Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

– Что значит «произвола»? – ожидаемо вскипел отчим. – Я не позволю какому-то щенку оценивать мои действия! Никакой он ни король! Как был никто, так и остался! – регент в ярости вскочил, продолжая орать: – У него ни силы, ни власти, ничего за душой! Я за две недели сотру его в порошок! С землей сравняю этот проклятый Арданг, по камню разнесу!

– Там наши родственники! – закричал, так же вскакивая с места, Торн. – Их всех перережут, если мы туда сунемся! Нужно договариваться!

Еще несколько человек начали орать. Кто-то говорил, что Стратег прав, кто-то клял его. В зал ворвались переполошенные шумом стражники. Этот нестерпимый гвалт прервал Брэм, хлопнув по столу. Почему-то у меня создалось впечатление, что брат ждал появления охраны.

Спорщики замолчали, вспомнили, где находятся. Даже Дор-Марвэн успокоился, подобно другим вернулся на свое место. Мне казалось странным, что я была в силах воспринимать так много. Ведь источник разрушительных эмоций был рядом, клокотал гневом. Но ненависть и ярость Стратега я чувствовала словно сквозь завесу. И чувствовала, он понимал, что своим поведением «перегнул палку».

Когда все расселись, король окинул взглядом притихших вельмож. Голос князя Алонского, Брэма Первого, короля Шаролеза, моего брата был тверд и решителен, как и его взгляд:

– С королем Арданга, Ромэром из рода Тарлан, мы будем договариваться. Никакой новой войны с Ардангом не будет. Я не допущу.

Стратег хотел возразить, но, осознавая, что играет с огнем, промолчал.

– Шаролез выполнит условия короля Арданга и восстановит мир с этим государством.

Некоторые из присутствующих закивали, выражая согласие, но реакция вельмож на его слова Брэма, казалось, не заботила. Он несколько раз сжал и разжал кулак, выдавая крайнюю степень раздражения, но голос короля не изменился.

– Теперь, когда наша позиция определена, перейду к другому вопросу.

Люди насторожились, я с удивлением смотрела на брата. Ведь обсуждение новостей из Арданга казалось единственным поводом для созыва Совета. Брэм выдержал небольшую паузу и продолжил:

– На основании многочисленных документов и событий в Арданге я обвиняю находящегося здесь господина регента, Дор-Марвэна, известного как Стратег, в государственной измене.

Я почувствовала, как выдохнула «что?». Этот вопрос, казалось, задал себе каждый. Зал зашуршал, люди переглядывались, переводили удивленные взгляды с короля на регента.

И никто не произнес и слова в защиту Дор-Марвэна.

Меня переполняло щемящее разочарование, которое в тот момент испытывал отчим.

– Я всегда действовал на благо государства, – прошептал он и повторил. Громче, тверже, уверенней: – Я всегда действовал на благо государства!

– Нет, – отрезал Брэм. – Все, что происходило в Арданге, – тому подтверждение.

Он был совершенно прав, это осознавали все. Не нужно даже было перечислять факты. Но Стратег не собирался сдаваться, он искал выходы. Меня захлестывало ледяными волнами его страха, чувствовала, как в его сердце росла паника. Потому что Стратегу правильные слова на ум не приходили, а отчим понимал, что Брэм прав. Амулет, казавшийся зияющим провалом, затаскивал в то же состояние, в котором я была ночью. Болезненный бред, ощущение, что нахожусь в сознании отчима, воспринимаю только его мир, перестаю существовать сама. Но вот в молочном тумане безысходности Стратег блеснул огонек надежды.

– Вы забыли, что Вы не можете принимать и озвучивать подобные решения без регента. Вы еще несовершеннолетний, Ваше Величество, – в голосе Дор-Марвэна звучала радость. И чем больше он говорил, тем явственней становились торжество и издевка: – Чтобы получить на это право, Вам нужно провести одобренный регентом закон. Так что Ваши слова, Ваше Величество, не имеют силы, потому как не подкреплены законом.

– Вашим рассуждениям не откажешь в логике, – признал Брэм. – Но Вы забыли кое-что.

Короткая пауза. Я чувствовала внутреннюю дрожь Дор-Марвэна, его напряжение и вернувшуюся панику. Король Шаролеза встал, заговорил величественно и жестко. Голос Брэма выдернул меня из кошмара наяву, вернул в зал Совета.

