Текст книги "Откровение миротворца (СИ)"

Автор книги: Павел Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава шестая Негаснущая решимость

(Амархтон, Аргос)

Сумерки набегали на Амархтон по-обыкновению быстро. Когда-то давно, ещё в эпоху короля Геланора, когда Амархтон именовался Геспероном, поздний вечер считался здесь самым красивым временем суток. Раскинувшийся между двумя скалистыми грядами город был необычайно ярко озаряем звёздами, и любознательный путник, оказавшийся здесь впервые, старался взобраться повыше, чтобы увидеть город во всей красе.

Но сейчас сумерки – это мрачное, страшное время. Город погружается во тьму, предвещающую новые беды.

Со стен Аргоса открывался обширный вид на амархтонские кварталы. Повсюду зажигались огни, хлопали ставни и двери. Королева сама не понимала своего пристрастия подолгу глядеть на готовящийся к ночи город. Почему ей так хочется смотреть и смотреть на этот город, давно забывший яркий свет солнца и звёзд?

Амархтон был погружён в затишье. Зловещее затишье, как перед страшной бурей, что вот-вот обрушится и принесёт новые беды и разрушения. Огни тысяч костров, озарявшие Тёмную долину по ночам, были прямыми предвестниками этой бури. Огромная, неслыханная, по меркам Каллирои, армия даймонов готовилась к штурму. Или, что ещё хуже, – к затяжной осаде.

– Какие вести, Пелей? – спросила Сильвира, услышав за спиной вкрадчивую поступь политарха. – Впрочем, дай угадаю: мрачные вести, верно?

– Тьма поглоти, что творится! – нервно проговорил в ответ градоначальник. Он был раздражён и раздосадован. – Я только что говорил с управителями города – это полная дрянь, что происходит!

– Дай ещё раз угадаю: купеческие гильдии отказываются платить подати, а городские начальники пакуют тюки, готовясь к бегству?

– Ох, если бы только это! Треть управителей готовы уже завтра бежать из города. Но это ещё мелочи. Шпионы сообщают, что слух о скором падении Амархтона достиг провинций и пробудил отклики: в трёх горных селениях жители с позором прогнали наших управителей, заявив, что больше не будут платить подати рыжеволосой… гм, прошу прощения, не будут платить подати чужой королеве. В пяти посёлках Выжженных земель старейшины запретили людям ходить в аделианские храмы и спешно возводят жертвенники Амартеосу, дабы тот уберёг их от мести Хадамарта. А власти предгорного городка Аскалона открыто подняли знамя Хадамарта и при этом имели наглость объявить себя вольным городом! Маленькому гарнизону верных вам воинов, всего тридцать человек, пришлось покинуть стены Аскалона, чтобы избежать кровопролития.

– Это хорошо. У нас каждый человек на счету, а тут сразу три десятка пополнения, – ответила королева спокойно. Беспокойство Пелея было ей чуждо. Какой смысл бороться за какие-то мелкие посёлки и городишки, если на кону Амархтон? Победим – провинции сами поднимут знамя победителей, а потерпим поражение – всё равно провинций не удержать.

– Это ещё не всё, – сказал Пелей, и голос его стал тише. – Из двадцати двух городских управителей шестеро не явились на совет. Даже слуг не прислали. И знаете, что сообщили шпионы Криптии? Это немыслимо! Четыре управителя Тёмного города и два Мглистого попросту отказались подчиняться Аргосу! Заменили охрану в своих покоях, набрали себе стражу из бывших легионеров Тёмного Круга и подговаривают жителей к признанию новой власти, которая со дня на день войдёт в город. В Мглистом уже выразили с ними согласие кузнечный ряд, кровельщики и красильщики. Пока что всё это делается тайно, никто ничего открыто не говорит, но если так пойдёт и дальше, то не пройдёт и недели, как к их мнению прислушается половина всех ремесленнических рядов, не говоря уже о купцах высшего сословия…

– Узнаю! Узнаю тактику Хадамарта, – с проницательной улыбкой сказала королева. – Он всегда берёт города именно так – тихо, постепенно, как удав удушает жертву.

– И что нам делать, сиятельная королева? Послать войска и навести порядок?

