Текст книги "Дом горячих сердец (ЛП)"
Автор книги: Оливия Вильденштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
А еще у него плохое настроение. Боже, какое же у него плохое настроение. Должно быть, он тоже плохо спал.
Я следую за ним, когда он выходит из-за обеденного стола, а Ифа идёт за мной, но ей хватает такта держаться на расстоянии.
– Антони, подожди.
Он продолжает топать по лестнице.
– Ради всего святого, Антони!
Наконец, он останавливается и разворачивается. Это происходит так неожиданно, что я впечатываюсь в его грудь. Он хватает меня за бицепс, не давая мне покатиться с лестницы и сломать шею.
– Тебе действительно настолько на меня наплевать?
Его грубые слова царапают мой нахмурившийся лоб.
– Что? Зачем ты это спрашиваешь? Почему это вообще пришло тебе в голову?
Я смотрю в голубые глубины его глаз и замечаю в них жёсткий блеск разочарования.
– Потому что, Фэллон. Потому что.
Он заводит прядь моих волос мне за ухо и начинает разглядывать тускло светящийся кристалл на моей серёжке.
– Потому что – что?
Его прикосновение такое тёплое и нежное, несмотря на грубую кожу его рук, которая в отличие от моей, так и не начала смягчаться. Вероятно, это связано с его деятельностью в Ракокки, о которой он мне так и не рассказал.
– Позволь мне поехать в Ракс. Позволь мне помочь.
Его кадык поднимается и опускается дважды прежде, чем он говорит:
– Рибав меня убьет, не так ли, Ифа?
Он не перестает смотреть на меня, обратившись к моему телохранителю.
Она не отвечает, но я и так всё понимаю.
Я стискиваю зубы.
– Я ему не позволю.
Его веки закрываются, а руки опускаются.
– Антони, пожалуйста, позволь мне помочь.
Когда его глаза открываются, их радужки становятся темнее ночи цвета индиго.
– Лучшее, что ты могла бы сделать, это уехать.
– И каким образом мой отъезд поможет тебе?
Он снова начинает подниматься по лестнице.
– Антони, каким образом…
– Потому что я мужчина, Фэллон. Мужчина, у которого есть желания, а то, чего я желаю, принадлежит другому. Вот почему!
Я хватаюсь за перила, а он взлетает вверх по лестнице. Его шаги громко стучат по полированному камню, но не так громко, как моё сердце.
– Я никому не принадлежу!
Он снова останавливается.
– Боже, Фэл, ты его пара. Его чёртова пара.
Он говорит это не громко, но его слова как будто разносятся по всему Тарекуори.
– Я не могу с ним соревноваться.
И он исчезает.
А я остаюсь разбираться с последствиями его заявления.
– Имми была права.
– Нет. Антони ошибается.
Я достаточно хорошо изучила выражения лица Ифы, чтобы понять, что она не купилась на мой ворчливый ответ.
– Мне надо выпить вина.
Протиснувшись мимо неё, я начинаю тяжело спускаться по лестнице,
А ещё мне надо задушить Лоркана Рибава за то, что он раскрыл секрет, который отчасти принадлежит и мне. Тем более он обручен! Это, чёрт побери, несправедливо и это, чёрт побери, грубо.
А поскольку я не могу задушить его прямо сейчас, я собираюсь утопить свой гнев в алкоголе. Это кажется мне действенным планом.
По пути в погреб я сталкиваюсь с Катрионой. Не в прямом смысле. Не так, как я налетела на Антони. Пересекаются только наши пути, а не тела, хотя она и дышит так часто, словно мы столкнулись друг с другом на предельной скорости.
Когда она замечает Ифу у меня за спиной, её грудь начинает вздыматься ещё сильнее. Несмотря на то, что в моей голове вращаются мысли об убийстве, мне хватает умственных способностей, чтобы задаться вопросом: почему Катриона выглядит так, словно я поймала её за чем-то нехорошим?
ГЛАВА 34
Вена на шее Катрионы так отчаянно пульсирует, что я начинаю переживать о том, что её сердце может взорваться.
– Ты в порядке?
– Да. В абсолютном. Ты просто меня напугала, вот и всё.
– Это и правда всё?
Ифа задаёт вопрос, который сидит на моём языке тяжким грузом.
– Да, ворон. И это всё, твою мать.
