Текст книги "Гевара по прозвищу Че"

Автор книги: Пако Тайбо II

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 61 страниц)

44. Прага: холод и одиночество.

Автору хотелось бы еще раз обратиться к словам Че. Невозможно подделаться под его повествовательную интонацию, его невероятную искренность, его саркастический юмор. Тем не менее, как и очень многие другие документы такого рода, дневники Че, которые он, вероятно, вел после отъезда из Африки – гипотетические «Пражские дневники», – не были опубликованы, если, конечно, они еще существуют. Кроме того, мы должны указать на то, что кубинские историки избегают образа удрученного и угнетенного Че, как смертельной заразы. О «холодном» периоде, протянувшемся от конца марта (или немного ранее) до июля 1966 года, было написано, если вообще что-то было, очень мало. Поэтому единственный оставшийся выход состоит в том, чтобы попробовать реконструировать эту первую «Пражскую весну» по рассеянным и очень разнообразным фрагментам информации.

Покинув Африку, Че отправился в Европу, в место, где он мог пребывать в полной тайне. Он ожидал возобновления неоднократно откладывавшейся латиноамериканской операции; в этом случае "Андский проект" был бы, несомненно, тоже возрожден.

Оскар Фернандес Мель, врач, старый товарищ Че по оружию, видел его в марте 1966 года в Дар-эс-Саламе, а несколько позже, возвращаясь на Кубу, встретился в Каире с Алейдой, которая ехала в Танзанию, чтобы тайно увидеться с мужем.

Если Фернандес Мель не ошибается, то именно март оказался тем месяцем, в котором Че от жара лихорадки после поражения перешел к холодным расчетам нового плана. (Если же правы кубинские историки Адис Купуль и Фройлан Гонсалес, то поворотный момент состоялся на несколько месяцев раньше.) В том же марте Че отправил капитана Мартинеса Тамайо в Боливию, чтобы восстановить сеть опорных пунктов, организованную там активистами молодежного движения. Но, или тогда,, или чуть позже, Эрнесто Гевара снова инкогнито покинул Танзанию и через Каир и Белград отправился в Прагу.

Мануэль Пиньеро поручил Улисесу Эстраде задание, которое можно было бы сформулировать как "доставку Че в безопасное место, где он будет находиться до тех пор, пока не решит, что ему Дальше делать". Этим безопасным местом была маленькая квартирка в Праге. Всю ее обстановку составляли несколько кроватей и кухонный стол. Дни там тянулись медленно. Че едва не сошел с Ума, когда прочел все имевшиеся книги и был вынужден перейти к решению в одиночестве шахматных задач.

Гарри Вильегас и Карлос Коэльо, его телохранители и неотступные дружественные тени, были вместе с ним. Отчеты за тот период поступали от имени Вильегаса; он хорошо запомнил, как они проводили значительную часть тех дней, бродя по этому прекрасному городу, словно одержимые, несмотря на пронизывающий холод. По крайней мере, климат Центральной Европы не провоцировал у Че астму. По соображениям безопасности они питались в ресторанах как можно дальше от центра города.

Секретность была полная. Че испытывал глубокое недоверие к этой стране и настаивал на отсутствии всякого общения с ее секретными службами. Он часто говорил: если бы они выяснили, что он находится у них, то это сразу же стало бы известно ЦРУ. Поэтому вся операция осуществлялась одними кубинцами. Гева-ра часто обменивался письмами с Фиделем. Однажды он ускользнул от своих телохранителей и отправился в кино, где в почти пустом зале смотрел фильм "Олимпийские игры в Токио", содержание которого он мог понять, хотя текст шел на чешском языке.

Че отправил Эстраду назад, на-Кубу, так как этот большой чернокожий человек был в Праге слишком заметен. Его сменил Хуан Карретеро, пользовавшийся псевдонимом Ариэль. И наконец, когда латиноамериканская операция начала обретать форму, Че вызвал из Гаваны Альберто Фернандеса Монтеса де Оку, Пачунго, своего старого товарища по сражению за Санта-Клару и по работе в министерстве промышленности.

На протяжении той весны и части лета, проведенных в Праге, Эрнесто Гевара вырабатывал новую программу действий, используя элементы первой операции, проведенной в 1964 году, и изменяя их в соответствии с теми изменениями, которые произошли в Латинской Америке за то время, пока он находился в Африке. Осуществление первоначального проекта было временно отложено после того, как в Аргентине был убит Хорхе Рикардо Масетти, а в Перу истреблена Национально-освободительная o армия (НОАП). В основу программы была положена концепция "континентального фронта", предложенная Че во время встречи с Хосье Фанон, состоявшейся в Алжире в 1964 году.

