Текст книги "Башни Анисана (СИ)"
Автор книги: Ольга Каверина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)
– Ну, по крайней мере, это уже совершенно другой масштаб по сравнению с тем, чем занимаются рядовые матери. Аммани-Гейст изволит выбрать себе смену не ранее чем в середине следующего цикла, а мы ещё не пережили и грядущий конец. И потом под большим вопросом то, кто окажется избран – ты или я. А есть ведь ещё старшие сёстры.
– Есть, но никто из них не рвётся к верхам так, как ты. Про них мало кто и знает. А вот о том, кто такая ты, знает весь город. А вслед за тобой и про меня.
– Лично меня это вполне устраивает. Ладно, если не хочешь идти на площадь, то оставайся.
После этих слов Гиб Аянфаль вежливо склонил голову в прощальном поклоне и уже повернулся, чтобы уйти, но Шамсэ неожиданно бросилась за ним следом.
– Сагита! – позвала она и, подбежав к Гиб Аянфалю, крепко взяла за руку, – подожди! Ведь если ты пойдёшь наверх… Я-то останусь здесь, с нэнами и белыми сёстрами, мы спустимся в глубину нижних недр. Когда же мы теперь увидимся?
– Не знаю, – со спокойствием в голосе пожал плечами Гиб Аянфаль, – когда возродится Онсарра. Тогда все восстанут в обновлённых телах, и я тоже.
Шамсэ болезненно поморщилась, а затем, крепче перехватывая сестру под руку прижалась лбом к её плечу.
«Может быть, ты останешься?» – прозвучал в мыслях её негромкий голос, – «здесь, со мной. Белые сёстры и нэны разрешили некоторым патрициям и техникам волн спуститься вместе с ними в недра. Ты тоже могла бы!»
Эти бесхитростные слова неожиданно посеяли в его прежде непоколебимом сознании череду сомнений. Гиб Аянфаль не знал в точности, сколько ему оборотов в этом неведомом воплощении. Хоть он и патриций, но всё же ещё довольно молодой. И с ним нет амы Янавы, возвращения которой он так пламенно пообещал ждать. Кого он встретит на площади, и что с ним станет, когда мощные энергии взорвавшейся звезды сметут с поверхности всё, что не успеет погрузиться в недра? Но эти вспыхнувшие страхи неожиданно перекрыла сама собой возникшая уверенность в том, что волны хотят, чтобы он осознанно видел всё. И даже не в самом танце, а отдельно, на вершине башни, куда поднимаются только властители. Волны звали его и, внимая им, Гиб Аянфаль решительно отстранил от себя Шамсэ.
– Сестра, нет, – твёрдо ответил он, – я хочу видеть всё. Сама Гаэ призывает меня идти и смотреть.
Шамсэ подняла на него глаза. Ещё несколько мгновений её лицо было исполнено искренней тревоги, но затем резко стало спокойным. Только в глубине серебристых глаз затаилась колкая обида.
– Делай, как знаешь, – с холодком в голосе ответила она, – а мне… мне пора трудиться. Прости.
И Шамсэ, больше не взглянув на него, вернулась к плите и принялась запечатывать готовый кокон. Гиб Аянфаль хотел сказать ей на прощание что-нибудь ободряющее, но в комнату вошла одна из младших белых сестёр. Говорить при ней дальше было невозможно.
Он вышел и направился туда, куда его звало пространство – на площадь к подножию башни. В этот же миг прежде ведущее его второе сознание смолкло, оставляя лишь пронзительную радость от предвкушения грядущего зрелища, и Гиб Аянфаль осознал, что совершенно не понимает, что он только что наговорил асайю, назвавшемуся именем Шамсэ. Гаэньши, мёртвая Янава – чужие слова и чужая жизнь. Он не понимал, почему пытался убедить Шамсэ пойти с ним и не прельщаться на скромный труд белой сестры. У него, безусловно, был родич, сгинувший где-то в лабиринтах города, погружающегося в разруху. Но это однозначно не тот, с кем он говорил. И сейчас он идёт лицезреть смену эпох, которая прежде была для него самым страшным событием, какое только можно вообразить. Но сущность в глубине его буквально пела, охваченная страстным желанием участвовать во всём этом. Гиб Аянфаль шёл всё быстрее и быстрее, пока не перешёл на бег. Стройные ноги, оплетённые синими лентами, легко понесли его сквозь расступавшееся пространство. Он бежал, проходя насквозь через сдвинутые туннели обителей всей твердыни.