– Ифа – ворон, и не надо её за это принижать, Катриона. Это совершенно необязательно. Я знаю, сейчас трудные времена, но мы все живём под одной крышей, так что давай попытаемся не ссориться. Тебя это тоже касается, Ифа.
Катриона поджимает губы. И Ифа, скорее всего, делает то же самое. Но я не оборачиваюсь, чтобы это проверить.
Я не отрываю взгляда от сузившихся зрачков Катрионы и её пульсирующих губ.
– Что ты здесь делала?
Она прищуривается и смотрит на меня.
– Да будет тебе известно, я убиралась на кухне.
И это странно. Джиана говорила, что никто кроме неё не убирается на кухне.
– Хм-м.
Ифа встаёт передо мной, сжимает запястье Катрионы и поднимает его двумя пальцами.
– Кажется, ты забыть убрать нож.
Я делаю шаг назад при виде сверкающего лезвия Катрионы.
– Я услышала громкие голоса.
Она вырывает свою руку из пальцев Ифы и делает шаг назад.
– Тебе, может быть, этого не понять, но у меня нет когтей, на которые я могла бы положиться, если бы в наш дом ворвались нехорошие фейри.
– У тебя же есть магия, не так ли?
– Я полукровка. А это значит, что моя магия в два раза слабее магии чистокровных фейри. Как мне помогут ветки и цветы, если меня атакуют огненным шаром или утопят прямо на суше?
– А как тебе помогать нож против огненного шара или воды в лёгких? – парирует Ифа.
Она права, но и Катриона тоже. Я понимаю её желание иметь что-нибудь острое под рукой.
– Можешь положить нож на место, Катриона. Никакие нехорошие фейри пока не проникли во владения Антони.
– Тогда с чем были связаны те крики?
– Ни с чем.
Та живость, с которой я это говорю, заставляет одну из её бровей приподняться.
– Мы просто повздорили с Антони.
– Я рада. Не из-за вашей ссоры, а из-за того, что все мы в безопасности.
Она опускает руку, как будто нож неожиданно начал весить целую тонну.
В течение долгой секунды никто из нас не двигается с места и не говорит, но затем глухую тишину разрезает голос Ифы:
– Лучше тебе убирать нож на место, пока ты кого-нибудь не поранить.
– Ты считаешь меня настолько неуклюжей?
Я решаю снять напряжение, рассказав о том, зачем я решила спуститься в подвал.
– Ты случайно не знаешь, где здесь погреб?
– Знаю, но нам туда нельзя.
– Кто это сказал?
– Джиана и Антони.
– Они боятся, что мы выпьем всё вино?
Катриона фыркает.
– За той тяжелой дверью хранятся не только бутылки с вином, микара.
– А что ещё там хранится?
– Ты действительно думаешь, что они мне доверяют?
Я смотрю на лестницу, раздумывая о том, не стоит ли мне найти Антони или Джиану и напрямую спросить у них, что находится за той дверью. Кто из них скорее расскажет мне правду без применения соли? Но я хочу заслужить право знать их секреты, а не развязывать их языки силой.
– У меня есть вино на кухне, если ты его искала.
Катриона переводит внимание на Ифу.
– Я как раз туда шла, чтобы положить нож на место.
– Веди.
Я следую за ней, как и Ифа, хотя мой телохранитель выглядит так, будто она предпочла бы наесться червей. Вообще-то, черви ей наверняка очень нравятся.
Я морщу нос, как вдруг Ифа бормочет мне на ухо:
– Осторожно, Фэллон. Она вести себя странно.
Я киваю.
– Я буду осторожна.
Наконец, мы заходим в помещение с массивными почерневшими очагами, выложенное кремовой плиткой. Медные кастрюли всех форм и размеров висят вдоль высокой стойки, сияя оранжевым светом в приглушённом пламени фонаря. Помещение чистое – овощи разложены по плетёным корзинам, а яйца занимают корзину из проволоки, сырные головы завернуты в ткань, а банки с маслами и специями стоят аккуратными рядами.
Видели бы эту кухню Дефне и Марчелло… как бы она им понравилась!
Звук вылетевшей пробки заставляет меня перевести взгляд на Катриону.
– Почему ты решила выпить? – она наливает два бокала. – Из-за разговора с моряком?
Ифа хватает один из бокалов, пробует вино, после чего отдаёт бокал мне.
