как и дом Омри. В сущности, практически все израильские цари раньше или позже порывали с религиозными пуристами. Чтобы сохранить власть, царю приходилось (или это только казалось?) прибегать к действиям, невообразимым для истинного последователя Яхве. Прекрасный пример – история конфликта между мирским и религиозным. Есть знаменитый отрывок, когда Бог внушает Илие сказать Ахаву: «Ты убил, и еще вступаешь в наследство?», а Ахав отвечает: «Нашел ты меня, враг мой!» Простая замена сыновей Ахава Инуем и его сыновьями не решает проблемы. Об этом вновь говорится, хотя и в несколько иной форме, в Книге Амоса, относящейся к VIII веку. Эта книга относится к тому же периоду, что и «Труды и Дни» Гесиода – послегомеровской Греции, и демонстрирует ту же заботу об абстрактной справедливости, хотя в случае Амоса речь идет напрямую о культе Яхве. Он был южанином из Иудеи, собирал сикаморы и отправился на Север, чтобы агитировать за социальную справедливость. Он изо всей силы старался подчеркнуть, что не был пророком от рождения и не учился специально этому ремеслу; просто он, обычный трудящийся человек, узрел правду. Он протестовал против нынешних церемоний, которые устраивали священники севера в святилище Вефиля; по его словам, это было издевательством, когда бедняки голодны и унижены. По его словам, Бог говорил: «Ненавижу, отвергаю праздники ваши… Удали от меня шум песней твоих, ибо звуков гуслей твоих Я не буду слушать. Пусть, как вода, течет суд, и правда – как сильный поток!» Амасия, главный священник Вефиля, был крайне недоволен деятельностью Амоса и возражал на его аргументы следующим образом: святое место – «святыня царя и дом царский»; долг священников поддерживать государственную религию соответствующим декорумом, а не играть в политические игры или лезть в экономику. Он заявил Амосу: «Провидец! Пойди и удались в землю Иудину; там ешь хлеб и там пророчествуй». А царю он пожаловался, что Амос «производит возмущение» подданных против него и многозначительно добавлял: «Земля не может терпеть всех слов его».

Эта дискуссия имела и по сей день имеет большое значение. Последние еврейские пророки, равно как и большинство христианских теологов-моралистов, поддерживали точку зрения Амоса. Как говорит Талмуд, «заповедь справедливости сильнее всех остальных заповедей, вместе взятых». На талмудистах не лежал груз ответственности за целостность государства; все эти проблемы остались в прошлом, и теперь они могли позволить себе роскошь морального абсолютизма. Во времена же Амасии компромисс между властью светской и духовной был необходимым условием выживания государства. Если всяким пророкам с Юга позволить ходить и возбуждать именем Бога классовую ненависть, то общество смертельно ослабеет и окажется во власти внешних врагов, которые несомненно сотрут веру Яхве с лица земли. Именно это он имел в виду, когда говорил, что земля не может терпеть горьких слов Амоса.

