Текст книги "Популярная история евреев"

Автор книги: Пол Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 55 страниц)

Постепенно в течение столетия накопилась огромная масса дискриминационных актов, которые регулировали жизнь евреев. Некоторые из них не были по-настоящему официально введены в действие. Многие можно было обойти при помощи взятки. Богатые еврейские родители могли за деньги послать в государственную школу или в армию чужих детей вместо своих. Они могли купить официальное разрешение на переезд, проживание в нужном городе или занятие запрещенным видом деятельности. В итоге попытка «решить» еврейский вопрос создала или, по крайней мере, усугубила, другой: коррупцию среди царской бюрократии, которая стала неисправимой и разъедала сердце государства. К тому же политика правительства была непоследовательной и часто менялась, колеблясь между либерализмом и подавлением. В 1856 году новый царь, Александр II, открыл новую либеральную фазу, даровав евреям определенные права, при условии, что они долго находились на воинской службе либо являются выпускниками университета или «полезными» торговцами. Эта фаза закончилась в 1863 году польским восстанием и попыткой покушения на царя. В 70-е годы имела место еще одна либеральная фаза, которой положило конец еще одно покушение, закончившееся в этот раз цареубийством. После этого положение евреев в России стало резко ухудшаться. Во второй половине XIX века в Российской империи официальные акты, определявшие положение евреев, являли собой грандиозный памятник человеческой жестокости, глупости и тщетности. Объем последнего их аннотированного собрания, выпущенного в 1914—1915 годы под названием «Акты о положении евреев Гимнельзона», достигал почти 1000 страниц. Анализ ситуации, выполненный английским историком Люсьеном Вульфом, позволял сделать следующие выводы. Евреи составляли 1/24 населения России. Около 95% их было сосредоточено в черте оседлости, занимавшей 1/23 часть империи, причем подавляющее большинство было заперто в городах и штетлях, которые занимали всего 1/2000 территории. В паспорте еврея указывалось, что он – еврей и где ему можно селиться. Даже в пределах черты оседлости большая часть территории была закрыта для евреев, а «легальные» части имели свойство постоянно сокращаться. Евреи не допускались в Севастополь и Киев. Территория Дона была внезапно выведена из черты оседлости, а за ней Кубань и Терек; потом пришел черед курорта Ялты, причем в этот момент оттуда вполне могли выгнать недолечившегося от чахотки еврейского студента. Евреи, желавшие воспользоваться кавказскими минеральными источниками, должны были сдавать специальный экзамен армейскому офицеру. Ряд курортов оставался «открытым», но на их посещение существовала квота: так, в сезон в Дарницу допускалось не более 20 еврейских семей. Прочие курорты в пределах черты оседлости были вообще закрыты для евреев при любых обстоятельствах.

Существовали привилегированные категории евреев, которым разрешалось передвигаться и даже селиться за пределами черты: отставные солдаты, выпускники институтов, «полезные торговцы», а также «механики, винокуры, пивовары и ремесленники, занимающиеся своим ремеслом». Но им требовались специальные бумаги, которые было очень нелегко получить и требовалось периодически обновлять. Все эти категории имели тенденцию к урезанию, особенно после 1881 года. Так, внезапно было принято решение о том, что из бывших солдат льготой могут пользоваться лишь те, кто служил до 1874 года. Купцам вдруг запрещали брать с собой приказчиков и слуг. Из числа привилегированных ремесленников были вычеркнуты табачники, настройщики роялей, мясники, ремонтники резиновой обуви, каменщики, плотники, штукатуры, садовники. Особенно серьезным ограничениям подвергались работающие женщины – за исключением проституток. Кстати, проституток, которые прекращали усердно работать (за деньги), полиция быстро выслеживала и возвращала в гетто. Акушерка еврейской национальности, имевшая разрешение на практику вне черты, не могла брать с собой детей, если только ее муж не был тоже «привилегированной персоной».