Откуда Че взял силы, чтобы углубиться в эту схему после ужасного опыта, приобретенного в Конго? После гибели Че американский журналист И.Ф. Стоун предположил, что, когда революция приобретает гражданскую власть, "то, наподобие Церкви, она переходит в греховное состояние. Можно легко вообразить, как эта медленная эрозия первоначальной добродетели должна была волновать Че. Он не был кубинцем и не мог получить удовлетворение, освободив от империализма янки лишь одну из латиноамериканских стран. Он мыслил в масштабах континента. В определенном смысле он был подобен некоторым из первых христианских святых, находивших убежище в пустыне. Только там чистоту веры можно было гарантированно уберечь от нераскаянного ревизионизма, содержащегося в природе человека".

Однако кое-что Стоун не уловил. Латинская Америка была не просто территорией, о которой Эрнесто Гевара ребенком читал в книгах, какой-то историей в духе Эмилио Сальгари, в которой с бесчестными разделываются ударами мечей. Континент вовсе не был сказочной страной из мальчишеских фантазий, куда является какой-нибудь капитан Немо, чтобы исправить все неправое. Латинская Америка была абсолютно реальной во всех своих образах: кошмарная бедность трущоб Каракаса, ужасы социального неравенства в Перу, демагогия в Боливии, бесправие, чинимое военными в Колумбии, достойные гангстеров злоупотребления центральноамериканских правительств. Диктаторы-марионетки, приказывавшие пытать людей; недоедание, голод, невежество, страх – все это были реальные образы, запечатленные в сознании Че во время его юношеских путешествий. Именно на этих образах зиждилась твердость Че, его ясное понимание того, что необходимость революции в Латинской Америке была больше, чем только моральная потребность, и потому эту необходимость нельзя было игнорировать. И, более того, в 1966 году эта революция казалась осуществимой, не просто в смысле возможности проведения определенных действий, но и назревшей, наступающей в самом настоятельном и ужасном значении этого слова.

* * *

Судя по всему, на этом новом этапе первоначальной целью должна была стать Перу, размещение опорной базы предусматривалось в Боливии, а второму очагу партизанской войны предстояло незамедлительно вспыхнуть в Аргентине. Этот вывод подтвердил Вильегас: "Первая акция из предусмотренных нами готовилась не для Боливии, а для Перу; именно там шла организационная работа для предстоящей партизанской войны".

В апреле 1965 года Эктор Бехар провел реорганизацию Фронта национального освобождения, а в июне Левое революционное Движение (ЛРД), которое возглавлял Луис де ла Пуэнте Уседа, начало очень активные действия на трех фронтах. В районе будущих операций в течение нескольких месяцев проводилась подготовительная политическая работа. Вскоре вступил в действие и ФИО, возглавлявшийся Эктором Бехаром, Гильермо "Пако" Ло-батоном и Хуаном Пабло Чангом.

Пока Че находился в Африке, мощный наступательный порыв перуанских партизан, подпитывавшийся от постоянных крестьянских волнений, оказался в значительной степени ослаблен вследствие перенесенных в конце 1965 года ударов, которые практически обезглавили движение. 23 октября, при попытке вырваться из осажденного лагеря Меса-Пелада, погиб ла Пуэнте, а партизанская армия ФИО оказалась разорванной на части в результате предательства проводника.

Че, несомненно, обдумывал возможность воссоединения перуанских партизан, но отказался от этой мысли, так как кубинское правительство было убеждено в том, что движение в Перу было насыщено провокаторами. Вильегас позднее скажет перуанским партизанам: "Еще очень многое необходимо выяснить, например, как попал в плен "Калихто" конспиративная кличка Бехара, как погиб ла Пуэнте, как исчез Лобатон, а Гадеа брат Ильды, бывший шурин Че оказался в тюрьме. По нашему мнению, Че не должен был отправляться туда".

По мнению французского исследователя Режи Дебрэ, "до середины 1966 года Че, кажется, думал о Боливии только как об отправной точке для операции в Перу". Но более вероятно, что к тому времени, когда Че покинул Африку, он уже отбросил перуанский план и начал думать о Боливии не только как о тыловой базе, с которой можно будет отправиться куда-то еще.

