Текст книги "Гевара по прозвищу Че"

Автор книги: Пако Тайбо II

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 61 страниц)

59. Образы и призраки.

Аргентинский поэт Пако Урондо, погибший несколько лет спустя от рук военной хунты уже своей собственной страны, узнав о смерти Че, написал:

"Всю неделю будет непрерывно идти дождь, и неверующие или лишенные суеверия будут считать, что это всего лишь совпадение, что происходящее просто случайно, хотя и несколько необычно. С каждым разом друзья приходят все сильнее промокшими, а теперь эта мрачная погода будет длиться больше, чем когда-либо. Но на сей раз не будут гадать насчет Буэнос-Айреса; люди не станут разговаривать об унынии и бедствиях, что терзают их, – нет, нет, даже его обитатели – на сей раз они станут гадать о чем-то ином, где нет мира, а одна лишь тишина".

Селия, четвертая дочь Че, родилась в 1963 году, в предпоследний год работы ее отца министром промышленности Кубы; за полтора года до того, как он уехал в Конго, и может составить представление об отце только через воспоминания других людей. Она много раз пыталась прочесть боливийский дневник, но так и не смогла заставить себя сделать это.

Фидель Кастро говорит, что в последние годы ему часто случается видеть Че во сне. Он признался итальянскому журналисту Джанни Мине, что Че говорит с ним и "рассказывает мне о многом".

Ана Мария, сестра Че, в начале семидесятых сказала испанскому журналисту: "Время от времени я чувствую, что кто-то смотрит на меня, но и не только на меня, как будто я могла бы . каким-то образом стать им, и я ощущаю, что я будто бы не одна, и не знаю, что делать. Я должна научиться жить с этим".

В этом нет ничего очень уж необычного. Все мы знаем, что неким странным и удивительным образом умершие оставляют огромную пустоту, зияющее отверстие в жизнях тех, кто переживает их. Однако Эрнесто Гевара обрел за годы жизни магическую ауру; она не затуманилась после его смерти и коснулась множества людей, никогда не знавших его.

Вскоре после завершения партизанского похода вблизи селения Ла-Игуэра, где жалкий домик школы послужил приютом Че в последние часы его жизни и первые часы после смерти, местность оказалась опустошенной в результате ужасной засухи. Растительность и животные погибли, а крестьяне были вынуждены эмигрировать. Народная мудрость, потаенные слухи, вновь сложенные сказки – все сходится на том, что эта погода стала божественной карой жителям за то, что они позволили солдатам убить Че.

В Ла-Игуэре клочки волос и испачканные кровью лоскуты брюк Че показывают как святые реликвии. В Лагунильясе уличный фотограф сделал хороший бизнес на продаже фотографий тела, а многие жители города добиваются того, чтобы на каменном столе в прачечной Мальтийского госпиталя поместили фотографию мертвого Че – нового мирского Христа.

Крестьяне Кочабамбы создали своеобразную литанию, странную разновидность молитвы: "Бедненький Че, смилуйся, сотвори чудо, сделай так, чтобы моя корова выздоровела. Выполни мою просьбу, бедняжка Че".

Медсестра из Валье-Гранде, которая раздевала труп Че, признается: "Время от времени я представляю себе Че и вижу его, будто он жив, а он говорит мне, что хочет забрать меня из той жалкой нищеты, в которой я живу".

Здание школы в Ла-Игуэре было разрушено, на его месте построили амбулаторию, но она так и не открылась, в ней ни разу не появился ни один врач, не было никаких лекарств. В конце концов на этом месте воссоздали школу. Уругвайский журналист Эрнесто Гонсалес Бермехо посетил ее в 1971 году:

"– Что ты знаешь о Че? – спросил он крестьянского мальчика, когда учитель не обращал на них внимания.

– А вот он, – ответил ребенок, показывая на портрет Симона Боливара".

Франсиско Ривас, шестидесятилетний кампесино, живший около Ла-Игуэры и имевший четырнадцать детей, сказал: "Тогда я не понимал этого. Теперь я знаю, что много потерял".

В церкви кубинского города Матансаса Эрнесто Гевару можно увидеть на ретабло1 в сонме ангелов, а в другой церкви, в мексиканском штате Тамаулипас, он делит угол фрески с дьяволом.

Смерть Че привела тысячи мужчин и женщин в оцепенение, смущение, удивление, нерешительность. Всего одиннадцать коротких лет на политической сцене – и, совершенно не предполагая того, Че стал живым символом многократно откладывавшейся, многократно предававшейся латиноамериканской революции. Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что такой зачаток мечты создан из бессмертного материала. Тем не менее Эрнесто Гевара умер в Боливии. Уругвайский поэт Бенедегти написал:

И вот мы там потрясенные разгневанные пусть даже смерть могла оказаться еще одной предсказуемой нелепостью.