Гиб Аянфаль прыгнул и остановился, выходя из состояния пространственного бега. Он был не на площади, но и не в жилой обители. Перед ним внутренняя зала башни, посреди которой, точно ожидая его, стоял сам Гэрер – проводник Ганагура и правитель твердынь Онсарры.
Его лицо было незнакомо Гиб Аянфалю, а длиннополый фиолетовый наряд казался не тем, в котором он привык видеть правителя Гэнци. Но о том, что перед ним лучшее дитя Онсарры явственно говорил знак восьмиконечной звезды на груди и особенный величаво-спокойный взор серебристых глаз.
– Самонадеянно с твоей стороны приходить сюда в такое время, – едва заметно улыбнувшись, произнёс неизвестный Гэрер, пристально рассматривая его.
– Я хочу видеть всё полностью, – проговорил Гиб Аянфаль голосом, в котором ему вновь послышалось нечто чуждое, – А не то, что позволяет увидеть свободным сознаниям Ганагур. Мать Аммани дозволяет мне. Она ведь и сама останется на поверхности вместе с глубинными владыками. Я хочу быть рядом с ней.
– И не боишься того, что твердыня нескоро ещё станет такой, чтобы нога асайя смогла безболезненно ступить на неё? В эру смены эпох на поверхность поднимаются такие силы, с которыми мы, воплощённые асайи, можем иметь дело только в лице Ганагура или других сверхсущностей.
– Я буду иметь с ними дело в лице Гаэ, – самоуверенно ответил Гиб Аянфаль и вздрогнул, ощутив всем нутром смутно-знакомый холодный трепет. Он обернулся – позади него стояла консул Гейст. Такая, какой он видел её прежде, чем прошёл сквозь сизый туман.
– Что ж, танец вот-вот начнётся, – меж тем молвил Гэрер, – Следуй за мной, Сагита.
Гиб Аянфаль, не возражая, пошёл за правителем по спиральному подъёму, ведущему на вершину башни. Гейст следовала за ним, и асай невольно чувствовал на себе её пронизывающий взор.
Они не прошли ещё и четверти башни, как он вновь почувствовал, что с телом происходят неминуемые изменения. Взглянул на руки – ладони потеряли уже привычные тонкость и гладкость, и стали шершавыми из-за того, что их покрыли крошечные пылевые протоки, какие есть у каждого городского строителя для труда. Чувство пространства, досель охватывавшее всю твердыню, постепенно сжималось, тело тяжелело, а одежда становилась проще и грубее – и вот, Гиб Аянфаль ощутил, что полностью принял тот облик, который был у него за границей Поля. Он, было, обрадовался, но тут же содрогнулся от страха – ведь, выходит, Гейст и правитель воспринимают его за совсем другого асайя, которого и зовут Сагитой. Что, если на башне от него потребуется сделать то, на что он просто не способен? Он сгинет там, потеряв пыль и пурное тело? Или произойдёт нечто более страшное, и все его дары будут потеряны?
Гиб Аянфаль никогда прежде не боялся погибели, и даже не подозревал о том, что этого можно бояться. Непрошенная и неконтролируемая погибель виделась асайям далёким пережитком прошлого, предшествовавшего воцарению Гаэ Онсарры. Когда-то давно волны говорили ему, что сиятельные матроны знают, что происходит после того, как асай оставляет свой седьмой дар и вместе с тем утеривается последняя связующая его души с миром. Сам Гиб Аянфаль этого не знал. Сейчас он чувствовал перед собой незримую силу, способную отнять жизненные дары, и страшился того, что не сможет ей сопротивляться, не сможет сделать выбор между смертью и жизнью, который является неотъемлемым правом любого асайя.
Колеблясь, он остановился, оглядываясь на следовавшую по пятам Гейст. Консул тоже встала, и строитель увидел, что белая дорога за ней обрывается в пустоту – им не вернуться назад.
– Зачем Сагита захотела подняться на башню? – спросил он, стараясь скрыть нарастающее отчаяние.
– Она всегда желала видеть всё своими глазами. И была уверена, что выживет в последующие дни. Ей открылась истина. Под гибнущим светилом она увидела отблески великого будущего, которые и по сей день открыты только перед ней. Ступай дальше.