– Что-то типа того, – бормочу я, приподняв бокал.
– За что пьём?
– За то, чтобы мужчины перестали вмешиваться в наши жизни.
Она испускает глубокий вздох.
– Какой идеалистичный тост.
– В королевстве Лора и в Неббе у женщин есть свобода. То, что Данте последует их примеру и применит эту практику к женщинам Люса – лишь вопрос времени. Верно?
– После всего того, что он сделал, я удивлена тому, что ты всё ещё уважаешь молодого Регио.
– Ты всё знаешь?
Кто из моих друзей нарушил обещание, данное Данте?
– Да. Берил любит поболтать.
Я давлюсь вином.
– Берил?
Катриона заводит золотой локон себе за ухо.
Всё ещё кашляя, я опускаю бокал.
– Берил знает?
На молочно-белом лбу между её изящными бровями появляется складочка.
– Ну, она ведь была там.
Мою грудь начинает покалывать, потому что Берил определенно не была свидетелем тому, как Данте заключил с Лором сделку об убийстве своего брата. Если только она не пряталась за каким-нибудь камнем, но по моим последним сведениям, эта женщина была куртизанкой, а не шпионом.
Катриона наклоняет голову.
– Почему-то мне кажется, что мы говорим о разных событиях.
Так и есть, Катриона…
– Что рассказала тебе Берил про Данте?
Куртизанка начинает изучать пузырьки, лопающиеся на поверхности её вина.
– Забудь о том, что я что-то сказала.
Но я не могу забыть.
– Пожалуйста, расскажи мне.
Он вздыхает.
– Дело не в том, что она сказала, а то, что она сделала.
Я оказываюсь в полнейшем недоумении, и должно быть это заметно, потому что Катриона добавляет:
– Мы, куртизанки, не можем отказать члену королевской семьи. Это работа слишком хорошо оплачивается.
– Она спала с ним?
Она наблюдает за тем эффектом, который производят её слова, и её милый ротик сочувственно изгибается.
– Если Регио что-то хочет, он это получает.
– И он захотел Берил?
– Он также хотел тебя.
Сердце у меня в груди превращается в камень.
– Он сказал, что между ними ничего не было.
Она подносит бокал с вином к губам и делает медленный глоток.
– А что всё-таки произошло?
Озадаченный взгляд Ифы впивается в мой профиль.
– Что было, то прошло.
И это правильно, но я хочу понять глубину предательства моей первой любви.
– Её приглашал сам Данте, или Марко отправлял её к своему брату?
Катриона вздыхает и произносит моё имя, но я обрываю её резким:
– Просто скажи мне.
– Данте просил Таво привозить ему Берил на остров с бараками. Однажды он посылал и за мной, но я знала, как сильно ты была в него влюблена, поэтому притворилась, что у меня всё расписано.
Я его даже уже не люблю, но моё сердце, чёрт побери, раскалывается на части.
– Она сказала, что он был ужасным любовником, но куртизанкам платят за то, чтобы мы терпели эгоистичные прихоти своих клиентов, так что это не имело большого значения.
Она бросает взгляд на Ифу, как будто не решается добавить что-то ещё. Она, должно быть, решает, что я буду не против, если Ифа узнает, потому что добавляет:
– Могу себе представить, как это было важно для тебя.
– Ты в курсе?
Мой монотонный голос глухо отражается от плитки на стенах.
– Ты навещала его палатку среди бела дня. Весь Люс знает.
Моё сердце начинает колотиться о косточки корсета.
Какая же это была ошибка.
Какой же ошибкой оказался Данте.
Я осушаю бокал и отношу его в раковину, заполненную мыльной водой, которую Риккио, должно быть, очистил своим огнём, потому что вода выглядит прозрачной. Я опускаю в неё бокал, после чего достаю его и смотрю на то, как пена стекает по его стенкам, когда я ставлю его вверх дном на сушилку.
– Спасибо за вино.
Я не могу смотреть в глаза Катрионе, когда говорю это, но не потому, что я стыжусь самой себя. Мне стыдно, что мужчина, который меня не заботит, и которого очевидно никогда не заботила я, всё ещё способен так сильно на меня влиять.
Я возвращаюсь к себе в комнату вместе с Ифой, следующей за мной по пятам. К счастью, она не пытается со мной заговорить. Она даже не желает мне спокойной ночи, когда я закрываю двери и меняю розовое платье на белую ночнушку, в которой я сплю – она кружевная и ощущается как вода на моей коже.
