355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пако Тайбо II » Гевара по прозвищу Че » Текст книги (страница 8)
Гевара по прозвищу Че
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:07

Текст книги "Гевара по прозвищу Че"


Автор книги: Пако Тайбо II



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 61 страниц)

Че рассказывал много лет спустя:

«Факт состоит в том, что Фидель, можно сказать, ради дружеских привязанностей, предпринял некоторые шаги, которые поставили под угрозу его революционные устремления. Помню, как я объяснял ему свое положение: я иностранец, незаконно проживающий в Мексике, которому предъявлена куча обвинений. Я сказал ему, что он не должен никоим образом прерывать революционную работу ради моего спасения и что ему следует оставить меня; что я понимаю положение и постараюсь приехать, чтобы принять участие в борьбе, отовсюду, куда бы мексиканские власти ни отправили меня, и что единственное усилие, которое он должен сделать – это добиться, чтобы меня выслали в какую-нибудь близлежащую страну, а не в Аргентину. Я также помню краткий ответ Фиделя: «Я тебя не брошу». И именно так и получилось, поскольку для того, чтобы вытащить нас из мексиканской тюрьмы, пришлось потратить драгоценное время и деньги».

Теперь костяк группы изгнанников, вынужденных еще более строго соблюдать секретность, оставшихся с разгромленной сетью конспиративных квартир и без денег, должен был найти новые жилища и заново организовать обучение. Они отчаянно принялись за организацию мер безопасности, чтобы сохранить оружие, которое удалось спасти, и за работу по восстановлению финансов движения.

Новый лагерь был организован в Мериде, а в Мехико устроили несколько тайников для оружия. Мария Антония взяла на себя ответственность за восстановление сети жилья; ей пришлось заложить свое собственное имущество и одежду, чтобы возместить первоначальные расходы.

В одной из многочисленных поездок по всей стране в поисках мест, подходящих для обучения, Фидель случайно выяснил, что Эль Куате Конде являлся совладельцем разбитой яхты, находившейся поблизости от порта Туспан.

« —Если вы сможете уладить дела с этим судном, я возьму его.

– Эта лодка совершенно бесполезна».

Яхта только наполовину принадлежала Эль Куате, так как он выплатил лишь половину стоимости ее владельцу, некоему американцу по имени Роберт Б. Эриксон. Хотя она несла мексиканский флаг, но называлась «Гранма» (вероятно, в честь бабушки американца'). К сожалению, судно было длиной всего лишь шестьдесят три фута и имело только одну палубу. Фиделю и другим казалось, что она годилась лишь для команды, состоящей из карликов, да и то немногочисленной. Ее два двигателя «Грей» по 250 лошадиных сил каждый, теоретическая вместимость, составлявшая двадцать пассажиров и команду (при этом люди должны были набиться в суденышко, как сельди в бочку), и киль, поврежденный прошлогодним ураганом, красноречиво подтверждали мнение Эль Куате. Эриксон просил за свою долю в лодке 15 000 долларов при условии, что покупатели еще за две тысячи приобретут дом на берегу реки Туспан. Фидель обратился к свергнутому Батистой президенту Кубы Карлосу Прио Сокарра-су, который нашел укрытие в Соединенных Штатах. Он был не слишком высокого мнения об этом человеке, но тогда было не время воротить нос от возможного помощника. Без судна не состоялось бы никакой экспедиции. «Это будет единственный вклад со стороны, который мы приняли», – несколько месяцев спусти сказал Фидель американскому журналисту.

Несколькими днями раньше решили полностью отказаться от идеи вторжения по воздуху, а никакого другого судна на примете не было. Поэтому Эль Куате и Фидель (он назвался братом Конде) купили у Эриксона «Гранму» и немедленно приступили к ее переоборудованию. Они капитально отремонтировали оба дизельных двигателя, что должно было заметно прибавить им мощности, увеличили полезное пространство, демонтировав множество не очень нужных приспособлений, и добавили баки для воды.

