Текст книги "Были два друга"

Автор книги: Павел Иншаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

    «А что, если бросить все и уйти? – думал Василий. – Домой я приехал отдыхать. Николаю нужна слава, деньги, пусть он и старается».

    Василию вдруг стало жаль себя. Никому нет дела до того, что он разбился, искалечил руки, и каждое движение стоит ему нестерпимой боли. А Николай тоже хорош. Любезничает с Дашей, а о нем забыл. Он, Василий, для него просто подносчик кирпича. «Дотянуть бы до обеденного перерыва, а там – домой! Пусть Николай стяжает себе славу и завоевывает сердце Даши», – злился Василий.

    И вот, наконец, долгожданный обед. Василию никогда не казались такими вкусными хлеб и жареная рыба, как сегодня. Постепенно утихла боль в спине и ногах, только болели руки и плечи, будто ошпаренные кипятком. Никто из бригады не жаловался на усталость, не вздыхал и не охал. На лесах стоял шум, смех, веселые выкрики. Василия и тут не замечали. Только Даша в конце обеденного перерыва посмотрела на его плечи и ахнула:

    – Вы сожглись! – дотронулась кончиками пальцев к его плечу. – Больно?

    – Немного.

    – Идите в медпункт.

    – Ничего, обойдусь и так, – ответил Василий. Перед Дашей ему не хотелось показать свою слабость.

    – Геройский вы человек, – сказала Даша и, улыбаясь, посмотрела ему в глаза.

    Пришел прораб, он же парторг участка, – пожилой мужчина с русыми подстриженными усами, в парусиновом пиджаке и белой фуражке. Он сказал, что пятая бригада комсомольцев решила сегодня обогнать бригаду, где работал Николай.

    – Как бы не так!

    – Слепой сказал увидим! – зашумели в ответ рабочие.

    – Николай Емельянович, покажи-ка захаровский класс, – сказал прораб.

    Василию показалось странным, что пожилой человек величает Николая по отчеству.

    – Сделаем, Сергей Ефремович, – солидно ответил Николай. Глянул на Дашу. – Не подкачаем, а?

    Даша улыбнулась и кивнула головой.

    – Только такой уговор, Сергей Ефремович: дай нам еще одного подручного, – попросил Николай.

    Прораб глянул на Василия: в его прищуренных от солнца глазах было недоумение.

    – А твой дружок?

    – Подбился он малость. Тяжело ему с непривычки, – ответил Николай.

    Это задело самолюбие Василия, ему было совестно перед Дашей.

    – И вовсе я не подбился, – заявил он, расправив плечи.

    Прораб так распалил ребят и девушек сообщением о комсомольской бригаде, что они, не дожидаясь окончания обеденного перерыва, начали расходиться по своим местам. Василий тоже поднялся и молча побрел следом. Ноги у него были словно чужие.

    – Ну, Николай теперь загоняет нас, – весело сказала Даша.

    Николай сразу начал кладку в быстром темпе, движения его рук стали еще точнее и увереннее. Теперь он уже не перебрасывался шутками с Дашей.

    Прораб прислал Николаю новую помощницу – немолодую дородную женщину с хмурым, насупленным лицом. Работала она молча, расчетливо. Василий не мог поспеть за нею. Занемевшая было в спине и ногах боль стала донимать еще больше прежнего. Ко всему этому от солнца или напряжения разболелась голова. Пот лил в три ручья. Василий едва двигался, спотыкался на ровном месте.

    – Ты бы отдохнул маленько, паря, – участливо сказала женщина. В ее голосе Василий почуял материнскую заботу.

    – Ничего, поработаю, – ответил он, радуясь тому, что к нему проявили внимание.

    – Чего там ничего… Отдохни. Я сама управлюсь. Василий опустился на кирпичи.

    – Отдыхаете? – спросила Даша.

    Василий смущенно глянул на ее веселое лицо. Он заметил, что стена заметно выросла за день, у него посветлело на душе. Тут вот, в этом будущем корпусе какого-то цеха, вложены его труд и муки. Да, именно муки.

    – Ты бы, сынок, рубаху надел. Вишь, как плечи и руки сжег, – сказала напарница.

    Василий натянул рубашку.

