Текст книги "Дом горячих сердец (ЛП)"
Автор книги: Оливия Вильденштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
– Почему?
– Потому что моряк принесёт мне больше пользы в Люсе, чем на Шаббе.
У меня отвисает челюсть. Неужели он угрожает отправить Антони за магический барьер, если тот коснётся меня?
– У тебя есть невеста, Лор!
И ей без сомнения не понравилось бы то жалкое маленькое представление, которое я продемонстрировала её жениху.
И прежде, чем я успеваю среагировать, он хватает меня за запястье и засовывает мою руку обратно под простыни. Меня настолько это шокирует, что к тому моменту, как я начинаю сопротивляться, он успевает опустить мою руку ниже пупка.
Он наклоняется и бормочет мне в ухо:
– Твоё представление не было жалким, птичка. Ты просто думала не о том мужчине.
Его пальцы переплетаются с моими, и его тупые когти оказываются рядом с кружевом, покрывающем мои тёмные волоски.
– До тех пор, пока не остановилась.
Дыхание застревает у меня в груди, когда он прижимает свою ладонь ещё сильнее к моей руке и заставляет мои бёдра раскрыться под нашими переплетёнными руками.
– Когда я ласкаю себя, я представляю именно тебя, Фэллон. Всегда, – хрипло говорит он. – Только тебя.
Я давлюсь воздухом и начинаю хрипеть, когда тупой коготь на его среднем пальце врезается в кружево, а мои губы раскрываются для него. Он проводит кончиком носа по моей шее, и я так сильно содрогаюсь, что моя кожа покрывается мурашками.
Собрав остатки гордости, я срываю наши руки со своего нижнего белья и выдёргиваю их из-под простыни.
– Стоп.
Я убираю руку из-под его руки и перевожу взгляд на мерцающий фитиль фонаря, который отбрасывает на Небесного короля больше тени, чем света.
– Не играй со мной, Лор. Это нечестно по отношению к твоей невесте, и это нечестно по отношению ко мне.
Он вздыхает.
– Как только я вернусь из Неббы, нам с тобой надо будет поговорить.
– У нас было уже много разговоров.
Уголок его губ приподнимается.
– Значит, нам предстоит ещё один.
– О чём он будет?
– О нас, Behach Éan.
Нет никаких нас. Есть только он и Алёна.
Он изучает моё лицо, и вероятно мои мысли.
– Мне неинтересно быть второй женщиной, Лор.
От меня не ускользает то, как приподнимаются уголки его губ перед тем, как он превращается в дым и сливается с тенями моей спальни.
«Я серьёзно, Лор».
«Это было написано на твоём лице, Behach Éan».
Я скрещиваю руки, услышав его ответ.
«Вообще-то, ты очень сильно напоминаешь мне своего отца. Между вашими бровями всегда появляется вертикальная складка, когда вы одержимы желанием меня задушить».
Я поднимаю руку к лицу и, конечно же, нащупываю тонкую бороздку между моими сведёнными бровями. Это глупо, но это его сравнение успокаивает мою нервозность.
«Можешь себе представить, как часто ему хочется меня задушить, учитывая, что между его бровями всё время имеется эта бороздка».
Меня снова окутывает теплом.
«Твоя мать называла это «лицо ворона в состоянии покоя». Ему не очень нравился этот термин, но ему очень нравилась она, поэтому он смирился. А вот с чем он не мог смириться, так это с тем, что я начал использовать это выражение».
Неожиданный взрыв хохота заставляет мои плотно сжатые губы раскрыться.
«Какой чудесный звук. Я прошу тебя смеяться почаще».
«Просишь?»
Я качаю головой, улыбка врезается в мои щёки.
«Из-за тебя я теряю всякое здравомыслие, Лор».
Я жду его ответного подкола.
Всё жду и жду.
Тишина растягивается между нами, и я зарываюсь в подушку, задавшись вопросом, добрался ли он до Неббы? И нашёл ли он своих пропавших людей?
Солнце встает и садится дважды, и, хотя я спрашиваю каждого ворона, приставленного ко мне, о новостях, они ничего мне не рассказывают.
На третий день я начинаю так сильно переживать, что быстро изгрызаю все свои ногти. Даже мои каждодневные прогулки с Сиб и Ариной не помогают унять моё беспокойство. Я начинаю представлять жуткие сценарии и каждый день осматриваю своих стражников на предмет обсидиановой гангрены.
