Текст книги "Гевара по прозвищу Че"

Автор книги: Пако Тайбо II

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 61 страниц)

Че, пробираясь через дома к передовым позициям, с которых предстояло атаковать полицейское управление, увидел людей, несших тело Ковбоя Кида. Он был глубоко удручен гибелью самого боевого, пылкого и бесстрашного из своих капитанов. «Это все равно, как если бы они убили сотню моих людей».

324

вал и возможность поражения. Поэтому он предусмотрел образ действий, позволявший сохранить значительную часть своих сил и восстановить фронт в случае необходимости.

31 декабря молодой журналист встретился с майором Гева-рой в здании Департамента общественных работ, где размещался командный пункт Повстанческой армии. Авиация Батисты продолжала налеты на город, и взрывы бомб, сбрасываемых с «Б-26», были слышны издалека.

«Кто-то из стоявших рядом показал мне Че. Это действительно был он, тощий, со спутавшимися волосами, в изодранной форме и с рукой на перевязи. Его нельзя было бы отличить от самого обычного солдата, если бы не проницательные и необыкновенно яркие глаза на этом утомленном лице».

Че находился на грани изнеможения, но ему еще предстояло разделаться с полицейским участком, стоившим революционной армии одного из ее лучших капитанов, и с казармами Леонсио Видаль, в которых засела тысяча триста человек, по-прежнему имевших огневую мощь, превышавшую возможности всех революционных сил в городе. Он также должен был уничтожить снайперов, расположившихся в «Гранд-отеле» и здании суда, и захватить казармы жандармерии, продолжавшие приковывать к себе колонну Директората.

Че готовил решающий удар, исходя из точной оценки настроения, преобладавшего среди солдат Батисты: никто из них не стремился перейти в контрнаступление. Он брал на себя огромную ответственность, четвертый день подряд бросая в сражение бойцов, которым давно уже не удавалось хоть немного поспать, которые были предельно измотаны несколькими неделями непрерывных боев и потеряли многих из своих командиров... А ведь этим бойцам постоянно приходилось иметь дело с превосходящими силами врага, располагавшего поддержкой танков.

«Я помню эпизод, продемонстрировавший, насколько велика была сила духа наших войск в те последние дни. Я отругал солдата, который спал во время боя, а тот сказал мне, что у него отобрали оружие за то, что он плохо стрелял. Со своей обычной краткостью я ответил ему: «Иди без оружия на передовую и захвати себе другую винтовку... если сможешь». Позже, в Санта-Кларе, когда я навестил раненых в центре переливания крови, умирающий человек коснулся моей руки и сказал: «Помните, командир? Вы в Ремедиосе велели мне добыть себе винтовку... так вот, я добыл ее здесь». Это был тот самый боец, который плохо стрелял. Он умер спустя несколько минут и, казалось, был счастлив оттого, что успел доказать мне свою храбрость».

Погибшего подростка звали Мигель Аргин.

В то утро бои в Санта-Кларе шли повсеместно. «Команда самоубийц», стремившаяся отомстить за своего командира и получившая подкрепление, готовила решающую атаку на полицейский участок. А там, внутри, начался разлад. Полковник Рохас застрелил одного из своих офицеров, капитана Оливеру, за то, что тот хотел сдаться. В задней стене кармелитской церкви, из которой группа повстанцев накануне выбила солдат, проделали бойницу, сквозь которую вели беспокоящий огонь по штабу. Водитель танка, попытавшийся прорваться оттуда, был поражен пулей в голову, и его тело так и осталось на месте гибели. Потери начали серьезно сказываться на настроении оборонявшихся; кроме того, они не имели возможности оказать помощь раненым. Полицейские были голодны, деморализованы и находились под постоянным обстрелом. К четырем часам дня полковник Рохас попросил о перемирии, чтобы вынести раненых. Тамайо предоставил на это два часа и намекнул, что Рохас мог бы подумать и о капитуляции. Они вели переговоры посреди улицы, но так и не достигли соглашения. Когда стрельба уже должна была возобновиться, полковник еще раз обратился к Тамайо, после чего тот в сопровождении нескольких повстанцев отправился в осажденное здание; сопровождавшие остались снаружи. Оказавшись внутри, Тамайо обратился непосредственно к полицейским, объявив им, что если они не желают больше сражаться, то им нужно всего-навсего бросить оружие на пол и по одному выходить наружу. Полицейские сразу же начали покидать управление, словно получили приказ от самого полковника Рохаса. Их оказалось триста девяносто шесть человек против ста тридцати повстанцев. Рохас в панике скрылся. Горожане, вошедшие в освобожденное полицейское управление, обнаружили в подвале орудия для пыток.

