Текст книги "Были два друга"

Автор книги: Павел Иншаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

    – Ничего особенного, – тихо ответила Надя.

    – Мы сейчас попьем чаю, – сказала Даша.

    – Благодарю. Я только на минутку к вам.

    – Нет, мы вас так не отпустим. – Даша вышла из комнаты.

    – Так что ж с Василием? – спросил Николай.– Вы поссорились?

    – Хуже, Николай Емельянович. Я очень несчастна, – ответила Надя и вдруг заплакала.

    – Что с вами? Успокойтесь. Он поэтому и в Москву уехал, что вы поссорились?

    – Не знаю. Я ничего не знаю. Последнее время я перестала понимать его.

    Сквозь слезы, сбивчиво она рассказала о поведении Василия, о том, что в семье у них полный разлад и что она очень страдает.

    Николай слушал ее, нахмурив брови. Он был не столько удивлен, сколько озадачен.

    – Простите за мою откровенность, – сказала Надя, немного успокоившись. – Может, это и глупо с моей стороны посвящать вас в такие неприятные подробности. Но вы были с ним дружны. Вы хорошо влияли на него, он когда-то дорожил вашей дружбой.

    – Упустили мы человека, – сказал Николай, встал и начал ходить по комнате, сунув руки в карманы.

    – Я хотела уйти от него, – говорила Надя. – Но у нас ведь дети. Да и его жаль. Он может плохо кончить. Он стал неискренним, и это плохо прежде всего для него. А я что ж, я всегда смогу уйти от него. Обузой не буду. Сейчас он больше всего нуждается в товарищеской поддержке. Ведь он одинок, и мучается этим, только не подает виду. Нельзя же человека оставить на произвол судьбы.

    – У нас часто бывает так: человек сделал что-то чуть выше обычного, мы начинаем шуметь о нем, как о герое. Слава кружит ему голову.

    – Николай Емельянович, я хочу вернуть его на производство. Но как это сделать, не знаю. Когда он работал на заводе, был совсем другим.

    – Вы с ним говорили об этом?

    – Пыталась и не раз.

    – Если он вас любит, а в этом я не сомневаюсь…

    – Любит ли он?

    – Вы и в этом сомневаетесь?

    – Не знаю. Я решительно ничего не знаю. Мне кажется, что я скоро сойду с ума. Это очень тяжело, когда любишь человека, а он… Если бы не дети, я знала бы, как мне поступить… – Надя снова поднесла к глазам платок. – Единственное, что меня удерживает в его доме, – это дети. Но они все видят. Я, как мать, обязана заботиться о них, думать об их будущем.

    Для Николая все это было новым, чего он раньше не подозревал. Его взволновало и встревожило то, что Надя рассказала ему сейчас.

    – Мне хочется верить, что Василий перебродит и все войдет в норму, – начал он. – Не судите его жестоко, Надя, будьте великодушны и снисходительны к нему. Может, он и сам страдает от этого.

    – Вряд ли. Я так жалею, что мы ушли от родителей, а я бросила завод. – Надя поднялась, прошлась по комнате, похрустывая пальцами. – Что ж, будем надеяться на лучшее. Вы извините, что я так разоткровенничалась перед вами… – попросила она.

    Николай ходил по комнате, заложив руки в карманы. Для него было просто невероятным, что Надя страдает, что Василий изменяет ей. Если бы об этом Николаю сказал кто другой, он ни за что не поверил бы. Какую-то долю вины за печальную судьбу этой женщины он чувствовал за собой. Ведь он еще в институте замечал дурные наклонности Василия, не сумел вытравить их до конца, прошел мимо. Вот так и появляются на свет себялюбцы, зазнайки, потому что товарищи вовремя не заметят их падения, не поддержат, пройдут мимо.

    «Что же делать? – спрашивал себя Николай. – Чем я могу помочь им? Поговорить с Василием откровенно, открыть ему глаза на истину? Поможет ли это?»

    В комнату вошла Даша, неся в руках стопочку тарелок. Увидев нервно шагавшего Николая, опечаленную, с заплаканными глазами Надю, она поняла: у Тороповых в семье несчастье. Поставила на стол тарелки, подошла к Наде.

