Текст книги "Башни Анисана (СИ)"
Автор книги: Ольга Каверина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
– Видишь? – обратился он к строителю, отпуская тело, – думаешь, не различу, кто как спит?
Он с головой накрыл спящего упавшим серым полотнищем, после чего вернулся на исходную позицию. Гиб Аянфаль последовал за ним. Пережитое при вступлении на поля волнение не давало ему покоя.
– Тот на входе знает твоё имя! – взволнованно произнёс он, – Откуда?
В глазах Хибы проскользнуло усталое раздражение.
– Раз знает – значит, я ему однажды сказал, – уклончиво ответил он, – успокойся! Мы теперь должны ждать. На поле вот-вот приведут новых, и я должен забрать Бэли у нэны, с которой он будет.
– А если она, ну… откажется?
– Я знаю, как попросить, чтобы не отказалась. Только пока я буду говорить, не вмешивайся. Я сам тебе скажу, когда выступать. Твоя задача – пройти с ним во врата обратно, чтобы вы оба вновь оказались под покровом поверхностных волн. К слову, Ци уже внушает мне, что я поступаю неправильно.
Хиба сел и, облокотившись на выступ, принялся наблюдать за обстановкой. Гиб Аянфаль устроился рядом с ним. Он опасался, не будет ли тот искажённый асай искать их, и не найдёт ли в конце концов, но решил пока не задавать этот вопрос Хибе.
В сознании его вновь пробудился Голос Ганагура. До сих пор Гиб Аянфаль слышал его только как подсознательные эмоциональные позывы. Но стоило ему остаться наедине с собственными мыслями, как Голос заговорил во всю силу. Перво-наперво он упрекал строителя в том, что он надел на себя одежду другой рабочей точки, к тому же принадлежащую чёрному стражу. А потом не только пошёл в замок, где его не ждали, но и проник за первые врата Низа. Голос говорил, что всё это в первую очередь не полезно для самого Гиб Аянфаля, и будил в душе нехорошие предчувствия.
Гиб Аянфаль, внутренне борясь с ним, взглянул на Хибу. Тот был совершенно спокоен, а заметив взор Гиб Аянфаля, тихо сказал:
– Уже совсем скоро. А то, что Голос зовёт тебя назад, даже хорошо. Легче пройдёшь. Не забудь только взять с собой Бэли.
Гиб Аянфаль молча кивнул, преисполняясь решимости совершить всё так, как сказал Хиба.
А ждать между тем действительно пришлось совсем недолго. Монотонные волны в зале вдруг всколыхнулись, и в них, точно искры в темноте, на миг вспыхнули обрывки информации, в обилии витавшей за пределами Низа. Без подсказки Хибы Гиб Аянфаль догадался, что это произошло, потому что кто-то прошёл в ворота… А через некоторое время чужое присутствие явно почувствовалось совсем рядом.
По площади шёл высокий асай и нёс в руках свёрток из серой материи, по форме и размерам напоминающий фигуру асайя-подростка. Неизвестный был облачён в бурого цвета одежды до пят, каких Гиб Аянфаль никогда не видел на поверхности. Это была нэна. Что-то величественное и монументальное сквозило в её мощной фигуре, склонённой голове и изящных руках, которыми она бережно держала свою ношу. Длинные чёрные волосы её, тяжёлыми волнами спадавшие на плечи, обрамляли спокойное лицо, исполненное величественной красоты. Большие глаза были опущены, и потому Гиб Аянфаль не видел их выражения. Пылевое сердце его сжалось от тягостного чувства, очень похожего на скорбь, которую он будто бы уже успел испытать…
– Это Бэли, – шепнул Хиба и коротко приказал, – Оставайся тут!
И он решительно выпрыгнул из убежища, приземляясь в нескольких шагах от служительницы Низа. Нэна остановилась, поднимая на Хибу внимательные серебристые глаза. Она была на полголовы выше него, и облачённый в наряд стража ловкий и гибкий Хиба стоял перед ней как перед неприступным препятствием.
Гиб Аянфаль ждал, что Багровый Ветер сейчас заберёт свёрток из рук нэны, а с ней самой станет разговаривать так же спокойно и уверенно, как некогда говорил с белой воспитательницей Лаэш. Но Хиба ничего такого не делал. Он склонил перед нэной голову в вежливом поклоне, после чего подошёл ближе. Нэна, неотрывно взирая на него, аккуратно передала ему свёрток. Хиба положил его наземь и развернул. Гиб Аянфаль увидел, что его рука на мгновение замерла, а потом бессильно упала вниз. Хиба медленно склонился, прижимаясь щекой к чёрной щеке Бэли, окончательно обезображенного недугом. Нэна молча стояла в стороне, опустив взор и сложив на груди руки с изящными длинными пальцами.
Гиб Аянфаль почувствовал, что несмотря на повеление Хибы, просто не может больше оставаться безучастным. Они должны немедленно бежать прочь, пока ребёнок у них, а раз Багровый Ветер медлит, то значит пришло время ему действовать.
– Хиба! – крикнул он и выскочил наружу.
Он приземлился на ноги и, подняв голову, решительно взглянул на нэну, готовясь сказать ей, чтобы она оставила им ребёнка. Но нэна посмотрела на него, и Гиб Аянфаль ощутил, как весь его воинственный пыл растворяется сам собой. Взгляд служительницы недр точно сковал его, и он почувствовал себя целиком погружённым в чужое внутреннее поле, звучащее мягко, но непреклонно. Оно немного пугало, но вместе с тем притягивало к себе. Нечто похожее он уже ощущал, оказавшись в одиночестве перед консулом Гейст. Не хватало только неведомого ужаса и бешеной трансформации пространства. Нэна видела его насквозь, и под этим воздействием в его сознании начали пробуждаться воспоминания прошедшей ночи. Низ его обители, белые матроны Линанна и Саника и… Бэли, просящий передать последнее слово. Гиб Аянфаля всего сотрясло от жутчайшего стыда – как он мог допустить, чтобы кто-то, пусть и белая мать, заставил его так молчать?! Открой он самого себя чуть раньше, и всё могло бы сложиться иначе!
Желая хотя бы сейчас исправить ситуацию, он решительно подошёл к нэне и сказал:
– Отдайте ему Бэли! Это его дитя!
Нэна ничего не ответила. Она только приподняла правую руку, безмолвно призывая к тишине, а её взор, прежде пронзительный, слегка смягчился.
Этот асай не был тем, кого им следовало бы опасаться. Она – единственный союзник, которого они могли бы встретить во враждебном мире глубинной жизни. В её глазах Гиб Аянфаль увидел понимание того, зачем они пришли сюда, и более того в них присутствовала та же глубокая печаль, какую он порой замечал у наблюдавшего за Бэли Хибы ещё в то время, когда ничто не предвещало беды.
Багровый Ветер тем временем поднялся и положил тело Бэли к себе на колени. Лицо его исказило страдание, на щеках чернели следы от скользивших по ним пылевых слез. Он взглянул на обезображенную голову Бэли, лежащую у него на плече, а затем привычным движением руки поправил белую ленту, сползшую со слипшихся волос. Время точно замерло, Гиб Аянфаль совсем не замечал его течения, неотрывно наблюдая за происходящим. Никто больше не произносил ни слова, но он чувствовал, что Хиба и нэна способны общаться беззвучно, подобно техникам волн.
Багровый Ветер ещё раз прижал Бэли к себе, после чего положил его на покрывало и аккуратно завернул. Он взял драгоценный свёрток на руки и подошёл к нэне. Нэна охватила руками его голову и, притянув к себе, нежно прикоснулась губами к его высокому лбу. Гиб Аянфаль при виде этого жеста сейчас же потупил взгляд, понимая, что в его присутствии происходит некое сакральное действо, лицезреть которое ему не полагается. Когда он снова поднял глаза, то увидел, как Хиба передал тело Бэли обратно нэне и отступил в сторону, уступая ей дорогу. Нэна склонила голову в лёгком поклоне, после чего направилась дальше, унося дитя ко вторым вратам Низа. Хиба не смотрел ей вслед. Он стоял, подняв голову, и взгляд его блуждал по тонущему в клубах темноты потолку…
Когда служительница Низа скрылась из виду, Гиб Аянфаль робко подошёл и, тронув его руку, заговорил:
– Хиба… Почему ты отдал ей Бэли? Мы ведь… Мы ведь могли бы попытаться! Или, это я виноват, да?
Хиба скользнул по нему невидящим взглядом, а затем ни слова не говоря, направился к мирно журчавшему посреди площади источнику. Гиб Аянфаль, почувствовав недоброе, поспешил за ним следом. Багровый Ветер взял одну из стоящих на бортике чаши пиал и, зачерпнув серебристой амброзии, поднёс её к губам.
– Хиба! Не делай этого! – вскричал Гиб Аянфаль и, вцепившись в его запястья, попытался остановить. Но Хиба с лёгкостью отстранил его от себя.
– Оставь меня, – слабо сказал он и залпом опустошил пиалу.
Гиб Аянфаль обречённо наблюдал за ним, едва не плача. Хиба отставил пустую пиалу и закрыл глаза. Его внутреннее поле стало ровней и спокойней, вместе с тем, как чёрная пыль замедляла своё движение в пурном теле. Похоже, серебристая амброзия не принесла ему глубокого сна, а лишь только облегчила съедавшее его страдание.
– Зачем отдал Бэли этой нэне? – не выдержав, воскликнул Гиб Аянфаль, – Ты же говорил, что сам исцелишь его!
– Это – чёрная болезнь! – бросил в ответ Хиба, и в его разъеденных пылевыми слезами глазах на миг вспыхнул гнев, – Ядущая поставила его на край погибели! Он уже потерял себя, свою память, свою личность! Его пыль обезумела, а волновые отражения слишком слабы, чтобы всё сохранить! Мне с таким не справиться. Но Бэли в руках нэны, которой я доверяю. Да… Так будет лучше.
Последние слова он проговорил совсем тихо, после чего опустился наземь спиной к чаше. Гиб Аянфаль сел рядом. Ему было невыносимо больно из-за того, что случилось с Бэли, и что он сам оказался не искренен со своим другом против своей воли.
– Мне очень жаль, – прошептал он, низко опустив голову.
Хиба глубоко втянул в себя неподвижный воздух, вздыхая.
– Надеюсь, волей Салангура тот, кто сделал это, понёс возмездие в эту ночь, – чуть слышно произнёс он, – Ежели нет, то я сам стану возмездием. Хоть Голос и не считает меня стражем, но я по-прежнему имею на это право…
Гиб Аянфалю стало страшно от этих слов, и он украдкой взглянул на друга. Лицо Хибы переменилось: слезы больше не катились по заживавшим щекам, а во взгляде, прежде наполненном только скорбью, явственно светилась жёсткая решимость. Гиб Аянфаль не знал, что сказать на это, и только опустил глаза, когда Хиба взглянул на него.
– Ты боишься? – спросил он.
Гиб Аянфаль тут же покачал головой, внутренне содрогнувшись от такой прозорливости.
– Вовсе нет! Я опасаюсь, что сюда придёт тот асай, которого мы видели у входа.
Хиба ничего не ответил ему, но строитель ощутил, что он не поверил такому оправданию. Он несколько раз провёл ладонями по щекам, заживляя трещины от слез так, что о них напоминали только бледные серые следы, после чего поднялся на ноги.
– Пора выбираться отсюда. Больше нам тут делать нечего.
Он подал юному асайю руку. Гиб Аянфаль с готовностью сжал её, вместе с тем наконец давая полную волю мучавшим его желаниям покинуть жуткое место. Он даже не запомнил пути, которым они возвращались обратно, поглощённый нелёгкими мыслями. Хиба снова скрыл его в волнах, и они благополучно миновали замок, а затем пронеслись сквозь город. Гиб Аянфаль пришёл в себя, только когда вновь оказался в небольшой комнате замка Зелёного Бацу. День уже был на склоне, дождь успел кончиться, и через круглый потолочный проём комнату заливал вечерний свет Онсарры.
Хиба присел на ложе, Гиб Аянфаль – рядом, у его ног. Несмотря на пережитые волнения, он хотел остаться рядом с другом, надеясь, что его присутствие удержит Хибу от возможных опрометчивых действий. Гиб Аянфаль помнил слова Ае о том, что Хиба рискует, и понимал, что теперь они стали как никогда справедливы.
Хиба тем временем протянул руки и снял с его лба ленту стража.
– Я не могу поверить, что Бэли больше нет рядом! И не хочу верить в это, – горько проговорил он.
– Но всё же – почему? – вновь спросил Гиб Аянфаль, – почему ты не забрал его наверх? Ты ведь не хотел оставлять его нэнам!
– Не хотел, – повторил Хиба, – и будь он в руках у кого-нибудь другого, я бы забрал! Даже понимая, что он потерян… Но он был в руках Шамсэ. Против неё я не мог пойти!
– Почему? Кто она? – почти воскликнул Гиб Аянфаль.
– Она… – начал Хиба, – Она одна из влиятельнейших верхних нэн. То, что она оказалась на полях – это всё равно как если бы сам Гэрер явился в эту обитель, чтобы готовить пасоку или чистить купальни. В смысле, она имеет право там быть, но тому должна быть причина. Она пришла из-за меня и из-за Бэли! И я решил довериться её мудрости. Она сказала, что если я заберу его, то станет ещё хуже. Но всё равно…
Он замолк, болезненно зажмурившись и покачав головой, а затем продолжил:
– Я не могу с этим смириться! Я не принял его из рук матери, как другие абы. Я сотворил его сам, привёл в жизнь своим искусством, от своей пыли и пуры! И до сего дня я оберегал его как мог… Бэли больше никогда не будет со мной. Он останется в недрах. Его память будет потеряна, а глубокое забвение, через которое проходят в Низу разрушит родичную связь. Вот за эту потерю я и готов нести возмездие! И за то, что моё дитя вынуждено было пережить такие страдания!
Гиб Аянфаль внимательно слушал его. Слова Хибы так неожиданно осветили ту сферу бытия, к которой его прежде не допускали ни Голос Ганагура, ни аба Альтас. Уловив это, он даже на мгновение забыл обо всех опасениях и муках, прежде терзавших его.
– Ты привёл его в жизнь, – негромко повторил он, – Значит Бэли – не дитя Звезды? Как так?
Хиба усмехнулся, на миг становясь таким, как прежде.
– Совсем забыл, что ты ещё не посвящён в эти тонкости! – с досадой сказал он, – Ну да после сегодняшнего можно тебе объяснить. Звезда слишком далеко, чтобы непосредственно производить население твердынь, и в жизнь асайев приводят другие асайи. Это называется творением, и право заниматься им всецело отдано творицам – белым матерям и нэнам. Белые матери, согласно законам, установленным ещё второй Гейст, творят скрыто, а после сохраняют анонимность по отношению к своим сотворённым. Они считают, что большинству младших асайев совершенно ни к чему знать подробности. Нэны придерживаются иных взглядов, и потому в недрах все прекрасно осведомлены об их деятельности.
Вообще-то, каждый асай – потенциальная творица. Даже вот ты. У всех есть пылевое нутро, все могут хотя бы чуть-чуть управлять движением пыли внутри себя и видеть в тонких волнах. Всё зависит от того, изберёшь ли ты для себя такой путь и захочешь ли познать это искусство. Само по себе творение не самый лёгкий процесс, оно начинается с долгих погружений в тонкие волны, когда творица формирует волновые отражения будущего асайя, затем идёт синтез пыли, и заканчивается всё высвобождением, когда новый асай получает пурное тело. У творящих белых матерей и нэн очень плотные и тяжёлые тела как раз для того, чтобы удерживать внутри себя мощные поля и быстрое движение синтезируемой пыли. Потому мать, которая уже постигла искусство приведения в жизнь, можно отличить при должном знании, даже не обращая внимания на её одежды.
Знания, необходимые для всего этого, требуют большой ответственности и потому доверяют их очень немногим. Овладеть ими непросто, ещё сложнее – использовать для творения. Белые матери и нэны тщательно следят за распространением секрета жизни. И если неполный секрет они порой доверяют сторонним, то абсолютный – достояние матрон. Я сам был некогда допущен к знанию неполного секрета, несмотря на служение Салангуру, и, научившись им пользоваться, сотворил Бэли. Это было не просто, и многие были против. Хотя я никому не открывал своего замысла, но рано или поздно такие вещи становятся видимыми для сведущих. Они думали, что я просто впустую погоняю пыль внутри себя, осквернив данные мне знания. Но я справился вопреки всему!
– А Бэли знал о том, что ты его сотворил? – с замиранием спросил Гиб Аянфаль, вглядываясь в его лицо.
Хиба ответил не сразу.
– Да, – наконец произнёс он, прямо глядя в глаза строителя, – Я не хотел от него скрывать. После того, как матроны отказали нам в заключении родства, я сам всё ему рассказал. И про твориц, и про то, что его привёл я. Не знаю, есть ли ещё на поверхности Пятой твердыни дети, которые узнали бы это так рано… Вот только чтобы обезопасить нас обоих от лишнего внимания, я наложил на него печать молчания, чтобы он говорил всякому, что его мать – Звезда, даже если будут спрашивать те, кто свободно видит полноту чужого сознания.
– Печать молчания? – спросил Гиб Аянфаль, – что это?
– Такой способ контроля информации в чужом сознании. Для тех, кто чтит закон, чужая память считается неприкосновенной, но если нужно проконтролировать её, то налагают печать. Проводится тонкая настройка пыли, так что асай, владея информацией, никак не может ей воспользоваться. Даже сам не вспомнит.
Хиба говорил это спокойно. Он просто пояснял своему младшему товарищу ещё один аспект бытия. А Гиб Аянфаль после его слов замер, чувствуя, как его охватывает сильное волнение. Он явственно вспомнил, как прикоснулась к нему мать Линанна с повелением «сохранять молчание». Теперь ему всё стало понятно.
А Хиба тем временем удобнее устроился на ложе и посмотрел на падающий из проёма свет звезды.
– Слушай, Янфо, – прозвучал в наступившей тишине его голос, – я очень благодарен тебе за то, что ты пошёл со мной. Всё же, не зря это было. Если бы не ты, я бы там остался.
– У фонтана с амброзией? – осторожно спросил Гиб Аянфаль.
– Нет. Я бы ушёл ещё глубже, туда же, куда и Шамсэ. Благодарю, что не побоялся быть рядом. Но сейчас мне нужно остаться одному, чтобы нырнуть в волны. Я глубоко погружусь в них, возможно, на несколько декад. Мне нужно поразмыслить над многим, прежде чем решить, как жить дальше.
– Ты в этой комнате нырнёшь?
– Да. Она хоть и выглядит заурядной, но я её под себя приспособил. Как только глубоко погружусь, никто сюда не войдёт, пока я не вернусь в активное сознание.
– А я? Мне зайти к тебе через несколько дней?
– Нет, Янфо. Когда закончу, то сам тебя найду. Там и поговорим.
– Хорошо, – проговорил Гиб Аянфаль, поднимаясь на ноги, – тогда я прямо сейчас пойду. И буду ждать, когда ты вернёшься.
Хиба только молча кивнул ему. Гиб Аянфаль на прощание склонил перед ним голову, после чего покинул комнату. Он прошёл несколько шагов в сторону врат обители, и остановился посреди коридора, чувствуя себя совершено обессиленным. Он не представлял, как сейчас явится домой после всего, что увидел в Низу, как будет просто ходить под лучами Звезды, сознавая, какой кошмар спрятан глубоко в недрах твердыни. Гиб Аянфаль подошёл к внешней стене галереи и раздвинул стеновые стебли так, что они образовали довольно большой проём. Он сел на его край спиной к улице и погрузился в мысли.
Хибу лучше не тревожить. Гиб Аянфаль боялся и представить, каково сейчас его внутреннее состояние. Он вспомнил, с какой непреклонной яростью Багровый Ветер говорил слова об возмездии, и вдруг его поразил жгучий стыд – он ведь и сам был с другом не искренен. Он не донёс прощальное слово Бэли, не рассказал ему всего, хотя первый должен был помочь. Теперь строитель понимал причину, по которой утром не мог воспользоваться собственной памятью. Он был скован печатью молчания. Белые матери обосновали это некой «правильностью», но Гиб Аянфаль видел в их поступке только чрезмерную жестокость по отношению и к Хибе, и к себе самому. Если бы они не встретили нэну Шамсэ, то он мог бы ещё сколь угодно долго ходить, не подозревая, что знает правду. Но почему нэна сняла с него печать? Не потому ли, что хотела, чтобы он рассказал Хибе всё как есть, открыл истину пусть и поздно…
В это время Гиб Аянфаль ощутил на себе чей-то взгляд. Он повернул голову и увидел, что в дальнем конце коридора стоит асай-жнец и с тревогой на него смотрит. Заметив ответный взгляд, этот случайный встречный поспешил скрыться за вратами центральной залы.
Гиб Аянфаль взглянул на себя – на нём по-прежнему красовались одежды чёрного стража и ленты. В таком случае неудивительно, что на него обращают внимание. Хиба, совершенно подавленный трагическим происшествием, упустил из виду, что Гиб Аянфаля нужно вернуть в прежний «строительный» облик. И если одежду чёрного стража ничего не стоило просто снять, то как избавиться от лент юный асай не знал.
Гиб Аянфаль поднялся, но его остановило стеснение, что он отвлечёт Хибу от погружения такой прозаической просьбой. Он попытался прислушаться к своему внутреннему голосу, но тот подсказывал ему две совершенно противоположные вещи: или уйти, оставив Хибу в покое, как он просил, унеся при этом прощальное слово, или же пойти и попытаться сказать хотя бы сейчас, коль глубинная нэна всё же открыла перед ним такую возможность.
Не до конца решив, что будет лучше, Гиб Аянфаль подошёл к входу в покои Хибы. Он чувствовал внутреннее пространство и близкое присутствие Багрового Ветра – а значит, волны ещё не поглотили его глубоко. Мгновенный порыв нерешительности едва не подтолкнул его к отступлению, но его тут же сменил стыд собственной неискренности. Быть может, слово Бэли, которое он передаст, наоборот принесёт хоть какое-то утешение…
Гиб Аянфаль решительно спустился в комнату. Хиба лежал, вытянувшись на спине. На нём тоже ещё чернел наряд стража, а лицо хоть и выглядело отрешённым, но все же строитель понял, что пока он не успел погрузиться в волны. Поморщившись от вновь взметнувшихся внутри угрызений, он громко позвал:
– Хиба! Поднимись, прошу тебя! Мне нужно тебе кое-что сказать.
Хиба открыл глаза и, покосившись на него, спросил:
– Что такое, Янфо? А.… я ведь забыл тебя переодеть.
Гиб Аянфаль решительно покачал головой.
– Это потом, – выговорил он, чувствуя, что не может больше сдерживаться, – я за другим. Бэли хотел, чтобы я передал тебе его прощальное слово. Он говорил, что любит тебя и будет помнить до самого конца.
Лицо Хибы ставшее спокойней после ухода в волны, вновь наполнилось страданием. Он резко сел, глядя на Гиб Аянфаля с тревожным интересом.
– Бэли? – порывисто спросил он, – но как? Ты где-то виделся с ним, когда он… уже?
Гиб Аянфаль кивнул.
– Я нашёл его в низу нашего замка прошлой ночью. Это он был в том облаке, которое атаковало обитель, но я тогда и предположить не мог, что это окажется он! А потом в низу… Мы говорили с ним. Он рассказал, что убежал от ядущей. Но там были две матроны, твои сёстры. Это они отдали его на исправление! Я хотел сказать тебе сразу же! Но…
Хиба поднялся перед ним во весь рост. Глаза его почернели от взметнувшихся внутри недобрых чувств. На сжавшихся в кулаки кистях рук проступили сосудики пыли, а волновое поле сгустилось, став необычайно жгучим, так что даже стены в комнате потемнели от его разрушительного воздействия. Все эти перемены не сулили ничего хорошего, и в нутре у Гиб Аянфаля вмиг взвилось необычайное по силе чувство опасности. Никто и никогда прежде не угрожал ему так, как сейчас.
– Как ты мог это скрыть?! – с негодованием в голосе вскричал Багровый Ветер, угрожающе приближаясь к строителю, – асай, которому я поверил! Ты обманул меня… Ты посмел промолчать, зная, как дорог мне Бэли! Я… я не мог ожидать такого от тебя!
– Я не виноват, – попытался оправдаться Гиб Аянфаль, отступая назад, – это всё та матрона! Мать Линанна – так её зовут. Она заставила меня молчать, наложив печать! А потом… когда мы были в Низу, нэна Шамсэ каким-то образом сняла молчание. Она хотела, чтобы я сказал тебе!
– Как ты смеешь при мне марать их имена этой ложью?! – уже не скрывая пылающего внутри гнева, вскричал Хиба, – ты пришёл сейчас поиздеваться надо мной, зная, что я потерял самое дорогое? В таком случае, я отучу тебя соваться, куда не просят!
Эти слова лавиной обрушились на перепуганного Гиб Аянфаля. Внутренний голос отчаянно вещал о том, что разозлённый и ослеплённый горем Хиба перед ним сейчас по-настоящему опасен. Доказывать ему что-то и оправдываться бесполезно.
Он отступил и почувствовал, что упирается спиной в стену, будучи совершенно беззащитным перед надвигающимся на него Багровым Ветром. В сознании всполохнулось только одно-единственное желание – бежать. Немедленно бежать прочь. Только так и можно спастись от неуправляемого гнева, который в лучшем случае ограничится повреждениями пурного тела. Гиб Аянфаль не шевельнулся, и только мысленно всем существом рванулся наружу…
Тут же всё тело его обдало мучительным жаром от взметнувшейся с непозволительной скоростью пыли, и в следующий миг он с удивлением увидел себя стоящим посреди наполненной асайями улицы, недалеко от замка Бацу. Недремлющее сознание успело уловить колебания волн, какие он ощущал только во время скачков сквозь пространство, но тяжёлое и недостаточно прочное тело строителя было не готово совершать их самостоятельно. Гиб Аянфаль без сил повалился наземь, чувствуя, что не может стоять. Казалось, что разогнавшаяся пыль разрывает тело изнутри, и только раскалившиеся ленты не дают ей осуществить это. Пурная кожа быстро покрывалась узором чёрных сосудиков. А вокруг тут успела собраться целая толпа – мирные асайи, увидев внезапное появление изувеченного и низкорослого чёрного стража, сбежались узнать, что случилось. А сзади меж тем вновь заколебалось знакомое присутствие.
Гиб Аянфаль поднялся на ноги, пересилив слабость. Позади него стоял Хиба. От него веяло яростью, но вместе с тем, он выглядел потрясённым. Гиб Аянфаль зажал рот рукой, чувствуя, что он изнутри наполняется жгучей пылью, которая в своём неукротимом движении всё же нашла себе ход наружу. Он мигом припомнил недуг, которым страдал Эньши, и внутри у него всё похолодело. Неведомое никогда прежде болезненное состояние испугало его не меньше хибиных угроз.
– Прыгун! – произнёс Хиба. В его голосе почти не осталось гнева, и Гиб Аянфаль ощутил, что перед ним забрезжила слабая надежда на примирение…
Но в это время из разномастной толпы испуганных асайев вынырнул десяток чёрных стражей. Точно тени они со всех сторон метнулись к Хибе.
Хиба одним взмахом руки отбил несколько направленных в него ударов, а затем вступил в схватку. И он, и атакующие стражи двигались, нанося и отражая удары, так молниеносно, что простым взором их движения было не уловить!
– Хиба, держись! – воскликнул Гиб Аянфаль и, чувствуя себя обречённым, а потому безрассудным, бросился на помощь.
Он никогда прежде не дрался и даже не представлял, каким образом может нанести вред другому асайю. До сего дня это было для него совершенно недопустимым действием. Ему на ум пришло только то, что он может больно обжигать прикосновением рук, воздействуя на чужое пурное тело своей пылью. Каким-то чудом он сумел налететь на одного из стражей и вцепиться обеими руками в оплетённую лентами шею. По случайному совпадению это оказался уже знакомый ему Дэсти. Волны в это время упруго изогнулись – Хиба и его оппоненты перенеслись сквозь пространство, продолжая поединок в другом месте, лишённом многочисленных зрителей.
Оставшийся Дэсти не воспринимал строителя как серьёзного противника несмотря на то, что его шея почернела под разгорячёнными ладонями. Он удерживал Гиб Аянфаля за туловище, стараясь оторвать от себя. Спокойный взгляд зелёных глаз впился в пылающие жёлтые глаза юного асайя.
– Ты-то что такой агрессивный? – спросил он не без удивления, – Давай прекрати-ка это всё сам по-хорошему!
– Не трогайте моего друга! – выговорил Гиб Аянфаль и содрогнулся от того, что переполнившая рот пыль густым потоком потекла по подбородку.
Во взгляде стража промелькнуло нешуточное беспокойство. Он возложил ладони на плечи строителя. По рукам Гиб Аянфаля точно прошёл волновой разряд, и они бессильно опали против его воли. Дэсти, ухватив юного асайя поперёк пояса, одним аккуратным движением уложил его наземь. Гиб Аянфаль чувствовал себя поверженным и вконец обессилившим. Его грела надежда, что благодаря отвлечению им одного из стражей, Хиба, возможно, получит шанс уйти. А если нет…
– Вы из-за того, что он напал на меня? Он не виноват! Прошу! – из последних сил произнёс Гиб Аянфаль, цепляясь теперь за другую возможность помочь.
– Мы разберёмся, – кратко ответил Дэсти, после чего мягко коснулся его лба.
«Белые сёстры помогут тебе», – шепнул Голос Ганагура, после чего его сознание покинуло пурное тело.
А волны тем временем разносили весть о случившемся по всей округе. Из ближайшей обители к месту происшествия пришли три белых сестры. Пока одна из них принялась успокаивать взволнованную публику, две другие подошли к Гиб Аянфалю. Они замедлили течение пыли в его теле, после чего обратились к Дэсти. Дальнейшая судьба Гиб Аянфаля была решена скоро. Дэсти от имени охранителей порядка сказал, что юный асай действовал не сам, а под влиянием своего «старшего и более опасного» сообщника, а потому не является угрозой для асайского общества. Белые сёстры незамедлительно согласились с таким решением и, бережно подняв безвольное тело Гиб Аянфаля, понесли в Белый Оплот Рутты.