Я ожидаю ещё одну бессонную ночь, но я, должно быть, засыпаю, потому что оказываюсь в «Кубышке» вместе с Данте и Лором, которые обсуждают Мириам. Берил с извиняющимся видом сидит на коленях у Данте. Я полностью разворачиваюсь к Лору, как вдруг какая-то девушка садится ему на колени. Но не просто девушка, а принцесса Глэйса. И если при виде Берил и Данте я чувствую лишь отвращение, то при виде Алёны, медленно перебирающей своими изящными пальцами по чёрным волосам Лора и нашёптывающей ему в ухо какие-то милые глупости, мне хочется совершить убийство.
Часть меня понимает, что эта сцена лишь плод моего воображения, но моя неприязнь к принцессе Глэйса всё равно выходит на новый уровень. Она настолько сильна, что я вылетаю из своего кошмара и оказываюсь в своей тёмной комнате.
Я уже собираюсь зажечь фонарь на прикроватной тумбочке, чтобы прогнать темноту, как вдруг мелкие волоски на моих руках встают дыбом, потому что кто-то наблюдает за мной.
ГЛАВА 35
Так тихо, как только возможно, я разворачиваюсь и, прищурившись, смотрю в темноту, пока не замечаю фигуру, сидящую в кресле в углу моей спальни.
Пытаясь унять свой взбесившийся пульс, я бормочу:
– Котёл тебя подери, Морргот!
Я хватаюсь за подол своей ночнушки и тяну за него, чтобы прикрыть кружевное бельё, а затем начинаю возиться с простынями, пока, наконец, не оборачиваю их вокруг своего тела.
– Разве никто не учил тебя, что неприлично смотреть на спящего человека?
Лор закидывает ногу на колено, а его руки расслаблено лежат по бокам от него.
– Видела приятные сны, Behach Éan?
Моё сердце замирает, когда я задумываюсь о том, почему он задал мне этот вопрос. Чтобы завязать разговор или подразнить меня? Может быть, он проник в моё сознание и добавил туда Берил, Данте и Алёну, или это сделала я сама? Я всё ещё не понимаю, как это всё работает.
– Как долго ты здесь сидишь? – спрашиваю я, наконец.
– Некоторое время.
– Извращенец, – бормочу я.
Но опять же, наблюдение за мной спящей кажется его любимым времяпрепровождением, учитывая то, как часто он делал это в прошлом.
– Я пришёл обсудить Эпонину.
Я двигаю губами из стороны в сторону, потому что он использовал тот же самый приём, что и в прошлую ночь, чтобы завладеть моим вниманием.
– Ладно.
Я сажусь в кровати, плотно прижав простыни к телу.
– Почему бы тебе не выйти ненадолго, чтобы я могла одеться.
– Одеться? И куда ты собралась?
– Поговорить.
– Я не знал, что нужно надевать одежду, чтобы поговорить.
– Юмор сегодня так и лезет из тебя.
– Из меня сегодня много чего лезет, но точно не юмор.
Две золотые сферы на мгновение гаснут.
– Просто оставайся на месте и давай поговорим, Фэл.
Он кажется таким уставшим, что я уступаю ему.
– Как там Фибус?
– Я думал, мы обсуждаем Эпонину.
– Мы её обсудим, но сначала я хотела бы знать, как там мой друг.
Свечение радужек Лоркана разрезает темноту.
– Он переносит свои ежедневные пытки с огромным самообладанием.
– Смешно.
Я сжимаю губы.
– Он меня ненавидит?
– Хотя он и клянётся, что никогда больше с тобой не заговорит, он очень по тебе скучает и считает дни до твоего возвращения.
Моё сердце издаёт серию хаотичных ударов, потому что я не знаю, когда это случится. Это может случиться скоро, если Эпонина не пытается ввести нас в заблуждение.
– Можно ли доверять принцессе из Неббы, или она такая же подлая, как и её отец?
– Мало кто может похвастаться подлостью короля Роя. А что касается Эпонины, то она не любит ни Данте, ни своего отца. Враг нашего врага – наш друг.
– Значит, нам стоит пойти на золоченый пир?
– Нам?
– Разве Ифа тебе не сказала? Мы оба приглашены.