– Падший только и ждёт столкновений внутри города. Если измена тех, о ком ты говоришь, зашла так далеко, то они просто так не сдадутся. Прольётся кровь. Этого Хадамарту и надо.

– Можно только припугнуть. Прислать кого-нибудь, кто умеет внушить силу. Секуторов, например…

– Во главе с Радагаром? – глаза королевы сузились. – Всех секуторов и Радагара я отправила охранять Северные врата. На смену морфелонцам. Там Радагар не сможет никому навредить.

Пелей виновато опустил голову. Он по-прежнему чувствовал себя в ответе за Радагара, за то, что в своё время рекомендовал его королеве как опытного и необычайно хитрого эмиссара, которому можно доверять.

– Пойти на такой сговор… обменять хранительницу на миротворца… много мерзости я повидала на своём веку, но Радагар превзошёл все мои представления о подлецах. За гибель Никтилены он ещё ответит, дай только война закончится.

Пелей кашлянул, желая уйти от неприятной темы.

– Кстати, Теламон вам докладывал? Мелфай снова пытался увидеться с Дарвусом, но шпионы Криптии его спугнули.

– Люди Теламона? Я же запретила всей тайной службе следить за Мелфаем!

Пелей развёл руками.

– Очевидно, Теламон полагает, что Мелфай может вывести его на след Асамара…

– На след Асамара? – королева усмехнулась. – Неужели они и впрямь на это рассчитывают? Я была лучшего мнения о моей Криптии.

– Выследить Асамара, сиятельная королева…

– …Невозможно! Пора это усвоить всем в этом дворце. И перестать играть по его правилам.

Градоначальник неловко потоптался на месте.

– Но нельзя же просто игнорировать столь могущественного врага.

– Тебе может показаться это странным, но игнорировать Кукловода – это лучшая тактика. Лучшая, потому что единственная. Благодаря походу «Вольного» в Алабанд Асамар утратил часть своего могущества. Мы узнали о нём – и это главное. Он больше не является тайным правителем. Но в то же время он стал более опасным, потому что теперь ему нет смысла скрывать своё лицо.

– А Мелфай? Разве не является он той нитью, которой Кукловод может управлять его братом-королём?

– Здесь ты прав, Пелей. Позови Дарвуса. Пора поставить его перед окончательным выбором.

Оставшись одна, королева обратила взор к Мглистому городу, погружённому в вечернюю дымку тумана. Там виднелись торчащие шпили и горящие вдали огни Северных врат, за которыми простиралось место, пользующееся всё более дурной славой, под названием Мгла. Где-то там, сменяя уходящих морфелонцев, расставляет свои отряды Радагар. Если правдивы слухи о том, что на сей раз некроманты встанут на сторону Падшего и погонят своих тварей на Северные врата – Радагару представится хороший шанс умереть героем.

Затем королева оглянулась на окна и стены дворца. Где-то там сидит за столом, морщит лоб, продумывая тактику обороны, архистратег Тибиус. Обходит посты тучный начальник стражи Гермий, а в казармах на нижнем этаже веселятся вольные стрелки Автолика, поселившиеся с недавних пор в Аргосе. Сидит в своей опочивальне архиепископ Велир, заканчивая свой трактат «О роли священства в эпоху войн»… Понимают ли они, что все их дела могут оборваться уже завтра, вместе с их жизнями?

Пришёл Дарвус в сопровождении Пелея. Юный король старался сохранять решительный вид, но ему это плохо удавалось. О том, что самозванец, прозванный Восьмым миротворцем, – его родной брат, слышал весь тайный совет, и Дарвус об этом знал.

– До меня дошли слухи, что твой брат снова пытался с тобой увидеться, Дарвус…

– Что плохого в том, если брат желает повидаться с братом? – быстро ответил юный король, как если бы имел заготовленный ответ.

– Ничего. Только советую тебе определиться прямо сейчас, чтобы избежать мучительного выбора в последнюю минуту. Реши, за кого ты, Дарвус.

Король Амархтона, похоже, понимал, что хочет сказать королева, и не нуждался в лишних объяснениях.

– Это очевидно, сиятельная королева. Я за Амархтон.

