Текст книги "Популярная история евреев"

Автор книги: Пол Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 55 страниц)

Сам Натан умер четырьмя годами позже, в 1680 году. Но, до того как «исчезнуть» самому, он успел разработать гибкую теорию, которая позволяла объяснить не только все поступки Зеви, но и вообще все, что бы ни случилось в будущем. По его утверждению, существует не один набор огней, о котором говорили Лурия и другие каббалисты, а целых два: один – преисполненный смысла (хороший), другой же – бессмысленный (нейтрален, но может обернуться и в плохой). Творение развивается диалектически между этими двумя наборами, причем фигура мессии играет роль поистине уникальную, совсем не такую, как простые души, что зачастую требует от мессии героических жертв, вплоть до того, что ему приходится принимать обличие зла, дабы очистить других. Эта теория может прекрасно описывать ситуацию, если Зеви появится вновь, пришлет себе замену, а также вообще не проявит себя, оставаясь неслышимым и невидимым. В этой альтернативной (или еретической) системе каббалы Натан разработал свою диалектику со всеми мыслимыми подробностями.

В результате шаббетайское движение, иногда открыто, иногда – тайно, не только пережило полосу измены, но и просуществовало еще более столетия. Большинство раввинов возненавидело его не только потому, что теория Натана в ее конечном виде была абсолютно еретической, но и потому, что после того как предсказанные повторные появления Зеви не происходили (1700 и 1706 гг.), многие разочаровавшиеся шаббетайцы обратились в христианство или ислам. Впрочем, некоторые раввины сами были скрытыми шаббетайцами, и было немало людей среди приверженцев иррационального иудаизма, кто питал определенное сочувствие к растяжимым идеям Натана. Движение пережило ряд расколов, собственных неоконформистских колебаний и в конце концов породило выделившееся из него религиозное направление, основателем которого стала «реинкарнация» Зеви по имени Якоб Франк (1726—1791).

Франк родился в Польше в семье торговца и раввина по совместительству; при рождении получил имя Якоб бен Иуда Лейб. Стал торговцем тканями. Был не слишком образован и называл себя простаком. Тем не менее, находясь по торговым делам на Балканах, был вовлечен в шаббетайские обряды последователями экстремистского крыла этого движения. Он стал пророком и в конце концов объявил о своем полубожественном статусе, поскольку в нем якобы находится душа Зеви. Вернувшись в Польшу и оставаясь внешне ортодоксальным евреем-сефардом (кстати, отсюда его фамилия Франк, что на идише ашкенази означает «сефард»), он тайно проводил шаббетайские богослужения в качестве главы подпольного движения в рамках иудаизма. Он и его последователи устраивали некие сексуальные мероприятия, запрещенные Торой. Впрочем, следуя удобной диалектике Натана из Газы, они проводили различия между обычной Торой галахи, которую игнорировали, и «высшей», «духовной» формой Торы, «Торой эманации», право следовать которой они отстаивали.

В 1756 году раввинский совет города Броды отлучил Франка, и, чтобы избежать ареста, он бежал в Турцию, где счел целесообразным броситься в объятия ислама. Ортодоксальные евреи обратились к польским католическим властям с просьбой помочь им разогнать секту. Но франкисты тоже обратились к католикам, ссылаясь на то, что они отвергают Талмуд, а потому у них много общего с Римом. Обрадованные епископы организовали публичный диспут с обязательной явкой туда как раввинов, так и франкистов. Диспут был проведен в июне 1757 года под председательством епископа Дембовского; этот прелат высказался в пользу франкистов и приказал сжечь копии Талмуда на ратушной площади города Каменец. К несчастью для епископа, он внезапно скончался прямо во время процедуры сожжения. Раввины восприняли это как знак одобрения свыше и с новым рвением возобновили преследования франкистов. В отместку Франк вовлек своих последователей в католицизм и сам крестился в 1759 году. Он даже помогал католикам расследовать «кровавые преступления» евреев. Правда, одновременно он организовал себе гарем из 12 «сестер», с которыми предавался различным излишествам, после чего оказался в тюрьме. Вслед за этим он обратился в лоно Русской Православной Церкви.