После освобождения Эрнесто Гевара провел три дня дома, упаковал вещи и попрощался с женой. Неделей позже он через связного предложил Ильде еще раз встретиться в Куаутле, куда он приехал под именем доктора Эрнесто Гонсалеса. При встрече Ильда спросила его, как он достает деньги. Она была убеждена в том, что он не должен жить за счет движения, несмотря даже на то, что уже с мая он не работал в больнице и не имел никаких доходов.

В то же время начиная с сентября Че был вынужден перейти на нелегальное положение, так как «Министерство внутренних дел совершило серьезную ошибку: поверив в мое джентльменское обещание, оно освободило меня с тем условием, что я в течение десяти дней покину страну». Время от времени он забегал проведать свою дочь, маленькую Ильду, и как-то раз процитировал ей строки из стихотворения Антонио Мачадо, посвященного генералу Листеру, одному из героев гражданской войны в Испании: «Мое слово разносится от холмов до моря / Если бы мое перо обрело мощь твоего пистолета / Я умер бы счастливым». Судя по всему, семимесячной Ильде понравились звонкие стихи Мачадо: когда отец умолк, она расплакалась, прося читать еще.

Шел заключительный этап набора добровольцев. В конце октября из Гаваны возвратился доктор Фаустино Перес. К группе присоединился Камило Сьенфуэгос – портной, обладавший помимо своего профессионального умения множеством других талантов. На ноге у него сохранился шрам от пулевого ранения, полученного во время студенческой демонстрации. Камило жил в США и приехал сразу же, как только до него дошел слух о том, что «в Мексике заваривается что-то серьезное». Следом появился Эфихенио Амейхейрас. Однажды, листая журнал «Боэмия», он нашел там известие о том, что его брат был убит после набега на казармы Монкада. Он был водителем такси в Мехико, куда прибыл из Коста-Рики с фальшивым паспортом. Однако в Мексику собирались не только бойцы, стремившиеся пополнить ряды повстанцев. Появилось множество агентов кубинской военной разведки, которые, помимо всего прочего, усиленно фотографировали прибывавших в аэропорту.

В последние месяцы произошел ряд важных встреч, определивших отношения между повстанцами и группами политической оппозиции на самой Кубе. Встречи проходили в любезной обстановке, но несмотря на настойчивые пожелания представи телей ряда организаций, Фидель отказался изменить свой план или отложить его осуществление.

Первая и, пожалуй, самая важная из этих встреч произошла в начале августа, сразу же после того, как Фидель вышел из тюрьмы. Фидель встретился с Франком Паисом. Этот молодой школьный учитель, один из руководителей революционной организации Восточной Кубы, присоединился к Движению 26 июля уже после того, как Фидель покинул остров. Франк сказал Фиделю, что, по его мнению, лучше отложить вторжение до того времени, когда вновь основанные городские организации окажутся лучше подготовленными и смогут начать восстание одновременно с высадкой десанта. Фидель согласился с этим обоснованным предложением. На обоих собеседников встреча произвела очень сильное впечатление. В лице Франка Фидель нашел городского координатора, который был так нужен движению. Тогда же были выработаны стратегические принципы совместных действий. Одновременно с высадкой должны были начаться городские выступления.

В августе у Фиделя состоялась встреча еще с одной из центральных фигур демократической левой оппозиции – студенческим лидером Хосе Антонио Эчеверрией, членом Революционного Директората. Они заключили договор о координации действий. Фидель сообщил Директорату о своих планах, а Эчеверрия пообещал поддержать высадку десанта вооруженным выступлением в Гаване.