– Слишком размытая позиция. За Амархтон под независимым правлением или под протекторатом Хадамарта?

– Конечно за независимое правление. К чему вы клоните?

– К тому, что, слушаясь советов Мелфая, ты никогда не станешь независимым правителем. Твой брат избрал путь тьмы.

– Неправда. Он делает всё, что в его силах для укрепления моего трона, – с нарастающим волнением в голосе заговорил Дарвус.

– Его учитель – получеловек, некромант Асамар, бывший Четвёртый миротворец, вобравший в себя зло Белого Забвения, – сказала королева. На короткий миг в её памяти всплыли далёкие воспоминания о её муже Ликорее и его близком друге – Четвёртом миротворце. Как они вместе обсуждали пути к победе над Хадамартом и к освобождению Амархтона, о том, как вместе отплывали на корабле на последнюю битву. И буйным порывом пронеслись слова Четвёртого миротворца, брошенные ей в глаза у Белого Забвения много лет назад: «…Я утвержу волю свою как закон для самого себя. Я буду сам себе и судьей и мстителем. И одна лишь воля моя сможет меня осудить!» – Этот Асамар опаснее жрецов крови, Дарвус. Он служит всем и никому. Выполняет задания Падшего и воплощает замыслы другой, не менее могущественной сущности…

– Акафарты? – прошептал Дарвус.

– Так ты и это знаешь?

– Мелфай мне многое рассказывал. И я не разделяю вашу тревогу. Акафарта и Хадамарт не союзники, скорее соперники. Её силу и хочет использовать против Падшего учитель Мелфая…

– Ты всерьёз в это вершишь?

Юный король пожал плечами.

– Может, да, может, нет. Какая, в конце концов, разница? Меня с Мелфаем связывают только кровные узы. Он не оказывает никакого влияния на моё правление… Как и я не оказываю никакого влияния на королевство, правителем которого якобы являюсь… – последнее Дарвус прошептал вполголоса, с плохо скрываемой обидой. – Прошу меня простить. Ваши секуторы уже однажды схватили Мелфая на моих глазах, прикрываясь вашим указом. Прикажите им снова его схватить, бросьте в темницу – делайте, что вам вздумается, я же сам, как помните, отдал вам всю власть в городе!

Юный король удалился быстрым рассерженным шагом. Пелей, неловко переминаясь с ноги на ногу, пробормотал:

– Надо же. Уже и Дарвус повторяет идею Радагара о стравливании Акафарты и Падшего.

– Это заблуждение. Такие сущности не могут враждовать, иначе не были бы бессмертными. Слишком хитры для этого. Возможно, когда все армии верных Пути Истины будут разбиты, когда храмы придут в запустение, и в Каллирое не останется ни одного настоящего аделианина – тогда, быть может, эти сущности и сойдутся в схватке. Но никак не раньше.

Королева чуть вздрогнула, ощутив странный импульс, донёсшийся со стороны Северных врат.

– Что же ты такое, Акафарта? – беззвучно произнесла она. – К чему ты стремишься? Ты не владыка, тебе не нужен город. За что же ты борешься? – Сильвира опустила взгляд. – Надо созвать тайный совет, Пелей. Сразу же, как только вернётся Теламон от Северных врат.

***

(Амархтон, Северные врата)

Над болотистым лесом ползли низкие тяжёлые тучи, почти сливающиеся в этот вечерний час со стоячим туманом. Влажный тепловатый ветерок просачивался через бойницы изветшалой крепостной стены, трепал беспокойное пламя факелов у створок Северных ворот. Невзирая на все усилия морфелонских каменщиков, стена постепенно осыпалась и проседала, поддаваясь болотистой почве, которая день за днём становилась всё более зыбкой.

Впрочем, заправлявшие здесь морфелонцы и не возлагали больших надежд на крепостную стену. В том случае, если враг ворвётся в крепостные врата, он окажется на открытом пустыре, зажатый с двух сторон длинными каменными валами и высоким пирамидальным бастионом посередине. Некогда мёртвая обитель, преграждавшая путь в город, являлась ныне главной цитаделью Северных врат – морфелонцы оснастили её крепостными зубцами и крытыми галереями, прорезали бойницы и желоба для пуска круглых камней.

