Текст книги "Были два друга"

Автор книги: Павел Иншаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

    – Если вы будете обижать ее, выгоню вас из дому. Смотрите за нею пуще своего глаза, чтобы она чего не сотворила над собой. Тогда мы все в тюрьме сгнием. А ты, Любка, о письме ни гу-гу. Понятно?

ВЬЮЖНОЙ НОЧЬЮ

    С неделю в доме Марьи Васильевны царил мир и тишина, никто никого не упрекал, не подкусывал, если не принимать во внимание мелкие стычки между Натальей и Любой. И Даша пришла к убеждению – люди познаются в беде. Случилось вот с нею горе, и домочадцы будто переродились. Первые дни даже не верилось, что в этот дом могут водвориться мир и тишина.

    Даша ходила молчаливая, сосредоточенная. Она не плакала, ее горе будто ушло в глубь души. Внешне она была спокойна, словно окончательно решила долго мучавший ее вопрос.

    Потом Дашу начала пугать тишина в доме. В этой тишине было что-то тревожное, непонятное. Не перед грозой ли это затишье? И она не ошиблась в предчувствии.

    Однажды Марья Васильевна, как обычно, с утра ушла на свой промысел и где-то задержалась до позднего вечера. В доме были все встревожены. В полдень испортилась погода: повалил снег, подул сильный ветер при двадцатиградусном морозе. Разыгралась метель.

    Марья Васильевна пришла домой в начале двенадцатого возбужденная, злая. Даша почувствовала – быть грозе. Снимая платок, залепленный снегом, Марья Васильевна фыркала, как разъяренная кошка.

    – Сидите в тепле! Прохлаждаетесь! Вам и горюшка мало, что мать чуть в тюрьму не упекли'

    – Ой, мама, мы тут волновались. Что только не думали, – сказала Наталья.

    – И все через вас, дармоедок бессовестных. Сидите тут на моей шее, хлеб в три горла жрете, а мне из-за вас отдувайся, дрожи за свою шкуру, – понеслась Марья Васильевна, как взноровившаяся вдруг лошадь.

    Сегодня на базаре ее задержал милиционер, отвел в милицию. Там составили акт, продержали допоздна и, взяв расписку, что она больше не будет заниматься спекуляцией, отпустили домой. За день она так нанервничалась и проголодалась, что сейчас ее всю распирало от злобы. Поворчав на дочерей, Марья Васильевна глянула на Дашу, и ей показалось, что та хмурится.

    – А ты чего губы надула? Хлеб мой жрешь и еще губы на меня дуешь! Приведешь в мой дом щенка – возись с ним, пеленки стирай. Будет тут концерты закатывать. Дом наш опозорила, стыдно людям в глаза смотреть. И еще дуется, бессовестная, – без передышки выпалила Марья Васильевна.

    У Даши от обиды сердце сжалось в комок. Закрыв ладонями лицо, она заплакала.

    – Что, правда глаза колет? Ишь, нюни распустила! Сироту казанскую из себя строит. Ты что, думаешь, у меня в доме богадельня? – все пуще свирепела мачеха.

    – Я не собираюсь сидеть на вашей шее, есть ваш хлеб. Мне обещают работу, – сквозь слезы ответила Даша.

    – Подумаешь, чувствительная какая! Королева!

    – Как вам не стыдно!

    – Пусть тебе будет стыдно! Люди проходу из-за тебя не дают. – Марья Васильевна посмотрела на дочерей. – Вот, посмотрите на эту бессовестную морду!

    Наталья только и ждала этого. На Дашу посыпались обидные ругательства. Она стояла в углу и растерянно смотрела на своих обидчиц. Глаза у нее вдруг стали сухие

    – Кто вам давал право издеваться надо мной?

    – Ах, так?! – вскрикнула Марья Васильевна – Вон из нашего дома! Чтобы и духу твоего не было!

    – И уйду! – сказала Даша, сверкая глазами.

    – Скатертью тебе дорога. Плакать не будем. – Марья Васильевна схватила с вешалки Дашино пальто, платок и швырнула к ее ногам. – На… твои наряды. – Подбежала к комоду, вытащила ящик, где были вещи падчерицы, начала швырять их на пол. – Можешь убираться. Нечего позорить мой дом, девочек моих развращать.