В течение IX века росла мощь Ассирии. Черный Обелиск Салманазара свидетельствует, что даже во времена Инуя Израиль был вынужден платить дань. Некоторое время Израилю удавалось откупаться от ассирийцев, играть в союзы с другими малыми странами, чтобы сдержать ассирийскую экспансию. Однако в 745 г. до н.э. на ассирийский трон взошел жестокий Тиглатпаласар III, который превратил свой и без того воинственный народ в нацию захватчиков. Он провозгласил политику массовой депортации с завоеванных территорий. В 740 г. в его хрониках можно прочитать: «Что касается Менахема [царя Израиля], то его обуял страх… он прибежал и принес мне… серебро, цветную шерстяную одежду, льняную одежду… Все это я принял как его дань». В 734 г. он пробился к побережью, после чего двинулся на юг, к «потоку Египетскому». Всю элиту, богачей, торговцев, ремесленников, воинов перевозили в Ассирию и там селили; на освободившееся место селили халдейские и арамейские племена из Вавилонии. Затем Тиглатпаласар двинулся во внутренние районы. Разобщенное изнутри религиозно и социально, северное царство Израиля было неспособно оказывать сопротивление. В 733-34 гг. Тиглатпаласар завоевал Галилею и земли за Иорданом; оставалась только Самария. Тиглатпаласар умер в 727 г., но зимой 722-21 гг. его преемник Салманазар V захватил Самарию, после чего на следующий год преемник последнего Саргон II завершил демонтаж северного царства, вывезя оттуда остатки местной элиты и прислав туда колонистов. Как рассказывает Саргон в Хорсабадской летописи, «я окружил там и захватил Самарию и вывез 27 290 человек, там живших». Вторая Книга Царей горько констатирует: «И переселен Израиль из земли своей в Ассирию, где он и до сего дня. И перевел царь Ассирийский людей из Вавилона, и из Куты, и из Аввы, и из Емафа, и из Сепарваима, и поселил их в городах Самарийских вместо сынов Израилевых. И они овладели Самариею, и стали жить в городах ее». Имеется много археологических подтверждений этой катастрофы. В Самарии царский квартал был полностью разрушен. Мегиддо сравняли с землей и на его обломках построили новые здания ассирийского типа. Стены Хацора были повалены. Шехем исчез полностью. Так же, как и Тирза.

Так произошла первая массовая трагедия в еврейской истории. К тому же после нее не суждено было случиться возрождению. Катастрофическое рассеяние израильских северян было окончательным. Последний, вынужденный исход десяти северных племен в Ассирию проходил по маршруту из истории – в предания. Они существовали впоследствии в еврейских легендах, но в действительности они просто ассимилировались в окружающем арамейском населении, утратив веру и язык; скрыть их исчезновение помогло распространение арамейского языка к западу в качестве общего языка Ассирийской империи. В Самарии израильские крестьяне и ремесленники остались на месте, но переженились с переселенцами. Повествуя о всех этих грустных событиях, глава 17 Второй Книги Царей сообщает, что, находясь в ассирийской ссылке, израильская элита продолжала поклоняться Яхве. Они послали одного из своих священников в Вефиль, чтобы наставлять на путь истинный соотечественников, оставшихся без духовного руководства. И вот что об этом говорится: «Притом сделал каждый народ и своих богов, и поставил в капищах высот, какие устроили самаряне». А далее рисуется устрашающая картина смеси религий, которая возникла в Северном царстве. То, каким образом на Севере поклонялись Яхве, всегда было подозрительно для Иудеи. Это сомнение насчет ортодоксальности северян отражало то разделение израильтян, которое возникло при переселении в Египет, но не исчезло и потом, после Исхода и завоевания Ханаана. В глазах Иерусалима и его священников северяне вечно путались с язычниками. Падение и последующее расселение Северного царства, а также смешанные браки с пришельцами использовались как повод для того, чтобы отрицать право самаритян считать себя причастными к израильскому наследию. И впоследствии никогда более не считали самаритян частью избранного народа, который вправе населять Землю Обетованную по своему происхождению.

Так сложилось, что Север передал религиозное наследие Югу, дабы там зародилась новая фаза развития культа Яхве, процветавшего на Юге в последние дни старого Иерусалима. Когда Самария пала, некоторые грамотные беженцы, избежав депортации, оказались на Юге, где их приняли и поселили в Иерусалиме. Один из них принес с собой писания малоизвестного пророка Осии, которые были кем-то на Юге отредактированы. Пророчества и записи Осии были сделаны накануне гибели Северного царства. Он первым из израильтян понял, что военный и политический разгром – неизбежное наказание избранного народа Богом за язычество и моральный упадок. В прекрасно написанном, а зачастую и поэтическом тексте он предсказывает падение Самарии. Бог разобьет их идолов: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю». А всех ранее веровавших в Яхве, но впавших в грех он предупреждает: «Вы возделывали нечестие – пожинаете беззаконие».