«ЧТО С ТОБОЙ, СЫНОЧЕК»

    Василий обрадовался, как ребенок, услышав наконец звон рельса. Окончен первый трудовой день в жизни Василия Торопова. Изнурительным зноем, мучительной болью во всем теле, удушливой бурой пылью запомнился этот день.

    Даша выскребла из деревянного ящика остатки раствора, Николай уложил последние кирпичи, разогнул спину, вытер рукавом с лица пот и весело подмигнул Даше.

    – До двух норм все-таки дотянули.

    На усталых лицах юношей и девушек радостные улыбки.

    – Молодцы, ребятушки, – сказала напарница Василия.

    Один Василий равнодушно встретил сообщение Николая. Хотелось быстрее добраться домой и упасть на кровать.

    По дороге домой Николай говорил о том, что их звено завтра должно дать рекорд. Если бригадир и прораб обеспечат их материалом, рекорд будет. Не зря же он, Николай, учился у лучшего мастера страны. В словах друга Василию послышалось хвастовство. Что значит рекорд? Это снова день мучиться под палящими лучами солнца, калечить о кирпич руки, заливаться потом.

    – Устал я, – вздохнул он.

    – Завтра легче будет. Я поставлю тебя подавать раствор, а Даша будет помогать мне.

    Василий промолчал. Нет, с него хватит и одного дня. Труд человека должен быть светлым и радостным, а не таким, каким он выпал сегодня на его долю.

    Их обогнали девушки. Среди них Василий увидел Дашу. Теперь на ней было серое платье в полоску, на голове голубенькая косынка. Походка Даши легкая, и ни малейшей усталости, ни в лице, ни в движениях. Девушки обогнали товарищей, быстро пошли вперед, видно, торопились куда-то. Даша оглянулась, помахала рукой.

    – Славная девушка! Правда? – сказал Николай. – Хочет учиться на врача. Мачеха у нее злая. У мачехи две дочери дома сидят, а Даша работает. Не веселая у нее жизнь, а смотри, духом не падает.

    Василий с трудом добрался домой, кое-как помылся и в ожидании обеда лег в саду на топчан. Тело казалось налитым горячей ртутью, болела обожженная кожа на руках и плечах. Он чувствовал себя совершенно разбитым, опустошенным. Восемь часов, проведенных на стройке, измотали его.

    После обеда ж нему подошел Николай в новом темно-синем костюме и желтых скрипучих туфлях.

    – Пойдем в кино.

    – Куда мне в кино! Я не могу двинуть ни рукой, ни ногой, – ответил Василий.

    – Это ты погорячился.

    Василию неприятно было вспоминать о сегодняшнем дне.

    – А мы с Дашей договорились пойти в кино, – признался Николай.

    – Что ж, желаю тебе успеха, – сухо проговорил Василий.

    Николай ушел, а Василий долго лежал под деревом, смотрел, как в синем небе зажигались первые звезды, прислушивался к шороху листвы и вздыхал. Перед глазами стояло лицо Даши, ее черные ласковые глаза.

    Что такое любовь, каковы ее законы, где ее истоки? Почему она имеет над человеком почти магическую силу? Ради нее люди шли на эшафот, гибли в поединках, кончают жизнь самоубийством. Это волновало Василия давно. Ответы он старался найти в книгах. Ученые всегда слишком приземляли любовь, поэты же слишком романтизировали ее. А она, древняя, как мир, и вечно молодая, живет и будет жить.

    Утром Василий не в силах был подняться с постели.

    – Ой, боже! Что с тобой, сыночек? – встревожилась мать.

    – Ничего, мама, это пройдет.

    – Может, врача позвать?

    Николай подсел к Василию на кровать, взял его за руку, осмотрел изуродованные кирпичом ладони.

    – Я виноват, – сказал он. – Недосмотрел.

    – Вот еще! – Василий сконфузился. – На себя я сержусь.

    – А чего на себя сердиться? Работал ты жарко, увлекся работой, вот и сказалось.

    – Не говори только там… Смеяться будут.

    – Никто смеяться не будет. Мы с тобой еще рекорд дадим. Ну, мне пора идти.