Гиб Аянфаль коротко кивнул и обречённо продолжил путь за правителем, который будто бы и не заметил метаморфоз, произошедших совсем рядом с ним.
Наконец, они вышли на крохотную площадку на самой вершине. Был полдень, и тяжёлая бардовая Онсарра висела в зените прямо над головой как гигантский шар, освещая багровым светом кристально чистое оранжевое небо. Города не видать, и Гиб Аянфаль подумал, что башня – последний оплот порядка и Голоса на всей твердыне. Но и она неминуемо погибнет – он уже чувствовал сотрясавшие её вибрации, вызванные глубинными процессами, перестраивавшими недра и волновавшими глобальный пылевой океан.
Правитель, даже не посмотрев на него, встал на самый край площадки, а Гиб Аянфаль взглянул вниз и застыл в изумлении. Стольких асайев он никогда прежде не видел! Их толпа заполняет всё до горизонта куда ни взгляни! Все они – патриции, смотрят на белую башню и ждут. Их внутренние поля, сливаются в одно, настолько сильное, что Гиб Аянфаль ощутил, что не может сделать и малейшего движения ему навстречу.
В это время Гейст взяла его за плечо, отводя от края.
– Игры закончились, Янфо, – произнесла она, – теперь просто смотри. Встань на мои ступни, и не пытайся отойти от меня.
Гиб Аянфаль послушно приблизился к ней, становясь на её стопы, которые оказались в два раза больше его собственных, а консул привлекла его к себе, возложив руки на плечи. Толи она стала выше, толи Гиб Аянфаль сам уменьшился, так как был в сравнении с Гейст не больше десятиоборотного ребёнка.
– Смотри, – ещё раз грохотнул голос консула.
Неизвестный Гэрер тем временем раскинул руки. Тут же прежде спокойное всеобщее поле пришло в движение вокруг башни. По небу вслед за ним побежали лилово-алые языки сияний.
– Анисан Онсарра! – крикнул Гэрер, и его голос разлетелся по всей твердыне. Тело его сорвалось с места, взлетая на головокружительную высоту как листок, подхваченный ветром, и там взорвалось, становясь огромным шаром слепящего света. В тот же миг миллиардная толпа асайев тронулась с места. Двигаясь по спирали, они волнами срывались с поверхности твердыни, устремляясь в танец, и сбрасывая не только одежду, но и сами тела, застилавшие твердыню сплошным слоем чистой пуры. В миг вокруг башни образовался столб света, вырвавшийся за пределы атмосферы к Онсарре.
Гиб Аянфаль ничего не видел среди мчащихся с небывалой скоростью белых потоков. Он чувствовал, как башня стремительно проседает, разрушаясь и расползаясь в стороны бесструктурной грудой. Он слышал грохот грома, треск, с которым лопались пласты гор, вой ветров, размётывающих далёкие океаны пыли, и рокот пришедших в движение недр. Словно бы все бедствия вмиг обрушились на Пятую твердыню. Ослеплённый светом объединившихся асайев, он не видел, как гигантская звезда вспыхнула исполинским заревом, прекращая очередной жизненный цикл.
Глядя на свет, постепенно принимавший структуру, Гиб Аянфаль неожиданно узрел некое видение, похожее на гигантское белое существо с миллионами лиц.
«Это Ганагур?» – мысленно спросил он, сжимая непослушными пальцами руки консула на себе.
«Да», – ответила Гейст сквозь шум бедствий, – «Он перед нами, а мы – вне его. Но что бы ты ни видел – это твои иллюзии. Ганагур не имеет физического лика, привычного нам, как и всякое сверхсущество».
Белое сияние тем временем поднялось выше, охватывая небо сотнями протяженных рукавов-нитей, и перед глазами Гиб Аянфаля предстала терзаемая сотрясениями твердыня. Нет, ни одному асайю не выжить на ней сейчас в пурном теле. Внутренне полее Гейст, вселяющее непреодолимый страх – единственное, что способно быть равным силам, вышедшим на волю в день смены эпох, и единственное, что может защитить его самого.
Консул в это время подняла его как ребёнка, садя к себе на руки. Гиб Аянфаль робко ухватился за её плечо.
– Что будет дальше? – спросил он, – Онсарры… нет?