Осия – фигура загадочная; в некоторых отношениях его писания – наименее понятная часть Библии. Его тон мрачен и полон пессимизма. Однако у него хватало сил (и это стало характерным для многих еврейских писателей) донести до читателей, что как бы тяжело он ни страдал, но сохранил неугасимую искру надежды. Не исключено, что он – перевоспитавшийся любитель выпивки и женщин. Он сокрушается: «Блуд, вино и напитки завладели сердцем их». Сексуальность в особенности им осуждается. Он говорит, что Господь повелел ему жениться на блуднице Гомерь и взять себе детей блуда; здесь Гомерь одновременно олицетворяет ритуальных проституток языческих храмов и Израиль, изменивший истинному супругу, Яхве, отдавшись Ваалу. Он осуждает буквально все институты Севера. По его мнению, лучше бы Север вообще никогда не существовал как таковой, поскольку Израиль и Иудея должны быть едины. Политические решения бесполезны, а резня, устроенная Инуем, – безнравственна. Организованная структура священнослужителей – позор: «Как разбойники подстерегают человека, так сборище священников убивают на пути в Шехем и совершают мерзости». Не лучше и школы прорицателей при царских святилищах и в иных местах: «…и пророк падет с тобою ночью… глуп прорицатель, безумен выдающий себя за вдохновенного».

Таким образом, Израиль и его существующие институты обречены, и суждено ему изгнание. Однако по большому счету это не имеет решающего значения, поскольку Бог все же любит свой народ. Он наказывает, но он же и прощает: «Он уязвил – и Он исцелит нас, поразил – и перевяжет наши раны». И добавляет пророческую фразу: «В третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицом Его». Важно не материальная подготовка, а изменения в людских сердцах. Именно любовь к Богу, ответ на Его любовь к нам станут гарантией возрождения Израиля и позволят тем, кто остался очищенным и просветленным, понести веру в будущее.

Это замечательное послание, в котором впервые израильский мыслитель рассматривает вопрос о религии сердца, никак не привязанной к конкретному государству и общественному устройству, было воспринято Иудеей, которая была в ужасе от падения своего северного соседа и опасалась, что ее постигнет та же участь. Иудея была более бедной, чем Север, более сельской; здесь слабее было влияние военно-политической верхушки; она была ближе к корням культа Яхве, хотя, как свидетельствует и Библия, и результаты раскопок в Иерусалиме в 1961– 67 гг., имело место некоторое сползание в сторону язычества. Большую роль здесь играл простой народ, «ам-гаарец». Впервые он вышел здесь на историческую сцену в 840 г. до н.э., свергнув деспотическую вдовствующую царицу Гофолию, которая захватила трон и установила в Храме культ Ваала. Вторая Книга Царей дает ясно понять, что последовавшая затем реставрация законности позволила вернуться и к принципу теократической демократии. Ибо народным восстанием руководил священник Иодай, который настаивал на том, что народ следует признать в качестве политической силы и субъекта права: «И заключил Иодай завет между Господом и между царем и народом». Подобное соглашение было в то время невозможно ни в одной стране на Ближнем Востоке; даже Греция вышла на этот уровень намного позже. И когда на Иудею в свою очередь пала тень экспансии, ам-гаарец получил право выбирать себе царя, если ситуация с престолонаследием сомнительна.

Когда Израиль пал, царь Иудеи Езекия, чья профессиональная армия была небольшой и сильно уступала посаженной на колесницы былой армии Севера, воспользовался народной поддежкой, чтобы заново укрепить Иерусалим, построив новую стену вдоль западного гребня: «И ободрился он, и восстановил всю обрушившуюся стену, и поднял ее до башни, и извне построил другую стену». Он также подготовился к осаде города ассирийцами, отведя через Шилоамский тоннель, по которому вода из источника Гихон подавалась в емкость, вырубленную в скале, дополнительный канал, перепускавший избыток воды в Кедронский ручей. Теперь горожане могли пользоваться водой из емкости так, что осаждающие не знали бы об этом. Эти работы тоже описаны в Библии, причем факт их приведения был подтвержден при обследовании тоннеля в 1867-70 гг. На стене была обнаружена надпись на иврите, сделанная по завершении работы:

«Вот как пробивали туннель: проходчики работали кирками, идя навстречу друг другу; когда им оставалось пробить три локтя [примерно полтора метра], они услышали, как один человек обращается к другому, потому что в скале по правую руку и по левую руку оказались трещины. И в день окончания проходки проходчики продолжали пробиваться навстречу друг другу, кирка против кирки. И вода потекла из источника в бассейн на расстоянии 1200 локтей [500 метров]».

