Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)
– Есть! – решительно ответила Летта. – Я. Я не позволю тебе сделать эту глупость, не позволю рисковать ее свободой и жизнью. Не позволю. Ее слишком усердно ищут, стоит ей выйти на улицу, немедленно попадет в когти «Воронов»!
– Адали, – вздохнул Ромэр. – Пожалуйста, выслушай. Я понимаю, почему ты беспокоишься. Если тебе от этих слов станет легче, знай, я тоже не в восторге от ситуации. Но это единственный выход. Не для меня, для нее. Посмотри ее глазами. Положение, в котором она оказалась, просто ужасное. Кто она здесь, в стране, готовящейся воевать с ее родиной, против ее людей? Кто? Пленница? Заложница?
– Спасительница короля. Ангел из сказа, – резко ответила Летта.
– Пусть ангел, – сквозь усталость и безжизненность в голос Ромэра пробилась горечь. – Но это только в легендах все красиво и благородно. А здесь, если мой план сорвется, будет война. Такая же, как первые две. Ты видишь, что происходит, видишь, как воодушевлены люди. И ты знаешь, как такой настрой в смеси с ненавистью к захватчикам может выплеснуться. Ты видела эту кровь. Я не хочу, чтобы Нэйла была здесь в это время.
– Она сильная, справится, – уверенно ответила адали. – Да все наши женщины видели войну. И ничего, живы.
– А многие наши женщины были причиной войны? – уточнил арданг. Летта не нашлась с ответом, и Ромэр продолжил: – Нэйла освободила одного, а из-за него погибнут сотни. Ее народ. И она это понимает. Я уверен, что она выдержит, если война, разгоревшаяся из-за ее милосердия, будет лишь новостями из далеких краев. Но не уверен, что она справится, если война будет прямо под окнами.
Ромэр был прав. Я с ужасом представляла себе то, что в ближайшее время ожидало Арданг. И наблюдать все это воочию совершенно не хотела. С другой стороны ехать в Верей было страшно. Трудно было довериться незнакомым людям, сложно надеяться на лучшее, на сохранение моей тайны. А сердце пропускало удары, стоило представить, как я пытаюсь получить документы на выезд, когда мой точный словесный портрет лежит на столе у каждого чиновника. Гримом нельзя скрыть все. И уверена, опытный человек сразу разоблачит такую маскировку.
В гостиной повисла пауза. Не такая напряженная, как прежде, но я решила все равно не спускаться, пока не позовут.
– Хорошо, что, наконец, могу понять, что движет тобой, – вздохнула Летта. – В чем-то ты прав. Но прошу, поговори с Нэйлой. Она не хочет уезжать, я в этом уверена. И помни, я ее из дома не выпущу. У стражи глаз наметанный, гримом никого не обманешь. А рисковать ее свободой и жизнью ради сомнительной пользы я не позволю.
– Здесь для нее слишком опасно, – бесцветным голосом ответил Ромэр.
– Вне этого дома опасностей еще больше, – женщина была непреклонна. – Не знаю, какие у вас между собой договоры, что ты ей обещал, но в Верей ей нельзя. И не переживай, она поймет.
Еще одна пауза. Я знала, что лицо арданга, задумавшегося над словами тети, словно окаменело, лишившись выражения так же, как и голос.
– Ты тоже так думаешь? – Ромэр обратился к дяде.
– Да, – коротко ответил Клод.
Снова пауза.
– Я поговорю с ней, – пообещал арданг, признавая правоту родственников.
Разговор Ромэр решил не откладывать и тем же вечером попросил меня остаться в гостиной после того, как Клод и Летта ушли наверх. Он снова жестом предложил мне выбрать место, но опять сидеть через стол я не хотела. Поэтому села на диван, пытаясь придать нашей беседе менее официальный характер. Не вышло, – Ромэр, взяв стул, сел рядом с диваном, так чтобы оказаться напротив меня. Мы некоторое время молчали, сверху доносились приглушенные голоса хозяев. Подумалось, что арданг не знал, с чего начать.
– Нэйла, – Ромэр посмотрел мне в глаза. – Надеюсь, ты поймешь правильно. Знаю, ты хотела уехать из страны, скрыться. Если после моих слов, твое желание останется неизменным, я сделаю все, чтобы ты смогла уехать.
Он снова помолчал и продолжил сухим официальным тоном:
– Заверяю тебя, что я тщательно продумывал все варианты. Есть способы доставить тебя в Арден, а после и в Верей скрытно, с наименьшим риском.
– Не сомневаюсь и очень благодарна тебе, – вставила я. В уголках рта Ромэра появился намек на улыбку, но тон остался прежним.