– Я – король. Я есть государство. Я есть закон. И только мои слова имеют силу.

Великий Стратег не смог сохранить лицо, спокойно встать, попрощаться с присутствующими и покинуть зал Совета с гордо поднятой головой. Вместо этого Дор-Марвэн устроил скандал, выкрикивал угрозы, бесновался, вырываясь из рук стражников. Он был жалок, отвратителен, вызывал омерзение. Мне было за него стыдно. В моих глазах он пал так низко, что спасти Стратега было невозможно. По лицам людей, наблюдавших эту сцену, видела, что не одинока в своем суждении.

Объявив заседание законченным и назначив следующее на завтра, Брэм взял меня за руку и увлек за собой. Кровавый туман ярости Стратега ослеплял, мешал думать. Я не осознавала, куда иду, Брэм тоже не помогал своим молчанием. Мне мерещились лестницы, стражники, вцепившиеся в мои заведенные за спину руки, каменные стены, освещенные факелами, тесная келья, обстановку которой составляла узкая привинченная к полу деревянная кровать. Казалось, что меня втолкнули в камеру, что я упала на матрас, воняющий прогнившей соломой. Лязг поворачиваемого в замке ключа наполнил сердце ужасом. Я непроизвольно вздрогнула, вдруг обнаружив, что стою рядом с креслом в кабинете брата, а замерший напротив Брэм предлагает мне присесть. Покорилась, стараясь зацепиться сознанием за реальность, не позволить амулету вновь затянуть меня в переживания Стратега.

– Дор-Марвэн в тюрьме, – голос Брэма прозвучал жестко и требовательно. – У Стратега нет соратников, готовых рисковать ради него. Он сам рассорился со всеми. Суд состоится вскоре. Но, думаю, и так ясно, что Дор-Марвэна никогда не оправдают. Так что я внимательно тебя слушаю.

– Что именно ты хочешь узнать? – амулет, влиянию которого уже не могла противодействовать, жаждал ссоры.

– Правду, Нэйла, правду! – вскричал брат. Он метался по комнате, давая выход переполнявшим чувствам. – Нэйла, я не понимаю, почему я должен собирать картинку из осколков? Почему узнаю все не от тебя, а то посторонних людей? Почему?

Моего ответа он не ждал:

– Вот вчера, например, разговаривал с одним «Ястребом», Франом. Кажется, он с того света вернулся, лишь чтобы приехать сюда, в Ольфенбах, к Керну, которому доверяет. И сказать, что никакого похищения не было! Что ты сама сбежала! – в последних фразах слышалась непередаваемая обида. Немудрено, ведь он не мог знать, что это не я, а периат его обманул. – Он сказал, ты путешествовала с тремя ардангами, они охраняли тебя. А об одном из них ты позаботилась, как о друге… У меня есть множество догадок и косвенных подтверждений, но нет правды… Он рассказал мне о других «Ястребах», теперь я знаю, чьи трупы раскопали мои люди под самым Ольфенбахом.

Брэм остановился напротив и, заглядывая в глаза, спросил:

– Почему, объясни мне Бога ради, почему я узнаю все это не от тебя? Почему ты мне не доверяешь?

– Я тебе доверяю, – с трудом пробилась сквозь волю медальона. Но брат не знал, даже не догадывался, какие усилия мне нужно было прикладывать, просто чтобы слушать его.

– Тогда не молчи! – Брэм старался держать себя в руках, но я видела, что его терпение на исходе. – Теперь Стратег не сможет тебе угрожать, не сможет запугивать и шантажировать. Рассказывай! Рассказывай все!

Брэм все-таки сорвался на крик. А я не могла произнести ни слова. Ни правильного, ни неправильного, ни правдивого, ни навязанного периатом.

– Не молчи! – выкрикнул Брэм.

Глядя в глаза безумно злящегося на меня брата, понимала, что потеряла его. С помощью колдовства Нурканни Стратег уничтожил меня. Все прошлые победы, которые хотела считать триумфами своей воли и духовной силы, все они оказались ложными, иллюзорными. Мне не удалось спасти и защитить главное – доверие и любовь Брэма.