    Весь день Василий провалялся в постели. Брал книгу, старался отвлечься от беспокойных мыслей, но взгляд механически бегал по строчкам, а смысл прочитанного не улавливался. Перед глазами то и дело вставали картины стройки: штабеля леса и кирпича, корпуса в лесах… Николай быстро укладывает кирпичи… Рядом с ним улыбающееся лицо Даши.

    Было стыдно за свою беспомощность. Там, на стройке, – жизнь, там люди строят новый завод, а он лежит больной и разбитый. Скорее бы кончились каникулы! Еще полтора месяца. Пожалуй, все-таки придется поработать еще. Отдохнет день-два, а там снова на стройку.

    Николай с работы пришел мрачный. Рекорд сорвался. Бригада полдня простояла без дела: не подвезли вовремя цемент. Звено Николая не выполнило норму.

    – Ну, а ты как? – опросил Николай.

    – Неважно, – ответил Василий, стараясь придать лицу страдальческое выражение.

    – А ты не валялся бы в постели. В таких случаях надо разминаться… Как задумаю что-нибудь, обязательно сорвется, – досадливо сказал Николай.

    – Всех денег не заработаешь…

    – Деньги тут ни при чем.

    – А что – слава? Николай нахмурился.

    – Хороша слава, заработанная потом и мозолями! Вчера ты сам почувствовал это.

    – А что же тогда?

    – Тебе трудно понять это.

    Василий обиженно поджал губы. Оба они сейчас были колючими, как ежи.

    – Да, забыл! Ребята передают тебе привет, – сказал Николай.

    – Спасибо.

    И на второй день Василий чувствовал себя плохо и никуда не пошел. Лежал в саду на топчане и читал книгу. Теперь и отдых для него был сладок. «На стройке, конечно, посмеиваются надо мной, – думал Василий. – Ну и пусть смеются. Я готовлюсь стать инженером, а не каменщиком».

    На третий день Василий мог бы пойти на работу, он отдохнул, поджили ушибленные места. И он начал думать: не пойти ли ему завтра на стройку? Но тут вспомнились душный зной, жесткий, режущий кожу кирпич, мучительная усталость и боль во всем теле. По спине пробежал озноб. Матери он все-таки сказал, что завтра собирается идти на работу.

    – Да ты что, опять разбиться! Никуда я тебя не пущу. И не говори! – наотрез заявила она.

    Василий обрадовался такому обороту дела. Если мать не пускает на работу, при чем же тут он. За каникулы надо кое-что прочитать. Да и отец, кажется, смирился, что он, Василий, не ходит на работу. «Буду дома помогать матери», – решил он.

    И потекли спокойные дни. С утра до вечера Василий лежал в саду с книгой в руках. Когда одолевала жара или скука, уходил на реку, в лес. Казалось, все вошло в обычную колею. Однако в душе все время жило чувство неудовлетворенности, порой неожиданно охватывала тоска. В такие часы Василий не находил себе места.

    Вечером приходил Николай, рассказывал о делах на строительстве. Василий слушал его скрепя сердце, потому что каждое упоминание о стройке воскрешало в нем пережитое. Хотелось что-нибудь услышать о Даше, но Николай никогда не упоминал о ней. Василий знал, почему Николай чуть ли не каждый вечер надевал новый костюм.

    Как– то Василий спросил у Николая:

    – Не пора ли тебе бросать работу? Надо ведь и отдохнуть.

    – Буду работать до последнего дня. А может, и задержусь на месяц. Наша бригада должна закончить главный корпус литейного цеха, – ответил Николай.

    – Думаешь, без тебя не закончат? Или хочешь заработать много денег? – спросил Василий.

    Николай ответил не сразу.

    – Деньги мне тоже не помешают. На одной стипендии жить трудно. – Он помолчал. – И на стройке к людям привык.

    Василий знал, что причиной такого настроения Николая была Даша. Василию же хотелось приехать в институт раньше, недели за две до начала занятий. Дома одолевала скука.