    Даша торопливо натянула пальто, накинув на голову платок, бросилась к двери.

    – Барахло свое забирай.

    – Пусть оно вам останется на вашу бедность, – ответила Даша и выскочила из дому, не застегнув пальто. Бушевала метель, кружа снежные вихри, тоскливо свистела в проводах, наметала сугробы. Даша несколько секунд стояла у калитки, словно раздумывая, куда ей податься, потом стремительно бросилась навстречу пурге. Будто тысячи острых иголок впились в лицо. Она бежала по направлению к железнодорожной станции, падала в сугробы, поднималась и снова мчалась вперед. Ей казалось, что она всю ночь будет бежать сквозь пургу и никогда не доберется до станции. Ветер сорвал с головы шерстяной платок. Даша поймала его и, держа в руке, продолжала свой путь. Бежать по снегу было тяжело, с каждым шагом слабели силы, ветер валил с ног. Она упала, завязла в сугробе, не в силах выбраться из него. Неожиданно пришла мысль: зачем бежать дальше?

    Куда спешить? Кому она нужна? Николай бросил, мачеха выгнала из дому.

    Лежа в сугробе, Даша коченела от холода. Сначала в пальцах рук и ног была острая колющая боль, стыли грудь, спина. Потом боль начала притупляться. Хотелось спать. И не было вокруг ни ветра, ни снега…

    Дальше все было как во сне. Кто-то поднял ее из сугроба, что-то говорил, куда-то вел. Она шла, не сопротивляясь. Не все ли равно, куда ее ведут. Ей теперь безразлично. Пришла в себя в каком-то помещении, где докрасна была раскалена железная печка. Было жарко и душно. Вокруг нее трое мужчин в черных, замасленных ватниках, женщина в шапке-ушанке и полушубке.

    – И угораздило же тебя в сугроб. Так и закоченеть можно, – говорил пожилой мужчина с серыми усами. – Иду, посвечиваю фонариком. Гляжу, лежит кто-то посреди улицы. Думал, что уже замерзла. Кто такая? Откуда? Что с тобой?

    Даша сказала, что отстала от поезда и что у нее нет денег на билет. Было стыдно за свое вранье. Но люди ей верили.

    – Пойдем к начальнику. Он устроит на первый проходящий поезд, – сказала женщина.

    – Зачем к начальнику? Сейчас придет скорый. Там моя свояченица проводницей, – сказал пожилой рабочий.

    – Ну вот и хорошо, – согласилась женщина. – Может, чайку выпьешь? Хлебец у меня мягкий, сало и огурчики соленые.

    – Спасибо. Я не хочу есть, – ответила Даша, рассматривая незнакомых людей. Это была бригада осмотрщиков поездов.

    Пожилой рабочий, который нашел Дашу в сугробе возле станции, усадил ее в вагон скорого поезда, передав на попечение свояченице. Проводница, худенькая женщина лет сорока, ввела Дашу в служебное купе, напоила горячим чаем, предложила ей верхнюю полку.

    – Ну, спи, деточка. Разбужу, когда приедем на место.

    – Спасибо, – прошептала Даша, забравшись на полку. Только сейчас она почувствовала усталость.

    Куда она едет, зачем, Даша и сама не знала. Лишь бы подальше от опостылевшего дома.

В НЕЗНАКОМОМ ГОРОДЕ

    Утром Даша сошла на станции большого незнакомого для нее города – без вещей, без денег, без надежд, удивляясь своей отчаянной решимости. Метель к утру утихла, от солнца и сверкающего снега больно глазам. Оттого что ярко светило солнце и снег был девственно чистым и оттого что Дашу в этом городе никто не знал, и на душе у нее стало светлее. Нужно как-то заново устраивать свою жизнь в этом огромном городе, где много заводов, высоких домов, людей на тротуарах, нарядных витрин и магазинов. Жить надо хотя бы ради будущего ребенка.

    Неприветливо встретил ее новый город. С завистью Даша смотрела на людей, сновавших по улицам, думая о том, что все они имеют жилье, семью, работу, и только у нее одной ничего нет.

