Текст книги "Популярная история евреев"

Автор книги: Пол Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 55 страниц)

Перед 1569 годом, когда Брест-Литовская уния сделала возможным польское заселение Украины, там существовало всего 24 еврейских поселения с 4000 жителей. К 1648 году их было уже 115 с официальным населением 51 325; общее же его количество было намного выше. Большинство этих мест принадлежало польской шляхте, не проживавшим там постоянно помещикам; евреи же выступали в качестве посредников в их взаимоотношениях с крестьянами. Эта их роль таила в себе будущую опасность. Часто евреи и сами выступали в роли магнатов. В конце XVI века некий Израиль из Злочева арендовал у консорциума шляхтичей целый район площадью в несколько сот квадратных километров, за что выплачивал ежегодно огромную по тем временам сумму в 4500 злотых. Он сдавал своим более бедным родственникам в субаренду трактиры, мельницы и право сбора пошлин. Чтобы принять участие в этом процессе колонизации, съезжались евреи со всей Европы. Во многих населенных пунктах они стали составлять большинство населения, впервые за пределами Палестины доминируя в местной культуре. Вообще они стали играть важную роль на всех уровнях общества и власти. У каждого польского магната в замке был свой еврейсоветник, который вел бухгалтерские книги, писал деловые письма и вообще занимался экономикой.

Фактически к концу XVI века в Центрально-Восточной Европе мало нашлось бы важных персон, кто «не знал бы Иосифа». Возник новый, и великий, образ-прототип еврея. В последней четверти столетия идеологический нажим контрреформации иссяк. Испанский король Филипп II был последним из владык, кто действовал в полном согласии с папством. Под старость, уже в образе Павла IV, он изгнал евреев из своего герцогства Миланского (1597). Ряд других властителей проводил линию католицизма (или протестантизма), исходя из собственных интересов. Иные становились политиканами, склонными к компромиссам. Власть и влияние церкви убывали, авторитет государства рос. Наиболее влиятельные авторы трудов по юридическим и политическим проблемам – Монтень, Жан Бодэн, Липсий, Фрэнсис Бэкон – придерживались светских взглядов на политику общества. Религиозные споры не должны беспокоить и разделять народы. Задача государства – добиваться мирного урегулирования, единства и процветания. В этой новой атмосфере терпимости и политики реализма мудрых евреев принимали по их достоинствам.

Так, республика Венеция (1577) предоставила далматинскому маррано, Даниэлю Родригесу возможность создания нового порта Спалато (Сплит) как элемента новой политики, заметную роль в которой играли евреи и которая заключалась в том, чтобы сделать балканские реки торговыми путями. Герцог Тосканский даровал хартию евреям Ливорно. Герцог Савойский содействовал созданию еврейских поселений в Ницце и Турине. Французские короли своими письмами гарантировали покровительство еврейским купцам. Генрих IV даже играл в карты с неким Маноэлем де Пиментель, которого называл «королем игроков». В Амстердаме кальвинистские власти перестали интересоваться религиозными взглядами прибывавших на жительство марранос (с 1590-х годов – сефардов, а с 1620 – ашкенази). Евреи отправляли свои религиозные службы поначалу в частном порядке. С 1616 года у них существовала школа по изучению Торы, с 1620-х годов они стали печатать свои книги. С точки зрения голландцев, они были полезным и благовоспитанным дополнением к торговому сообществу. Во Франкфурте община стала настолько процветающей, что в 1 562 1582 и 1603 годах там проводился всеобщий раввинистский синод.

Немецкоязычные города и княжества, изгонявшие евреев в начале века, стали вновь принимать их. Представитель династии Габсбургов император Максимилиан II позволил евреям вернуться в Богемию, а его преемник, Рудольф II, даровал им хартию о привилегиях. Была восстановлена старинная еврейская община в Вене; в Праге, где находился двор Рудольфа II, к концу столетия проживало 3000 евреев. Знаменитые учителя-раввины вроде магарала Ефраима Соломона бен Аарона из Люнчица или Исайи бен Авраама га-Леви Горовица жили в еврейском квартале рядом с такими королями торговли, как Яков Бассефи фон Тройенберг, Мордекай Зема Коэн или Маркус Майзель. У Рудольфа в его дворце была известная беседа с магаралом; он покровительствовал одаренным евреям всякого рода – от астрономов до ювелиров. Но самыми ценными он считал евреев-финансистов и сделал Майзеля своим первым «придворным евреем». Этот персонаж «придворного еврея»-финансиста доминировал в финансовых ведомствах Центральной Европы в течение 150 лет и сохранял определенное значение вплоть до 1914 года.

