Текст книги "Дом горячих сердец (ЛП)"
Автор книги: Оливия Вильденштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Внутри не очень шумно, и я замечаю, что заняты только четыре стола. Но даже этот шум полностью прекращается.
Я насчитываю девять посетителей.
Девять посетителей во время обеда – это неслыханно. Может быть, в какой-то другой части королевства устроили пир? Может быть, Данте решил отпраздновать свою помолвку?
Дверь кухни распахивается, заставляя мой пульс слегка ускориться.
Серые глаза Дефне отрываются от подноса и останавливаются на моём лице.
– Фэллон.
Моё имя разносится в тишине таверны и кажется таким же тяжёлым, липким и грязным, как воздух, запертый между изношенными балками и истёртыми половицами.
От меня не укрывается то, как она сглатывает, и как поджимаются её губы.
Шок. Она в шоке.
Я натягиваю улыбку и делаю шаг вперёд.
– Уходи.
Я застываю. Неужели, она только что попросила меня…
– Пожалуйста.
Она качает головой из стороны в сторону, из-за чего её волнистые волосы, доходящие ей до плеч, рассыпаются по бежевому льняному корсажу её платья.
– Пожалуйста, Фэллон. Уходи.
Раздается скрип деревянных ножек, когда два посетителя встают со своих стульев.
– Я чувствую запах какого-то гнилья, – говорит один из них, пригвоздив меня острым как бритва взглядом.
– Пожалуйста, останьтесь, синьор Гуардано.
Дефне с силой прижимает к себе блюдо, и оно врезается в её мягкий живот.
– Фэллон, тебе здесь больше не рады.
Моя кровь становится холодной и вязкой, точно вόды, омывающие наши берега в разгар зимы. Я делаю шаг назад и врезаюсь в кого-то спиной.
– Что происходит? – раздается голос Фибуса рядом с моим затылком.
– Я… я…
Моё сердце так быстро колотится, что я не могу сформулировать ответ. Я начинаю разворачиваться, но останавливаюсь и осматриваю помещение.
– Где Сиб и Джиа? – говорю я хриплым шепотом.
Дефне закрывает глаза и снова сглатывает.
– Им здесь тоже больше не рады. Как и тебе, Фибус.
Он удивлённо обхватывает мои плечи руками. Мои глаза начинает щипать, я высвобождаюсь из его объятий и толкаю дверь. Когда я выхожу наружу, я поворачиваю голову и зажмуриваюсь, чтобы сдержать слёзы. Стук дождевых капель по натянутой ткани навеса звучит так же громко, как стук моего сердца.
– Какие-то проблемы, синьорина Росси? – слащавый голос Таво ползёт по влажному воздуху, проникает в мои пульсирующие барабанные перепонки и ещё больше портит мне настроение.
Я поднимаю веки и зло смотрю на него.
– Нет, – отвечаю я.
Он улыбается мне такой удовлетворенной и коварной улыбкой, что мне хочется ударить его по шее и призвать Минимуса.
Вместо этого я прищуриваюсь и смотрю в его глаза янтарного цвета в надежде, что солдат, который выдувает сейчас воздух из своих ладоней, чтобы не дать рыжему генералу замёрзнуть, исчерпает всю свою магию.
– Куда теперь, синьорина?
– Планируешь ходить за мной по пятам, Таво?
Его улыбка застывает на лице, но не исчезает.
– Моя работа – защищать королевство от тех, кто желает ему зла.
– Я не желаю зла ни Данте, ни Люсу! – восклицаю я, стараясь перекричать гром.
Фибус обхватывает меня рукой за локоть и уводит меня прочь.
– Идём.
Таво не следует за нами, в отличие от его голоса:
– Ты быстрее доедешь до дома на лодке.
Несмотря на то, что галька скользкая, а мои глаза застилают слёзы из-за разочарования, я предпочитаю пойти длинным путем. Мне надо выпустить пар и дать своему расстройству поутихнуть.
– Ты знал? – срываюсь я на Фибуса.
– Знал что?
Его походка кажется такой же напряжённой, как и плечи.
Я останавливаюсь посреди деревянного моста, увитого густыми ветками жимолости.
– Что мы стали изгоями?
– Я предполагал, что нас не станут встречать как героев. Мы ведь разделили королевство надвое, Фэл.
– Это сделала я. Не вы. Не Сиб. Не Джиа.