Я знала, он никогда не простит мне молчания в этой ситуации. Прежде он был удивительно терпелив, великодушен. Но чаша терпения переполнилась, поводы, возможности оправдывать меня иссякли.

– Я вызову твою кормилицу, – спустя несколько долгих минут сказал Брэм. – Чтобы проводила тебя в башню.

Когда он уже открыл дверь кабинета, мне удалось сказать брату одно-единственное слово. Знала, что оно ничего не изменит, ничего не спасет.

– Прости.

Он обернулся, окинул меня злым взглядом.

– Доброго дня, – холодно попрощался король и вышел. Дверь за ним тихо прикрыл слуга.

Я смотрела на закрытую дверь. Сердце разрывалось, душу отравляла горечь утраты. Я понимала, что первая в жизни серьезная ссора с Брэмом станет и последней. Наши отношения еще могла спасти правда. Но мстительный медальон, эхом откликаясь на каждый удар сердца, снова и снова повторял, что все потеряно. Мы помиримся когда-нибудь. На словах. Но и только.

Растерянность, злость, усталость, крах надежд, щемящее чувство безвозвратной утраты… Удивительно, что мои чувства были точно такими же, как чувства Стратега.

Оказавшись в башне, твердым нетерпящим возражений тоном отослала кормилицу. Потом сказала Винни, что устала и не хочу, чтобы меня в следующие несколько дней беспокоили. Напоминание о моих странностях не удивило, а жесткий взгляд на корню пресек попытки заговорить о моей болезни. Пока я купалась, Винни принесла еду и питье. Убедившись, что я в комнатах одна, заперла дверь, достала из тайника кольцо Тарлан. Сиреневый камень казался родным и теплым. Держа кольцо на ладони, ловила им солнечные лучи, любуясь возникающими в камне искрами. Надеялась с помощью талисмана заглушить прорывающиеся в мои мысли эмоции Стратега. Но даже кольцо почти не помогало. Облик Ромэра, который я воскрешала в памяти, казался размытым, бледным. Король Арданга, далекий, недостижимый, оставшийся лишь воспоминанием, тоже ускользал от меня. Безнадежно и безвозвратно… Король Арданга…

Вспомнила гробницу в далекой скале. Красивую корону со стилизованной кувшинкой, золотую вязь древнего стиха. Пророчество Витиора сбылось, его слова и здесь были точны. Союз короля Арданга с Брэмом, крылатым зверем, станет не мечтой, а реальностью. Затупившийся Меч пал, последним ударом уничтожив Ангела. Именно поэтому о дальнейшей судьбе Спасительницы Короля не говорила ни одна сказка.

Свернувшись под одеялом, прижимая к груди руку, в которой зажала подарок Ромэра, борясь с разрушающими мое сознание мыслями и чувствами Стратега, я молилась.

И эта молитва не казалась мне странной.

Я желала себе смерти.

35

Ни ночь, ни день не принесли желанного облегчения. Напротив. Чем больше солнце склонялось к закату, тем меньше оставалось моих собственных мыслей и чувств, тем сильней периат привязывал меня к Стратегу. Все воспоминания стерлись, заменившись образами из прошлого Дор-Марвэна. Даже видела его глазами.

Когда стемнело, я сдалась.

Совсем.

Теперь, когда и Брэм от меня отвернулся, смысла в борьбе с амулетом не было никакого. Только надеялась, что конец наступит скоро.

День выдался пасмурный, а после захода солнца стало прохладно. Настолько, что закрыла окно в спальне, задернула тяжелые шторы. Забравшись в кресло, потянула на себя плед. Если раньше, когда позволяла себе запереться ото всех, читала, то теперь бездумно смотрела на танцующий огонек в светильнике. Казалось, провела так несколько часов, постепенно обретая способность думать, вызывать себе в утешение воспоминания. Догадалась, что Стратег заснул, ослабив на время свое влияние.

Я тоже долго не спала и чувствовала себя ужасно. Встала, собиралась выкупаться. Подошла к комоду, взяла ночную рубашку. Выдвижной ящик закрылся с глухим стуком. Неожиданно звук повторился, словно эхом отразился от окна. Замерла в тишине, пытаясь угомонить затрепетавшее сердце. Чудились шорохи за окном. Медленно повернулась, испугавшись, что мне не кажется. По спине пробежал холодок, не смогла сдержать нервную дрожь.