    – Что с вами?

    Надя посмотрела на нее глазами, полными страдания, припала головой к ее груди, заплакала.

    Николай посмотрел на Надю, и жалость к ней защемила ему сердце. Он молча вышел из комнаты, чтобы оставить женщин вдвоем.

    –  Мне неприятно, больно говорить об этом, – ответила Надя.

    Даша подвела ее к дивану, усадила рядом с собой.

    – Вы любите своего мужа? – спросила Даша.

    – Это теперь не имеет уже значения.

    – Нет, это как раз и имеет большое значение.

    – Я знаю, что он заблуждается. И это все потому, что человек предоставлен сам себе. Он был хорошим семьянином, преданным другом. Но с ним происходит что-то такое, чего я не могу понять до конца. Да и вряд ли он сам разбирается в этом. Мне жаль его, а как помочь ему, не знаю. – Надя нервно комкала платочек.

    – Это хорошо, что вы верите в него. – Даша помолчала. – Мой совет: не делайте поспешных выводов. – Даша имела в виду свои неудачи, когда она, разуверившись в Николае, махнула на него рукой.

    – Я вижу, что он с каждым днем все дальше уходит от меня, и я бессильна удержать его. Главное то, что делает он – противно его натуре и мне кажется, что он сам это чувствует, понимает, и все-таки делает. – Наде неприятно было говорить об этом, и она жалела, что пришла сюда просить помощи. Ведь Даша и сама многое пережила.

    Даша слушала Надю и не знала, что ей посоветовать, чем помочь ее горю, как облегчить ее страдания. Жизнь человека складывается из тысячи малых и больших мелочей. Иногда какой-то пустяк может круто повернуть жизнь.

    – Даша, вы были очень несчастны, когда ушли от мачехи?

    – Кто как понимает счастье, – ответила раздумчиво Даша. – Я не считала себя несчастливой. Временами мне было трудно. Но у меня в жизни всегда была какая-то цель. Я всегда к чему-то стремилась, впереди светил мне огонек.

    От Горбачевых Надя унесла надежду, будто впереди в ночном тумане снова блеснул ее огонек. «Права Даша, – думала она дорогой. – Поспешных выводов делать не надо. Пусть назревают события». Она верила, что Василий переживает трудный в жизни период, может быть, у него такой возраст, когда человеку на смену опрометчивой молодости приходит мудрая, расчетливая зрелость. Придет время, и все наносное будет отметено в сторону, все встанет на свои места.

В КУПЕ ВАГОНА

    Василий Иванович в мягком вагоне скорого поезда возвращался домой. Далеко позади осталась Москва, где он отлично провел больше месяца. Он с радостью вспоминал вечера в доме литераторов.

    Москва вновь пленила его бурной жизнью. Он сделал для себя вывод, что Москва – это великий ювелир, который неутомимо шлифует малые и большие таланты.

    У него созрела мысль переехать в столицу на постоянное жительство. Василий Иванович представлял, как обрадуется этому Надя, она ведь потомственная москвичка. Там ей легче будет учиться в институте.

    После столицы скучным, полусонным вспоминается родной город. Одним словом, переезд в Москву был решен окончательно. Там, и только там по-настоящему забьет родник его творчества. Там он изменит свой образ жизни, и в его семью снова вернется мир и согласие. Новые товарищи, новая среда, интересные встречи – все это так обогащает человека.

    Василий Иванович успел порядочно соскучиться по семье. Мысленно он ласкал милую, преданную и терпеливую Надю. Сколько он причинил ей боли! Да, он вел себя отвратительно. Но этого больше не повторится. Он приедет в дом совершенно другим человеком, очищенным от лжи и мерзкой грязи. По приезде домой он при первом же удобном случае честно признается Наде в своем проступке, на коленях вымолит у нее прощение. Надя отходчива, она простит его, и они снова будут жить хорошо. Только в долгой разлуке Василий Иванович понял, как он любит жену, детей и как он плохо вел себя последнее время. Он вез из столицы семье подарки, и представлял уже, как радостно встретят его дома, и был бесконечно благодарен Москве, что она освежила его. Ему было приятно чувствовать себя чистым, свежим, хорошим, как только вышедшим из бани.