Великая сила евреев состояла в их способности быстро извлекать выгоду из новых возможностей, чувствовать возникновение беспрецедентной ситуации при ее появлении и разрабатывать методы, позволяющие к ней приспособиться. Христиане долго учились справляться с обычными финансовыми проблемами, но были консервативны и медленно реагировали на новые обстоятельства. К концу XVI века главным из этих новых обстоятельств стал рост масштабов войн и военных расходов. Майзель снабжал Рудольфа, видного коллекционера, произведениями искусства и научными приборами, но главной его задачей было финансирование войны с Турцией. Взамен император разрешал ему займы не только под такой реальный залог, как драгоценности, но и под векселя и землю. Взаимоотношения между этими двумя людьми – умным благочестивым евреем и эгоистичным самовлюбленным Габсбургом – были неизбежно корыстны с обеих сторон. Когда Майзель скончался в 1601 году, оставив свыше полумиллиона флоринов, государство конфисковало эти средства под тем предлогом, что его сделки, несмотря на данное императором разрешение, были незаконными. Однако Майзель, несомненно предвидевший такую ситуацию, успел истратить значительные суммы на пражскую общину. Он построил синагогу, которой Рудольф даровал привилегии не пускать внутрь полицию и демонстрировать звезду Давида, а также освобождение от налогов; он организовал еврейское кладбище и основал больницу; он даже вымостил улицы в еврейском квартале. Он финансировал еврейские общины в Польше и делал взносы во всяческие еврейские фонды, в том числе находящиеся в Палестине. И несомненно правдива эпитафия на его надгробном камне, который сохранился в Праге: «Никто из современников не мог сравниться с ним в делах благотворительных». Фактически, он оплачивал эксплуатацию ведущих членов еврейской общины короной, но при условии, что последняя оберегает их от других хищников.

Во время этого периода Габсбурги добросовестно «несли свою часть поклажи». Когда в 1614 году во Франкфурте толпа под предводительством Винцента Феттмильха штурмовала еврейский квартал, изгоняя евреев и грабя их дома, император Маттиас объявил погромщиков бунтовщиками и разбойниками и спустя два года повесил их вожаков. Евреев демонстративно вернули домой, даровав им новые имперские привилегии; впоследствии успешный исход этих событий праздновался ежегодно как «Пурим Винцента». В 1618 году в Германии разразилась Тридцатилетняя война, на начальном этапе которой династия Габсбургов была близка к гибели. В седле их удержали не кто иные, как евреи, особенно пражский финансист Яков Бассефи. А потому, когда фортуна повернулась лицом к императорской армии в битве при Белой Горе и армии императора вновь заняли город (1620), еврейский квартал оказался единственным местом, которое они не разграбили. Лично император Фердинанд II подарил Бассефи два самых лучших дома, конфискованных у протестантов.

Этот ужасный тридцатилетний конфликт, который принес разруху в Германию, вывел евреев в самый центр европейской экономики. Приходилось годами, в том числе и в зимний период, держать в поле огромные армии. Обеспечить их провиантом и фуражом удавалось только благодаря сети продовольственных поставок, организованной евреями в Восточной Европе. Они строили литейные и пороховые заводы и рыскали по всей Европе и на Востоке в поисках вооружения. И, что самое главное, они добывали наличные деньги, зачастую изобретая для этого новые способы активизации имперских авуаров. Именно Бассефи организовал в 1622 году вместе с принцем Лихтенштейном и генералом Валленштейном консорциум, который взял в аренду имперский монетный двор. Император получил крупную сумму денег на военные расходы, а Бассефи с партнерами вернул ее себе, снизив курс валюты. Община прозвала Бассефи «юденфюрст» (знатный еврей); он был произведен императором в пэры. Правда, в 1631 году его имущество было конфисковано, и после смерти в 1634 году, вскоре после убийства его покровителя Валленштейна, все привилегии были аннулированы. То есть судьба этого еврея, финансировавшего войну, оказалась переменчивой. Но разве когда-нибудь судьба еврея не была переменчивой?