    За день Даша побывала в нескольких учреждениях, спрашивала, не найдется ли для нее какой-нибудь работы. Но всюду, куда она ни приходила, пожимали плечами. Побывала на одном из заводов. Там в отделе кадров ей сказали, что им требуются слесари, токари, литейщики.

    И к вечеру Даша не нашла работу. Ей стало страшно. Надвигалась ночь.

    С трудом Даша добралась до вокзала, села в зале ожидания на скамью и закрыла глаза. Хорошо было в тепле. Напротив нее ужинали муж с женой, оба молодые. Перед ними на чемоданах лежали хлеб, яйца, колбаса. От голода у Даши подступила к горлу тошнота. Закрыв глаза, она думала о том, сколько человек может прожить без пищи. Кажется, долго, она тде-то читала об этом, – две-три недели. Но, боже, как это мучительно – ничего не есть день, другой.

    Утром она снова отправилась на поиски работы. Было очень холодно, пальто плохо грело, в стареньких туфлях без галош зябли ноги. Под сердцем все чаще и резче ощущались толчки.

    В полдень Даша забрела на большой машиностроительный завод. У входа в заводоуправление висел фанерный лист с объявлением о наборе рабочих различных специальностей. Зашла в отдел кадров. В небольшой комнате за столом сидела женщина лет пятидесяти со строгим, очень озабоченным лицом, она что-то искала в толстой папке. Даша стояла перед нею, ожидая, когда начальница поднимет от папки глаза. «За бумагами не видит живого человека, – подумала Даша. – Разве эта войдет в мое положение?» Вспомнились мачеха и ее дочери.

    Женщина наконец нашла какую-то бумажку, заложила папку листом отрывного календаря, и тут только заметила Дашу.

    – Ко мне? – спросила она.

    – Ищу работу.

    Женщина посмотрела на ее лицо.

    – Работу ищешь? Куда же тебе на работу! Или муж не в состоянии прокормить? Ты же ему готовишь подарок, милая, – сказала женщина.

    – Нет у меня мужа, – у Даши при мысли, что и здесь откажут в работе, перед глазами поплыли темные круги. Она нащупала рукой стул, села, прикрыла ладонью глаза.

    – Тебе плохо? – спросила женщина.

    – Да. – ответила Даша, готовая заплакать.

    – Не знаю, что с тобой делать, – замялась женщина.

    – У вас висит объявление о приеме рабочих.

    – Нам нужны квалифицированные рабочие.

    – Но там и о разнорабочих сказано.

    – Да ведь, деточка, пойми, у нас тяжелое производство, крупного машиностроения. Мужская работа.

    – Я все умею делать. Я три года работала на стройке.

    Женщина, держа под мышкой папку, стояла в нерешительности. Не хотелось отказать в работе этой черноглазой, да и брать ее на завод не было смысла. Даша склонила голову и заплакала.

    – Ну, успокойся, успокойся. На-ка водички попей.

    Стуча зубами о стакан, Даша отлила воды и, немного успокоившись, рассказала женщине, как ее выгнали из дому, как она чуть не окоченела в сугробе.

    Женщина так была растрогана бесхитростным рассказом девушки, что и сама захлюпала носом.

    – Посиди тут, милая. Пойду посоветуюсь с начальством. Может, что и придумаем, – сказала женщина и вышла.

    Даша сидела и ждала. Если и тут откажут, куда же идти дальше? Нет уж сил, ноги будто налиты чугуном. Неужели люди черствы и бесчувственны?

    Ждать пришлось долго, и Даша снова потеряла надежду.

    Наконец женщина вернулась. Лицо ее было по-прежнему сердитое и озабоченное. У Даши окончательно упало настроение.

    – Договорились. Директор дал согласие устроить тебя вахтером.

    Лицо Даши посветлело.

    – Спасибо, – сказала она.

    – Сейчас кликну Ильиничну, она сведет тебя в общежитие и столовую. Деньги-то у тебя на обед есть?

    – Нет. У меня ничего нет.

    – Тогда пиши-ка заявление насчет аванса. Я сама пойду с тобой в бухгалтерию. Завтра выйдешь в первую смену. В третьей комнате общежития есть свободная койка… Девушки там дружные. Только вот Лидия Иванова, лаборантка наша, – особа с причудами. Ты не прислушивайся к ее разглагольствованиям, – предупредила женщина.