    Где– то в душе жил еще образ Таси, потускневший за эти дни, утративший уже свою притягательную силу. Нет-нет да и вспомнятся прогулки по лесу, шальные Тасины ласки, вечера, проведенные с нею. Василий Иванович всячески отмахивался от этих воспоминаний, заставлял себя думать о жене. И странно, чем настойчивее он твердил себе, что с Тасей все покончено, чем упорнее он гнал ее из памяти, тем назойливее она преследовала его. В конце концов он вынужден был признаться себе, что все эти дни скучал по ней.

    «Глупости! – убеждал он себя. – У меня хватит решительности порвать с нею раз и навсегда».

    Василию Ивановичу уже надоела езда в поезде, он стал скучающе смотреть на однообразные пейзажи, проплывающие за окном вагона. Не хотелось и читать, тем более и книги ему попались скучнейшие.

    В купе с ним из самой Москвы ехала семья инженера-металлурга: муж, жена и двое детей – малолеток. Глава семьи – высокий, красивый, с круглым румяным лицом и несколько грузноватым телом. Жена – полная противоположность ему: худенькая, низенькая, плоскогрудая, с узкими покатыми плечами. Она чем-то напоминала девочку-подростка. К тому же была близорука, носила очки с толстыми стеклами. Василий Иванович удивлялся вкусу металлурга. Здоровому и красивому просто не подходила его серенькая, тщедушная, как воробьиха, супруга. И Василий Иванович видел, что между супругами жила настоящая любовь. С какой трогательной заботой ухаживал инженер за своей супругой, кутал ее одеялом, носил ей из буфета фруктовую воду, чай, всякие сладости, как нежно и преданно смотрел он ей в лицо, как ласково произносил ее имя Маша, Машук. Она в свою очередь отвечала ему той же трогательной лаской и вниманием. Дети – мальчик лет трех и девочка лет пяти, худенькая и хрупкая, как мать, были добрыми, послушными.

    Василий Иванович невольно любовался этой влюбленной четой. А ведь и он совсем недавно был таким же заботливым и любящим мужем, и люди тоже завидовали их дружной семье. Что же внесло в его семью разлад? Тася? Нет, еще до Таси у Василия Ивановича постепенно стали портиться отношения с женой.

    «Ничего, все уладится, – успокаивал он себя. – После холодных пасмурных дней снова еще теплее и ласковее засветит солнце».

    Как– то Василий Иванович разговорился с попутчиками. Инженер из министерского аппарата по своей доброй воле ехал работать главным металлургом на один из крупнейших заводов Урала. Он имел ученую степень, ряд изданных работ. Жена его была экономистом. Василию Ивановичу казалось странным решение супругов: сорваться с теплых мест и ехать в глушь.

    – Не будете жалеть, что оставили Москву? – спросил их Василий Иванович.

    – А что там жалеть? Прокуренные кабинеты, заседательскую суетню или бумажную канитель? Все это ужасно осточертело. Хочется настоящего дела. Я ведь начал с завода. Сделал некоторые усовершенствования доменных печей, выступил с рядом статей по вопросам технологии скоростных плавок. После этого меня забрали в аппарат министерства. Сколько там прекрасных специалистов! Им бы настоящее дело!

    – Но ведь вы оставили столицу. Понимаете, столицу!

    На вторые сутки семья металлурга вышла на узловой станции. Пока Василий Иванович завтракал в вагоне-ресторане, в купе поселилась новая спутница – молодая женщина в темном платье. Войдя в купе, он был приятно удивлен этому. Женщина же посмотрела на него равнодушно, на приветствие ответила больше чем сдержанно. Скользнув по ее хорошо сшитому платью, яркому плащу, изящным модельным туфелькам, сверкающим лаком, Василий Иванович вдруг подумал, что она актриса.