На четвертый день я покидаю дом Антони и отправляюсь на портовый рынок Тарекуори под руку с Катрионой в надежде, что моя бабка решит показаться. Она не показывается, но показывается кое-кто другой.
– Фэллон России, именно ради тебя я и приехала на материк!
ГЛАВА 37
С развевающимися на полуденном ветру длинными каштановыми волосами Эпонина стоит на носу гондолы, которая покрыта столькими слоями лака, что в ней отражается её высокий лоб, украшенный аметистовой диадемой.
Мои телохранители – двое в человеческом обличье и двое в птичьем – окружают меня, пока судно пришвартовывается, и королевские стражники, часть из которых одеты в белые, а часть – в темно-зелёные одежды, высыпают на пристань Тарекуори.
– Вы приехали на материк, чтобы повидаться со мной, принцесса?
И хотя я не кланяюсь, я киваю, когда к нам подходит Эпонина, одетая в платье, которое кажется сотканным из гроздей глицинии. И только блёстки, сверкающие между соцветиями, говорят о том, что оно сделано из лент и тафты.
– Я записала нас к моему любимому портному.
Я надеюсь, что это тот же самый портной, который сшил её платье, потому что это самая прелестная вещь, которую я когда-либо видела, но затем я прерываю свои пустые размышления. Я не могу себе представить, чтобы принцессе так отчаянно была необходима компания, что она решила найти меня ради похода за покупками.
Она, вероятно, приехала сюда, чтобы обсудить золочёный пир и узнать, согласился ли Лор на сделку.
– Ты ведь не занята и сможешь сходить со мной за покупками?
Эпонина переводит взгляд с Катрионы на меня, задержавшись на золотовласой красавице, которая всё ещё держит меня под руку.
– Я вовсе не занята, но мне надо зайти домой и взять кошелек.
– Чепуха. Твоё платье будет оплачено короной. Это самое меньшее, что может сделать для тебя Данте после всего того, что ты для него сделала.
Эпонина заговорщически мне улыбается, и мою спину покрывают мурашки. Она имеет в виду то, что я помогла ему захватить трон?
Я содрогаюсь при воспоминании, которое встаёт у меня перед глазами.
Эпонина принимает мою дрожь за отказ.
– И я не приму ответ «нет».
– Тогда я не стану отказываться.
Я нацепляю улыбку, которую изо всех сил пытаюсь почувствовать, и решаю купить самую дорогую ткань, чтобы ударить по кошельку Данте.
– Ты тоже с нами пойдёшь, Катя?
Я приподнимаю бровь
– Катя?
Катриона вздрагивает, услышав, как Эпонина исковеркала её имя, но не поправляет будущую королеву, поэтому это делаю я.
– Прошу прощения, Катриона. Столько женщин согревали постель моего бывшего жениха, что мне очень сложно запомнить все их имена.
– Ничего страшного, миледи. Ведь это всего лишь имя.
– Но мне следовало запомнить твоё.
Эпонина наклоняет голову, и проходится пальцем по краю лепестка, расшитого блестками.
– Ты была любимицей Марко.
Рука Катрионы застывает, или это моя рука?
– Я сомневаюсь, что у этого мужчины были любимчики, – говорит она, наконец.
– О, мы говорили о твоих талантах всё время. Хвала Котлу, что я не из тех, кто любит соревноваться, иначе это могло меня сильно разозлить.
Мы собираем вокруг себя внушительную толпу, задержавшись посреди улицы. Обычно за пределами дома Антони меня встречают смесью презрения и страха, и большинство фейри сразу же заходят в ближайший к ним магазин. Сегодня же все остаются на улице и разглядывают свою будущую королеву и птиц с железными когтями и клювами, которые темнеют на широкой мощёной дороге, залитой солнцем.
– Ты часто виделась с Марко? – спрашиваю я, когда Эпонина поворачивается, чтобы сказать что-то начальнику своей стражи.
Катриона сжимает блестящие губы.
– Ты не можешь отказать королю.
– Ты отказала принцу.
– Потому что он тебе нравился. Если бы тебе нравился Марко, я, вероятно, притворилась бы занятой.
– Значит, он был для тебя всего лишь клиентом?