– Она, вероятно, упоминала об этом, но я отвлёкся на другие… вещи.
Вещи или человека? Я стараюсь не дать своим мыслям устремиться в сторону Глэйса.
– Просвети меня, Фэллон. Что такое золочёный пир?
– Это ритуал, предшествующий свадьбе, когда на кожу жениха и невесты наносят золотую краску, так же как и на кожу членов их семей, тем самым желая им достатка.
– Ох, уж, эти фейри и их пошлые ритуалы.
– Ты хочешь сказать, что у воронов нет странных брачных ритуалов?
– У нас есть ритуалы, но мы не обмазываем наши тела золотом.
– Вы валяетесь в грязи?
Я замечаю блеск его зубов.
– Мы вороны, а не кабаны. А что касается Эпонины, если ты хочешь разукрасить её и её будущую тещу золотом, ради бога, можешь сходить на пир.
– Мужчин тоже раскрашивают.
Мои брови сдвигаются вместе.
– Разве мне нельзя будет украсить Данте или Пьера?
– Нет.
– Почему нет?
– Ты прекрасно знаешь, почему я не хочу, чтобы ты разукрашивала этих двух мужчин.
– Потому что ты думаешь, что они воспользуются моей близостью, пырнут меня и соберут мою кровь?
Его зрачки сужаются.
– В том числе.
Я представляю, как Пьер ударяет меня кинжалом, и вздрагиваю. Слегка качнув головой, я говорю:
– Вообще-то, я собиралась пойти туда не для того, чтобы кого-то раскрашивать. Я собиралась пойти туда, потому что она сказала, что знает о местонахождении Мириам. Однако, она согласилась рассказать нам об этом, только если ты согласишься, – я понижаю голос и еле слышно бормочу, – убить её отца.
Раздается скрип кожи и шуршание ткани, когда Небесный король расплетает ноги и наклоняет голову из стороны в сторону.
– Джиана думает, что это ловушка.
– А каково твоё мнение?
Мои глаза медленно привыкают к темноте, и теперь я могу разглядеть его чуть лучше.
– Я больше не доверяю своим суждениям.
– Но ты доверяешь моим?
– Я верю в то, что ты хочешь сохранить мою жизнь. По крайней мере, пока ты не изловишь Мириам, а Бронвен не выяснит, как я могу снять твоё заклятие.
– Она это уже выяснила.
От удивления я выпускаю простыни из рук.
– Как?
– Нам нужна Мириам.
– Мириам – ключ к снятию заклятия?
– Мириам – ключ ко многим вещам.
Его взгляд спускается по моему телу.
Я смотрю вниз и замечаю, что мои соски торчат сквозь сорочку. Поскольку его чувства гораздо острее моих, а моя ночнушка слишком тонкая, я хватаю простыни и задираю их повыше.
– Как там мой отец?
– Занят.
– Так занят, что не может меня навестить?
– Он не знает, что ты вернулась в земли фейри.
Теперь понятно, почему он молчит.
– А чем он так занят?
– Мной.
– Ты решил занять его, чтобы он не узнал, что я покинула твоё королевство?
– Я знаю, это может тебя удивить, но я бы не хотел почувствовать его когти на своей шее. Рассказав ему о нашей парной связи, я и так уже потерял его благосклонность.
– Только вот ты помолвлен с другой. Это должно его успокоить.
Когда Лор ничего не говорит в течение долгого времени, я спрашиваю:
– Ты ведь рассказал ему о предстоящей свадьбе?
– Естественно.
– Уже выбрал дату?
– Нет.
– Почему нет?
– Ты так торопишься меня женить, Фэллон?
Его вопрос кажется невинным, но производит тягостное впечатление. Но что его так тяготит?
– Церемония состоится в Глэйсе?
– Место ещё не выбрали.
– А что-то вообще уже решено?
– Вернись домой, и я отвечу на любые вопросы.
Домой… у меня нет дома. У меня есть места, где я могу спать и хранить одежду – одежду, которая мне даже не принадлежит – но у меня больше нет места, которое я могла бы назвать своим.
Я начинаю пожёвывать нижнюю губу.
– Ответь мне на них в моём сознании, и никто не услышит.
– Только вот ты больше не хочешь, чтобы я находился у тебя в голове.
– Я, может быть, и не хочу, чтобы ты там находился, но пока между нами есть эта связь, ты можешь её использовать.