Во время своих метаний между иудаизмом, исламом, католичеством и православием Франк продолжал придерживаться религиозных идей Натана в их наиболее развитой форме. Он «создал» новую Троицу в составе «Доброго Бога», «Большого Брата» и «Ее», причем последняя являлась чем-то вроде амальгамы Шекиньи и Девы Марии. Затем он выдвинул постулат, что мессианской идее можно прекрасно следовать в рамках любой из основных религий, как, впрочем, и вне их – например, в светском просветительстве, масонстве. Таким образом, каббала, зародившись на закате античного мира в виде неконкретного и бесформенного гностицизма, вернулась в это же обличье в конце XVIII века.

Важным является то, что Франк, чтобы обеспечить своей секте легальное прикрытие, был вынужден демонстрировать свою близость как к христианству, так и к исламу. Поучительным является в этом смысле контраст с деятельностью его современника, Самуила Якоба Хаима Фалька (ок. 1710—1782 гг.). Рожденный в Галиции Фальк тоже был каббалистом и авантюристом, хотя и немного более образованным, чем Франк. Он тоже вступил в конфликт с законом. В Вестфалии его чуть не сожгли как колдуна. Архиепископ Кельнский изгнал его из своей епархии. В 1742 году он прибыл в Англию, где без помех стал проводить свою религиозную линию. В Лондоне на площади Уэлклоуз-сквер он организовал частную синагогу. На старом Лондонском мосту он устроил каббалистическую лабораторию, где занимался алхимией. Говорили, что он спас от пожара Главную Синагогу, сделав при входе в нее магические надписи. Его называли «Лондонский Бааль-Шем».

То, что еврей вроде Фалька мог свободно жить в Англии по тамошним законам, знаменовало очень важный этап в еврейской истории. Это означало, что впервые со времен либеральной Римской империи появилась страна, где евреи могли пользоваться чем-то вроде нормальных гражданских прав. Как это произошло? Чтобы правильно оценить этот поворотный момент, вернемся в судьбоносный 1648 год. Великая резня евреев 1648 года, растянувшаяся на кошмарные восемь лет, для евреев Восточной Европы была самым страшным проявлением антисемитизма со времен Первого Крестового похода. До этого момента в течение сотен лет еврейская эмиграция была направлена на восток. Теперь же направление изменилось на противоположное. Хотя община ашкенази в Восточной Европе и продолжала расти численно (а в какой-то степени росло и ее благосостояние), она уже никогда больше не чувствовала себя в полной безопасности. И из соображений безопасности наиболее преуспевающие евреи стали обращать свой взор на Запад. Так что 1648 год оказался мрачной вехой на длинном пути, который в конце концов привел к Холокосту. Однако этот год, при всех его смертях и горестях, оказался также (благодаря ряду совпадений, которые кто-нибудь, пожалуй, мог бы назвать ниспосланными Свыше) первым в знаменательной цепи событий, которые привели к созданию независимого еврейского государства.

Действующим фактором этого развития явился видный еврейский богослов из Амстердама Манассия бен Израиль (1604—1657). Он был рожден в семье маррано на Мадейре и крещен именем Монуэль Диаш Суэйру. Однако после того, как его отец под страхом сожжения бежал из Лисабона в Нидерланды, семья вернула себе принадлежность к евреям, а Манассия стал вундеркиндом-талмудистом, написавшим свою первую книгу в 17 лет. В течение всей жизни он был известен как человек, который создает в глазах неевреев привлекательный образ иудаизма. Многие его книги были адресованы читателям-христианам. Он стремился показать, что христианство и иудаизм имеют гораздо больше общего, чем подозревает большинство людей, и заслужил высокую репутацию у христианских фундаменталистов. Когда в Западную Европу стали прибывать первые евреи, бежавшие от резни 1648 года, Манассия и другие амстердамские евреи стали опасаться за последствия, которые могут навлечь на их общину полчища страждущих ашкенази. Ведь положение евреев в Голландии было достаточно двусмысленным. Они не имели права на гражданство. Их не допускали в гильдии. Впрочем, голландское правительство не вмешивалось в их религиозные дела и обряды, лишь бы все было тихо; фактически еврейская община в Голландии, особенно в Амстердаме, преуспевала. И все это могло быть сведено на нет беженцами. Известно, что в Гамбурге прибытие большого количества беженцев привело к тому, что в 1649 году на некоторое время выслали вообще всех евреев. Поэтому Манассия предложил радикальное решение: а почему бы не объявить Англию убежищем для еврейских иммигрантов?