Долгая минута полной тишины. Я выдохнула с облегчением, назвала себя трусихой, испугавшейся ветра, но в следующий момент едва удержалась на ногах. Ошибки быть не могло, слишком громко и отчетливо прозвучал стук.

Тук-тук. Тук-тук.

Ро-мэр Тар-лан.

Я не помню, как подошла к окну, как отдернула шторы, как распахнула створки. С подоконника в комнату соскользнул Ромэр, быстрым движением задернул шторы и повернулся ко мне. Он был серьезен, решителен, только легкий намек на улыбку и тепло во взгляде показывали, что Ромэр счастлив меня видеть. Я знала его таким. Я любила его таким.

Ромэр не мог быть в Шаролезе, не мог быть в Ольфенбахе. Ему нечего было делать в моей башне. Но он стоял передо мной, и я верила глазам. Они прежде меня не подводили. Правда, сделала неутешительный вывод: решила, что у меня бред.

Видение ласково улыбнулось, распахнуло руки, собираясь обнять. Медальон тонкой иглой насквозь пронзил сердце, из-за обжигающей боли непроизвольно отшатнулась. На губах воображаемого Ромэра все еще была улыбка, но теперь она казалась потухшей, безжизненной. Во взгляде серо-голубых глаз любимого появилось разочарование, сменившееся отстраненностью.

Я заставила себя не подчиняться медальону. Сердце горело, каждый вздох причинял боль, – периат пытался принудить меня кричать, звать на помощь. Из последних сил сопротивлялась, не отводя взгляда от лица любимого. А Ромэр менялся в лице, на глазах становился чужим и далеким. Казалось, что черты его меняются, становятся резче, жестче. Не в силах наблюдать эти перемены, отвернулась, старясь сосредоточиться на своей протянутой к призраку руке. Представляла, как прикасаюсь к фантому, как мои пальцы проходят сквозь него, разрушая драгоценную иллюзию… Странная смесь чувств. Боялась, что видение растает, и хотела этого.

Я ведь твердо знала одно: Ромэра не должно быть в моей башне. Он должен быть в Арданге, среди своих людей. В безопасности.

Но пальцы не прошли сквозь иллюзию, плод моего воображения оказался реальностью. Кажется, на осознание этого ушло несколько минут.

– Господи, Ромэр… ты настоящий, – в сдавленном от бегущих по щекам слез голосе явственно слышались упрек и страх. Вымораживающий до костей ужас за жизнь любимого. С трудом преодолела оцепенение, встретилась взглядом с серо-голубыми глазами, вновь увидела в них тепло и нежность. Ромэр не ответил, просто обнял. Обхватив его обеими руками, плакала, пряча лицо у него на груди. Ладонь любимого на моей голове, его щека прижимается к моему виску, ощущение защищенности, словно Ромэр закрыл меня собой от всего мира… Всего несколько минут, но как мне хотелось, чтобы они длились вечность.

– Нэйла… – шепнул любимый, не выпуская из объятий и не отстраняясь. – Нэйла, у нас не так много времени. Ночь уходит.

– Не так много времени на что? – не находя в себе сил разжать руки, отодвинуться, заглянуть Ромэру в лицо, спросила я.

– На то, чтобы сбежать отсюда снова, – в его голосе слышалась улыбка. Мне поясняли очевидное.

Периат заставил меня вывернуться из рук Ромэра и отрезать четко и уверенно:

– Нет.

Удивленный Ромэр не успел и слова сказать, а медальон продолжал распоряжаться мной. Моим голосом, лицом, моей жизнью.

– Если ты приехал ради этого, – слова прозвучали неприязненно, а губы исказила злая усмешка, – то должна разочаровать. Второй раз я одну и ту же ошибку не совершаю! Никуда я не побегу!

– Нэйла, я лишь хочу помочь тебе, – пробормотал Ромэр, не ожидавший такой резкой перемены поведения.

– Ах, ты помочь хотел, – в голосе появилась насмешка. – Успокою. Ты мне помочь не можешь!

К сожалению, это была правда. Ромэр не знал о медальоне, не знал, что колдовство Нурканни убивает меня. И, соответственно, не мог снять с меня эту проклятую вещь. Ромэр отступил на шаг.

– Нэйла, я приехал только ради тебя… – пробормотал он, вглядываясь в мое лицо. – И я могу помочь! Побег – это выход, – с каждым мгновением он говорил напористей, тверже. – Ты снова обретешь свободу. Сможешь сама все за себя решать. Рассказать людям правду. Сделать то, что хотела, что удалось бы, не попади ты в руки не просто «Ястребов», а людей Стратега.

Я молчала, противилась приказу амулета немедленно вызвать стражу, ведь шнурок колокольчика был близко, всего в двух шагах. После бессонных ночей и постоянной пытки периата безволия, не представляла, насколько хватит моих сил.

– Любой понимает, ты поддерживаешь Стратега только из-за угроз. Когда уйдем отсюда, я смогу защитить тебя. Смогу устранить Стратега. Он не будет больше опасен ни тебе, ни Брэму!

Он был убедителен, я понимала, что Ромэр в чем-то прав. Что у него был план, как избавиться от Дор-Марвэна и без решения Брэма. Но не могла даже сказать Ромэру, что Стратег за решеткой, что брат обвинил отчима в государственной измене. Я вообще потеряла возможность хоть что-нибудь говорить. Было больно дышать, каждый удар сердца был мучителен, а еще сковывал леденящий душу страх. Страх за Ромэра, за короля Арданга, которого могли видеть на фоне освещенного окна стражники, приставленные виконтом. Боялась, что не выдержу и, подчиняясь периату, сама позову охрану, обрекая любимого на новое заключение и смерть. Я как завороженная смотрела в серо-голубые глаза Ромэра и не могла ни отвести взгляд, ни заговорить. Он ободряюще улыбнулся:

– Не бойся, мы снова вместе. У нас все получится.

«У нас»… Эти слова придали мне сил, я смогла побороть медальон и сказать то, что было на тот момент важней всего:

– Уходи немедленно… Умоляю, уходи.

– Я никуда без тебя не пойду! – с жаром выпалил Ромэр.

– Я не вынесу, если тебя поймают из-за меня. Уходи скорее.

Услышав в моем голосе неподдельный страх, Ромэр ласково улыбнулся:

– Только с тобой.

Он хотел взять меня за руку, но периат не допустил. Я отпрянула на шаг, а медальон заявил моим голосом:

– Не смей! Я остаюсь здесь!

Периат был зол, потому что не мог полностью подчинить меня себе. Эта злость проявилась в голосе, в выражении моего лица, во взгляде. Еще одна резкая перемена настроения, которая удивила любимого, сбила с толку. Ромэр вглядывался в меня так, словно надеялся увидеть намек на шутку или найти объяснение моей неожиданной агрессивности:

– Я не понимаю… – пробормотал он.

– Что же здесь непонятного? – искренне удивился амулет, добавив издевки. – У меня своя жизнь, свои планы. По какому праву ты вообще вмешиваешься?

Казалось, Ромэр ожидал услышать что угодно, но не этот вопрос.

– Я люблю тебя, Нэйла. Неужели это не очевидно?

Признание ошеломило, выбило почву из-под ног. Я смотрела на Ромэра в совершенном замешательстве, не в силах поверить в правдивость сказанных слов. Нет, конечно, в самых смелых мечтах я порой надеялась, что мои чувства взаимны. Но он столько раз подчеркивал, что испытывает только благодарность… Я вглядывалась в него, желая и боясь поверить в услышанное. Глаза Ромэра отражали мягкость, ласку и надежду.

О, Боже, как я была слепа… Верила словам, которые он говорил о своих чувствах другим. Другим, но не мне.

Отвести взгляд от серо-голубых глаз любимого не могла и не хотела. Время словно остановилось. Боль в сердце ослабла, огонь в легких утих, уступив место опьяняющей легкости, искристой и яркой, как солнечный луч, пойманный в аметисте Тарлан. Судьба преподнесла мне прекрасный подарок – любовь Ромэра. Эту величайшую драгоценность, ради которой стоило жить и бороться не только с периатом безволия, со всем миром, если придется.