    Первые минуты, как обычно, ушли на то, что каждый из спутников присматривался к своему соседу. Василий Иванович обратил внимание на очень привлекательное, даже красивое лицо незнакомки: глаза большие, опушенные темными длинными ресницами, нос ровный, с резко очерченными ноздрями, что говорило о ее волевом характере и придавало лицу особенную прелесть. Темное платье шло к ее задумчивому лицу, черные волнистые волосы, падавшие на белую шею и округлые плечи, оттеняли белизну кожи. Из большой дорожной сумки она достала книгу и углубилась в чтение.

    Василий Иванович сидел чуть наискосок от нее и, охваченный непонятной внутренней радостью, смотрел на соседку. Ему было обидно, что она не обращала на него ни малейшего внимания, будто его совсем не было в купе. Глаза ее быстро бегали по строчкам книги. Иногда на уголках ее губ рождалась едва заметная улыбка или чуть приподнималась левая бровь. Книга пробуждала в ней какие-то мысли и чувства. Василию Ивановичу хотелось по лицу незнакомки узнать, что это за женщина, о чем она думает, каковы ее привычки, характер, каков ее духовный мир, есть ли у нее муж, любит ли она его? Ему почему-то казалось, что у этой женщины обязательно должна быть необыкновенно романтическая жизнь. Если бы он был ее мужем, ни за что не отпустил бы ее одну в дорогу. В такую можно влюбиться с первого взгляда. И вот сюжет для новеллы, а может быть, и для романа.

    Молодой человек встретил в поезде красивую женщину. Они познакомились и полюбили друг друга. У нее муж, у него жена, дети. Оказывается, что она не любит своего мужа, он старше ее на много лет, но занимает большой пост. На пути к счастью влюбленных тысячи преград. Они любят друг друга и страдают. Любовь в конце концов одержала победу. Сюжет романа в основном есть. Неспроста во все века женщина, конечно, красивая, была покровительницей искусства. Поэты посвящали ей свои лучшие стихи, влюбленные ваятели одухотворяли мертвый камень, живописцы на грубом холсте на века запечатлевали образы женщин.

    Выждав момент, когда она оторвала глаза от книги, он спросил, далеко ли она держит путь, и очень обрадовался, что соседка едет в его город.

    – Вы будете там работать? – спросил Василий Иванович, глядя ей в глаза.

    – Да.

    Он начал рассказывать ей о Лесогорске. Она слушала его внимательно, хоть и все время смотрела в окно.

    – Если не секрет, на какую работу вы едете к нам?

    – Я – артистка. Меня пригласили на гастроли, – ответила она.

    – Я так и предполагал. Как зовут вас?

    – Валентина Светозарова, – сказала она сдержанно и протянула ему руку. Пожать эту мягкую, маленькую душистую ручку Василию Ивановичу доставило удовольствие. Он тотчас же рассказал о себе.

    Валентина спросила, какие он написал книги.

    К великой его радости, название его книги на Светозарову произвело впечатление. С лица ее вдруг слетела маска равнодушия, оно оживилось.

    – Вы автор этой книги? – удивленно спросила она, глядя ему в лицо открытым взглядом. – Какая приятная встреча! – воскликнула она и снова протянула теперь уже обе руки. – Очень рада познакомиться. Читала вашу книгу.

    Валентина оказалась далеко не той отчужденно-холодной красавицей, какой она показалась ему в первые минуты знакомства. Она была в меру веселой, простой, умной собеседницей. С нею хотелось говорить бесконечно, и он досадовал, что надвигающаяся ночь прервет их разговор. О чем они только ни говорили, как это обычно бывает в поезде при новом знакомстве. Разговор легко переходил с одной темы на другую.

    Когда перевалило за полночь, Валентина сказала: как ни приятно вести разговор с интересным попутчиком, но пора и на отдых.

    – Я утомил вас своей болтовней? – спросил Василий Иванович.

    – Что вы! Наш разговор мне доставил большую радость, – ответила она, подарив ему улыбку.