Еще одна важная встреча состоялась у Фиделя с представителями Народно-социалистической партии Кубы (НСПК) – так с 1944 года стал называться Революционный коммунистический союз. Их возглавлял Флавио Браво, лидер ее студенческого крыла, учившийся вместе с Фиделем в Гаванском университете. Но здесь не было достигнуто взаимопонимания, поскольку НСПК в принципе возражала против вторжения повстанцев на Кубу. Флавио стремился убедить Фиделя и в его лице все Движение 26 июля в том, что наилучшим образом действий будет мирное противостояние диктатуре коалиции левых партий. Но Фидель не принял его доводов во внимание.

В конце октября вновь приехал Франк Пайс, чтобы окончательно уточнить детали предстоящих действий. На Кубу он возвратился с текстом кодовой телеграммы, которой предстояло уведомить кубинские организации о планах Фиделя. Было вновь подтверждено соглашение о том, что восстание будет приурочено к высадке десанта. Пайсу сообщили и другие важные сведения: высадка предполагалась в области Никеро, в предгорьях Сьерра-Маэстры.

В начале ноября Эрнесто написал матери:

«Я убедился в том, что мое дело невозможно разрешить законным способом. Я пишу тебе из ничем не примечательного места в Мексике, где дожидаюсь, пока положение определится. Этот воздух свободы является в действительности воздухом тайны, что, впрочем, не имеет значения: это придает событиям облик захватывающего детективного фильма».

В те дни он скрывался в мансарде на чердаке дома своего друга Альфонсо Бауера в Нарварте, районе Мехико. Эту каморку он делил с Каликсто Гарсией и еще несколькими кубинцами. «Мы проводили долгие дни скрываясь, прятались, где только можно, насколько это было в наших силах, избегали появляться на людях и вообще старались не выходить на улицу». Им чудом удалось укрыться, когда в дом ворвалась полиция и полезла на чердак с обыском. В результате полицейские принесли извинения доктору Геваре, который очаровал их, прикинувшись неимущим интеллигентом. «Вор – наверняка дружок какой-нибудь из служанок», – сказали они ему на прощание.

А вот что он написал Тите Инфанте о своих отношениях с Ильдой:

«Тебе, вероятно, будет интересно узнать, что мой брак практически распался. Окончательно мы разойдемся уже в следующем месяце, когда моя жена поедет в Перу, чтобы впервые за восемь лет увидеться со своими родными. В этом разрыве есть привкус горечи, поскольку она была надежным спутником и ее действия как революционера во время моих принудительных каникул были безукоризненными, но наши духовные разногласия оказались слишком большими; я живу исполненный анархического духа, который заставляет меня мечтать о новых горизонтах».

Ильда в своих мемуарах придерживается другой версии. Она подчеркивает, что разрыв предполагался временным и произошел только из-за стечения обстоятельств. Правда, Ильда Гева-ра – маленькая Ильда – вспоминала, как мать не раз говорила ей, что в Мексике, когда ее родители разошлись, Эрнесто считал, что таким образом жена и дочь не будут подвергаться опасности ареста, а при новой встрече они с женой смогут увидеть, какими их отношения окажутся к тому времени. Учитывая опасность кубинского предприятия, Че не желал, чтобы у его жены именно в это время были какие-нибудь сомнения относительно ее семейного положения.

Фидель арендовал другое ранчо, на сей раз в Абасоло, штат Тамаулипас, неподалеку от намеченного пункта отплытия. Это было почти идеальное место, так как находилось в значительном отдалении от столицы. К группе присоединился Фаустино Перес. К концу октября там собрались шестнадцать из будущих членов экспедиции, затем прибыли еще двадцать человек.

Заключительный этап тоже не обошелся без осложнений. В Мехико продолжались облавы и обыски. В середине ноября мексиканская полиция конфисковала партию оружия; были разгромлены две конспиративные квартиры, а один из кубинцев, Педро Мирет, был арестован. Фидель отправился на встречу с Гутьересом Барриосом, который сказал ему, что мексиканская полиция получала сведения от кубинской секретной службы, которая, несомненно, смогла внедриться в Движение 26 июля.