Едва начавшись, эта война с легкой руки Валленштейна и ГуставаАдольфа приобрела тотальный характер, когда необходимость выиграть ее (или хотя бы выжить) стала выше идеологии, религии, расы и традиции. И евреи, с их удивительной способностью добыть то, чего почти нет, и разжиться деньгами в суровом и враждебном мире, оказались совершенно незаменимы для всех сторон. Когда у шведов началось падение влияния католицизма, большинство немецких евреев оказались под властью лютеран, и они подверглись давлению через принудительные займы. Однако не прошло и года, как евреи оказались главными поставщиками шведской армии. Как и в случае с Габсбургами, они поставляли провиант, снаряжение и, самое главное, лошадей. Более того, лютеранское командование обнаружило (как и ранее католики Габсбурги), что, будучи гражданами второго сорта, а то и вообще преследуемым меньшинством, евреи соглашались на поставки в кредит, при условии покровительства и привилегий; последнее обстоятельство позволяло высокой договаривающейся стороне блюсти и свою выгоду. По мере того как в борьбу ввязывались все новые и новые европейские державы, евреи Рейнланда и Эльзаса, Богемии и Вены брали их всех на довольствие. В Эммерихе, оккупированном голландскими войсками, Соломон Гомперц разбогател, продавая им провизию и табак. В Эльзасе евреи поставляли армии кардинала Ришелье лошадей и фураж. И за все эти услуги наградой им был привилегированный статус. Ришелье, который контролировал все морские операции Франции, дал португальским марранос особый статус в портах, хотя и было очевидно, что они – иудеи, а не христиане. В 1636 году Фердинанд II приказал своим военачальникам, чтобы евреев Вормса не подвергали принудительным займам, не помещали к ним войск на постой и вообще никак не тревожили. Почти не было случаев, чтобы воюющие стороны призывали евреев на воинскую службу. Не только имперское командование, но и шведы и лютеране строго запрещали грабить еврейские кварталы. В итоге, как ни странно, в ходе Тридцатилетней войны впервые в своей истории к евреям относились лучше, а не хуже, чем к остальному населению. В то время, как Германия находилась в наиплачевнейшем состоянии, евреи не только выжили, но даже процветали. Как отмечал историк Джонатан Израэл: «Нет ни малейшего свидетельства того, что количество евреев в Центральной Европе хоть скольконибудь уменьшилось во время Тридцатилетней войны».

На заключительном этапе войны близкие ко двору евреи уже владели контрактами на поставку провианта всей армии, хотя первые контракты такого рода относятся уже к 1650-м годам. В дальнейшем же они оказались столь же полезными в условиях мира, как и в военное время. Они стали необходимым элементом в системе абсолютистских монархий, собирая средства на сооружение гигантских дворцов в стиле барокко и тщательно спланированных столиц, которые стали знаком времени; они же организовывали проведение в жизнь экономической политики меркантилизма, позволявшей этим монархиям держаться на плаву. Еврейские займы финансировали великую Карлскирхе в Вене и прекрасный дворец Габсбургов Шенбрюнн. Некоторые евреи фактически играли роль главных министров при немецких монархах, помогая им концентрировать в своем дворце политическую и экономическую власть, выгоду от чего имели и евреи и суверены. Сформировалось даже около дюжины, если не больше, знаменитых династий придворных евреев. Так, три поколения семьи Гомперц служили князьям-епископам в Мюнстере, пять – Гогенцоллернам. Беренды служили ганноверскому двору, Леманы – саксонскому. В другой профессиональнопридворной семье, Фюрстов, Самуил Фюрст был придворным евреем при нескольких герцогах шлезвиг-голштинских, Иеремия Фюрст – при герцоге мекленбургском, а Израиль Фюрст – при голштейн-готторрпском дворе. Гольдшмидты служили как нескольким немецким князьям, так и датской королевской фамилии. Ряд немецких евреев, сефардов и ашкенази, играли активную роль при скандинавских дворах: семьи де Лима и де Кассерес служили датчанам, де Сампайос – шведам. Польские короли пользовались услугами Леманов и Абензуров, португальские – да Кошта, испанские – Бокаррос.