Он снова замолкает.
– Лоркан, пожалуйста, не скрывай от меня ничего.
– Ты хочешь ответов, тогда возвращайся домой.
– Перестань называть это домом! Твоё гнездо – не мой дом.
Раздается звук рвущейся ткани. Неужели он порвал что-то своими когтями?
– А дом Антони – твой дом?
– Нет.
– Тогда почему, ради святой Морриган, ты всё ещё здесь?
– Ты знаешь почему. Я пытаюсь найти Мириам.
– И ты думаешь, что она постучится в твою дверь? Перестань, птичка. Я знаю, что ты не настолько глупая.
– Вообще-то, ты как раз считаешь меня глупой.
Мои глаза начинает щипать.
– Фэллон… – бормочет он и вздыхает.
– И да, я понимаю, что обещать Пьеру выйти за него замуж в обмен на его помощь было поспешным решением, но это не дает тебе право поливать дерьмом меня и то, чего я пытаюсь добиться. Так что, если тебе нечего больше добавить, то убирайся к чертям из моей комнаты.
Он откидывает с лица прядь волос.
– Я предоставил выходной Ифе и другим своим стражникам, так что ты застряла тут со мной до восхода солнца.
Он, должно быть, потерял часть своих нейронов из-за постоянного перевоплощения, если думает, что я позволю ему провести ночь у себя в спальне.
– Тогда я пойду ночевать в комнату к Сиб. Она обо мне позаботится.
– Она с Маттиа. Это будет очень неловко.
– Тогда я пойду к Джиане.
– Она уехала по делам.
– В такое позднее время?
– У бунтарей нет чёткого расписания.
Я игнорирую его насмешливый тон.
– Тогда к Катрионе…
– Я не доверяю этой женщине.
Я вскидываю руки в воздух.
– Тогда я пойду к Антони. Ты ведь ему доверяешь?
– Не тогда, когда дело касается тебя.
Его провокационный ответ заставляет меня сбросить простыни с ног и подняться.
– А какое тебе, мать твою, дело, Лор? Ты скоро женишься.
– Не ходи к нему в постель, Behach Éan.
Его голос звучит так же резко, как взмах его огромного чёрного крыла.
– Почему? Боишься, что я отвлеку его от важного задания?
Края Лора расплываются, и затем что-то холодное и гладкое прижимается к моей груди, чем заставляет мои колени подогнуться, а мою попу удариться об упругий матрас.
– Почему ты так настойчиво не даёшь мне приближаться к нему? Ты знаешь что-то, чего не знаю я?
Когда его вороны снова занимают кресло, он говорит:
– Я знаю много такого, чего не знаешь ты.
– Он хочет моей смерти?
– Нет.
– Тогда я не вижу никакой проблемы в том, чтобы проводить с ним время…
– Ну, хорошо. Он тебе не нужен.
– Только вот у меня зудит в одном месте, а ты обручён с другой, так что твоя компания кажется абсолютно бесполезной.
Мой комментарий, похоже, застает Лора врасплох, потому что он резко замолкает, и эта мёртвая тишина длится всего пару мгновений.
– У тебя есть руки, Фэллон. Тебе не нужны руки Антони.
Мне требуется секунда, чтобы отойти от шока.
– К тому же, он уехал вместе с Джианой и Риккио.
– Как жаль, что в доме не осталось никого с членом.
Его кожаные доспехи снова скрипят, и, хотя я уверена, что это мне только кажется, я как будто слышу, как скрежещут его зубы.
– Но да, ты прав. У меня есть десять функционирующих пальцев и чертовски богатое воображение.
Я ложусь на кровать.
– Я просто представлю язык Антони и попробую унять этот долбаный зуд. Тебе, вероятно, стоит выйти. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя неловко, – говорю я крайне раздражённым тоном.
– Я не покину твою спальню, Behach Éan, но я аплодирую твоей попытке заставить меня убежать.
Ну, конечно же, он не воспринимает меня всерьёз.
– Ладно. Оставайся смотреть представление. Погляди, как я мечтаю о мужчине, к которому ты так отчаянно меня не подпускаешь, Котёл знает, почему.
Котёл и он сам. И может быть Бронвен…
Что если Антони может изменить моё будущее? Что если она видела что-то…
– Лучше поспи, птичка.
