Текст книги "Леди Некромант (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)
Глава 49
Размолвка с женой казалась неестественной, надуманной. Всю дорогу до Астенса мысли о странно напряженном общении не шли из головы. Леди Кэйтлин была права, совершенно права, а Тэйка уже показала, что способна портить важные для мачехи вещи. Почему же он так болезненно отреагировал? Он ведь знал, что жена хочет добра!
Собственная несговорчивость Эстаса неприятно поражала, а чем дальше он отъезжал от Рысьей лапы, тем сильней становилось желание вернуться и попросить прощения у леди Кэйтлин. Но командующий в Астенсе ждал подчиненного к определенному часу, опаздывать было никак нельзя.
Мысль купить жене подарок в знак примирения Эстас считал верной, а нужная вещь нашлась тем же вечером – небольшое овальное зеркало на длинной ручке. С обратной стороны на светлой эмали красовалось изображение граната. Раскрытый плод с россыпью ягод символизировал среди прочего счастливый брак, и Эстас надеялся, что жена, несомненно знающая такие тонкости, не только примет извинения, но и поймет намек. Кэйтлин нужно лишь дать знак, что она готова к другим отношениям и хочет их. Тогда Эстас Фонсо приложит все усилия для того, чтобы брак действительно стал счастливым.
Глядя, как продавец упаковывает подарок в футляр, Эстас любовался мелкими гранатами, утопленными в серебряные завитки рамы. Из-за игры света казалось, что зеркало окаймляют алые искры, напоминающие осязаемый сон о гребнях.
Утром Эстас проснулся с мыслью, что отношения с женой заметно испортились после его разговора с дочерью. Вспомнился разговор с Дьерфином о чувствительности магов к чужим эмоциям, о необходимости защищаться от такого воздействия. После нескольких бесед с женой у Эстаса сложилось представление о магических потоках, и логика подсказала, что если неодаренные могут ненамеренно изменять потоки, то маги тем более способны это делать. Предположив, что, скорей всего, Тэйка неосознанно повлияла на отца и настроила его против жены, Эстас решил наведаться в музыкальную лавку. Каганатка-мэдлэгч лучше кого бы то ни было могла укрепить или опровергнуть догадку. И, возможно, подсказать, как защититься от влияния мага, еще не контролирующего свою силу.
Уютная лавка, черный чай в украшенных зелеными завитками белых чашках, доброжелательная собеседница напротив.
– Вы верно догадались, на эмоции можно воздействовать, – серьезно кивнула каганатка. – Правда, знаки богов обычно справляются с защитой, и нужно умение, чтобы обойти ее и вызвать определенные чувства. Судя по тому, что вы рассказываете, воздействие было целенаправленным и достаточно сильным, раз вы осознали неестественность происходящего не сразу и даже не дома. Вам пришлось отъехать довольно далеко. Ваша дочь хотела поссорить вас с женой и будет пробовать снова и снова. Вы уж простите, вам наверняка неприятно это слушать.
– К сожалению, я и сам пришел к такому выводу, – хмуро согласился Эстас.
– Будьте настороже, избегайте ссор и разговоров на повышенных тонах. Прислушивайтесь к жене, – наставляла каганатка. – Помните, это не она изменилась, это вас пытаются менять. Другой защиты от этого влияния нет.
– Жаль. Я надеялся на чудо-оберег, – вздохнул он.
– Трезвый ум – лучший оберег во все времена, – улыбнулась собеседница. – И вот еще что. После вашего рассказа я сомневаюсь в том, что девочка мэдлэгч.
Эстас изумленно вскинул брови.
– Наша магия не позволяет так влиять на эмоции, – пояснила женщина. – Итсенская – тоже. Это северная магия.
– Откуда бы? Моя дочь каганатской крови! Откуда взяться северной магии?
Хозяйка лавки лишь пожала плечами:
– Вы не знаете, кто был у нее в роду. В нашем мире все возможно. Гуцинь ей поддался?
– Я ей его еще не подарил, – признался Эстас.
