Текст книги "Дом горячих сердец (ЛП)"
Автор книги: Оливия Вильденштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Я не вижу того, кто стоит за стеной из мускулов и железных доспехов, но я решаю, что это Даргенто. Если только это не мой дед. Мог ли Юстус в итоге объявиться здесь или он пребывает на дне Марелюса, поедаемый змеями?
Заглянув в щель между телами, я замечаю блеск янтарных глаз и узкое лицо.
– Я пришел сюда не ради шаббианской суки. По крайней мере, не сегодня.
Суки? Интересно, что сделал бы Данте, если бы я подошла к этому самодовольному говнюку, вытащила бы стальной меч из его ножен и вонзила ему в шею? Стал бы он обвинять в этом Лора или только меня?
– Какие же благородные создания эти фейри, – бормочет Имоген себе под нос. – Не могу дождаться, когда Лор вернёт себе наше королевство.
Сильвиус обходит воронов, стараясь держаться подальше от Имоген. Устремив на меня свой обжигающий взгляд, он говорит:
– Я буду вынужден доложить королю о том, что ты сказала, корво.
– Ради бога, можешь передать мои соображения своему монарху. Будь уверен, я точно так же передам ему то, как ты оскорбил Фэллон.
Сильвиус усмехается.
– Ты угрожала короне Люса; а я всего лишь использовал анатомически правильное определение по отношению к Фэллон.
– А я смогу подтвердить то, что скажет капитан, так как слышал весь разговор, – добавляет эльф, который парит недалеко от нас, выпятив грудь.
Я приподнимаю бровь
– Капитан?
– Я оговорился.
Эльф улыбается, обнажив зубы, которые слишком широки для его крошечного рта.
– Хотя я не сомневаюсь в том, что Сильвиус вернёт себе этот титул. Мориати слишком мягок для этой работы.
Я не могу поверить в то, что Данте заменит Габриэля на этого злобного фейри, который остановился рядом с Имоген с коварной улыбкой на лице.
– Уверен, что наши пути ещё пересекутся, синьорина России.
– Я постараюсь прихватить что-нибудь железное для нашей следующей встречи, – говорю я сладким голоском и добавляю, – ублюдок.
Ладонь Сильвиуса перемещается на инкрустированную рубинами рукоять меча, который очень напоминает… напоминает….
Я снова перевожу взгляд на его лицо.
– Где ты достал этот меч?
Пальцы Сильвиуса застывают поверх огранённых рубинов.
– Я снял его с мертвого тела твоего деда. Не думаю, что он был ему всё ещё нужен. Ведь чтобы двигать рукой – нужна голова, а его голова была насажена на рог одной из твоих тварей.
Каждый удар моего сердца ощущается точно укол ножа.
Юстус мертв.
Его убил змей.
Я жду, когда меня накроет волной облегчения, но этого не происходит. Вероятно, это произойдёт позже.
– Как жаль, что какая-нибудь другая тварь не украсила свой рог твоей головой.
Улыбка Сильвиуса становится ещё шире и коварнее, когда он отходит назад.
Когда он скрывается за листвой, Имоген рявкает на солдата, который ведёт нас по острову:
– Сколько ещё до твоего чертового лекаря?
– Осталось перейти ещё один мост, – отвечает мужчина.
Его голос такой же напряжённый, как и очертания его тела. И хотя он не касается своего меча, он всё время переводит взгляд с одного ворона на другого.
– Ты знала, что мой дед мертв, Имоген? – спрашиваю я, когда мы возобновляем шаг.
– Нет.
Имоген бормочет что-то ещё насчёт того, что нас водят кругами.
Поскольку всё на Исолакуори имеет округлые формы, начиная с пяти островов, составляющих его, и заканчивая каналами, я решаю, что мы действительно ходим кругами. И мы ходим так уже некоторое время. Зачем им могло понадобиться водить нас кругами? Чтобы позлить?
Я запинаюсь и резко останавливаюсь.
Что если они не отвели Сиб к лекарю?
Что если…
– Мы на месте.
Солдат указывает на деревянное одноэтажное строение с витражными окнами и эмблемой солнца на двери.
Имоген распахивает дверь.
Как только мой взгляд приземляется на чёрные волосы моей подруги и её платье мятного цвета, я облегченно вздыхаю. Вероятно, мои опасения были необоснованными, но я не могу подавить свою нервозность.
– Фэл! – восклицает Сиб, испугав принцессу из Неббы, которая разглядывает пыльные пузырьки на одной из многочисленных полок.
Я хмурюсь, так как не могу понять, почему Сиб сидит на смотровой кушетке, а Эпонина разгуливает вокруг. И где вообще лекарь?
Судя по тому, как плотно сжаты губы обеих женщин, я заключаю, что прервала какой-то разговор.
– Готова отправляться домой, Сиб?
– Да.
Она спрыгивает с кушетки и идёт ко мне, обернувшись на Эпонину.
– Почтём за честь посетить золочёный пир в вашу честь. Спасибо за приглашение.
У меня отвисает челюсть. Золочёный пир? И с чего это ради, Сиб ответила за меня? Я ни за что не поеду на праздник в честь свадьбы моего бывшего любовника и его принцессы-пьянчужки из Неббы.
– Надеюсь, лекарь найдёт для вас лекарственные травы от головной боли, – добавляет моя подруга, а затем переводит внимание на меня.
Как только дверь закрывается за Сиб, я спрашиваю:
– Она пригласила тебя на золочёный пир?
– Она пригласила нас… тебя, меня, мою сестру, Катриону – а ещё всех воронов, которые будут охранять тебя в этот день.
Тёмные брови Имоген приподнимаются.
– Мне придётся согласовать это приглашение с…
– Ни с кем, – говорю я, – потому что я не планирую туда идти.
– Ой, перестань, Фэл. Данте, похоже, хочет пригласить только самых близких. Семью и друзей. И мы получим подарки. Королевские подарки. То есть драгоценности.
Она начинает хлопать ресницами.
– Сиб, мы вернулись в Люс не для того, чтобы чествовать фейри, побуждая их жить ещё более роскошной жизнью!
– Давай обсудим это потом.
– Нет. Давай не будем.
Она похлопывает меня по руке, как будто я веду себя как ребёнок.
– А вообще, Сиб, нам определенно стоит обсудить это потом. Мне не терпится узнать, что думает Джиана по поводу того, чтобы пойти на золочёный пир в честь Регио. Готова поспорить, она будет в восторге.
ГЛАВА 32
Когда Сибилла упоминает золочёный пир вечером за ужином – за ужином, на котором не присутствуют парни, так как они решили провести этот вечер, разгружая товары в Раксе – Джиана смотрит на свою сестру так, словно та сделалась тупее хлебушка, который испекла для нас Катриона, и который я единолично уничтожила – конечно же, после того, как его попробовала Ифа и разрешила мне его есть.
– Боги, Сиб, чем ты думала, когда соглашалась на это? – шипит Джиа.
Сибилла поднимает обе руки и дует воздухом на клавиши огромного рояля в гостиной Птолемея, взяв какой-то диссонансный аккорд.
Я зажимаю уши руками, но Сиб хватает меня за запястье и тянет руки вниз.
– Она сказала, что знает, где Мириам.
– Где? – спрашиваю я, а Джиа фыркает.
– И ты ей поверила?
– В отличие от тебя, сестрёнка, я не считаю всех чистокровных фейри злодеями.
Моя подруга такая доверчивая, и да, я не лучше, но я надеюсь, что поиски воронов научили меня хоть какой-то проницательности.
Голова Джианы откидывается назад, словно Сиб дала ей пощечину, но единственное, по чему ударяет Сиб, это чертовы клавиши пианино, от которого у меня уже болит голова.
– А насчёт того, чтобы рассказать нам, где она, – продолжает Сиб. – У Эпонины есть ряд условий.
– Ну, конечно, – бормочет Джиана.
– Она расскажет нам об этом, если Лор согласится… – она подносит руку к шее и проводит по ней, имитируя нож, – … её отца в ночь празднества.
Я, должно быть, перестала дышать, потому что мои лёгкие сжимаются.
– Почему именно в ночь празднества? – спрашивает Джиа.
– Потому что вся семья будет находиться там без доспехов.
Неожиданно Сиб перестаёт долбить по клавишам своей воздушной магией.
– Разве ты никогда не была на пиру, Джиа?
– Нет, Сиб. Я старалась держаться подальше от этих бестолковых празднеств, устраиваемых чистокровками. А когда это ты была на пиру?
– На прошлый Йоль с Фибусом. В честь одного из его кузенов. Сколько их там у него… трое?… четверо?
Я тоже должна была там быть, но церемония состоялась в Тареспагии, а бабушка запретила мне путешествовать в эту часть королевства без неё. Она так и не объяснила мне, почему, но как я поняла, она боялась, что я встречу там Домитину – дочь, которая повернулась к ней спиной, когда она выбрала маму и меня.
Вернувшись с празднества, Фибус и Сиб сообщили о том, что моя тётя была в числе приглашённых гостей. Они также сообщили, что по сравнению с этой женщиной моя бабушка была такой же милой, как сладкий заварной крем. Но поскольку бабушка была какой угодно, но только не милой, я решила, что Домитина оказалась совсем дрянной. И всё же я по наивности надеялась, что ошибаюсь. Но визит в поместье моей прабабки навсегда разрушил эту надежду.
Ксема и Домитина были по-настоящему ужасны.
– Катриона, ты несколько раз была во дворце, – я поворачиваюсь к куртизанке, которая тихо потягивает чай, приподняв мизинец, точно чистокровная фейри. – Что ты можешь рассказать нам про Эпонину?
– Она презирала Марко, – говорит Катриона и, скривив губу, добавляет: – Я не удивлюсь, если она точно так же презирает Данте.
– О, она определённо его презирает, – говорит Сиб.
Джиана откидывает назад свои кудри.
– Но это не значит, что ей нравятся вороны и шаббианцы.
– Возможно, но я думаю, – Сиб решает снова заполнить комнату оглушительным шумом. – Нам стоит туда пойти. Даже если там не произойдёт убийства короля.
Желчь начинает подступать к моему горлу.
– Но-о-о-о… – Сиб растягивает последнюю букву, а вместе с ней и удары моего сердца, – мы можем её напоить и выяснить у неё всё, что она знает, не проливая кровь. А как насчёт того, чтобы пригласить её к нам домой?..
– Нет.
Ифа качает головой.
– Лоркан не согласится.
– А, может быть, он сам мог бы нанести визит Эпонине? – Джиана, должно быть, изо всех сил впивается в щёку зубами, потому что на ней появляется ямочка. – Так мы сэкономим наше время и усилия.
Ну, или так.
Взгляд моего телохранителя с головокружительной скоростью обегает комнату по дуге, как будто Ифа выискивает в каждом отполированном углу и позолоченной щели подслушивающего эльфа.
– А если ловушка?
– То, что она знает о местонахождении Мириам?
Сибилла глядит на Ифу, которая решила, что будет стоять рядом со мной, хотя я настаивала на том, чтобы она села.
С тех пор, как она прилетела сюда днём, чтобы сменить свою сестру, она вела себя невероятно нервно. Когда я спросила её, в чём было дело, она покачала головой и попыталась улыбнуться, чтобы успокоить меня. Но её попытка не увенчалась успехом и не успокоила меня.
– Приглашение на пир. Может быть, она хотеть устраивать засаду на Лора и Фэллон?
Паранойя Ифы передается мне, и мой пульс учащается.
– Она по-настоящему ненавидит своего отца, Ифа, – Сиб продолжает отправлять потоки воздуха на клавиши пианино, наполняя дом Антони громкой какофонией звуков, необходимой для того, чтобы приглушить наш разговор.
– А как её ненависть к отцу связана со всем этим? Она может ненавидеть его, и одновременно ненавидеть воронов и шаббианцев.
Комментарий Джианы заставляет челюсть Сиб сжаться.
– Она не стала бы предлагать выдать нам Мириам, если бы ненавидела шаббианцев.
– Выдать? – фыркает Джиа. – Она утверждает, что знает, где та прячется.
– Почему ты всё время так негативно настроена, чёрт побери?
– Реалистично, а не негативно. К тому же, если Эпонина такая поклонница воронов и шаббианцев, почему бы ей не обратиться напрямую к Лоркану и не рассказать ему обо всем? Зачем использовать тебя?
– Потому что Лоркан её чертовски пугает, дорогая сестра!
Сиб чуть не выдирает у себя клок волос, который теребит в руках.
– Только никаких поспешных шагов и ни на что не соглашаться, пока Лоркану не сообщат о ситуации, хорошо?
Сиб закатывает глаза.
– Я и не планировала возвращаться сегодня на Исолакуори.
– Он зайдёт сегодня, Фэллон? – вопрос Джианы заставляет мою шею напрячься.
– А почему я должна быть в курсе его расписания?
Джиана пристально смотрит на пальцы, которыми я барабаню по подлокотнику.
– Ифа, не могла бы ты перевоплотиться и спросить у него по мысленной связи?
Ифа кивает и перевоплощается, а затем её черные глаза затуманиваются и напоминают теперь два биллиардных шара. Через целых две минуты её перья снова превращаются в кожу.
– Он не отвечать. Фэллон?
– Да?
Она понижает голос.
– Ты не могла бы попробовать?
Я перестаю стучать по подлокотнику.
– Я не могу перевоплощаться, забыла?
– Я имела в виду парную связь.
Она касается своего виска.
– Имми говорит, что ты…
Звон фарфоровой чашки Катрионы о блюдце прерывает Ифу.
– Ты вышла замуж за Короля воронов?
– Что?
Мои щёки теплеют из-за того, как резко к ним приливает кровь.
– Конечно, нет. Как ты могла прийти к такому нелепому умозаключению?
Она заводит прядь светлых волос за ухо.
– Разве не это подразумевается под словом «пара» у воронов?
– Необязательно официально жениться, чтобы быть парой. Но это не относится к теме, потому что я не пара Лоркана Рибава. Я ничья пара.
Я исступленно качаю головой.
– А если бы это было так, он не стал бы связывать себя узами брака с другой женщиной. Вороны очень привязаны к своей паре, потому что у них может быть только один партнёр.
Сиб перестает касаться пианино магией воздуха. Мне очень хочется, чтобы она снова начала это делать и заглушила громкие удары моего сердца.
Ифа долго смотрит на меня из-под опущенных ресниц.
– Фэллон говорить правду. Ни один ворон, имеющий пару, не стал бы жениться на другом человеке.
– А что случается, если ворон получает пару уже после того, как женится?
Я сомневаюсь в том, что Сиб задала этот вопрос с целью отвлечь внимание от меня, но я всё равно ей благодарна.
Губы Ифы приподнимаются в печальной улыбке.
– Они всегда выбирать пару.
Рот Сиб широко раскрывается, как и её серые глаза.
– Значит, они бросают того, на ком женаты?
– Да. Это очень печально, но пара неспособна жить порознь.
Взгляд её черных глаз возвращается ко мне, и, хотя я знаю Ифу не так давно, от меня не укрывается вопросительный взгляд, который она бросает в мою сторону.
Он словно говорит: «Ты меня не убедила, но сейчас я тебе подыграю».
А, может быть, её глаза говорят совсем не это, и я просто поддалась паранойе?
Желая увести разговор в сторону от парной связи, я спрашиваю:
– Что ты думаешь по поводу золочёных пиров, Катриона?
– Они могут быть скучными, но подарки стоят того, чтобы немного позевать.
Глаза Сиб начинают сверкать, как будто она увидела какую-то дорогую побрякушку.
Джиана встаёт на ноги.
– Думаю, что с вашей стороны будет глупо рисковать жизнью ради какого-то праздника и подарка.
– Почему бы тебе не пойти и не испортить настроение кому-нибудь другому, – ворчит Сиб.
– Вместо того, чтобы называть свою сестру и Фэллон глупыми, тебе стоит поаплодировать им обоим, так как для того, чтобы вступить в бой, нужна смелость.
Катриона говорит это довольно приятным тоном, но от меня не укрывается раздражение, которое пропитывает его точно так же, как розовое ароматическое масло пропитало её кожу.
– А на этот порог тебя привела тоже смелость? – говорит Джиа, подавшись в её сторону.
Катриона опускает взгляд на руки, которые она сжимает на своих коленях.
– Нет.
Её блестящие губы кривятся, а потом расслабляются.
– Трусость.
Женщина, которая всегда наполняла «Кубышку» своим весельем и красотой, неожиданно кажется такой маленькой, словно кресло с парчовой обивкой, на котором она сидит, начало её поглощать, килограмм за килограммом, вместе с её шёлковым платьем.
После того, как Джиана уходит, чтобы убраться на кухне, так как все остальные не торопятся этого делать, я сажусь рядом с Катрионой и беру её руки в свои. От моего прикосновения её тело содрогается.
– Ты не трусиха. Трусы не присоединяются по своей воле к преступникам.
Я хочу заставить уголки её губ приподняться, но всё, что удается сделать моим словам, это выдавить слезу из тёмно-зелёных глаз этой женщины.
Катриона сжимает мои руки, после чего высвобождается из моей хватки и встает на ноги.
– Мне пора идти спать.
Я хорошо её знаю, чтобы понять, что не усталость, а стыд выгнал её из этой комнаты.
Она задерживается на пороге двери и сжимает своей изящной рукой дверной проём, а другой рукой начинает разминать кожу в области сердца – а точнее, сминать небесно-голубой шёлк своего платья на бретельках.
– Я очень часто и во многом не согласна с Джианой, но, вероятно, тебе стоит…
Она сглатывает, резко опускает веки, а её ноздри начинают раздуваться.
– Что мне стоит, Катриона?
– Вероятно, тебе стоит вернуться в Монтелюс, микара, – говорит она сдавленным шепотом. – Вероятно, тебе стоит спрятаться до тех пор, пока Мириам не найдут.
Когда она отрывает руку от дверного проёма, от меня не укрывается то, как сильно сжимается её челюсть, и как энергично она начинает массировать свою грудь – как человек, который хочет отказаться от заключённой им сделки. Только я не видела, чтобы на её груди сияла какая-нибудь точка. Я бы заметила её, учитывая её любовь к глубоким вырезам и прозрачным платьям.
Но если подумать, она не надевала такие платья уже…
Прежде, чем я успеваю спросить мнения Сиб на этот счёт, раздается звонок в дверь. Поскольку час уже поздний, а все ключи находятся у парней, моё сердце подпрыгивает к горлу.
– Я идти проверять, кто там. Ждите.
Ифа резко разворачивается.
Когда она покидает помещение, Сиб спрашивает:
– Мне показалось, или Катриона вела себя странно?
Мою кожу покрывают мурашки.
– Она вела себя очень странно.
И прежде, чем мы успеваем обсудить то, что могло случиться с нашей светловолосой соседкой, голос Ифы эхом отражается от стекла и нефритового камня в помещении вестибюля.
– Фэллон! К тебе.
Нахмурившись, я поднимаюсь на ноги одновременно с Сиб и выхожу из гостиной. Ифа отходит в сторону, и я вижу перед собой Габриэля.
Он стоит на пороге нашего дома, а за его спиной…
Моё сердце переворачивается в груди, и в то же самое время воздух, освещённый факелами, разрывает ржание.
ГЛАВА 33
Я бросаюсь к входной двери, и золотой шёлк платья, которое я так и не сняла, начинает развеваться вокруг моих ног. Я уже готова выбежать на улицу и обхватить шею Ропота руками, но вместо этого застываю на месте.
Лошадь за спиной Габриэля не чёрного, а серовато-коричневого цвета, она тощая и приземистая, а её морда и шея увиты лианами, которые она пытается стряхнуть. Она поднимает голову, когда я приближаюсь. Её ноздри раздуваются, а карие глаза пугливо округляются.
Нет, не глаза. Глаз. В единственном числе. Другая её глазница – пуста.
Что случилось с этим несчастным животным?
– Это не мой конь, Габриэль.
Я не протягиваю ему руку, так как не понимаю, зачем он стоит у моей двери с этой лошадью.
– Я в курсе.
Лошадь тихо ржёт и качает головой, а затем пятится назад, пытаясь встать на дыбы, но солдат, который обмотал животное лианами, дёргает с такой силой, что лошадь падает на колени.
Когда лианы начинают врезаться в шкуру животного, напомнив мне о том, как бабушка связала Минимуса под мостом, я бросаюсь вперёд и ударяю солдата по запястью, чтобы прервать поток его магии, пока он не успел изрезать плоть перепуганной лошади.
– Ты на меня напала, Заклинательница змеев?
– Я шлепнула тебя по запястью. Едва ли это можно считать нападением, но если я ранила твоё эго – ты можешь обсудить это со своим капитаном.
Я вытягиваю руку, чтобы животное могло меня понюхать. Когда бархатный нос начинает пульсировать рядом с моей ладонью, я поднимаю другую руку и глажу шею лошади, не увитую лианами.
– Зачем ты привёл мне эту лошадь вместо Ропота, Габриэль?
Новый капитан люсинской армии переступает с ноги на ногу в своих сияющих сапогах, его взгляд проходится по моим рукам и по животному, которое почему-то успокоилось.
– Ропот сломал ногу, когда спускался с горы.
– Вы его обездвижили?
Солдат, которого я шлёпнула – к сожалению, недостаточно сильно – фыркает.
– Можно и так сказать.
Страх подступает к моему горлу.
– Что это значит?
Габриэль впивается зубами в свою тонкую нижнюю губу.
– Нам пришлось… нам пришлось…
Сиб хмурится.
– Вам пришлось?..
– Мне жаль, Фэллон, – бормочет он. – Он хромал. У нас не было выбора.
Моё горло начинает гореть.
– Ты хочешь сказать…
Я сглатываю, чтобы уменьшить жар, но он ещё сильнее охватывает моё горло.
– Ты хочешь сказать, что вы его умертвили?
Габриэль опускает взгляд на ковёр из белых и зелёных мраморных плиток у меня за спиной.
– У него была сломана нога.
Мои веки начинают гореть, а тело сотрясает дрожь.
– Вы могли бы отвести его к лекарю! Или к земляному фейри, который разбирается в примочках.
Габриэль вздрагивает.
– Он не мог идти.
Горячее и частое дыхание коричневой лошади согревает мои ледяные пальцы.
– И что теперь? Эта лошадь должна стать для меня утешительным призом?
– Нет. Данте хотел, чтобы я сказал тебе, что мы отпустили Ропота в горы, и, хотя мы действительно отпустили его душу на волю…
– Хотя у животных нет души, – фыркает солдат, которого я уже готова столкнуть в ближайший канал.
– Довольно! – щёки Габриэля вспыхивают от раздражения. – Я не хотел тебе врать, Фэллон. Мне кажется это неправильным. Я привёл эту кобылу, потому что она стала непригодна для армейской службы, и Таво приказал её умертвить. Я подумал…
Он проводит рукой по своим длинным распущенным волосам, в которых образовалось несколько колтунов.
– Может быть, я ошибся, но я подумал, что она может тебе понравиться. И что ты можешь понравиться ей.
Он сглатывает.
– Ну, потому что… потому что…
Я знаю, почему. Потому что я шаббианка.
Таво поднимается на самый верх списка ненавистных мне фейри, точно пенка на кипящем молоке.
– Уберите эти лианы с моей лошади, – приказываю я солдату.
Габриэль испускает глубокий вздох, и, хотя он выглядит пришибленным, ему удается выдавить из себя улыбку.
А вот солдат не улыбается. С сердитым лицом он отзывает свою магию.
– Тебе лучше взять её за поводья, Заклинательница змеев, иначе мне придётся снова заарканить эту чёртову тварь.
– Ещё раз заарканишь мою лошадь, я заарканю тебя. И привяжу к змею.
Я говорю это таким милым голосом, что остроухому фейри требуется секунда, чтобы понять, что я ему угрожаю.
Как только это происходит, ноздри его узкого носа начинают раздуваться так же сильно, как у лошади, которая танцует на одном месте, всё ещё взволнованная присутствием своего двуногого мучителя.
– Капитан, вы не можете спустить ей с рук то, что она угрожала чистокровному фейри и солдату?
Габриэль пристально глядит на меня.
– Если ты хочешь наказать ворона, находящегося под защитой Рибава, ради Бога, Пьетро. Попытай счастья, а я предпочту остаться с головой на плечах.
К моему удовольствию, солдат-фейри становится таким же бледным, как луна, которая освещает его лицо.
– Спасибо, Габриэль. Я запомню твою доброту и прослежу за тем, чтобы об этом услышал Лор.
Я снова разворачиваюсь к солдату.
– А для тебя я готова устроить заезд на змее в любое время.
Я подкрепляю свою угрозу улыбкой, после чего завожу лошадь в огромную медную дверь и веду её по коридору в сторону гостиной.
– Эм, дорогая, я не думаю, что нам стоит держать лошадь в доме.
– Мы не будем её здесь держать.
Я раздвигаю вечно задёрнутые шторы, после чего отпираю стеклянную дверь, которая ведёт в сад, и тяну за веревку, привязанную к кобыле.
Она пятится назад и опрокидывает банкетку у рояля. Громкий стук заставляет её рвануть вперёд, и она врезается в дверную раму.
– Тише, девочка, – бормочу я, не сводя глаз с её жуткой глазницы.
Я жду, когда она успокоиться, после чего веду её на темно-зелёную террасу в сторону строения, напоминающего храм фейри в миниатюре. Я подхожу ближе и понимаю, что это действительно место поклонения с колоннами, алтарём и куполом, расписанным фресками с изображением люсинских богов.
Птолемей был таким набожным… Очень жаль, что религия не смогла исправить его характер.
Дойдя до расписанного портика, я снимаю с кобылы веревку, и хотя она нервно цокает копытами по камню, она позволяет мне обойти её. Я замечаю у неё на крупе клеймо, а на шее кровоточащую рану, от вида которой я сжимаю зубы.
– Мне жаль насчёт коня, Фэллон.
Ифа стоит рядом со мной и осматривает тёмное небо в поисках угрозы.
Интересно, она имеет в виду Ропота или это бедное животное? Вероятно, обоих.
Мне хочется разбудить Катриону и спросить её, не умеет ли она делать лечебные примочки, но обладание магией Земли не делает тебя лекарем, особенно если твои уши не закругленные. Бабушка была не только чистокровной фейри, но рассказывала мне о том, что ей понадобились десятилетия на то, чтобы начать разбираться в растениях и научиться варить из них зелья.
Кобыла дёргает ушами, когда я возвращаюсь к её морде. Я почти прошу Сиб позвать лекаря, но вспоминаю о своей серёжке. Я не знаю, действует ли кристалл на животных, но попытаться стоит. Я тру янтарь между своими пальцами, собирая на них мазь, после чего хватаю верёвку, чтобы лошадь не ускакала прочь, и легко касаюсь её раны.
Животное сжимается и вскидывает голову, но я крепко её держу и начинаю утешать, тихонько извиняясь.
И тут же прямо на моих глазах – весьма ошарашенных глазах – плоть кобылы зарастает. Лошадь всё ещё танцует на месте, но она, должно быть, почувствовала, что я не желаю ей зла, потому что её голова становится абсолютно неподвижной.
– Как же нам тебя назвать? – шепчу я.
– Может, Арина?
Сиб кивает на шкуру лошади.
– Очень подходит к её кукурузному цвету.
Лошадь начинает пыхтеть.
– У нас теперь есть лошадь? – голос Антони пугает кобылу, и верёвка ранит мою ладонь, когда она отпрыгивает назад.
Морской капитан стоит, скрестив руки, у двери, которую мы оставили открытой. Его каштановые волосы растрёпаны, подбородок и одежда перепачканы грязью.
– У нас есть лошадь, – говорю я с улыбкой.
Мне понравилось, что он использовал местоимение «мы». Кобыла никогда не заменит Ропота – никакое существо нельзя заменить – но я уже полюбила её всем сердцем.
– Её зовут Арина! – кричит Сиб в ответ. – Кстати о кукурузе. Нам, наверное, стоит её покормить. Пойду поищу для неё еды в кладовке.
Когда она забегает обратно в дом, такая радостная, как будто сейчас утро Йоля, Антони подходит ближе и останавливается только тогда, когда его рука касается моей.
– Как так вышло, что мы стали обладателями этого одноглазого существа?
Я начинаю скрипеть зубами, мои челюсти крепко сжимаются, как и орган в моей грудной клетке.
– Я попросила вернуть моего коня, но он не дошёл до дома. Поэтому Габриэль привёл мне Арину.
Глаз лошади, как и глаза Ифы, смотрят то на Антони, то на меня. Лошадь тихонько ржёт и пытается отпрянуть.
– Вытяни свою руку, – говорю я ему.
Он вытягивает руку вперёд, и Арина нюхает его ладонь. Проходит несколько секунд, но вскоре она начинает успокаиваться. Я уже собираюсь отвязать её и позволить свободно бродить вокруг, когда Сиб врывается в кукольный храм и пугает её своим энтузиазмом.
Она достает морковку из корзинки и протягивает лошади. Арина нюхает воздух, затем еду, после чего её огромные зубы захватывают половину морковки, заставляя Сиб захихикать и продолжить скармливать ей месячный запас овощей.
Когда еда исчезает в желудке Арины, я вспоминаю, что мы больше не нуждаемся в еде. И что у нас полно золота.
Костяшки пальцев Антони проходятся по моим. Я опускаю взгляд на его руку, после чего поднимаю глаза на его лицо и вижу, что его голубые глаза смотрят в мои.
Я почти прижимаю руку к своему телу, чтобы не привлекать внимания Лора к моряку, но решаю, что Небесный король не может указывать мне, кого касаться.
– Как прошёл твой день?
– Он был долгим. А твой?
– Я познакомилась с Пьером и Эпониной из Неббы.
– Где?
– На Исолакуори. Мы там обедали.
– Лоркан отпустил тебя на Исолакуори?
Щёки Антони раздуваются, а затем опускаются, как у Арины.
Ифа подходит ближе, словно пытается втиснуться между Антони и мной.
– Морргот хотел, чтобы она познакомилась с королём Неббы и поняла, насколько ужасен этот человек.
– Зачем?
Все черты лица Антони напрягаются.
– Чтобы она не стала возражать, если он решит отрубить ему голову?
Презрительный тон его голоса заставляет меня вздрогнуть. Я смотрю мимо колонн храма на чёрное небо, и хотя эльфы не хлопают крыльями у нас над головой, а мы стоим далеко от высоких живых изгородей, окружающих этот ухоженный сад, ничто не мешает им подслушать наш разговор.
– Ты так сильно привязан к голове Пьера, Антони?
Скучающий голос заставляет меня резко посмотреть перед собой, и мой взгляд падет на мужчину, который облокотился на одну из колонн, его взгляд опущен на наши с Антони руки.
Мне следует отойти, чтобы защитить своего друга, но я оставляю свою руку на месте.
– Не особенно, Морргот.
– Тогда не ставь под сомнение мои решения.
Моряк скрещивает на груди свои мускулистые руки.
– Намёк понят. Давай поговорим внутри дома.
Антони сжимает губы, а затем резко кивает и начинает идти по направлению к своему дому.
Лор не сразу следует за ним. Вместо этого он пристально смотрит на Арину, которая уже проглотила всё, что предложила ей Сиб, а теперь нюхает плечо и щеку моей подруги, словно пытается найти припрятанную морковку. Сиб начинает смеяться, и её смех прорывается сквозь моё мрачное настроение и слегка его приподнимает.
– Откуда это животное? – спрашивает он.
Продолжая хихикать, Сиб говорит:
– Таво собирался её умертвить за то, что у неё нет глаза, но Габриэль спас её и привёл сюда вместо убитого ими Ропота.
Я на секунду зажмуриваю глаза.
– Прости, Фэл. Я не хотела, чтобы это прозвучало так резко.
Совладав с эмоциями, я открываю глаза. Несмотря на то, что я не хочу смотреть на Лора или каким-то образом его вовлекать, я сдерживаю обещание, данное новому капитану.
– Габриэль хороший. Что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, не трогай его.
Лунный свет падает на лицо Лора, окрасив его в белый, чёрный и золотой цвета. Я не знаю, о чём он думает, и отвожу глаза, не желая проникать в его сознание. С меня хватит этих странных отношений.
Я замечаю, как дёргаются его пальцы, а из кутикул появляются длинные металлические когти.
– Я слышал, что у тебя есть ко мне вопросы.
– Ты слышал что-то не то.
– Значит, тебе неинтересно узнать, освободил ли всё-таки Лазарус твою бабку?
«И можно ли доверять Эпонине?»
Я искоса смотрю на него.
– Данте говорил, что ты не считаешь его виновным. Уже сменил пластинку?
– Нет.
И хотя я ещё не успела слишком разволноваться, меня успокаивает известие о том, что Лазарус не предал воронов. Не предал меня.
– А касательно твоего второго вопроса…
– У меня нет второго вопроса.
– Я приду обсудить его с тобой, когда побеседую с Антони.
Лор отступает и растворяется в тенях.
Мои челюсти начинают болеть из-за того, как сильно я сжимаю зубы. До чего же он настырный.
Устроив Арину в саду, я направляюсь в свою комнату и пытаюсь заснуть, но малейший скрип за моей дверью заставляет меня вздрагивать, малейшее касание ветки о моё окно заставляет мой пульс ускоряться.
В итоге я лежу так всю ночь напролет – и напрасно, потому что Лор так и не появляется – и зеваю потом весь следующий день. Мне интересно, что он обсуждал с Антони, но, когда я спрашиваю об этом за ужином, моряк решает держать язык за зубами.