С тех пор как Эдуард I выслал евреев из Англии в 1290 году, повсеместно считалось, что на их проживание там наложен неукоснительный запрет. Фактически же некоторое количество евреев продолжало проживать в Англии на протяжении столетий, особенно врачи и торговцы. Один еврей, сэр Эдуард Брэмптон, он же Дуарте Брандау, был при Ричарде III губернатором острова Гернси. Другой, доктор Родеригу Лопее, был врачом Елизаветы I и стал жертвой печально известной антисемитской охоты на ведьм и суда по обвинению в измене в 1593—1594 гг. Во времена, когда началась резня на Украине, одним из пяти торговцев, подрядившихся поставлять хлеб для английской армии, был еврей по имени Антонио Фернандес Карвахал, который прибыл в Лондон в 1630 году и, как утверждали, ввез в страну 100 000 фунтов серебром. Тем не менее, официально считалось, что страна закрыта для евреев.

Манассия почувствовал, что поражение английских роялистов и казнь короля в 1649 году дают евреям уникальную возможность получить право въезда в Англию. Пуритане, противники короля, правившие теперь страной, всегда были настроены просемитски. Библия была их руководством в решении повседневных задач. Они ссылались на пророка Амоса, когда осуждали Звездную Палату, а история с виноградником служила прецедентом для решения вопроса о корабельной подати. Главный законовед пуритан, сэр Генри Финч, издал в 1621 году книгу «Великая реставрация, или Приглашение евреев», за которую королевские власти обвинили его в поношении величества. Многие верили, что Второе Пришествие вот-вот грядет. Но и во Второзаконии (28:64), и у пророка Даниила (12:7) говорилось, что это невозможно, пока евреи не будут рассеяны окончательно, «от края земли до края земли». Поэтому тысячелетнее Царство Божье на земле будет откладываться, пока евреи не рассеятся и по Англии тоже. Эту идею Манассия разделял с английскими фундаменталистами, памятуя, что в Средние века Англия называлась у евреев Кезех га-Арец, «край земли», и верил, что, если Англия примет евреев, это ускорит пришествие мессии. Зимой 1648—1649 гг. он открыл кампанию своей книгой «Апология благородной нации евреев», которую подписал «Эдуард Николас». За ней в 1650 году последовала намного более важная работа «SpesIsraelis» (что означает «Надежда Израиля»), в которой он развивал мысли о Царстве Божьем на Земле. Первая англо-голландская война отодвинула более практические шаги, но в сентябре 1655 года Манассия лично прибыл в Лондон. Он вручил лорду-протектору Оливеру Кромвелю петицию с просьбой отменить законы, запрещавшие въезд евреев, и предоставить им право въезда на тех условиях, которые сформулирует правительство.

За этим последовала классическая английская неразбериха, которую полезно разобрать поподробнее, поскольку она, как оказалось, имела ключевое значение в еврейской истории. Кромвель благоприятно воспринял петицию Манассии и передал ее Совету. 12 ноября 1655 года Совет назначил подкомитет, чтобы изучить вопрос и получить квалифицированную юридическую консультацию. 4 декабря в Уайтхолле состоялась конференция с участием 25 юристов, включая Верховного судью сэра Джона Глинна и Главного барона Казначейства Уильяма Стила. К удивлению политиков они объявили, что нет никакого закона, который запрещал бы евреям въезд в Англию. Высылка их Эдуардом в 1290 году была административным актом короля, действие которого распространялось лишь на конкретных лиц. После этого не совсем логично подкомитет перешел к обсуждению условий, на которых можно впустить евреев, но не мог никак договориться. В тогдашней Английской республике у евреев были как враги, так и друзья. После четырех сессий Кромвель распустил подкомитет. Манассия, горько разочарованный, вернулся на следующий год в Амстердам, считая, что потерпел поражение.