– Подарите, пусть попробует поиграть. Если у нее северный дар, ее игра будет простым перебором струн. Если она мэдлэгч, от ее прикосновений гуцинь будет петь, каждый звук тронет сердце. Вы почувствуете разницу, заверяю.
– Я слышал, как вы играете. Мне будет с чем сравнить, – добавил он.
– Только не огорчайтесь, когда гуцинь не запоет, – утешила каганатка. – И, скорей всего, он ей быстро наскучит. Гуцинь не любит северян.
* * *
До возвращения мужа я избегала общества Тэйки, насколько это было возможно. Стойкое ощущение близкой беды раздражало, щекотало чувства, все чаще холодом касалось затылка. В записях, которые передал мне отец Беольд, я тщетно искала ответы, с каждым часом все больше сомневаясь в том, что они там есть.
Вечером после ужина я недолго посидела с лекарем и Джози, а когда часы показали десять, ушла к себе. На подоконнике меня ждала склянка с зельем, в котором лежал амулет, принадлежавший раньше отцу. Чтобы использовать оберег снова, нужно было избавить его от энергетического отпечатка того, кто носил вещь прежде.
Зачарованный отвар из девяти трав пах неприятно и резко, зато амулет сиял первозданной чистотой. На моей ладони лежал круглый оберег с северным узлом в виде треугольника из бесконечной ленты. Узел располагался поверх стилизованного солнца с волнистыми лучами, окаймленного полосой с охранными заклинаниями. Куда более сильная вещь, чем кулон годи, а моя магия утроит эту защиту.
Поток волшебства шел ровно, амулет на ладони приятно грелся, в свете зачарованных свечей руны оберега сияли всеми цветами радуги, солнце вспыхивало в такт моим словам. Северный узел неразрывно связывал воедино будущее, настоящее и прошлое, мою магию и символы самого кулона. Три угла, как листочки трилистника, объединяли мир живых, мир мертвых и потустороннее – ни живое, ни мертвое. Треугольник, которым лист клевера стал в рунической письменности, был знаком древнего бога, властвовавшего в мире мертвых, символом возрождения и бессмертия.
Солнце, источник жизни и магической мощи, усиливало амулет многократно, особенно ту его магию, которая отгоняла смерть и берегла от ран. А написанные руническим языком заклятия не подпускали потустороннее так близко, чтобы оно могло ранить, показаться в зеркалах, запутать, очаровать, явиться во сне. Отчасти этими же свойствами обладали и знаки Триединой, тоже имеющие треугольник-трилистник в основе.
Нинон, как и отец до самой смерти, носила оба амулета: некромантский и церковный. Сестру я в свое время не только заставила поклясться, что она никогда не снимет мой подарок, но и порядком напугала, рассказав правдивую историю жизни мэтра. Нинон все поняла, а я могла спать спокойно и не бояться, что знакомец исхитрится утащить в зеркала моих родных.
Зачарование закончилось, руны амулета погасли, потускнело солнце, узел величественно сиял спокойной созидающей силой. Волшебство выпило резерв почти досуха. От слабости меня пошатывало, я осторожно встала из-за стола, погасила огарки особых свечей и перебралась в постель, радуясь тому, что догадалась заранее приготовиться ко сну. Подаренные мужем гребни один за другим ложились на тумбочку и в свете ночника казались узорными слитками топленого молока.
Любовно проведя пальцем по рисунку самого большого гребня, я повторила контуры листа клевера, погладила руны. Удивительно, что муж сам сделал и подарил мне не просто украшение, а обереги с такой же символикой, как и амулет, который я приготовила для него. Не хватало только солнца, зато руническая надпись слово в слово повторяла фразу, идущую по ободку только что зачарованного кулона.
Какое странное совпадение. Нужно будет узнать у мужа, где он вычитал эту формулу и почему из всех возможных узоров выбрал именно клевер.
Я держала обеими руками чудесный гребень, отрешенно смотрела на надпись и думала о том, что лорд Эстас не маг. Руны, которые он нанес, не имели особенной силы, а были лишь частью орнамента, но это никак не умаляло достоинств гребней, ведь магов и не защищают подобные артефакты. Мага может защитить только он сам. Поэтому я носила лишь знак Триединой. И то не ради помощи, а как дань традиции.