    Чтобы не стеснять молодую женщину, он вышел в коридор вагона, на остановке долго прохаживался по перрону, дыша свежим морозным воздухом. На душе было радостно и легко, каждой клеточкой своего тела он ощущал силу молодости. Раздался свисток паровоза, и Василий Иванович вдруг почувствовал что-то тревожное, неприятное. Он подумал, что совсем недавно радовался оттого, что чувствовал себя очищенным от лжи и грязи, но вот случайно встретилась женщина, и в мыслях снова хаос.

    Василий Иванович начал уверять себя, что с ним ничего не случится, что он просто поддался обаянию этой женщины. Пройдет ночь, а утром он будет в родном городе, в семье.

    С этими мыслями он осторожно, чтобы не разбудить спутницу, вошел в купе. Две верхние полки по-прежнему оставались незанятыми. Валентина лежала, укрывшись по шею. При мягком свете матовой ночной лампочки она была еще заманчивее, еще соблазнительнее, и он невольно подумал – какое счастье иметь такую жену. Выключил ночной свет, разделся, лег в постель и сразу понял, что ему не заснуть. Он слышал ее тихое дыхание, запах духов. Она была рядом!

    Мягкий диван и подушка казались сделанными из горячего камня. Он то и дело ворочался с боку на бок.

    За ночь он страшно устал от своих раздумий, а к утру пришел к окончательному выводу, что любит Валентину и не может без нее жить. Если бы только она откликнулась на его чувства… У него хватило бы решимости сжечь все мосты…

    Забрезжило утро. Сквозь сдвинутые шторки окна в купе просачивался слабый свет. Василий Иванович стал различать ее лицо. Она спала, положив под щеку ладонь. Он смотрел на нее, не отрывая глаз. Смотрел и думал о ней так, будто знал ее уже давно.

    С каждой минутой свет все больше проникал сквозь щели в шторках, и Василий Иванович все явственнее различал черты ее лица, белизну шеи, очертание груди. Он вышел в коридор, долго стоял у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу. Это успокоило его, привело мысли в порядок. Он поднял голову и зажмурился от ярких лучей восходящего солнца.

    В вагоне уже просыпались пассажиры, проводница разносила чай. Василий Иванович, стоя у окна, выпил горячего чая, на первой же остановке вышел на перрон. Здоровый морозный воздух окончательно рассеял в голове угар от бессонной ночи.

    Он снова стоял в коридоре вагона у окна, когда за его спиной скрипнула дверь в купе. Он обернулся. Валентина вышла с полотенцем и дорожным несессером, лицо ее было розово от сна, свежо, как это морозное утро, дышало красотой и молодостью. Она улыбнулась ему.

    – Доброе утро, Василий Иванович. Как вам спалось?

    – Хорошо. А вам?

    – Чудесно! Я люблю спать в поезде. Валентина пошла по коридору легкой девичьей походкой. Василий Иванович проводил ее взглядом.

    На остановке в купе вошло два новых пассажира с толстыми портфелями и небольшими дорожными чемоданами. Василий Иванович злился, что новые спутники прервали только что начатый разговор с Валентиной. В сером костюме, свежая, благоухающая, при дневном свете она была еще прелестнее.

    Подъезжая к городу, Василий Иванович вспомнил, что забыл дать домой телеграмму.

    На вокзале он взял такси и решил сначала отвезти Валентину в гостиницу. Не доезжая до гостиницы, он увидел Тасю, смутился и отвернулся, сделав вид, что не заметил ее. Но она заметила его, об этом говорила ее улыбка, обрадованные, удивленные глаза. Встречу с нею Василий Иванович считал дурным предзнаменованием. Когда он помог Валентине выйти из автомобиля, услышал голос Таси:

    – С приездом, Василий Иванович!

    Щуря золотистые дерзкие глаза, Тася неприязненно рассматривала Валентину.

    – Здравствуйте, Таисия Львовна, – буркнул Василий Иванович, чувствуя, как у него краснеет лицо.

    Он помог Валентине снять лучший номер, сам оформил документы, проводил ее в комнату. Они условились встретиться на первом же концерте.