Студенты, получившие диплом за границей, в результате антиеврейской квоты в российских университетах не имели привилегированного статуса. На Кавказе так называемые горные евреи, утверждавшие, что их предки были депортированы туда Навуходоносором в 597 году до н.э., имели право проживания, но не могли переехать куда-либо еще. Евреи, имевшие разрешение жить за пределами черты, не могли оставить у себя на ночь даже сына или дочь, если те не относились к привилегированным. Фактически привилегированные евреи сталкивались с целым рядом ограничений за пределами черты оседлости; если они нарушали эти правила, то для первого раза их штрафовали, а на второй – высылали. Эти правила были исключительно сложными и постоянно изменялись в результате голосования в сенате, министерских циркуляров, постановлений местных властей, а также произвольных решений администраторов различного уровня.

Следование всем этим постоянно изменяющимся правилам представляло собой совершенный кошмар для всех, кроме, конечно, продажного полицейского или бюрократа. Приезжие с Запада бывали потрясены зрелищем толпы испуганных евреев, которых гнал по улицам полицейский конвой, – результат ночной облавы. Полиции разрешалось вламываться ночью в дом с применением любой необходимой силы и требовать у каждого документального подтверждения его права на проживание, независимо от возраста и пола. Тот, кто не мог дать его, немедленно забирался в полицейский участок. Евреев постоянно унижали перед лицом соседей-неевреев, тем самым как бы подчеркивая, что они – не такие, как все, недочеловеки, и пробуждая инстинкты погрома. Даже в первоклассных гостиницах полиция останавливала и допрашивала людей с «еврейской физиономией». Она вполне могла запретить пребывание известных иностранцев, как поступили, например, с Оскаром Страуссом, американским послом в Константинополе. Еврейским пианистам разрешали участвовать в Международном конкурсе Рубинштейна в Санкт-Петербурге, но только при условии, что они не будут ночевать в городе.

Время от времени полиция устраивала массовую «охоту на евреев». В Баку полиция однажды окружила биржу, арестовала всех евреев и доставила их в участок, где каждому пришлось доказывать свое право на проживание. В Смоленской губернии в 1909 году конная полиция окружила город Починок, но выявила только десять «нелегалов»; в результате прочесывания окрестных лесов удалось отловить еще 74. Закон о поселении развращал полицию, которая занималась поборами с евреев. Когда этот бизнес становился менее доходным, полицмейстеры подстрекали православных подавать петиции с требованиями высылки евреев под предлогом того, что они «возбуждают местное беспокойство». После этого бедных евреев изгоняли, а из богатых выколачивали деньги. Бедняки, возвращаясь в черту оседлости, становились растущей социальной проблемой. Например, в Одессе свыше 30% бедняковевреев жили за счет еврейской благотворительности.

Впрочем, с законов о проживании еврейские неприятности только начинались. Правительство требовало от местных еврейских общин определенного количества призывников-рекрутов, не принимая при этом во внимание уровня эмиграции. При пропорциональном подходе евреи должны были бы обеспечить не более 4,13% рекрутов. Правительство требовало 6,2%. Реально призывалось около 5,7%, что давало повод официальным жалобам на «дефицит евреев», тем самым провоцируя антисемитский ропот на то, что евреи, дескать, уклоняются от призыва. Фактически они давали на 20-35% призывников больше, чем следовало бы. С 1886 года семьи несли юридическую ответственность и подвергались большим штрафам за уклонение от призыва; уклониться можно было, но за большую взятку. Загоняя силой евреев в солдаты, государство одновременно ограничивало их возможности на воинской службе. Евреи не допускались в гвардию, во флот, в пограничную и карантинную службу, жандармерию, комиссариаты и на канцелярские должности. В 1887 году им запретили поступать во все военные учебные заведения и сдавать армейские экзамены, тем самым лишая их возможности стать офицерами. В 1888 году для них закрылись армейские аптеки, в 1889 – военные оркестры.