Полицейский участок оказался не единственной захваченной цитаделью. Здание администрации провинции с его сотней солдат было атаковано с фронта отрядом Альфонсо Сайаса, а с тыла – взводом Альберто Фернандеса (Пачо), которому удалось проникнуть в здание, проломив несколько стен. Появление Пачо с гранатой в руке оказалось настолько неожиданным для солдат, что те поторопились сдаться.

Капитан Асеведо со своим подразделением захватил здание суда несмотря на то, что в его обороне участвовали танки. В это время произошел очередной авиационный налет на город. Пять самолетов сбрасывали пятисотфунтовые бомбы, которые разрушали здания, словно те были сделаны из бумаги. Бомбардировщики особенно старались поразить только что захваченный суд, но в действие были пущены снятые с бронепоезда зенитные установки, и самолеты исчезли с неба над Санта-Кларой.

Затем настала очередь тюрьмы. Политические заключенные были освобождены, а уголовники в суматохе улизнули сквозь пролом в стене. Подразделения повстанцев, завершившие действия в центре города, подходили к казармам Леонсио Видаль, усиливая нажим на них. Шла помощь и к отряду Ривальты, который умудрился укрепиться в сотне ярдов от базы в районе Дель-Кон-дадо.

В самом разгаре был бой в «Гранд-отеле», где на десятом этаже засела дюжина снайперов, а также полицейские и ненавидимые всеми палачи – сотрудники военной секретной разведывательной службы. Их обстреливали из парка и зданий напротив. Группе под руководством Альберто Фернандеса Монтеса де Оки удалось поджечь «коктейлем Молотова» второй этаж гостиницы. Солдаты оказались заперты в здании: водоснабжение было отключено, запасов продовольствия у них также не было. Но они ранили нескольких мирных жителей, пытавшихся пересечь парк, добровольцев из числа горожан и все еще имели вдоволь боеприпасов. Команда во главе с юным Асеведо вступила в «соревнование по битью стекол» со снайперами Батисты. Пули партизан ложились все точнее и точнее.

В начале второй половины дня Че услышал по радио, что гарнизон Ягуахая сдался отряду Камило, который теперь получил возможность принять участие в заключительной атаке на казармы Леонсио Видаль.

Полковник Касильяс Лумпи говорил с Батистой в десять часов утра. Он сообщил диктатору о том, что город вот-вот окажется в руках мятежников и что он срочно нуждается в подкреплениях. Ему не удалось добиться от Батисты ничего, кроме фальшивых обещаний. После обращения к своим офицерам и солдатам, в котором полковник требовал от них продолжения героического сопротивления, Касильяс Лумпи облачился в штатское платье, надел соломенную шляпу и, объяснив, что отправляется в инспекционную поездку по провинции, сбежал из казарм вместе со своим начальником штаба Фернандесом Суэро.

Теперь у войск Батисты осталось только три вооруженных анклава: «Гранд-отель», штаб 31-го эскадрона и казармы Леонсио Видаль. Че знал, что вот-вот должно начаться заключительное наступление на Сантьяго-де-Куба и что поэтому он обязан немедленно уничтожить эти три очага сопротивления. Заканчивался 1958 год.

22. Первый день революции.