– Взрыв, разорвавший её, и сейчас кипит в пределах первого кольца за мощной волновой завесой. Этот процесс займёт сотню оборотов, прежде чем мастера звёзд обернут его вспять и положат начало возрождению Онсарры. А на твердыню сейчас поднимутся глубинные владыки, начиная от малых и заканчивая самим Ашвой. Они пробудут здесь до конца тёмного времени, которое завершится с первым лучом новой Онсарры. Ганагур сзывает их, и всё сотрясается от того, что они пробивают себе путь наверх. Нам…
Её голос перекрыл ужасающей силы рёв, раскатившийся до горизонта. Гиб Аянфаль замер, пережидая его и считая, что не будь он с Гейст, то наверняка бы лишился пурного тела под напором поднявшихся волн. Даже сама властительница едва устояла под ударной волной, прокатившейся по твердыне. Когда рёв начал постепенно стихать, Гиб Аянфаль обернулся и увидел существо, которое никогда бы не смог назвать асайем – невдалеке от них высилась исполинская фигура, касающаяся макушкой нитей Ганагура. Мощные ноги, усыпанные сотнями шипов, корнями уходили в вязкую твердынную массу, точно вырастая из неё. Тёмно-синие рога пылетоков сплошь покрывали его спину, плечи и голову, делая весь облик поистине устрашающим. Белое лицо с погашенными глазами и медленно закрывающимся ртом, полным острых зубов, казалось какой-то ошибкой на этом фоне. Поверхность твердыни вокруг выгибалась под действием ужасающего внутреннего поля этого глубинного существа, принимая немыслимые каплевидные формы.
Гейст, повернувшись лицом к поднявшемуся глубинному, совершила лёгкий поклон, после чего пояснила:
– Малый владыка Глои. Он спит под поверхностью Рутты на протяжении вот уже десяти циклов. А теперь нам стоит поспешить, пока не поднялись остальные. Они будут разговаривать между собой, а также с Ганагуром, Онсаррой и соседними твердынями. До конца тёмных времён асайям в пурном теле тут делать нечего. А тебя кое-кто ждёт в недрах.
– Кто? – изумился Гиб Аянфаль, будучи не в силах отвести взор от глубинного владыки.
– Увидишь. А теперь идём.
Гейст крепче обхватила его и бегом помчалась сначала вниз по груде расплавившегося камня, оставшейся на месте башни, а затем по растерзанной плоти твердыни. Из-под её ног во все стороны летели брызги бесструктурного мёртвого грунта, перемешанного с пурой от сброшенных асайских тел. Гиб Аянфаль сидел на руках консула, не зная, чего ожидать, и лишь надеясь, что услышанный им рёв глубинного владыки больше не повторится.
Консул тем временем взбежала на гребень поднимающегося разлома и остановилась на самом краю отрывшейся бездны.
– Это последний ход, – произнесла она, поднимая Гиб Аянфаля над своей головой. Строитель только сейчас осознал, что почти целиком умещается в её ладонях. Он взглянул вниз и понял, что не боится падения. Темнота поглотит его, но не принесёт той гибели, которую он впервые почувствовал внутри белой башни. Гейст протянула вперёд руки, держа его над разломом.
– Ступай. Там тебя ждут, – произнесла консул и отпустила асайя.
Гиб Аянфаль зажмурился, принимая падение и не боясь. Он думал лишь о том, где окажется и кого встретит. Вероятно, там те нэны, которых он видел, будучи Сагитой, а с ними и сестра Шамсэ.
Падение закончилось тем, что чьи-то руки обхватили его, а сам он согнулся пополам, упёршись туловищем в широкое плечо. Кто-то слегка просел, принимая на себя всю силу его падения.
– Янфо! Это ты?
– Аба Альтас!
Гиб Аянфаль распахнул глаза и отстранился, вглядываясь в знакомое лицо.
– Янфо, ты с поверхности? Ты был там, когда всё началось? – спрашивал аба Альтас, опуская его на ноги.
– Да, – ответил Гиб Аянфаль, глядя на абу и не веря своим глазам, – а ты что тут делаешь?
– Жду тебя, разумеется! Все в сборе, а тебя нет и нет. Я беспокоился, Янфо! Ну разве можно было там оставаться? Крайне самонадеянно!