Для всех евреев была закрыта любая государственная служба в Москве и Санкт-Петербурге. Теоретически еврей, имевший степень магистра или доктора, мог претендовать на ряд должностей в любом месте, но, как сообщает Вульф, «не пройдя через таинство крещения, еврею практически было невозможно соблюсти все предварительные условия, чтобы стать государственным служащим». В государственных учебных заведениях не было ни одного еврея-учителя. Не было ни одного евреяпрофессора в университетах – только небольшое количество доцентов. Не было евреев в Министерстве юстиции, не было следователей; был один-единственный судья (назначенный во время последнего «либерального» периода). Министерские циркуляры запрещали назначать евреев на полицейские должности; их можно было использовать лишь в качестве шпиков и информаторов. Евреи составляли большинство городского населения в шести ключевых регионах, а во многих городах они были подавляющим большинством; тем не менее им не позволялось ни голосовать, ни быть избранными на муниципальных выборах; в пределах черты оседлости правительство могло их «назначать» только до одной десятой общего количества. Евреи не допускались в суды, в попечительские советы больниц и приютов. С 1880 года им было запрещено практиковать в качестве нотариусов, а с 1890 – в качестве адвокатов (без специального разрешения; по словам Вульфа, за 15 лет такое разрешение не было выдано ни разу). Им запрещалось покупать и арендовать землю, а также быть землепользователями вне пригородов городов и штетлей в пределах черты оседлости. Они не могли даже приобретать землю для кладбища. Так же, как и в случае с воинской службой, евреев обвиняли в том, что они, мол, не желают обрабатывать землю, но на практике существующие порядки делали это просто невозможным, что и погубило немногочисленные еврейские сельскохозяйственные колонии, которые были созданы. Более того, боязнь, что евреи смогут обходить законы о землевладении, привлекая к своим сделкам третью сторону, вызвала к жизни массу дополнительных положений касательно партнерства и акционерных обществ. В результате многие компании стали исключать евреев даже из числа акционеров, и этот факт стал специально отображаться на акциях. Закон не допускал евреев в горную промышленность, и целый ряд положений был направлен на то, чтобы не допустить их к каким-либо сделкам с золотом, нефтью, углем и другими минералами.

После законов о проживании наиболее ненавистными для евреев были антисемитские законы об образовании. Евреи совершенно не допускались в такие высшие учебные заведения, как Санкт-Петербургский институт гражданских инженеров, Военно-медицинская академия, Санкт-Петербургский электротехнический институт, Московская сельскохозяйственная академия, Санкт-Петербургское театральное училище, Харьковский ветеринарный институт и различные горные институты. Их допуск в средние учебные заведения определялся системой квот, или numerus clausus. Они могли занимать там до 10% мест в пределах черты, до 5% – вне ее и всего 3% – в Москве и Санкт-Петербурге. 25 тысячам школ чедарим с 300 тысячами учеников было запрещено учить русскому языку, чтобы не дать детям получить законченное среднее образование. В результате этих мер число евреев в средних школах катастрофически падало; родители, отчаянно боровшиеся за то, чтобы их дети получили образование, зачастую подкупали школьных директоров-неевреев, у которых на этот счет существовала определенная такса.

Антиеврейские законы царской России блистательно способствовали коррумпированию всех элементов государственной службы. Они представляли собой любопытный мост между прошлым и будущим, связывавший средневековые гетто с советским рабским государством. Что им не удалось сделать, так это «решить» еврейский вопрос. Фактически, радикально настраивая евреев, они в конце концов, если так можно выразиться, решили царский вопрос. Несмотря на все ограничения, часть евреев продолжала процветать. Дискриминация базировалась на чисто религиозном основании, и, окрестившись, евреи могли ее полностью обойти – по крайней мере, теоретически. Например, в российском музыкальном мире Антон Рубинштейн (1829—1894) и его брат Николай (1835—1881), дети крещеных родителей, много лет возглавляли Петербургскую и Московскую консерватории и господствовали на музыкальной сцене во время великой эпохи русской симфонии и оперы. Даже некрещеные евреи ухитрялись процветать в быстро развивающейся экономике, занимая сильные позиции в пивоварении, табачной, кожевенной и текстильной промышленности, переработке зерна, банковском деле, кораблестроении, железнодорожном хозяйстве и, несмотря на запреты, в нефтяной и горнодобывающей промышленности.

В то же время правительственные акты не сделали ничего, чтобы сократить антисемитизм. Как раз наоборот. В то время, как крещеные и ловкие евреи неплохо устраивались, закон разорял и криминализировал других, так что этнические русские в конце концов и завидовали этой нации, и презирали ее, обвиняя евреев одновременно в том, что они и надушенные и грязные, богатеи и нищие, жадные и голодные, хитроумные и глупые, бесполезные и слишком «полезные». Чего только не было намешано в русском антисемитизме! Царский режим преследовал и другие национальные меньшинства, кроме евреев, но при этом он весьма успешно стравливал их друг с другом, особенно возбуждая поляков, литовцев, украинцев и казаков против евреев. Фактически в это время Россия – единственная страна в Европе, где антисемитизм был официальной политикой правительства. Он приобретал разнообразнейшие формы – от организации погромов до издания фальсифицированных «Протоколов сионских мудрецов».