    – Оставайся здесь, – сказал он Николаю с усмешкой. – Мои родители привязались к тебе. Женишься на Даше…

    – Что ж, картину ты нарисовал заманчивую…

ГРОЗА

    В сердце Николая любовь к Даше вошла как-то незаметно. Когда бригадир дал ему в подручные молодую хорошенькую девушку, он с нескрываемой досадой подумал: «С этой наработаешь». Даша в свою очередь не слишком была обрадована, что бригадир послал ее к Николаю. Ребята и девушки, прослышав, что в бригаду приняли студента, злословили:

    – Посмотрим, как он будет чувствовать себя на лесах.

    Заметив на губах своей помощницы скептическую улыбку, Николай грубо спросил:

    – Чего смеешься, красавица?

    – А что, плакать прикажете? – в тон ему ответила Даша.

    – Давно на стройке работаешь?

    – Лет сто.

    – А зубы-то чего скалишь?

    – Чтобы посмотрели, какие они у меня.

    – Кусаешься?

    – Бывает…

    Полдня работали молча. Николай решил загонять свою помощницу, а вечером просить бригадира, чтобы тот дал ему расторопного паренька. Но как ни старался, Даша не отставала от него. Работала она расчетливо, сноровисто, и Николай понял – она не новичок на стройке. С губ девушки не слетала лукавая улыбка, мол, не на ту нарвался. К вечеру растаяли между ними неприязнь и недоверие.

    – Где вы научились нашему делу? – спросила Даша, заметив, что ее мастер работает по-новому, быстро и точно.

    – В ФЗО.

    Как– то Николай рассказал ей о себе. Даша в свою очередь доверчиво поведала ему о своем житье-бытье.

    Она оказалась простой, скромной и доверчивой. Жилось ей тяжело. Дома вся черная работа лежала на ее плечах. Ходила в школу и вела хозяйство, потому что мачеха после смерти Дашиного отца днями пропадала на рынке, промышляя спекуляцией. Уроки готовить было некогда, и Даша не успевала в школе. У сестер обновки к празднику, а Даша донашивала их старые платья. Учиться в школе становилось все труднее. С горем пополам окончила семь классов. Мачеха сказала, что с Даши хватит и этого, попросила соседа, чтобы тот пристроил девочку куда-нибудь на работу. Так Даша оказалась на стройке

    У нее была заветная мечта – стать врачом. В городе открылась вечерняя школа рабочей молодежи, и Даша поступила в восьмой класс. Работать и учиться было трудно. За три года Даша окончила еще два класса. Это время она работала официанткой в рабочей столовой, подручной у маляров, штукатуров, каменщиков. Весь свой заработок отдавала мачехе. Сестры тоже не окончили школу и сейчас сидели дома, ожидали женихов, ссорились от безделья. Старшая сестра Наталья была высокой и худой, с грубыми, неженскими чертами лица Младшая Люба взяла и лицом и фигуркой, но у нее с рождения левая нога была короче правой. Сестры с завистью смотрели на хорошенькую Дашу. За нею увивались ребята, а на сестер никто не хотел смотреть. Наталья и Люба возненавидели ее.

    Как– то Николай пригласил ее в кино. Ее и раньше приглашали ребята на танцы, но она сторонилась их, в кино и на танцы ходила только с подружками. В тот вечер Даша впервые очень сокрушалась, что у нее нет хорошего платья, новых туфель.

    Встретились у входа в кинотеатр. Даша стеснялась своего скромного наряда и того, что первый раз пришла в кино без подруг, да еще с парнем. Ей казалось, что все смотрят на нее с осуждением.

    После кино Николай проводил Дашу. И она забыла, что дома ждут ее злобные окрики и грубые упреки мачехи, насмешки сестер.

    Расстались они, когда на востоке занималась утренняя зорька. Даша боязливо постучала в дверь. Ей долго не открывали. Она тихонько постучала в окно. В ответ послышалось сердитое ворчание мачехи:

    – Не пущу! Ночуй под забором.

    До утра Даша просидела на ступеньках крылечка. Потом они часто встречались по вечерам в городском парке, на танцевальной площадке, в кино.

    – Принесешь вот в подоле, выгоню из дому. Сдохнешь под забором, – ворчала мачеха.

    Но ничто не могло запугать Дашу. Она любила и была счастлива. Дни летели незаметно. Днем работа рядом с любимым, вечером кино или танцы. Ночь пролетала, как мгновение. Даша вся светилась, ее не брала ни усталость, ни упреки и угрозы мачехи.