В самые первые часы 1 января 1959 года – в 3.15 ночи, если указать точнее – с аэродрома военной базы «Колумбия» в предместьях Гаваны вылетели четыре пассажирских самолета «Аэровиас-Q». Перед тем как взобраться по трапу в первый из них, Фульхенсио Батиста сказал генералу Эулогио Кантильо, что возлагает на него ответственность за страну, за положение в ней, и наговорил еще много тому подобной ерунды. После этого диктатор взмыл в небеса. Батиста предполагал укрыться в Майами, но его спутники изменили маршрут, и в результате авиакараван приземлился в Санто-Доминго; Батиста прибыл в гости к другому кровожадному диктатору, Леонидасу Трухильо. Газеты Гаваны поместили телеграфное сообщение «Ассошиэйтед Пресс» о том, что «правительственные отряды при поддержке танков и авиации разбили отряды мятежников в предместьях Санта-Кла-ры и отбросили их вспять, в восточную часть провинции Лас-Вильяс».

В Сайта-Кларе день только-только разгорался, когда жандармы в штабе 31-го эскадрона прекратили стрельбу. Виктор Дреке осторожно подошел поближе. Из окна размахивали белым флагом. Роландо Кубела, вернувшийся к своим бойцам после кратковременного визита в госпиталь, только что получил краткую записку от Че: «Роландо. Требуй безоговорочной сдачи. Я поддержу тебя любыми необходимыми фарсами. Поздравляю. Че». 31 -и эскадрон наконец-то сдался. Слух о том, что Батиста сбежал, молниеносно распространился среди солдат, понявших, что их предали. Повстанцы в изумлении смотрели друг на друга. Было ли это настроение повсеместным? Капитан Мильян, командир сдавшегося подразделения, с разрешения Директората связался по радио с казармами Леонсио Видаль; офицер оттуда в ответ осыпал его оскорблениями. Гражданское население ринулось на улицы и в полном восторге взирало на побежденных солдат, стоявших перед казармами, стены которых были густо испещрены сотнями пулевых отверстий. Пленников отвели к Че, в штаб повстанческих войск.

«Гранд-отель» тоже должен был вот-вот сдаться. Снайперы, отрезанные на десятом этаже, вынуждены были пить кофе из пепельниц и грабить бар. Капитан Альфонсо Сайас подогнал на площадь перед гостиницей танк и разнес вдребезги пару окон. Вверх по лестнице бросились бойцы Альберто Фернандеса Мон-теса де Оки, и снайперы сдались. Дюжина полицейских, тайных агентов и мастеров пыточных дел вышла с поднятыми руками, осыпаемая ругательствами.

Теперь оставались только казармы Леонсио Видаль. После бегства Касильяса Лумпи и Фернандеса Суэро гарнизон возглавил полковник Кандидо Эрнандес. Лейтенант Уго дель Рио, использовав рацию из патрульного автомобиля, захваченного у полицейского штаба, вошел в контакт с полком. Офицер, ответивший по радио, потребовал перемирия. Дель Рио ответил, что на этот вопрос может ответить только Че, но согласился разыскать его, чтобы сообщить о просьбе осажденных. Он нашел Че в штабе колонны, где тот беседовал с картографом Антонио Нуньесом Хименесом и доктором Адольфо Родригесом де ла Вегой. Че вместе с доктором пошел к патрульному автомобилю; снова связались по радио с осажденным полком. Че согласился отправить Нуньеса Хименеса и Родригеса де ла Вегудля переговоров с полковником Эрнандесом. Тот почти сразу же потребовал перемирия на неопределенный срок, на что эмиссары ответили, что единственный приемлемый для них вариант – это безоговорочная капитуляция. Полковник Эрнандес сказал в разговоре, что в бою погибли его брат и сын, что он уже полностью выполнил свои обязанности перед страной и теперь поручает принять решение своему заместителю Фернандесу и старшим офицерам. Фернандес потребовал переговоров с Че.

Перед самым началом второго раунда переговоров радиоприемник казарм Леонсио Видаль принял обращение главного штаба вооруженных сил из Гаваны. Говорил генерал Кантильо.