Однако на самом деле он просто не понимал, как в Англии делаются дела. Англичане отдают предпочтение прагматическим решениям перед четко сформулированными идеологическими. Если бы только прошло решение, предоставляющее иммигрантам-евреям особый юридический статус, они неизбежно бы стали гражданами второго сорта. После восстановления монархии в 1660 году Карл II вполне возможно аннулировал бы это решение либо скорректировал его в менее благоприятную для евреев сторону. В любом случае еврейский вопрос стал бы предметом всеобщего обсуждения, при котором сразу же вспыхнули бы антисемитские настроения. А в реальной ситуации вопрос был решен прагматически, но без какого-либо специального договора. В то время, когда Манассия еще был в Лондоне, в суде слушалось дело некоего Антонио Родригеса Роблеса, который официально считался маррано, но в действительности был настоящим евреем; его обвиняли в том, что он – враждебный иностранец, испанский подданный (в это время Англия и Испания находились в состоянии войны). В марте 1656 года около двух десятков семей маррано решили покончить с этой проблемой, открыто признавшись в своей приверженности иудаизму, объявив себя беженцами от испанской инквизиции и испросив у Совета разрешения на то, чтобы практиковать свою религию в частном порядке. 16 мая Совет постановил прекратить дело против Роблеса; позднее, на заседании 25 июня, было, по-видимому, принято положительное решение по петиции марранос. «По-видимому» – потому что впоследствии протокол этого заседания загадочным образом исчез. Тем не менее, 4 августа из Амстердама были доставлены «рукопись Закона на тонком пергаменте в обложке и чехле из желтого бархата, красная камчатная скатерть для кафедры и коробка для специй, обитая изнутри красной тафтой», и лондонские евреи отправились арендовать дом на КричерчЛэйн под первую синагогу.

Таким образом, в результате своего рода молчаливого сговора вопрос об особом статусе евреев был опущен. И, поскольку не существовало никакого законодательного акта, который запрещал бы их въезд, они стали въезжать. Совет постановил, что им можно практиковать свою религию – они стали ее практиковать. Когда в 1664 году был принят Акт о сектантах, направленный против неконформистов, евреи во главе со своим новым раввином, Иаковом Саспортасом, довели до сведения Карла II свою обеспокоенность, на что тот, «смеясь и поплевывая», велел им не беспокоиться; позднее Тайный совет сообщил в письменной форме, что евреи могут «рассчитывать на ту же благосклонность, что и прежде, при условии, что будут вести себя тихо и мирно, повинуясь законам Его Величества и не вступая в противоречия с его правительством».

Так, евреи в результате умолчания стали полноправными гражданами с ограничениями не больше тех, которые вытекали бы из их собственного нежелания (подобно католикам и неконформистам) принадлежать к англиканской церкви или (в их конкретном случае) приносить христианскую присягу. В течение жизни следующего поколения рядом юридических решений было установлено право евреев присягать и давать свидетельские показания в суде с учетом их религиозной специфики. Да подобно другим неангликанцам, им был закрыт доступ во многие учреждения и парламент. Но на их экономическую деятельность не было наложено никаких официальных ограничений. Определенная дискриминация имела место, но главным образом внутри еврейской общины. Преобладавшие сефарды не чувствовали себя в безопасности и сопротивлялись приему в общину бедных ашкенази, особенно если общине предстояло содержать последних. В 1678—1679 гг. было принято постановление, что немецкие евреи не могут держать контору, голосовать на собраниях и зачитывать священные рукописи. Однако было доказано, что это решение противоречит еврейским законам и должно быть скорректировано. Что же касается английских судов, то евреи, повидимому, с самого начала находили там справедливость и защиту; как правило, английские судьи хорошо относились к трудолюбивым и законопослушным гражданам, которые не нарушали спокойствия королевства. В 1732 году суд даровал евреям юридическую защиту от обвинений по национальному признаку, ставивших под угрозу их жизнь. Вот так, почти случайно, Англия оказалась первым местом, где появилась возможность для возникновения современной еврейской общины.

То, что происходило в Америке, было еще более значительным. В 1654 году французский катер «Св. Екатерина» доставил 23 беженцаеврея из города Ресифе в Бразилии в голландский колониальный город Новый Амстердам. Как и в старом Амстердаме, положение евреев здесь в условиях голландского колониального владычества было неопределенным; кальвинисты, хотя и менее враждебные, чем лютеране, могли быть и притеснителями и антисемитами. Губернатор Нового Амстердама, Питер Стюйвезант, выразил голландской Вест-Индской компании протест против поселения этих людей, принадлежавших, как он выражался, «к лживой расе», чья «мерзкая религия склонялась к ногам Маммоны». Евреям, правда, разрешили остаться, но им не дали никаких прав, и компания вместе с губернатором запретила им строить синагогу. Все противоречия нашли, однако, разрешение в 1664 году, когда город попал под власть англичан и стал Нью-Йорком. Впоследствии евреи стали пользоваться не только преимуществами английского гражданства, но и дополнительными религиозными свободами, которые завоевали колонисты Нового Света.