Его ответ разжигает во мне бунтарскую искру. Я не собираюсь ложиться спать, пока он сидит в моей комнате. Я, вероятно, не смогу больше уснуть, учитывая то, как взволнованно я себя чувствую. Поэтому я решаю помучить его и показать ему, что я не какой-то неуверенный ребенок с глупыми планами в голове и ещё более глупыми угрозами.
ГЛАВА 36
Я опускаю руку вдоль своего тела и пристально смотрю на Лора, желая, чтобы он распался на пять воронов и улетел из моей комнаты.
Он этого не делает.
Чёрт бы его побрал.
Я закрываю глаза и представляю лицо моряка, а затем просовываю средний и указательный пальцы в свои кружевные трусики и прохожусь ими между ног. Я, кажется, не удовлетворяла себя уже много месяцев. Наверное, так и есть.
Я всё-таки была занята в эти последние несколько недель.
И у меня не очень хорошо это получается.
«Сосредоточься, Фэллон», – отчитываю я сама себя.
Я цепляюсь за образ Антони и заставляю его заполнить моё сознание.
– И не стесняйся подглядывать в моей голове, Морргот.
Что-то хрустит. Может быть, подлокотники кресла, в котором сидит Лоркан? А может быть, его шея?
Раздаётся звук раскалывающегося дерева. Значит, всё-таки кресло.
Я представляю Антони, который сидит на пирсе перед «Кубышкой», как он сидел там в ту ночь, когда предложил мне проследовать за ним в каюту его лодки. Задним умом я понимаю, что мне следовало принять его предложение. Это, вероятно, могло что-то изменить, но полагаю, что к лучшему. Тогда я не переспала бы с эгоистичным и лицемерным фейри.
Лицо Данте уничтожает всё тепло, что успело собраться у меня между ног.
Я снова представляю Антони, его голубые глаза, каштановые волосы и загорелую кожу. Я думаю о том, как он меня добивался, и как я противостояла ему, потому что была ослеплена любовью к этому дурацкому принцу.
Снова раскалывается дерево. Скорее всего, Лоркан проник мне в голову и недоволен теми образами, что я ему показываю.
– Жалеешь, что не сбежал, когда у тебя была такая возможность?
Я продолжаю работать пальцами, но никакое тепло не собирается у меня между ног. С таким же успехом я могла бы протирать грязные столы в «Кубышке».
Мои челюсти сжимаются так же крепко, как и моё сердце. Я пытаюсь в последний раз, но у меня перед глазами встаёт другое лицо – лицо с небольшой татуировкой в виде пера и слишком яркими глазами. Всё моё нутро начинает покалывать, каждый уголок моего тела нагревается.
И пока Лор не успел заметить, что я думаю о нём, я резко достаю руку из трусиков и поворачиваюсь на бок – в ту сторону, где не сидит Лор – и зарываюсь пылающими щеками в подушку.
Моя попытка помучить Короля воронов эпично провалилась. Единственный, кто тут сейчас мучается, это я. Ну, почему, чёрт побери, это показалось мне здравой идеей?
Кресло снова скрипит, но не так, как будто кто-то его ломает, а так… как будто кто-то встает. Ковер поглощает шаги Короля воронов, но в тишине своей комнаты я всё равно слышу, как он подходит ближе. А затем я его чувствую, хотя он меня не касается – ни своими тенями, ни плотью.
– Уходи, Лор. Я не в настроении ругаться.
Воздух приходит в движение, и я решаю, что он наконец-то меня послушался, но когда я приоткрываю глаза, я обнаруживаю, что он присел на корточки рядом со мной, а его золотые глаза смотрят в мои.
– Я тоже не в настроении ругаться, птичка.
Он протягивает руку и осторожно убирает прядь волос с моего лица, высвободив её из моих слипшихся ресниц.
– Пожалуйста, не надо.
– Что не надо?
– Не надо этого делать. Не надо гладить моё лицо, словно я какой-то ребёнок.
– Поверь мне, я совсем не так к тебе отношусь.
И почему он так сильно сбивает с толку? Почему я так сильно сбиваюсь столку каждый раз, когда он оказывается рядом?
Его холодные пальцы останавливаются рядом со складочкой моего уха.
– Фэллон, я…
Серия быстрых ударов в моё окно заставляет его раздраженно вздохнуть и пробормотать.