Глава королевской Криптии Теламон нервно морщился, осматривая пустырь. Он не любил это место: наваливались воспоминания о чёрном драконе Деймоде, которому он когда-то едва не угодил в пасть.

– Радагар, не тяни. Дело исключительной важности, королева ждёт моего отчёта, – сварливо проговорил он, нетерпеливо топчась на месте.

– Т-с-с, – прошептал в ответ старший секутор. – Слушай.

Молчали воины в казармах, молчали часовые на своих постах, и только гнилостный ветерок насвистывал в бойницы и щели.

– Я слушаю уже полчаса, но не слышу ничего, кроме скрипа этих старых изношенных ворот! Это подлинное негодяйство, в каком состоянии оставляют нам крепость морфелонцы, но это не снимает с тебя ответственности за состояние дел в гарнизоне…

– Слушай не скрипы, а шёпот того, что притаилось за воротами, – сказал Радагар чуть слышно, оборвав разгорячённую речь Теламона. – Однако, если тебе чужда наука антимагии, то вряд ли ты сможешь услышать то, что слышу я.

Теламон усмехнулся, скрывая, что уязвлён его словами.

– Может, я и не антимаг, как некоторые, но как стратег я доверяю зоркости глаза и логике ума, а не размытым и непостоянным чувствованиям. Если тебе мерещится враг за воротами, которого не видят дозорные, то почему бы тебе ни выйти и не посмотреть?.. Эй, вы там, отворите врата! – прикрикнул он и сам направился к воротам.

Радагар ничего не сказал. Он остался на месте, непреклонно наблюдая, как стражники натягивают цепи, как скрипят раздвигаемые створки…

Внезапно раздался протяжный треск. Теламон резко остановился и чуть не упал. «Берегись!» – закричал кто-то из часовых, и правая створка ворот покосилась, словно проваливалась в густую топь, затем накренилась и рухнула с оглушительным треском наружу, взметнув тучу брызг. Спустя секунду за ней загрохотала и левая створка, окатывая болотной водой стены.

На стенах раздался изумлённый вздох дозорных. Топь, ещё вчера державшаяся в сорока шагах от крепости, стояла прямо под стенами!

– Что за дрянь! – ругнулся Теламон, утирая лицо от попавших на него брызг. – Совсем всё прогнило у сонных морфелонских бездельников! Хотел бы я знать, чем занимались здесь четыре года их хвалёные каменщики, небось, только брагу нахлёстывали…

Тут начальник тайной службы осёкся и смолк. В густой мгле болотистого леса он вдруг почувствовал то, к чему прислушивался Радагар уже шесть часов подряд. И ему не нужно было обладать навыками антимагии, чтобы ощутить ту невероятную, сводящую с ума силищу, что притаилась во Мгле. Её мгновенно ощутили все: от старых бывалых рубак до юных подмастерьев. Ощутили – и затрепетали в суеверном ужасе.

Теламон бросился назад – невыносимо, невозможно оставаться на месте и глядеть туда, где раскрывает свои объятья эта могущественная, непонятная, невидимая и от этого ещё более жуткая сила.

– Что… что… что там? – мелко забормотал он, топчась возле непоколебимого, как бронзовая статуя, Радагара.

– Некроманты, – произнёс тот напряжённо-тихим голосом. – И их слуги. Толпы голодных слуг.

Челюсть Теламона мелко затряслась. Он стукнул зубами, пытаясь унять дрожь и, прежде чем вскочить на лошадь, прошептал:

– Что передать королеве?

Радагар пожал плечами не то с отважным, не то с обречённым спокойствием:

– Передай, что мы ждём подкрепления.

***

(Амархтон. Мглистый город)

В форт Первой когорты Сурка не пустили. По-походному одетый, с вещевым мешком и превосходной мельвийской секирой за плечами, сарпедонец долго стоял под воротами, мозоля глаза дозорным. Большинство воителей Морфелона не пришли проститься с приятелями-южанами. Многие испытывали стыд. Их уводили из Амархтона в час самой страшной беды, что когда-либо нависала над югом. Воины роптали, возмущались, порой негодование выливалось в грубую брань на наместника Кивея, казалось, вот-вот, и войско охватит бунт, как тогда на Площади четырёх фонтанов…

Но в этот раз всё было иначе.