«Новости поступали совершенно исключительной важности, но при этом были противоречивыми. Батиста рано утром сбежал из страны, и все командование вооруженными силами полностью нарушилось. Наши два делегата установили по радио контакт с Кантильо, передав ему предложение сдаться, но тот ответил, что не может его принять, поскольку оно звучит как ультиматум, и что он занял пост командующего вооруженными силами согласно строгому приказу самого Фиделя Кастро».

Эрнандес попросил Нуньеса и Родригеса переговорить с Кантильо, который предложил им перемирие. Они повторили, что речь может идти только о безоговорочной капитуляции. Кантильо попытался обмануть их, сказав, что по распоряжению Фиделя Кастро сформировал временное правительство и потому не может при таких условиях сдать казармы. Беседа закончилась оскорблениями.

За несколько часов до того, в полвосьмого утра, в здании управления сахарным заводом «Америка» Фидель Кастро подошел к двери, чтобы выпить чашку кофе на свежем воздухе. Он ругал про себя безответственных повстанцев, которые бездумно тратили и без того скудные боеприпасы, стреляя в воздух в честь наступления Нового года. Удивительные новости по поводу бегства Батисты, переданные по «Радио ребельде», привели Фиделя в бешенство – диктатор скрылся, и все происходящее мерзко пахло государственным переворотом. Он велел собрать своих капитанов, чтобы немедленно выйти в поход на Сантьяго.

Новости подтвердились. Новым президентом был объявлен судья Верховного суда Карлос Пьедра. Кантильо, получавший в американском посольстве советы по поводу того, как проще справиться с революцией, стал главнокомандующим вооруженными силами.

Фидель приколол лист бумаги к платяному шкафу и написал: «Революция – да, военный переворот – нет». Затем он написал призыв к всеобщей забастовке, сел в джип и поехал на «Радио ребельде», чтобы сделать запись обращения. Оно вышло в эфир в десять часов утра, а позднее было передано множеством радиостанций не только Кубы, но и других стран Латинской Америки.

Че услышал обращение Фиделя почти в то же самое время, когда получил самую последнюю информацию из осажденных казарм.

«Мы немедленно вошли в контакт с Фиделем, передав ему новости, но сообщили при этом и наше мнение относительно замыслов Кантильо, которое полностью совпадало с его мыслями. Позволить создать военную хунту значило потерять все достижения и перспективы революции, заставив ее вести переговоры с остатками диктатуры».

Полковник Эрнандес настаивал на разговоре с Че. Нуньес и Родригес отправились вместе с ним. Че очень резко говорил с новым командиром полка. Как вспоминали присутствовавшие, он сказал следующее:

«Послушайте, полковник, мои люди уже обсудили этот вопрос с высшим командованием. Вы можете выбирать между безоговорочной сдачей или обстрелом, но настоящим обстрелом, без всякой пощады. Весь город уже в наших руках. В 12.30 я отдам приказ возобновить атаку с использованием всех наших сил. Мы захватим казармы любой ценой. Ответственность за кровопролитие ляжет на вас. Кроме того, вы должны знать, что существует возможность военного вмешательства американского правительства в события на Кубе; если это произойдет, то ваше преступление станет еще более тяжким, так как это будет означать вашу поддержку иностранного захватчика. В таком случае единственной возможностью которая останется у меня будет дать вам пистолет, чтобы совершить самоубийство, так как вы будете виновны в измене Кубе».

Эрнандес возвратился, чтобы обсудить условия со своими офицерами. А солдаты тем временем уже начинали покидать свои посты и брататься с мятежниками. Военные колебались. За несколько минут до назначенного времени, когда повстанцы уже зарядили винтовки и изготовились стрелять, осажденные согласились капитулировать на следующих условиях: они получают возможность без оружия покинуть казармы и отправиться в Гавану через Кайбарьен. Те, кто был виновен в насилии против населения, будут исключены из соглашения.

