Текст книги "Леди Некромант (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)
Глава 11
Выходной в честь церковного праздника стал для меня днем откровения. Тогда я поняла, что моя маленькая сестрица Нинон повзрослела.
От ворот пансиона я забирала ее в нанятом экипаже. Шел дождь, дул пронизывающий ветер, и рисковать здоровьем сестры у меня не было никакого желания. В карете я отогрелась после долгой прогулки по городу. Запах пыли, тусклый дневной свет, просачивающийся через небольшие окна, и звук дождя, стучащего по крыше, умиротворяли. Хотелось закутаться в теплое одеяло, забраться с ногами на постель, пить горячее вино со специями и представлять, что вся эта история со скорым браком и немилостью королевы – дурной сон.
Нинон впорхнула в экипаж, и тут же стало светлей. Объятия пахли почитаемым в пансионе мылом с чередой, улыбка сестры была бесценна, а серые глаза сияли радостью. Как я буду без Нинон три года?
За дни, прошедшие с нашей последней встречи, у сестры случилось много всего. Контрольная работа по праву, трудные задания по математике, доклад по руническому письму и приглашение в гости к подруге на будущей неделе.
Я слушала, живо всем интересовалась и любовалась сестрой, очень похожей на отца. Такие же каштановые волосы, густые брови, те же интонации и манера чуть раскатывать «р». Она даже каким-то чудом унаследовала родинку на левой скуле. Вспомнилось, с какой нежностью мама целовала отца в такую же небольшую темную точку.
– Ты сегодня тихая, – заметила Нинон, когда мы уже почти доехали до дома.
– Просто угрелась, – ответила я, радуясь тому, что плохая погода позволяла сидеть в капюшоне.
Веселить возницу ошеломленными восклицаниями сестры не хотелось совершенно. А восклицания и слезы были, когда мы вошли в квартиру. Нинон трогала обрезанные волосы, всхлипывала и убеждала меня, что косы отрастут скоро и лучше прежних.
– Как это случилось? – стискивая в руках чашку с горячим топленым молоком, спросила сестра.
– Ты же знаешь, моя работа иногда бывает опасной, – придвинув ей тарелку с тыквенным пирогом, я неопределенно повела плечами. – Порой попадаются коварные и мстительные призраки.
– Которые умудрились отрезать тебе косы? – недоверчиво нахмурилась Нинон.
– Как смогли, так и отомстили, – стараясь не вспоминать взгляд королевы и тот звук, с которым нож рассекал волосы, ответила я.
Она медленно кивнула, отпила молоко, но видно было, что не поверила. Нинон похвалила пирог, сказала, что у меня вкусней, чем в пансионе.
– Девочки говорят, Его Величество дважды приглашал тебя на танец во время бала листопада. Ты мне не рассказывала.
Я покачала головой:
– Тут нечем хвастаться. Я долго не появлялась при дворе, а как виконтесса даже должна была это сделать. Его Величество выразил сочувствие в связи со смертью нашего отца.
– И во время аудиенций тоже? – пытливый взгляд, поджатые губы. Сестра напряженно ждала ответа.
– Близости не было, если ты об этом, – спокойно ответила я.
Она кивнула.
– Понимаю, что об этом наверняка сплетничают в пансионе. Но на аудиенциях были не девочки, а я. Верить нужно свидетелям и участникам событий, так? – я улыбнулась, надеясь хоть немного изменить тональность беседы.
– Да, но правду о волосах ты мне не говоришь, – укорила Нинон.
– Потому что не могу. Я связана магической клятвой, а объяснение с призраками вполне правдоподобное.
– Да, – она кивнула. – Для других, у кого нет сестры-некроманта.
– Прости, оно единственное пришло на ум, – повинилась я.
– Ладно, пусть будут призраки, – Нинон снова нахмурилась. – А что было на аудиенциях?
– Ровным счетом ничего предосудительного. Мы просто разговаривали о состоянии дел в поместье, о моей работе, о ссудах, которые я взяла, чтобы оплатить освидетельствование дара и лицензию. Их Величества заботятся о своих подданных, особенно Ее Величество, – подчеркнула я. – Она даже воспользовалась старинным правом и нашла мне мужа, одарила приданым.