– Морфелон ждёт вас, славные воители севера! Горько и прискорбно покидать наших южных собратьев в беде. Но под угрозой наш родной Морфелон. Багровые Ветры с запада несут новые беды нашей столице. Нет чести вам умирать здесь, под чужими стенами, когда беда пришла в родной дом. Народ Морфелона ждёт вас, славные воители!

Речи сарпедонских Глашатаев Войны возымели действие. Морфелонцы уходили молча, понурив головы, не оглядываясь на ставшие для них почти родными дома и башни.

Наконец Сурок дождался. Лейна появилась у ворот форта, облачённая в чёрную накидку.

– А, это ты. Зачем ты пришёл? – хмуро спросила девушка.

– Попрощаться. С тобой и Маркосом. Войско уходит в Морфелон.

– Что ж, прощай.

Сурок неловко помялся.

– Пойми, Элейна, мне приказано возвращаться со всеми. Я воин Морфелона…

– Я тебя ни в чём не виню, Севрисфей… Прости, я, наверное, сейчас похожа на равнодушную амархтонку. Просто… не могу так. Две недели прошло. А я всё не могу поверить, что Никты с нами нет… Знаешь, в день погребения, когда её опускали в могилу, я хотела закричать «Стойте! Она не мертва! Она не может умереть, она же Посвящённая!» Но потом вспомнила, что не так давно смотрела, как на том же кладбище опускают в землю тело Эфая. Не понимаю… Почему умирают самые лучшие? – Лейна резко зажмурила и разжала веки, не желая расплакаться вновь. – Если ты хотел поговорить с Маркосом, то у тебя ничего не выйдет. Он почти ни с кем не разговаривает. Мегорий освободил его от службы. Всё время он проводит в храме форта или на тренировочной площадке. Со мной он тоже ни разу не заговорил.

– Он винит себя в гибели Никтилены, – сказал Сурок.

– Да, наверное. И думает, что мы все его виним в её смерти. Я не в силах ему помочь.

Сурок понимающе закивал головой.

– Послушай, Лейна… ты разве намерена оставаться здесь? Тебя не зовёт Спящая сельва?

– Пока не окончена война за Амархтон, мой дом здесь. Что будет дальше – не знаю. Не вижу своего будущего.

– А Лесное Воинство?

– Там мне будут не рады. Старшие выступали против ухода Никты из сельвы. На неё возлагали большие надежды. Конечно, никто не станет меня осуждать в её гибели, но… На меня и так косо смотрели, когда я прибыла к ним в качестве посланницы Сильвиры. Да и не знаю, останется ли вообще Лесное Воинство после тех бедствий, которые принесут Багровые Ветры. Так что, прощай, Сурок. Не знаю, встретимся ли когда-нибудь снова, – она посмотрела ему в глаза с долей уважения и сочувствия. – Я буду молиться за тебя. Тебе первому предстоит встретиться с той ужасной напастью.

Неловкая пауза длилась довольно долго. Сурок то поджимал губы, то отводил взгляд. Чесал за ухом и шмыгал носом. То собирался уйти, то наоборот просил взглядом Лейну не уходить. Воительница чувствовала огромную недосказанность, не дававшую сарпедонцу покоя, как если бы он сейчас стоял на последнем перепутье, и от его решения зависела его дальнейшая судьба.

Она поглядела ему в глаза пытливым доверчивым взглядом.

– Ты хотел сказать мне что-то ещё, Сурок?

– Да. Я не знаю, чем мне придётся поплатиться за свои слова… – морфелонец воровато оглянулся по сторонам, и уставился в дорожную пыль. – В общем, знаешь, Лейна, мне ничего не угрожает. И Морфелону ничего не грозит. Никаких Багровых Ветров нет.

Девушка встрепенулась. В глазах её возникло недоумение, быстро перерастающее в неудержимое буйное чувство тревоги.