Целью правительства являлось как можно более быстрое и резкое сокращение еврейского населения. Некоторое представление о менталитете царского режима можно получить из дневников Теодора Герцля, который беседовал в 1903 году с рядом министров в Санкт-Петербурге, чтобы заручиться поддержкой своей сионистской программы. Министр финансов, граф Сергей Витте, по царским стандартам – либерал, говорил ему: «Следует признать, что евреи дают достаточно оснований для враждебности. Разумеется, вокруг них существует определенное предубеждение. Большинство евреев бедны и, будучи бедными, производят грязное и отталкивающее впечатление. Они замешаны в целом ряде нечистоплотных дел, от сутенерства до ростовщичества. То есть, как Вы понимаете, друзьям евреев нелегко их защищать. Тем не менее, я – друг евреев».

Герцль так комментировал это заявление: «Ежели так, то, конечно, нам не надо врагов». Витте жаловался на то, что многие евреи участвуют в революционном движении. Герцль: «И чему Вы это приписываете?» Витте: «Я думаю, ошибкам нашего правительства. Евреи слишком угнетены. Я говорил покойному царю, Александру III: «Ваше Величество, если бы было возможно утопить шесть-семь миллионов евреев в Черном море, то я бы это с готовностью поддержал. Но, раз это невозможно, нужно дать им жить». Ну, и чего Вы хотите от российского правительства?» Герцль: «Определенного поощрения». Витте: «Но ведь евреев и так поощряют – эмигрировать. Пинком в зад, например».

Первый современный погром в России произошел в 1871 году в Одессе. Он был инспирирован главным образом греческими торговцами. В основе большинства беспорядков 1870-х годов лежал этнический момент, и в своем антисемитизме были особенно усердны славянские националисты. Однако после убийства Александра II в 1881 году ведущая роль перешла к государству, и «пинки в зад» стали следовать один за другим. Основные погромы, которые начались 29 апреля 1881 года, были частично инспирированы, а то и организованы министром внутренних дел Игнатьевым, славянофилом-энтузиастом; на остальные он смотрел сквозь пальцы. Они охватили свыше ста населенных пунктов, длились почти год; в ряде случаев в них принимали участие огромные толпы. В этой истории оказалось замешанным не только правительство, но и полиция, и бесчисленные этнические группы. Участвовали и крайние левые. Революционная партия «Народная воля» призывала украинцев убивать евреев в августе 1881 года под лозунгом: «Вставайте против панско-жидовского царя!» Великие либеральные писатели вроде Тургенева и Толстого отмалчивались. За погромами последовало антисемитское законодательство, так называемые майские законы. При этом погромы использовались, чтобы оправдать законодательство. Аргументация была такая: нападения толпы на евреев хотя и достойны сами по себе осуждения, указывают на степень народного возмущения этим антиобщественным меньшинством, а потому его деятельность следует ограничить. Разумеется, первичное возмущение толпы и потакание ее действиям исходили от правительства, которое преследовало цель укрепить свою тающую популярность, нападая на слабых. Впоследствии нацисты пользовались такой же методикой, используя вспышку насилия как предлог для изменения законов. В последующие 30 лет с 1881 по 1911 год антиеврейские действия развивались по следующему расписанию: 1882 год – майские законы; 1886—1889 годы – ограничения на право евреев заниматься определенными профессиями и сокращение территории за чертой оседлости; 1891 год – высылка свыше 10 000 евреев из Москвы; 1893—1895 годы – огромная высылка из районов, находящихся вне черты; 1894—1896 годы – введение спиртовой монополии, экономическая катастрофа для евреев; начиная с 1903 года – серия зверских погромов, в ходе которых евреев не только грабили, но и убивали. В Кишиневе в 1905 году 50 евреев было убито и 500 ранено. В Одессе в том же году в ходе четырехдневного погрома было убито свыше 400 евреев. В Белостоке в погромах 1906 года принимали участие полиция и армия. В 1908—1911 годах происходили крупные высылки.