Способность евреев добывать и развертывать значительные денежные ресурсы сыграла решающую роль в двух крупнейших военных конфронтациях второй половины XVII века: в успешном сопротивлении Габсбургов продвижению Турции в Европу и их последующем контрнаступлении; и в большой коалиции, которая пресекла попытку Людовика XIV доминировать на европейском континенте. В обеих ведущую роль сыграл Самуил Оппенгеймер (1630—1703). Он был императорским военным поставщиком при австрийской монархии во время ее борьбы с Англией в 1673—1679 годах; во время борьбы Австрии с Турцией, начавшейся в 1682 году, он получил эксклюзивный контракт на поставки австрийской армии. Он занимался производством форменной одежды и рационов для войск, оплачивал их содержание, поставлял и кормил лошадей, содержал госпитали для раненых и даже строил плоты для перевозки по рекам пушек, лошадей и военнослужащих. Именно он, как никто другой, сделал все для спасения Вены во время неистовой осады 1683 года, когда оттуда сбежал император; именно он сыграл решающую роль в осаде и взятии Будапешта (1686) и Белграда (1689—1698). В 1688 году Оппенгеймера призвали экипировать и содержать армии, сформированные, чтобы противостоять вторжению Людовика XIV в Пфальц, так что в течение нескольких лет он ведал финансированием войны на два фронта, привлекая ресурсы обширной сети еврейских финансовых семей Германии и Нидерландов.

Придворным евреям присваивались самые разнообразные титулы: гоффактор, гофзюде, гофпроведитор, гофагент, кабинетфактор, комменциенрат, генералпроведитор и др.; великого Оппенгеймера в мирное время именовали обергоффактор, в военное – оберкригсфактор. Они пользовались большими привилегиями: прямой доступ к суверену, право путешествовать по своему выбору повсюду и в любое время; неподсудность еврейским судам и обычно местным судам тоже – вместо этого они подпадали под юрисдикцию верховного суда, гофгерихта. Они представляли собой специфическую классовую прослойку, различимую не только в обществе вообще, но и среди евреев: придворные евреи редко вступали в брак за пределами своего круга. Поэтому практически все они состояли в родстве друг с другом. Однако связи эти не всегда работали. Так, племянник Оппенгеймера, Самсон Вертгеймер, стал его главным соперником и врагом. Вообще же, как правило, именно семейные связи делали еврейскую систему добывания и переброски крупных сумм столь эффективной.

Более того, семейный принцип работал на укрепление еврейского принципа в жизни этих людей, что балансировали между двумя мирами. Придворный еврей все время стоял перед соблазном ассимилироваться в блестящем аристократическом обществе, которому он служил. Некоторым из них в дополнение к официальным титулам даровалось право иметь собственный герб. Им разрешалось носить мечи и пистолеты, ездить верхом и держать карету; они сами и их дамы могли выбирать одежду по своему усмотрению. И, что самое важное, они могли жить так и там, как и где им хотелось. Они могли купить дом за пределами еврейского квартала или вообще в городе, где проживание евреев было запрещено; так, например, Оппенгеймер завоевал право жить в Вене не только для себя, но и для доброй сотни семей, связанных с ним родством или находившихся в зависимости от него. Но немногие из этих людей, по крайней мере в XVII столетии, стремились по-настоящему отделиться от еврейской общины. Хотя их образ жизни был далек от условий гетто, они помогали своим братьям-евреям деньгами и покровительством. Они понимали, что семейная сеть и еврейское братство были их единственной надеждой в тяжелые времена. Они не могли доверять христианским законам. Христианская толпа всегда была готова выступить против них. Монархи были обычно непостоянны и ненадежны. Даже если некий монарх и был лоялен, то в случае его смерти враги придворного еврея могли накинуться на него как волки.

В этом смысле поучительной является история Оппенгеймера. Никто не сослужил большей службы Габсбургам, чем он. Однако когда был заключен Нимегенский мир (1679), австрийское казначейство отказалось выплатить ему долг в размере 200 000 флоринов, и даже его личное обращение к императору привело лишь к частичному погашению долга. В 1692 году, когда ему были должны уже 700 000 флоринов, казначейство предъявило ему ложные обвинения, и он был вынужден купить себе свободу ценой полумиллиона флоринов. Через два года ему были должны уже пять миллионов, и эта колоссальная сумма продолжала расти. Во время короткого мира 1698—1702 гг., когда его услуги стали не столь необходимы, толпе позволили напасть на его дом в Вене и подвергнуть его разграблению. В дальнейшем власти проявили некоторую активность и даже повесили двух грабителей, но, когда старик скончался в 1703 году, государство отказалось компенсировать свои долги ему. Поскольку Оппенгеймеру приходилось самому залезать в крупные долги, чтобы помочь государству, в Европе запахло серьезным финансовым кризисом, и Габсбургам, чтобы выбраться из созданного ими же тяжелого положения, пришлось пойти с протянутой рукой к конкуренту старика – Вертгеймеру. Однако с наследниками Оппенгеймера так никогда и не рассчитались, и его имущество было через 60 лет распродано с аукциона.