– Как нет? А что же тогда…

– Это миф, созданный в Сарпедоне и разносимый Глашатаями Войны. Солимы и другая нечисть – это порождения всего лишь человеческой злобы, а не Багровых Ветров. В этом ваши Старшие совершенно правы. Правда в том, что призрак Багровых Ветров – страшная навала, сулящая великие беды королевству – весьма выгоден наместнику Кивею. Это механизм его власти: собирать огромные пошлины на содержание армии и поддерживать свой образ единственного защитника Морфелона. А кроме того – безнаказанно подчинять себе народы Спящей сельвы, держать в страхе остальные провинции и не выполнять договор Священного Союза. Так что истинная причина ухода морфелонских войск – желание наместника Кивея скорейшего падения Сильвиры, – сарпедонец горько усмехнулся, покачав головой. – Советники Кивея уверены, что Сильвира отступит за Эридан и свяжет Хадамарта мелкими боями, а Морфелон тем временем будет наращивать мощь. Чтобы однажды, лет через десять, изгнать Хадамарта с юга и возродить Великую Морфелонскую Империю.

Губы плеонейки задрожали.

– И ты… ты с самого начала всё это знал?

Сурок развёл руками.

– Я сарпедонец, Лейна. Знаю то, чего не знают другие: ни вельможи в Иероне, ни твои Старшие, ни королева Сильвира.

– Зачем же ты мне теперь это говоришь?! – едва не выкрикнула девушка.

– Затем, чтобы ты… когда увидишь, что всё кончено… если Хадамарт победит… чтобы ты собрала всех, кто тебе дорог, и ушла в Морфелон. Там тихо. Там можно спокойно жить.

– Спокойно? Когда красные жрецы устроят свою империю на просторах юга! А капища Амартеоса заполнят полстраны! Как ты мог?! Почему сказал только сейчас? Ты же мог всё рассказать Сильвире – зная правду, она могла бы изменить переговоры с Радгердом, и войско морфелонцев усилило бы наши ряды!

– Ничего бы не вышло. Радгерд нашёл бы множество других поводов, чтобы вывести войско, – со вздохом ответил Сурок. – Да и потом… Я давал присягу, Лейна. Я не могу разглашать тайны Сарпедона. Я открыл её тебе, потому что хочу, чтобы ты спасла себя и тех, кто тебе дорог…

– Те, кто мне дорог, останутся здесь и будут сражаться за Амархтон! – выпалила Лейна. Волосы её растрепались, в глазах сквозь слёзы разгорелось негодование. – Можешь и дальше хранить свою тайну, но я сейчас же пойду в Аргос и расскажу всё Сильвире!

– Уже ничего не изменить. Войско во главе с Радгердом вышло из Амархтона. Ты ничего не изменишь, только погубишь меня. Когда в Сарпедоне узнают, что я раскрыл эту тайну – мне конец. Прости, не в моих силах что-либо изменить. Если бы я попытался рассказать нашим военачальникам правду о Багровых Ветрах, меня бы тут же арестовали как бунтовщика.

Девушка смотрела на него, тяжело дыша и с трудом сдерживая слёзы. Стражники форта молчаливо наблюдали со стороны. Издали им казалось, что девушка поссорилась со своим возлюбленным.

– Как я ошибалась в тебе, – прошептала Лейна наконец. – Я верила, что после всех испытаний, какие мы прошли вместе, ты изменился. Но Сарпедон проник в тебя слишком глубоко. Что ж, иди в свой мирный и спокойный Морфелон, Сурок. Гордись, какой ты верный подданный своего королевства!

– По-твоему, будет лучше, если из-за навязчивой идеи Сильвиры вместе с южанами полягут и морфелонцы? – обозлённо бросил ей в спину Сурок.

Она ответила, не оборачиваясь:

– А ты спроси у них: хотят ли они сражаться и умереть за Амархтон. Открой им правду о Багровых Ветрах и спроси. Тогда узнаешь.

– Воины воюют, мыслят стратеги. Нет никакого смысла лить реки крови, когда можно выждать несколько лет и смести всю власть Хадамарта одним ударом с севера…

– И создать Великую Морфелонскую Империю! – Лейна обернулась, и на лице её проявилось странное озарение. – Знаешь, что, Сурок. Никакой Морфелонской Империи не будет. Потому что будущее вершат такие люди, как Фосферос и Никта, а не ты и твой наместник Кивей. Такие, как Фосферос и Никта, уходят, оставляя после себя семена, которые дадут огромные всходы. Ты же всю свою жизнь будешь мелким прислужником мелких правителей. Может быть, ты добьёшься высокого положения, но никаких ростков после тебя не взойдёт. Прощай.