– Да.
Быстрота, с которой она мне отвечает, ослабляет узел, которым стянуло мою грудь. Я не хочу ставить под сомнение нашу дружбу. Мне хватает того, что я сомневаюсь насчёт всех остальных. Но хочется ли мне подсыпать ей соли за ужином и снова задать ей этот вопрос? Мне стыдно в этом признаться, но да, мне очень этого хочется. Но поскольку в домовладениях фейри нет этой приправы, мне придётся опустить руку в море и собрать ту соль, что останется на ней после высыхания воды, либо я могу тайком купить соли у какого-нибудь торговца.
– Идём?
Эпонина кивает на бутик лимонно-жёлтого цвета, который я всё время обхожу стороной, хотя Сибилла не раз уже пыталась затащить меня внутрь.
Изначально, я не решалась туда заходить, потому что приехала в земли фейри не ради покупок. Но затем появилась другая причина, удерживающая меня на тротуаре – презрительные усмешки остроухих фейри, которые владели этим бутиком.
Сегодня они не улыбаются
Сегодня они пялятся, раскрыв рты.
Житель Тарекуори, семья которого владела магазином на протяжении нескольких веков, не перестаёт поджимать губы. Его явно нервирует моё присутствие… или ему неловко из-за присутствия моих стражников? Несмотря на то, что все они перевоплотились, в человеческом обличье они точно так же пугают, как и в обличье воронов. Помимо Имоген и её сестры, Лор приставил ко мне угрюмых мужчин, которые выглядят так, словно они используют кости фейри вместо зубочисток.
Со всех сторон раздаётся «Буондиа, Альтецца», и каждый служащий магазина и все его посетители приседают в реверансах, а их дорогие платья шуршат и звенят.
Но приветствуют только Эпонину. Похоже, что Катриона и я этого не достойны.
– Мы пришли за нашими заказами, – объявляет будущая королева, хотя я сомневаюсь, что кому-то здесь нужны её объяснения.
Интересно, какое платье она планировала надеть, ведь для золочёного пира почти не требуется одежда. Ведь как ещё гости смогут раскрасить тело невесты, если оно будет скрыто под тканью? Я, конечно, не спрашиваю её об этом, иначе она поймёт, что я никогда не была на золочёном пиру, а это, в свою очередь, расскажет ей о том, что я не тот гость, которого зовут на подобные празднества.
Владелец магазина поднимается по лестнице в помещение, такое же роскошное, как гостиная Птолемея: с лакированным паркетом, бархатными подушками цвета аквамарин и серебристыми обоями, гармонирующими с зеркалами, расставленными полукругом.
– Я послала за Сибиллой и её сестрой, – говорит Эпонина и садится на один из пуфиков.
– Туфли! Я забыла туфли, которые собиралась надеть. Катриона, ты не против дойти до Франканелли и купить для меня мерцающие сандалии, те, что на высоких и острых каблуках.
Это не просьба, это приказ. И от этого приказа челюсти Катрионы сжимаются. Эпонине либо всё равно, либо она этого не замечает.
– Они знают, какой у меня размер.
Одна из женщин протягивает нам поднос с хрустальными бокалами, наполненными игристым золотым вином.
– Я могу сходить, Альтецца, – предлагает она.
Эпонина берёт бокал, не обращая внимания на предложение женщины.
– И, Кати, купи себе тоже пару и запиши на мой счёт. Это меньшее, что я могу сделать.
Глаза Катрионы вспыхивают колючим зелёным светом, когда она слышит то прозвище, которым назвала её Эпонина. Но она опускает голову и подчиняется приказу своей будущей правительницы.
Мне протягивают поднос с напитками, но я качаю головой.
Когда женщина выходит за дверь, встроенную в стену, Эпонина бормочет:
– Тебе не стоит доверять этой женщине, Фэллон.
Я предполагаю, что она имеет в виду Катриону.
– Почему вы так говорите?
– Потому что она сделает всё что угодно, ради денег.
– Как и большинство людей в Люсе.
– На твоём месте, я бы всё равно была с ней осторожна.
– Я уверяю вас, я осторожна со всеми. Даже с вами.
Улыбка приподнимает её губы, которые накрашены под цвет её аметистовой диадемы.
– Так и должно быть. Ты ведь самый ненавистный человек в Люсе. Поговаривают, что тебя ненавидят даже больше, чем Небесного короля.
– Я наслышана.
Она обводит помещение взглядом, как будто хочет удостовериться в том, что никто не стоит рядом.
– Но тебя ненавидят не так сильно, как Мириам.
Она подносит бокал к губам и делает большой глоток, не сводя с меня глаз.
Я жду, что она скажет что-то ещё. Когда этого не происходит, я спрашиваю:
– Вы, правда, знаете, где она, принцесса?
– Пожалуйста, зови меня Эпониной и давай на «ты». И я, правда, это знаю, но за мои знания придётся заплатить.
Моё сердце так сильно колотится у меня в груди, что я начинаю чувствовать пульсацию в своём языке.
– Мне рассказали о цене.
– И?
– Всё будет сделано.
Правда, Лор пока не согласился на это, но разве он мне нужен? Ему определённо будет, что сказать по поводу моего решения взять всё в свои руки, но это будет что-то типа: «Ты ведь не планировала самолично убить короля Неббы, моя маленькая птичка?»
– Чудесно.
Она выпивает содержимое своего бокала, после чего стучит заострённым ногтем по травленому хрусталю, требуя добавки.
Что-то начинает царапать мою голову изнутри.
– А кто будет править Неббой?
– Как кто? – глаза принцессы сверкают, как то вино, которое ей подносят, – Я.
Моё сердце медленно переворачивается у меня в груди, когда я представляю, что женщина может вознестись до такой должности.
– А что насчёт Данте?
– А что насчёт него?
Я искоса смотрю на остроухую служащую магазина, наполняющую бокал Эпонины и жду, когда она уйдёт, после чего спрашиваю приглушенным голосом:
– Ты заберёшь его с собой?
– Боги, нет. Я оставлю его Люсу и тем женщинам, которые его хотят.
Она приподнимает свои длинные дугообразные брови.
– Я слышала, что ты можешь быть одной из них.
Моё сердце сжимается.
– Когда-то давно, но боги, это в прошлом.
Она наклоняет голову, и её длинные шелковистые волосы каскадом ниспадают на её плечо.
– Если уж на то пошло, ты гораздо интереснее того фригидного пугала из Глэйса.
Мои щёки покрывает румянец.
Она кладёт свою руку мне на колено и сжимает мою ногу, после чего приподнимает бокал.
– За будущих королев этого мира, синьорина Росси.
Подмигнув мне, она объявляет.
– За нас.
Когда я слышу её тост, мою спину начинает покалывать.
Она имела в виду наше соглашение лишить её отца власти, или то, что я сама буду сидеть на троне?
– Эпонина, ты клянёшься никогда не травить наши моря?
– Клянусь жизнью, Фэллон.
Мне неожиданно хочется, чтобы сделки отображались на моей коже, так как я хочу закрепить эту сделку магией. И когда воодушевленная Сиб вбегает по лестнице, а следом за ней её сестра с пожелтевшим лицом, я начинаю разрабатывать план убийства короля.
Боги, в кого я превратилась?
Моё сознание шепчет мне: «В убийцу королей».
Я приглушаю его, и решаю дать себе другое определение.
То, от которого мой желудок не будет сжиматься: «Создательница королев».
ГЛАВА 38
Наконец, на следующий день появляется знакомый ворон.
И этот ворон не Лор.
Но я всё равно рада видеть Ифу, тем более что она приносит мне бутылку вороньего вина, чтобы компенсировать своё долгое отсутствие. И хотя она ничего мне не должна – ни вина, ни своего времени – я рада и тому, и другому.
Меня подмывает спросить её о том, где находится сейчас Лоркан, но я заменяю свой вопрос другим вопросом, чтобы она не думала о том, почему меня так волнует его отсутствие. Тот факт, что он намекнул мне на предстоящий разговор, не означает, что ему не терпится со мной поговорить.
Он король и у него много дел.
И, конечно, мои мысли тут же перескакивают с пропавших воронов на Алёну. Надеюсь, что он сейчас не обхаживает её. А если это так, то наш разговор будет очень коротким.
Я закрываю глаза и пытаюсь успокоить своё бешено стучащее сердце. Я, может быть, и его пара, но у меня нет на Лоркана никаких прав, тем более что я ему отказала.
– Adh fin, – говорит Ифа и начинает царапать перьевой ручкой с перышком на конце по листу пергамента, лежащему между нами.
Я трясу головой, чтобы вернуть себя в реальность.
– «О-о фион», – повторяю я, изо всех сил стараясь подражать её произношению.
– Небо, – она указывает на слово «adh», после чего подчеркивает слово «fin». – Вино.
Конечно же, оно произносится совсем не так как пишется. Ведь это так весело, когда можно произвольно расставлять ударения на любые гласные и считать, что две стоящие рядом согласные создают абсолютно новый звук.
– Вороны невероятно хитрые создания, Ифа.
– Почему ты так говорить?
– Потому что…
Я стучу своей ручкой по пергаменту, разбрызгивая по нему чернила.
– Если кто-то найдёт записку, написанную на языке воронов, он ничего в ней не разберёт, потому что слова на языке воронов звучат не так как пишутся.
Она улыбается, и это гордая улыбка.
– Не знаю, задумывалось ли это таким образом, но надеюсь, что это так.
И хотя я говорю на языке воронов далеко не свободно, мои знания улучшились благодаря Кольму, мужчине, похожему на медведя, который оказался таким же большим и милым, как огромный шар сахарной ваты. Когда Ифа перестала приходить, я спросила его, не может ли он давать мне уроки. И вот, благодаря ему я уже могу составлять короткие предложения. Как и Сиб, которая обычно присутствует на моих каждодневных занятиях.
Если только Маттиа не дома. Тогда она покидает меня. Думаю, я бы тоже себя покинула, учитывая, что её тихий моряк оказался просто богом в постели, так как он заботится о её удовольствии больше, чем о своём.
Мою грудь начинает покалывать каждый раз, когда она рассказывает мне об этом. Не из зависти, а из-за разочарования, так как мой первый и единственный раз… развеял все мои иллюзии.
Как бы я ни старалась подавить эту мысль, я не могу перестать думать о том, что Данте даже не пытался доставить мне удовольствие, потому что я этого не стоила. Ведь ему не надо было ни производить на меня впечатление, ни соблазнять.
Я отгоняю эти мрачные мысли из своей головы, а Ифа тем временем объясняет мне, как спрягать глаголы в настоящем времени.
Когда она опускает перо в чернильницу, я наконец-то сдаюсь и спрашиваю:
– Удалось ли обнаружить пропавших воронов, Ифа?
– Их давно уже нашли.
Когда она произносит это, мы обе вздрагиваем. Но, похоже, по разным причинам.
Она хлопает себя ладонью по губам.
– У меня слишком длинный язык…
Если их нашли, то почему Лор не вернулся, как обещал? Точнее угрожал. Почему он не ответил ни на один из моих вопросов, которые я задавала у него в голове? Почему он не позволял мне путешествовать в его сознании? Видит Бог, я пыталась.
Я провожу кончиком языка по зубам, заключив, что он сам, вероятно, нашёл их совсем недавно. Покончив с предположениями, я спрашиваю:
– Когда?
– Что когда?
– Когда он их нашёл?
– Я не обсуждать здесь дела воронов.
Она морщит нос.
– Здесь или со мной?
– Здесь. Ты ворон, так что тебе позволено знать.
И хотя моё сердце согревается из-за того, что она, в отличие от своей сестры, считает меня одной из них, я всё равно откидываюсь на стуле и скрещиваю руки.
– Когда их нашли, Ифа?
– Почему это так важно?
– Пожалуйста, скажи мне, когда.
Она вздыхает.
– В ночь их исчезновения.
Её признание заставляет меня расплести руки и уронить их на подлокотники кресла.
Это было… это было пять дней назад!
Я сжимаю дерево так сильно, что удивительно, как я вообще не стираю его в порошок, как это сделал Лор у меня в спальне в ту ночь, когда я…
В ту ночь, когда я подумала…
В ту ночь я…
Боги, я даже не могу вспоминать о той ночи без того, чтобы не закричать.
Ифа хмурит лоб.
– Почему так расстроена, Фэллон?
Её голос звучит мягко, как однажды у Марчелло, когда он пытался не дать Сибилле впасть в истерику.
И хотя я бы предпочла переживать сейчас о нём с Дефне, мои мысли и сердце полностью сосредоточены на Лоре.
А поскольку я не могу рассказать Ифе о его обещании, а точнее угрозе, провести со мной долгий разговор, я отвечаю:
– Я просто думала, что он прилетит проведать Антони и других бунтарей, вот и всё.
– О. Он занят в Глэйсе. Финализирует заключение альянса.
Она снова ударяет себя ладонью по губам.
– Чёрт. Об этом я тоже не должна рассказывать.
Моё сердце останавливается и срывается с места не один раз прежде, чем затихнуть. Как там говорят о безумцах? Ах да, они совершают одну и ту же ошибку, ожидая противоположного результата.
Я влюбилась в Данте, и он меня бросил. И я не собираюсь влюбляться в очередного мужчину, обещания которого расходятся с действиями.
Я закаляю своё сердце и превращаю его в кусок обсидиана, который никто не сможет растопить – а тем более ворон.
Ифа принимает моё мрачное настроение за недоумение.
– Нам нужна армия Глэйса, Фэллон.
– Как будет «задница» на языке воронов?
– У животного или часть тела?
– Часть тела
– Tàin.
Я повторяю это слово, и из моего рта вылетает слюна, потому что в этом слове определенно много гортанных звуков.
– То-он.
Какой подходящий звук.
На её губах появляется кривоватая улыбка.
– Разве я должна учить ругательствам?
– О, конечно, должна. Я хочу выучить их все.
– Я тоже! – восклицает Сиб, врываясь в комнату с огромным блестящим пакетом, висящим на её руке.
– Ты забрала наши платья для золочёного пира?
– Они ещё не готовы.
Когда я хмурюсь, она говорит:
– Эпонина согласилась пообедать с нами, но она настаивает на том, чтобы мы все надели парики. Ну, чтобы никто не смог нас узнать.
Я не могу не задаться вопросом, имела ли она в виду только меня? Ведь я враг королевства номер один, а она – законная принцесса. Мы, может быть, и ходили вместе за покупками, но мы находились внутри бутика. Если мы будем проводить время вместе на публике – то это совсем другая история.
– Катриона принесла их из магазина. Это для тебя.
Она водружает пакет на стол.
Ифа откидывается на спинку стула.
– Пообедать?
Я хватаю пакет.
– Да, пообедать.
– И Лоркан это одобрил?
И хотя я ненавижу врать Ифе, я говорю:
– Да. Он сказал, что поторопиться с поисками Мириам – это отличная идея.
Ифа хмурится.
– Ради Бога, Ифа, перевоплотись и спроси его. Но опять же, сейчас может быть не самый подходящий момент, раз уж он в Глэйсе и всё такое.
Она сжимает губы, определённо, размышляя над моим предложением.
– Кстати, это он предложил надеть парики, – добавляю я как бы между прочим.
Сиб приподнимает бровь, но, взглянув на моё рассерженное лицо, она решает не вмешиваться.
– Хочешь увидеть мой?
– Я бы очень хотела посмотреть на твой, – говорю я с большим энтузиазмом.
Сиб переворачивает свой пакет и оттуда вываливается ярко-розовый парик, прикрепленный к блестящей маске.
– Это настоящие турмалины, – восклицает она, словно прочитала у меня в мыслях слово «блестки» и решила меня поправить. – И посмотри – какая длина волос!
Она приподнимает парик, и розовые пряди расплетаются, как кольца Минимуса, когда тот готовится уплыть прочь.
– Всегда мечтала отрастить длинные волосы.
Я достаю свой парик из пакета, аккуратно разворачиваю шёлковую бумагу и смотрю на странное, но прекрасное творение. Волосы платинового цвета, которые должны доходить мне до пояса, сверкают так, словно на них нанизали бриллианты, а искусно выполненная серая маска кажется сделанной из чистого серебра. Это действительно красиво.
Ифа опускает ручку, забрызгав бумагу капельками чернил сапфирового цвета, которые начинают расплываться, впитываясь в пергамент.
– Значит, вы наденете на ваши головы вот эти страшные вещи и пойдёте обедать с королевой?
Сиб в шоке моргает.
– Страшные? Они великолепны.
И чтобы продемонстрировать ей это, она надевает парик на голову.
– Ты похожа на абажур.
Ифа жестом указывает на настольную лампу.