Отложив гребень, погасила ночник, укуталась и, представляя теплую, родную улыбку обрадованного подарком мужа, уснула.
* * *
Он чудом успел вернуться до снегопада, и это само по себе было поводом для радости. Тэйка ластилась к нему, леди Кэйтлин улыбалась так сердечно и светло, будто не было размолвки перед расставанием. Но оставлять недосказанности Эстас не хотел, а потому, улучив момент наедине с женой, попросил прощения за свое излишнее упрямство и пригласил ее после ужина на чай. Выражение изумрудных глаз и то, как леди Кэйтлин произнесла «с удовольствием», окрыляло, и собственный порыв взять жену за руку больше не казался наглым.
В камине уютно потрескивал огонь, закипел на горелке чайник, жена продолжала начатый во время ужина разговор, помогая накрывать столик для чаепития. Эстас слушал мелодичный голос, любовался грациозными движениями девушки и думал, что раньше никогда не успевал за два дня так соскучиться по другому человеку.
– Я приготовила вам подарок, – щеки Кэйтлин тронул румянец, когда она протянула на открытой ладони квадратный конвертик из черного бархата.
– Благодарю, – тихо ответил Эстас, встретившись взглядом с женой и на несколько томительных мгновений заключив ее руку в свои ладони. – У меня для вас тоже есть кое-что.
Он на ощупь взял спрятанный до поры за подушками футляр с зеркалом и протянул девушке. Она улыбнулась, поблагодарила, но, приняв подарок, открывать не спешила, наблюдая за тем, как Эстас расстегивает чехольчик.
– Это сильный амулет, зачарованный на вашу защиту, – сказала леди Кэйтлин, когда на ладони мужа оказался серебряный кулон на цепочке. – Видите, его центральная фигура – треугольник из бесконечной ленты. Это не знак Триединой, как можно было бы подумать, а руническое изображение клевера.
– Клевера? – Эстас провел пальцем по ободку из рун и глянул на гребни.
– Да, это древний мистический символ, – продолжала жена. – Солнце подпитывает его, а руническая надпись, думаю, не нуждается в переводе. Ведь на гребни вы нанесли именно ее.
Он кивнул, вспомнив странно осязаемый сон, алые отблески на орнаменте украшения.
– Я вас прошу пообещать мне, что вы всегда будете носить этот амулет и никогда, ни при каких обстоятельствах не снимете его, – прозвучало жестко, даже требовательно.
– Конечно, обещаю, но почему это так необходимо?
Леди Кэйтлин, как ни удивительно, смутилась, покраснела, но, набрав побольше воздуха, выпалила:
– Потому что вы стали очень много для меня значить.
Его сердце забилось быстрей и радостней, но сделать ответное признание Эстас не успел – Кэйтлин очень поспешно и серьезно продолжала:
– Потустороннему это известно. Оно не упустит возможности повлиять на вас. Например, через сны или даже видения наяву. Через людей, с которыми вы при других обстоятельствах не стали бы говорить откровенно. Может направить в места, где вы без этого вмешательства не оказались бы. Потустороннее сильно, оно не сразу, но обойдет защиту знака богини. И чем важней вы будете для меня, тем настойчивей оно будет стараться.
– Постойте! Пожалуйста, погодите! – взмолился Эстас, с нарастающей тревогой осознавая слова жены.
Короткая пауза, лихорадочные попытки удержать разбегающиеся мысли. Сердце билось взволнованно, перед внутренним взором разрозненные куски складывались в мозаику. Колдовские звуки гуцинь, кагантка, которой Эстас неожиданно доверился, сон о гребнях, зеркало, купленное в подарок… Как он вообще додумался купить некроманту зеркало? Жена ведь обмолвилась как-то, что зеркала опасны для некромантов!
Вспомнилась пожилая мэдлэгч, ее спокойная улыбка, ласковая музыка… Это не могло быть злом!