И Иерусалим сумел выдержать жестокую осаду, которой подверг его ассирийский царь Сеннахирим в 701 г. до н.э. Причем спасение пришло не столько от новых стен и бассейна с водой, сколько от внезапной вспышки бубонной чумы, которую мыши занесли в лагерь ассирийцев. Позднее это событие было описано греческим историком Геродотом. Во Второй Книге Царей это названо чудом: «И случилось в ту ночь: пошел Ангел Господень, и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые». Правители Иудеи пытались также обеспечить безопасность, вступая в союз с небольшими соседними государствами, а также с большим, но слабым Египтом, этой, как насмехались ассирийцы, «тростью надломанной», которая, «если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее».

Однако постепенно и правители и граждане Иудеи стали связывать свою политическую и военную судьбу с состоянием своей религии и морали. Все шире стало распространяться мнение, что спасти народ может только вера и труд. Однако концепция религиозного решения проблемы национального выживания прямо противоположна идее, что привела Израиль к монархии в дни вторжения филистимлян, сама вела Иудею в двух направлениях. Как лучше всего умилостивить Яхве? Священники Иерусалимского храма настаивали, что лучше всего это сделать, покончив раз и навсегда с культовыми мероприятиями в горных капищах и провинциальных храмах и сосредоточив отправление культа в Иерусалиме, где можно сохранять ортодоксальный подход во всей его чистоте. Процесс ускорился в 622 г. до н.э., когда при ремонте Храма первосвященник Хилькия обнаружил древнюю книгу, то ли оригинальный текст Пятикнижия, то ли одну Книгу Второзакония, где приведен текст завета между Богом и Израилем и в довершение всего – ужасающие проклятия главы 28. Это открытие вызвало панику; оно как будто подтверждало пророческие предупреждения Осии и показывало, что Юг ожидает та же судьба, что и Север. Цар Иосия «разорвал одежду» и приказал полностью реформировать культ. Все статуи были изломаны, «высоты» разрушены, жрецы языческих, неортодоксальных и еретических культов убиты, а кульминацией фундаменталистской реформы явились общенациональные торжества по случаю Пасхи, причем такие, каких Иерусалим еще не видывал. Парадоксально, но больше всех от возвращения к национальным религиозным истокам выиграл Иерусалимский Храм, который сам явился в свое время полуязыческой новацией Соломона. Власть его священников резко возросла, и он стал общенациональным (или, во всяком случае, официальным) арбитром в вопросах веры.

Однако в этот предзакатный период появилась и стала выражаться вторая, неофициальная линия. Она указывала прямо противоположный путь к спасению, который в конце концов оказался верным. Осия писал о силе любви и призывал к изменениям в сердцах людей. Один его молодой современник-южанин пошел дальше в этом направлении. Исайя жил в то время, когда Северное царство находилось при смерти. В отличие от большинства библейских героев, он не был рожден в бедности. Согласно вавилонскому Талмуду, он был племянником иудейского царя Амассии. Однако идеи его были популистскими и демократическими. Он не верил ни в армии и крепостные стены, ни в царей и величественные храмы. Его деятельность знаменует тот момент, когда начинается духовная перестройка израильской религии, которая от конкретного места и времени уходит в некую универсальную плоскость. Книга Исайи делится на две части: главы с 1 по 39 посвящены его жизни и пророчествам в период 740—700 гг. до н.э.; главы 44-46 («Дейтеро-Исайя») относятся к гораздо более позднему времени. Историческая связь между этими двумя периодами не очень ясна, хотя развитие идей выглядит достаточно логично.