После этих слов аба Альтас деловито осмотрел его со всех сторон и, взяв под руку, повёл за собой по открывшемуся перед ними узкому коридору. Гиб Аянфаль шёл, не зная, что спросить и дивясь тому, что встреча с абой не вызвала у него никакой радости. Что-то в нём было не так.
Аба Альтас привёл его в трапезную залу, где за столом их уже ждало три гостя. Это были Росер, Лийт и мастер Роз. Встреча с ними вызвала у строителя мучительно волнение и необоснованную уверенность, что их тут быть не должно. Ведь прежде… когда-то давно он слышал, что они покинули Анисан. Навсегда.
– А вот и Янфо, – тем временем приговаривал аба Альтас, усаживая его между собой и белой сестрой, – он только что спустился в недра. Там на верху ему довелось даже созерцать гибель звезды! Частично, конечно.
– Янфо, правда? – с интересом спросил Лийт.
Гиб Аянфаль кивнул, избегая смотреть ему в глаза, а Росер заботливо поставила перед ним чашу, наполненную светло-перламутровой жидкостью.
– Что это? – тут же спросил строитель.
– Амброзия, – ответила Росер, – под поверхностью твердыни можно питаться только ей. Не бойся, Янфо. Это совсем не то, чем нэны поят узников полей. Амброзия, протекающая в глубинных обителях, такая же, как пасока, которую мы собираем с деревьев.
– Насыщайся, Янфо, – назидательно добавил аба Альтас, отпивая из своей чаши, – это наша последняя трапеза. Затем мы все пойдем дальше. Ждали только тебя одного!
– Нам нужно уходить? Куда?
– Далеко. Ты узнаешь это, когда ступишь на тропу пути. После того, как Онсарра погибла, нам нельзя тут остаться.
– А как же наши родичи? Аба, у меня была сестра. И… Ае! Я вспомнил, как его зовут. Ты решил не брать их?
– Почему? Они нас найдут. Отправятся следом, если захотят, и найдут. А теперь пей, Янфо. И вспоминай всё, что хочешь вспомнить перед долгой дорогой.
Гиб Аянфаль послушно взял чашу, но отпить из неё так и не решился, пока остальные принялись что-то обсуждать. Гиб Аянфаль попытался к ним прислушаться, но с содроганием понял, что не понимает ни слова – их речь, звучащая как будто знакомо, превращалась в неясный набор звуков, когда он пытался осознать её. Говорили все, кроме мастера Роза.
Техник волн молчал, не притрагиваясь к амброзии. Он сидел прямо и в упор смотрел на строителя. Что-то неуловимое отличало его от всех остальных, кого строитель успел повидать в этом странном городе. И он чувствовал, что сам тоже притягивает внимание техника этим же отличием.
В это время мастер Роз незаметно кивнул ему, после чего медленно поднялся и направился к выходу. Гиб Аянфаль поспешил за ним, ускользнув из-под внимания абы. Он вышел из зала вслед за техником и оказался под грозным тёмно-фиолетовым небом, на котором сияло расплывчатое бело-голубое зарево молодой Онсарры. Под ногами рыхлая почва твердыни, ещё не знающая тяжести гор, лесов и обителей. Замершее в безветрии пространство заполняла глухая первозданная тишина.
Мастер Роз обернулся к нему, окидывая пристальным и внимательным взором.
– Ты здесь осознанно? – спросил он, – понимаешь, где находишься?
– Это Поле Мечтаний, – настороженно ответил Гиб Аянфаль, – так его назвала консул Гейст. Разве я ошибаюсь?
– Нет, – ответил техник, – просто я рад наконец-то встретить здесь живое сознание. Кого бы ты ни видел прежде – все иллюзии, порождаемые Полем. Для каждого свои. Скажи мне, каким путём ты сюда пришёл?
– Я не совсем понимаю, – ответил поколебавшийся Гиб Аянфаль, – видите ли, я здесь мало что помню о прошлом. Меня вела консул Гейст и всё это – её воля.
– Понятно. Но может быть, ты всё же вспомнишь, где ты был, прежде чем она позволила тебе войти. Ты находился на Кольце Светил под сводами Анисана или же… нет?
– На Кольце, – уверенно ответил Гиб Аянфаль, вдруг почувствовав странное волнение, – а вы… разве вы в другом месте?
Мастер Роз не ответил. Он взглянул вдаль, и его взгляд стал настороженным.