    У любви – свои законы, своя сила и чары. Молодых людей она делает красивыми и мужественными. На своих могучих крыльях она приподнимает человека над житейской обыденностью, делает его счастливым, вселяет в его душу уверенность в силах. Настоящая любовь способна из труса сделать героя.

    А бывает и наоборот. За короткое счастье человек расплачивается ценой мучений, унижений и горя.

    Любовь к Даше сотрясла Николая. Где бы он ни был, что бы ни делал – Даша была с ним неразлучно. Вечер побыть без нее, не слышать ее голоса, не видеть ее улыбки и ласковых глаз – казалось Николаю испытанием. У него не раз являлась мысль – жениться на Даше и остаться в этом городе.

    В выходной день Николай и Даша встретились у городского парка и, взявшись за руки, пошли вдоль реки. Даша впервые заметила, что за городом такие красивые места. Николай на лужайке собирал цветы, а Даша плела себе венок. Потом они пошли в лес. Приятно было идти по зеленой душистой мураве, по сухой пахнущей хвое, вдыхать запах смолы, слушать задумчивый, немного грустный шум леса. Вот так бы, плечо к плечу идти с любимым хоть на край света, туда, в туманные дали, навстречу счастью или беде. Дашу ничто не пугало, лишь бы рядом был Николай. Дома – мачеха, завистливые сестры, а здесь столько простора и радостных надежд.

    Они не заметили, как кончился день, в лесу стало вдруг сумрачно. Даша испуганно посмотрела на небо, сплошь затянутое черными тучами.

    – Гроза будет. Надо спешить домой, – сказала она.

    Они взялись за руки и побежали. Над лесом вспыхнуло голубоватое пламя молнии, и в тот же миг над вершинами сосен промчался трескучий гром, проснулся дремавший ветер, лес зашумел. С каждой минутой становилось темней и прохладнее, молнии сверкали все чаще, яростнее становились удары грома. Молния на мгновение вырвала из мрака стволы деревьев, и они в призрачном свете казались черными и страшными. Упали первые крупные капли дождя.

    До города было далеко. Пробежали еще сотню шагов, и вдруг на них обрушился ливень. Даша и Николай укрылись под кроной огромного дерева. Сверху то и дело падали крупные капли дождя, потом стали прорываться струйками, неприятно щекоча тело. Они вскоре убедились, что дерево не могло укрыть их от ливня. У Даши зябко подрагивали плечи.

    При вспышке молнии Николай заметил в стороне не то шалаш, не то копну сена. К великой их радости, это оказался шалаш, сделанный из веток и сена. Пока они в темноте на ощупь добрались до него, промокли до нитки. Уселись на свежем душистом сене, плотно прижались друг к другу.

    Над лесом бушевала гроза, а в шалаше было сухо и тепло.

    – Даша, если бы ты знала, как я люблю тебя, – шептал на ухо Николай, и взволнованный его голос оплетался с шумом дождя и ветра.

    От поцелуев у Даши кружилась голова, пылало лицо, в сердце закидала непокорная кровь. Даша будто сквозь сон слышала раскаты грома, шум ливня. Было страшно, радостно и тревожно. Сердце билось часто, в ушах все усиливался звон пульсирующей крови…

    Через час гроза ушла, раскаты грома доносились будто из-под земли, трепетные сполохи бросали голубоватые отсветы на темные разорванные тучи, медленно ворочавшиеся над лесом. Было темно. И хорошо, что темно. Как бы Даша сейчас смотрела ему в глаза. Они вышли из шалаша и молча пошли по лесу в непроглядной темноте, как бы боясь нарушить унылую тишину лесного царства. С ветвей падали на них холодные капли.

    Даша молчала. Николай держал ее за руку и чувствовал, как порой она судорожно вздрагивает.

    – Тебе холодно?

    Даша ничего не ответила. Ее молчание тревожило Николая.

    На опушке леса стало светлее, вдали сверкала золотая россыпь городских огней. Сквозь клочья иссиня-черных туч светила луна. Остановились. Николай посмотрел на Дашу. Лицо ее было смущенным, жалким.