    После Москвы серым и неприветливым казался Василию Ивановичу родной город. Расстроенный неприятной встречей с Тасей, он, нахохлившись, смотрел из такси на прохожих, дома. Он знал, что для него теперь уже не будет радости в семье. Валентина разрушила все его планы, выветрила за одну ночь из его души все лучшее, с чем он возвращался домой.

СНОВА НАДО ЛГАТЬ

    – Надя возилась на кухне, когда в коридоре раздался звонок. Бросив кухонный нож и вытерев о фартук руки, она поспешила в коридор. Может, почтальон, наконец, принесет письмо от Василия. Прошло более месяца, как он уехал в Москву, и Надя не получила от него ни одного письма. Из комнаты выбежали Вовка и Наташа. Надя открыла дверь и ахнула от удивления.

    – Вася! – вскрикнула она обрадованно.

    Дети молча смотрели на отца, широко открыв глаза, будто не узнавали его. Он заметил это, криво усмехнулся. В этой усмешке, в глазах, в насупленных бровях мужа Надя почувствовала холодок, и радость ее сразу пропала.

    – Что, не ждали? – спросил Василий Иванович с обидой в голосе, избегая взглядов жены. Его обидело, что ни она, ни дети не бросились к нему, стоят будто испуганные его возвращением. Было такое впечатление, что он тут, в своем доме, чужой и лучше бы ему не возвращаться.

    Надя и сама не понимала, что творилось с нею, настолько она растерялась от неожиданного возвращения Василия. Верх одержало чувство радости, что после долгой разлуки муж вернулся домой. Временами ей казалось, что он навсегда покинул их, и постепенно она стала свыкаться с этой страшной мыслью. Но он снова дома, в семье. Только вот его холодные глаза, нехорошая усмешка, раздраженный голос… Надя почувствовала что-то неладное.

    – Ты не догадался известить хотя бы телеграммой, – сказала она.

    Дети по– прежнему стояли в сторонке, притихшие, даже испуганные.

    – Наташа, Вова, папа приехал! – сказала Надя, стараясь зажечь их своей радостью. Вовка надул губы, повернулся и убежал в комнату, следом за ним помчалась и Наташа, волоча по полу плюшевого мишку.

    – Ну вот! – раздосадованно сказал Василий Иванович.

    Рассерженный, хмурый, кивнув на ходу тете Варе, он вошел в кабинет. От бессонной ночи у него болела голова, и все его сейчас раздражало. Надя вошла следом за ним. Он даже не поцеловал ее.

    – Ты очень несправедлив к нам. Мы ждали тебя, мучились. Ни одного письма за столько времени. Это просто жестоко с твоей стороны, – сказала Надя сквозь слезы.

    Василий Иванович провел ладонью по ее мягким белокурым волосам, по округлым плечам. Она подняла заплаканное лицо, посмотрела на него. И Василий Иванович по ее взгляду понял: она все простила ему. В душе пробудились светлые чувства, и ему вдруг стало хорошо, радостно в своем доме, в своей семье.

    – Надя, родная, прости. – Он наклонил голову и поцеловал ее. И странно, губы ее сейчас показались пресными, безвкусными.

    – Вот и хорошо. Кто старое помянет… – говорил он потеплевшим голосом, искренне веря своим словам. Мягкий ласковый характер Нади, ее честность, чистота всегда покоряли его. И снова, в который уже раз, Василий Иванович поймал себя на мысли, что в нем живет два человека: один мелочный, подленький, лживый, другой добродушный, честный, отзывчивый.

    – Сейчас приготовлю тебе ванну. Может, перекусишь чего-нибудь? – говорила Надя. Она радовалась, что примирение состоялось просто и легко, что она простила ему все…

    – А я вам подарки привез, – сказал Василий Иванович.

    – Ты у нас умница! Устал с дороги, видно, ночь плохо спал. – Надя поднялась на носки и поцеловала его.