Я не могу сдержать смех, который вырывается у меня изо рта, потому что парчовые абажуры Птолемея, расшитые стразами, очень похожи на то, что изображает сейчас Сиб.
– Ифа права, Сиб.
Джиана стоит в дверном проёме, сложив руки.
– Вместо того чтобы тратить… Сколько золотых монет ты потратила на этот раз?
– Нисколько. Парики – подарок принцессы.
Сиб сжимает губы, снимает с себя парик и кладёт его на стол с нежностью матери, опускающей своего новорожденного малыша.
– Нам всем купили по парику. Даже тебе. Катриона отнесла его в твою комнату.
Ресница Джианы взмывают так высоко, что почти касаются лба.
– Зачем?
– Потому что я уговорила её пообедать с нами в «Террамаре», вот почему.
– Это была идея Лора, – добавляю я, потому что по мнению Джианы, Небесный король не станет принимать плохих решений. В отличие от меня и Сиб.
Джиа переводит взгляд с Сиб на Ифу, а затем на меня.
– Разве?
– Абсолютно точно.
Сиб кивает, хотя и несколько напряжённо.
И пока Джиа не раскусила наш блеф, я говорю:
– Очень жаль, что мы не можем устроить обед здесь, но я понимаю, что мы не можем допустить того, чтобы она пронюхала про подвал.
Джиа резко вдыхает и переводит внимание на Ифу, но Ифа не замечает её взгляда, потому что таращится на меня. Я заключаю, что моя помощница находится в списке доверенных лиц, а вот я – нет. К счастью, Сиб встречается с одним из участников этого списка, а поскольку она не может от меня ничего скрывать, я осведомлена обо всех делах сопротивления.
– Никто не должен узнать о том, что там находится, Фэл. Я серьёзно.
Лицо Джианы становится таким же серым, как и грязь, которой испачкан её подбородок и шея.
– Я бы никогда никому об этом не рассказала, Джиа.
И зачем мне болтать о запасах фейской пыли, хранящихся у Антони, или как там они называют тот наркотик, который производит в Раксе бунтарь Ванс?
– К тому же на меня не действует соль.
– Прости, что держали это в секрете, Фэл, но Лор не хотел тебя вовлекать.
– Ещё бы, – бормочу я. – Я ведь ужасно ненадежная и инфантильная.
– Фэллон, – вздыхает Джиана. – Это не…
– Ты сама так сказала, когда покидала Небесное королевство, Джиа.
Сиб кладет руку мне на плечо и легонько его сжимает.
– Эпонина пришлёт за нами гондолу через два часа. А тебе, сестрёнка, стоит принять ванную.
Джиа проводит пальцем по засохшей грязи, сереющей на её заостренном подбородке, после чего смотрит вниз на свою простую белую рубашку и прочные брюки из парусины – все они покрыты ракоккинской грязью.
– Зайдите за мной, когда будет пора ехать, – сказав это, она выходит в коридор.
– Сиб, не могла бы ты мне помочь выбрать платье?
Я встаю так резко, что ударяюсь коленом о крышку стола. Возникшая тупая боль очень соответствует моему настроению.
Сиб берёт меня за руку, стаскивает со стула и уводит из гостиной. Она ведёт меня через ванную комнату, дверь которой захлопывает, и заводит в гардероб.
– Что это ещё за чёрт? – шипит она. – Лор?
– Что Лор?
Она подпирает бедро рукой.
– Ты ведь понимаешь, что Ифа может с ним общаться. Он расскажет ей, что это была не его идея.
– И что?
– А то, что я не хочу, чтобы меня выпотрошили.
Я закатываю глаза.
– Он не посмеет этого сделать.
И хотя она всё ещё тяжело дышит, так как я очевидно её не убедила, она говорит:
– Между вами что-то произошло, пока меня не было?
– Я не видела его уже несколько дней, так что нет.
Этот мужчина даже не удосужился посетить меня в моём сознании, а это значит, что он вообще обо мне не думает.
– Хорошо, тогда что, чёрт побери, тебя гложет?
– Абсолютно ничего.
Её брови изгибаются.
– Значит, ты учила оскорбления на языке воронов…
– В образовательных целях.
Я перебираю множество платьев, громко гремя деревянными вешалками.
Сиб наклоняет голову и пристально смотрит на меня.