Дождь хлещет по моим щекам, приклеивая ко лбу выбившиеся пряди, обрамляющие моё лицо.
– Ни одного из вас не должны выгонять из заведений Люса из-за меня.
– Мы могли сразу же вернуться в Люс, но мы выбрали остаться.
– Тебя бросили в Марелюс и унесли в Небесное королевство. Какой у вас был выбор? – мой голос срывается.
– Мы могли уехать домой с Данте, но мы этого не сделали, так что хватит себя винить!
Моя нижняя губа так сильно дрожит, что мне приходится зажать её между зубами, чтобы не дать рыданиям вырваться наружу.
– Дефне и Марчелло выгнали их на улицу, Фибс! – хрипло говорю я. – Они обожали своих девочек, но они… они отвернулись от них. Моей мамы и бабушки здесь больше нет.
Мои слёзы прорываются наружу и размывают очертания Фибуса, превратив его в пятно зеленого, золотого и персикового цветов.
– Насколько нам известно, наши друзья уплыли на Шаббе.
– Они у Антони, – он опускает подбородок к шее. – Куда стоит отправиться и нам.
Моё сердце замирает.
– У Антони?
– В его новом доме.
– Я хочу домой, – шепчу я.
– Капелька, там никого нет…
– Мне нужна одежда и…
Он сжимает губы.
– Если честно, мне страшно.
Я напускаю на себя бравады ради своего друга.
– Ты же слышал эльфов. Данте сказал, чтобы нам не причиняли вреда.
– Да, и чтобы за нами следили.
Я слегка пожимаю плечами.
– За мной следили всю мою жизнь
– Это нисколько меня не успокаивает. Ни на грамм.
Он глядит в конец улицы и замечает парящего эльфа в полной военной экипировке.
– Даю тебе неделю на то, чтобы прийти в чувство, и ни минуты больше. Если кто-то что-нибудь предпримет, я зову Лоркана.
– Сомневаюсь, что он ответит на твой призыв.
Я пытаюсь улыбнуться, но улыбка тухнет на моих губах.
Утерев глаза промокшими рукавами, я поворачиваюсь и обнаруживаю ещё одного крылатого легионера, висящего среди капель позади нас, а также судно Таво, качающееся на пересечении канала, окружающего Тарелексо, и более узкого канала, над которым мы стоим.
Фибус обхватывает меня рукой за плечи.
– Пошли, пока мы не умерли от пневмонии на радость Диотто.
– Ты чистокровный фейри, Фибс. Человеческие болезни не могут причинить тебе вреда.
Он уводит меня прочь по дороге, как вдруг я замечаю едва заметную чёрную полосу на карнизе ближайшего к нам дома цвета подсолнуха.
Я быстро отвожу взгляд, чтобы не привлекать внимание к этой черноте.
«Неужели кто-то следит за нами, Лор?»
«За вами много кто следит. Вы собрали настоящую толпу».
«Я не имею в виду фейри; я имею в виду воронов. Ты послал кого-то проследить за нами?»
«А ты как думаешь?»
Думаю, Лоркан Рибав не слушал меня, когда я попросила его оставить меня в покое. И, наверное, я благодарна ему за защиту. Но я нуждаюсь в ней только до тех пор, пока Мириам не предстанет перед судом.
«Я всё ещё зла на тебя за то, что ты держал меня в неведении, Лор».
«Можно подумать, тебе бы понравилось то, что я мог тебе рассказать».
«Ты прав. Мне бы не понравилось. Но я предпочитаю видеть всю правду, чем быть слепой. Я предпочитаю знать, а не быть одураченной».
«Когда это я тебя дурачил?»
«Ты серьёзно, Лор? Серьёзно?»
Я вспоминаю о том, как ходила голышом прямо у него перед глазами.
Вспоминаю о реликвиях, которые я оживила, поверив в то, что это были всего лишь… реликвии.
Я вспоминаю о том, как звала его Ваше Величество, потому что решила, что это было его имя, и он ни разу меня не поправил. Да, он сделал это, чтобы сохранить свою личность в секрете, но я отдала ему всё, а он не дал мне ничего, кроме отговорок и лжи.
«Я вернул тебе твою свободу, Фэллон».
Это так, но теперь я уже думаю, что он вернул её мне только потому, что знал, что моё возвращение домой будет печальным.
«Нет, Behach Éan. Я освободил тебя, потому что понял, что хотя ты и не была превращена в камень, ты чувствовала себя запертой в клетке, а в мире нет более ужасного чувства».
Возвращение моего прозвища, приподнимает завесу из облаков, нависшую над моим настроением. По-видимому, то же происходит и с Лорканом, потому что у нас над головами появляются проблески голубого неба.
ГЛАВА 18
Входная дверь в мой дом раскрыта, но не это заставляет мои подошвы прирасти к гальке, а сердце припечататься к ребрам. Что заставляет меня застыть на месте, так это высохшие потёки красной краски.
Которой написано: Убийца короля.
Меня охватывает гнев.
Этот гнев направлен на фейри, которые осквернили мой дом.
На Данте, который так и не объяснил всё своему народу. Да, его брат пал благодаря мне, но его смерть была делом его рук.
Я бросаюсь вперёд на одеревеневших ногах и ещё шире распахиваю дверь.
Фибус зовёт меня по имени и кричит:
– Стой! Не надо!
Но я не останавливаюсь.
Моя кровь нагревается, как вода в чайнике бабушки, который криво стоит рядом с нашим выпотрошенным диваном.
Наша кухня исписана ещё более нецензурными выражениями, окна разбиты, а фрески на стенах разрисованы ещё более жестокими словами, написанными чем-то похожим на кровь.
«Алая шлюха».
«Шлюха ворона».
«Ведьма из Шаббе».
«Убийца».
«Предательница».
На плитке медового цвета я замечаю зловонные лужи, окруженные мухами, и запах мочи ударяет в мои раздувающиеся ноздри.
– Добро пожаловать домой, Фэллон Росси, – голос Таво перекрывает мерный плеск воды и проникает сквозь разбитое стекло прямо в мои пульсирующие уши.
Мой взгляд проникает в огненные глубины его радужек, которые самодовольно сияют.
– Кто это сделал, Диотто? – на челюсти Фибуса дёргается мускул.
– Чистокровки. Полукровки. Бедные. Богатые. Я даже слышал, что некоторые люди пришли отдать дань девушке, которая воскресила Алого ворона и его армию обсидиановых палачей.
Жилы на длинной изящной шее Фибуса натягиваются, точно канаты.
– Их наказали? Скажи мне, что их наказали.
– Мы теперь выступаем за свободу выражения в Люсе.
Серьёзно, мать твою? Слова застревают у меня в горле, которое свело судорогой.
– Ты называешь ненависть свободой выражения!?
Фибус описывает руками большой круг, в то время как я разворачиваюсь на месте и смотрю на самого ужасного из всех фейри.
Неожиданно мне в голову приходит мысль, представляющая гораздо бόльшую важность, чем спор о грубом применении этого нового закона.
– Мои бабушка и мама… они были здесь, когда пришли вандалы?
– Я не знаю, Фэллон, ведь я был в Тареспагии.
Лжец. Он был на юге вместе с Данте.
Со мной.
Вместе с отрубленной головой Марко.
– Ты, вероятно, мог бы использовать свой новоприобретённый авторитет, чтобы поспрашивать об этом от моего имени.
Он встречает мой презрительный комментарий ухмылкой.
– Тебе лучше не обращаться ко мне в таком тоне.
– Или что, генерал?
В сверкающих аметистах, которыми украшены его уши, преломляется предрассветный солнечный свет.
– Напишешь эти прозвища на моём теле своим фейским огнём?
Он прищуривается.
– Я не один из твоих дикарей, Фэллон. Мы не наносим татуировки на кожу, чтобы продемонстрировать, кто мы такие.
Я не удостаиваю его ответом, потому что не хочу тратить своё дыхание на человека, который считает меня демоном. Поэтому я разворачиваюсь на пятках, обхожу лужу цвета охры и поднимаюсь по скрипучей лестнице. Двери всех комнат висят на петлях, позволяя мне разглядеть хаос внутри.
Мамино кресло-качалку сожгли и разрубили на куски. Плетёные корзины бабушки с лекарствами перевернули, а содержимое пузырьков разбили. Окна в наших спальнях выбиты, занавески разрезаны. Бездыханная птица лежит на моём голом матрасе, её крылья распростерты как у ворона из подземелья Аколти.
Запах гнили в воздухе заставляет меня ухватиться за что-нибудь твёрдое, и как только мои ладони касаются стены, я сгибаюсь. Я стараюсь удержать внутри завтрак, но он выходит наружу, весь до последнего кусочка. Опустошив желудок, я отталкиваюсь от стены, вытираю рот тыльной стороной руки и застываю, когда замечаю, что кончики моих пальцев покрыты сажей.
Я поднимаю глаза, и пламя, такое же горячее как фейский огонь, начинает пожирать меня изнутри.
– Санто Калдроне.
Фибус приземляется на пятки и закрывает нос рукой.
Неприличные рисунки, изображающие девушку, которая совокупляется с вороном в его зверином обличье, покрывают мои стены.
Они ужасные.
Отвратительные.
Мерзкие.
Они убивают мою веру в человечество и наполняют меня жаждой мести. Я хочу наказать всех тех, кто посмел опорочить мою репутацию и мой дом.
– Данте знает об этом? – говорю я сквозь сжатые зубы, отчаянно пытаясь не вдыхать тошнотворно-приторный запах разложения.
– Он слишком занят, – говорит Таво. – Как и его постель.
Его неведение не уменьшает силу моего гнева, но усмиряет его, потому что если бы Данте знал…
Но если он позволил этому случиться и сознательно оставил мой дом в этом ужасном состоянии…
Боги, я сомневаюсь, что смогу его простить.
– Одежда.
Фибус тяжело дышит, его рот и нос всё ещё зажаты рукой.
Я подхожу к своему шкафу, подцепляю крючок одним пальцем и открываю его, а затем всё смотрю и смотрю внутрь. Я моргаю несколько раз, желая сдержать слёзы ярости, после чего возвращаюсь обратно к двери.
– Что? – спрашивает Фибус, когда я его обхожу.
– Идём.
– А что насчёт твоей…
– Её там нет.
Я не добавляю, что вместо неё кто-то оставил мне несколько змеиных рогов – один из которых всё ещё прикреплён к плоти, покрытой бирюзовой чешуей, а другой – размером с мой мизинец.
Слёзы покрывают мои ресницы, когда я снова заглядываю в мамину комнату и гляжу на полки, где она хранила свои любимые книги – любовные истории, которые я читала ей вслух. Все книги исчезли, но кое-что осталось лежать на полке – гладкий камень с вырезанной буквой «В». Я достала его из одного из её платьев, которые унаследовала от мамы, когда мне исполнилось пятнадцать, и когда я выросла из тех платьев, которые штопала и надставляла бабушка для того, чтобы я могла носить их ещё один год.
Я прохожу вперёд, хватаю камень и снова осматриваю комнату. Её разворотили и испачкали, как и мою. Водя большим пальцем по выемкам на камне, я слетаю вниз по лестнице и выбегаю за дверь.
Оказавшись снаружи, я сгибаюсь пополам и начинаю дышать. Просто дышать.
А затем…
Затем я наконец-то кричу.
Мои соседи высовывают головы из своих домов, но никто не спрашивает, почему у меня случился нервный срыв, потому что они знают. Они видели всё своими глазами и сидели ровно на своих задницах, позволив всему этому случиться.
– Тебе уже лучше? – спрашивает Фибус.
Фыркнув, я выпрямляюсь.
– Нет. Ни капли.
«Я не решился сжечь твой дом и скрыть от тебя то, что с ним стало», – голос Лоркана похож на тёплый бальзам, но ему не удаётся согреть мою заледеневшую кровь.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на воздухе, который проникает внутрь и выходит из моих сдавленных лёгких.
«А ещё ты этого не сделал, потому что хотел, чтобы я это увидела».
«Неведение делает нас слабыми».
Я маниакально вожу пальцем по букве «В», раздумывая о такой мести, чтобы не опуститься до их уровня.
«Если ты мне позволишь, Behach Éan, то я буду рад защитить твою честь».
Я фыркаю, представив себе, как сильно он будет рад, но это лишь испортит отношения между воронами и фейри. Я обхожу набережную и иду в сторону лодки Таво, покачивающейся на волнах.
– Новый дом Антони. Где он?
– По соседству с поместьем Аколти. Тебя подвезти?
– Нет. Мы…
– Мы были бы рады, если бы нас подвезли.
Фибус кладёт ладонь мне на поясницу.
– Я не хочу рисковать и идти по этим улицам, где полно ненавистников, которые могут опрокинуть на нас котёл с внутренностями животных или мёртвыми птицами, или бог знает чем, что они собирают у себя в домах.
Я моргаю и смотрю на него. Несмотря на то, что люди презирают именно меня, отвращение, которое они ко мне испытывают, настолько огромно, что простирается на близких мне людей.
– Прости, Фибус.
– В лодку. Сейчас же.
Он подталкивает меня вперёд.
– И тебе не за что извиняться. Всё, что ты сделала, это стёрла весь тот лоск, который слишком долго покрывал Люс. Если кому и надо извиняться, так это нашему новому лидеру, который позволил… – он выбрасывает руку, которая не лежит у меня на спине, в сторону голубого дома, который был моим безопасным раем, – этому вандализму случиться.
– Осторожнее, Аколти.
Таво дышит на стальной клинок, после чего не спеша полирует серебристое лезвие о дорогую ткань своего бордового кителя.
– Твои слова можно расценить как агрессию, а ты знаешь, куда отправляются несогласные.
В Филиасерпенс, логово змеев, растянувшееся вдоль разлома между Исолакуори и Тарекуори. Место, куда фейри сбрасывали своих врагов в течение многих веков.
Я слежу взглядом за клинком. Интересно, как быстро я смогу разоружить Таво и проткнуть его паршивое сердце.
Он, должно быть, понял ход моих мыслей, потому что вешает клинок обратно на портупею и прижимает ладонь к рукояти.
– Даже не думай, что я не брошу тебя следом, Фэллон.
Я улыбаюсь ему бесстрастной улыбкой.
– Ты в самом деле угрожаешь мне заплывом в Марелюсе?
Он отвечает мне ещё более бесстрастной улыбкой.
– Я слышал, что трупы тонут, а не плавают.
«Проверим?»
Между оставшимися облаками начинает собираться дым, что заставляет мою улыбку исчезнуть.
«Лор, нет!»
Если он убьёт Таво, разразится война, и с обеих сторон будут потеряны жизни.
Друг Данте запрокидывает голову и кричит своим людям, чтобы те вооружились обсидианом.
«Улетай. Пожалуйста, Лор. Ты сделаешь только хуже. Пожалуйста».
Канал начинает бурлить и пузыриться, и переливающаяся чешуя разрезает воду.
Неожиданно тепло руки Фибуса исчезает, и он резко вздыхает.
Я разворачиваюсь и вижу, что один из солдат приставил стальное лезвие к его горлу.
Но не простой солдат.
Это черноволосый, кареглазый капитан Даргенто.
– Отзови своих питомцев или твой маленький друг погибнет, синьорина Росси.
ГЛАВА 19
Холодный пот стекает по моему позвоночнику, и мамин камешек выскальзывает из моих пальцев.
– Стоп! Всем опустить оружие! СТОП!
Чёрный дым распадается на пять облаков. Если до этого у меня были какие-то сомнения в том, что Лор здесь, то теперь они исчезли, потому что только Король воронов может разделяться на пять сущностей. Двое его воронов зависают над гондолой Таво, а другие три летят ко мне, разрезая воздух, и начинают кружиться вокруг моей груди, головы и других самых уязвимых частей моего тела.
– Отпусти Аколти, Сильвиус!
Воздух наполняет голос, который я не слышала уже много дней, и хотя он больше не заставляет мою кровь течь быстрее, благодаря ему, давление на мои лёгкие уменьшается.
– Данте, – восклицаю я, а прохладный дым Лоркана тем временем продолжает бешено растягиваться по моей коже.
Мой бывший герой стоит на другом военном судне, которое сверкает, точно драгоценный камень в водах тёмно-синего канала. Корона с изображением солнца сияет поверх его косичек, которые поднимаются в воздух из-за той скорости, которую развила лодка, подгоняемая воздушными фейри, окружившими его.
– Вы слышали, что сказал ваш король, – рявкает Таво. – Отпусти чистокровного фейри, Даргенто.
Ноздри капитана раздуваются несколько раз, а затем он так сильно толкает Фибуса, что тот теряет равновесие и падает. Его лицо становится цвета разлитого молока, когда его тело срывается с набережной.
Я бросаюсь вперёд, чтобы прыгнуть за ним, но вороны Лоркана удерживают меня.
– Отпусти меня, Лор, – рычу я.
Неожиданно, точно кто-то пустил время вспять, тело Фибуса поднимается в воздух. И только тогда я замечаю под ним гигантскую птицу, которая ставит его на твёрдую землю. Я перестаю сопротивляться Лоркану и позволяю своему сердцу опуститься из моего горла и занять его законное место.
Как только хватка Лоркана ослабевает, а ворон, который спас Фибуса, взлетает высоко в небо, я бросаюсь вперёд, обхватываю руками шею своего друга и прижимаю к себе его большое трясущееся тело. Он рыдает, громко всхлипывая, из-за чего белки его глаз становятся красными.
И в этот момент я делаю то, чего никогда от себя не ожидала – то, что сделал со мной Лоркан, и за что я его ненавидела – я принимаю за Фибуса решение, остаться ему в Люсе или нет.
«Унеси его обратно. Я не могу его потерять. Я не могу…» – мой голос срывается.
«Коннор отнесёт его домой, Behach Éan».
Лоркан, должно быть, мысленно передал приказ своему соратнику, потому что огромная птица, которая спасла Фибуса из морских волн, пикирует вниз.
И, прежде чем Фибуса заберут у меня на, Котёл его знает, какое время, я обхватываю руками его мокрые щёки и целую в лоб.
– Скоро увидимся.
Он высвобождает своё лицо из моих ладоней.
– Ты улетаешь?
– Нет, Фибс, ты.
– Нет.
Он качает головой.
– Фэллон.
Но уже слишком поздно. Своими сверкающими когтями Коннор хватает Фибуса за пояс и приподнимает.
– Фэллон! Как ты могла? – кричит он. – Как ты могла?
Его тело начинает удаляться и становится не больше того жёлтого воздушного шарика, который подарила мне бабушка на один из дней рождения, и который выскользнул из моих перемазанных тортом пальцев, когда мы шли домой из таверны, где Амарисы угощали меня покрытым глазурью десертом с горящими радужными свечами.
«Твоя очередь».
Я опускаю голову и закрываю глаза.
– Не сейчас. Мне надо найти Сиб и остальных.
Я стараюсь не думать о бабушке. Я не могу показать ему свои истинные намерения, иначе он унесёт меня обратно в свой замок, а ключ выбросит.
Его глаза лимонного цвета сверкают, а затем его бесформенное тело начинает обретать формы.
И когда чёрное облако, похожее на человека, собирается в плоть, я шиплю на него:
– Перевоплощайся обратно. Теперь ты для них лёгкая добыча, как те утки на болоте.
– Вообще-то, я ворон. У меня другие гены.
Я смотрю на него, раскрыв рот.
– Не думаю, что сейчас самое время обсуждать виды птиц.
На его лице появляется лёгкая улыбка, когда он поворачивается к Данте.
– Добрый день, Регио. Прости, что не предупредил о своём визите. Да ещё и прибыл с отрядом воронов. Не думал, что придётся вмешаться, но у твоих людей, похоже, проблемы со слухом.
Резкий смешок вырывается из приоткрытого рта Таво.
– Наглость этого…
– Таво, пожалуйста, возвращайся в замок.
Корабль Данте не подплывает ближе. Это потому, что он боится мужчины, стоящего рядом со мной? Или потому, что змеи, зигзагами плавающие туда-сюда, не дают ему подойти?
Несмотря на то, что они уже успокоились, эти прекрасные создания не уплывают, словно ожидают моей команды.
Подумать только – я могу командовать животными – или типа того.
– Ты не против забрать с собой бывшего капитана, Диотто?
Лицо Лора с чёрными полосами поворачивается в сторону Даргенто, который делает небольшой шаг назад.
– Боюсь, что Фэллон, которая очень своенравна и упряма, нарушит наше перемирие, если он здесь задержится.
Я фыркаю.
«И с помощью какого оружия?»
«С помощью меня», – добавляет он, подмигнув мне. И это так не вяжется со всей этой ситуацией – со всем этим днём – что я не могу сдержать улыбки, которая приподнимает мои щёки.
«Говорят, я искусный палач».
Я морщу нос.
Данте, видимо, приказал Даргенто сесть к Диотто, потому что тот запрыгивает на пришвартованную лодку.
Несмотря на злобный взгляд Сильвиуса, мой пульс замедляется, когда они отплывают от берега.
– Тебе лучше уйти. Я слышала, что воронам не разрешено заходить дальше ракоккинского леса.
– Их королю разрешено ходить где угодно.
Его взгляд следит за траекторией гондолы.
– У ворона, который унёс Фибуса, будут проблемы?
Наконец, он снова переводит на меня своё внимание.
– Нет.
– Как долго ты решила пробыть здесь, Фэллон? – кричит Данте. Его грубый голос проносится по водной глади, разделяющей нас.
– А разве мой визит ограничен по времени, Маэцца?
Даже со своего места я замечаю, как на его виске начинает дёргаться нерв.
– Я слышала, что тебя можно поздравить.
Я пристально смотрю в голубые глаза, которые когда-то очаровывали меня.
– Алёна, должно быть, ужасно разочарована.
– Так и есть, но её отец нашёл для неё утешительный приз.
Из-под железных наплечников Лоркана начинает вырываться дым.
– Могу я поделиться этой чудесной новостью с синьориной Росси, Рибав?
Я хмурюсь и перевожу взгляд с одного мужчины на другого. Интересно, почему Данте спрашивает у Лора разрешения?
Лор пожимает плечами.
– Пожалуйста, Регио.
Радужки Данте небесно-голубого цвета становятся ледяными, точно кусочки льда.
– Король воронов любезно предложил жениться на принцессе Глэйса и сделать её своей… как вы там оборотни это называете?..
Когда Лоркан помогает ему подобрать термин, мой желудок опускается, а во рту пересыхает точно так же, как в засушливых районах Сельвати.
ГЛАВА 20
– Ты…
Я пытаюсь не выдать своей боли и удивления, но, по словам Сиб, я совсем не умею делать бесстрастное лицо.
– Ты обручен?
Лор наблюдает за выражением моего лица, следя за моей реакцией на эту новость.
– С каких пор?
Мой голос звучит так тихо, что вот-вот готов надломиться, как те сладкие миндальные вафли, которые бабушка пекла на Йоль.
– Мы подписали соглашение прошлым вечером.
Прошлым вечером? Прошлым вечером мы ужинали с ним! Когда это он успел слетать в Глэйс, чтобы обсудить свою помолвку? До или после своего пафосного рассказа о том, что вороны выбирают себе пару на всю жизнь?
Бледный овал лица Алёны, её серебристые глаза и копна светлых волос, доходящих до талии, встаёт у меня перед глазами, заставив тёмные очертания Лоркана исчезнуть.
Это глупо, совершенно глупо, но новость о его предстоящей свадьбе ощущается как удар в сердце.
Лоркан опускает подбородок и продолжает рассматривать меня.
– Этот союз серьёзный шаг на пути к миру.
– Не сомневаюсь.
Я чувствую себя так, словно моё горло протащили по стиральной доске, вместе с остальными органами.
– Имоген, должно быть, разочарована.
– С чего ей быть разочарованной?
Вместо того, чтобы указать ему на очевидный факт, я спрашиваю:
– Так ты переедешь в Глэйс, или твоя невеста переедет в Небесное королевство?
Я представляю её в комнате, которую я занимала. Она трогает мягкую ткань одежды, которую сшил для меня Лоркан, своими, ещё более мягкими, пальцами. Насколько я помню её тело, эта одежда придётся ей в пору. Скажет ли он ей, что она были выкроена и сшита специально для неё?
Ревность поднимает свою жалкую голову, и я неожиданно начинаю жалеть о том, что не сняла всю эту одежду с вешалок и не привезла с собой. Даже то ужасное чёрное платье из перьев.
Легкая улыбка играет в уголках губ Лоркана. Конечно же, он мечтает сейчас о своей маленькой принцессе, а вот мои мысли далеко не весёлые.
– Алёна пока останется в Глэйсе.
Значит, она вернулась на родину… Наверное, весь этот хаос заставил её покинуть Люс. Если только её не вернуло на север разбитое сердце. Ведь Данте ей, кажется, очень нравился. Интересно, находится ли она в предвкушении своей предстоящей свадьбы, или её пугает то, что ей придётся выйти за оборотня с когтями и клювом, которые могут оборвать её долгую жизнь фейри?
– Мне надо… мне надо…
«Что тебе надо, Behach Éan?»
Мне надо побыть одной и подумать.
Мне надо, чтобы мне перестали подбрасывать такие сюрпризы.
Мне надо перестать переживать о том, что жизни других людей движутся дальше, тогда как моя оказалась в подвешенном состоянии.
– Мне надо идти, – говорю я, наконец.
– Хорошо. Позволь мне отнести тебя в дом Антони, чтобы тебе не пришлось идти по улицам Люса.
– Ты же знаешь меня и мою любовь к прогулкам.
– Фэллон, – вздыхает он. – Это последний раз, когда мы видимся, перед долгой разлукой. Позволь мне хотя бы убедиться в том, что ты доберёшься до места своего назначения в целости и сохранности.
– А почему тебе важно, чтобы я добралась в целости и сохранности?
Улыбка исчезает с его лица, а челюсти сжимаются, словно его голова превратилась в кусок металла.
– Согласно нашему соглашению, никто не причинит ей вреда, – восклицает Данте, который ещё не скомандовал своему капитану отправиться обратно на Исолакуори.
Лоркан переводит внимание на другого монарха.
– Ты видел, что твои люди сделали с её домом, Регио?
Взгляд короля фейри перемещается на голубые стены, за которыми когда-то было безопасно.
– Не видел.
И хотя его ответ не улучшает состояние моего дома, он улучшает состояние моего сердца, смахнув с него один слой боли.
– Я прослежу за тем, чтобы его восстановили до его прежнего состояния.
– И, пожалуйста, проследи за тем, чтобы все твои солдаты держались подальше от моей, – Лоркан так редко не может подобрать слова, что я снова перевожу на него взгляд, – подданной.
– Я не твоя подданная.
Мой голос совсем не резкий. Его едва слышно. Я чувствую себя опустошённой и уставшей.
Я скучаю по Фибусу. Я скучаю по бабушке и маме, даже если они не…
Камень! Я его уронила. Я осматриваю гальку, но мои глаза застилают такие сильные эмоции, что земля под моими ногами напоминает палитру художника. Я моргаю несколько раз, но это не помогает мне прояснить зрение.
Я приседаю на корточки и провожу руками по истёртым ветрами и солью камням, по колючей траве, которой каким-то образом удалось здесь вырасти, несмотря на сильные ветра и солёные брызги.
«Что ты ищешь?» – спрашивает Лор по нашей связи, а может и вслух – я уже не уверена.
Я уже ни в чём не уверена помимо того, что мне надо найти частичку моей мамы и добраться до Сиб как можно скорее.
– Мамин камешек.
И хотя ко мне не приближается никакой гигантской волны, я чувствую, что меня вот-вот ею накроет, и на тот раз я уже не выплыву, если не найду кого-то или что-то, за что я могу ухватиться. Я ползу на четвереньках, дрожащими пальцами скребу по гальке, пока не касаюсь гладкого камешка. Маминого.
Встав на ноги, я так крепко сжимаю его, что неглубокие бороздки впиваются в мою ладонь.
– Вообще-то я передумала насчёт своей прогулки.
Мне нужна Сиб так же, как Минимусу нужно море.
– Если твоё предложение отнести меня к Антони всё ещё в силе.
– К Антони?
Брови Данте так резко сходятся вместе, что почти касаются друг друга.
– Антони Греко?
– В моём доме невозможно жить, Маэцца.
И хотя Данте изменился – мы все изменились – от меня не укрывается то, как опускается его кадык.
– Рибав разрешает тебе оставаться с людьми вроде Антони Греко?
– Антони – мой друг. К тому же это моя жизнь. Мои решения.
– Если тебе надо где-то остановиться, Фэллон, я могу найти для тебя место в замке, – говорит Данте.
– Нет.
Золотистые глаза Лора вспыхивают, а его широкое тело начинает дымиться по краям.
– Она останется с Греко.
На лице Данте появляется кривоватая улыбка.
– А я думал, ты мне доверяешь, Лор.
– Не называй меня Лор. Ты не ворон, и не мой друг, Регио. А что касается доверия, то его надо заслужить.
И прежде, чем я успеваю сделать вдох, Лоркан разделяется на пять воронов, которые затем врезаются друг в друга, соединившись вместе.
– До встречи, Заклинательница змеев.
Если бы это прозвище вырвалось изо рта другого человека, я бы нахмурилась, но из уст Данте оно не звучит как оскорбление. Оно звучит как предложение оливковой ветви.
– А разве будут ещё встречи?
– Множество. Ведь ты склонна попадать в передряги, синьорина Росси.
– Конечно же, это не требует вмешательства самого короля.