    – Прости, Даша. Она пожала его руку.

    – Я не сержусь. Если бы я не любила… – Даша улыбнулась и пошла вперед, прямая и гордая. Николай взял ее руку с холодными, чуть подрагивающими пальцами.

    – Завтра зарегистрируемся. Я попрошу квартиру, – сказал он.

    Слово «зарегистрируемся» резало Даше слух. Какое грубое, канцелярское слово. Неужели не могли придумать что-нибудь более благозвучное?

    – Не надо этого, – ответила Даша.

    – Мне тяжело будет уезжать от тебя. Какая тут учеба, если я каждый час буду думать о тебе…

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

    Утром на работе Даша стыдилась смотреть Николаю в глаза. Вчера она храбрилась перед ним, а сегодня растерялась, струсила. Все вчерашнее поблекло в ее глазах, казалось горькой, обидной ошибкой. Притихшая и задумчивая, она привлекала к себе внимание подруг.

    – Что же ты, соловушка, не весел, что же ты головушку повесил? – спросила Нюра, насмешливо глядя на Дашу.

    – Нездоровится, – ответила Даша.

    – После чего бы это? – не унималась Нюра, не гася улыбки.

    Даша бросила на нее косой взгляд, прикусила губу и отвернулась. Сейчас ей было не до шуток.– Так хорошо начавшийся день оставил в душе боль и горечь, о нем не хотелось вспоминать. Если бы его можно было вычеркнуть из жизни. Но ничего уже не вернешь, как не повторишь прожитый день. И некуда деться ей от своих невеселых мыслей, от того стыдного и тяжкого, что осталось на душе после вчерашнего вечера.

    Даша не замечала, что вокруг было столько солнца, что день после вчерашней грозы сверкал всеми своими красками. Вдали под солнцем блестела река, а за нею в дымке, словно сквозь прозрачную голубую кисею, зеленел лес. Все померкло в глазах, на сердце– тяжесть.

    Даша посматривала на Николая, стараясь по выражению лица определить, о чем он думает, что чувствует. Почему он избегает ее взгляда? Наверное, ему тоже неловко за вчерашнее. А может быть… Даша слышала от подружек, что ребята только на словах честные, а на деле стремятся околпачить девушку. Обещает златые горы, а потом вдруг охладеет, отвернется, а то еще начнет хвастать перед товарищами своими успехами. Нет, Николай не сделает этого. Он хороший, честный. Но ведь она мало знает его. Говорят, чужая душа потемки. Почему он сегодня такой озабоченный, как чужой, не посмотрит на нее, не улыбнется, не скажет, хотя бы глазами того, что сейчас особенно нужно ей?

    Дашу тревожили мысли – как теперь станет относиться к ней Николай. И хотя она верила ему, но в душу вкрался страх потерять любимого. Она стерпит насмешки подруг, нападки мачехи и ее дочерей. Но Николай… Неужели он посмеется над ней?

    Давно не работал Николай с таким рвением, с таким жаром, как сегодня. Он и сам не знал, откуда у него столько прыти к работе. Может, потому, что решил навсегда остаться в этом городе, где родилась и выросла Даша. Ей трудно у мачехи, тяжело работать и учиться. Сегодня вечером они окончательно договорятся обо всем, а завтра он пойдет к начальнику строительства говорить о квартире. Прораб не раз предлагал ему остаться на стройке, обещал женить на лучшей дивчине, выделить молодоженам «министерскую» квартиру с одним условием, что Николай возглавит молодежную бригаду. С учебой, пожалуй, можно и подождать или перевестись на заочное отделение. Труд строителей в почете, в любом городе хватает дела, и заработки хорошие.

    Для Даши он сделает все, что только в его силах. Он чувствовал теперь ответственность за ее судьбу. Кто знает, будет ли Даша ждать, пока он закончит институт. Николай вырос без семьи и ласки родителей, жизнь не баловала его. Он чувствовал себя достаточно взрослым для того, чтобы серьезно думать о семье.

    Николай разогнул натруженную спину и посмотрел на Дашу, стоявшую перед ним с ведерком в руках.

    – Дашенька, чего ты так смотришь на меня? – опросил он, глядя ей в глаза.

    – Вовсе нет. Откуда ты взял?

    – Я все время чувствую на себе твой взгляд. У тебя глаза, как у гипнотизера.

    – Правда? Вот уж не подозревала.

    – Нет, правда, Даша. Ты способна мысли свои и чувства передавать на расстоянии. Если пойдешь в институт, обязательно учись на психотерапевта. У тебя особенные глаза.

    Шутку Николая Даша не приняла. Нахмурилась. Лицо его снова стало озабоченным и грустным.

    – Я знаю, чувствую – ты не можешь простить меня

    – Не надо об этом

    – Ты сердишься на меня?

    Она отрицательно покачала головой.

    – В девять вечера я буду ждать тебя у входа в парк.

    Она кивнула.

    Работа спорилась. После ночной грозы и ливня стояла приятная прохлада, с лесов на много километров просматривались окрестности города. И всюду, куда ни кинешь взор, строительство заводов и рабочих поселков. Здесь воздвигается индустриальный город. Через год на месте стройки будут стоять корпуса, задымят трубы, зашумят машины. Во все уголки страны поезда повезут станки. И в каждом станке будет жить частица энергии Николая Горбачева. Со временем в городе откроются техникумы и институты. Он и Даша стряхнут с тебя кирпичную пыль и сядут за учебники.

ТРЕВОГИ И СОМНЕНИЯ

    К парку Николай пришел чуть ли не за час раньше. Ходил вдоль решетчатой ограды, часто поглядывая на часы, висевшие у входа, и все думал об одном и том же: он со всей решимостью скажет Даше, что без нее он никуда не поедет, а если ехать, то вместо.

    Уже девять часов. Даши нет. Проходит еще полчаса Николай начинает нервничать. Она никогда не опаздывала. Уже десять. В чем же дело? На душе с каждой минутой все тревожнее. Ждет еще пятнадцать минут, полчаса «Пойду к ней домой. Может, что-нибудь случилось. Может, мачеха не пустила. Возьму Дашу за руку и уведу с собой», – решил Николай.

    Полный тревоги и гнетущих мыслей, он направился к ее дому. Постоял возле калитки. В доме не светилось ни одно окошко. Значит, все спят. Почему же она не пришла? Вспомнились ее печальное, задумчивое лицо, жалкая улыбка.

    Как– то Даша рассказала ему, что инженер строительного управления Федин весной сделал ей предложение. Он и теперь почти каждый день заглядывал на стройку, заходил на леса, чтобы повидать Дашу. Высокий, энергичный, с веселым мужественным лицом, он, конечно, нравился девушкам.

    Однажды Нюра при Николае вполне серьезно сказала Даше:

    – И охота тебе таскать кирпичи? На твоем месте я вышла бы замуж за Федина и жила бы барыней.

    Даша глянула на Николая и с улыбкой ответила:

    – Я и сама думала об этом.

    – Чего тут думать? Тебе в руки само валит счастье.

    Тогда Николай этому разговору не придал особого значения. Теперь же, вспомнив о нем, он содрогнулся от ревности. В душу хлынул мутный поток подозрений и сомнений. Может быть, Даша колеблется в выборе?

    Больше часа он проторчал у Дашиной калитки. Терзаемый невеселыми догадками, он медленно побрел к себе.

    Николай спал на топчане во дворе под навесом. Василий предпочитал спать в доме. Для Николая же спать под открытым небом было одно удовольствие. Беда была в том, что и спать-то последнее время приходилось урывками. Такова уж доля влюбленных.

    Заснул Николай на рассвете, когда ущербленная луна висела над западным горизонтом и в саду попискивала какая-то ранняя птичка. Но и во сне не нашел успокоения. На него навалилась большая черная кошка и начала душить. Он пытался сбросить ее с себя, силился крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь, но не было голоса. Наконец ему удалось схватить за горло злую зверюгу, и они вместе полетели в пустоту.

    Очнулся Николай на земле. Сквозь листву деревьев пробивались солнечные лучи, в саду разноголосо пели птицы.

