Текст книги "Леди Некромант (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)
Глава 21
Тэйка выглядела очаровательно в синем платье, а подобранная в цвет лента перевивала косу по всей длине. Подумав, что будущее виконтессы Фонсо-Россэр уж точно должно быть лучше, чем будущее госпожи Фонсо, командир сел рядом с ерзающей на сиденье дочерью. Дьерфин устроился напротив, ободряюще улыбнулся. Эстас вздохнул и постарался отогнать мысль о том, что обратно поедет в обществе… жены.
По большей части бессонная ночь не принесла покоя. Сомнительная милость королевы по-прежнему бесила, руки саднило после очередного избиения многострадального чучела. Понимание того, что не только вся крепость, но и весь город станет свидетелем его позора, сводило с ума, беленило так, что сердце, казалось, гнало по телу не кровь, а яд.
Эстас решил вести себя с виконтессой так же, как с леди Льессир. То есть спокойно и подчеркнуто вежливо. Это она заслужила.
Леди Россэр во время ужина говорила мало, но ночью, вспоминая ее фразы и выколачивая из чучела опилки и сено, командир вынужденно признал, что будущая жена не сказала ничего обидного.
Напротив, пару раз не согласилась с поверенной, похвалив еду и убранство трапезной, которые леди Льессир хаяла. За ужином он посчитал слова виконтессы оскорбительными уже потому, что они были произнесены ею.
В полной мере осознав, что оценил будущую супругу резко и несправедливо, Эстас дал себе зарок сохранять трезвость мышления. В конце концов, ему с этой женщиной предстояло жить не меньше трех лет, а в идеале, чтобы обеспечить Тэйке достойное леди образование и право выбирать мужа самостоятельно, не разводиться вовсе.
К сожалению, пообещать себе быть рассудительным и спокойным, еще не значит, что слово удастся сдержать. Очередным предсвадебным испытанием стали слова грустной и задумчивой дочери.
– Папа, Агата говорит, что леди ведьма. Настоящая ведьма!
Мысленно проклиная болтливость служанки, Эстас вздохнул:
– Милая, Агате следует тщательней подбирать слова. Остриженные волосы еще ничего не означают, и ни у кого нет права говорить плохо о леди Россэр.
– Твой папа совершенно прав, Тэйка, – вмешался Дьерфин. – Ведьма – обидное слово, тебе не стоит его использовать. Правильно говорить, что Ее Сиятельство маг.
Эстас вскинул голову, недоуменно глянул на лекаря.
– Но она носит черное, разговаривает с мертвыми, – возразила дочь. – Маги лечат или зелья делают. А она ведьма!
Фонсо, до которого эти слухи еще не дошли, настороженно нахмурился, но не перебивал. Дьерфин явно знал, о чем речь.
– Леди Россэр некромант, – спокойно ответил лекарь. – Ее редкий дар позволяет ей общаться с духами. Это отрасль магической науки. Леди Россэр маг. Называть ее ведьмой или колдуньей неправильно.
– Об этом вчера ни слова не сказали, – стараясь подавить новую волну злости, подчеркнул командир.
– А разве нужно было? – удивленно вскинул брови Дьерфин. – Такой цвет глаз бывает только у некромантов.
Верно, лекарь прав! Эстас сам виноват, что не распознал некроманта. Это же с детства известные сведения! Стриженые волосы «зеленоглазой Кэйтлин» совсем сбили его с толку. Глупая ошибка!
Укоряя себя за нее, Фонсо слушал пересказ историй, которыми поделилась Джози, личная горничная виконтессы. Дьерфин рассказывал увлекательно и так, что Тэйка внимала с открытым ртом, но при этом не пугалась. Среди прочих была байка и о том, как призраки в драке отрезали леди Россэр волосы.
Эстас недоверчиво хмурился, скептично отнесся к этой попытке прикрыть распутство, которое, учитывая баллады принца Густава, считал доказанным. Но стоило признать, что детям до определенного возраста подобная сказочка могла казаться правдоподобной. К счастью, Тэйка относилась как раз к таким детям.
Упоминание языческого, но еще кое-где в этой местности почитаемого права годи заставило Эстаса Фонсо по-новому взглянуть на отца Беольда. Полноватый, рослый священник с ярко-рыжими длинными волосами и окладистой бородой, нарекавший Тэйку, даже не представлял, какому испытанию его собиралась подвергнуть королева.