«Мы выяснили, что в наших рядах был предатель, имени которого мы не знали, и что это он выдал партию оружия. Мы также выяснили, что он выдал яхту и передатчик, хотя юридический коммерческий контракт на приобретение судна все же следовало составить. Эти данные сразу же должны были показать кубинским властям, что предатель имел четкое представление о наших самых сокровенных тайнах. Но это также спасло и нас, так как мы смогли узнать то же самое».

Сам же Фидель высказался более определенно. «Тот, кто передавал сведения о нас, сбежал от мексиканской границы. Мы выяснили, что он выдавал конспиративные квартиры одну за другой, а затем собирался выдать и нашу лодку. Именно поэтому мы так поторопили события». Личности этого часто упоминавшегося предателя предстояло остаться одной из великих тайн кубинской революции. Его имя так и не было обнародовано.

Тем временем Че скрывался на том 'же чердаке в доме Бауэра – и, по словам домовладельца, являлся идеальным гостем. «У него была одна укоренившаяся привычка: он читал как проклятый, держа в руках тыкву с мате. Он старался не причинять никаких беспокойств; нам приходилось каждый раз просить его спуститься вниз, чтобы поесть». Однажды Фидель приехал без предупреждения, чтобы повидать Че, и с большим трудом смог увидеться с ним: Бауэр наотрез отказался признать знакомство с Эрнесто, а Фидель доказывал, что знает, что Че в доме. В конце концов он поставил ногу в дверь и заявил, что не сдвинется с места, пока его не впустят.

21 ноября с ранчо Абасоло исчезли два человека, и таким об разом вся намеченная экспедиция еще до начала оказалась под угрозой полного провала. Фидель принял решение: с 22 ноября вступал в действие план мобилизации разрозненных групп будущих десантников. Сбор был назначен двадцать четвертого числа на пристани на реке Туспан, в нескольких милях вверх по течению от одноименного маленького порта в штате Веракрус.

Че вспоминал об этих событиях: «Приказ о сборе пришел совершенно неожиданно; все мы должны были выбираться из Мехико без вещей лишь в той одежде, что была на нас, группами по два-три человека... чтобы опередить предателя, который должен был выдать нас полиции». Че оставил разобранную постель, рядом была тыква с мате и раскрытые книги. Через несколько дней, когда друзья разволновались и выбили замок, они увидели, что в последние дни Че читал «Государство и революцию» Ленина, «Капитал» Маркса, руководство по военно-полевой хирургии Германа Арсиньегаса и неизвестно чью книгу под названием «Como Opera el Capital Yanqui in Centroamerica» («Как капитал янки работает в Центральной Америке»)1. Группа, базировавшаяся в Веракрусе и Халапе, покинула свою гостиницу в Теко-лутле, бросив там все свои вещи и скорее всего не расплатившись по счетам. Торопясь уйти от весьма вероятной опасности, почти никто из повстанцев, имевших небольшие тайные арсеналы, не успел извлечь оттуда автоматическое оружие. И это не было единственным осложнением. Че вспоминал: «Я должен был уйти так же налегке, без ингалятора, и по дороге со мной случился ужасный приступ астмы. Я уже думал, что так и не смогу добраться туда».

В конце концов участники экспедиции двадцать четвертого ноября собрались в Туспане. Шел дождь. Все они проделали многомильные путешествия на автомобилях или автобусах из Мехико, Веракруса, Халапы и Сьюдад-Виктории, где новобранцы, покинувшие ранчо Абасоло, скрывались по ночлежкам. Из-за организационной неразберихи о маленькой группе под командой Эктора Алдама просто забыли. Они так и не получили приказа на сбор.

«Некоторые, сначала, казалось, желавшие идти, позже отпали под тем или иным предлогом, так что число участников экспедиции оказалось ограниченным. В итоге на борт «Гран-мы» нас поднялось восемьдесят два человека».