Исайя был не только самым замечательным из пророков; его по праву можно считать величайшим автором в Ветхом Завете. Очевидно, он был выдающимся проповедником, однако, похоже, что свои выступления он стремился записывать. Эти тексты были записаны очень рано и остались самыми популярными из всего Святого Писания. Среди текстов, найденных в Кумране после Второй мировой войны, был пергаментный свиток семиметровой длины, где полностью воспроизведена Книга Исайи в виде пяти столбцов на иврите; это самая объемистая и лучше всего сохранившаяся библейская рукопись, какой мы располагаем. Древние евреи любили его искрометную прозу с яркими образами, многие из которых с тех пор перекочевали в литературу всех цивилизованных народов. Но важнее языка была мысль, ибо Исайя настойчиво продвигал человечество к новым моральным открытиям.

Все темы у Исайи взаимосвязаны. Подобно Осии, он стремится предупредить о катастрофе. «Сторож! сколько ночи?» – он спрашивает, – «сторож! сколько ночи?» Глупые люди не обращают внимания, они говорят: «Будем есть и пить, ибо завтра умрем». Или они возлагают свои надежды на крепости и союзы. Вместо этого они должны повиноваться Богу, который приказал: «Содержи дом свой в порядке». Это означает моральную перестройку в сердце, внутреннее реформирование личностей и общества. Целью должна быть социальная справедливость. Люди должны прекратить погоню за богатством как главной целью жизни: «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места». Бог не потерпит угнетения слабого. Он требует: «Что вы тесните народ Мой и угнетаете бедных? говорит Господь, Господь Саваоф».

Вторая тема Исайи – покаяние. Если в сердце своем человек изменился, Господь всегда прощает: «Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю». Чего Бог хочет от человека – это признания и ответного действия за его святость: «Свят, свят, свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» – и Исайя представляет, как ангелы касаются уст человеческих горящим углем, чтобы выжечь грех. А когда изменится сердце грешника и он станет стремиться не к богатству и власти, а к святости, то тут выдвигается на первый план третья тема Исайи: идея наступления века всеобщего мира, когда люди «перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать». И в эту эпоху мира «возвеселится пустыня… и расцветет как нарцисс».

Исайя, однако, не просто проповедует новую этическую систему. Происходя из народа, которому присуще чувство историзма, он видит волю Бога, причину и следствие, грех и покаяние, которые поступательно и целенаправленно следуют друг за другом. Он демонстрирует свое видение будущего, и оно населено вполне различимыми персонажами. И в этот момент он открывает свою четвертую тему: идею не просто коллективного отказа от греха, но и специфической фигуры спасителя: «Се, Дева во чреве примет, и родит сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». Этот младенец будет играть в эпоху мира довольно специфическую роль: «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их». Но он будет также и великим правителем: «Ибо младенец родился нам; Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекую имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира».

Исайя не только писал, но и проповедовал в Храме. Он, однако, не вел разговоров об официальном религиозном культе, о бесконечных жертвоприношениях и церемониях; речь шла о религиозной этике, о том, что в сердце каждого; он обращался к народу через голову священнослужителей. Согласно Талмуду, принято считать, что он был убит в годы царствования идолопоклонника Манассии; но его не слишком привечала и ортодоксальная церковь. В израильской литературе все более явственно начинает звучать тема жертвенности. Во второй части Книги Исайи появляется новый персонаж, который как-то связан с фигурой спасителя из первой части: это Страждущий Раб, который принимает на себя грехи всего общества и, жертвуя собой, искупает их; к тому же он олицетворяет собой миссию избранной нации и ведет ее к триумфальному завершению. Этот Страждущий Раб как эхо повторяет собственный голос и судьбу Исайи, и две половины этой книги сливаются воедино, хотя, по-видимому, записаны они были с перерывом примерно в два столетия. В целом Книга Исайи знаменует собой заметное движение религии Яхве к зрелости. Она теперь сосредоточивается на справедливости и рассудительности как нации, так и отдельной души. Особенностью «Дейтеро-Исайи» является то, что основной акцент делается на роли личности как носителя веры, вне связи с зовом племени, расы, нации. Не только Илие, но и каждому из нас следует слушать «тихий, спокойный голос» совести. Это – составная часть открытия личности, гигантский шаг вперед в самопознании человека. Греки вскоре тоже начнут двигаться в этом направлении, но предтечами его все же были израильтяне, или, как мы позднее будем называть их, евреи.