НОВЫЕ ПОДРУГИ

    Уборщица заводоуправления Ильинична – полная женщина с добродушным лицом, чуть тронутым оспой, ввела Дашу в комнату общежития и сказала:

    – Ну вот и твое жилье.

    Даша окинула глазами комнату с двумя квадратными окнами. В ней стояло пять коек, аккуратно заправленные одеялами. На стенах коврики, вышивки. Посреди комнаты стол под белой скатертью, у стены два шифоньера. Даше бросилась в глаза чистота, порядок и уют.

    Девушка в пестром, красивом халатике читала толстую потрепанную книгу. Вторая, светловолосая в синем платье, штопала чулок. Обе они, увидев Дашу, оставили свои занятия.

    – Куда же вы дели свою пятую подружку? – поинтересовалась Ильинична.

    – Вы о Лене? Замуж вышла, – ответила светловолосая.

    Девушка, читавшая книгу, иронически усмехнулась густо накрашенными губами.

    – Ну вот, девочки, сдаю вам на руки нашу новую вахтершу. Александра Николаевна передала вам, чтобы вы не обижали ее. Так что прошу любить и жаловать. Живите тут в мире и дружбе, – сказала Ильинична и вышла из комнаты.

    Даша стояла возле двери и молча смотрела на девушек. Светловолосая подошла к ней и подала руку.

    – Вера Сухинина. Твоя кровать – вон в углу. Шифоньером будешь пользоваться вот этим, – она указала на шифоньер с зеркальной дверкой.

    – У меня и вещей нет, – призналась Даша.

    – Ничего, будут, – улыбнулась Вера. – Я работаю фрезеровщицей. – Кивнула в сторону подружки.– А это Лидия Иванова – лаборантка.

    Даша глянула на лаборантку и вспомнила предостережения Александры Николаевны. Лидии было больше двадцати лет, лицо у нее белое, привлекательное, с равным суховатым носом и чуть прищуренными желтоватыми глазами, в мочках маленьких ушей поблескивали серьги с рубиновыми камешками. Даша обратила внимание на утомленное лицо новой знакомой, на ироническую улыбку, когда та смотрела на нее. От этой улыбки стало неприятно и тревожно.

    Вера принялась расспрашивать Дашу: откуда приехала, замужем ли и где ее муж. Даша не знала, что ей говорить, ответы ее были односложными. Вера, заметив на лице новенькой смущение, оставила ее в покое, посоветовала отдохнуть. Даша очень устала, две бессонные ночи и двухдневное голодание давали себя знать. Сейчас в тепле и уюте, после обеда, ей хотелось спать. Она разобрала постель и легла. Все было, как сон. Совсем еще недавно без денег, не имея пристанища, она в отчаянии бродила по улицам незнакомого ей города и завидовала всем, кто имел работу и жилье.

    Теперь она получила работу, место в общежитии. Хорошо было лежать в чистой постели, в тепле, не думая о завтрашнем дне.

    Даша не слышала, как с работы пришли еще две обитательницы комнаты, как они шепотом говорили между собой, чтобы не разбудить новенькую. Староста комнаты Галя Смирнова, высокая, полногрудая, с очень румяным лицом и серыми глазами – крановщица литейного цеха, она же секретарь цеховой комсомольской организации, – собрала возле стола девушек и вполголоса говорила им:

    – У Даши неудачно сложилась жизнь. Мне о ней рассказала Александра Николаевна. Ее обманул какой-то хлюст. Мачеха выгнала из дому. Нам, девочки, надо сделать так, чтобы она чувствовала себя здесь, как дома. У нее скоро будет ребенок…

    Девушки кивали головами.

    – Дурочка твоя Даша, – бросила Лидия Иванова. Галя покосилась на нее.

    – А ты помалкивай. Знаем, какая ты умная. Лидия презрительно поджала губы, повела плечами:

    – А мне-то что! Ей с ребенком мучиться, не мне.

    – Так вот, девочки, мы должны помочь Даше. Для нее это сейчас главное. Договорились?

    – Договорились, – за всех ответила Вера Сухинина.

    – Ну и чтобы никаких шуток дурацких. Ей и без того тяжело,– продолжала вполголоса Галя. Посмотрела строго на лаборантку. – Слышишь, Лидка? А то ты начнешь тут… Знаю тебя.