В ноябре 1964 года остатки боливийской революции, зарождение которой Че наблюдал своими глазами, рухнули в результате кровавого военного переворота, организованного генералами Рене Баррьентосом и Альфредо Овандо Кандией. За переворотом последовали жестокие репрессии, с особой силой ударившие по шахтерам. Профсоюзный лидер Хуан Лечин был изгнан из страны, а часть левых объявлена вне закона. Хотя военное правительство приобрело в 1965 году видимость законности – были устроены выборы, в результате которых Баррьентос был избран президентом, а Эрнан Силес Суасо стал вице-президентом, – политическое положение в стране оставалось весьма неустойчивым.

Че не только поддерживал прямые и косвенные связи с руководителями Коммунистической партии Боливии до тех пор, пока не покинул Кубу в 1964 году; он встречался и с Оскаром Само-рой, лидером радикального диссидентского крыла партии, который питал пристрастие к вооруженной борьбе, а вскоре после встречи завел внутрипартийный диспут под предлогом раскола между прокитайскими и просоветскими элементами. Эта и другие встречи заставили руководителя БКП Марио Монхе Молину приехать на Кубу с протестом по поводу того, что маоисты в его партии готовят партизанскую войну, что означает поддержку линии группы Оскара Саморы.

В апреле 1965 года, уже после отъезда Че с Кубы, в БКП произошел раскол. В обеих фракциях получила развитие тенденция к организации вооруженной оппозиции военному правительству. В середине 1965 года группа из двенадцати молодых боливийских коммунистов, обучавшихся в Гаване, "неоднократно" обращалась с просьбой об организации для них военной подготовки. В это время в Гаване находился Хорхе Колье Куэто, второй секретарь БКП; он поддержал эту просьбу и даже направил на Кубу еще одну группу молодежи. Это были Роберто "Коко" Передо, Луис "Ньято" Мендес, Родольфо Салданья и Хорхе Васкес Виа-нья. Че имел связь с этими людьми в ходе организации опорных пунктов для операций Масетти и Пуэрто Малдонадо.

Переговоры по поводу деятельности партизан в Боливии, в которых рассматривались две основных возможности: организация опорной базы для перуанских партизан или же устройство базы для ведения боевых действий, возобновились в Гаване в январе 1966 года в ходе Конференции трех континентов. Фидель лично обсуждал положение с первым секретарем БКП Марио Монхе. Говорят даже, что после конференции Монхе прошел краткий курс военного обучения и был перед группой молодых боливийцев приведен к присяге; в руках у него был 9-миллиметровый пистолет "браунинг".

Быстро выяснилось, что соглашение о сотрудничестве между кубинским правительством и БКП имело свою цену. БКП стремилась дезавуировать другие левые группы, в которых видела своих конкурентов. Судя по всему, она преуспела в этом, добившись исключения из числа участников Конференции трех континентов еще одной левой боливийской делегации, которая прибыла без приглашения. Режи Дебрэ задним числом назвал это решение прискорбным, так как вследствие него база поддержки проекта Че оказалась ограниченной, а кубинцы стали заложниками у Монхе и формалистов из БКП.

После того как Че покинул Конго и в своем манифесте обнародовал намерение начать работу в Латинской Америке, работа Тани, которая жила в Боливии под именем Лауры Гутьеррес Бауер, приобрела новое значение. За время своего пребывания в Боливии Таня завязала связи с местной олигархией и вышла замуж за боливийского студента, получив таким образом статус постоянного гражданства. Она имела двойное прикрытие – как археолог и как преподаватель немецкого языка. Она имела превосходные отношения с информационным управлением президента и даже встречалась с самим президентом Баррьентосом. В январе 1966 года агент кубинской секретной службы, известный по конспиративной кличке Мерси, приехал под видом представителя аргентинской косметической фирмы, чтобы проверить, достаточно ли прочно прикрытие резидента. Мерси в течение двух месяцев в Боливии и Бразилии проводил с Таней "повышение квалификации" – занятия по множеству различных тем, среди которых были способы борьбы со слежкой, анализ информации, карате и чтение микрофотоснимков. Уезжая, он повторил приказы Че: Таня должна оставаться в тени, держаться подальше от боливийских левых и дожидаться специального гонца с Кубы, чтобы активизировать деятельность по ее миссии.