    С приездом мужа Надя воспрянула духом, на глазах у всех она преобразилась. После того, как Василий Иванович попросил у нее прощения, с души будто свалился тягчайший груз. Она не упрекала его за прошлое, не требовала от него клятв, она верила его порядочности, потому что любила. Она теперь будет все делать так, чтобы для него дом, семья, жена были не чем-то обыденным, привычным, а радостью, святыней. Надя понимала, что замужние женщины часто незаметно для себя опускаются, перестают следить за собой, полагая, что муж должен любить их по обязанности. Они наряжаются только тогда, когда принимают в доме гостей или идут в общество. А о муже не заботятся, дома ходят в старых платьях, в шлепанцах на босу ногу, с непричесанными волосами. Не потому ли мужчин всегда привлекают нарядные, свежие, веселые женщины, что своя жена дома неряха? И хотя Надя всегда и во всем была аккуратна, больше всего ценила опрятность и чистоту, однако наряжаться не любила. Но если Василий хочет, чтобы она модно одевалась, носила серьги, кольца, она готова и на это. Любовь делает женщину красивой, изобретательной, добродетельной, но иногда и ослепляет ее.

    Василий Иванович тоже не мог не оценить перемену в жене. Он всегда давал ей понять, что это в его вкусе, и Надя радовалась этому. Она в свою очередь замечала, что он по приезде из Москвы стал другим: не ворчал, не капризничал за обедом, не шумел на детей, когда они резвились в доме, не косился на тетю Варю.

    – Ты, деточка, цветешь, – сказала как-то тетя Варя, загадочно ухмыляясь. – Не будь только слишком доверчивой.

    – Как же можно без этого?

    – Не только можно, а должно, – подчеркнула старушка.

    Да, она верила мужу и радовалась, что он снова стал внимательным, заботливым и чутким. И если с его стороны иногда прорывалась некоторая отчужденность, холодность или сухость, Надя считала это остатком прежних их испорченных отношений. Со временем все сгладится. Она уже не спрашивала, куда он уходит по вечерам, почему иногда задерживается. Она радовалась, когда утром видела Василия за письменным столом. Прав был Николай, когда советовал не судить жестоко мужа.

    Правда, один раз Надя очень обиделась на него. Это было вскоре по приезде его из Москвы. В городе давно были вывешены афиши о предстоящих концертах эстрадной артистки Валентины Светозаровой. Надя давно никуда не ходила, и ей хотелось побывать на первом концерте. Она сказала об этом Василию Ивановичу.

    – Сегодня, Наденька, не могу. У меня срочные дела. Пойдем другой раз. Хорошо? – ответил он.

    – Хорошо. Пусть в другой раз. Только ты не задерживайся, пожалуйста, – попросила она.

    А на другой день, убирая в его кабинете, Надя на письменном столе нашла программу концерта. «Неужели он был на концерте без меня?» – встревожилась она. Но это вскоре было забыто.

    Время шло. Дни в семье Тороповых держались безоблачными, как дни установившейся весны.

    Потом Надя начала замечать, что тетя Варя как-то странно поглядывает на нее и вздыхает, что-то, видно по всему, скрывает от нее. Надя не хотела спрашивать, боясь чего-то.

    Однажды Василий Иванович задержался допоздна. Надя в своей комнате занималась. Вошла тетя Варя.

    – Все учишься? – спросила она, стоя возле двери.

    – Учусь. – Надя устало улыбнулась. Ей хотелось спать, но она решила дождаться Василия.

    – Учись, учись, деточка. Может, оно пригодится в жизни, – многозначительно проговорила тетя Варя.

    – Я давно замечаю, что вы что-то хотите сказать мне.

    Старушка пожала плечами.

    – Много будешь знать, скоро состаришься.

    – К чему это вы, тетя? – Надя вдруг насторожилась, на сердце стало неприятно, тоскливо, в голову снова хлынули мутные мысли.

    – Так просто.

    – Я не понимаю вас. Вы говорите какими-го загадками.

    – Ты, деточка, многое не понимаешь, – ответила тетя Варя. – Может, оно и к лучшему.

    Этот разговор разбудил в Наде неясные тревоги. Сейчас она, как никогда, дорожила душевным спокойствием и порядком в доме. Иногда ей казалось, что возле дома уже бродит новая беда. Надя не была суеверна, но предчувствие заставило тревожно биться сердце.