Ричард Николс, первый английский губернатор Нью-Йорка, подчеркивал право на свободу совести, когда объявил в 1665 году: «Никто не может быть подвергнут порицанию, штрафу или заключению за особое суждение в вопросах религии со стороны тех, кто исповедует христианство». Тот факт, что здесь не имеется никакого упоминания об иудаизме, не есть следствие оплошности. Англичанам были нужны колонисты, особенно те, кто способен торговать и налаживать связи. Следующий губернатор, Эдмунд Андрос, не упоминал христианство, когда обещал равное отношение и защиту всем законопослушным лицам, «какого бы вероисповедания они ни были». Как и в Англии, вопрос принадлежности к евреям не поднимался. Евреи просто приезжали, строили дома, пользовались равными правами и, по-видимому, участвовали в самых первых выборах; они служили должностными лицами.

Евреи начали селиться и в других районах, например, в Делавэрской долине и Род-Айленде, который был основан Роджером Уильямсом как либертарианская колония, со свободой воли, где не существовало никаких религиозных запретов. Некоторые трудности возникли тогда, когда евреи пожелали иметь собственное кладбище в Нью-Йорке. Однако в 1677 году такое кладбище было открыто в Ньюпорте (РодАйленд); позднее Лонгфелло посвятил ему одно из лучших стихотворений. В Нью-Йорке это произошло пятью годами позже. В 1730 году конгрегация «Ширит Израиль» открыла первую синагогу в Нью-Йорке, а особенно красивая синагога была построена в 1763 году в Ньюпорте, став затем национальной святыней. Согласно английским Актам о мореплавании, торговля между колониями и метрополией была исключительной прерогативой британских граждан; когда же имперский парламент принял Акт о натурализации для североамериканских колоний, евреям было разрешено принять гражданство наравне с поселенцами-христианами, причем два положения были отвергнуты специально, чтобы успокоить евреев. В результате швед Петер Кальм, посетивший Нью-Йорк в 1740 году, отмечал, что евреи «пользуются абсолютно теми же привилегиями, что и другие жители этого города и провинции». То же самое наблюдалось и в Филадельфии, где игравшая важную роль еврейская колония стала расти начиная с 1730-х годов.

Так родилось американское еврейство. И надо сказать, что с самого начала оно отличалось от любого другого. В Европе и Африке с Азией, где религиозные барьеры были в той или иной форме распространены повсеместно, евреям всегда приходилось договариваться о некоем специальном статусе, если только им не навязывали его силой. Это вынуждало их образовывать специальные и обычно юридически ограниченные общины, где они и селились. В большей или меньшей степени все эти еврейские общины были самоуправляющимися, хотя реально положение евреев при этом могло быть нищенским и неустойчивым. В Польше в условиях монархии евреи пользовались определенным правом на самоуправление, которое осуществлялось Земельным Советом, избираемым наиболее обеспеченными членами общины. Их, конечно, облагали более тяжелыми налогами, чем окружающих поляков, и у них не было реального права на самооборону, но в прочих отношениях они сами занимались своими делами. В несколько меньшей степени это было характерно и для прочих еврейских общин континентальной Европы. Евреи всегда сами организовывали работу своих школ, судов, больниц и социальных служб. Они сами назначали и содержали своих должностных лиц, раввинов, судей, мясников, специалистов по обрезанию, школьных учителей, пекарей и мусорщиков. У них были свои магазины. Где бы они ни находились, евреи образовывали свои маленькие государства в государстве. На этом зиждилась система гетто, которая присутствовала даже в местах вроде Амстердама, где официальных установлений по этому поводу не существовало.