Другой член этой же семьи, Иозеф Оппенгеймер (ок. 1698—1738 гг.) с 1733 года пытался помочь герцогу Вюртембергскому установить авторитарное правление, основанное на его, герцога, контроле над экономикой, но стал трагической жертвой, когда через четыре года герцог скоропостижно скончался. В тот же день Оппенгеймера арестовали, обвинили в покушении на общинные права и растрате, вынесли приговор и повесили. Его тело было выставлено на всеобщее обозрение в железной клетке. Взлет и падение Оппенгеймера, известного также под кличкой «Зюс», или «еврей Зюс», послужили предупреждением евреям, которые доверяли неверным, и впоследствии легли в основу известного романа Леона Фейхтвангера.

Важно отметить, что Оппенгеймер, который в эпоху своего процветания фактически перестал быть евреем, вернулся во время заключения в лоно ортодоксальной веры, отказался крещением купить себе возможность помилования и умер, не изменив своей вере. На гравюре того времени он изображен чисто выбритым. Сбривали бороды и некоторые другие придворные евреи, но большинство отказывались. Саксонский выборщик, вокруг двора которого группировалось около 20 еврейских семей, предложил одному патриарху 5000 талеров за то, чтобы он сбрил бороду. Тот отказался, и тогда выборщик в ярости потребовал ножницы и сам отрезал бороду. Самсон Вертгеймер не только сохранил свою бороду, но и одевался, по словам придворных, «как поляк». Многие придворные евреи, хоть и вступали в брак исключительно в своей среде, оказывали услуги еврейским общинам на местах, выступая зачастую в роли штадлана (официального посредника). Агенты великого Оппенгеймера прочесывали Венгрию, Словакию и Балканы, выкупая бедных евреев, захваченных в заложники в австро-турецких войнах, и пристраивая их в безопасные общины. В суде еврей, сколь богат и могуществен бы он ни был, знал, что он никогда не находится в полной безопасности; всегда неподалеку можно было найти другого еврея, попавшего в отчаянное положение.

В 1648—1649 гг. на евреев юго-восточной Польши и Украины обрушилась катастрофа. Это событие, как мы увидим, имело по ряду причин огромное значение для истории евреев; непосредственным же его результатом явилось то, что оно напомнило евреям, где бы они ни находились, о хрупкости их положения и яростной мощи тех сил, которые могут без предупреждения нанести по ним удар. Тридцатилетняя война оказалась огромным бременем для экспортных продовольственных ресурсов Польши. Именно благодаря своим польским связям евреям удавалось обеспечить различные армии продуктами питания. Больше всех от этих поставок выиграли польские помещики, больше всех потеряли польские и украинские крестьяне, которые наблюдали, как все большая доля их урожаев с выгодой продается прожорливым войскам. В условиях арендной системы, когда польские шляхтичи сдавали внаем евреям не только землю, но и находящиеся на ней сооружения (мельницы, пивоварни, винокурни, постоялые дворы), а также право сбора пошлин и получали за это гарантированную плату, евреи процветали и их количество быстро росло. Однако система эта была внутренне неустойчива и несправедлива. Помещики, которые зачастую вели расточительный образ жизни вдали от своих поместий, оказывали постоянное давление на евреев, поднимая арендную плату всякий раз, как договор возобновлялся; евреи же, в свою очередь, оказывали давление на крестьян.

На Украине возмущение несправедливостью было особенно сильным, поскольку обе категории угнетателей, католическая шляхта и еврейская прослойка, отличались в религиозном отношении от православного крестьянства. Некоторые из руководителей евреев чувствовали проявляемую по отношению к крестьянам несправедливость и осознавали опасность этого. Собрание раввинов и общинных лидеров, проходившее в 1602 году на Волыни, обратилось к евреям-арендаторам с призывом освобождать крестьян от работы по субботам и еврейским праздникам в качестве жеста доброй воли: «Да не будут [евреи] неблагодарными к Дающему и щедротам его; пусть имя Господне прославляется ими». Однако многие евреи были не в состоянии заниматься благотворительностью; будучи суб– и субсубарендаторами, они были вынуждены тянуть последние соки из крестьян, чтобы самим расплатиться. А потому они возлагали надежды на силу оружия. И евреи и поляки укрепляли города; синагоги сооружались с амбразурами, на крыше устанавливались пушки.