Свод законов Аттирса давал виконтессе право отказать мужу в близости три раза. В том, что королевская любовница этим воспользуется, Фонсо не сомневался и мгновения! После принца и вельмож без пререканий пустить в постель простого командира из глуши? Женщина, выставляющая напоказ остриженные волосы, так не сделает.
Право годи давало молодоженам именно три ночи, чтобы осуществить консуммацию брака. Если за это время соитие так и не состоялось, привлекали священников, чьей основной задачей была забота о продолжении жизни общины.
Значит, по представлениям Ее Величества и леди Льессир, на четвертую ночь Эстас Фонсо должен был впервые зайти в общую спальню и взять жену силой. В присутствии священника, который обязан был помогать мужу! Будто и этого мало, годи должен был сам взять женщину.
Даже мысли об этом праве ярили командира так, что он с превеликим трудом держал себя в руках. Чувствовал себя мерзко, ощущал, что озлобляется с каждым ударом сердца. Этот прописанный в договоре с королевой пункт вынимал из Эстаса душу. Командир понимал, что нужно бы успокоиться, нужно бы держаться с виконтессой приветливо, чтобы соитие состоялось добровольно и без священника.
Полчаса до церемонии, на которую жених по традиции приехал раньше, прошли незаметно. В церковь подтягивались люди, большой зал постепенно заполнялся. Командир и не надеялся, что дело обойдется тремя десятками свидетелей.
Служка сообщил, что приехала невеста, – Фонсо, бывший баронет и будущий виконт, зашел в комнатку для жениха. Следующие четверть часа он провел там в молитве и вполне успешных попытках успокоиться. Повторяя себе, что виконтесса Кэйтлин Россэр идет под венец тоже не по своей воле, Эстас Фонсо обещал Триединой, что постарается быть терпимым и не злым мужем.
Дверь открылась, впустив в комнатушку густой и насыщенный голос отца Беольда, запах ладана и прозвучавший приговором стройный хор голосов прихожан «Пусть будет». Эстас Фонсо бросил короткий взгляд на закрытую дверь в комнату невесты, вышел к главному проходу и обомлел.
Храм был набит битком. Люди теснились на скамьях, стояли у стен. Взгляды людей ощущались кожей, но, несмотря на благожелательное отношение горожан, их внимание командир считал очень неприятным. Он даже обрадовался тому, что дошел до алтаря и торжественного отца Беольда, – теперь людское внимание можно разделить на двоих. Эстас повернулся к дочери, сидевшей рядом с Дьерфином в первом ряду, подмигнул ей.
Зал ахнул.
Эстас Фонсо повернулся, посмотрел в центральный проход и позабыл, как дышать.
По проходу под неодобрительный ропот собравшихся величаво, так, будто ничто не могло ее задеть или замарать, расправив плечи, шла его будущая жена.
Женщина, прославившаяся распутством настолько, что ее, титулованную дворянку, остригли!
Бесстыдница, потаскуха, подстилка!
Каждый ее шаг позорил будущего мужа! Каждый удар каблуков по древним плитам будто заколачивал гвоздь в крышку гроба спокойной жизни семьи Фонсо, Рысьей лапы, Хомлена.
Глядя на нее, Эстас впервые порадовался тому, что Триединая не одарила его магией. Ярость его в этот момент была так велика, что он дотла сжег бы каменный храм!
Ее Сиятельство остриженная виконтесса Кэйтлин Россэр шла к алтарю в белом!
* * *
Черный плащ, полностью скрывавший мой наряд, я сняла только в молельной невесты. Не знаю и не хочу знать, о чем просил Триединую жених за соседней стеной, моя молитва была предельно проста. Я вымаливала защиту от насилия и возможность как можно скорей и безболезненней закончить этот фарс под названием «устроенная Ее щедрым Величеством свадьба».
Скрипнула рядом дверь, послышались уверенные шаги – жених всегда первым подходит к алтарю, там встречает невесту. Когда в мою комнатку постучали, я уже стояла у порога – какой смысл оттягивать неизбежное?
Рокот недовольства прокатился по церкви, волна дошла до алтаря, вернулась обратно с новой силой. Я слышала, как десятки говорили «потаскуха!», как каждый второй возмущался «поразительная наглость!», а едва ли не все спрашивали «да как она смеет?». Белое, казалось, и в самом деле тянуло из меня силы, потому что я чувствовала себя невероятно уязвимой. В черном было бы легче.
Священник, не сводящий с меня ошеломленного взгляда, призвал паству к тишине.
А я шла к будущему мужу, словно церковь была пуста, будто никто не шептался и не оскорблял, как если бы он не смотрел на меня с такой ненавистью.
Оказывается, зря я вчера боялась командира. Вчера Эстас Фонсо просто сердился. Сегодня в его потемневших глазах плескалась чистая, незамутненная ненависть. Такая, будто это чувство прогнали через несколько перегонных кубов, чтобы получить действительно лишенный примесей экстракт.
Сердце пропускало удары. Дышала с трудом. Удерживать на лице подобающую случаю легкую улыбку было бы почти невозможно, если бы не леди Льессир. Хищная, злобствующая подруга королевы сидела так, что я хорошо видела ее лицо. Я не могла позволить ей ликовать! Не могла!
Священник говорил о благословении Триединой, о клятвах верности, о необходимости хранить мир в семье. Я внимательно слушала, но не думаю, что почти муж, впившийся в меня взглядом, слышал хоть слово. Зря, скоро мы обменяемся кольцами и таким образом заключим магическую сделку на три года. Полезно знать рекомендованные церковью условия.
Эстас Фонсо смотрел только мне в глаза, а в какой-то момент начал меняться в лице. Он немного, едва заметно отшатнулся, к ненависти, которую он излучал, добавилась брезгливость.
Леди Льессир, попадавшая в поле моего зрения, подалась вперед. Я отвлеклась от командира на эту алчущую женщину, заметила выражение лица Тэйки. Девочка была в ужасе.
Медленно повернув голову к выходу, я встретилась взглядом с мужчиной лет сорока. Коротко стриженные волосы, пушистые усы, мундир пограничников. Он безотрывно смотрел на меня и явно не ждал, что я его замечу. От неожиданности отступил на шаг – прошел сквозь вздрогнувшую от холода женщину, недоуменно нахмурился.
Странный, исключительно странный призрак. Защитные руны на фасадах церквей не пускают призраков внутрь. Но этот так сильно хотел побывать на свадьбе, что смог пробиться через преграду.
По залу снова пошли шепотки – сияние моих глаз заметили.
– Берешь ли ты, – громче заговорил священник, перекрывая бормотание толпы, – Эстас Фонсо, в законные жены присутствующую здесь Кэйтлин Россэр?
Я повернулась к командиру, с досадой почувствовала, как из-за возросшего напряжения призрака у меня начали шевелиться волосы.
– Да! – глядя в мои сияющие глаза, ответил жених.
– Берешь ли ты, Кэйтлин Россэр, присутствующего здесь Эстаса Фонсо в законные мужья? – прозвучало торжественно и веско, но момент подпортил шепот призрака. Он хотел, чтобы я согласилась.
– Да, – не сводя глаз с того, кто отныне был моим мужем, ответила я.
Призрак явно обрадовался, я чувствовала его облегчение. Какой у командира Фонсо интересный доброжелатель.
Кольцо мне, как ни странно, подошло, словно этот простой золотой ободок выбирали именно на мою руку. Джози заверяла, что это хорошая примета, а я удивлялась такой шутке Триединой. Наверное, следует расценивать это как утешение.
– Ты можешь поцеловать жену, – разрешил священник.
Как нелепо и глупо! Первый в жизни поцелуй, а у получившего меня мужчины такой взгляд, будто он с большей охотой укусил бы меня. Да и то побрезговал бы.
На душе было мерзко и тошно, напряженное внимание людей и призрака щекотало чувства. Короткое касание губ сложно назвать поцелуем, но не мне жаловаться. Я сама не хотела, чтобы навязанный мне в мужья государственный преступник позволил себе больше.
Эстас Фонсо поблагодарил священника и повел меня к выходу. Командир держал меня за руку, потому что так диктовали традиции. Он шел медленно и степенно, отчасти потому, что я не собиралась выбегать из церкви под улюлюкание зло настроенной толпы.
Заставляя себя дышать ровно, глубоко и удерживать вежливую полуулыбку, я с удивлением поняла, что люди сочувствовали моему супругу. Как странно после того, что случилось здесь восемь лет назад. Видимо, не зря леди Льессир говорила, что Эстас Фонсо достойнейшим служением искупает свою вину. Видимо, горожане думали так же.
Единственным человеком, улыбавшимся мне, был призрак, растворившийся раньше, чем я к нему подошла. Но сержантскую звездочку на груди я заметить успела, как и расслышать шепот «я так хочу, чтобы он был счастлив». Какой у моего мужа-изменника прелюбопытнейший доброжелатель.
Глава 22
Карета, стоящая у входа в храм, одним своим видом нагоняла ужас – полтора часа наедине с мужем. Полтора часа наедине с человеком, ненавидящим меня столь искренне. Полтора часа наедине с человеком, который имеет законное право начать прямо в карете воспитывать меня кулаками.
Нельзя дать слабину! Нельзя показать страх! Такие люди, будто дикие животные, набрасываются на тех, кто признает их превосходство. Я не признаю. Не потешу самомнение мужлана. Не повеселю леди Льессир и королеву. Пусть ищут другую возможность поразвлечься!
Супруг принял из рук служки мой плащ, под взглядами собравшихся на небольшой площади у храма накинул его мне на плечи. Показная забота ранила нарочитостью, но я изображала сдержанную, смиренную радость и не выбилась из образа. Опираясь на руку мужа, села в карету. Он вошел следом, захлопнул дверцу тюрьмы на колесах. Возница понукнул лошадей, и с этого момента только стук копыт по мостовой нарушал давящую, напряженную и исключительно неприятную тишину.
Муж, сложивший руки на груди, сидел напротив и пронизывал меня взглядом.
– Леди Льессир сказала, что брачный договор ждет в крепости. Ей не хотелось возить сюда документы, – озвучила я очевидное, лишь бы нарушить молчание.
Он заговорил медленно, делая между словами невыносимо длинные паузы, в которых, и это было совершенно очевидно, нуждался, чтобы совладать с гневом.
– Как вы посмели надеть белое?
Я встретилась с ним взглядом и холодно ответила:
– Этот цвет мой по праву. Россэры всегда выходят замуж в белом.
Пусть знает, что честь для меня не пустой звук. Пусть знает, что стал, хоть и ненадолго, членом знатной фамилии, берегущей честь рода из поколения в поколение.
Он стиснул челюсти, выдохнул, долго молчал. Надеясь, что время наедине со своими мыслями пойдет ему на пользу, я смотрела в окно. Городские ворота карета давно уже миновала, дорога шла между полей и пастбищ, на которые я насмотрелась еще по пути в Хомлен.
– Вы маг, миледи, – резко поменял тему супруг, по-прежнему разделяя слова долгими паузами.
«Миледи» прозвучало так, словно было оскорблением. Я с досадой почувствовала, что и сама начинаю беситься, а потому ответила резко, ввернула обращение.
– Да, любезный муж, я некромант.
Он смерил меня тяжелым взглядом, ноздри заметно трепетали, а сам Фонсо казался теперь еще злей, чем раньше. Хорошо, что он не дворянин, не знает тонкостей. «Любезный муж» только звучит красиво и смиренно, а на деле подчеркивает, что я не уважаю супруга, считаю его ниже себя.
– Зачем вы устроили представление у алтаря? Надеялись, я откажусь от брака с ведьмой? – напористо, с вызовом спросил он, чуть подавшись вперед.
Меньше часа женаты, а я уже ведьма? Обидно так скоро получить почетное звание. Кажется, что наградили незаслуженно, авансом.
– Вы должны были знать, любезный муж, кого берете в жены, – хмыкнула я. – Я отлично понимаю, что вы ни за что не отказались бы от брака с титулом.
Судя по его взгляду, я попала в цель. Королева нашла способ обоим подсластить пилюлю. Мне дала приданое, оплатит долги, чтобы некромант не держал зла на королеву. Эстасу Фонсо – титул, видимо, чтобы осчастливленный командир не убил в первые же дни остриженную черную колдунью. Наверное, сейчас не подходящий момент, чтобы расставить черточки в рунах и объяснить супругу, насколько временным будет его титул.
Фонсо промолчал. Он мог со мной лишь согласиться, мы оба это знали. К счастью, мы оба считали разговор в таком настроении бессмысленным, поэтому рассматривали пейзаж и украдкой друг друга. Пастбища сменились елями, лес вдоль дороги казался мрачным и темным.
К концу пути Эстас Фонсо немного успокоился. По крайней мере, опустил руки и не выглядел так, будто готов на куски меня разорвать, если я скажу хоть слово. Мне даже снова стало его жаль. Сегодняшний день и для него стал суровым испытанием, а супруг показал чудеса выдержки. Ни криков, ни скандалов. Он даже не сказал мне ничего обидного, если совсем уж честно судить.
Пошел снег. Сидящий напротив мужчина покачал головой, горько усмехнулся.
– Хорошая примета? – осторожно спросила я.
Он зыркнул на меня, нехотя буркнул «Да» и отвернулся.
– Командир Фонсо.
Муж вздохнул, встретился со мной взглядом.
– Три года пройдут быстро, если мы не будем осложнять друг другу жизнь, – я старалась говорить так, чтобы эти слова не показались заискиванием.
Все же я в худшем положении, чем он. У него больше возможностей меня унизить, целая крепость соратников. А если он захочет близости, мне нечего будет ему противопоставить.
Командир неприязненно скривился и промолчал. Карета въехала во двор крепости. Никто не может упрекнуть меня в том, что я не попыталась наладить общение.
* * *
«Россэры всегда выходят замуж в белом» – крутилось в голове снова и снова. Нет, потаскуха, титул не дает права на белое платье! Титул не для того, чтобы прикрывать позор! Титул для того, чтобы беречь свою честь! Знать и всегда помнить, что ты не сам по себе, что ты в ответе за честь всего рода! Всю семью, все поколения предков и потомков будут оценивать по поступкам одного человека! Титул – ответственность, а не волшебный способ выйти чистенькой из любой грязи!
Сидящая напротив женщина в этом сияющем незаслуженной и совершенной белизной платье ярила невероятно. Такого лицемерия, такой откровенной и незамутненной наглости Эстас не ждал. До появления виконтессы в церкви он еще питал надежду на то, что сможет за три дня как-то уговорить ее на близость, объяснить право годи. Теперь, после сияющих потусторонним светом глаз, после этой низкой попытки запугать его и священника, Эстас Фонсо знал, что разговоры бессмысленны.
О том, как будет заходить в спальню к женщине, с которой познакомился вчера, о том, что будет после, он старался не думать. Просто знал, что должен так сделать!
Зачем только эта «леди» нацепила белое? Зачем попыталась прикрыть грех фамилией? Она поиздевалась над ним, над здравым смыслом, над святыми для всех традициями! Она оскорбила всех и вся, как могла только бесстыдная, надменная, безнравственная и бесчувственная подстилка! Значит, ночью она получит то отношение, которое заслужила!
В сердце разрасталась пустота, заполняла собой все естество. Остались только разъедающая душу горечь и ярость. Они притуплялись с каждой минутой, превращались в решимость. И последние слова, прозвучавшие угрозой мага неодаренному, уничтожили остатки сомнений. Виконт Эстас Фонсо-Россэр переступит через себя, сделает ночью то, что должен, и не будет при этом чувствовать себя подлецом и сволочью!
* * *
Пока горничная леди Льессир готовила в большой трапезной стол для подписания брачного договора, Джози с местными служанками перенесла плетеные короба из моей гостевой комнаты в спальню. Сразу после этого по большой крепости расползся слух о том, что личная горничная виконтессы первым делом положила на постель коровий череп. Хоть до глупостей вроде моих попыток так лишить супруга мужской силы или жизни не додумались! И то счастье!
Лично меня никто ни о чем не спрашивал, объяснениям Джози, наверняка сказавшей, что некромант одним своим присутствием может приманить опасных потусторонних сущностей, а потому должен защищать свое жилье, явно не верили. Свадьбу никто не собирался превращать в вечер вопросов и ответов, хоть это и помогло бы людям свыкнуться с присутствием в их жизнях черной ужасной ведьмы из преисподней.
Слух о черепе на постели взбесил мужа. Эстас Фонсо излучал ненависть, ощутимую на магическом уровне. При этом лицо его оставалось бесстрастным, словно высеченным из камня. Это пугало до ужаса, вполне сравнимого со страхом Тэйки. Служанки-болтуньи и девочке рассказали о черепе и о том, что он, как и черные свечи, относился у меня к самым необходимым вещам.
Ненависть супруга, ужас девочки, брезгливость, порицание и суеверное отторжение солдат и слуг. Все вместе изменяло магический фон настолько сильно, что пришлось защищаться. Заклинание окружило меня незримым коконом, дышать стало легче, а я порадовалась тому, что хорошо выспалась и полностью восстановила резерв. При таком давлении чужих эмоций оставалось надеяться, что я дотяну до конца праздничного застолья.
Леди Льессир, злорадно-торжественная и чванливо-высокомерная, объяснила присутствующим, что брак со мной превращает господина Фонсо в Его Сиятельство виконта Эстаса Фонсо-Россэр. За него радовались вполне искренне. Это, как и подчеркивание того, что титул наследуемый, значительно осложняло мне будущее общение с супругом на тему развода. Леди Льессир это отлично понимала, именно поэтому и сделала такое объявление.
Потом она дала время прочитать брачный договор. Формальность, необходимая для внесения изменений в королевские книги дворян. Рядом с аккуратной, не вычурной подписью мужа появился мой росчерк, служанка леди Льессир повернула папку так, чтобы поверенная королевы могла засвидетельствовать документ. Женщина взяла перо, обмакнула в чернильницу, стоящую рядом со мной, и, разумеется, совершенно случайно опрокинула ее. Если можно так назвать намеренное поддевание и швыряние в меня чернильницы.
Я отпрянула от стола, но поздно.
– О небо! Мне так жаль! – воскликнула леди Льессир, даже не пытаясь изобразить сочувствие, вину или испуг.
По трапезной прокатился невнятно-одобрительный рокот, только Джози искренне огорчилась и, закрыв рот ладонью, беззвучно ругалась.
Я посмотрела на потеки и темно-синие брызги на белом платье, подняла взгляд на мужа. Злорадство он не смог скрыть до конца. Чудесно! По его мнению, я, порочная и распутная женщина, не имела права на белое платье, и заслужила подобное. Новоявленный виконт Фонсо-Россэр чувствовал себя отомщенным.
Я отступила на шаг так, чтобы всем собравшимся были видны пятна. Поднялась на цыпочки и резко опустилась на каблуки – чернила пылью осыпались на пол. Все благодаря формуле, которую передала мне прозорливая Нинон.
Поверенная королевы поперхнулась очередным «ах, мне жаль!». Его Сиятельство супруг смотрел на меня с прежней злобой, ставшей еще более выраженной, когда я, глядя ему в глаза, в гробовой тишине сказала:
– К истинному белому грязь не пристает.
* * *
Ход с чернильницей был, конечно, не случайным, мелочным, подленьким, показательно пакостным! Фонсо едва сдержался, чтобы не сказать гадость леди Льессир. Она ведь извинилась. Короткий взгляд на сослуживцев – рыси считали пятна уместным дополнением к наряду. Если уж виконтесса не догадалась хотя бы пояс другого цвета сделать, то пятна прекрасно подойдут. И так думала вся Рысья лапа!
Какая-то магия – чернила пропали, платье вновь стало белоснежным. «К истинному белому грязь не пристает!» – как же! Пустила в ход чары и бахвалится! Продолжает издеваться, прикрываясь то титулом, то способностями!
Во время ужина она, к счастью, почти не разговаривала. Командиру более чем хватало испытания общением с леди Льессир, сидевшей на месте почетной гостьи справа от него. Виконтессой больше занимался Дьерфин, но и он сводил беседы к короткому описанию блюд и почти все время уделял Тэйке.
Столы расставили вдоль стен незамкнутым прямоугольником. Приглашенные музыканты играли весело, задорно, солдаты танцевали с женами, которых по такому случаю пустили в крепость. В какой-то момент сослуживцы затянули заздравную, желая счастья командиру. Люди веселились, отдыхали, улыбались. Фонсо старался держать лицо и развлекать поверенную королевы, то есть терпеть оскорбления.
Лишь когда на столе перед молодоженами оказался традиционный пирог из десятков завитушек, Эстас осознал, что за все время застолья сказал жене от силы пять слов. Неловкость из-за этого открытия померкла почти мгновенно. Ее вытеснили воспоминания о сияющих изумрудом глазах виконтессы, отзвук ее угрозы.
Он повернулся к жене, поразился усилившейся бледности. Но леди встретила его взгляд спокойно, как и раньше, на посветлевших губах играла такая же, как и прежде, легкая улыбка. С чего он решил, что она бледная? Она не выглядела ни больной, ни усталой! Прямая спина, развернутые плечи, спокойные движения… Он просто не привык к необычной белизне ее лица. Только и всего.
– Миледи, – как мог спокойно начал он. – Это традиционная свадебная завитушка. Выберите любые две «розочки». Одну для себя. Одну для меня.
Она промолчала, взяла чистые приборы и, прежде чем Эстас сообразил, зачем они ей понадобились, встала и воткнула вилку в одну из завитушек.
– Обычно это делают руками, – напомнив себе, что супруга могла просто не знать особенности, холодно заметил Фонсо. – Это своего рода благословение. Ведь остальной пирог разделят гости.
Виконтесса повернулась и со скептической усмешкой вскинула черную бровь:
– Боюсь, если жуткий некромант прикоснется к сдобе руками, даже самый храбрый воин поостережется есть пирог с таким сомнительным благословением. Я не хочу портить людям праздник.
На это командиру нечего было возразить. Ведьма, за действиями которой завороженно следили все собравшиеся, вырезала одну «розочку» и на вилке протянула ее мужу. Он снял пахнущую медом сочную завитушку и, чувствуя, что благодаря этой женщине постигает новые оттенки ярости, молча наблюдал за тем, как виконтесса вырезала себе розочку с противоположного края большого пирога.
Зачем ей понадобилось так открыто показывать всем, что не хочет иметь с ним ничего общего? Что хочет быть от него как можно дальше? Это и так всем понятно! Зачем подчеркивать и унижать тем самым мужа?
Пирог пододвинули ближе к почетной гостье, заиграла музыка, а пока леди Льессир выбирала себе кусок, виконтесса попробовала завитушку.
– О, изюм прекрасно обогащает вкус, – похвалила распутница, каким-то чудом заполучившая одну из двух счастливых «розочек». Она посмотрела на ошеломленно замершую рядом служанку: – Чудесный пирог. Очень нежный.
Дьерфин, сидевший рядом с виконтессой, встретился взглядом с Эстасом и выжидающе покосился на завитушку в руке командира. Сердце забилось часто и противно, Фонсо чувствовал на себе напряженные взгляды Марики и Дьерфина, в неприятно-зеленых глазах виконтессы отражалось сдержанное любопытство. Одновременно желая провалить и выиграть испытание, командир откусил «розочку».
С изюмом. Триединая, за что это издевательство?
– Я так понимаю, это очередная хорошая примета? – виконтесса усмехнулась, покачала головой и спокойным отточенным движением взяла чашку.
Да. Это была еще одна проклятая богиней, посланная в качестве испытания и наказания языческая, бесполезная, ничего не значащая примета! Что? Что у Эстаса Фонсо, достойного потомка уважаемого рода, может быть доброго с королевской подстилкой? Что?
– На вашем месте я не стала бы ждать четвертой ночи, чтобы консуммировать брак, – доверительно придвинувшись к командиру, тихо сказала леди Льессир.
– Право Аттирса… – шепотом начал Фонсо.
– Вам дороже жизнь или это право? – жестко прервала поверенная. – Вы заметили, как она бледна? Ваша жена некромант. Белое платье, на которое она не имеет права, тянет из нее силы. Она слаба. Она не может ни проклясть, ни ударить магией. Такой случай нельзя упускать.
Появившееся после этих слов чувство Эстас Фонсо ни за что не смог бы описать. Мешанина решимости, безысходности, отчаяния, брезгливости, отвращения к себе, ярости… Но в то же время он знал, что поверенная в чем-то права. Лучшей возможности не найти. Лишь бы не право годи!
А потом подруга королевы уедет, не станет же она проверять, соблюдает ли виконт Фонсо-Россэр рекомендованную частоту сношений, о которой уже уши прожужжала!
