Текст книги "Башни Анисана (СИ)"

Автор книги: Ольга Каверина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

– Неправильным помыслам нужно уделять внимание, – холодно ответил мастер волн, – но в данном случае, я не вижу никакого зла, о котором вы говорите. Я вижу порыв, стремление защитить. Это совсем другое.

– Не думаю, что это были совсем уж безобидные устремления, мастер Кутта, – возразил Караган, – вы смотрите на него слишком снисходительно, а, пожалуй, просто иначе. А между тем, само ваше присутствие на Соборе уже бросает на Гиб Аянфаля определённую тень. Вы, мастера волн, приходите на суд, только если предстоит перед ним кто-то такой же, как вы. Если судят асайя, не являющегося техником или вестником, а вы тут, то значит что-то неладно. Ибо что вам до юного, не умеющего себя держать, строителя? Вам, живущим отстранённо и скрытно в постоянном молчании!

Мастер Кутта неспешно повернул голову к Карагану, окинув его взором, одновременно и исполненным внутреннего спокойствия, и выражающим негодование:

– Полагаю, столь ярому ревнителю закона как вы, известно то, что мастера волн не отстранены от суда как белые сёстры, мы лишь имеем право не присутствовать на делах, в которые не желаем вмешиваться. Если уж вас так волнует мой интерес к Гиб Аянфалю, то я могу пояснить: Гиб Аянфаль бывал в моем замке, я видел его дела, его путь, и потому пришёл сюда в день суда, чтобы сказать своё слово. Если же мастер Караган считает мои намерения недостойными доверия, то пусть впредь не просит помощи у меня и моей общины.

Патриции, сидевшие на средних рядах, переглянулись между собой, обсуждая столь резкий ответ, но глава стражей не обратил на то никакого внимания.

– Не нужно быть столь категоричным, – всё же примирительно произнёс он, – моё доверие лично к вам остаётся неизменным. Я не собираюсь рушить наше сотрудничество из-за одного инцидента. Но здесь суд, а вы… все же техник, мастер волн. О том, какие убеждения движут вами, я тоже помню.

– Памятуйте сколько угодно, – невозмутимо ответил мастер Кутта, – мои слова о Гиб Аянфале останутся неизменны. Я призываю патрициев к ним прислушаться.

Мастер Караган бросил на техника волн быстрый взгляд, после чего вновь обратился к строителю:

– Скажите-ка, Гиб Аянфаль, сколько раз в последний оборот вы травмировали собственное пурное тело?

– Пурное тело? – недоумённо переспросил строитель.

– Да. Сколько раз вы теряли активное сознание против воли, получали ожоги и тому подобное?

– Не раз, – нерешительно ответил Гиб Аянфаль, – а какое отношение это имеет к делу?

– Самое прямое, – категорично ответил мастер Караган, – это говорит о вас как о крайне неосторожном асайе, что не есть хорошо. Любой асай должен беречь себя. Он не позволяет себе нестись в пекло, сломя голову. Вы не чёрный страж, чтобы идти на риск!

– Да, я строитель! – резко ответил Гиб Аянфаль, вновь поднимаясь на ноги, – но я рисковал и буду рисковать, если хочу защитить тех, кто мне дорог!

– Зря. Это не ваш труд. Сообщайте о бедствиях волнам и занимайтесь своим делом!

– Никогда!

Гиб Аянфаль ощутил, что начинает непозволительно волноваться. Но он не мог стерпеть того, как глава чёрных стражей хладнокровно обесценил его чувства.

– А почему бы мастеру стражей не принять его? – вдруг глуховато пророкотал за спиной один из глубинных патрициев, – если вы наставите это дитя на пути Пламени, то он будет превосходным ревнителем порядка. Тем более он был избран самим консулом Сэле!

Мастер Караган неодобрительно взглянул на глубинных, которые единогласно поддерживали столь спорное мнение, но ответил им предельно вежливым тоном:

– Владыка, охранители закона должны в первую очередь содержать в порядке собственный ум, а затем уже рваться на подвиги. Гиб Аянфалем же движут беспорядочные порывы, которые выглядят красиво, лишь когда он сам о них говорит.

Однако глубинные не восприняли его речь столь же согласно, как верхние патриции. Их голоса, рокочущие в волнах, вновь усмехались, а на малоподвижных лицах расцвели жутковатые улыбки, обнажавшие ряды острых зубов.

– Порядок ума постигают долгое время, – произнёс Эйдэ, – смешно требовать его с того, кому только исполнилось восемьдесят четыре оборота. Янфо нужно и можно этому научить, что мы и предлагаем сделать мастеру Карагану.

– Или мастер предпочитает почивать на всём готовом? – с ехидством в раскатистом голосе поддержал его сидящий слева господин с синими ветвями пылетоков на тяжёлой голове, – я вообще считаю, что этот собор идёт уже слишком долго! Восемьдесят четыре оборота – миг в глазах Онсарры! Тут и обсуждать-то больше нечего! Молодому асайю нужен новый учитель с твёрдым характером. Так считаем все мы, глубинные патриции.

Остальные глубинные мастера одобрительно закивали в поддержку этой речи.

– Тоже мне искажённый! – громогласно проговорил один из них – самый рослый и мощный владыка с алыми глазами, – Привели юнца! Будь здесь Альтас – он продолжал бы смирно учиться. А то, что его выбрал Сэле, неудивительно. Консул всегда выбирал таких – молодых и пылких, и уже потом сам выучивал их служить Салангуру.

Когда эта речь закончилась, мастер Караган сдержанно кивнул.

– Уважаемые владыки, поговорить ещё есть о чём, – настойчиво заметил он, – что же касается принятия в стражи, то позволю заметить, что здесь я предпочитаю действовать согласно с волей Салангура и своим опытом. А Гиб Аянфаль, несмотря на хорошее отношение к нему консула Сэле, всё же не совсем тот асай, который может вступить на путь Пламени в данное время. Что же до продолжения собора, то раз он сам не желает рассказывать о своих проступках, то это сделаю я. Гиб Аянфаль уже дважды успел побывать в местах, куда Голос не допускает юных асайев. Первый раз он отправился в низ собственной обители, второй – на поля успокоения. Потому теперь меня интересует – как вы только отважились пойти туда вопреки воле Голоса?

К тому, что его спросят о посещении мест исправления, Гиб Аянфаль подготовился ещё в садах Церто, и потому заговорил сразу:

– Я не мог не пойти! В низ своей обители я отправился навестить Бэли, моего друга. За день до этого я впервые встретил его как недужного, поражённого чёрной болезнью. В тот момент я не понимал, кого вижу перед собой, только чувствовал, что ему нужна моя помощь. Белые сёстры обезвредили его и унесли. А я…

Он запнулся, осознав, что его вынудили сказать слишком многое, и теперь сочтут ответ не правдивым, если он до конца не пояснит, что же побудило его отправиться в недра под мирной обителью.

– Так зачем вы пошли к нему? Просто из любопытства? – подтолкнул его к ответу мастер Караган, воспользовавшись этой паузой.

– Нет, – ответил Гиб Аянфаль, – Я захотел узнать правду. В тот вечер я видел то, что нельзя было видеть. И я понял, что Голос многое скрывал от меня так же, как от других простых асайев. Но рядом никого не было, к кому бы я мог прямо обратиться. Поэтому я пошёл к недужному, полагая, что он мог видеть ту же правду, что и я, но его некому было защитить.

После этих слов лицо мастера стражей исполнилось мрачным удовлетворением.

– Так вы недовольны тем, как Голос направляет потоки информации? – удостоверился он

– Да, – ответил Гиб Аянфаль. Рассерженный тоном Карагана, он даже не обратил внимания на предупреждающий жест Ае, – Голос не справедлив! Он не желает признавать асайев, которые хотят иной жизни. И правды более полной чем та, которую несут волны. В тот вечер я видел падение Красной Башни, ловиц, гигантское пылевое облако. Консул Сэле открыл передо мной волны, которые всё это скрывали. Но всё же у меня остались ещё вопросы.

– Что ж, действия консула Сэле обсуждению не подлежат, – неспешно произнёс Караган, – а теперь поясните ваш спуск на поля успокоения. Это действо будет посерьёзней, и является грубым нарушением порядка.

Гиб Аянфаль не успел ничего ответить – со ступени поднялся Ае, и внимание патрициев немедленно обратилось к нему.

– Послушайте, Караган, на каком основании вы спрашиваете его об этом? Когда перед собором предстоял Багровый Ветер, мы и так подробнейшим образом рассмотрели это происшествие. Гиб Аянфаль согласился помогать вашему бывшему воину, даже не зная толком, на что идёт! Багровый Ветер мог убедить его в чём угодно, пользуясь его доверчивостью. Гиб Аянфаль не может быть обвинён в том, что поверил тому, кого считал своим другом! Собор решил тогда, что незачем его тревожить этим событием. Что ещё вам от него надо?

– Я думаю, вы переоцениваете весомость своего слова в соборе, уважаемый Ае, – спокойно ответил мастер Караган, – и теперь, пользуясь своим положением, пытаетесь заступиться за родича. Если бы он в отсутствие своего друга вернулся к прежней спокойной жизни, то я бы и не вспоминал об этом. Однако сейчас стоит разобраться в том, насколько правомерна была прежняя милость собора к нему.

– Я думаю, это абсурдно. Милость собора непреложна, – непреклонно возразил Ае.

– Хорошо, допустим. Но коль он теперь не виноват, объясните, почему в вашем замке простые асайи так легко могут проникнуть в низ? Ваши техники не могли возвести достаточный барьер?

– Я полагаю, тут нечего объяснять, – ответил Ае, – когда Гиб Аянфаль спустился туда, он ничего не нарушил: барьер – лишь предупреждение. Раз он смог его пройти, значит сам Голос позволил ему это согласно велению двух матрон, которые находились рядом с Бэли в тот вечер. Да и, к слову, мой замок – не ваш, Караган. Низ его ныне пуст, и я думаю, долго ещё будет пустовать. В отличие от всеобщего Низа. Может быть, вы тоже объясните, почему в обитель чёрных стражей, куда простых асайев не пускают барьеры, проникло двое посторонних? Они беспрепятственно вошли на поля, и не повстречайся им нэна Шамсэ, последствия могли быть самыми непредсказуемыми!

Гиб Аянфаль увидел, как на лице мастера стражей проскользнуло недовольство. Очевидно, он несколько уступал в искусстве убеждения ведущему, но сдаваться не собирался. Их спор вновь прервал Гэрер Гэнци.

– Я соглашусь с Ае – ни к чему вспоминать то, что уже прощено, – произнёс он, – пререкания же по поводу того, кто как должен управлять обителью, вам следует оставить на потом, не находите?

Ае чуть склонил голову перед правителем, и опустился на своё место. Гэрер Гэнци покосился на мастера Карагана, по-видимому, не одобряя его настойчивости, после чего вновь обратился к строителю.

– Отступим от старых дел, Гиб Аянфаль, – произнёс он, – я имею к вам свой вопрос. Говоря о своём путешествии как к Красной башне, так и в Низ, вы поясняли это тем, что желали бы знать правду, указывая на то, что вам недостаточно знаний, даруемых Голосом. Коллективная воля всегда стремится уберечь каждого асайя от любых невзгод, она бережно ведёт его по пути жизни, допуская к знаниям в то время, когда асай становится готов. В вас я вижу большое желание проникнуть туда, куда, по мнению Голоса, вам проникать ещё рано. И, конечно, Ганагур стремится вас остановить, тем самым вызывая ваше сопротивление. Так вот, я хочу знать причины этого, Гиб Аянфаль. Асайи не просто так встают на путь сопротивления общему сознанию. Кто-то скажет, что этому вас научил ваш друг, Багровый Ветер. Но я склонен думать, что вы пришли к этому гораздо раньше. Потому расскажите нам, что послужило началом вашего стремления заглянуть туда, куда волны пока вас не допускают.

Гиб Аянфаль глубже упрятал в себя сокровенные мысли. Патриции ждут его слов, но он сам не знал, как правильно поступить в этой ситуации и насколько откровенно говорить. Началом его сомнений было то странное происшествие, которое он сам не мог вспомнить, но… говорить ли о нём? Ища поддержки, он вновь посмотрел на Ае. Старший родич выглядел напряжённым, и, казалось, был готов спуститься вниз, чтобы быть рядом с Гиб Аянфалем. Строитель отвернулся, и ещё мгновение помедлив, начал:

– Я не знаю, как к этому относиться, но это произошло за день до того, как консул Сэле пригласил нас с мастером Альтасом к себе на труд. Мне, собственно, нечего даже рассказать, но со мной произошло нечто странное, чего я не помню. Я возвращался в Рутту на трансфере и потом… это случилось. Но мне нечего сказать. Кроме того, что в моей памяти появились слова о Малкириме.

Он смолк, не договорив, потому что голос его звучал как будто в глухой пустоте. Патриции теперь взирали на него с неожиданной строгостью, и даже взор Гэрера на миг потерял уже привычную мягкость.

– А вот это уже интересно, – проговорил в устоявшейся тишине мастер Караган и даже поднялся со ступени, спускаясь ниже, – Вы знаете, что что есть Малкирим, Гиб Аянфаль? Вы с кем-то потом говорили об этом?

– Да, с моим родичем Ае. Он поведал, что это сверхсущество, объединяющее неслышащих. Но ведь в том, что я случайно уловил его зов нет ничего опасного. Я никогда ему не следовал и не собираюсь этого делать!

– Возможно, но вот кто вам сказал, что его зов можно уловить «случайно» и это «не опасно»? – спросил мастер Караган, – Малкирим не обращается ко всем подряд, он ищет тех, кто готов его услышать, даже сам этого не понимая. И знаете, что я ещё скажу? Упомянутое вами событие удивительным образом совпадает с прибытием на Пятую твердыню асайев, которые имеют с Малкиримом самые близкие связи. Гиб Аянфаль, я не могу этого так оставить. Хотите или не хотите, но вы должны открыть для меня все оставшиеся у вас воспоминания. Если у вас не получится, я настою на глубоком исследовании волн при вашем участии, дабы восстановить картину полностью.

Такой напор мастера чёрных стражей испугал строителя. Он попятился назад, поднимаясь, и впервые чувствуя, что столкнулся с чем-то действительно опасным, в чём сам оказался частично виноват.

– Мастер Караган! – Ае легко вспорхнул со ступени и, опустившись на арену, встал рядом с Гиб Аянфалем. Он крепко стиснул его ладонь в своей и, пронзительно взглянув на мастера стражей, заговорил:

– Мой младший родич не сможет ничего вам ответить, даже если захочет! Он действительно ничего не помнит! А мы с мастером Альтасом уже пытались сделать то, что хотите сделать вы, но остановились, поняв, что это опасно! Неслышащий, возможно, сказавший ему о Малкириме, впоследствии сам же уничтожил его память. Это было сделано при помощи золотистой амброзии, которую они используют как раз против таких нечаянных свидетелей. И, конечно же, всё происходило насильно. Сами же события умело уведены из волн, подвластных Ганагуру, так что искать тут нечего!

– Почему я в таком случае узнаю об этом только сейчас? – с уже не скрываемым холодным гневом в голосе спросил мастер Караган, – вы укрыли от волн весть о нападении! Решили, что справитесь сами? Не могу поверить, что столь сиятельный патриций как вы, Ае, мог этому способствовать! И ещё в такое время. Так или иначе, Гиб Аянфаль видел перед собой кого-то из общин, возможно, не одного. Я всем нутром чую, там была такая сила, которая могла бы миг смести с лица твердыни и вас, и мастера Хосса! Вот, кого повстречало сие «невинное» дитя! И я намерен это расследовать. Видите ли, мастер Ае, мои полномочия и возможности в исследовании волн превышают ваши.

Гиб Аянфаль отступил, крепче сжимая руку Ае.

– Я ничего не хочу открывать вам! – крикнул он, – Голос говорил о моём праве хранить молчание!

– Но ведь, по-вашему, он несправедлив! С какой лёгкостью вы ругаете его, когда он ограждает вас от того, к чему вы ещё не готовы! И сами же хватаетесь за его волю при малейшей опасности. Удобная позиция, нечего сказать!

– Караган, – голос консула Гейст вновь прокатился по зале, прерывая мастера стражей. Синий консул поднялась и неторопливо спустилась к арене. Её могучее внутреннее поле заполнило собой всю обитель, освещая её трепетом, вырвавшимся из-под покрова Гэрера. Мастер чёрных стражей взглянул на неё, оставаясь внешне спокойным, но непривычный блеск серебристых глаз выдавал то, что внутренне он пришёл в тот же трепет, что и остальные.

– Ваши вопросы не оказывает никакого действия на предстоящего, – произнесла консул, на миг поворачивая к нему пересечённое кибахой лицо, – Я полагаю, спрашивать нужно иначе. Гиб Аянфаль, – обратилась она к строителю, – кто поведал вам о Малкириме?

Гиб Аянфаль сумел только покачать головой, мысленно произнося, что ничего не знает, как в следующий миг пыль в его жилах точно вспенилась, став неимоверно горячей. Он вскрикнул и ничком упал у ног Ае, терзаемый болезненным внутренним жаром. Строитель с ужасом понял, что один его дар обратился против другого – пыль глодала ею же оберегаемое пурное тело, всё сильнее расходясь с каждым мгновением.

Руки Ае соскользнули, исчезая во внешнем мире, который точно перестал существовать для него. Сознание спеклось от боли, разрушающей тело и отравляющей скачущие в панике мысли. Все воспоминания, которые он так старательно прятал с самого начала, легко разлетались по волнам, он чувствовал себя совершенно открытым, вывернутым наизнанку, но совершенно ничего не мог с тем поделать.

Внезапно всё прекратилось – пыль сама собой замедлила движение. Боль же отступала медленно – пурное тело как будто опасалось её возвращения. Гиб Аянфаль осторожно приподнял голову, озираясь и поспешно закрывая распахнутое сознание. Гейст стояла перед ним, а по бокам от неё – Ае, мастер Кутта и другие патриции. Руки Ае и техника волн лежали на плечах Гейст, руки других патрициев – на их плечах, и таким образом они образовывали своеобразную «цепь» с Гейст посередине, охватывавшую собой все верхние ярусы залы. Лицо Ае взволнованно, взгляд прикован к Гиб Аянфалю. Из глубинных на защиту поднялись только мастер Эйдэ и Зелёный Бацу. Остальные тяжеловесные патриции продолжали восседать на местах, не без интереса наблюдая за развитием событий.

– Вы совершаете над ним насилие! – воскликнул мастер Караган, в то время как патриции опустили руки, вновь рассаживаясь по местам. Ае тут же поспешил к Гиб Аянфалю и, опускаясь рядом, помог ему сесть.

– Так спрашивали в своё время Гаэ Онсарра и воплощённая Ци, а ныне – некоторые из глубинных владык и нэтци, – произнесла Гейст, – Они добывают ответы сами, не считаясь с волей отвечающего. Остальные патриции Онсарры, верно, предпочитают проникать в закрытые мысли иным, более долгим путём изматывающих вопросов. Я хочу сказать, что сейчас в этом нет нужды. То, что так желают узнать от Гиб Аянфаля, известно мне. А тот, кто рассказал ему о Малкириме, уже был направлен в Низ этим же собором ещё в позапрошлом обороте.

На лице мастера стражей отразился живой интерес.

– Может быть, вы откроете нам ещё какие-нибудь подробности? – негромко спросил он.

Консул Гейст не сочла нужным отвечать на это. Она обернулась к правителю:

– Я беру слово.

Гэрер Гэнци склонил голову.

– Мы все внимаем к тебе.

Консул отвернулась, делая лёгкий жест рукой Ае. Старший родич, ни слова не сказав, отступил от Гиб Аянфаля, с беспокойством взглянув на него, после чего поднялся к Гиеджи на своё место. Караган, сохраняя непоколебимое спокойствие, тоже удалился, оставляя Гиб Аянфаля наедине с консулом и стоящим по её левую руку мастером Куттой.

– Асайи Онсарры! – произнесла Гейст, – Я не вижу смысла продолжать этот собор. Гиб Аянфаль уже рассказал всё, что мог. Остальное есть либо то, что не имеет отношения к делу, либо то, что он не в состоянии объяснить сам себе. Его жизнь вам всем описали волны, и вы слышали его речь. Потому принимайте решения. Только помните, что с ним Провидение говорит об исчезновениях. Так же, как хочу говорить с ним и я.

После этих слов консул подняла руки и неспешно потянула концы кибахи. Чёрная лента соскользнула с её лица, открывая сияющие мягким светом белёсые глаза. Их взор, пронзавший одновременно бесчисленные миллиарды волновых слоёв вместе пространством и временем, поглощал сознание, гася суету и волнение. Трепет преображался в нечто иное, уносившее дух далеко от бренных дел. Гиб Аянфаль невольно подумал, что не заметит даже собственной погибели, если так и останется погружённым в этот исполненный вечности взор.

Гейст опустила ленту в ладони мастера Кутты, после чего, ни слова не говоря двинулась к Гиб Аянфалю. Строитель, подавляя вспыхнувший в груди страх, попятился назад, не отводя взгляда от завораживающих глаз. Из-за перенесённой боли, все ещё тяжестью сковывавшей тело, он не мог подняться на ноги, а потому развернулся и ползком устремился прочь.

Однако охватившая его неведомая сила заставила остановиться и сесть на колени. Подошедшая Гейст взяла его одной рукой за плечо, а другую возложила на алую голову. Асайи в зале о чём-то обеспокоено говорили, некоторые спускались вниз по ступеням. Гиб Аянфаль почувствовал слабость, он весь бы упал, если бы Гейст не держала его. Сознание рванулось куда-то, глаза против воли погасли, и он не видел больше ни зала Церто, ни взволнованных патрициев. Голоса стихли. Он погрузился в глубокие волны.