– Волны становятся неспокойным. Кто-то из нас должен покинуть Поле, – произнёс он, делая шаг назад.
Гиб Аянфаль взглянул туда же, куда и он, и увидел стоящую под сиянием звезды Гейст. Консул протянула к нему руку в молчаливом призыве. Строитель, было, взглянул на техника, но рядом никого не было. Он один стоял посреди безликих просторов опустошённой твердыни. А в нутре властно разливался призыв подойти к единственной, кто звала его.
Гиб Аянфаль приблизился к консулу, неотрывно глядя в её синие глаза и пытаясь запомнить, чтобы унести в своём сознании туда, откуда он некогда пришел на Поле. Консул возложила невесомую ладонь на его голову, и в следующий миг сознание Гиб Аянфаля погрузилось в слепую темноту.
Но вскоре тьма отступила, и он ощутил, как наваливается тяжесть пурного тела, а затем пробуждаются прежде молчавшие чувства. Гладкий пол, прохладный воздух, чья-то тяжёлая ладонь на голове, гул голосов, сотни присутствий и шорох внутренних полей.
Гиб Аянфаль распахнул глаза, не понимая, как он вновь оказался в привычном и таком ясном мире. Все его мысли пока оставались там, под раскалённой Онсаррой. Его должны немедленно отпустить назад! Сейчас не время сидеть в зале Церто!
– Отпусти его!
Напряжённый голос Гиеджи прозвенел прямо над головой, а в следующий миг её руки вцепились в его плечи и с силой выхватили из-под ладони консула Гейст. Гиб Аянфаль едва не упал, уцепившись за неё и упираясь лицом в её синий передник. Находясь в Поле Мечтаний, он так старался разыскать Гиеджи, а она на самом деле была тут! Гиб Аянфаль уже хотел радостно объявить ей это, но не мог ни воспользоваться речью, ни сформировать мысли для передачи волнами. Уже не боясь, что сестра снова пропадёт, он оглянулся.
Консул Гейст отступила, закрывая глаза чёрной кибахой, рядом с ней стоит преданный мастер Кутта, а другие патриции спустились на арену и встревожено обсуждают что-то.
– Гаэньши! Юная гаэньши! – слышалось со всех сторон.
Гиеджи тем временем села рядом с Гиб Аянфалем и крепко взяла его за руку, заглядывая в лицо.
«Это было то место, из твоих снов», – тут же сказал ей строитель через прикосновение, – «а… кого они обсуждают?»
«Наверное, меня», – коротко ответила Гиеджи, – «Я не могла смотреть, когда она… ну, в общем, схватила тебя. Я спрыгнула со ступени и вмешалась. Они все последовали за мной».
Она смолкла и оглянулась на подошедшего Ае. Он был спокойней всех остальных и, коснувшись плеча Гиеджи, негромко сказал:
– Не беспокойся, я это улажу.
– Госпожа Гейст! – тем временем выступил из рядов патрициев один из мастеров-вестников, – скажите же нам открыто: перед нами только что явилась юная гаэньши, ваша младшая дочь, о которой мы знали, но которую прежде не видели?
Консул Гейст неспешно обернулась к вопрошающему:
– Я думаю, вы все увидели достаточно, чтобы сделать выводы.
Её жёсткие слова, однако не вызвали среди патрициев трепета, напротив, они все вдруг вспыхнули величавой радостью.
– Во имя Гаэ! Это величайшее открытие в этом обороте! – провозгласил кто-то, – Юная гаэньши! Надежда Онсарры!
– Патриции! – воззвал к собору Ае, отступая от родичей и слегка прикрывая их собой, – я попросил бы вас спокойней отнестись к этому. Гиеджи – моя сестра и я прошу вас зря не тревожить её! Она сама только что это услышала! Давайте же продолжим собор!
Гиб Аянфаль взглянул на замершую Гиеджи и, не сдержавшись, спросил в слух:
– Гаэньши – это ты? Ты… её дочь?
Гиеджи потупила взгляд. Та отчаянная храбрость, которой она светилась всего несколько мгновений назад, скрылась, и теперь она была страшно стеснена всем этим обрушившимся вниманием.
– Мне это сказали… ещё тогда, давно. Ты помнишь, – отрывисто прошептала она, крепко сжимая его пальцы. Гиб Аянфалю очень хотелось обнять её, прижать к себе и тем успокоить, но он сдерживался, помня о приличиях.