В серо-голубых глазах была неуверенность, какая-то обреченность, томительное ожидание моих слов. Казалось, Ромэр боялся, его чувство не найдет отклика. Но… как он мог сомневаться в моей любви? Она была видна даже Дайри…

Я шагнула к любимому, вложила ладони в его протянутые ко мне руки. Но не успела ответить.

Шторы за спиной Ромэра всколыхнулись, стукнули створки окна, в комнату, легко перескочив через подоконник, влетел эр Сорэн. Увидев незнакомца в моей спальне, виконт долго не раздумывал. Мгновенно выхватил меч, хотя показалось, эр Сорэн не собирался нападать. Ромэр, проворно отодвинув меня в сторону, одним движением достал из заплечных ножен свой.

Я не могла остановить. Амулет, пронзивший грудь раскаленными иглами, заполнил весь мой мир непереносимой болью. Вцепившись в комод, сквозь кровавый туман и гул бьющегося сердца, различала фигуры сошедшихся в схватке мужчин, удары мечей. Пропустила момент, когда в комнате появился Брэм. Брат тоже обнажил клинок, но ввязываться не спешил, некоторое время наблюдал за боем, стоя у окна, через которое вошел. А потом крикнул:

– Виконт, прекратите!

Удивительно, но эр Сорэн и в этой ситуации выполнил приказ. Поспешно отошел назад, не опуская клинок и настороженно глядя на противника. Ромэр тоже отступил. Бросая напряженные взгляды на виконта и Брэма, подошел к двери и захлопнул ее, повернул в замке ключ.

– Да, Вы правы, – раздраженно прокомментировал Брэм. – Лишние люди нам здесь только помешают.

С этими словами он вложил меч в ножны, повернулся к окну и запер его. Я почувствовала себя в мышеловке, в ловушке. Уверена, Ромэру закрытое окно понравилось не больше.

– С кем имею честь общаться в столь поздний час? – брат держался подчеркнуто вежливо. Как всегда, когда был очень зол. И кулак, который он сжимал и разжимал, выдавал его с головой.

Ромэр не ответил, что было закономерно. Виконт, бросив на меня короткий взгляд, предложил Брэму:

– Может, лучше спросить Ее Высочество, кого она впустила в свою спальню?

На меня брат даже не посмотрел. Я не удивилась, знала, что он никогда не простит меня за молчание. Но в который раз проклинать медальон, разрушивший мою жизнь, сил не было.

– Я предпочту общаться с этим человеком, – процедил Брэм, чуть выпятив челюсть. – Будет хоть какой-то шанс, что мне ответят.

Здесь брат ошибся в предположении. Я отлично знала, если Ромэр решит молчать, то ответов Брэм не услышит никогда. Но объяснять это, разумеется, никому не собиралась. Я должна была спасти Ромэра, хотя бы попытаться.

– Брэм, я тебя умоляю, – борясь с амулетом за каждое слово, попросила я. – Позволь ему уйти.

– Я хочу знать, кто это! – раскричался брат, взмахивая рукой. – Что он здесь делает! Почему у него мой алонский меч! И почему я должен выполнять твою просьбу!

От этого крика звенело в ушах, из раскалывающейся головы улетучились все мысли. А из-за всепоглощающей боли я ответить при всем желании не могла. И очень удивилась, когда брату ответил Ромэр. Его голос звучал совершенно спокойно, словно он разговаривал с Брэмом на посольском приеме. Будто не сжимал в руке обнаженный меч и не видел готового в любой момент напасть виконта.

– Меня зовут Ромэр из рода Тарлан, Ваше Величество. Сожалею, что мы знакомимся в такой ситуации.

Жаль, что туман перед глазами мешал разглядеть лица Брэма и виконта. Догадываюсь, какое удивление могли вызвать слова Ромэра.

– Знаете, сейчас не время для шуток, – раздраженно заметил брат.

– Я и не собирался шутить, – заверил Ромэр.

– Вы хотите убедить меня в том, что король Арданга всего через несколько дней после восстания срывается с места и появляется в Ольфенбахе, в королевском дворце? – Брэм не скрывал сарказма. – Мне такая история кажется бредом сумасшедшего.

– Тем не менее, это правда, – все так же серьезно ответил Ромэр.