Версия Гевары неточна. Претендентов, стремившихся отправиться в плавание на борту «Гранмы», было поначалу гораздо больше, чем восемьдесят два человека. Фидель вспоминал:

«На «Гранме» было восемьдесят два человека; многих желающих мы не могли взять, и им предстояло остаться. Знаете, как мы выбрали их? Исходя в первую очередь, конечно, из имеющегося у человека опыта, практики и т. д., и т. п.; в результате набралось человек пятнадцать примерно одной категории, а затем мы сказали: «Как бы нам взять как можно больше из них оставшихся? И мы выбирали по весу и росту. Самых маленьких из всех наших отрядов оставили под конец, а троих-четверых самых жирных парней вовсе не учитывали. Они не ехали, и не было никакой возможности убедить их в том, что все дело в их размерах».

Кроме «жирных парней», были оставлены и некоторые другие. Педро Мирет, одна из ключевых фигур, находился в Мехико под арестом, ожидая суда. Эль Патохо Фидель отказал потому, что не хотел, чтобы экспедиция стала «иностранным легионом». Эль Куате также не позволили остаться на борту; его участие в финальной части экспедиции было ограничено поездкой по побережью Мексиканского залива до островов Исла Мухерес для страховки на тот случай, если с «Гранмой» случится серьезная авария. Байо не допустили из-за возраста, и никто не мог утешить его. Даже Ванегас вынужден был со слезами на глазах попрощаться с Че.

Маленькая группа выступала в роли комитета по организации проводов. Мельба Эрнандес, Пьедад Солис и Эль Куате смотрели на небольшую яхту, заполненную людьми. Добровольцы спешили на судно, чуть ли не отпихивая друг друга, потому что прошел слух, что не все из них годятся и многим придется остаться на суше. После стольких месяцев ожидания никто не хотел выбыть из игры.

Припасы были размещены под тентом; там же разместился Фидель, взявший на себя вахту в первые несколько часов. В половине второго ночи на 25 ноября загудели два двигателя «Гранмы». Судно с выключенными огнями отошло от импровизированного причала. Северный шторм, «норте», вызвал сильное волнение в Мексиканском заливе, шел непрерывный дождь, и малым судам выход в море был запрещен.

На переполненном судне находились восемьдесят два человека. Они стояли, прижимаясь друг к другу, пытаясь укрыться от холода последней ночи, проводимой на территории Мексики.

Санчес Амая, один из участников экспедиции, сказал: «На палубе было некуда ступить». Они пребывали в смешанном состоянии неловкости, опасения и надежды. И они были «хорошими», не в строго правильном испанском или мексиканском смысле, а в кубинском смысле, то есть, храбрыми и дерзкими. И они были действительно «хороши» в своем намерении свергнуть военную диктатуру руками восьмидесяти двух человек, плохо вооруженных, отправившихся в путь на переполненной хрупкой маленькой лодочке. Два исполненных сомнений года подготовки к невероятному предприятию закончились. В таких случаях принято говорить: «Все в руце божьей».

Впереди их поджидали тридцать пять тысяч вооруженных людей – столько насчитывала приведенная в готовность полиция, не считая тайных агентов. А кроме полиции, была еще армия, оснащенная танками, десятью военными кораблями, пятнадцатью судами береговой охраны и семьюдесятью восемью истребителями и транспортными самолетами.

Ну а пока что «Гранма» танцевала на волнах, смело противостоя всем фуриям северного ветра. Мексика уходила за корму. Со временем Че и его товарищи будут добром поминать эту страну. В памяти у них в первую очередь будут возникать готовность людей прийти на помощь и их улыбки, а не полицейские пытки и взяточничество, долгие прогулки по авениде Инсурхентес и вкусные такое, а не холод и одиночество. Че будет рассказывать о солидарности с ними экс-президента Карденаса, прекрасных пирамидах майя и даже о старой Марии, а не о высоких стенах тюрьмы «Мигеле Шульц».{5}


8. «Гранма» черпает воду.