В результате начиная с 1881 года нарастающее давление на российских евреев привело к неизбежному результату – паническому бегству евреев из России на Запад. С учетом этого 1881 год можно считать важнейшим в истории евреев после 1648 года, пожалуй, даже после изгнания евреев из Испании в 1492 году. Последствия его были настолько широкими и даже фундаментальными, что этот год заслуживает того, чтобы считаться ключевым и в мировой истории. Первый большой бросок в эмиграцию приходится на 1881—1882 годы. После этого каждый год выезжало в среднем 50-60 тысяч евреев. После высылки из Москвы в 1891 году эмигрировало 110 тысяч евреев, в 1892 году – 137 тысяч. За год погромов (1905—1906) выехало свыше 200 тысяч. Исход, кстати, вовсе не ограничивался Россией. С 1881 по 1914 год более 350 тысяч евреев покинули австрийскую Галицию. Евреи бежали и из Румынии, где на них также оказывалось давление. Однако суммарное количество евреев в Восточной Европе при этом не уменьшилось. В 1914 году в России все еще проживало пять с половиной миллионов евреев, а на территории Австрийской империи – два с половиной. Фактически эмиграция унесла с собой естественный прирост населения, что-то около двух с половиной миллионов. Здесь мы сталкиваемся с двумя очень важными эффектами – для евреев и для всего мира. Рассмотрим их поподробнее.

Из этих эмигрантов свыше двух миллионов направились в Соединенные Штаты, и наиболее очевидным и заметным последствием этого было возникновение в Америке массового городского еврейства. Это было абсолютно новое явление, которое со временем изменило весь баланс еврейского влияния и власти в мире, причем произошло это внезапно. Первоначально еврейское население в Америке было малочисленно и увеличивалось медленно. Так, в 1820 году в Соединенных Штатах было всего около 4000 евреев, причем политически их признавали лишь 7 штатов из 13. Медленный рост общины понять трудно. Как мы видели, на пути продвижения евреев существовало немного юридических барьеров. В Северной Каролине на общественные должности не допускались непротестанты, и в 1809 году еврей Джейкоб Генри выступил с речью, которая стала знаменитой, где отстаивал свое неотъемлемое право заседать в Палате Общин (так в оригинале. – прим. пер.) своего штата, и Палата стала на его сторону. В Мериленде существовал запрет на государственную службу и юридическую практику для нехристиан. Начиная с 1797 года другой еврей, Соломон Эттинг, систематически вел кампанию за снятие этого барьера. В 1826 году он наконец преуспел в этом и был немедленно избран в Городской Совет Балтимора. Был еще некий конфликт, связанный с проблемой «Шабат или Воскресенье?» В 1816 году некий Абрахам Вульф был осужден в Пенсильвании за то, что «организовывал мирскую работу и трудился в День Господень, именуемый обычно Воскресеньем»; он подал апелляцию, но безуспешно. Впрочем, все это были мелочи по сравнению с фундаментальными проблемами и вопиющими несправедливостями, которые преследовали евреев в Старом Свете. Освящая новую синагогу в г. Саванна, штат Джорджия, в 1820 году, врач Джейкоб де ла Мотта провозгласил в благодарственной молитве: «В какой еще точке на обитаемом нами Шаре жизнь израильтянина более благословенна, более привилегированна, более возвышенна и достойна?… Нужен ли еще более очевидный повод для ликования?»

В победном для Эттиша 1826 году в Америке было 6000 евреев; в 1840 году, когда приключилась Дамаскская история, – 15 000; накануне Гражданской войны – 150 000. Старые поселения вроде Ньюпорта или Норфолка при этом не росли. Евреи-иммигранты, среди которых преобладали немецкоязычные пришельцы из Баварии, Северной Германии, а также Польши, Богемии и Венгрии, были небогаты, дисциплинированны и трудолюбивы; многие начинали уличными торговцами, а затем заводили свои магазинчики или какое-нибудь еще дело. Они оседали в Олбени, Сиракьюзе, Буффало и Рочестере в штате НьюЙорк; в Чикаго и Детройте, Кливленде и Мильвоки. Некоторое время Цинциннати занимал по еврейскому населению второе место после Нью-Йорка. Еврейскими центрами притяжения стали также СентЛуис, Миннеаполис, Луисвилль и Нью-Орлеан. Во время «Золотой лихорадки» 1840-х годов около 10 000 евреев направились в Калифорнию. Перед Гражданской войной еврейское население Нью-Йорка достигало 40 000, следом шла Филадельфия. Верным признаком того, что евреи чувствовали себя в Америке в безопасности, было то, что их общины активно приглашали к себе новых членов. Эмигрантов подстрекали зажигательные письма от родственников, устные рассказы, а также истории об успехах, которые печатали евреи в местных немецких газетах. Так, бамбергская газета «Das Fullhorn» писала в 1836 году:

«Нежный еврей-пекарь из Баварии, который страстно желал найти работу и трудиться, десять лет колесил по Германии и соседним странам, но находил работу лишь изредка и с трудом добывал себе пропитание, перебрался прошлым летом в Северную Америку. Теперь он пишет домой родителям, что сразу по приезде он устроился на работу в пекарне в Питерсбурге и теперь получает 40 флоринов в месяц, не считая бесплатного питания, стирки и жилья. Что за благословенная земля свободы и процветания!»

В Америке евреи обнаружили, что могут без труда приспособиться к новому образу жизни. Подобно американским протестантам, они стали жить конгрегацией, создавая множество синагог, которые отвечали бы разнообразным религиозным вкусам. Они обрели самосознание во время кампании протеста по поводу событий в Дамаске, которая впервые сплотила их в национальном масштабе. В то же время в большинстве своем они продолжали жить кто как хочет. Подобно другим этническим или религиозным группам, они организовали некоторое количество утопических сельскохозяйственных коммун. Как и в других группах, у них бывали свои пионеры и эксцентрики. Один капитан-американец жаловался вашингтонским властям на вице-консула в СентТомасе, и его письмо заканчивалось словами: «P. S. Этот Н. Леви – еврей, а живет с черной женщиной и часто прогуливается с ней рука об руку по улицам, чем вызывает чувство унижения у всех американцев, которые вынуждены это наблюдать»; консула Леви после этого не сняли.

Но, пожалуй, более интересна история Мордекая Ноя, первого еврея, который имел дипломатический статус. В 1815 году Джеймс Монро сместил его с поста американского консула в Тунисе на том основании, что «религия, которую Вы отправляете, является препятствием к исполнению Вами консульских обязанностей». Ной не смирился с этим решением и написал по этому поводу памфлет. Это, пожалуй, была первая выдающаяся фигура среди американских евреев. Сто лет спустя он наверняка стал бы героем кино. Родился в 1785 году в Филадельфии в семье разорившегося уличного торговца. Был последовательно балетных дел мастером, клерком в казначействе, политиком, редактором «Сити-Газетт» в Чарльстоне; после неприятностей в Тунисе, где его обвинили в нецелевом использовании средств, побывал редактором нью-йоркского издания «Нейшнл-Эдвокейт», шерифом Нью-Йорка и, наконец, с 1824 года – боссом демократической партии.

Год спустя он объявил о программе создания «Города – пристанища для евреев» на острове в русле реки Ниагара напротив Буффало. С просьбой поддержать проект он обратился к Ротшильдам и другим еврейским банкирам, раввинам и главным раввинам всего мира и предложил, чтобы «казначеи различных конгрегаций» собирали на эту цель со всех евреев мира «подушный налог в размере трех шекелей серебром в год, или одного испанского доллара». Он объявил, что это новое поселение, «Коммерческий Город», принесет евреям со всего света «мир, комфорт и счастье, которого они были в прошлые века лишены в результате нетерпимости и неправильного руководства». В их число он включал «караитов и евреев Самарии вместе с черными евреями Индии и Африки, равно как и из Кохинхимы, Китая и секты Малабарского берега»; к этому он добавлял: «Индейцы Американского континента… будучи, по всей видимости, потомками пропавших племен Израиля, плененных царем Ассирии, будут всячески просвещаться касательно условий их существования, чтобы впоследствии они могли объединиться со своими братьями – избранным народом». Ной носил шелковую мантию и золотую цепь на шее; себя он именовал «гражданином Соединенных Штатов, бывшим консулом упомянутого государства в городе и королевстве Тунис, Верховным Шерифом Нью-Йорка, Советником юриспруденции и, милостью Божьей, Губернатором и Судьей Израиля». Редакторы конкурирующих газет и еврейская пресса в Европе насмехались над ним, из программы его ничего не вышло. Впрочем, в дальнейшем еще он создал партию исконных американцев (ставшую предшественником Агностиков), организовал еврейские протесты против зверств в Дамаске и поддерживал восстание в Техасе в 1836 году. Закончил свой путь он на посту судьи.