Молчание затянулось, тогда виконт решился спросить меня.

– Ваше Высочество, это так?

Я кивнула. Слышала, как перешептывались Брэм и эр Сорэн, но слов не различала.

– Если вы думаете, что мое заключение или даже казнь каким-нибудь образом повлияют на отношения Арданга и Шаролеза, вы заблуждаетесь, – мягко сказал Ромэр.

– Поверьте, я об этом даже и не думал, – отмахнулся Брэм. По жесту поняла, что брат сказал правду. Почему-то это обрадовало. – У меня много других вопросов.

Спокойный тон Ромэра оказывал на брата благотворное влияние. Брэм уже не так злился и казался способным к диалогу.

– Постараюсь на них ответить, – Ромэр спрятал меч в ножны. После небольшой паузы этому примеру последовал и виконт.

– Почему Вы здесь? – спросил Брэм, к моей несказанной радости, добавив: – Ваше Величество.

– Я хочу помочь Вашей сестре, – обращение было Ромэру приятно, но я знала, он не станет заострять на нем внимание.

– Почему Вы думаете, что ей нужна помощь? Ведь она уже дома, в безопасности, – Брэм повел рукой, окидывая взглядом комнату. Но при этом не посмотрел на меня.

– Ее Высочество сильно изменилась, если верить моим осведомителям.

– Любопытно, – хмыкнул брат. – О каких же изменениях Вам рассказали?

– Ее Высочество говорила, что ненавидит Стратега, но после возвращения во всем его поддерживает, – начал перечислять Ромэр. – Даже, насколько мне известно, пыталась помирить вас.

Брэм хмуро кивнул, подтверждая правильность слов. Я молчала, изо всех сил сдерживала навязанные амулетом оправдания.

– Рассказала Совету неправду, повторяя историю Стратега о похищении, которого никогда не было, – продолжал Ромэр.

– Вы утверждаете, что не похищали Нэйлу? – уточнил Брэм. Как мне показалось, только для полноты картины.

– Трудно кого-нибудь похитить, если сам сидишь в тюрьме, – невесело усмехнулся Ромэр.

– Логично, – согласился брат.

– И, как я сейчас вижу, Ее Высочество поссорилась с Вами. А ведь она рискнула жизнью, свободой, но вернулась в Ольфенбах после нападения на Вас, Ваше Величество.

Мягкий упрек Ромэра вынудил Брэма оправдываться:

– Для ссоры были причины.

– Не сомневаюсь, – серьезно ответил Ромэр. – Но я уверен, что виной всему Стратег.

– Да он уже два дня сидит за решеткой! – выпалил Брэм. – Я тоже думал, что он сестре угрожает, шантажирует мной. Но теперь Стратег в тюрьме! Все изменилось, все. Кроме ее молчания!

Брэм не выдержал и стал ходить от окна к двери и обратно. Он знал, что такое поведение выдает растерянность, замешательство, а потому никогда не позволял себе подобного при посторонних. Этому проявлению доверия мое затуманенное болью сознание обрадовалось даже больше, чем обращению «Ваше Величество» к Ромэру.

– У меня такое ощущение, что я не знаю свою сестру вообще! – буркнул Брэм, а у меня создалось впечатление, что он жалуется Ромэру. Любимый промолчал, не считая возможным вмешиваться в ход размышлений Брэма. – Может, Вы знаете ее лучше, может, Вы сможете мне объяснить, что происходит, – вдруг предположил брат, останавливаясь рядом с Ромэром. Не дожидаясь ответа, Брэм продолжил:

– Я просил ее все мне рассказать. Сказал, что пойму, что смогу защитить от Стратега. Она ничего не сказала, – в голосе снова сорвавшегося на крик брата слышались обида и раздражение. – Я избавил нас от Стратега и что слышу в ответ на все вопросы? «Я не могу». Так и я больше не могу объяснять все болезнью или попытками защитить Вас, как думал…

– Болезнью? – бросив на меня полный беспокойства взгляд, перебил Брэма Ромэр.

– Ну да, она как вернулась, так чуть не каждый день обмороки, – скрестив руки на груди, насупился брат.

– Нэйла, как ты? – спросил любимый, подходя ближе.

– Я здорова. Все хорошо, – солгал амулет.