Тем временем патриции, вняв к словам Ае, начали рассаживаться по ступеням, а сам старший родич подошёл к ним.
– Всё хорошо, Янфо? – быстро спросил он и, получив ответный кивок, вновь взял Гиеджи за плечи, – пойдём, сестра.
Гиеджи, по телу которой прошлась едва заметная дрожь, поднялась и последовала за ним, продолжая оглядываться на Гиб Аянфаля. Её саму тоже провожали взглядами. Даже мастер Караган как будто отвлёкся от хода суда и смотрел на неё неотрывно и внимательно. Лицо его выражало живейший интерес.
Гиб Аянфаль остался один в белом квадрате. Неожиданная правда совсем сбила его с толку. Ему теперь больше всего хотелось попасть в тайный садик, где он смог бы всё обсудить с сестрой, узнать о её новом статусе и поведать то, что он видел. Он вспомнил, что суд над ним идёт к концу и, подняв глаза на Гэрера Гэнци, произнёс:
– Я готов к вашим решениям.
– Хорошо, Гиб Аянфаль, – ответил Гэрер, а затем обратился к патрициям: – Асайи Онсарры! Как и просила консул Гейст, собор переходит к принятию решения. Кто из вас хочет во всеуслышание предложить что-либо? Ае? Я вижу, вы хотите.
– Да, Гэрер, – сказал Ае, поднимаясь, – я обращаюсь к вам, патриции Онсарры! Полагаю, теперь, даже сомневавшиеся прежде убедились, что Гиб Аянфаль не виноват в исчезновениях. Он, напротив, мог бы способствовать их изучению и предотвращению, если мы возьмемся исследовать его способность предвидеть. Конечно, в нём есть несдержанность, которая проявляется в его излишнем стремлении к всяческим приключениям. Но, как заметили глубинные патриции, эта черта никогда не толкала его на злые дела. Гиб Аянфаль ещё очень юн, проживает только восемьдесят пятый оборот в своей жизни, а в таком возрасте изъяны характера можно скорректировать и без полей успокоения. После исчезновения мастера Альтаса Хосса он действительно нуждается в учителе и наставнике, который бы направлял его как в строительном искусстве, так и в жизни. Потому я прошу вас оставить его со мной. Меня с ним связывает родичная связь, я лучше других знаю его желания и стремления. Потому я заранее обещаю собору, что найду для него подходящего наставника, да и сам буду стараться направлять его выбор на правильную сторону, что всегда делал и раньше. Что же до того, что он нарушил порядок на торжестве, то, полагаю, он уже вынес для себя все необходимые уроки.
Ае, закончив речь, чуть склонил голову и опустился на своё место. Гиб Аянфаль заметил, что пока он говорил, многие асайи смотрели на него как заворожённые. Но едва Ае смолк, их лица снова приобрели спокойные выражения.
– Хорошо, Ае, – проговорил Гэрер Гэнци, – ваше мнение будет учтено, – кто-нибудь ещё хочет сказать?
– Я хочу, – сказал со своего места архитектор Эйдэ и, заметив, что взгляды обратились к нему, поднялся, – собственно, нашу с остальными глубинными мастерами позицию только что озвучил мастер Ае. У меня лишь небольшое обращение к нему. Ае, если ваше предложение поддержит и большинство верхних, то отправьте ваше младшее дитя ко мне. В этом обороте меня скоро вновь призовут на поверхность, и я могу временно заняться обучением Гиб Аянфаля, пока вы ищете ему подходящего учителя на поверхности. Он должен быть занят, чтобы тяга к лишним приключениям не брала над ним вверх!
Ае, улыбнувшись, кивнул. Эйдэ опустился на своё место рядом с патрицием Бацу. Гиб Аянфаль обвёл взглядом зал. Глубинные за него. Но их так мало по сравнению с рядами ступеней, тающими в дымке неба! Всего несколько десятков, против сотен. Никто из небесных до сих пор ничего не сказал о нём, да и не мудрено – его там просто не знают.
Не успел он сего подумать, как из верхних мест поднялся архитектор Хинуэй.
– Я не брал слова, пока мы рассматривали жизнь и дела Гиб Аянфаля, – проговорил Хинуэй, – но сейчас хочу вступиться. Гиб Аянфаль исполнительный асай, когда ступает по верному пути. Я думаю, Ае сможет направить его. Но, смею предположить, ему так же стоит заручиться в этом деле поддержкой белых сестёр. Они врачуют беспокойство душ предельно мягкими методами. А юному асайю после столь волнующих событий наверняка будет нужна их помощь.