Нинон от удивления выронила вилку. В широко распахнутых глазах отражался страх, не радость. Казалось, она надеялась, что я так пошутила.
– Меня пугает такая внезапная щедрость, – выдохнула моя неожиданно взрослая сестра. – Почему мы раньше были им неинтересны?
– Итсен – большая страна, – я пожала плечами. – За всеми не уследить. И кроме того, раньше королева не могла проявить подобную заботу. Ведь был жив отец. Формально он должен был позаботиться о муже для меня и прочем.
– Он хороший человек? – в глазах Нинон, задавшей самый правильный вопрос, собирались слезы.
– Конечно, раз его выбрала королева, – уверенно заявила я.
Она шмыгнула носом, потянулась за платком, не сводя с меня взгляда. Ее губы дрожали, по щеке покатилась слеза.
– Ты врешь, Кэйтлин. Я же вижу, – сдавленно просипела Нинон.
Я встала, обняла сестру. Она вцепилась в меня обеими руками.
– Просто не хочу, чтобы ты волновалась. Я справлюсь. А благодаря приданому мы сохраним и отремонтируем поместье, ты будешь учиться дальше, я не попаду в долговую тюрьму.
– Звучит не так и плохо, – прошептала она.
– Но мне придется уехать. Ты сможешь навестить меня на каникулах. Не сейчас, не на зимних. Летом.
Нинон сильней обняла меня:
– Звучит ужасно!
Я погладила ее по голове:
– Я буду тебе писать. Очень часто.
Она расплакалась и горестно всхлипнула.
– Тебе даже не придется долго ждать писем, – утешила я. – Только не переживай из-за того, что они будут написаны не моим почерком.
– Это как? Чьим? – Нинон подняла на меня раскрасневшееся лицо.
– У меня есть хороший друг Артур. Он призрак, живет в библиотеке. Думаю, он согласится поработать почтальоном. Но ему придется записывать мои сообщения самому, а потом показывать мне твои.
– Хорошо, что ты некромант, – сестра снова шмыгнула носом и уткнулась в меня лицом.
В этом случае я была с ней согласна. Не представляю, как бы выдержала три года, если бы каждого ответа на письмо пришлось ждать по месяцу.
Когда она немного успокоилась, мы обсудили, как ей нужно рассказывать подругам в пансионе о моем замужестве и приданом. В том, что о недостаточно радостной реакции моей семьи на оказанную милость королева узнает быстро, я была уверена. Как не сомневалась и в том, что в отместку Ее злобствующее Величество обязательно придумает какую-нибудь гадость. И нужно молиться, чтобы мне, а не Нинон.
Сестра, приятно удивившая меня вполне зрелым подходом к ситуации, все поняла верно.
Леди Льессир не обманула ожиданий. Поверенная королевы с какой-то хищной радостью смотрела на мои обрезанные волосы и с удовольствием сообщила, что по условиям договора я не могу никак маскировать новую прическу. В ее голосе сквозило столько мстительности, будто я всячески пробовала совратить ее мужа и за то несла совершенно заслуженное наказание.
– Как хорошо, что вы подтвердили правильность моего решения, – спокойно ответила я на выпад. – Мой новый внешний облик – часть милости Ее Величества. Было бы неправильно это скрывать.
Она стиснула зубы, левый уголок рта неприятно оттянулся вниз, а взгляд стал колючим.
– Восхитительно, что вы понимаете, – выдавила леди Льессир.
Судя по ее исключительно доброжелательному настрою, общение с этой дамой доставит мне массу удовольствия!
Поверенная королевы открыла большую папку, обильно украшенную золотом. Этот металл дама особенно любила – даже лепнина на потолке богатого рабочего кабинета была с золотом. Но, если не учитывать эту особенность, комнату, как и ту часть особняка, которую я увидела, можно было бы назвать изысканно обставленной. Мебель из светлого дерева, красивые лампы, большая картина с западным пейзажем. Все это великолепие подчеркивало достаток старинного рода и женщины, бывшей уже многие годы правой рукой королевы.
Леди Льессир, ухоженная и молодо выглядящая для своих пяти десятков лет, была красивей королевы, но приятные черты лица искажало ее отношение ко мне. Она хмурилась, злилась, оттого выщипанные брови, сошедшиеся на переносице, напоминали крылья чайки. Тонкие ноздри трепетали, а сам нос казался клювом. У сжатых губ появились устремляющиеся в одну точку морщинки.
Если отражение чувств королевы ко мне таково, нужно срочно начать изображать покладистость!
– Вот договор. Ознакомьтесь и подпишите, – леди Льессир достала из папки два сшитых листа.
– Благодарю, – сдержанно улыбнулась я и осторожно похвалила картину.
За это меня одарили коротким оценивающим взглядом, выразить признательность за комплимент вкусу поверенная посчитала излишним.
Жесткие рамки договора и унизительные требования, выраженные на бумаге, подняли в душе новую волну протеста и негодования. А я думала, что хоть немного перегорела, успокаивая Джози и Артура, утешая Нинон.
Пытаясь не позволять эмоциям отвлекать меня от формулировок, повторяла, что все могло быть хуже. Ее Величество могла выдать меня замуж и без приданого. Учитывая разговор с ней и выражение лица леди Льессир, я не торопилась приписывать щедрость тому чувству справедливости, которым славилась Мариэтта Вторая.
Скорей, дело было в общественном мнении и в нежелании портить отношения с некромантом. Это огневиков в стране больше сотни, алхимиков шесть десятков, лекарский дар очень распространен, а некромантов всего трое. Старшему из них семьдесят восемь, второму пятьдесят два. Как верно подметила Ее Величество, расточительно лишать страну одного из трех, но и портить отношения не менее беспечно.
Поэтому я старалась сосредоточиться на том, что ближайшие три года мне не придется голодать и экономить каждый медяк, лишь бы вовремя оплачивать счета и обеспечить Нинон образование. Для душевного равновесия было бы лучше пропустить пункты о дележе имения и титула, но как раз там королева могла схитрить. Поэтому, сжав свободную руку в кулак, сцепив зубы, я вчитывалась в каждую строчку.
Следующим документом, который требовал не меньшего внимания и тщательного изучения, стало распоряжение о передаче счетов, на которые я выплачивала ссуды, под контроль короны.
– В городе рядом с вашим новым местом жительства есть отделение банка, – пояснила леди Льессир. – Но Ее Величество связана магической клятвой и не хочет, чтобы ее выполнение зависело от расторопности и опытности каких-то сомнительных служащих с окраин.
– Это очень мудрое решение, – согласилась я, не без удовольствия отметив, что за три года королева полностью оплатит стоимость моей магической лицензии и большую часть ссуды на восстановление поместья.
Леди Льессир немного успокоили мое смирение и даже высказанная благодарность за приданое. Это чувствовалось. Поэтому я отважилась заговорить о женихе.
– Признаться, ожидала в документах увидеть имя будущего супруга, – прозвучало в меру робко, что тоже порадовало женщину.
Она и до того сияла от осознания своей власти надо мной, а теперь горделиво подняла подбородок и пренебрежительно бросила:
– Ее Величество посчитала, вам сейчас это знать не обязательно. Вам стоит сосредоточиться на подготовке к поездке. Ехать больше недели.
Чудо, только чудо помогло мне ответить спокойно и миролюбиво, когда внутри клокотал гнев, а руки дрожали от ярости.
– Если Ее Величество так считает, значит, так и будет, – почтительно выдохнула я.
Мариэтта Вторая не хотела, чтобы за оставшиеся до отъезда часы я успела наведаться в королевский архив и выяснить, за какое преступление был осужден мой будущий супруг. Другого объяснения этой скрытности просто не существовало!
Леди Льессир понимала подоплеку вопроса и поддерживала королеву в унизительной для меня игре. Оттого и улыбалась так злорадно, что хотелось влепить ей пощечину или хотя бы попросить Артура похозяйничать в этом кабинете.
– Если позволите, я задам еще один вопрос, – глядя на сидящую напротив женщину, я дождалась издевательски милостивого кивка. – Мой будущий супруг знает о своей скорой свадьбе?
– Гонец с королевским указом выехал сегодня утром, – в голосе леди, общество которой мне придется терпеть больше недели, было столько яда, что хватило бы на целую телегу бледных поганок.
– Значит, у него будет время подготовиться, – подытожила я.
– Да, дня два будет. Успеет справиться с восторгом, – произнесла она таким тоном, будто жалела, что мужчина не убьет меня при встрече.
Я поблагодарила за сведения, за труды и простилась до завтрашнего утра. По условиям договора леди Льессир должна была со мной вместе приобрести все обязательные предметы приданого. Повторяя про себя, что показанное раздражение лишь тешит самолюбие мстительной королевы и ее подруги, я присела в реверансе на прощание и всячески выражала почтение.
Глава 12
После этой беседы мне больше всего на свете хотелось прикончить какую-нибудь нежить. Именно нежить, а не относительно бесплотного духа. Чтобы в полной мере прочувствовать бой, опасность, скорость. Чтобы дать выход переполнявшей меня ярости и жгучей обиде на несправедливость.
Вместо этого я пошла покупать одежду. На востоке зимы холодные, снежные, а превратиться в сосульку мне хотелось приблизительно так же, как делить ложе с преступником.
В большую прямоугольную корзину друг на друга ложились теплые чулки и перчатки, черные шерстяные платья, качественные, но не очень дорогие из-за отсутствия отделки. Ее я планировала вышить в дороге. Нужно же чем-то заниматься больше недели. Поддавшись искушению и желанию хоть как-то себя порадовать, купила меховую черную горжетку. Вещь привлекала взгляд, длинный мех ласкал пальцы, а образ злой ведьмы с непонятной силой я собиралась создать с помощью черных перьев. Их я нашла у шляпника достаточно, а в лавке с принадлежностями для рукоделия пополнила запасы серебряных ниток.
Я старалась не обращать внимания на то, как люди смотрели на меня, на мои волосы. Конечно, кошмарная некромантка всегда вызывала у простых обывателей легкую оторопь. Теперь от меня старались держаться на еще большем расстоянии. Особенно женщины, будто длина волос заразна.
Чувствовала я себя очень неуютно и старалась не задумываться о том, что предрассудки тем сильней, чем дальше столица.
Дамы, пришедшие вечером на ритуал, вопросов о волосах не задавали. Чутье подсказывало, что они понимают, в чем дело, а потому сама ничего объяснять не стала. Зачем придумывать оправдание бессердечному поступку королевы? Зачем пытаться скрыть ее низость? Пусть подданные видят, на что способна Мариэтта Справедливая! Пусть боятся прогневать разумную и милостивую правительницу!
О том, что не стоит договариваться о новых ритуалах на следующей неделе, дамы знали. Поэтому на оставшиеся до моего отъезда два дня навалилось сразу три заказа.
Даже забавно, что именно в этот месяц я смогла ощутить, каково быть самостоятельной и независимой. Он стал дразнящим взглядом в будущее, в котором вся выручка полностью доставалась мне, а ссуды не существовали. Ведь уже со следующего месяца они были заботой королевы, а не моей.
Постоянно пренебрежительный тон леди Льессир я терпела стоически, зная, что измениться он просто не может. Ее Величество зла на меня, на влюбленного принца Густава, и нужно благодарить Триединую за то, что ее поверенная не выбирала мне в приданое некрасивые вещи. Она даже поинтересовалась, какой рисунок каймы на тарелках мне нравится. В итоге, конечно же, выбрала не его.
Подушки, перины, постельное белье, скатерти, столовые приборы, посуда и общество леди Льессир… Все это вымотало меня настолько, что я не представляла, как спускаться в семейный склеп заказчицы вечером, а отказаться было неловко, да и портить с таким трудом наработанную деловую репутацию не хотелось. Но поверенная королевы, отмечавшая в списке галочками уже купленные предметы, оставила выбор самого важного приобретения напоследок.
– Не хватает только подвенечного платья, – остановившись рядом с лавкой готовой одежды, возвестила леди Льессир, сверившись со списком.
В узкой витрине красовался манекен в розовом наряде.
– В нем нет нужды, благодарю, – я изо всех сил скручивала себя и изображала благожелательность.
Выщипанные в ниточку брови вопросительно взметнулись.
– Я собираюсь выходить замуж в том платье, в котором была на балу листопада, – пояснила я.
– Оно черное! – возмутилась леди Льессир.
– Разумеется, я ведь некромант, – озвучила я прописную истину. – Этот цвет подпитывает мою магическую силу. Поэтому у меня вся одежда и белье черного цвета.
– Черное на свадьбе исключено, – отрезала она. – Это ведь не похороны!
– В некотором смысле все же похороны моей прежней жизни, – не согласилась я. – Но даже если не оценивать брак с государственным преступником так мрачно, то я должна напомнить, что со дня смерти моего отца еще не прошло три месяца. Я в трауре по нему. Поэтому черное платье будет наиболее уместным.
– Траур позволяет носить другие цвета, – возразила леди Льессир.
– Вы совершенно правы, позволяет, – покладисто кивнула я. – Поскольку я не просто дочь, а наследница и теперь глава рода, закон разрешает мне использовать другие цвета лишь в отделке. А свадебное платье должно быть однотонным.
Она задумалась, с сомнением посмотрела на розовый наряд в витрине. Видимо, не знала, что теперь делать с указанием купить мне оскорбительно цветное платье. Ни одна дева из рода Россэр не выходила замуж не в белом! А я, невинная и нецелованная, имела на него право, как никто другой!
– Во время траура допускается белый, – нехотя признала поверенная.
– Прошу, избавьте меня от этого! – с чувством попросила я.
Леди Льессир снова изумленно вскинула брови.
– Во-первых, некромант в белом выглядит донельзя глупо. Во-вторых, белый тянет из некроманта силу. В-третьих, – я сбросила с головы капюшон, – как белое платье может сочетаться с этим?
Она злорадно усмехнулась:
– Отлично будет сочетаться. Падшая женщина в белом, символизирующем целомудрие, – она хихикнула. – Мне уже нравится представлять лицо вашего жениха.
– Вас не смущает, что за такое он может убить меня прямо в церкви? – напряженно уточнила я.
– Нет, не смущает. На убийство в церкви даже он не способен, – судя по выражению лица и голосу, идея белого платья нравилась ей все больше с каждой минутой. – Он отыграется потом. Когда вы будете принадлежать ему безраздельно.
Из-за того, как она это сказала, сердце захолодело. Я живо представила себе первую брачную ночь. Вряд ли преступник, взбешенный навязанным браком с остриженной ведьмой, даст мне возможность отказаться от близости. А тем более три раза!
Кажется, попытка хитростью вынудить леди Льессир купить все же белое платье, ничем хорошим для меня не обернется. Но отступать было некуда, и я изображала легкое недомогание, примеряя очень изящное белоснежное платье с кружевными лифом и рукавами.
При других обстоятельствах я любовалась бы своим отражением, но в этот раз быстро отвела взгляд и, заверив портних, что всем довольна, поспешно отошла от большого зеркала. Леди Льессир, судя по злорадной ухмылке, объяснила мое поведение влиянием платья. Откуда же ей было знать, что о белом, забирающем силы, я вдохновенно врала, а в зеркале видела алые искры в отражениях других людей?
Та сущность, что неизменно называла меня по имени, наблюдала, выжидала. Не люблю зеркала.
Знатная заказчица, к которой я поехала после изматывающего общения с леди Льессир, жила в пригороде. К счастью, извозчика в таких случаях всегда оплачивали клиенты, а без малого час в дороге дал мне возможность собраться с мыслями.
– Это уже лет пять тянется, – леди беспокойно теребила кружевной платок. – В склепе поначалу просто царапины появлялись. То на стенах, то на полу. Мастера исправляли, но царапины появлялись снова. Со временем их становилось все больше.
– Они хаотичные, или возникает ощущение, что хотели избавиться от каких-то определенных изображений? – уточнила я.
Она потупилась, замялась.
– Лики пророков, – глухо прозвучавший ответ оставил ощущение незавершенности.
– И что еще?
Женщина бросила на меня короткий взгляд и выдохнула:
– Портрет моего брата.
– Который умер лет пять назад? – предположила я.
Она кивнула и затараторила:
– Мы с мужем поначалу, пока царапины не стали регулярно появляться на определенных фресках, думали, это какое-то животное забредает. Не знаю как, дверь в семейный склеп закрыта всегда… Потом священников звали. Но безуспешно. Мне даже порой кажется, это человек какой-то заходит раз в месяц и вот так мстит за что-то брату…
– Всегда в полнолуние, так?
Она мелко закивала.
– Это должен быть исключительно бесстрашный и очень обиженный человек, – хмыкнула я.
– Мы несколько раз меняли замок, никому не давали ключи…
– Но следов взлома нет. Я поняла, – остановила я.
– Вы знаете, что это? – дама смотрела на меня с надеждой. – Неужели призрак?
– Думаю, это нежить, – прозвучало жестко и веско.
Собеседница ахнула и прикрыла рот пальцами.
Для фамильного склепа уголок парка выбрали живописный. Плакучие ивы, большой пруд недалеко, фонтанчик, трогательно-печальные мраморные статуи, еще не закрытые щитами на зиму. Не дойдя шагов пять до дверей склепа, украшенных чеканкой с изображением небесных угодий и герба нанимателей, я замерла, принюхалась, прислушалась к ощущениям.
Тонкий горчащий запах, чуть уловимая дрожь потоков, щекочущее чувство опасности и предвкушение близкого боя. О да, нежить там была.
Пока слуги по моему требованию снимали с петель дверь склепа и относили ее к деревьям, я раскладывала заговоренные кристаллы. Круг из двенадцати белых осколков кварца замкнулся, оградив от остального мира склеп, обитающую там нежить и меня. Закончив читать формулу, подняла голову и встретилась взглядом с разъяренным хозяином поместья.
– Что вы здесь делаете? – прошипел он.
– Выполняю поручение вашей жены, – бесстрастно ответила я, даже не посмотрев в сторону заказчицы. И так было ясно, что мужу она ничего не сказала, хотя заверяла, что он не возражает.
– Зачем вам понадобилось снимать дверь? Нельзя было просто открыть? Не дай Триединая, ее поцарапали…
– Слуги, – жестко закончила я за него фразу. – Вот с них и спросите. А мне нужно работать.
С этими словами я отступила на шаг от круга и активировала защитные чары – воздух задрожал, заискрился, пространство под возникшим куполом утратило часть красок. Зато потоки сил стали более яркими, осязаемыми. Особую прелесть предтрансового состояния омрачало искаженное злобой лицо мужчины. Но это привычная картина. Люди, свято верящие во все россказни священников, редко радуются общению с некромантом.
– Живущие сюда войти не могут, – мой голос изменился, стал глубже, насыщенней. – Отсюда без моего разрешения тоже ничто не выйдет. Вы в безопасности.
– А вы не будете, когда выйдете! Я сейчас же вызову стражу! – крикнул лорд.
Надо же, ни сияющие глаза, ни шевелящиеся короткие волосы его не напугали.
– Это ваше право, – я безразлично пожала плечами и занялась делом.
Поставив три свечи у входа в склеп, глянула на массивные петли, державшие толстую металлическую дверь. Служители убеждали паству, что жуткой ведьме-некроманту противны священные тексты, обычно написанные на оградах кладбищ и дверях склепов. Правда значительно прозаичней.
Защита, которую я возводила вокруг места работы, несовершенна, как и все в мире. Она не выпустит никого из круга, но человек, испытывающий достаточно сильные эмоции, злость или страх, например, вполне способен прорваться внутрь. Запереть тяжелую дверь склепа, из которого доносятся леденящие душу вой и крики призраков, – простое и понятное стремление. О том, что мне после боя не выбраться оттуда, люди не задумываются. Поэтому в целях сохранения собственной жизни я всегда велю снимать и относить двери подальше.
Пламя зачарованных свечей заметно отдавало зеленью, как и свет закрытого фонаря, к которому сущности не приблизятся, пока я жива. Вынув из ножен кинжал, я достала из корзины бутылку с зельем, подобранную так, чтобы лезвие окуналось в нее целиком. Это экономней, чем поливать клинок, а денег на подобную расточительность у меня нет.
Стоя в дверном проеме, глубоко вздохнула несколько раз, стараясь отрешиться от голосов спорящих супругов и сосредоточиться на запахе пыли, характерной для присутствия нежити горечи и ощущении потоков.
Шаг – зеленоватый свет фонаря скользит по стенам старинного склепа.
Шаг – горчащий запах стал ярче. Нежить меня чувствует.
Шаг – я готова к бою и к тому, что за ним последует.
Склеп, как и предупреждала клиентка, двухуровневый. На наземном уровне все ниши еще пустуют, и я спускаюсь по удобной каменной лестнице на нижний этаж. Шорох сдвигаемой плиты я не слышу, а ощущаю в дрожи потоков силы.
Фрески подземного уровня изуродованы, исполосованы глубокими следами когтей. Это видно и с последней ступеньки лестницы, где я остановилась. К этому я была готова, но клиентка забыла упомянуть, что нежить несколько раз вырывала из стены узорную решетку, ограждающую один каменный гроб. На нем тоже следы когтей, но он освящен и запечатан молитвами священников так, что нежить не добралась до тела. Пока не добралась.
Все хуже, чем я рассчитывала. Почему нельзя сразу честно предупреждать? Хорошо, что я готова и к такому повороту.
Со звоном и шорохом из ладони скользит цепь – я не первый год некромант, оттого не рискую наклоняться и ставить фонарь на пол. Чувства обострены, потоки силы мерцают, волнение перед боем захватывает меня. Работа никогда не станет рутиной – каждый раз новое испытание, проверка на прочность.
По короткой стене справа скользнула тень, растворилась в темном углу. Вот ты где!
Заговоренная соль дает мне возможность войти в зал и оглядеться. Заложенник, а теперь я отчетливо понимаю, что это он, не спешит показываться. Тень скользит по стенам, тайно захороненный обходит меня по большой дуге, примеряется.
Резкий скрежет когтей по полу – темнота из угла бросается на меня. Щитовое заклятие отбрасывает заложенника назад. Разочарованный стон и снова скрежет когтей.
Броски один за другим, яростные, быстрые. Вопли нежити оглушают, в ушах звенит. Но я ставлю щиты и не перехожу в наступление – рано. Он еще не отчаялся, еще не принял форму.
Пауза, заполненная злобным, яростным рычанием. На фресках появляются новые царапины, я вижу, как когти врезаются в стены, как осыпается пылью раскрашенный слой.
Молчу, жду, что он сделает дальше. Пусть дерет стену в бессильном бешенстве. Скорей покажется настоящим.
Сердце бьется часто, особый горчащий запах смешивается с запахом сухой штукатурки. Делаю вид, что закашлялась от пыли. Он не упускает возможность – бросается, но щитовое впечатывает его в стену.
От рева, гулкого и одновременно пронзительно высокого, закладывает уши. Какое счастье, что дверь в склеп снята! Запереть внутри кошмарного монстра и жуткую ведьму, навсегда избавиться от обоих – отличное решение, которому не помешает магический барьер.
Из угла на меня с ненавистью смотрят желтые глаза. Так-то лучше, давай же! Обретай тело!
Кожа на вытянутой лысой голове отблескивает синевой, тощее тело лишь кажется хрупким. Я знаю, эта нежить может легко оторвать руку. Длинные ноги босы, вместо кистей рук лапы с огромными когтями.
Новый бросок – я не ставлю щит, отскакиваю в сторону, уворачиваюсь. Хватаю заложенника арканом силы и швыряю в противоположную стену. Пока он не пришел в себя, связываю магией ему руки. Он скребет по полу ногами, тоже на глазах превращающимися в лапы. Вой стоит такой, что голова раскалывается и начинает ужасно тошнить.
В такие минуты понимаю мэтра, советовавшего просто убивать подобную нежить. За собственное упрямое чувство справедливости и желание докопаться до сути я когда-нибудь поплачусь.
Выкладываясь на волшебство, опутываю заложенника так, чтобы он не мог меня поцарапать. Он вопит, извивается угрем. Когда я подхожу ближе и придавливаю его коленом к мраморным плитам пола, пытается меня укусить.
Я заношу кинжал обеими руками, бормочу заклинание. Короткие волосы неприятно щекочут лицо. Слова формулы сплетаются, клинок сияет сквозь слой зелья, будто огонь за закопченым стеклом печки. Сила моего голоса, сердцебиения, магия потоков соединяются и сосредотачиваются на острие.
Нежить перестала вопить и выдираться, как завороженная смотрит на оружие огромными желтыми глазами. Клинок касается ее лба, быстрым росчерком проходит по лицу, горлу и груди – заложенник в тот же миг начинает меняться.
Голова становится обычной формы, появляется овальное лицо, надбровные дуги, глаза меняют цвет на приличествующий призраку серый. Нос с широким основанием, полные губы, невыраженные скулы. Тело тоже меняется – передо мной парень лет восемнадцати, одетый в форму выпускника военного корпуса.
Любопытно, туда зачисляют либо аристократию, либо по протекции.
– Что происходит? – голос у перевоплощенного заложенника приятный, взгляд ошеломленный.
Неудивительно. У нежити своя логика, зачастую неприсущая тем личностям, которыми они были при жизни. То ли дело призраки. Призраки себя не теряют.
– Вы умерли, кадет, – глядя ему в глаза, ответила я.
– Не может быть, – он покачал головой.
– Это рано или поздно случается с каждым, – вздохнула я и не добавила, что с некоторыми, вроде моего собеседника, даже дважды. – Ваше имя? Дата рождения? Что вы помните последним?
Мои чары действовали на него так, что ни сопротивляться, ни отнекиваться юноша не мог. Томас полно отвечал на вопросы, а его поведение в обличье нежити-заложенника становилось понятным. Кадет всегда знал, что в корпус не попадают случайные люди, но до самого выпуска не догадывался, кто же оплачивал его обучение. Бумаги ему не показывали, он, не желая обидеть покровителя, не допытывался.
Правда выплыла на свет случайно семь лет назад, в год выпуска. И юноша решил выразить признательность благодетелю лично. Им оказался умерший пять лет назад брат моей клиентки. Отец Томаса. Внешнее сходство было очевидным, но вновь найденный родственник не пожелал ни обсуждать это, ни слушать благодарности сына, а лишь выставил того. Довольно грубо.
Юноша обиделся, собрал доказательства, принес сохранившуюся часть переписки матери с лордом, и с этой папкой пришел к отцу.
– Я не хотел ни денег, ни должности! – со слезами в голосе рассказывал Томас. – Я просто хотел, чтобы он меня признал!
Лорд пытался выгнать надоедливого юношу, толкнул его, и на этом воспоминания Томаса заканчивались.
По всему выходило, что тело парня спрятали в родовом склепе, а нежить-заложенник пытался завладеть родовым кольцом, с которым похоронили лорда. Кольцо, передававшееся только мужчинам семьи, принадлежало Томасу по праву. Неупокоенный, неотпетый дух нуждался в нем. Что еще он мог сделать, если сделать нельзя ничего?
Меня радовало только то, что описанное парнем не походило на преднамеренное убийство. В ином случае сообщать новости и без того взбудораженной клиентке и ее разъяренному мужу было бы еще сложней.