В марте 1966 года в Боливию прибыл капитан Мартинес Та-майо, находившийся до того вместе с Че в Праге. Его приезд указывал на то, что перуанский проект временно отложен – или, точнее выражаясь, откорректирован в соответствии с действительностью – и что Боливия оказалась теперь в центре партизанских планов Че. Что должен был представлять из себя новый план, в каких условиях ему предстояло осуществиться, с кем нужно было сотрудничать? О чем думал Че? О том, что в Боливии имелись условия для ведения вооруженной борьбы? О том, что неудавшаяся революция пятидесятых годов проложила дорогу социалистической революции? Ни одно из левых движений Боливии не было настроено на ведение вооруженной борьбы против военного правительства. Вообще-то о войне действительно поговаривали, но сил, готовых начать ее, не существовало. Как сказал спустя несколько лет Инти Передо, БКП все время находилась "на грани перехода к вооруженной борьбе", но так и не переступила за эту грань.

Этот проект принадлежал Че Геваре. Фидель позднее подтвердил: "Мы не давали ему задания. Идея, план – все это было его собственным". План так и не был полностью детализирован, ни в боливийских дневниках Че, ни в разговорах с людьми, которым предстояло позднее сопровождать его туда. Дебрэ спустя несколько лет отмечал:

. "Насколько нам известно, настоящие планы Че никогда o не излагались в письменном виде, тем более не публико-,.: вались. Во время пребывания в Ньянкауасу Че не практиковал никаких систематических откровенных бесед с ..-партизанами по поводу планов дальнейших действий. Планы зарождались из разнообразнейших причин и осуществлялись без разговоров; их суть была примерно известна большинству, кое-кто мог их предугадать, но осведомлены о них были очень немногие". Исходя из тех фактов, которые стали нам известны сегодня, и из оценки тех действий, которые Че предпринял в течение следующих месяцев, можно заключить, что отправка Мартинеса Та-майо в Боливию явилась началом воплощения плана. По мере его осуществления действия партизан в этой стране должны были обрести размах, а на втором этапе борьбе предстояло рас пространиться по всему континенту, охватить весь андский реги он, причем Аргентине и Перу предстояло оказаться единым полем битвы. Мысль состояла в том, чтобы основать в Боливии "материнский фронт", который был бы и настоящим театром военных действий, и местом для практического боевого обучения. Кажется очевидным также, что в будущем, когда от партизанского ядра предстояло отделиться крупным отрядам, предназначенным для Перу и Аргентины, Че намеревался отправиться на родину. Это намерение укрепилось после очередного военного переворота в Аргентине, в ходе которого президент Артуро Илья был свергнут генералом Хуаном Карлосом Онганией. Аргентинские военные, казалось, трудились для развития проекта Че. Первоочередными Задачами Мартинеса Тамайо было восстановление связей с остатками перуанского Фронта национального освобождения, в первую очередь с Хуаном Пабло Чангом, налаживание контакта с Боливийской коммунистической партией, возобновление сети опорных пунктов, подключение "попутчиков" – братьев Передо, Салданьи, Ньято, Васкеса Вианьи, – но прежде всего организация главной базы, где партизаны могли бы проходить обучение. Все эти задания были выполнены в кратчайшие сроки, и группа приступила к работе. Мартинес Тамайо купил ферму в Юнгасе, местечке в провинции Бени, расположенном неподалеку от Каранави, на северо-восток от Ла-Паса. Однако вскоре выяснилось, что ферма находится слишком близко к военной базе, и ее пришлось оставить.

Хосе Монлеон (Иван, Ренан), агент кубинский секретной службы, тот самый человек, который два года назад присутствовал на первой встрече Че с Таней, состоявшейся на Кубе, в апреле выехал из Гаваны, чтобы взять дело в свои руки. Хотя Монлеон входил в группу Пиньеро, ему надлежало стать "кротом" – Держаться в отдалении от боливийских левых и на всем протяжении операции оставаться в образе преуспевающего торговца. Из кубинского источника известно, что "Иван был обучен борьбе со слежкой, получению и передаче информации, контрразведке,визуальному наблюдению, мерам безопасности, работе с рацией и использованию секретных кодов, шифровке и тайнописи".