Характерной американской особенностью евреев-поселенцев было разнообразие их подходов к различным проблемам. Ной, к примеру, был северянином-аболиционистом. На Юге же евреи были южанами и рабовладельцами. Некий Джейкоб Джейкобс, аукционист из Чарльстона, так писал в своем завещании: «Настоящим я отдаю и завещаю своей упомянутой и нежно любимой жене Кэти Джейкобс на протяжении ее вдовства, но не более, моих негритянских и иных рабов по имени Тоби, Сципион, Джек, Дженни с тремя ее детьми Питером, Джоном и Евой, и Флору с двумя детьми Рэчел и Люси, а также всех иных рабов, коими я буду владеть на момент моей смерти». Еврей-южанин, чья вера и честь были оскорблены, по-южному на это и реагировал. В 1832 году Филип Минис из видной еврейской семьи, проживавшей в Саванне, был оскорблен в баре «Ладдингтонс» членом законодательного собрания Джорджии Джеймсом Дж. Старком, который обозвал его «проклятым евреем», «проклятым израильтянином» и добавил, что «на него следует помочиться». Была попытка переговоров с целью добиться извинения, затем обсуждалась возможность дуэли, и в конце концов Минис застрелил Старка в баре отеля «Сити», когда тот выхватил пистолет. Миниса судили по обвинению в убийстве, но оправдали – к радости южан-дуэлянтов.

Учитывая местный патриотизм, который испытывали американские евреи к конкретному пейзажу своего обитания, неудивительно, что во время Гражданской войны они претерпели раскол вместе со всей американской нацией – по штатам. Около 7000 евреев служили в армии Севера, 3000 – Юга. Если они и проявляли общинную солидарность (а это случалось нечасто), то в ответ на угрозу ущемления их общих прав. Известен случай, когда во время войны, 17 декабря 1862 года, генерал Улисс С. Грант издал в Теннесси приказ, который гласил: «Евреи же, как класс, нарушающий все правила, установленные Государственным Казначейством, а также изданные по нему приказы, настоящим увольняются из этого учреждения». Последовала немедленная и всеобъемлющая реакция бурного протеста, причем не только со стороны евреев; по указанию Линкольна Грант аннулировал свой приказ уже 6 января 1863 года.

В эти годы американское еврейство питалось настроениями германо-еврейского просвещения. Оно было либеральным, оптимистичным, трезвым, рациональным, патриотичным, скромным и весьма респектабельным. Еврейские иммигранты, как правило, говорили по-английски с немецким акцентом, но уже их дети, которые ходили в бесплатную среднюю школу (а по воскресеньям – в еврейскую), ничем в этом смысле от соседей не отличались. С 1840-х годов в Америке стал быстро распространяться реформированный иудаизм, чему содействовали усилия таких прогрессивных раввинов, как Дэвид Эйнхорн, Самьюэл Гирш, Исаак Майер Вайз и Самьюэл Адлер. Видные американские евреи не проявляли интереса к сионистскому мессианству; по их мнению, путь к искуплению лежал через распространение этического монотеизма в мире. Такова была преобладающая направленность в американских религиозных устремлениях. Однако было и более консервативное направление, особенно в Филадельфии, которая, пожалуй, стала ведущим центром иудаизма. Там раввин Исаак Лезер (1806—1868), родом из Вестфалии, человек невероятно энергичный, издал первый еврейский перевод Библии на английский язык, завершил перевод на английский молитвенников ашкенази и сефардов, основал первую успешную еврейскую газету «Оксидент» (1843), а позднее и первое в Америке Общество еврейских публикаций, а также выпустил массу учебников для школ, где обучались дети американских евреев. Однако во время «немецкого» периода среди американских евреев стал все же преобладать реформированный иудаизм.