    Николай раньше обычного ушел на работу, чтобы встретить Дашу по дороге на стройку. Минут двадцать он простоял на углу недалеко от ее дома. Когда заметил ее, выходящую из калитки, сердце его забилось часто и радостно. В пестреньком ситцевом платье и голубенькой косынке она шла, глядя перед собой чуть прищуренными глазами. Лицо ее было задумчиво. Она почти прошла мимо, не заметив его.

    – Даша! – Она вздрогнула от неожиданности, улыбнулась растерянно и грустно. У нее снова воспаленные глаза, припухшие веки. Это еще больше растревожило Николая.

    – Я ждал тебя весь вечер, – сказал он с упреком в голосе.

    Даша посмотрела ему в глаза.

    – Прости. Я не могла прийти.

    – Что-нибудь случалось?

    – Ничего особенного, – уклончиво ответила она.

    По ее вздоху, по грустным глазам Николай догадался, Даша что-то скрывает от него. Всю дорогу он настойчиво упрашивал ее, чтобы она призналась, что волнует ее, почему она такая задумчивая. Она уклонялась от прямого ответа, и это еще больше тревожило его.

    Даша не хотела признаться ему, что вчера вечером в доме был скандал. Кто-то из соседей сообщил мачехе, что в поздний час видел Дашу с молодым человеком. Даша собиралась на свидание к Николаю.

    – Куда это ты вырядилась? – спросила мачеха – Марья Васильевна, невысокая, полная, с моложавым лицом.

    – К подругам.

    – Врешь! Знаю, какие у тебя подруги.

    Даша долго молчала, хотя обида была так велика, что на глаза невольно наворачивались слезы. Ее молчание еще больше злило мачеху. Подскочив к падчерице, Марья Васильевна сорвала с ее головы косынку…

    – Никуда не пущу тебя.

    В Даше вдруг проснулась женщина, гордая и независимая.

    – Это не ваше дело, – вызывающе сказала она.

    – Ах, вот как! – протянула Марья Васильевна, уперев полные белые руки в бока. – Таскаться с парнями в ночное время! Позорить мой дом!

    Кровь хлынула к лицу Даши. Это было больнее пощечины. Немного придя в себя, она ответила:

    – Я – не девочка, и мне не нужна ваша опека.

    – Ишь, какая умная стала! А ежели щенка принесешь в дом, тогда что?

    – Ну и что ж, сама воспитаю. Я не сижу на вашей шее, не ем ваш хлеб.

    На шум из другой комнаты прибежали Наталья и Люба. Сестер давно изводила лютая зависть, не могли они смириться с тем, что за Дашей ухаживает инженер. Она дружит со студентом, о котором в газете писали и который, по мнению сестер, зарабатывает больше, чем инженер.

    Даша не раз собиралась уйти в общежитие, но ее удерживало то, что дом и все вещи принадлежали ей, как наследнице, и все в доме было дорогой памятью о родителях. Когда ее доводили до отчаяния и она начинала собирать свои вещи, чтобы уйти из дому, Марья Васильевна и сестры вдруг принимались лебезить перед нею, упрашивать, отговаривать.

    Даша была отходчивой, ее трогали ласковые слова мачехи, и она оставалась.

    Сегодня все трое принялись изводить Дашу.

    – На чертей ты ему нужна! Побалуется и уедет в Москву, а ты останешься с носом, – говорила мачеха.

    – Он такой. Я его видела. Не одну, наверное, обманул дурочку, – вторила ей Люба.

    – Инженершей захотела стать. Нужна ты ему, чумазая, – брюзжала Наталья.

    Даша стояла посреди комнаты, с ненавистью глядя на своих мучителей.

    – Что вам от меня нужно? Когда все это кончится? Сил моих больше нет, – она закрыла ладонями лицо, упала на диван и расплакалась.

    – Ишь, нюни распустила! Скоро дегтем начнут забор мазать, – не унималась Марья Васильевна.

    Даша не отвечала. Спрятав лицо и судорожно вздрагивая всем телом, она лежала на диване.

    Мачеха и сестры свирепели еще пуще, стараясь одна перед другой как можно больше уязвить самолюбие Даши. Наконец, она не выдержала, вскочила с дивана. В глазах отчаянная решимость. Сколько же можно терпеть обиды!