Таня выехала из Боливии, чтобы получить фальшивый паспорт более высокого качества и пройти дополнительное обучение в Мексике и Праге. Встречалась ли она там с Че? Это маловероятно, так как присутствие Че в Праге было делом глубоко секретным, о нем не должен был знать никто, кроме очень ограниченного круга людей, состоявшего из его преданных товарищей по оружию (Пачо Монтес де Ока, Мартинес Тамайо, Карлос Коэльо и Гарри Вильегас) и нескольких сотрудников Министерства внутренних дел (Улисес Эстрада, Карретеро, ХосеЛуис), которые работали в посольстве. Сам Че был очень осторожен и делал все возможное для того, чтобы не выдать своего присутствия.

В мае в Боливии встретились трое агентов Че – Таня, Мон-леон и Мартинес Тамайо. В том же мае Фидель встречался с Монхе и поделился с ним довольно неопределенными мыслями по поводу предстоящей операции. О чем думал лидер боливийских коммунистов, покидая Кубу? Сложилось ли у него впечатление о том, что именно в это время шла подготовка первой стадии боливийской операции? Так или иначе, но по возвращении Монхе дал "добро" на обучение небольшой группы членов молодежной коммунистической организации. Инти Передо – руководитель – и еще восемь товарищей выехали в Буэнос-Айрес.

Че, находившийся в одиночестве в холодной Праге, начал выстраивать ряды своих соратников. 10 июля Таня получила известие, активизировавшее ее деятельность; она приступила к созданию тайных складов и конспиративных квартир для прибывающих бойцов. Спустя еще четыре дня Вильегас и Коэльо выехали из Праги в Боливию. Че отправил на поле предстоящего сражения своих ближайших соратников. Им предстояло, присоединившись к Мартинесу Тамайо, начать операцию. Еще через неделю в Латинскую Америку отправился и Че Гевара.

45. Корабли сожжены.

19 июля 1966 года в поезде из Праги в Вену ехал некий человек, называвший себя Рамоном Бенитесом и имевший паспорт гражданина спокойной в то время Восточной Республики Уругвай. Так началась поездка, участникам которой предстояло увидеть не только пригороды центральноевропейских столиц. Рамон Бенитес занимал 22-е место в вагоне номер 121; напротив, на 24-м месте, сидел его кубинский друг Фернандес Монтес де Ока. В Вене сеньор Бенитес пересел на поезд, направлявшийся в Женеву, а далее в Цюрих. Оттуда он, противно всем законам формальной логики, прилетел в Москву, откуда, сменив паспорт, улетел в Гавану. Человек обошел полмира, чтобы добраться домой. Домой?

Теперь, по возвращении, Че Гевара уже не имел места, которое мог бы назвать домом. Он сжег свои корабли. Гавана оказалась лишь портом захода на пути к новому подвигу. Спустя год и три месяца после отъезда в африканское предприятие он вернулся, чтобы начать другую партизанскую экспедицию, на сей раз в Латинской Америке. Фидель Кастро писал: "При его обостренной чувствительности, он переживал из-за возвращения на Кубу после того, как он столь бесповоротно простился с нею. Я уговорил его вернуться, поскольку это было наиболее удобное и практичное решение для реализации всех его намерений и замыслов". И что же представляли собой эти намерения и замыслы? Че предстояло собрать людей, которые отправятся вместе с ним, проработать детали плана и начинать тренировки. Мне удалось найти только одно упоминание о том, где Че находился в течение последующих трех месяцев, проведенных на Кубе. Поставленный перед необходимостью хранить строжайшую тайну своего местопребывания, он обитал где-то в районе между пещерой Лос-Портальес (где находился его командный пункт во время ракетного кризиса) и Ла-Пальмой, местечком неподалеку от городка Сан-Андрес-де-Тайгуанабо, в провинции Пинар-дель-Рио. Еще более точным адресом служит указание на резиденцию некоего американца, владевшего до революции половиной провинции. Брошенное хозяином поместье находилось на склоне почти неприступного холма и имело благотворный микроклимат, благодаря которому Че смог на некоторое время забыть о своей неотвязной астме. "Он был толстым и крепким", – сообщал анонимный источник.

Гевара имел за это время много бесед с Фиделем. Кубинский премьер-министр вынес из них убежденность в том, что Че нельзя было остановить. Фидель раз за разом уговаривал старого друга предоставить возможность начать операцию кому-то другому и лишь потом включиться в действие, но Че оставался непреклонным. "Он был нетерпелив, чрезвычайно нетерпелив", -констатировал Фидель.