– Focá…
Он встает и оборачивает простыни вокруг моей тонкой сорочки. Я могла бы поблагодарить его за то, что он прикрыл меня, но стыд так сильно сдавил мне горло, что я не могу воспроизвести ни слова.
– Никуда не уходи.
Я не знаю, куда, по его мнению, я должна уйти. В постель к Антони? Если моё неудавшееся онанистское представление что-то и доказало, так это то, что я не просто так отказала этому мужчине, и дело было не в моей одержимости Данте.
Зрачки Лора сужаются, губы сжимаются. Я решаю, что он сейчас зарычит, как вдруг стук металла о стекло раздается вновь. Он обходит изножье кровати и резко раздвигает шторы.
Один из его воронов висит в воздухе. Лор отходит в сторону и кивает. Птица немедленно превращается в дым и просачивается сквозь закрытое окно, после чего превращается в женщину.
– Что случилось, Имоген?
Его голос звучит низко и резко, но это не та резкость, с которой он обращается ко мне. Вместо бархатистой хрипотцы, в тембре его голоса чувствуется тяжесть.
Имоген быстро произносит целую вереницу слов на их языке, которые ускользают от меня. Но что от меня не ускользает, так это реакция Лоркана на её слова.
Все его черты заостряются.
– Ты уверена?
– Tà, Mórrgaht.
На что она ответила «да»? Что случилось?
– Focà, – снова бормочет он.
Я приподнимаюсь.
– Что случилось?
Имоген бросает долгий и мучительный взгляд на мою сорочку. А что она надевает перед сном? Доспехи?
Лоркан переводит на меня взгляд, и в уголках его глаз появляются лёгкие складочки.
– Твоё желание исполнилось, Фэллон. Мне надо немедленно улетать.
Моё сердцебиение учащается, затем останавливается, снова учащается и снова останавливается. Я списываю его нерегулярный ритм на те нехорошие новости, которые принесла Имоген.
Лоркан, должно быть, приказал Имоген покинуть спальню, потому что она выходит в гостиную и закрывает дверь, а он плотно задёргивает шторы.
– Что случилось?
Он возвращается к кровати и садится на угол матраса.
– Пропали два ворона.
– Пропали? Где?
– В Неббе.
– Что они делали в Неббе?
– А как ты думаешь, что они делали в Неббе?
Я решаю, что это связано с тем вредным веществом, которое Пьер сбрасывает в море.
– Ты думаешь, что Пьер… обездвижил их?
– Чтобы это понять, мне надо лететь в Неббу, Фэллон. Чтобы почувствовать их местоположение. Но я сомневаюсь, что Пьер стал бы их протыкать или сажать в тюрьму. Ведь это было бы актом объявления войны.
– А то, что вы делаете в Неббе – не акт объявления войны?
– Мы не причиняем вреда фейри.
Он накрывает мою руку, которой я мучаю простыни.
И хотя единственное, что имеет значение, это новость о его пропавших солдатах, всё, на что я обращаю сейчас внимание – это его кожа. Она такая гладкая. Полная противоположность моей коже, на которой всё ещё сохранились следы многолетнего ручного труда.
Готова поспорить, что руки Алёны на ощупь, как шёлк. Я представляю, как она запускает их в его волосы, прямо как в моём сне, и стискиваю зубы, а затем пытаюсь высвободить свою руку из-под его руки прежде, чем он успеет почувствовать огрубевшую кожу моей ладони, но он крепко сжимает мою руку.
А затем он подносит её к своему лицу.
Я задерживаю дыхание, потому что не понимаю, что он делает.
А затем задерживаю его ещё раз, но по другой причине. Он носом проходится вдоль моего среднего пальца, которым я… я…
Когда он доходит до кончика, его глаза закрываются, и он делает глубокий и медленный вдох. И хотя это физически невозможно, мне кажется, что он только что высосал весь воздух из моих лёгких.
Когда его глаза открываются, его зрачки так сильно расширяются, что вокруг них остается лишь тонкое золотое кольцо. Он осторожно кладёт мою руку обратно на кровать.
И на этот раз дрожит уже его рука, а моя остаётся неподвижной.
– Держись подальше от Антони.
Это всё, что он говорит. Ни «пожалуйста». Ни объяснений, почему он хочет, чтобы я держалась подальше от моряка.
Я решаю, что всё дело в пророчестве, согласно которому я могу отклониться от пути, начертанному для меня Бронвен.