Пока за стенами казармы шли переговоры, солдаты за десять минут до окончания перемирия начали по собственной инициативе бросать оружие и выходить к передовой линии повстанцев. Это случилось в 12 часов 20 минут дня 1 января 1959 года. Казармы капитулировали без единого выстрела.

На фотографиях запечатлены жители Санта-Клары, в изумлении рассматривающие разбитые вагоны и массу искореженного железа, в которую превратился бронепоезд; победители-повстанцы перед неподвижными танками; бородатые молодые партизаны, «барбудос», на фоне рябых от следов пуль стен притихших казарм; кучка разоруженных солдат Батисты, окружившая молодого повстанца, который что-то вещает им; Че, дающий указания, стоя около танка; он поддерживает загипсованную левую руку правой. Из-под берета с кокардой в виде пересекающихся мечей смотрят остекленевшие от усталости глаза, с губ, искривленных улыбкой, свободно свешивается сигара.

Фидель объявил о переходе в решительное наступление в нескольких коммюнике, переданных одно вслед за другим по «Радио ребельде». В них он потребовал капитуляции гарнизона Сантьяго и приказал Че и Камило Сьенфуэгосу выйти в наступление на Гавану. Че должен был взять крепость Ла-Кабанья, а Камило – цитадель Батисты, военную базу Колумбия. Колонне Виктора Моры было поручено захватить города Гуантанамо, Ольгин и Виктория-де-лас-Тунас. Всеобщая забастовка в Сантьяго была назначена на три часа дня.

Энрике Ольтуски, региональный координатор Движения 26 июля, который, преодолевая множество неприятностей, непрерывно метался по стране, привез Че письмо от Фиделя в самый разгар уличных торжеств. Он нашел Че на его командном пункте в департаменте общественных работ.

«Че стоял передо мною за большим бюро. Одна рука у него была перевязана и висела на повязке из черной тряпки. Мы кратко поздравили друг друга. Че сделал мне знак подождать, пока он даст указания одному из повстанцев, который, слишком еще молодой для бороды, отпустил длинные волосы.

Комната была маленькой, а все окна закрыты. Мне понемногу стало жарко. Затем я почувствовал резкий, неприятный запах тела Че. Время тянулось очень медленно. Я вытащил письмо Фиделя из-под подкладки своих штанов; это был приказ выступить на Гавану. Наконец повстанец ушел, и я вручил бумагу Че.

Закончив читать, он повернулся к окну и посмотрел наружу:

– Да, я уже знаю. Мы отправимся через несколько часов.

– Но каким образом?

– Мы сумели связаться с Фиделем по радио.

Я почувствовал себя чрезвычайно обиженным...

Он уже назначил гражданского губернатора области, пояснив, что желал бы поручить эту обязанность человеку из своей колонны (это был капитан Каликсто Мора-лес), хотя основной причиной было политическое недоверие, которое Че постоянно испытывал к нам, представителям Равнины».

Тем временем, как только в Гаване разошлись новости о том, что Батиста бежал из страны, студенты начали собираться в университет, и на университетском холме развернулись знамена Д26. Население переполняло улицы. Под шумок начался грабеж гостиниц и казино в Билтморе и на Севилья-пласа. Дружинники Д26 заняли редакции газет, сочувствовавших Батисте. Полицейские обстреливали из пулеметов различные районы города. Политические заключенные, содержавшиеся в тюрьме Принсипе, были освобождены. Группа «Ресистенсиа Сивика» («Гражданское сопротивление») заняла радиостанцию СМК. Посреди всеобщей неразберихи представители городских организаций Д26 и Второго фронта взялись за заполнение чреватого неприятностями вакуума власти – ведь в казармах все еще находились тысячи солдат Батисты, руками которых можно было достаточно оперативно установить режим военной диктатуры. Несколько полицейских участков оказались покинуты личным составом, лишь в нескольких предместьях время от времени вспыхивала стрельба по все увеличивавшимся толпам, заполнявшим улицы.