Ворота форта закрылись за спиной плеонейки. Два стражника долго смотрели, переглядываясь, на странного морфелонского парня с жёсткими седыми волосами, а он всё стоял как вкопанный, глядя на закрытые врата. Стоял, и кулаки его сжимались, а мышцы на лице крепли. И вдруг, резко сорвав из-за спины секиру, он с глухим звуком засадил её в ограду.

Стражники вздрогнули от неожиданности.

– Эй, ты чего-чего?! – крикнул один из стражников.

Но сарпедонец уже быстрыми шагами уходил прочь.

– Совсем умом тронулся, – вздохнул другой стражник.

– Это у них часто бывает, – проворчал первый. – Секиру-то прибери. Вещь хорошая, мельвийская, отсюда вижу.

***

Не прошло и часа после выхода из города морфелонского войска, как Мглистый город погрузился в страшную апатию. Везде, на рынках, площадях, в грязных улочках, трактирах и храмах можно было ощутить это оцепеняющее чувство тревоги перед грядущей бедой, приглушаемое отупляющим равнодушием. «Война и беда пройдёт мимо, а мы переждём» – повторяли вслед за Смотрителями Чаши Терпения добрые две трети горожан. Хадамарт, похоже, умышленно не использовал свои арсеналы устрашения – оно могло побудить жителей к активным действиям. Пока же, несмотря на то, что Восточные врата оставались открытыми, город покидали немногие. Уходили в основном пришлые торговцы и наёмные рабочие, а также семьи подданных Южного Королевства. Днями ранее ушли все морфелонские ремесленники, плотники и каменщики, а этим вечером, город покинула и полуторатысячная морфелонская рать.

В Тёмном городе царила тревога – свежи были в памяти две ночи кошмара, когда южная королева сошлась в битве с Тёмным Кругом. Но здесь, в Мглистом, всё было погружено в одурманенный покой. Если спросить у любого прохожего, страшится ли он огромной армии врага под стенами города, так тот махнёт рукой и, скривив губы, промямлит: «Мне-то что, пусть вельможи наши себе затылки чешут. Мне что Сильвира, что Хадамарт, лишь бы эта кутерьма побыстрее кончилась, а то лавочники опять цены взвинтили».

Форт Первой когорты Мегория оставался единственным местом в Мглистом городе, где царила жизнь. Подлинная, настоящая. Здесь по-настоящему тревожились, по-настоящему переживали и даже лукавили по-настоящему: чтобы ободрить, а не от скуки или из выгоды. Иные писали письма, чтобы отправить их с последним гонцом в Южный Оплот, мучительно подбирая слова: ведь, кто знает, может, завтра даймоны пойдут на приступ и времени не останется. Неграмотные, а их было подавляющее большинство, выстраивались в очередь к писцу, который по такому случаю не брал платы за свою работу. Тот, у кого оставалась в городе возлюбленная, родня или просто хорошие приятели, отпрашивался у начальства хотя бы на часок – попрощаться. Одинокие же воины угрюмо проводили время в кузнице, на тренировочной площадке или в трапезной.

Много людей проводили это время в храме форта. Воин-священник Никос исправно проводил службы, принимая людей до самого отбоя.

Марк был ныне постоянным посетителем храма в предрассветное и вечернее время. Весь остальной день он проводил на тренировочной площадке. Здесь его уже приветствовали как бывалого мечника, прося порой поделиться какими-либо секретами владения мечом. Всем было невдомёк, почему этот мрачный, угрюмый воитель, прозванный Седьмым миротворцем, почти всё своё время посвящает тренировкам. Марк отрабатывал удары мечом, прыжки, перекаты, пробовал другие виды оружия. С лёгкими деревянными мечами для дружеских поединков он состязался с другими воинами и почти всегда побеждал. Инструктор мечников сразу заприметил необычайно способного бойца. Он намеренно ставил против Марка опытных воинов, порой выставлял против него одного двух-трёх противников. Его поражало даже не то, что Седьмой миротворец побеждает с такой лёгкостью, сколько сама его манера боя. Проводя яростную, сокрушительную атаку, Марк умел остановить учебный меч у самой головы противника. Если после ударов других бойцов у людей оставались синяки, ссадины, ушибы, то удар Марка, несмотря на его неистовые атаки, всегда был мягким, не оставляя на теле ни царапины.