Че не составляло труда найти добровольцев для своего предстоящего предприятия, которое можно было назвать воплощением вооруженного латиноамериканизма. Идеал международной солидарности – особенно солидарности с другими латиноамериканцами – очень импонировал многим молодым революционерам Кубы. Здесь же появлялась возможность повернуть часы назад, уйти от суровых будней строительства социализма и вернуть славные боевые праздники. Память отбрасывала все дурное из тех времен, удерживая только хорошее: солидарность, всеобщая убежденность и – а почему нет? – героизм.

На протяжении прошедших лет многие и многие кубинцы обращались к Че с просьбами позволить присоединиться к его будущим революционным акциям; в народе было хорошо известно, что многие члены кубинского революционного правительства среднего и даже высшего уровня вызывались принять участие в латиноамериканской революции за пределами Кубы. "Мы открыто выражали готовность отправиться туда, так как опасались, что он уйдет и начнет борьбу без нас. И таким было не только мое отношение. Многие из наших товарищей чувствовали то же самое", – вспоминал Дариэль Аларкон. Че подбирал людей по указанию собственного сердца, тех людей, которые, как он видел, умели преодолевать страх, которые с некоторой беззаботностью относились к смерти – "красивых", в кубинском значении этого слова, людей, и притом немного сумасшедших. Он отдавал предпочтение бойцам, не только разделявшим его политические взгляды, но также и неистово преданным идее равенства, самоотверженным и стойким. Он сам обладал всеми качествами, которые требовал от своих соратников. Он выискивал в людях способность преодолеть трудности и изнеможение, найти в себе силы в то время, когда, казалось бы, все уже потеряно.

Прежде всего старая гвардия. Ее ядро составляли телохранители и ординарцы Карлос Коэльо и Гарри Вильегас, старые друзья, бывшие вместе с Че начиная с самых тяжелых дней боев в Сьерра-Маэстре. Че относился к ним почти как к собственным детям. Еще одним из "детей" он считал Леонардо Тамайо, "маленького индейца", который был посыльным в его отряде и исходил на своих легких ногах всю Сьерру. Конечно же, одним из первых должен был стать Альберто Фернандес Монтес де Ока. Некогда он заблудился в мексиканских джунглях, а в Санта-Кларе шел в наступление в десяти шагах перед своими людьми навстречу танку противника. Монтес де Ока был старым товарищем Че и по действиям в Сьерра-Эскамбрее, и по работе в Министерстве промышленности, а последние несколько месяцев провел вместе с Че в Праге.

Че выбрал лучших из тех партизан, которые действовали под его началом в Сьерра-Маэстре и особенно во Вторжении. Это были Элисео Рейес, Сан-Луис, Оло Пантоха (последний, как считают, вместе с Уго Бланке принимал участие в первой операции в Перу; тогда он работал в Министерстве внутренних дел у Рамиро Вальдеса) и Мануэль Эрнандес, лучший из командиров авангарда во время вторжения в Лас-Вильяс.

Из участников недавней африканской операции Че привлек доктора Октавио де ла Педраху (Морогоро) и Исраэля Рейеса Сайаса, бывшего в прошлом телохранителем Мануэля Пиньеро. Были и другие ветераны революционных боев, которых Че, несомненно, хотел бы взять с собой: капитан Дариель Аларкон, товарищ по войне в Сьерра-Маэстре, Антонио Санчес Диас по кличке Пинарес, один из лейтенантов Камило Сьенфуэгоса, который символически носил ботинки своего давнего предводителя. "Антонио и впрямь был очень похож на Камило". Че и сам невольно поддался этой ностальгической слабости.

Че включил в состав отряда еще две ключевых фигуры послереволюционного периода. Хесус Суарес Гайоль, Блондин, впервые встретился с Че, когда лежал с обожженными ногами после поджога радиостанция, а позднее стал его заместителем в Министерстве промышленности, "одним из тех немногих, кто выказывал веру и энтузиазм". Хуан Виталио Вило Акунья был членом Центрального комитета партии. Че был знаком с ним начиная с самых первых дней в Сьерра-Маэстре, и глубоко восхищался его решительным характером и готовностью к самопожертвованию.

Вне всякого сомнения, Че должен был сопровождать и капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо (Папи, М'били), принимавший участие в операции с самого начала. Видимо, на последнем этапе подготовки к отряду должен был присоединиться и его брат Рене Мартинес Тамайо. Рене (астматик, как и Че) был лейтенантом Министерства внутренних дел и входил в число охранников Мануэля Пиньеро; он был радистом-коротковолновиком.