В два часа дня посол США Эрл Т. Смит в сопровождении всего дипломатического корпуса встретился с генералом Канти-льо (а не с президентом Пьедрой: дипломаты не питали никаких иллюзий по поводу носителя реальной власти). Соединенные Штаты искали пути, благодаря которым после бегства диктатора удалось бы, во-первых, избежать оказания поддержки Фиделю и Д26, во-вторых, удалить с политической сцены силы, лояльные к Батисте, и, в-третьих, поддержать видимость своего нейтралитета. Осуществить переворот должны были «честные военные» – группа, возглавлявшаяся полковником Рамоном Баркином и Борбонетом, которые уже некоторое время тому назад организовали заговор с целью свержения Батисты. Они находились в тюрьме, но Кантильо уступил давлению американцев и в семь часов вечера того же дня освободил из заключения на острове Пинос ряд офицеров, а также одного из лидеров Д26 Армандо Харта.

Народ находился на улицах. Вся Санта-Клара была охвачена шумными уличными гуляньями, и в центре внимания толп находились повстанцы. Главными занятиями освобожденного города в этот день были пение и танцы, но за победителями сохранялась и обязанность формировать расстрельные команды для казни захваченных палачей.

Ольтуски вспоминал:

«Новость о том, что армия диктатуры сдалась, распространилась по всему городу, и тысячи людей столпились вокруг здания, в котором мы находились. Они знали, что там был Че, и никто не хотел пропустить возможность увидеть его. Мы были вынуждены поставить охрану у входа, чтобы удержать охваченные бурными чувствами массы народа.

На верхнем этаже была устроена импровизированная тюрьма для военных преступников, принадлежавших к репрессивным органам; их одного за другим раскрывали и ловили жители».

В различных источниках приводятся противоречивые сведения об именах и количестве, но не подлежит сомнению, что в первые же часы после освобождения Санта-Клары Че подписал смертные приговоры нескольким полицейским Батисты, которые, по словам жителей, являлись мучителями и насильниками. В их числе были пленные снайперы из «Гранд-отеля» и Касильяс Лумпи, схваченный людьми Виктора Бордона при попытке выбраться из города. «Я сделал не больше и не меньше, чем требовала ситуация – то есть подписал смертные приговоры этим двенадцати убийцам за то, что они совершали преступления против народа, а не против нас». Приговоренный к смерти Касильяс не был казнен; он погиб в борьбе с одним из конвойных солдат, сопровождавших его к месту казни. Фотография Касильяса в рубашке с короткими рукавами, пытающегося вырвать винтовку из рук конвойного солдата, вскоре обойдет весь мир. Полицейский начальник Корнелио Рохас, арестованный в Кайбарьене при попытке скрыться, был расстрелян спустя один-два дня.

В то время как Че и бойцы Директората полностью контролировали ситуацию в Сайта-Кларе и не выпускали из своих рук захваченного оружия, жители Гаваны стремились как можно скорее осуществить недоступное в течение многих лет правосудие и отомстить угнетателям и их пособникам. Своего рода обоснованный и выборочный вандализм продемонстрировали толпы, напавшие на бензоколонки, принадлежащие компании «Шелл», которая, как считалось, сотрудничала с Батистой, предоставляя ему танки. Разрушали казино, принадлежавшие американской мафии и преступному миру, поддерживавшему Батисту, ломали на стоянках автомобилей счетчики оплачиваемого времени, при помощи которых власти выкачивали деньги из всех и каждого, громили дома ведущих соратников диктатора. (Так, в доме Муха-ля выбросили из окна даже кондиционер.) Репрессивный аппарат диктатуры ни в коей мере не контролировал события; наоборот, он развалился вторым по счету в ходе массового бегства кадров Батисты. Ни Кантильо, ни Баркин не были в состоянии заполнить образовавшееся безвластие, так как революционные силы отказались вступить с ними в переговоры. Телевизионные студии были захвачены, в эфире шло спонтанное расследование преступлений приказавшего наконец-то долго жить режима Батисты, и бесчисленные свидетели давали показания об ужасах недавнего прошлого.