– Ты довольно хорош для поединков, миротворец, – сказал ему инструктор. – Но всё твоё мастерство годится для боя один на один, а не для общей свалки. Тебе не мешало бы научиться сражаться в строю – война на носу, время поединков закончилось.

– Не могу, – ответил Марк. – У меня есть один незавершённый поединок.

Один раз к нему подошёл сам Мегорий, предложив посостязаться. После нескольких секунд поединка, Марк получил по шлему, увлёкшись мощной атакой.

– Плечи расслабь. Ты слишком напряжён, слишком стремишься к победе. Это непростительно. Ты должен биться не из расчета, что бой закончится через пять секунд. Будь готов биться пять часов подряд.

Позже он отозвал Марка в сторону.

– А теперь скажи мне, приятель, что тебя мучит? Жажда мести, что ли? Мечтаешь отомстить за Никту, миротворец?

– Нет. Это не месть, – ответил Марк. – Всего лишь страх. Страх перед ответственностью за тех, кто ещё может погибнуть из-за меня.

– Маркос, Маркос, – усмехнулся Мегорий. – Никта тебе обо мне рассказывала?

– Немного. Ты любил её, да?

Молодой военачальник без всякого смущения кивнул.

– Она мне сразу приглянулась. Ещё тогда, когда я впервые увидел её – сразу после Амархтонской битвы. Я всё время знал, что нам не быть вместе, даже если случится чудо, и она меня полюбит. Но продолжал лелеять глупую мечту… Эта мечта мне придавала сил и рвения. А Никта часто о тебе рассказывала… порой я чувствовал, что начинаю ревновать! – Мегорий рассмеялся. – Эх, о чём это я хотел рассказать?.. Мне двадцать пять лет. Я не понимал, чем я так отличился в Амархтонской, что Сильвира поставила меня командовать лучшей когортой королевства. А Никта тогда сказала: «Твоя сила, Мегорий, в том, что ты совершенно не боишься ответственности. Потому твои отряды и побеждали там, где не могли справиться другие. И ведь это правда. В битве на Площади четырёх фонтанов множество вверенных мне людей погибли. А меня страшные сны не мучают. И даже никакой угнетённости не чувствую, – Мегорий хлопнул Марка по плечу. – Не бойся ответственности, Маркос. Люди, следующие за тобой, сами знают, на что идут. Ты не всесильный, и не можешь уберечь каждого, кто тебе доверен. Даже если тебе доверен всего один человек. Осознай, что ты не Спаситель, и заранее избавься от чувства вины за чужую смерть. И страх перед ответственностью исчезнет как дым.

Марк всё понимал. Но ему было проще забыться в изнурительных тренировках. Все приёмы, какие он знал, по-новому оживали в разуме, руки интуитивно отбивали удары, старые техники, оттачиваясь до мастерства, воспринимались теперь совершенно иначе. Оскал Барса, Лесной Вихрь, Тень над Водой, Слияние души и клинка, Железный Охват – пожилой инструктор диву давался, сколько всего знает этот молодой боец.

Вечером Марк подолгу пребывал в храме, изредка произнося молитвы, но чаще – просто стоял, опустившись по-рыцарски на одно колено, и молча внимал храмовой тишине, нарушаемой лишь шёпотом молитв.

– Зачем ты так изматываешь себя? – спросил его гарнизонный священник Никос. – Что за стремление подтачивает твою душу и лишает покоя?

Марк ответил прямо:

– Я хочу убить одного нелюдя.

– Убить? Ты считаешь это достойной целью аделианина?

– Он не человек. Он нелюдь.

– Не в этом суть, Маркос. Человек, нелюдь, даймон, дракон… Убить – это не цель. Это желание убежать от себя. Даже если ты добьёшься своего, это не принесёт тебе ни свободы, ни успокоения.