И, наконец, нужно упомянуть Густаво Мачина Оеда. Он принимал участие в революции как член Директората, а позднее написал Че письмо с просьбой предоставить ему возможность продолжить борьбу за пределами Кубы. Он пользовался заслуженной репутацией храбреца. После победы революции он сначала служил в вооруженных силах, а позднее стал заместителем министра промышленности.

Насколько известно, все они были отборными бойцами, людьми, обладавшими изрядным опытом партизанских действий. Почти все они, кроме Пачунго, Блондина и Густаво Мачина, были из кампесинос. Если судить по их положению в кубинской армии или Министерстве внутренних дел, трое из них -Мачин, Акунья и Пинарес – имели звание майора, высшее звание в вооруженных силах. В отряде также было девять капитанов, два первых лейтенанта и два лейтенанта. Очень возможно, что в подборе людей принимали участие сам Фидель, Рауль Кастро и Рамиро Вальдес и что этот процесс начался еще в то время, пока Че находился в Праге.

Вильегас и Коэльо, оставив Че в Праге, совершив путешествие по Германии, Африке и Бразилии, 25 июля прибыли в боливийский порт Санта-Крус. Мартинес Тамайо, руководивший начальным этапом подготовки операции, уже поджидал их там. В подготовительной работе принимали участие еще два человека. Об одном из них я могу сказать только то, что он имел кличку Эль Флако, Тощий, и очень скоро попросил освободить его от участия в операции. Второй, перуанец по имени Хулио Дагниньо Пачеко, осуществлял связь со своими соотечественниками из ФНО. Почти одновременно из Гаваны возвратились домой после обучения Коко Передо и еще три боливийца; они намеревались в сотрудничестве с Боливийской коммунистической партией готовить новую операцию в Аргентине или Перу, опорный пункт которой должен был находиться в Боливии.

Вильегас и Коэльо передали Мартинесу Тамайо самые последние инструкции Че: Таня должна была оставаться не связанной с группой, которой предстояло вести подготовку партизанской кампании. Было необходимо приобрести ферму в северной части предполагаемой зоны действий. Прибывшие назвали ,Тамайо ожидаемую дату прибытия Че на Кубу и примерную продолжительность периода обучения. Ответ Мартинеса Тамайо был обескураживающим. Вильегас вспоминал, что "исходя из того, что он рассказал, мы оказались перед необходимостью приступить к делу немедленно, поскольку ничего еще не было готово".

Вильегас писал в дневнике, что первые переговоры Мартинеса Тамайо с боливийским партийным лидером Марио Монхе оказались очень сложными, что Монхе фактически выступал против вооруженной борьбы, и что Тельерия, член Центрального комитета Боливийской коммунистической партии, отвечавший за снабжение, отнесся к работе безответственно.

Потом переговоры между кубинцами, находившимися в Боливии, и посланниками Че стали продвигаться куда быстрее, но на них не проводилось никаких более или менее откровенных обсуждений планов или поставленных целей. Причиной этого, возможно, было множество двусмысленностей и изменений, возникших в проекте за несколько последних лет.

Из Ла-Паса Вильегас и Коэльо через перуанца по имени Пачеко передали в ФНО сообщение, в котором говорилось, что операция "начнется в Боливии, а затем распространится на территорию Перу". Перуанец, казалось, согласился с этим и пообещал Хуану Пабло Чангу, старому знакомому Че, что перуанский национально-освободительный фронт пришлет группу из двадцати человек для обучения и участия, в боливийской партизанской кампании.

На следующий день, 30 июля, Мартинес Тамайо и Вильегас установили контакт с Мойсесом Геварой, лидером шахтеров, исключенным из БКП за прокитайские настроения. Он неоднократно просил у кубинского руководства оружия и денег для организации партизанской кампании. Эмиссары Че предложили ему присоединиться к создаваемой группе, но сообщили, что он не получит ни денег, ни оружия, поскольку все "централизовано". Моисее Гевара согласился с этими условиями.

Монхе и его партия не были информированы о связях кубинцев с группой Мойсеса Гевары. Монхе предстояло действовать под впечатлением того, что в какой-то странной кубинской схеме Боливии отводилась роль базы в глубоком тылу. Правда, на одной из встреч лидеру боливийских коммунистов задали вопрос: "А что, если появится Че?" – "Я буду сражаться рядом с ним где бы то ни было",.– последовал ответ.