Гребни, которые он вырезал, тоже не несли в себе зла! Даже руническая надпись, значение которой по слову пришлось выискивать в книге, полностью повторяла охранную фразу на амулете, гревшем ладонь. А жена взяла гребни и носит их явно с удовольствием! Будь в них что-то плохое, она бы не носила…
– Я понимаю, это не те новости, которые хочется слышать каждый день, – судя по тону и нерешительной улыбке, Кэйтлин чувствовала себя неловко и будто хотела оправдаться. – Но вам не о чем переживать. Нинон носит такой же амулет вот уже двенадцать лет, и ни разу за это время ее не побеспокоило потусторонее. Моего отца, к слову, тоже. А сейчас вас защищает знак Триединой.
Эстас коснулся пальцами груди, того места, где раньше был золотой оберег, отданный леди Льессир в качестве подтверждения магической клятвы.
– Я не ношу знак Триединой, – сипло признался командир и только тогда сообразил, о каких знаках богов говорила каганатка, и что из-за этого дочь смогла повлиять на его эмоции.
– Почему? – изумилась Кэйтлин и осторожно, боясь задеть, спросила: – Вы разуверились?
Он отрицательно покачал головой:
– Нет. У меня его больше нет.
– Давно?
– Со дня свадьбы, – прозвучало глухо и тихо. Упоминать клятву не хотелось.
– Поверить не могу, что вы все это время были без защиты, – ошеломленно выдохнула жена и тут же, к превеликому удивлению Эстаса, начала оправдываться: – Простите. Мне в голову не приходило, что вы не носите знак! Я бы зачаровала для вас амулет раньше.
– Может, это и к лучшему, – пробормотал Эстас и, опасаясь, что после его слов жена вынет из волос гребни и больше никогда не возьмет их в руки, все же рассказал о своем сне, о купленном из-за алых искр зеркале, о словах каганатки и о том, что Тэйка повлияла на его эмоции.
Леди Кэйтлин слушала внимательно, не перебивала, казалась больше задумчивой, чем огорченной. Между черными бровями залегла тонкая морщинка, девушка, развернув плечи и выпрямив спину, сидела на самом краю кресла и походила на полководца, слушающего доклад о маневрах неприятеля. Впечатление усиливали жесткая линия плотно сомкнутых губ и понимание того, что сравнение верно. Потустороннее нанесло неожиданный удар, нащупав брешь в защите некроманта.
Эстас закончил рассказ, леди Кэйтлин кивком поблагодарила за него и, не говоря ни слова, вынула маленький гребень. Волосы с левой стороны тут же соскользнули вниз, волнистые пряди пощекотали лицо, и жена склонила голову чуть набок. Она долго держала гребень в руке, разглядывала и молчала.
– Я не обижусь, если вы теперь не будете их носить, – нарушил воцарившуюся тишину Эстас.
Девушка подняла голову, встретилась с ним взглядом и положила свободную руку мужу на кисть. Прикосновение было теплым и ласковым, а голос Кэйтлин звучал музыкой.
– Что вы? Я очень дорожу этим подарком. Гребни прекрасны. Символизм узора и надпись направлены на защиту от потустороннего, поэтому я бесконечно удивлена, что идею таких оберегов вам подсказала сущность. Но ваш подарок это ничуть не портит.
– Рад это слышать, – улыбнулся Эстас, не скрывая облегчения.
– Вы мне скажете, из чего именно они сделаны? – спросила жена, будто не заметив, что Эстас накрыл ее руку своей.
– Из рога оленя.
Она невесело усмехнулась, покачала головой.
– Надо же… Ладно, буду считать это просто символом солнца и бессмертия, – она сменила серьезный тон на более легкий, указала на серебряный кулон: – Видите, даже в этом гребни повторяют мой амулет.
– Вы их зачаруете?
– Нет, это бессмысленно, – вздохнула леди Кэйтлин. – Я ведь маг. Ориентируясь на мою силу, потустороннее с легкостью обойдет любой амулет. Будто его и нет.
– А руны на платье тогда зачем?
– Это обыкновенная бытовая магия, – веселей улыбнулась она. – Чтобы одежда не мялась, меньше пачкалась, чтобы ее трудней было порвать. На рукавах и у ворота фразы, помогающие бережней расходовать резерв. Но ничего направленного на защиту нет. Даже знак Триединой меня не убережет, хоть я и ношу его по привычке. Как верно сказала ваша астенская знакомая, моя единственная защита – трезвый ум.