В конце концов, поздней весной 1648 года украинские крестьяне восстали под руководством мелкого шляхтича по имени Богдан Хмельницкий; на их стороне были также запорожские казаки и крымские татары. Восстание было в первую очередь направлено против польской власти и католической церкви, и среди жертв оказалось много польских шляхтичей и духовенства. Но главный удар пришелся по евреям, с которыми у крестьян было больше всего точек соприкосновения; к тому же в критические моменты поляки всегда бросали своих союзников-евреев во имя собственного спасения. Тысячи евреев из деревень и штетлей кинулись искать спасения в больших укрепленных городах, которые превращались для них в западню. В Тульчине польские войска выдали евреев казакам в обмен на собственную жизнь; в Тернополе гарнизон вообще отказался впустить евреев. В Баре крепость пала, и все евреи были перебиты. Другая бойня произошла в Нароле. В Немирове казаки проникли в крепость, переодевшись поляками, «и они погубили в городе около 6000 душ», согласно еврейским хроникам, «утопив несколько сот в воде, а также подвергнув всякого рода жестоким пыткам». В синагоге они убивали евреев ритуальными ножами, после чего спалили дом дотла, порвали священные книги и попрали их ногами, а кожаные переплеты использовали для изготовления обуви.

Нам неизвестно, сколько в точности евреев погибло. Согласно еврейским хроникам, было убито 100 000, причем было уничтожено 300 общин. Один современный историк считает, что большинство евреев все-таки спаслось, а упомянутая бойня была «не столько поворотным пунктом в истории польского еврейства, сколько жестоким, но относительно кратким эпизодом в его неуклонном росте и экспансии». Разумеется, данные хроник страдают преувеличением, однако рассказы беженцев производили сильное эмоциональное впечатление не только на польских евреев, но и на еврейские общины, расположенные повсюду.

Как и в более ранние эпохи, результатом зверств было усиление иррациональных и апокалиптических элементов в иудаизме; евреи стали особенно чувствительны к проявлениям мессианской идеологии. Рационалистический оптимизм XII века, нашедший отражение в трудах Маймонида, в основном исчез к концу XIV столетия, по мере того как почти повсеместно возрастало давление на еврейские общины. В верхних слоях евреев усиливалось влияние каббалистического мистицизма. Когда в 90-х годах XV века начался процесс разрушения и эмиграции испанской общины, это повлияло на усиление иррационализма двояким образом. Во-первых, произошла демократизация каббалы. Из тайной науки, которой учили образованную элиту устно либо по тайно передававшимся рукописям, она превратилась в общественную собственность. Большое количество манускриптов, содержащих отрывки из Зогара, а также антологий каббалистики имели повсеместное хождение в еврейских общинах. Подъем еврейского книгопечатания вызвал взрывной эффект. В 1558—1560 гг. в Кремоне и Мантуе были выпущены, конкурируя друг с другом, полные издания Зогара. За ними последовали издания во всей еврейской диаспоре: в Леггорне, Константинополе, Смирне, Салониках и особенно в Германии и Польше. В популярных вариантах каббала смешивалась с народными суевериями и вульгаризованными аггадическими историями, которые всегда составляли значительную долю религиозных представлений простых евреев. Через одно-два поколения было невозможно отделить одно предание от другого; они так плотно переплетались, что образовывали единый свод волшебно-мистического содержания.

Другим последствием изгнания из Испании стал более динамичный характер самой каббалы, который она приобрела за счет привнесения эсхатологического элемента, связанного с идеей Сиона и ожиданием прихода мессии. Каббала вместе с растущим объемом включенных в нее суеверий перестала быть лишь мистическим способом познания Бога; она превратилась в историческую силу, средство ускорить возрождение Израиля. Она оказалась в самом сердце верований иудаизма и приобрела ряд черт массового движения.

Этому процессу способствовала миграция евреев-изгнанников в Палестину и рост школы каббалистики в Сафеде на севере Галилеи. Ее первым видным представителем был Давид бен Соломон ибн аби Зимра, который перебрался в Сафед из Египта и был известен под именем Радбаз. Моисей бен Иаков Кордоверо, или Ремак (1522—1570), явился автором первой полной и систематической теологии каббалы. Но подлинным гением нового движения явился Исаак бен Соломон Лурия (1534—1572), известный как га-Ари, или Лев. Его отец, ашкенази из восточно-центральной Европы, прибыл в Иерусалим и женился на девушке из сефардов. Благодаря этому он играл роль моста между двумя общинами в процессе передачи каббалистической культуры. Самого его вырастил в Египте дядя, крестьянин-арендатор. Он занялся торговлей, причем специализировался по части перца и зерна. Лурия был прекрасным примером еврейской традиции, согласно которой бизнес вполне совместим с интеллектуальной жизнью и даже с самыми интенсивными мистическими размышлениями. Всю свою жизнь он занимался торговлей и богословием. Тот факт, что он впитал легенды каббалы еще будучи ребенком, свидетельствовал о ее демократизации. Однако юношей он стал знатоком не мистической, а ортодоксальной галахи. Одним из его талантов была способность перестраиваться, переходя от одной ее разновидности к другой. Написал он совсем немного. Известна лишь одна его книга – комментарии к «Книге скрытого», входящей в Зогар. В Сафед он прибыл уже под конец жизни, проведя 1569—1570 годы за размышлениями о Зогаре на одном из островов Нила. Оказавшись же в Сафеде, он производил магнетическое воздействие на многочисленных учеников, собиравшихся вокруг него. Они заучивали наизусть то, чему он их обучал, и впоследствии записали (подобно ученикам Витгенштейна в 1930-е годы). Он излучал не только святость, но и мощь и авторитет. Некоторые думали, что он и есть мессия. Казалось, что он понимает язык птиц. Он часто беседовал с прорицателями. Бывало, что он гулял вокруг Сафеда со своими учениками, интуитивно показывая, где находятся неизвестные могилы святых. А потом он возвращался к своей экспортно-импортной торговле. Последний комплект своих счетов он оформил всего за три дня до смерти. Его ранняя смерть породила разговоры о том, что он вознесся на небо, и молва быстро стала приписывать ему всяческие чудеса.

Впервые Лурия привлек к себе внимание тем, что показал своим ученикам, как добиться высокой степени медитации, полностью сосредоточившись на буквах Священных Имен. Подобно большинству каббалистов, он верил, что подлинные буквы Торы и числа, которые они символизируют, предлагают способ прямого доступа к Богу. Этот напиток довольно сильно действует, если его выпить. Впрочем, у Лурии была еще в запасе космическая теория, которая непосредственно влияла на веру в мессию и так и осталась наиболее влиятельной из всех еврейских мистических идей. В каббале фигурировали несколько слоев космического устройства. Лурия объявил, что все несчастья евреев есть симптом того, что это устройство сломано, распотрошено. Куски оболочек, кожуры, или клиппот, есть зло, но они, тем не менее, содержат мельчайшие искорки, тикким, божественного света. Этот скрытый свет есть Изгнание евреев. Даже божественная Шекинья – часть скрытого света, подверженная влиянию зла. В этом разбитом космосе еврейский народ имеет двойное значение: как символ и как действующее начало. В символическом качестве вред, причиненный евреям-язычниками, показывает, как зло вредит свету. В качестве действующего начала они имеют перед собой цель – восстановить космос. Соблюдая строжайшим образом закон, они могут высвободить искры света, скрытые в космической шелухе. Когда это случится, завершится Изгнание Света, придет мессия и произойдет Спасение.

Привлекательность этой теории для простых евреев состояла в том, что она позволяла им верить, будто они держат свою судьбу в собственных руках. Некогда в древности они сражались с язычниками и со злом и проиграли. В Средние века они пассивно воспринимали все несправедливости, обращенные к ним, и ничего не произошло, их затруднительное положение лишь усугубилось. Теперь же им говорили, что они – действующие лица в космической драме, причем чем крупнее катастрофы, в которые вовлечены евреи, тем больше уверенность в том, что драма приближается к кризису. Они же самим своим благочестием могут ускорить разрешение кризиса, подняв великую волну молитв и преданности, на которой мессия вознесется к триумфу.