Капитуляция Сантьяго произошла в девять часов вечера. Фидель вступил в столицу провинции Орьенте. Судья Мануэль Ур-рутия принес присягу в качестве президента страны. Фидель объявил о начале своего похода на Гавану и повторил призыв к революционной забастовке. «Радио ребельде» объявило о введении «сухого закона» в занятых революционерами городах.

Че в Сайта-Кларе приступил к переформированию отдельных взводов своей колонны. Были вызваны отряды Виктора Бор-Дона и Рамиро Вальдеса. Автомобили с громкоговорителями разъезжали по улицам, объявляя, что партизаны должны срочно вернуться в свои подразделения. Че узнал, что некоторые из бойцов присвоили себе автомобили, брошенные на улицах беглыми сторонниками Батисты, и гневно приказал немедленно сдать ключи. «Они не имели права в несколько секунд разрушить основной закон Повстанческой армии – уважение к другим. Они направлялись в Гавану – на грузовиках, автобусах, пешком, но все должны были совершить этот поход в одинаковых условиях». Он по-настоящему яростно изругал Рохелио Асеведо, который реквизировал «Крайслер» 58-го года выпуска, хотя этот боевой капитан, если вспомнить, был всего-навсего подростком.

В это время Че получил от Элоя Гутьерреса Менойо коммюнике, согласно которому в его, Че, распоряжение передавались силы Второго фронта. «Не было никакой проблемы. Мы дали им инструкции – подождать до тех пор, пока мы не организуем гражданскую жизнь в первом же крупном городе, который будет захвачен».

Боец по имени Мустельер попросил у Че отпуск, чтобы навестить семью в провинции Орьенте. Командир кратко и твердо отказал ему.

«– Но, Че, мы ведь уже выиграли революцию.

– Нет, мы выиграли войну. А революция начинается сейчас».

Той ночью в штаб колонны № 8 прибыл Камило. Два друга встретились в здании департамента общественных работ. Бойцы из колонны Камило за это время подготовили 600 бутербродов и двадцать четыре корзины солодового пива «Хэтьюэй». Им предстояло первыми отправиться в Гавану. По приказу Фиделя Кастро, Че должен был отправиться без отряда Директората, который содействовал ему во время всех предыдущих дней борьбы за Санта-Клару. Почему? Было ли это решение принято вследствие приступа сектантства или из-за того, что в эти моменты неуверенности он не испытывал достаточного политического доверия к силам, представлявшим в значительной степени радикальное крыло студенчества? Или у него возникло желание предоставить Движению 26 июля монополию на победу? Причина этого неудачного решения скорее всего никогда не будет понята. Немного ранее Че встретился с Фауре Чомоном из Директората, который только что прибыл из Тринидада. Он был вынужден объяснять Фауре, что получил приказ отправляться в столицу только со своей колонной. После месяца тесного сотрудничества между двумя революционными силами оказалось непростой задачей объяснить, почему Фидель отстранил отряды Чомона от заключительного наступления (или, по крайней мере, временно вывел их из игры).

Из воспоминаний Ольтуски:

«Нас осталось немного в департаменте общественных работ. Усталость, накопленная в течение многих дней, потребовала своей дани, и некоторые пошли по домам; другие улеглись прямо на земле или на заграждениях из мешков с песком.

В зале спали все, кроме Камило, который только что прибыл, Че и меня. Камило непрерывно шутил по поводу забавных сторон его самых последних приключений. Мы растянулись на полу, где были разложены какие-то мешки, в слабом свете фонарей, пробивавшемся сквозь стекла окон.

Кто-то пришел и принес полную корзину яблок. Тогда мы поняли, что наступил Новый год – и, несмотря на разногласия, которые возникли между нами, мне стало хорошо среди этих людей. Снаружи раздался все усиливавшийся шум, а потом вошел кто-то из повстанцев и сказал, что они готовы. Мы поднялись и вышли. Ночь была прохладной. Громко ревели двигатели, ярко светили фары. Зрителей в это время оказалось немного».

Колонна Камило вышла в направлении Гаваны в 5 часов 50 минут утра 2 января.^{18}