Яхта двинулась вниз по течению и уже через полчаса вышла из устья реки. Она погрузилась в воду значительно ниже ватерлинии, корма чуть возвышалась над поверхностью, а палуба была сплошь забита кое-как рассевшимися людьми. Много лет спустя Фидель Кастро рассказывал:

«Мы испытывали «Гранму» в спокойных водах и всего с несколькими членами команды |на борту. Никто не подумал толком о том, что, если на лодку погрузить восемьдесят два человека, которые вместе весят несколько тонн, плюс оружие, воду, топливо, продовольствие... это должно сильно перегрузить лодку. Она была не просто перегружена, она чуть ли не тонула. Судно представляло собой жалкую скорлупку, подпрыгивавшую на волнах в Мексиканском заливе».

Это была не единственная проблема экспедиции. Несмотря на все меры по обеспечению безопасности и принятые предосторожности, таинственный и все еще неизвестный осведомитель, внедрившийся в Движение 26 июля, смог отправить первое сообщение. Несмотря на свою неопределенность, оно тем не менее вызвало тревогу у руководства войск диктатуры. Депеша, достигшая высших чинов кубинской армии, гласила: «Лодка с большим количеством людей и оружия вышла сегодня из мексиканского порта».

Рейс только начался, а у доктора Гевары уже появилась работа.

«Мы принялись лихорадочно искать антигистамины для борьбы с морской болезнью, но ничего не нашли. Уже минут через пять после того, как были спеты кубинский национальный гимн и гимн Движения 26 июля, лодка представляла собой смешное и трагическое зрелище. Люди с встревоженными лицами хватались за животы. Некоторые уткнулись головами в ведра, другие в самых причудливых позах неподвижно лежали на палубе в испачканной рвотой одежде. Кроме двух или трех моряков и четырех-пяти из числа остальных, все восемьдесят два человека на борту страдали от морской болезни».

Перед рассветом было принято решение: как можно скорее покинуть мексиканские территориальные воды, чтобы избежать встречи с береговой охраной. Рулевой взял курс на восток, но с трудом выдерживал его из-за ураганного ветра.

Рассвет 26 ноября был облачным, на переполненную палубу яхты обрушивался ливень. Лодка делала 7,2 узла вместо ожидае мых десяти. Ближе к вечеру люди стали страдать от голода сильнее, чем от морской болезни; были открыты мешки с апельсинами, лежавшие на корме. Гевара уговаривал тех, кому было хуже всех от морской болезни, выпить хотя бы немного жидкости. Ему самому было хуже некуда – тяжелый приступ астмы. Хесус Монтане рассказывал: «Экспедиция была вынуждена отправиться в сильной спешке... И Че не удалось собрать медикаменты, необходимые для того, чтобы справляться со своими приступами... Мы были все поражены стоицизмом и самопожертвованием, с которым он переносил страдания. Никто не слышал от него ни единой жалобы. И лишь благодаря тому, что товарищ Фаустино Перес, словно по наитию, захватил с собой несколько ампул адреналина, удалось несколько облегчить Че самые тяжелые мгновения приступа». Мореплаватели плохо представляли себе, где они находятся. Они шли вдоль полуострова Юкатан, держась примерно в сорока милях от побережья, чтобы избежать встречи с мексиканскими властями. По мнению Рене Родригеса, считавшегося кинооператором, «но без камеры и пленки, так как у нас не было денег ни на то, ни на другое», ближайшей точкой кубинского побережья был Пинар-дель-Рио; с ним были согласны еще несколько человек.

Волнение утихло, и Фидель, решив воспользоваться относительно спокойной погодой, приказал установить оптические прицелы и проверить автоматы. «Никто даже головы не поворачивал туда, где находился ближайший берег, – мишень поместили на баке, а стрелки расположились на корме». В разгар стрельб руководитель группы заметил новую цель – нескольких дельфинов, плававших поблизости от судна, и приказал стрелять по ним. Но тут начался ропот. Эфихенио Амейхейрас, бывший водитель такси в Гаване и в Мехико, стрелявший тогда из своего автомата «томпсон», заметил: «Я был из числа тех, кто доказывал, что нельзя стрелять в дельфинов, так как моряки говорят, что это очень плохая примета».