    Лидия насмешливо скривила губы. Сквозь сон Даша слышала невнятные голоса, чьи-то легкие шаги по комнате. Кто-то засмеялся.

    – Тише. Пусть отдыхает, – явственно дошел до сознания чей-то приглушенный голос. Даша открыла глаза и увидела в комнате уже четырех девушек. Задержала взгляд на высокой, крепкого сложения девушке, которая стояла перед зеркальной дверкой шифоньера и расчесывала русые длинные волосы. Вторая – незнакомая, низенькая, возилась у раскрытого чемодана. Лидия лежала на койке, читала книгу. Вера за столом что-то писала в тетради.

    Даша закрыла глаза и с тревогой подумала, как она начнет свою новую жизнь. У нее не во что переодеться, ни полотенца, ни мыла. А когда родится ребенок, кому она будет нужна в общежитии?

    Даша поднялась с постели.

    – Добрый вечер! – сказала она

    – Ты уже встала – воскликнула Галя, закинула на спину пышные расчесанные волосы, подошла к Даше – Ну, здравствуй – Крепко, по-мужски пожала ей руку – Я староста и комсорг. С Лидой и Верой ты уже знакома. А вот эта, курносая, – Валя Серова – токарь механического цеха.

    Дашу окружили. Валя Серова обняла ее, поцеловала И Даша вдруг почувствовала себя легко и свободно в окружении новых подруг, будто жила с ними долгое время.

    –  Когда тебе в декретный? – запросто опросила Галя.

    Даша засмущалась

    – Не знаю, – чуть слышно проговорила она.

    – Ты нас не стесняйся. Нам все рассказала Александра Николаевна. У нас так заведено: один за всех, все за одного, – оживленно говорила Галя, глядя прямо в лицо Даше. Глаза у нее были серые, большие, брови густые, темные. – Если ты пришла в нашу комнату, должна соблюдать наш внутренний распорядок. Все, что потребуется для тебя на первых порах, – деньги, белье, одежда и прочее, – бери у нас. И, пожалуйста, без всяких стеснений.

    – Спасибо, девушки. Мне пока ничего не нужно,– ответила Даша.

    Она пожалела, что рассказала начальнице отдела кадров о себе. У мачехи она привыкла даже не прикасаться к вещам Натальи и Любы, чтобы избежать лишнего скандала. Там только и слышалось: «Это мое!»

    – Предупреждаю: без церемоний. Наша комната соревнуется с другими. У нас не только чистота и порядок, но и товарищество. Ты это имей в виду, – не без гордости подчеркнула Галя.

    Через два дня Галя в завкоме выхлопотала для Даши единовременное пособие. Даша купила себе платье, белье, кое-какую необходимую мелочь.

НАЧАЛО ПУТИ

    Из окна проходной виден огромный заводской двор. Налево и направо уходят вдаль длинные корпуса цехов, в пасмурное небо вздымаются трубы, распустив серые космы. Паровоз гоняет по рельсам платформы, груженные чугунными слитками, коксом, ящиками величиной с комнату. Доносятся глухие удары паровых молотов, пронзительный визг какой-то металлорежущей машины, частая дробь пневматических молотков. Над заводом стоит непрерывный гул сотен работающих станков, отчего в проходной слегка позванивают в окнах стекла

    Даша смотрит на корпуса и старается представить себе, как там работают тысячи людей, которые утром шумной рекой, как сквозь узкое отверстие в плотине, вливаются в ворота контрольной и ручейками растекаются по цехам.

    В обеденный перерыв к ней заглянула Александра Николаевна.

    – Ну как, Даша? – спросила она, улыбаясь одними глазами. И Даша опять подумала, что Александра Николаевна вовсе не такая сердитая, какой показалась ей при первом знакомстве.

    – Разве это работа?

    – Тебе эта работа теперь самая подходящая. Как в общежитии устроилась?

    – Хорошо, Александра Николаевна. Спасибо. Потом к Даше забежали Вера Сухинина и Валя Серова – обе в синих комбинезонах, чем-то похожие на игрушечных мишеек. Пощебетали минуты три и, выпалив залпом заводские новости, помчались в столовую, держась за руки Даша знала уже, что они – неразлучные подруги Вместе воспитывались в детском доме, учились в ремесленном училище, теперь работают в одном цехе, вечером учатся в школе рабочей молодежи в девятом классе. У Веры русые волосы, по-ученически заплетенные в косы, и очень яркие голубые глаза Валя – егоза и хохотунья, у нее зеленоватые, озорные, как у мальчишки, глаза, бойко вздернутый носик в крапинках веснушек, волосы слегка отливают медью Маленькая, юркая, она всегда смеется и поет. Девушки в шутку зовут ее Чижик-Пыжик.

    После обеденного перерыва к Даше зашла Лидия

    – Хочешь посмотреть наш завод? – спросила она Даша кивнула.

    Лидия сама договорилась со старшим вахтером, чтобы он отпустил Дашу.

    – Пойдем в литейный, – сказала Лидия.

    Боязливо Даша переступила порог литейного цеха. Здесь было сумрачно, душно. От вагранок и сушильных печей тянуло знойным жаром, как в летний безветренный день. В цехе стоял дробный, приглушенный стук пневматических трамбовок, шум коксовых сушилок, установленных прямо на верхних опоках.

    Послышался гудок, похожий на автомобильный Даша испуганно посмотрела вверх. Там, над головой, на шестиметровой высоте двигался огромный железный мост, соединяющий две противоположные стены В небольшой кабине сидела женщина, повязанная серым платком. Лицо ее было смуглым от копоти и пыли формовочной земли, блестели только глаза да зубы, обнаженные в улыбке. Крановщица махала кому-то рукой.

    – Это Галя, – сказала Лидия.

    В это время мостовой кран с висящим метровым крюком проплыл над головами девушек и остановился. Формовщик в темной спецовке махнул рукой. Крюк на тросе опустился к массивной опоке, захватил ее, плавно поднял многотонную форму и понес в дальний конец цеха.

    Лидия, как экскурсовод, объясняла Даше технологию изготовления формы для чугунного литья. Вдруг у вагранки грозно блеснуло пламя. Даша вскрикнула.

    – Не бойся. Сейчас будут заливать формы, – пояснила Лидия.

    Мостовой кран стоял недалеко от вагранки, из которой по желобу в железную бадью лилась слепящая глаза струя расплавленного металла, разбрасывая искры. У бадьи ходил высокий ладный парень в брезентовой робе, с темными очками на серой кепке.

    – Это жених Галины. Весной собираются пожениться. Вот глупая! – усмехнулась Лидия.

    – Почему глупая?

    – Торопится с замужеством. А ей нет еще и двадцати. Выскочит замуж, обабится…

    – Но если она любит его?

    – Ну и пусть любит. В этом – вся соль жизни. Любить не каждая умеет Влюбится, дурочка, и спешит скорее замуж, а потом локоть кусает Ну, какая, в чертях, у замужней женщины любовь?! Кастрюли, пеленки, заботы. Это уже не любовь. – Лидия презрительно сощурила глаза и безнадежно махнула рукой.

    За литейным шли механические цехи. Здесь ряд за рядом стояли токарные, строгальные, долбежные, зуборезные станки, от них в цехе было тесно Лидия что-то говорила Даше, но та почти ничего не слышала из-за шума станков.

    По цеху шел мужчина лет сорока, в синем пальто и меховой шапке. Лицо у него чисто выбрито, румяно. Даша почему-то приняла его за директора и обратила внимание на то, что он весело и приветливо улыбался ее спутнице. Посмотрела на Лидию и заметила, что у той сразу преобразилось лицо, заблестели глаза, на пухлых губах улыбка. Мужчина поздоровался с Лидией и долго не выпускал ее руку, не обращая внимания на стоявшую рядом Дашу Он был на голову выше Лидии, поэтому, разговаривая с нею, вынужден был наклоняться к ее уху. Даша отошла в сторону, остановилась возле огромного карусельного токарного станка, наблюдая за его работой, изредка бросая взгляды на Лидию. Она сразу поняла, что между Лидией и этим немолодым мужчиной какие-то особые отношения.

    – Кто это? – спросила Даша, когда Лидия подошла к ней.

    – Ведущий конструктор завода. Правда, интересный? – ответила Лидия

    – Да. Но он уже не молод, – заметила Даша.

    – Ему сорок два.

    – Семейный?

    – У него жена, двое детей.

    – Он тебе нравится?

    Лидия с иронической улыбкой посмотрела на Дашу.

    – Глупенькая ты девочка! Кому же не понравится такой красавец!

    – Но он женат.

    Лидия повела плечами, удивляясь наивности спутницы.

    – Это ничего не значит. Семья – это его личное дело.

    Дашу покоробили ее слова.

    После работы Валя и Вера, шумливые и непоседливые, переодевались, с полчаса вертелись перед зеркальной дверцей шифоньера, мешая одна другой, и бежали в школу. В комнате сразу воцарялась тишина. Галя тоже наряжалась и уходила во Дворец культуры. Иногда за нею заходил Сашка, из литейного цеха, – парень-здоровяк, с роскошным русым чубом и ласковыми глазами. Он был под стать Гале, такой же добрый, веселый.

    Лидия, придя с работы, надевала причудливой расцветки халат, переделанный из японского кимоно, доставала из чемодана книгу, удобно ложилась на койке и углублялась в чтение. Даша, коротая в общежитии долгие зимние вечера, тоже незаметно для себя читать стала очень много. Дома у нее для этого не было свободного времени.

    Исподволь Даша присматривалась к Лидии Ивановой. В этой девушке многое казалось ей непонятным. Даже книги она читала какие-то особенные: растрепанные, пожелтевшие от, времени, напечатанные еще до революции. Когда девушки просили у нее почитать книгу, Лидия отвечала:

    – Рановато вам еще.

    – Подумаешь! – сердилась Валя. – Я же знаю, что ты читаешь только про любовь.

    – Что вы понимаете в любви? Отстаньте!

    Как– то вечером Лидия заторопилась куда-то и забыла спрятать книгу. Даша взяла зачитанный до дыр томик. Это был роман «Мария Магдалина». Раскрыла на середине и начала читать. Чем-то душным и стыдным веяло с порыжевших листов.

    У девушек не водилось друг от дружки секретов. Только Лидия составляла в этом исключение. Раза два в неделю она надевала модное платье, лучшие туфли и молча исчезала куда-то. Одевалась она хорошо, у нее было много дорогих платьев, обуви и всяких безделушек. Возвращалась Лидия в общежитие рано утром, от нее пахло вином.

    Даше рассказали, что Лидия восемнадцати лет вышла замуж, а через полгода ушла от мужа и дала себе зарок никогда не обзаводиться семьей.

    В комнате верховодила Галя. До четырнадцати лет она жила в деревне, потом уехала в город, окончила там ремесленное училище, школу рабочей молодежи. Лидия побаивалась этой смелой, прямой девушки и никогда не ввязывалась с нею в спор.

    В феврале Даша пошла в декретный отпуск. Теперь у нее было много свободного времени, и она не знала, куда его девать. Привыкшая с детства к труду, она томилась от безделья, особенно в дневное время, когда подружки были на работе. Уберет комнату, помоет полы, протрет тряпкой всю мебель, глянет на часы – еще утро. Возьмет книгу, читает час, другой, пока разные мысли не уведут ее.

    Она заставляла себя не думать о Николае. Но обида была так велика, что Даша дала себе слово – вырвать его из сердца, забыть. Боль в душе жила незаживающей раной. До последнего письма она верила и надеялась, письмо убило все. Кроме обиды, сейчас она ничего не чувствовала к Николаю Другие заботы, другие тревоги встали перед нею.

    Даша со страхом думала: как она будет воспитывать ребенка, как устроит свою жизнь? Девушки советуют закончить десятый класс, обещают помощь. Даша иногда брала учебники Вали и Веры, просматривала материал. Кое-что успела забыть, но многое еще помнилось. Значит, она не такая уж тупица, как казалось ей перед тем, когда закралась мысль бросить учебу. «Осенью снова поступлю в школу», – думала Даша.

    Как– то вечером, оставшись в комнате с Лидией, Даша призналась, что она боится своего будущего.

    – Зачем же ты допустила, что у тебя будет ребенок? – спросила Лидия.

    – Но как же – убить ребенка? Лидия улыбнулась.

    – Ты хочешь быть лучше всех. С ребенком тебе будет очень тяжело.

    – Знаю, что тяжело, – тихо сказала Даша Лидия с минуту молчала, рассматривая свои ног-ти, покрытые лиловым лаком. Она была очень опрятна, тщательно следила за собой.

    – Часто матери-одиночки отдают новорожденных в детский дом, – сказала она.

    Даша почти испуганно посмотрела на нее.

    – Как же своего ребенка отдать в детский дом?! Даже волчиха детеныша никому не отдаст.

    – Зверь, Дашенька, существо неразумное, а у человека – разум. У тебя нет возможности воспитывать ребенка. Значит, о нем позаботится государство.

    – Это нечестно. Государство не обязано делать то, что должна сделать мать.

    Лидия усмехнулась и повела плечами.

    – Все это, Даша, предрассудки. Государство заинтересовано в приросте населения, особенно после такой войны. Не каждая из нас может выйти замуж. А кому нужна ты с ребенком? Подумай об этом. А ты – красивая и при желании могла бы неплохо устроить свою жизнь.

    Даша вздохнула.

    – Мне кажется, что я никогда не выйду замуж,– сказала она задумчиво.

    – И не пожалеешь, – подхватила Лидия. – Ну что хорошего находят в замужестве?! Я уже испытала на себе это счастье. – Лидия презрительно скривила губы. – У тебя нежный, ласковый характер. Но ты гордая. Трудно тебе будет замужем. Как ни говори, а жена – это рабыня мужа. Ей приходится иметь дело с такими прелестями, как кастрюли, пеленки. Надо угождать благоверному, чтобы он не обзывал тебя дармоедкой. Нет, свою свободу я ни на что не променяю. Веришь ли, меня тошнит от одного запаха кухни и пеленок.

    – Но ведь все равно рано или поздно придется иметь дело и с кухней и с пеленками, – сказала Даша.

    – Возможно, – ответила Лидия. – Но я не стремлюсь к этому счастью. И тебе не советую.

    – Послушаешь тебя и как будто возразить нечем. Я так считаю: если я люблю человека, то не буду спрашивать, за что я его люблю. Просто люблю, и все. Для меня он дороже моей жизни, ради него я не пощажу себя. С любимым брак – это не ярмо, как ты говоришь, а счастье.

    Лидия насмешливо сощурила глаза.

    – Старая мещанская мораль.

    – Не все то плохое, что старое, и не все хорошее, что новое.

    – Ты, Даша, еще девочка, хотя и собираешься стать матерью. Будет у тебя ребенок – многое поймешь.

    Этим закончился спор, каждая из них оставалась при своем мнении.

    Даша не жалела, что ушла из дому. Здесь, на заводе, она нашла свою настоящую семью, где каждый готов поделиться последним куском хлеба и поддержать в беде. Она все время чувствовала себя в неоплатном долгу перед подругами, на их заботу старалась ответить своей заботой, на ласку – лаской.

    На стене возле выключателя висел график дежурства. От него всячески отлынивала только Лидия. Когда Даша ушла в отпуск, дежурство распалось само по себе, дежурным нечего было делать, потому что в комнате всегда царили порядок и чистота. Валя часто шутила по этому поводу:

    – Девочки, вот чудо-юдо! Над нашей комнатой шефствует дед-мороз со своей внучкой Снегурочкой.

    Валя и Вера после занятий в школе часто забегали во Дворец культуры потанцевать, приходили домой веселые, раскрасневшиеся, но такие усталые, что не в состоянии были убрать в шкаф свои наряды. Платья их обычно висели на спинках кроватей, чулки и туфли валялись на полу. Галя не раз делала им замечания.

    – Утром уберем. Спать хочется, – полусонно отвечали подружки. Не успеют щекой коснуться подушки, засыпают. Утром спят до тех пор, пока Галя не разбудит их.

    – Полуночницы! На работу опоздаете. Девушки вскакивали с теплых постелей, торопливо

одевались. Не успев умыться и причесаться как следует, бежали на работу, не убрав в шифоньер платья, не заправив постелей. После работы подруги шумно вбегали в комнату, удивленными глазами смотрели на свои койки.

    – Вот чудо-юдо! – звенела Валя, поводя вправо и влево хорошеньким носиком в крапинках веснушек.