    – Что вы скрываете от меня? – спросила Надя, испуганно глядя на тетю Варю.

    – Ты веришь своему, наряжаешься ради него, а он… В груди Нади что-то оборвалось, боль железной лапой стиснула сердце.

    – Что он? – одними губами спросила она.

    – Эх, Наденька! Деток имеешь, пора вроде бы и женщиной быть. Твой-то с артисткой путается.

    У Нади расширились глаза, и вся она сразу завяла.

    – Вы что?!

    – Все судачат об этом. То с директоршей шашни водил, а теперь с певичкой. Он-то, говорят, из Москвы ее привез. – Старушка вздохнула, помолчала. – У меня и раньше не лежала душа к нему. Привыкнет собака за возом бегать, она и за санями бежит.

    – Этого не может быть, – тихо промолвила Надя. Лицо ее было бледно, губы подрагивали.

    – Ты одна только ничего не знаешь, доверчива больно. Ты и прошлый раз не верила, когда я предупреждала тебя насчет директорши. Что ж, верь ему, наряжайся, угождай, – тетя Варя обиженно поджала губы и, шаркая войлочными туфлями, вышла из комнаты.

    Надя прошлась по комнате. «Этого не может быть!» – шептала она. А внутренний голос говорил ей, что тетя Варя права. «Как это мерзко, гадко! – думала Надя. – Зачем же обманывать. Сказал бы открыто, было бы благороднее, чем каждый день лгать и лицемерить».

    Надя успела наплакаться вволю, когда в прихожей послышались осторожные шаги. Было около трех ночи. Надя быстро отерла слезы, вошла в гостиную и остановилась у двери в кабинет. Василий шел, не зажигая света. Надя вся дрожала от обиды и негодования. Когда шаги были возле нее, она включила свет. Это испугало Василия, он растерянно, виновато посмотрел на жену, стоявшую у двери. По его испуганному лицу, по виноватой и жалкой улыбке, по глазам Надя поняла все.

    – Ты не спишь? Прости. Задержался с товарищами, – сказал он, немного придя в себя.

    Надя в упор посмотрела на него с холодным презрением. Этот взгляд насторожил его.

    – Ты что? – спросил он.

    – Зачем ты лжешь? – спросила она гневно и сама удивилась своему голосу.

    – Я лгу? Ты что? Надя!

    – Как тебе не стыдно?

    Она повернулась и быстро пошла в свою комнату.

    – Наденька! – окликнул он.

    Она не обернулась. В спальню Надя не пошла, противно было встречаться с ним. Больше всего ей претила его трусость, ложь, неискренность.

    Надя то ходила по комнате, то садилась к рабочему столику, то подходила к окну и принималась нервно барабанить пальцами по стеклу. «Что же дальше делать?» – тревожил ее вопрос. Она простила ему все старые проступки, поверила, что он сам осознал свою подлость, а он остался прежним, только научился еще тоньше врать и обманывать. Дальше так продолжаться не может, у нее нет уже сил терпеть эту ложь.

    Надя ожидала, что он придет к ней объясниться. Значит, он на второй день по приезде из Москвы был на концерте Светозаровой, а ей лгал, что у него неотложные дела. А может, ничего этого нет, люди болтают небылицы? Как бы ей хотелось, чтобы он сейчас пришел к ней, рассеял ее подозрения, успокоил бы ее мятущуюся душу. Иначе что ж, окончательный разрыв на этот раз? А дети?

    Надя через стену слышала его шаги в кабинете, видно, он ходит из угла в угол. Вот стукнул стул, потом донесся скрип пружин дивана. Значит, он лег спать в кабинете и к ней не придет. Значит, все то, о чем сказала тетя Варя, – правда. Он снова обманывает ее. К горлу подступили рыдания. Покачиваясь, Надя с трудом добралась до кушетки, упала на нее. Чтобы заглушить душевную боль, она до жгучей боли кусала губы.

    В комнату вбежала испуганная тетя Варя.

    – Что с тобой, Наденька?