27 ноября, на третий день плавания, когда «Гранма» находилась к северу от Юкатана, Норберто Кольядо, один из рулевых, выяснил, что в трюме остапось всего несколько мешков апельсинов, несколько дюжин крутых яиц, которых с трудом должно было хватить на один-единственный прием пиши, протухший кусок ветчины и две банки морских галет. «В суматохе поспешного отъезда часть продовольствия забыли на берегу. Не было бы счастья, да несчастье помогло: из-за морской болезни люди и думать не могли о еде, и поэтому в течение первых нескольких дней недостаток провизии не был замечен. Обнаружив, что положение становится критическим, Фидель немедленно ввел нормирование питания.

Количество неприятностей увеличивалось непрерывно. Инженер Чучу Рейес хотя и уделил много времени и труда двум дизельным двигателям, которыми очень гордился, обнаружил, что на одном из них пробуксовывает фрикцион и потому увеличить скорость нельзя. Лишь держа не больше половины оборотов, можно было не опасаться погубить двигатель. Затем лопнул шланг одного из топливных насосов, в трюм судна непонятно откуда стала набираться вода, а помпа работала плохо.

В тот пасмурный день, когда солнце лишь изредка пробивалось сквозь густую облачность, «Гранма», перегруженная скорлупка Фиделя, выжимавшая едва две трети от своей крейсерской скорости, легла на новый курс. Судно шло на восток от мыса Каточе, крайней северо-восточной оконечности Юкатанского полуострова, оставляя далеко на севере ближайшую точку Кубы – мыс Сан-Антонио. Достигнутые на испытаниях яхты десять узлов оставались недоступной мечтой; удавалось делать в лучшем случае семь с половиной.

«Требуемая книга распродана. Найдите издателей», – гласила первая телеграмма. «Необходимо срочно выслать диплом колледжа. Люблю, Берта», – сообщала вторая. Что говорилось в третьей телеграмме, так и осталось навсегда неизвестным, потому что ее получатель, Альдо Сантамария, вынужден был проглотить депешу, когда через несколько дней был схвачен полицией Гаваны. Телеграммы были посланы из Мексики для того, чтобы привести в готовность сеть организаций Движения 26 июля в Сантьяго, Гаване и Санта-Кларе. Они ставили товарищей на Кубе в известность о том, что экспедиция вышла в море, чтобы, как было запланировано, высадка совпала с началом восстания в городах. Но сколько же времени, с учетом задержек, вызванных штормами, перегрузкой и отказом двигателя, должно было потребоваться «Гранме», чтобы достичь провинции Орьенте, западной части острова?

Тем временем некоторые участники экспедиции, страдавшие от морской болезни и тесноты, думали только о том, как бы живыми добраться до берега. Инженер Чучу Рейес вспоминал: «Некоторые товарищи провели все три дня, неподвижно скорчившись по углам».

Гильен Сейя, молодой мексиканец, участвовавший в экспедиции, рассказывал, что аргентинский доктор продолжал страдать от приступов астмы. Спустя несколько лет один американский журналист где-то откопал историю о том, что после особенно сильного обострения Гевара лежал при смерти и кто-то сказал об этом Фиделю. «Если он мертв, то бросьте его за борт», – ответил тот.