– Насколько я понимаю, Тэйка тоже беззащитна, – нахмурился Эстас.
– Да, – коротко и честно признала леди Кэйтлин. – Обычно потустороннее не интересуется магами, не обладающими способностями к некромантии. Чтобы обезопасить себя, достаточно научиться владеть собой, своим даром и приучить себя осмысливать происходящее. Это не так сложно, было бы желание.
Жена пошевелила рукой, и он нехотя выпустил ее. Леди Кэйтлин неловко улыбнулась, на ощупь поправила волосы, вернув на место гребень, и взяла футляр с зеркалом.
– Я сожалею, что купил его, – поспешно покаялся Эстас. – Мне будто память стерло. Ни на мгновение не задумался о том, что зеркала для вас опасны.
– Только за границами крепости, – подчеркнула она. – Я ведь защитила дом. Так что не переживайте, вы не пронесли сюда ничего ужасного.
– Вы поразительно спокойно восприняли все то, что я вам рассказал, – отметил Эстас, наблюдая за женой, развязывающей ленточки на футляре.
Леди Кэйтлин бросила на мужа короткий взгляд, усмехнулась:
– Я боевой маг, лорд Эстас. Я умею трезво оценивать ситуацию и, должна признаться, я озадачена в большей степени, чем обеспокоена. Мой противник сделал несколько неожиданных ходов, которые, однако, никому не нанесли вреда. Это интересные сведения для раздумий.
– Может, он не смог, не сумел? – предположил Эстас.
Девушка покачала головой, развязывая последнюю ленточку, удерживающую крышку.
– Он из тех, которые умеют, могут и делают с завидным постоянством и, боюсь, не без удовольствия. А он подсказал вам сделать гребни и свел с мэдлэгч. И я думаю, ее совету подарить Тэйке гуцинь нужно последовать уже завтра. Музыка поможет ей развить собственный дар. Ее дар. Я уверена, что он каганатский.
Последние слова прозвучали жестко, даже напористо, оттого шорох бумаги, защищавшей зеркало, показался нарочито громким, а возглас леди Кэйтлин подчеркнуто жизнерадостным.
– Какая прелесть! – восхитилась жена, взяв овальное зеркало на длинной ручке.
Золотое обручальное кольцо блеснуло совсем рядом с изображенным на эмали гранатом, и Эстас досадливо подумал, что рад был поддаться потустороннему. А все из-за возможности намекнуть, что давно уже хочет других отношений с Кэйтлин.
Она хвалила подарок вполне искренне. Глядя в отражение, поправила неровно легшую прядь, а потом посмотрела на обратную сторону.
– Многогранный символ, – сказала жена, так и не подняв глаза на Эстаса. Легкий румянец тронул щеки девушки, и в тот же миг присоветованное потусторонним зеркало перестало быть недоразумением.
– Вам нравится? – уточнил Эстас, нарушив недолгое молчание.
– Да, очень, – любовно погладив пальцами гранат, тихо ответила она и, повернув зеркало другой стороной, торопливо добавила: – Но я пока не знаю, что с ним делать.
– Думаю, время подскажет, – не желая смущать Кэйтлин еще больше, он не стал уточнять, что говорит о символе счастливого брака, а не о зеркале.
Жена робко улыбнулась, кивнула и снова упомянула гуцинь.
Глава 50
Хорошо, что муж не догадывался, как сильно испугал меня поначалу своим рассказом. Осознав, что все эти недели Эстас Фонсо был совершенно беззащитен, я пришла в ужас. Из-за громких ударов расшалившегося сердца с трудом удавалось сосредоточиться на словах мужа, дыхание перехватывало, запоздалый и уже бесполезный страх за жизнь супруга сковывал спину льдом. Потребовалось время, чтобы осознать даже не везение, уберегшее лорда Эстаса, а милость древнего знакомца, не прощавшего обычно подобных ошибок.
Но стоило лишь вдуматься, побороть захлестывающие разум чувства, и стало кристально ясно, что сущность постаралась использовать моего мужа в качестве проводника своей воли и при этом не ставила целью кого-нибудь напугать. В этот раз знакомец не хотел вредить. Даже закрадывалось подозрение, что он направлял, учил.
Не зря же он говорил, что я нуждаюсь в помощи, совете и наставлении. Не зря ведь ухватился за первую возможность, чтобы сказать мне о Тэйке. Если бы речь шла не о древней сущности, я решила бы, мне пытаются помочь.
Вместе с этой мыслью пришло спокойствие – чутье подтверждало мою правоту. Какой странный вывод, до сегодняшнего дня совершенно неприменимый к старинному знакомцу.
Даже допуская, что в ошеломляющем умозаключении я все-таки ошиблась, игнорировать некоторые вещи было нельзя. Одной из них стал гуцинь, инструмент каганатских магов. По мои наблюдениям, нечто, подчинившее себе Тэйку, обладало северным даром. Пара слов о травах во время обсуждения вышивки, твердым почерком написанные руны, перевод которых непонятной сущности был известен без книги, разбитые шарики, олицетворявшие близкую каганатской магию. Раз гуцинь не любит северян, возможно, и северянам не нравится восточное волшебство?
Как бы то ни было, а на музыку я возлагала большие надежды. Новая знакомая мужа говорила, игра на гуцинь поможет девочке обрести гармонию, стать единой со своим даром. Я знала, что настоящая Тэйка потянется к инструменту, он был ей нужен! Ее магия подсказала девочке, о чем попросить отца. У Тэйки наверняка такое же чутье, как и у меня. Оно не может молчать и бездействовать, когда северная сущность захватила ребенка!
Яркий восторг девочки, которой подарили гуцинь, невозможно описать словами. Я нарочно прислушивалась к эмоциям Тэйки и с радостью отмечала, что они сияли детской непосредственностью и искренностью. Она тронула струны – в тот же миг стало ясно, что дар у нее каганатский. Тэйка прикрыла глаза, пальцы щипали струны, скользили по ним. Мелодия, которую она играла, была простой, но она была. Неповторимое звучание инструмента, полнокровное и насыщенное, музыка, касающаяся души, ощущение покоя и умиротворения.
Лорд Эстас наблюдал за дочерью поначалу настороженно, но, вопреки сомнениям астенской мэдлэгч, инструмент пел. Муж улыбался и явно любовался девочкой. Из-за этого предстоящий необходимый разговор о моих подозрениях представлялся еще более трудным. Даже пытаясь всего лишь продумать начало, я теряла слова, мысль и явственно понимала, что не могу внятно объяснить свое видение происходящего именно мужу. Ведь он любил Тэйку, она была для него всем. Любые мои слова, которым не находилось неоспоримых подтверждений, разбивались одним простым доводом «Я – отец. Я заметил бы первым».
Что ответить на такое возражение, я не представляла и втайне надеялась, гуцинь выманит сущность, заставит проявиться так, чтобы и муж это видел.
Неделя прошла спокойно, очень мирно. Ни косых взглядов, ни двойственности эмоций, ничего подозрительного. Помня, что перед выходкой с шариками тоже было затишье, я не обольщалась.
Тэйка влюбилась в гуцинь, подходила к нему при любой возможности, играла и пела много незнакомых мелодий. Точнее, эти песни мы с мужем не знали, господину Дарлу, очарованному инструментом, они были в новинку, а Ерден радовался каждой, как родной.
– Магия поет в ней, – объяснил мне сияющий мальчик. – У нее будет очень красивый дар, величавый.
– Это ты по музыке чувствуешь?
– Ага! Тэйка только играть начала, в силу не вошла. Она кроме защиты еще ничего и не может.
Ерден был в восторге и без всякой ревности признал, что дар девочки будет сильней его собственного. Я же понимала, что не знаю, как развивать каганатский дар, и все больше боялась напортить. Еще одна тема, которую стоило затронуть в беседах с мужем, если бы я смогла подобрать слова так, чтобы не возникло ощущения, будто мне не хочется учить падчерицу, чужого ребенка. Я успокаивала себя тем, что для начала нужно разобраться с сущностью, а потом нужные фразы придут.