В Северной Америке все было совсем по-другому даже до того, как Соединенные Штаты обрели независимость. При потенциальном отсутствии закона о религии не было никакого повода, чтобы у евреев действовала своя отдельная система, кроме разве что вопросов, касающихся собственно внутренней религиозной дисциплины. Поскольку все религиозные группы изначально имели равные права, не имело смысла выделяться в отдельную общину. Все могли принимать участие в жизни единого общества. Поэтому с самого начала евреи в Америке были организованы не по коммунальному, а по конгрегационному принципу, как и другие церкви. В Европе синагога была просто одним из органов всеобъемлющей еврейской общины. В Северной Америке она оказалась единственной управляющей инстанцией в жизни евреев. Американские евреи не принадлежали к «еврейской общине», как в Европе. Они принадлежали к определенной синагоге. Она могла быть сефардовской или ашкенази; если говорить о последних, то они могли быть немецкого, английского, голландского или польского происхождения, с небольшими ритуальными различиями. Похожим образом различались и протестантские группировки. В итоге еврей ходил в «свою» синагогу, подобно тому, как протестант ходил в «свою» церковь. В других же отношениях и евреи и протестанты были составной частью гражданской общности, в которую они были впаяны как светские элементы. Таким образом, евреи впервые, никоим образом не отказываясь от своей религии, включились в процесс интеграции.

Это обстоятельство имело далеко идущие последствия; еврейское население Северной Америки стало быстро увеличиваться. Это означало конец еврейского дуализма, когда еврейство состояло из двух частей: Эрец Израиль и диаспора. Отныне присутствие евреев в мире становилось трояким: Израиль, диаспора и американское еврейство, которое радикальнейшим образом отличалось от любой иной части диаспоры и оказалось в конечном итоге Третьей Силой, которая сделала возможным возникновение сионистского государства.

Это все было позже, но даже в самом начале новой истории восприятие евреев в регионе, где доминировали англосаксы, стало все сильнее влиять на роль, которую евреи играли в экономике, придавая ей характер постоянства и стабильности, которыми она никогда ранее не обладала. В различные эпохи – и в древности, в Темную эпоху и в раннем Средневековье, и в XVII веке – евреи были прекрасными торговцами и предпринимателями, зачастую удивительно успешными. Но еврейская экономическая мощь была крайне уязвима, ибо закон ее почти не защищал. И в христианском и в мусульманском мире состояние евреев всегда находилось под угрозой изъятия. Можно сказать, что разгром нацистами еврейского бизнеса в 1933—1939 гг. и конфискация еврейской собственности арабскими государствами в 1948—1950 гг. явились последними и самыми мощными экономическими атаками на евреев. Из-за такой уязвимости вплоть до середины XVII столетия состояния евреев носили преходящий, в лучшем случае мигрирующий характер, а вклад евреев в рост мировой предпринимательской экономики был соответственно ограничен. Евреи всегда умели использовать и перемещать капитал. Но лишь тогда, когда они закрепились в англосаксонском обществе, безопасность, гарантированная им законом, позволила им также и накапливать его. Уверенность в своих правах привела евреев к расширению пределов их деятельности. Торговля, особенно мелкими и ценными товарами (например, драгоценностями), которые легко спрятать и перевезти с места на место, перестала быть почти единственным видом экономической деятельности евреев, где бы они чувствовали себя в безопасности.

Ситуация стала меняться в Америке в XVIII веке. В начале этого столетия евреи в основном концентрировались в секторе международной торговли, специализируясь на ювелирных изделиях, кораллах, текстиле, рабах, какао и имбире. В 1701 году в Нью-Йорке, составляя всего 1% населения, их было 12% среди тех, кто занимался заморской торговлей. К 1776 году эта доля также упала до 1%, поскольку евреи, чувствуя себя более уверенно (с точки зрения оседлости, безопасности и приемлемости для окружающих), стали утрачивать интерес к морю, через которое ранее традиционно пролегали маршруты их бегства, и обращать свой взор на внутренние районы страны, на развитие континента. Они сами становились поселенцами, торговали ружьями, ромом, вином, изделиями из железа и стекла, мехами и провиантом.