Слова Хинуэя так же обрадовали Гиб Аянфаля. Что он заявил о необходимости в помощи белых сестёр – пусть. В Белом Оплоте однозначно лучше, чем в Низу. Но в это время поднялся мастер Караган.
– Прозвучавшие предложения вполне справедливы, – начал глава чёрных стражей, – Да, будь сейчас иные обстоятельства, я бы вполне мог поддержать такой мирный исход, опустив все неувязки. Но ныне долг чёрного стража не позволяет мне этого. Патриции Онсарры! В сей миг я взываю к вашей мудрости. Времена Затишья позади, надвигается смута. Посмотрите на волны, на то, что сейчас занимает умы, и вы увидите её тень, пока чуть брезжащую на горизонте событий. Мы лишились господина Сэле. Алый консул – голова Салангура, сверхсущества, которое всегда оберегало народ нашей звезды, дарило защиту. Сейчас Салангур держится на нас, чёрных стражах, быстрых странниках и всех, кто служил консулу Сэле. Это не всеобщая сущность, но я полагаю, присутствующие понимают его роль и его силу. Ныне обезглавленный, он уже не сможет противостоять опасностям так же, как прежде. Пройдет ещё несколько оборотов, и этот мир, благодать, установленная нашей великой Праматерью, окажется под угрозой. Орды отступивших от Голоса поднимут головы, выйдут из пустоты и нахлынут на мирные твердыни, утверждая, что несут новые справедливые законы, а на деле сея хаос и разрушения. И я могу сказать, кто их поведёт. В последние обороты подтвердились слухи о том, что у Малкирима, извечного соперника Триады, появился глава, которого не было на протяжении долгих звёздных циклов. Его имя уже звучало здесь и всем известно. Мы привыкли мириться с последователями Малкирима, даже нашли баланс, отведя им место в волнах, на малых твердынях и некоторых твердынных кольцах. Сейчас, как вы можете судить по уже начавшимся выступлениям, они заявляют, что им этого мало, и они желают изменить складывавшийся на протяжении долгих циклов строй. И я не могу гарантировать, что лишённый проводника Салангур сможет с прежним успехом останавливать этот ужасный процесс. Сиэль Непорочный займёт то место, к которому стремится, и вы все будете вынуждены склониться перед ним. Готовы ли господа патриции противостоять такому перевороту?
Я, как мастер чёрных стражей, готов уже сейчас. Я намерен максимально уменьшить ущерб от того, что случится, и сохранить священный порядок матери Онсарры. Я не допущу, чтобы в ближайшие обороты и без того разросшиеся общины ловиц и неслышащих выросли ещё больше, и потому я призываю вас вернуть в залы Церто строгость судейства, которая сейчас жизненно необходима всем нам.
Рассматривая жизнь Гиб Аянфаля, я не могу сказать, что он действительно так уж испорчен, но я не могу закрыть глаза на его опасные метания, провоцируемые горячностью характера. Он упрекнул Голос в несправедливости не просто так. Это его убеждения, при чём, достаточно твёрдые. И это та черта, из-за которой я не могу допустить снисхождение к нему. Будь здесь господин Сэле – голова Салангура, тогда всё могло бы сложиться иначе, Гиб Аянфаль мог бы сколь угодно долго метаться, выбирая для себя сторону. Но в преддверье неспокойных времён каждый асай должен твёрдо знать, что есть сторона Голоса и правды. Гиб Аянфаль сомневается. Он говорит, что жаждет иной истины, а именно с такого притязания начинали все, кого мы сейчас наблюдаем в общинах Сиэля. Он – первая искра, за которой последуют многие другие, кто так же захочет присоединиться к Сиэлю в поисках иного порядка. Кроме того, Гиб Аянфаль в своей короткой жизни уже успел каким-то образом пострадать от неслышащих. Да, вы можете сказать, что это было насилие, которое, якобы, должно будет оттолкнуть его. Но вспомните ту часть жизни Сиэля Непорочного, которая доступна волнам. Неслышащие в своё время насильно захватили его, а ловицы едва не принесли ему погибель. И кто он теперь?