К сожалению, найти способ избавить Тэйку от сущности не помогли ни записи годи, ни Артур, поражавшийся тому, что без моей указки не догадался за столькие годы прочесть дневники Тайита. Друг, которого я вызывала каждую ночь, сыпал цитатами, дополнениями к классификациям, устроил со мной научный спор о зачаровании жгутов из трав. Он, призрак, утверждал, что часть растений действовать не может, и недоумевал, зачем Тайит писал неработающие рецепты в наставлениях для молодых некромантов.
Некоторые постулаты, выдаваемые Артуром, мне приходилось проверять по конспектам, а кое-где и дополнять свои записи. Если бы друг еще отыскал нужные сведения, нашему новому очень полезному общению просто не было бы цены!
– Кэйтлин, я такое нашел! – заменявший теперь приветствия клич стал привычным за последние дни, но в тот раз прозвучал как-то особенно напряженно. – О, Джози! Привет! – Артур заметил подругу и, развернул листок, который держал в руках. – Почитайте! Нет, вы только почитайте!!
Друг не зря был возбужден, уже из-за первой строчки и у меня взволнованно заколотилось сердце. Написавший письмо обращался к моему отцу на «ты» и по имени.
«Теренс,
наш последний разговор все не идет у меня из головы. Особенно твои слова о Кэйтлин.
Я понимаю, что неожиданная смерть Люцианны не могла не повлиять на девочку. Кэйтлин добрая и сердечная, ты знаешь, что я люблю ее и радуюсь каждой встрече. Мне жаль, что она тяжело переносит трагедию, и я искренне сочувствуют и ей, и тебе. Меня очень порадовали твои слова о том, что Кэйтлин постепенно приходит в себя и, хвала Триединой, больше не винит себя в произошедшем. Мы оба знаем, что ее вины нет, но ребенку это понять сложно, и я счастлив, что теперь, спустя без малого год, ты замечаешь в дочери такие изменения.
Меня смущает твое нежелание знакомить Кэйтлин с Азаром. Ты сам много раз говорил, что общение с мальчиком, который совсем немного ее старше и тоже не так давно потерял мать, пойдет Кэйтлин на пользу. Но на деле ты всячески переносишь их свидание. На днях это стало настолько очевидно, что больше нет возможности и какого-либо смысла отрицать твое ярко выраженное противодействие.
Ты неоднократно говорил, что детей нужно познакомить как можно раньше, чтобы они успели подружиться до того, как узнают о нашем сговоре. Не мне тебе рассказывать, как болезненно порой молодые люди осознают то, что выбор супруга сделан за них. Теплые чувства и, мы оба с тобой надеемся, влюбленность, должны прийти раньше, самостоятельно, и к этому есть все предпосылки.
Ты знаком и с Айдженом, и с Эстасом, и с Азаром. Ты сам признавал, что по характеру все мои сыновья тебе нравятся, что ты с радостью назвал бы любого из них своим преемником. Ты знаешь моих мальчиков не хуже, чем я знаю Кэйтлин, и до сих пор сомнений в том, что решение породниться верное, ни у тебя, ни у меня не возникало. Но, судя по твоему поведению, у тебя сейчас появились сомнения. Иначе я не могу истолковать то, что ты реже принимаешь мои приглашения, перестал приглашать к себе и делаешь все возможное, лишь бы не познакомить детей.
Теренс, пойми меня правильно. Если ты передумал выдавать Кэйтлин именно за Азара (ты обмолвился как-то, что Эстас, несмотря на разницу в возрасте, был бы тебе предпочтительней), я разорву договор с Льессирами. Но скажи мне об этом прямо.
Если нашел другого жениха для старшей дочери, скажи мне об этом.
Если есть какая-то другая причина, по которой ты столь ревностно опекаешь Кэйтлин и уже несколько месяцев не даешь мне возможности с ней увидеться, скажи мне об этом.
Я приму любое твое решение. Я дорожу нашей дружбой и, очевидно, ошибся, полагая, что объединение наших родов поспособствует ее укреплению.