В Европе финансовые рычаги, которые сплачивали великую коалицию против Людовика XIV, положив в дальнейшем конец его военному главенству в Европе (как впоследствии и наполеоновскому), в основном были сформированы евреями. Вильгельм Оранский, ставший впоследствии королем Англии Вильгельмом III, который возглавлял коалицию с 1672 по 1702 год, финансировался и снабжался группой голландских евреев-сефардов, которые действовали в основном из Гааги. Два ведущих генеральных поставщика, как именовал их Вильгельм, были Антонио Альварес Мачадо и Якоб Перейра. Как мы уже видели, подобные люди, сколь бы они ни были полезны континентальным монархам, были вынуждены действовать в условиях экономической и личной незащищенности. Так, например, потребовался сильный нажим со стороны Вильгельма и австрийского императора, чтобы Мачадо или его агентов допустили в такой город, как Кельн. Напротив, Англия была намного более надежной базой, опираясь на которую можно было действовать. В 1688 году семья Лопеса Суассо передала Вильгельму два миллиона гульденов, чтобы финансировать его вторжение в Англию, и Суассо сказал ему: «Если удача будет на вашей стороне, я знаю, что вы со мной рассчитаетесь; если же вам не повезет, я согласен их потерять». После того как Вильгельм успешно укрепился на престоле, многие еврейские финансисты перебрались в Лондон; во главе их был сын Перейры Исаак, ставший там генеральным комиссаром и получивший за морские перевозки и поставки с сентября 1690 года по август 1691 огромную сумму в 95 тысяч фунтов.

В Лондоне евреи были в числе тех, кто основал финансовый рынок Сити, выросший при Вильгельме. Нельзя сказать, чтобы здесь с самого начала полностью отсутствовал антиеврейский шантаж, который преобладал на континенте в отношениях между евреями и государством. Граф Шрусбери, будучи государственным секретарем, писал лондонскому лорд-мэру в феврале 1690 года: «Принимая во внимание, что проживающие в Лондоне евреи ведут благодаря покровительству правительства столь выгодную «торговлю», «предложенные ими 12 тысяч фунтов» гораздо «меньше того, что от них ожидал Его Величество»; а потому, продолжал он, следует удвоить эту сумму, подняв ее до 20, а лучше – до 30 тысяч; «Его Величество верит, что, подумав как следует», они «придут к новому решению». Однако английское правительство не прибегло ни к конфискации еврейских состояний, ни к ограблению их при помощи кабального юридического преследования. Соломон де Медина, главный лондонский представитель гаагского консорциума, никогда не призывался к ответу за свои многочисленные прегрешения; по его признаниям, он с 1707 по 1711 год «подкармливал» герцога Мальборо, главнокомандующего союзными войсками, выплачивая ему ежегодно по 6 тысяч фунтов. Вильгельм III обедал с ним в Ричмонде в 1699 году и возвел его на будущий год в рыцарское достоинство; если же Соломон окончил жизнь практически банкротом, то тому виной его собственные просчеты, а не антисемитские происки.

В то время как в Центральной Европе ограбление какого-либо Оппенгеймера могло привести к финансовому кризису, лондонские евреи, уверенные в том, что их собственности ничто не угрожает, могли помочь государству избежать такого развития событий. Семья Менассии Лопеса – при королеве Анне, Гидеоны и Сальвадоры при первых трех Георгах сыграли заметную роль в поддержании стабильности лондонского финансового рынка. Они не попались на «Аферу Южных Морей». Когда Сити впало в панику в результате восстания якобитов в 1745 году, Самсон Гидеон (1699—1762) собрал миллион 700 000 фунтов стерлингов, чтобы помочь правительству восстановить спокойствие. После смерти он оставил свыше 500 тысяч, которые достались его наследнику, а не правительству, хотя Гидеоны вошли в палату лордов и отошли от иудаизма.

Некий бессознательный коллективный инстинкт заставил евреев обезличить финансы и рационализировать всеобщий экономический процесс. Любая собственность, считавшаяся еврейской, всегда в эпоху средневековья и в начале новой эпохи была в опасности, особенно в Средиземноморье, где в то время пролегали основные маршруты международной торговли. Когда испанский флот и мальтийские рыцари расценивали нанятые евреями корабли как свою законную добычу, то при оформлении международных сделок и страховании морских грузов стали использоваться фиктивные христианские имена, а затем были разработаны безличные формулировки для документов. Придумав аккредитив, евреи изобрели затем и другой способ безналичного перемещения денег – чек на предъявителя. Для непривилегированной общины, чья собственность постоянно находилась под угрозой и кого постоянно могли в кратчайший срок заставить переселиться, появление надежного безличного платежного средства, которым стали бумажные деньги, будь то векселя, а еще лучше – полноценные банкноты, было чрезвычайно ценным.