– Ты можешь обмануть кого угодно, Фэл, но не меня.
Я так пристально изучаю складки шифонового платья цвета индиго, что мой лоб, наверное, покрылся сейчас точно такими же складками.
– Что произошло с Лором, Фэл?
– Ничего.
– Ничего?
– Да. Ничего.
– Значит, это не связано с тем, что он сейчас в Глэйсе?
– Откуда ты знаешь, где он?
– Я слышала, как Антони говорил Маттиа, что Лор не сможет помочь, потому что поехал с визитом в Глэйс.
Точнее к небезызвестной жительнице Глэйса…
– Что я действительно не могу уложить у себя в голове, так это то, что он женится на Алёне, тогда как очевидно, что он…
– Она может предложить ему своё королевство.
Я так сильно сжимаю пальцы, что платье соскальзывает с вешалки и падает к моим ногам.
– А ты можешь предложить ему остров.
Я наклоняюсь и сгребаю мягкую как перышко ткань.
– Как тебе это платье?
Сиб вздыхает.
– Значит, мы не будем обсуждать змея в комнате?
– Не сегодня.
– А завтра? – спрашивает она приглушенным голосом. – Завтра ты наконец-то перестанешь врать мне и себе самой?
Я не киваю, но и не качаю головой.
– Как жаль, что соль на тебя не действует, – бормочет Сиб. – О, я бы заставила твой упрямый язык рассказать мне всю правду.
– Кстати, о соли… У тебя есть соль?
– Конечно.
Она выуживает мешочек из своего декольте и кладёт его на мою раскрытую ладонь.
Как только я сжимаю в руке сыворотку правды, дверь моей ванной распахивается и внутрь врывается Катриона.
– Я…
Она прижимает руку к вздымающейся груди и останавливается в моём гардеробе.
– … передумала.
Брови Сиб приподнимаются.
– Насчёт чего?..
– Я хочу… серебряный парик.
Капельки пота блестят на лбу куртизанки.
– Оранжевый… не подходит… к моему платью.
Сиб фыркает.
– Ты чуть не довела себя до инфаркта из-за какого-то парика?
Зелёные глаза Катрионы встречаются с моими в зеркале. В них скрывается что-то большое, как будто она чем-то одержима.
– Ты ведь не против, микара?
Я поворачиваюсь к ней и улыбаюсь мягкой улыбкой, которая, однако, не избавляет её от страданий.
– Конечно, я не против.
Она резко поднимает руку, в которой сжимает рыжее произведение искусства.
– Вот.
– Я оставила свой на письменном столе.
Капелька пота стекает по её пульсирующей шее и оставляет пятно на высоком воротнике её платья
Я обхватываю её руку и уже собираюсь сжать, но чувствую, как она дрожит.
– Катриона, дело, в самом деле, в парике, или случилось что-то ещё?
Её зрачки расширяются, а затем сужаются. Расширяются и сужаются.
– Ничего серьёзного, ты же знаешь, какая я пустышка.
Я хмурю брови и свожу их вместе.
– Ты не такая.
– Меня называли лужей Тарелексо.
– О чём ты таком говоришь? Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так тебя называл, – возражаю я.
– Сибилла называла.
Сиб поднимает с пола синее платье и кладет его на ящики в центре гардероба.
– Даргенто считал, что мы такие же грязные и пустые, как лужи, Катриона.
– Даргенто долбаный идиот и жалкое подобие человека, – рычу я.
Катриона опускает взгляд на синюю ткань.
– При виде тебя в этом платье у всех должно перехватить дыхание.
Не знаю насчёт всех, но у меня точно перехватит дыхание. Корсет выглядит просто убийственно. Я перевожу взгляд с платья и сосредотачиваюсь на Катрионе.
– Попомни мои слова, когда-нибудь я убью Даргенто.
Как бы мне хотелось, чтобы он был тем человеком, которого Бронвен увидела в своём видении… мне бы не помешало подтверждение моим словам.
Её губы изгибаются, и она бормочет что-то в ответ. И хотя я не на сто процентов в этом уверена, мне кажется, что она говорит:
– Желаю тебе совершить то, что не удалось мне.
Катриона пыталась убить Даргенто? Когда? Неужели, он обижал её? Когда она разворачивается, я зову её по имени, но она не возвращается.