В среду 28 ноября судно продолжало набирать воду, но положение в целом уже казалось не таким безнадежным. «Мы обнаружили, что вода проникает в трюм не через какие-то неведомые щели, а через открытый клапан фановой трубы, шедшей от уборных». Вскоре возникли еще две версии. Чучу Рейес: «Один из туалетов был все время занят товарищами, которых непрерывно рвало из-за морской болезни; он оказался переполненным, клапан, через который выливалось содержимое, оказался заклинен в открытом положении, и морская вода начала поступать внутрь». У Фиделя была другая версия. «Мы отчаянно откачивали воду, а проблема, как выяснилось позже, была очень проста. Часть борта, которая обычно находилась над водой, была менее водонепроницаема чем подводная часть и поначалу пропускала воду, но судно глубоко сидело в воде, доски разбухли и щели закрылись сами собой». Однако, какими бы ни были истинные причины течи, люди провели три первых дня плавания, посменно откачивая воду.

29 ноября, на пятый день плавания, яхта ушла в сторону от мексиканского побережья и западной оконечности Кубы, держа курс южнее острова, на Каймановы острова и Ямайку. В поле зрения попалось несколько рыбацких лодок, и Фидель приказал очистить палубу, поднять из трюма оружие и приготовиться к бою. Однако тревога оказалась ложной.

Конечно, бойцы, находившиеся на борту «Гранмы», не могли знать, что диктатура Батисты уже мобилизовала свои силы на всей территории острова, что авиация получила приказ высматривать в прибрежных водах подозрительные суда, что к тому же в Сантьяго-де-Куба бросили якоря американские военные суда: подводная лодка, несколько эскадренных миноносцев, фрегат1 и сторожевой корабль.

На следующий день, в пятницу 30 ноября, радиоприемник принес тревожные известия: в столице и небольших городах повстанцы выступили против существующего режима, на улицах возникали спорадические перестрелки, происходили диверсии, но в Сантьяго восстание, казалось, было самым мощным. Сообщалось о вооруженных столкновениях в полицейских участках, в штаб-квартире морской полиции, о снайперах на городских крышах.

Находившиеся на борту «Гранмы» мучительно страдали отто го, что их не было там, что они болтались в Мексиканском заливе, в то время как их товарищи сражались. Неуверенность, сознание того, что они опоздали, как темным саваном окутали участников революционного десанта. А часы шли, и радиосообщения, казалось, подтверждали, что столкновения ослабевают, а мятежники терпят поражение.

Фидель и другие руководители обсуждали возможность изменения плана: вместо попытки высадиться неподалеку от порта Никеро, который к настоящему времени должен был оказаться под контролем военных, они могут попытаться приблизиться к побережью Лас-Колорадас, лежащему на юго-востоке от первоначально намеченной точки. Оттуда они могут на грузовиках направиться к ближайшему городу, атаковать его, а потом двинуться в горы Сьерра-Маэстра.

К 1 декабря армия Батисты (несомненно, благодаря мексиканскому осведомителю) смогла получить информацию о предполагаемом месте высадки революционеров. Командование флота и авиации получило следующее распоряжение:

«Начинайте поиск самолетами военно-воздушных сил белой яхты 65 футов, цепь занимает почти всю длину судна, без названия, под мексиканским флагом, вышла из Туспана, штат Веракрус, Мексика, 25 ноября. Предполагаемое направление область Орьенте. Доложите результаты в Центр. Генерал Родригес Авила».

После многократного повторения этого текста ошибку все же исправили, заменив слово «цепь» cadena на «каюта» cabina.

Тем временем на борту яхты, согласно дневнику Рауля Кастро, «каждый окурок был бесценным». «Ночью мы взяли курс прямо на Кубу, отчаянно высматривая маяк Кабо-Крус, испытывая нехватку воды, топлива и продовольствия». Топлива осталось только десять четырнадцатигаллонных бочонков (т. е. всего 53 литра). «Гранма» набрала много воды, и, когда «в два часа утра задул штормовой ветер, положение стало тревожным. Впередсмотрящие крутили головами, вглядываясь в темноту в поисках светового пятна на горизонте, которое все не появлялось. Роке Роке Нуньес, опытный моряк, которого Фидель назначил штурманом взобрался на маленькую наблюдательную площадку, стремясь увидеть свет на мысу, но не удержался и упал в воду».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю