Текст книги "Леди Некромант (СИ)"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

Глава 23

Торжество продолжалось, а его виновники, облагодетельствованная и созданная милостивой королевой пара, по традиции уходили первыми и значительно раньше всех. Эстас встал, подал остриженной руку. Виконтесса, встретившись с ним взглядом, все поняла без слов. Ее пальцы были сухими и прохладными, золотой ободок кольца – теплым. Уверенные движения, легкая улыбка, не сходившая с ее губ весь день, чуть приподнятый подбородок дополняли образ.

Эстас Фонсо от своего лица и от лица супруги поблагодарил всех собравшихся за чудесный праздник и, найдя в себе силы подмигнуть встревоженной дочери, случайно встретился взглядом с Дьерфином. Лекарь был напряжен и смотрел на командира как-то с подозрением. Но это Эстас понял уже на лестнице жилого крыла, когда до спальни его жены оставалось несколько ступеней и десятка три шагов.

– Благодарю, что показали мне дорогу, – голос виконтессы прозвучал ровно и твердо.

– Будьте добры убрать с постели череп, – процедил командир, с трудом заставляя себя говорить громче, чем билось ошалевшее, пропитанное ядом сердце. – Я приду к вам через полчаса.

– Это бессмысленно. Сегодня я воспользуюсь своим законным правом. Я отказываю вам в близости, – ее голос не дрогнул, но руки она сцепила.

– Я приду через полчаса. В ваших интересах приготовиться. Запирать дверь бессмысленно. У меня есть ключ и достаточно людей в распоряжении, чтобы высадить ее, – глядя в глаза ведьме, заявил он.

– Право Аттирса…

– Осталось в столице, – грубо перебил он. – Будьте благодарны, что я даю вам полчаса.

Она смерила его долгим, серьезным взглядом.

– Благодарю вас, любезный муж.

Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким подонком! Он уже ненавидел себя! Она бесправна, беззащитна и понимает это! И все, чем может отплатить за унижение, – «любезный муж»! Осознание того, что эта женщина и не ждала от него другого поведения, делало происходящее мерзким до тошноты.

Нужно скорей покончить с этим. Просто покончить с этим!

Виконтесса зашла в спальню, тихо притворила дверь. Он, проклиная себя, поверенную, королеву, предательские хорошие приметы, сорвался с места, быстрым шагом дошел до конца коридора, вошел к себе. Щелчок закрывшейся за спиной двери отрезвил.

Какой смысл в метаниях? У нее в постели побывал десяток, не меньше! Обрезанные волосы тому доказательство! Просто соитие, без эмоций, без нежностей, без чувств, без мыслей. Быстро.

Нужно пересилить себя, сломать. Разозлиться. Держать настрой.

Злость. Злость – хороший ключ.

Глупый самообман! Он не сможет, он просто не сможет! Зайдет, посмотрит на нее и выйдет! Вот его предел! Граница, рубеж!

Через это нельзя перешагнуть!

Нельзя взять женщину силой и считать себя после этого человеком!

Может, получится объяснить, уговорить?

Парадная перевязь повисла на спинке стула, тревожно поблескивала в свете ламп рукоять меча. Красивые заклепки жилета кололи пальцы и не поддавались. Пуговицы мундира оказались такими же несговорчивыми, и Эстас ругал их вполголоса.

Дверь распахнулась, в комнату влетел Дьерфин.

– Хвала небесам! – тихо выдохнул он и, закрыв дверь, повернул ключ.

– В чем дело? – вскинулся Фонсо.

– Она воспользовалась своим правом? Отказала в близости? – глядя командиру в глаза, без обиняков спросил лекарь.

– Плевал я на это право!

– Почему?

– Это брак дворян. Он должен быть консуммирован. Либо сегодня, либо право годи, – тяжело дыша, будто после долгого бега, ответил Эстас.

– Почему сегодня?

– Она некромант. Белое ее ослабило. Леди Льессир сказала, – он расстегнул последние пуговицы, зло отбросил мундир на стул, одернул свободные рукава белой сорочки.

– Не делай этого! – голос лекаря звенел от напряжения.

– Да не собираюсь я! – выпалил Фонсо. – Не хочу, но должен попытаться уговорить! Может, она согласится? Хотя бы выслушает? Право годи хуже! Завтра она не будет ослаблена, но тоже откажет! И послезавтра! Но сможет меня проклясть или убить магией, если я буду настаивать! Что будет с Тэйкой?

– Охолонь! – резко скомандовал Дьерфин.

Фонсо яростно рыкнул и принялся сновать туда-сюда рядом с камином.

– Тебя натравливают на нее! Неужель ты не видишь? Эта Льессир хочет, чтобы ты, дворянин, в первую же ночь пошел против брачного закона! Она хочет, чтобы ты изнасиловал жену! Женщину, с которой тебе жить три года, не меньше!

– У нее в постели десятки побывали! – Фонсо остановился, зло махнул рукой в сторону коридора. – Десятки! Вдумайся, о скольких любовниках должны были знать, чтобы титулованной косы отрезали! Я никогда не возьму силой, но не знаю, как уговорить!

Дьерфин в три шага преодолел отделявшее его от командира расстояние, вцепился ему в плечи и заглянул в глаза.

– Может, и не придется. Ты просто на минуту представь, что история с призраками, отрезавшими косы, правда! Представь, что белое платье она надела по праву! Как Льессир собирается проверять, спал ты с женой сегодня или нет? Как? – лекарь тряхнул Фонсо за плечи. – Как, Эстас?

Командир отшатнулся. Мысли путались. Хватая ртом воздух, Эстас Фонсо пытался сообразить, на каком свете находится, и найти ответ на вопрос Дьерфина.

– Кровь… единственное неоспоримое доказательство соития… с девой, – прошелестел он, без сил рухнув в кресло.

И все встало на места. Очевидное науськивание поверенной. Угроза правом годи, то есть двойным изнасилованием. Подзуживание частотой сношений. Слова Кэйтлин Россэр, подчеркнувшей, что женщины ее рода всегда выходили замуж в белом, потому что хранили невинность до брака. То, как она оберегала белое платье, которое, как и ее репутацию, пытались уничтожить, запятнать. Но к настоящему белому не пристают грязь и сплетни. Время бы расставило правильные акценты, но когда? Уж точно не в ближайшие полчаса.

Злость пропала. Пришло осознание того, что он, Эстас Фонсо, по мнению поверенной, должен был натворить сегодня. От ужаса спине стало холодно, зашевелились волосы на затылке. Командир зябко передернул плечами, медленно выдохнул через почти сомкнутые губы, пытаясь успокоиться. Поднял взгляд на Дьерфина:

– Хвала Триединой, что ты вмешался… Спасибо!

– Не знаю, как бы я себя вел на твоем месте, – развел руками лекарь. – Эта Льессир знатно умеет натравливать.

Фонсо коротко кивнул, потер лицо, будто стирая плохие мысли, провел рукой по завязанным в хвостик на затылке волосам, покачал головой.

– Что теперь делать? – он чувствовал себя облапошенным и беспомощным дураком. И знал, что им и являлся. Других чувств и мыслей, кроме растерянности и стыда, не осталось. Будто вынули душу, сердце, разум.

Дьерфин тяжело опустился во второе кресло.

– Льессир ждет кровь на простынях. Хочет увидеть заплаканную леди Кэйтлин. И она знает, что тебе в любом случае будет стыдно. Я вижу только один выход, Эстас. Вам с женой нужно поговорить.

– Два слова, – горько вздохнул Фонсо. – Магическая клятва.

– Уверен, леди Кэйтлин тоже связывают подобные чары, – кивнул лекарь. – Разговор не будет простым, но, думаю, вот это поможет.

Дьерфин достал из кармана пузырек с темной жидкостью. Эстас вскинул брови в немом вопросе.

– Кровь. Обыкновенная куриная кровь, – пояснил лекарь. – Я храню пару пузырьков для лекарств.

Эстас протянул руку, флакончик со стеклянной пробкой, залитой воском для надежности, уютно лег в ладонь. Хорошо, что есть Дьерфин. Умный, рассудительный, наблюдательный. Страшно подумать, каким горем обернулись бы несдержанность и обозленность, если бы Эстас поступил так, как хотелось интриганке Льессир! Отвратительная, мерзкая женщина била по самому больному, била умело, со знанием дела. Потому почти смогла превратить его, Эстаса Фонсо, в отупевшее, обезумевшее чудовище.

Стыд захлестнул новой удушливой волной, когда командир вспомнил взгляд виконтессы и то, как она спокойно с достоинством произнесла «любезный муж». Да он сам себя не уважал! Презирал себя за то, что поддался поверенной!

– Эстас, – тихо окликнул лекарь. – Не тяни с разговором. Подумай о леди Кэйтлин.

Фонсо сжал в ладони пузырек, кивнул, решительно встал. Он и так порядком напугал ту, которую теперь не меньше трех лет будет называть женой. Нельзя затягивать пытку.

Он подошел к шкафу с книгами, с верхней полки, до которой любопытная Тэйка не смогла бы дотянуться, взял подарочный богато украшенный том. Глянув в оглавление, заложил закладкой нужную страницу и, еще раз поблагодарив Дьерфина за вмешательство, вышел в коридор.

Из-за двери в комнату виконтессы не доносилось ни звука. Эстас постучал. Разрешения войти не последовало. Спрятав пузырек с кровью в карман, нажал на ручку.

Открывая дверь, командир в который раз за день обозвал себя дураком. Надо же было догадаться прийти к оскорбленной, напуганной и наверняка злой женщине, сняв укрепленный жилет! Что ей стоило пырнуть муженька-насильника хоть тем же рогатым черепом? Может, в корзинах и нож был! Даже наверняка был! Судя по рассказам горничной, некромант отлично управлялась с кинжалом. И арбалетом тоже пользоваться умела…

Эти мысли пронеслись за мгновения. Эстас прижал к груди большую книгу, но все шальные опасения оказались напрасными – леди сидела на краю кровати. Руки, лежащие на коленях, были пусты.

Командир вошел, закрыл дверь и, глядя на виконтессу, понял, что совершенно не представляет, что говорить. Женщина, надевшая белую ночную сорочку и выглядящая очень бледной даже в теплом свете матовых ламп, молчала. Не шелохнулась. Просто смотрела на мужа, избегая взгляда в глаза, и наверняка видела в нем чудовище.

Сам виноват. Поддался интриганке Льессир, как последний болван!

Он шагнул к жене.

– Леди Россэр, – Фонсо осекся.

Прозвучало напряженно и сухо. Нужно было обратиться по имени! Глупей в этой ситуации только обращение «Ваше Сиятельство»!

– Любезный муж.

Чуть вопросительная интонация оправдана. Ведь повисла неловкая пауза. И на подчеркнуто неуважительное обращение обижаться нельзя. Заслужил.

Особой горечи происходящему добавила мысль о том, что, по мнению виконтессы, он даже не должен был понимать оскорбительного подтекста смиренного обращения! Какое просчитанное до мелочей унижение ему приготовила Мариэтта Справедливая!

– Я хочу, чтобы вы кое-что прочли, – выпалил Эстас и, поспешно преодолев несколько шагов до виконтессы, протянул ей книгу.

– «Нравы и обычаи варилингов», – черноволосая женщина взяла фолиант, погладила выпуклые золотые буквы на обложке.

– На закладке, пожалуйста, – голос осип, но виконтесса, кажется, не заметила.

На ее пальце блеснуло обручальное кольцо, книга послушно открылась на нужной странице.

Внимание леди явно привлекла иллюстрация. В самом деле, как можно игнорировать картинку, на которой человек в рясе держит свечу, наблюдая за изнасилованием привязанной к кровати женщины? Книга была коллекционной, подарочной, оттого одним ярким изображением издатели не ограничились. Нашлось место и второй картинке, где священник с мужем менялись местами, и чертежам ритуальных предметов, которые могли использовать годи в возрасте.

Виконтесса коротко глянула на Фонсо и, прикрыв узкой ладонью рисунок, начала читать главу. Эстас наблюдал за леди, молчал и пытался придумать, как продолжить разговор. Любая возможная реплика казалась глупой и нарочитой.

– Право годи вступает в силу на четвертую ночь, – выдохнула виконтесса, закрыв книгу. – Вы пытаетесь показать мне выгоды соития только с вами, пугая языческим обрядом?