В Санта-Кларе воздвигнута бронзовая статуя Че высотой в двадцать один фут работы Хосе Деларры, того самого, который дал фарфоровый медальон с портретом Че кубинскому космонавту, так что Че мог побывать за пределами атмосферы. Статуя изображает коренастого, почти толстого Че Гевару с бородой, как у Сайта-Клауса, и без улыбки. Это общая беда со статуями – бронза очень плохо воспроизводит улыбку.

Я взял интервью у Дариэля Аларкона в его доме в предместье Гаваны. Он остроумный, улыбчивый человек, но к концу интервью, когда он вспомнил, что Инти Передо, Гарри Вильегас, Леонардо Тамайо и он сам, возможно, смогли бы спасти Че в полдень того октябрьского дня, на комнату легла тень. Это одна из тех вещей, с которыми человек не может примириться до конца жизни.

Я разговаривал с бывшим секретарем Че Хосе Мануэлем Манресой в темноте, так как в том районе Гаваны, где он живет, как раз тогда произошло отключение электроэнергии. Время от времени он запинался, следы переживаний отпечатывались на его рукаве.

"– Вы, люди Гевары, те, кто жил рядом с Че, производите такое впечатление, будто вы помечены, заклеймены на лбах буквой Z, как это имел обыкновение делать Зорро.

– Мы были бедными заблудшими душами, которые шли по жизни неведомо куда и просто ожидали, чтобы нам встретился такой человек, как Че".

Наступила долгая тишина, а потом раздалось приглушенное рыдание. Никто не знал, о чем еще спросить.

Ощущение того, что они оказались брошенными, что Че ушел без них, убивает их. Хоэля Иглесиаса постиг серьезный кризис, из-за которого он начал пить. Альберто Мора покончил с собой. Диас Аргельес так и не смог простить Че за то, что тот взял с собой его закадычного приятеля Густаво Мачина, а не его самого, и не простил Че даже в момент собственной гибели спустя несколько лет в Анголе, в бою против южноафриканских бронеавтомобилей, в сражении эпического уровня, вполне достойного самого Че. Эфихенио Амейхейрас вздрагивает, рассказывая о том, что он мог сдерживать энтузиазм Че, от ощущения боли из-за того, что не был там, где было необходимо это сделать. Виктор Дреке много лет продолжает задавать себе один и тот же вопрос: какие он мог допустить ошибки в Африке, что Че не взял его в Боливию. И хотя приходит к одному ответу: "Никаких" – вопрос продолжает терзать его. Этот же вопрос задают себе и братья Асеведо, и друг Че Оскар Фернандес Мель, и Эмилио Араго-нес, который, вернувшись из Африки, тяжело заболел, так что чуть не умер. Так же поступает и Улисес Эстрада, которого Че отослал из Праги, потому что он был слишком уж заметен. И Орландо Боррехо, заместитель Че в Министерстве промышленности. И Энрике Ольтуски, который намерен все же написать книгу, где будет сказано, что они не могли договориться об очень многих важных вещах... И когда я разговариваю с ними, я готов дать голову на отсечение практически без риска ее потерять, что и сегодня, почти через тридцать лет-после его смерти, на Кубе есть сотня мужчин и женщин, готовых продать свои души дьяволу в обмен на возможность погибнуть вместе с Че в Боливии.

Я должен был найти еще одну, последнюю из фотографий Че. В доме Тео Брунса в Гамбурге есть плакат с надписью: "Товарищи, реклама всех вас есть у меня дома. Че". Я был благодарен за передышку, за возвращение этого язвительного остроумия, которое было так свойственно ему в жизни.

Мой сосед и друг Хуан Гельман написал некоторое время тому назад:

Но серьезно то что Че действительно вступил в смерть и скитается поблизости говорят

Красивый и камни под его руками я из страны где теперь Гевара должен умереть другими смертями, каждая из которых искупит его смерть теперь кто смеялся стал пылью и пищей для червей теперь может он который кричал думать об этом и может он кто забыл забыть или помнить.

Есть память. Из тысяч фотографий, плакатов, футболок, звуко и видеозаписей, открыток, портретов, журналов, книг, фраз, докладов – всех тех призраков, населяющих индустриальное общество, которое не знает, каким образом внедрить свои мифы в рассудочность памяти, – Че смотрит на нас. Он наш мирской святой. Несмотря на все превратности, он возвращается. Хотя после его смерти прошло уже тридцать лет, его образ продолжает общение с поколениями, сменяющими одно другое, его мифическая личность – непочтительная, шутливая, упрямая, нравственно непоколебимая, незабываемая – воспаряет над неолибералистскими заблуждениями знати.^{43}