– Ты очень бледная, – подавая мне руку, продолжил Ромэр.

– Все в порядке, правда, – периат изогнул мои губы в успокаивающей улыбке. – Не стоит беспокоиться.

Ромэр нахмурился, не поверил, настоял на том, чтобы я села в кресло.

– Я не мог не заметить кольца, – вдруг заговорил молчавший до того виконт.

– Так случилось, что мы с Ее Высочеством обменялись подарками перед ее отъездом из Арданга. Но понимаю, о чем Вы подумали, – Ромэр улыбнулся. – Мы не женаты. Да и если бы свадьба была в Арданге, то о браке свидетельствовали бы не кольца, а медальоны.

Он вдруг побледнел, отпрянул на шаг и, глядя мне в глаза, повторил шепотом:

– Медальоны…

Ромэр знакомо тряхнул головой, словно отгоняя непрошеную мысль. Но я знала, что догадка была верной. Сердце заколотилось в надежде на избавление, а периат попытался сбить Ромэра, увести разговор в другое русло.

– Но, как вы уже заметили, мы с Ромэром хорошо знакомы, – на губах расцвела ни к чему не обязывающая улыбка. – Даже на «ты». Я рада, что вы познакомились, хотя, конечно, жаль, что таким образом.

Амулет не представлял, как выкручиваться из сложившейся ситуации, а потому заставлял меня говорить ничего не значащие слова. Десятки пустых слов. Я с ужасом понимала, что больше сопротивляться не могла.

– Где колдун? – перебив меня на полуслове, спросил Ромэр, резко обернувшись к Брэму.

– Он уехал. Уже давно, – вопрос брата озадачил. – А что?

– Уверен, он успел напоследок выполнить одну просьбу Стратега, – твердо заявил Ромэр. – Вы не замечали у сестры новое украшение?

Брэм отрицательно покачал головой.

– Золотой продолговатый медальон с двумя алмазами? – не сдавался Ромэр.

– Это старое украшение. Оно принадлежало еще матери, – брат хмурился, все еще не понимая, к чему ведет арданг. – Откуда Вы про него…

Но Ромэр не дослушал:

– Нэйла его раньше носила?

– Нет, – снова покачал головой Брэм. – Причем здесь медальон?

Ромэр не ответил, долго молчал, скрестив руки на груди.

– Вы зря обижаетесь на сестру, – сказал он, наконец. – Она хотела Вам все рассказать, но действительно не могла. И сейчас не может. Всему виной колдовство Нурканни и этот проклятый медальон. Его нужно немедленно снять и уничтожить.

– Нет, – периат заставил меня вскочить, прижать амулет ладонью к груди. – Нет, это память о маме. Я не позволю его уничтожить!

– Боюсь, нужны не только обвинения, но и доказательства, – с сомнением поглядывая то на Ромэра, то на меня, заметил виконт.

– Эта вещь подавляет волю, полностью подчиняет человека. Сопротивляться ему долго невозможно, поверьте, я пробовал, – с жаром заговорил Ромэр. – За попытки неповиновения медальон наказывает очень болезненно. Крайне болезненно. Для человека с сильной волей это страшная пытка, такая, что словами не высказать.

– Что за… глупости, – пробормотал Брэм, бросая на меня испуганные взгляды.

– К сожалению, это правда, – настаивал Ромэр. – Уверен, именно попытки сопротивления медальону вызывали обмороки. Уверен, что именно этот медальон стал причиной смерти королевы. Из разговора колдуна и Стратега я тогда понял, что этот медальон она все время носила.

– Возможно, Вы в чем-то правы, – пробормотал Брэм, внимательно глядя на мою ладонь, скрывавшую медальон.

– Мама действительно носила его всегда, – периат вынуждал меня защищать его. В голосе, в продиктованных словах слышалась паника, с которой амулет реагировал на задумчивость Брэма. – Она просто любила эту вещь!

– Конечно, это само по себе ничего не доказывает, – Брэм все еще колебался. Думаю, на его месте мне бы тоже не хотелось верить в убивающую магию.

– Доказательством будут только слова Нэйлы, когда мы снимем с нее эту вещь! – Ромэру надоела неуверенность брата, бездеятельность виконта и мои попытки оправдать амулет.