Он отступил на шаг, будто она его ударила.

– Я не хочу и не собирался принуждать! Изнасилование никогда не было в числе моих подвигов, – зло отрезал Фонсо.

– Но по доброй воле я не соглашусь, – глядя ему в глаза, твердо ответила виконтесса. – Вы не убедите меня.

Пауза и тон подчеркнули, что именно Эстасу рассчитывать не на что.

– Я не для этого пришел! – собственная нерешительность обернулась против него. И эти слова прозвучали грубо, резко, даже неприязненно.

Виконтесса изумленно вскинула брови. К счастью, промолчала.

Подавляя желание пройтись по комнате, чтобы хоть как-то сбросить напряжение, Эстас Фонсо тщетно искал подходящие фразы. Раздраженно выругавшись про себя, выпалил, указав на остриженные волосы:

– Сколько их было?

Виконтесса недоуменно нахмурилась.

– Боюсь, не могу уследить за ходом вашей мысли.

Он набрал побольше воздуха и выдохнул:

– Сколько у вас было мужчин?

Леди Россэр покраснела и так непритворно смутилась, что ответ Эстасу уже и не требовался. Он знал, что Дьерфин прав. Это подпитало злость на леди Льессир, на себя и на собственную беспримерную безмозглость!

На бледных щеках виконтессы румянец выглядел болезненно, а она сама показалась очень хрупкой, как статуэтка из драгоценного фарфора. Но вызова во взгляде изумрудных глаз не стало меньше.

– Я ваш муж, я имею право знать, – сурово добавил он и, сообразив, что этот довод виконтесса точно не посчитает убедительным, поднял руки в примирительном жесте и сменил тон на увещевательный.

– Послушайте, я не хочу доводить до этого, – Фонсо указал на книгу в ее руках. – Но консуммация нужна. Поверенная очень заинтересована. Да и другие следят, ждут. Вы же понимаете.

Виконтесса кивнула:

– Понимаю.

– Нам лучше разобраться сейчас. Чем убедительней это будет выглядеть, тем быстрей уедет леди Льессир. Те, кто устроил этот брак, должны остаться довольны, – чувствуя, что опять и так не к месту распаляется, подчеркнул Эстас.

Леди молча кивнула.

– Сколько мужчин у вас было?

Она покраснела еще гуще и, глядя в глаза собеседнику, твердо ответила:

– Ни одного.

– Так я и думал, – хмуро выдохнул Фонсо, отгоняя премерзкую мысль, навеянную картинками в подарочной книге.

Виконтесса удивленно вскинула брови и, к счастью, не уточнила, почему это признание Эстаса совершенно не сочеталось с его прежним поведением.

– А волосы? В самом деле боевое ранение?

Она чуть помедлила с ответом, но серьезных глаз не отвела:

– Мне отрезали волосы, а могли забрать жизнь.

Эстас снова почувствовал себя полным недоумком. Он должен был догадаться, в чем дело. Должен был понять, что королева так отомстила сопернице, «зеленоглазой Кэйтлин». Должен был! А позволил чувствам полностью затмить разум. Позволил превратить себя в орудие, в средство унизительной мести.

Стыд и вина разъедали душу. Хотелось как можно скорей выйти из этой комнаты, не видеть виконтессу, не чувствовать на себе ее изучающий, спокойный взгляд.

– Тогда это вам, – с этими словами Эстас Фонсо протянул леди флакон.

Она не взяла, на бледном лице читалось недоверие.

– Это куриная кровь. Дьерфин, лекарь Дарл, хранит про запас немного. Для каких-то зелий. Набрызгайте на простыни. Постарайтесь до отъезда леди Льессир изображать недомогание. И злость на меня.

Он говорил сухо, рубил фразы, с каждой минутой все больше бесился из-за собственной дурости и мечтал об избиении чучела, горячей воде и сне. Пусть коротком, лишь бы без сновидений.

Виконтесса Россэр долго смотрела ему в глаза, протянула руку к пузырьку.

– Спасибо, – тихо и серьезно поблагодарила леди, когда флакон оказался в ее ладони.

– Я рад, что мы поговорили, – выдохнул Эстас.

Он хотел бы извиниться за то, что сомневался в ее праве носить белое. Стоило попросить прощения за то, что напугал ее пренебрежением к брачному закону, а во время праздника совсем не уделял ей внимания. Но все общие фразы казались невозможно глупыми и бледными. Зная, что она бы все равно не поверила этим извинениям, командир Фонсо коротко поклонился, пожелал доброй ночи и пошел к двери.

– Милорд! – окликнула виконтесса, когда его ладонь уже коснулась ручки.

Эстас Фонсо, приятно удивленный такой переменой обращения, повернулся к леди.

– Мои глаза светились в церкви не потому, что я так хотела или планировала, – она прижимала к груди пузырек с кровью. – Я вообще на это не могу влиять. В храме был призрак. Я подумала, вам нужно знать.

– Хорошо, что мы прояснили и это недоразумение, – Эстас даже изобразил подобие улыбки. Конечно, приятно узнать, что виконтесса не пыталась его нарочно запугать, но сейчас разговор о призраках и других мертвых был исключительно некстати.

Глава 24

Дверь закрылась, пузырек уютно лежал в ладони и отогревал заиндевевшее, бьющееся с перебоями и через боль сердце. На глаза навернулись слезы, и сдержать их, как и благодарственную молитву Триединой, образумившей моего мужа, я не смогла. Обхватив себя руками, беззвучно плакала.

У меня ведь не было сомнений в том, что Эстас Фонсо придет ко мне в спальню вовсе не для разговоров! Кому или чему удалось изменить его отношение за каких-то полчаса? Настолько, что кипящая ненависть превратилась в понимание!

Хотелось бы, конечно, думать, что вдали от леди Льессир у моего супруга внезапно заработал разум, но с образом предателя, который обрек целый город на уничтожение, такое самопроизвольное прозрение не сочеталось. Ему явно помогли додуматься до правильных выводов. Но кого он слушал?

Ответ подсказал пузырек в руке. Кажется, чудесным избавлением от насилия я обязана Дьерфину Дарлу. Радует, что командир готов прислушиваться к советам. Еще больше обнадеживает то, что у него в друзьях умный и порядочный человек. Хочется верить, что они все же друзья, а не просто сослуживцы.

Заснуть так и не получилось – память все время подбрасывала мне то один, то другой кусок прошедшего дня, разбавляя видения образами знакомства с Рысьей лапой и некоторыми ее обитателями.

Командир был закономерно зол из-за платья и волос, да любой на его месте реагировал бы так же. При этом держался вполне сдержанно, нужно отдать ему должное. А словам «Я не хочу и не собирался принуждать» я поверила. Очень искренне он их произнес, так, будто его оскорбило предположение. Кажется, заслугу лекаря я сгоряча преувеличила.

Вспоминалось общение с леди Льессир, куцые обрывки записей о заседаниях военного трибунала, обвинения, выдвинутые против Эстаса Фонсо.

Как все-таки странно. Королева и за восемь лет не простила его. А для нее Хомлен – всего лишь точка на карте, стратегически важный пункт. Но хомленцы явно не держали на командира крепости зла. Почему так? Ведь их дома сжег Каганат! Их близкие погибли!

Что-то здесь не сходилось. Оставалось надеяться, что Артуру удастся найти документы в архиве. А пока он ищет, нужно будет выпытать подробности у лекаря или у самого Фонсо. Как показал опыт, мой муж вполне способен спокойно разговаривать.

Промаявшись без сна до самого утра, я почти не восстановила резерв и, глянув в зеркало, убедилась в том, что выгляжу именно так, как приятно было бы видеть Ее Величеству Мариэтте. Мертвенная бледность, темные круги под покрасневшими глазами, светлые губы, очевидная усталость. Пудра лишь укрепила зеркало во мнении, что я больна. Даже подводка, подчеркнувшая глаза, сделала акцент не на разрезе и величине, а на красных прожилках мелких сосудов. И как только умудрилась?

Успокоив себя тем, что леди Льессир возрадуется и поскорей уедет, я надела привычное черное платье, досадливо покосилась на часовенку, видимую из моего окна. Серебристые стрелки показывали без малого семь – привычка снова подняла меня с рассветом, а до позднего в честь праздника завтрака оставалось еще два часа. Этого времени вполне хватило бы, чтобы вызвать Артура, и я, сообразив, что забыла вечером закрыть дверь, пошла исправлять это упущение.

Мне оставался лишь шаг, когда в дверь тихо постучали. Дождавшись ответа, в комнату вошел Эстас Фонсо. Праздничная форма сменилась повседневной, но украшенной торжественной перевязью. На темно-рыжих волосах у лба блестела вода, от командира ощутимо пахло пихтой. Тоже не мог уснуть?

Супруг коротко кивнул мне, бесшумно притворил дверь.

– Доброе утро, миледи, – прозвучало мрачно и глухо. – Боюсь, одной лишь кровью на простынях отделаться не получится.

– После ваших слов утро перестало быть хоть сколько-нибудь добрым, – вздохнула я.

– Служанка леди Льессир вчера вечером попыталась пройти в эту часть крепости, – сухо, будто докладывал мне обстановку на поле боя, сообщил Фонсо.

– Стоило догадаться, что поверенная пошлет шпиона, – нахмурилась я, мысленно оправдывая намерение Артура разнести кабинет высокородной интриганки.

– К счастью, господин Дарл догадался и перехватил ее еще на лестнице.

– Он прозорлив, – похвалила я.

Эстас Фонсо кивнул.

– Да. Этого не отнять. Я рад, что он сохранил трезвость ума, – командир чуть замялся, но добавил: – Правда, его сложившаяся ситуация не затрагивает напрямую.

Вот как? Неужели супруг испытывает неловкость и пытается хоть как-то оправдаться?

– Когда эту комнату увидят служанки, здесь должно быть больше разрушений, – сухо продолжил командир.

Я вопросительно вскинула брови, но уточнить ничего не успела.

– Благодаря служанке поверенной все рыси без исключения убеждены в том, что без права годи не обойтись. Что вы никогда не разделите со мной постель по доброй воле. Что вы побрезгуете законным мужем после принца, – глядя мне в глаза, заявил Эстас Фонсо.

Злость пополам с горечью затопила сердце. Как это в духе леди Льессир, как это в духе королевы! Обе старались унизить и Фонсо, и меня так, как лишь возможно. Жаль, что Артуру не побезобразничать и в кабинете Ее Величества! Через защитные чары, наложенные на королевский дворец в столице, он не пробьется!

– Миледи, – муж шагнул ко мне, по-прежнему глядя в глаза. – Я приструню их. К вам будут относиться с должным уважением. Об этом не беспокойтесь.

Он говорил уверенно, серьезно. Чувствовалось, что моя репутация ему и в самом деле небезразлична. Я благодарно улыбнулась:

– Спасибо, милорд. Уверена, кровь на простынях окончательно убедит всех сомневающихся.

Он кивнул и подошел к постели.

– Здесь нужно устроить беспорядок, – командир взял подушку и явно собирался разорвать наволочку.

Я метнулась к нему, схватила за запястье, заглянула в глаза:

– Погодите, прошу! Зачем беспорядок?

– Я же объяснил, – нахмурился он. – В вашу добрую волю никто не поверит. Рыси знают, что я был вчера беспримерно зол. Ваш отказ не улучшил бы мне настроение. Должны быть очевидные следы борьбы. Именно этого ждут.

– Чтобы потом вас всю жизнь считали насильником? – поразилась я.

– Боюсь, обрезанные волосы и леди Льессир уже подготовили людей к тому, что возможно лишь такое развитие событий, – мрачно ответил Фонсо. – Либо так, либо право годи. Чтобы до него не довести, я готов потерпеть слухи.

– Но я не готова! – возмущенно возразила я. – Мой муж никогда не опустится до насилия! Я никому не позволю очернять вас!

Он недоуменно нахмурился, смерил меня долгим взглядом.

– Но леди Льессир…

– Просчиталась, – жестко закончила я за него. – Ошиблась. В столице меня считают рассудительной. Ее Величество назвала меня разумной. Она не огорчится, узнав, что мы с вами сознательно отнеслись к супружеским обязанностям. Думаю, это ее даже порадует. Она ведь устроила этот брак.

Эстас Фонсо закрыл глаза, медленно выдохнул, а я почувствовала, как расслабилась его рука. Когда супруг снова посмотрел на меня, во взгляде больше не читалась обреченность. Командир даже слегка улыбнулся. Приятно знать, что он переживал из-за молвы о себе. Хоть какие-то представления о чести сохранились.

– Я рад, что вы так относитесь к ситуации, – признал муж.

Он отвернулся, отложил подушку, я выпустила его руку и смущенно отступила на шаг.

– Когда вы говорили вчера, что мне нужно будет изображать злость на вас, вы тоже исходили из варианта с беспорядком? – уточнила я.

Он кивнул.

– Вы уже догадались, что я не стану так делать? – заглянув мужу в глаза, я даже позволила себе улыбку.

Фонсо снова кивнул:

– Но полное взаимопонимание будет выглядеть странно и неправдоподобно.

– Вы правы. Думаю, можно ограничиться немного подчеркнутой заботой обо мне, – предложила я и осторожно подметила: – Все-таки первый раз вообще больно, а ваш настрой не располагал к нежности. Даже если мы договорились, что соитие должно быть добровольным.

Он виновато потупился. Командир определенно корил себя за вчерашнее поведение и не слишком сердечный прием. Радостно видеть очередное подтверждение тому, что у мужа есть совесть.

– Конечно, добровольным и никаким другим, – он вздохнул и даже посчитал нужным извиниться. – Прошу прощения за вчерашнюю резкость. Я узнал о свадьбе всего три дня назад. Мне нужно немного свыкнуться с внезапно изменившейся ситуацией.

– Да, многое поменялось за короткое время.

Он кивнул и предложил:

– Можно прийти в трапезную с небольшим опозданием. Показать, что вам неприятно ходить по лестнице.

– Хорошая мысль, – покладисто согласилась я.

Представление для леди Льессир – достаточно серьезный повод поступиться принципами. Можно и слабость показать, лишь бы поверенная поскорей уехала.

– До завтрака еще много времени, – как-то неуверенно проронил муж. – Вы позволите мне остаться и задать пару вопросов?

– Конечно, – я жестом предложила Эстасу Фонсо кресло у стола, сама села на постель.

В его желании поговорить не было ничего странного или предосудительного. Напротив, стоило поблагодарить командира за то, что он явно старался наладить общение. Но эти разумные мысли и напускное благодушие, к сожалению, не притупляли волнение. Я решительно не знала, как себя с ним вести и чего ждать.

Он помолчал немного, рассматривая мои сложенные на коленях руки.

– Вы сегодня снова в черном, – начал командир, наконец. – Вы носите траур?

– Совершенно верно, – подтвердила я. – По отцу. Он скончался совсем недавно.

– Соболезную.

– Благодарю, – поспешила ответить я до того, как муж сказал что-нибудь о преимуществах некроманта в вопросе общения с умершими. – Но и после истечения срока траура я буду носить только черное.

Он удивленно изогнул бровь:

– Почему?

– Я некромант.

Не объяснять же, что образ ужасной ведьмы защитит меня от непочтительного отношения куда надежней всех попыток командира приструнить солдат. Всем укоротить языки он не сможет, а в Хомлене и вовсе бессилен. Он сам должен понимать, что остриженные волосы – клеймо продажной женщины – будут привлекать ко мне слишком много внимания и мужчин. Ореол таинственности, образ жуткой колдуньи и подспудная угроза страшных проклятий некроманта – мой ключ к спокойной жизни, броня от насмешек, оскорблений и тухлых яиц, брошенных в спину.

Фонсо нахмурился, кивком указал на коровий череп, который я повесила вместо картины.

– Это обязательное украшение?

– Совершенно необходимое, – подчеркнула я. – В некоторых помещениях в крепости появятся подобные вещи.

– Я прошу вас обойтись без этого, – прозвучало напряженно и сухо. – У меня маленькая дочь.

– Именно поэтому подобные вещи появятся в некоторых комнатах.

– Хотите ее запугать? – бросил он, не дав мне никакой возможности объяснить. – Она и так в ужасе от истории с этим черепом! Она видела, как светились ваши глаза в храме! Она вас уже боится, нет смысла усиливать впечатление!

После этих слов желание что-либо растолковывать пропало окончательно. Разумеется, дорожи я отношениями, даже такое выраженное отрицание не остановило бы меня. Но в сложившихся обстоятельствах я посчитала, что тратить силы на препирательства с зашоренным отцом просто глупо. Он не поймет. Не захочет. Как не хотел вчера до последнего осознавать очевидное.

– Это не украшения. Это защитные артефакты. Их будет столько, сколько понадобится, – отрезала я.

– В них нет необходимости! – выпалил супруг. – Я прекрасно справляюсь с обеспечением безопасности и без них!

Обидно. Разговор так неплохо и спокойно начинался. Я вздохнула, посмотрела супругу в глаза.

– Командир Фонсо.

Он окинул меня недовольным взглядом. О, милордом быть приятней? Я не против так обращаться, если поведение соответствует.

– Давайте сойдемся с вами на постулате, что я из-за дара вижу другие угрозы. На другом уровне. Вы защищаете мечом. Я – артефактами.

Напряженно наблюдая за выражением лица собеседника, я укоряла себя за то, что использовала наверняка незнакомое ему ученое слово «постулат». Но муж, кажется, сложностей с ним не испытал. Недоумение на лице точно не отразилось.

– Отчего-то раньше мы отлично справлялись и без черепов. Значит, и впредь можно будет обходиться, – жестко заявил он.

– Раньше вы отлично справлялись и без жены, – хмыкнула я. – Ее Величество посчитала это своим досадным упущением и поменяла правила игры. Черепа на стенах – одно из последствий ее решения.

Он не возразил, только сложил руки на груди.

– Не переживайте, – утешила я. – Это всего лишь на три года. Они пройдут быстрей, чем сейчас кажется.

* * *

Разговор прошел не так, как Эстас рассчитывал.

С одной стороны, он был тронут и благодарен виконтессе за то, что она избавила его от дурной славы. Конечно, остриженные волосы невесты и общее возмущение хомленцев белым платьем в какой-то мере оправдали бы грубость хевдинга с женой. Но пятно на репутации – все равно пятно.

С другой стороны, приятно, что она приняла извинения, но он ожидал, что виконтесса будет покладистей. Хотя бы на первых порах! Хотя бы согласится не пугать Тэйку черепами! Все-таки леди приехала в чужой дом. Наводить с порога свои порядки, диктовать условия она не имела никакого права!

Более того, виконтесса дважды за одну короткую беседу подчеркнула обусловленные правом Аттирса временные рамки. Она явно собиралась оставаться в Рысьей лапе только гостьей. Не хозяйкой и не настоящей женой, а к Тэйке Эстас и сам не хотел бы ее подпускать.

Спускаясь на этаж ниже, чтобы проверить, встала ли дочь, командир Фонсо вспоминал твердый взгляд леди Россэр, непреклонность, которую отражали жесткие черты лица этой несговорчивой упрямицы. Отступать виконтесса явно не собиралась.

Ладно, ничего. С этим можно разобраться и позже. Главное – спровадить леди Льессир. Нужно хорошо разыграть спектакль и лучше не думать о том, что случится, если он и виконтесса будут недостаточно убедительны. К счастью, в кадетском корпусе учили правилам формулирования магических клятв и безопасной работы с такими документами.

В тексте договора с королевой была лазейка, формулировка, на которую Эстас обратил внимание еще во время разговора с поверенной. К тому же Ее Величество забыла или не захотела прописать освидетельствование консуммации брака, не упомянула даже осмотр лекаря.

Несколько раз за эту бессонную ночь прочитав слова клятвы, Эстас убедился в том, что леди Льессир старательно вводила его в заблуждение, натравливала на жену. И он от всего сердца благодарил Триединую за фразу «новобрачные должны прийти к соглашению о добровольности соития, в противном случае в силу вступит право годи».

К соглашению они с леди Россэр действительно пришли. Они сошлись на том, что изнасилование не выход. Факт соития, как оказалось, в клятве прописан не был, магии не за что наказывать Эстаса. А крови, спектакля и всеобщей уверенности в том, что консуммация совершилась, должно хватить, чтобы избежать права годи.