Из всех твоих друзей я, пожалуй, единственный понимаю, каково тебе сейчас, потому что сам проходил через подобное всего три года назад. Меньше всего я хочу на тебя давить, но я должен понимать, что происходит. Как твой давний друг я очень надеюсь на честные и откровенные объяснения.
В надежде на скорый ответ
Лойзар Фонсо»
Джози дочитала, повернулась ко мне, но заговорить не успела – я выпалила:
– Умоляю, ни о чем не спрашивай! Я не знаю, что именно может спровоцировать его магическую клятву.
Подруга недовольно хмыкнула, сложила руки на груди.
– Вот так всегда! Самое интересное обсудить нельзя!
– Прости, Джози, но чутье предупреждает. Мы же не хотим, чтобы мой муж пострадал.
– Ты не кажешься удивленной, – Артур окинул меня внимательным взглядом.
Я отрицательно покачала головой:
– Я догадывалась. Мой муж очень похож на своего отца, а я помнила Лойзара Фонсо. Правда, не по фамилии. Что не удивительно, учитывая то, что они с моим отцом были на «ты».
– Интересно, а лорд Эстас знает? – Джози многозначительным кивком указала на бумагу в руках Артура.
– Теперь мне тоже любопытно, – глядя на твердый почерк и простую без излишних украшений подпись, вздохнула я. Подняв глаза на Артура, поблагодарила моего верного очкарика за помощь. – Предмет истощает тебя, дорогой. Спасибо. И мира тебе.
Друг улыбнулся и растаял в воздухе.
– Раз ваши родители в переписке без всяких «сиятельств» обходились, значит, были дружны и равны по положению. Я верно размышляю? – наблюдая, как постепенно приглушается сияние рун, спросила Джози.
– Совершенно верно, – подтвердила я и дополнила: – Но прямо я тебе сказать о родословной мужа не могу.
– Помню про клятву, помню. Вы мужа спросите, знает ли он, что вы сговоренная невеста его младшего брата? – Джози глянула на меня искоса, а в вопросе отчетливо слышалось лукавство.
– Спрошу, – усмехнулась я, – но не думаю, что он знал. Азар Фонсо умер восемь лет назад. Мне тогда было четырнадцать, и к тому моменту я Лойзара Фонсо даже успела позабыть. Думаю, отец рассорился с ним. Он тогда со многими ссорился, к сожалению.
Джози кивнула, тактично промолчала. Я же задумалась о том, что отец оттягивал мое знакомство с сыном друга из-за проснувшегося дара некромантии. Изумрудные глаза, неумение полностью контролировать трудный дар, нерушимая связь с миром мертвых, аура таинственности и суеверий, изменившийся характер… Слишком много перемен, к которым отец не был готов, а потому не мог предсказать исход моей встречи с мальчиком-женихом.
– Ваш отец был прав, – тихий голос подруги звучал задумчиво и серьезно. – Вы с лордом Эстасом – прекрасная пара. И знаете, что особенно меня радует?
– Что?
– Вы оба поняли это давно. Задолго до того, как вы с призраком поговорили. Оттого Артуровы новости теперь только забавное стечение обстоятельств, – Джози улыбнулась, глянула веселей. – А рассказать лорду Эстасу надо, его это тоже касается. Ему приятно будет знать, что вы постарались правду о нем найти, раз ему самому запретили рассказывать.
Такой ход мыслей казался верным, а чутье подсказывало, что с разговором затягивать не стоит.
Муж проводил вечер у Дьерфина Дарла, и я, не раздумывая долго, пошла вниз к лекарю. Он не раз приглашал меня посидеть у камелька втроем. Стоило воспользоваться предложением, чтобы не разминуться с мужем и уже этим вечером обсудить наших отцов-сводников.
Обдумывая предстоящий разговор, я тихо шла по устланному ковром коридору, когда услышала голос Тэйки. Странно, девочка ведь должна спать в это время.
– Не хочу! – заявила Тэйка так громко, что я услышала через закрытую дверь и остановилась.
– От этого не будет никакого вреда. Это простая безобидная шалость, – вкрадчиво сказал незнакомый мужской голос.