– Ехать в Верей опасно. Если мне позволено быть до конца откровенным, тебе опасно даже покидать этот дом. Я не хочу пугать, однако Стратег настроен решительно. Ему нужно найти тебя.
– Понимаю, – кивнула я.
– Положение твое незавидное. На одной чаше весов возможность быть пойманной людьми Стратега при попытке уехать в Верей. На другой – ситуация здесь. В Арданге будет неспокойно, а если мой план провалится, возможна война. Даже затяжная, – голос Ромэра был тихим и безжизненным, лицо не выражало эмоций. Если бы не слышала его разговоров с родственниками, никогда не сказала бы, что арданг не одобряет мой отъезд в Верей. – Это сложное, трудное решение. Но это только твой выбор. Я обязан тебе всем и помогу в любом случае.
– Думала, мы уже договорились, что ты ничего мне не должен, – чуть резче, чем следовало, ответила я. Но мысль, что Ромэр помогает мне, лишь возвращая долг, показалась даже в чем-то оскорбительной.
– Я помню все наши разговоры, – мне показалось, что взгляд арданга на мгновение изменился, в нем, как и в бесстрастном голосе, проскользнула мягкость. Но лишь на миг. Следующие слова прозвучали отрезвляюще холодно и безжизненно. С трудом скрыла дрожь, и призналась себе, что мне тяжело было находиться рядом с таким Ромэром. Словно не существовало месяцев общения, не было нашего с ним путешествия, не было пророчества. Словно я опять в первый раз после той страшной ночи вошла в подземелье, говорила с пленником, не скрывавшего своего недоверия и подозрительности. И снова разговоры о долге…
Хотелось прекратить эту беседу, вежливо встать, кивнуть и уйти в свою комнатушку.
– Я помню и твое отношение. Но все же считаю себя твоим должником. Вряд ли это когда-нибудь изменится, – он улыбнулся одними губами.
– Друзья не считают, кто кому больше должен, – пытаясь совладать с раздражением, ответила я. Он промолчал, только кивнул.
Я отвернулась от арданга, стараясь сосредоточиться на основной проблеме. Не смогла. Тон Ромэра, его слова и холодность, граничащая с отторжением, обижали. Было горько и больно.
В глазах неприятно защипало, но я запретила себе плакать. И почему рядом с Ромэром мне так сложно сохранять видимость спокойствия? Почему ардангу без труда удавалось держать эмоции в узде? Несправедливо… Но вывод напрашивался сам собой. Потому что я влюбилась. Глупо и безнадежно… А он рассматривал меня как часть пророчества. Даже хуже. Как благодетеля, откупиться от которого невозможно, которому останешься должным, что бы ни делал. Обида и отчаяние продиктовали мои следующие слова, и была рада, что пошла на поводу у чувств.
– Я надеялась, ты поможешь мне советом.
Ромэр вздохнул, а в голосе послышалось сожаление.
– Я хотел бы… Но не имею права влиять на твой выбор.
– Почему? – такое объяснение я не понимала. Кто, если не он, мог мне советовать?
Ромэр грустно улыбнулся и подался вперед, заглянув в глаза.
– Потому что я – последний человек на свете, чье суждение будет объективным. Поверь только, что помогу в любом случае, каким бы ни было твое решение.
Конечно, я не могла знать, в чем причина его необъективности. Но мое неразумное влюбленное сердце затрепетало в надежде на чудо. Ведь могло быть так, что отчужденность Ромэра – своеобразная защита от чувства? Что, понимая неуместность любви в преддверии восстания, арданг ограничивает общение со мной, дабы не тревожить сердце. Такая мысль нравилась мне куда больше предположения, что я для Ромэра всего лишь часть его истории, эпизод. Причем эпизод не слишком приятный… Постоянное напоминание о годах в подземелье.
Мне хотелось верить в чувства, особенно, когда во взгляде арданга за напускной холодностью видела тепло и нежность.
Робея, постаралась спрятать смущение за улыбкой.
– Я очень благодарна тебе за все. За то, что нашел людей, с которыми я могу уехать в Верей.
Арданг чуть отстранился. То выражение глаз, что вселяло в меня надежду, исчезло, сменившись бесстрастной расчетливостью. Но я чувствовала, что поступаю правильно, что отступать нельзя.
– Но теперь я прошу тебя помочь найти веское оправдание, важную причину, чтобы мне не пришлось ехать в Верей.
– Ты все же решила не ехать? – склонив голову набок, переспросил Ромэр.
Я и прежде замечала, что левая часть лица арданга не всегда слушает хозяина. Так и в этот раз левая бровь вопросительно изогнулась, губы дрогнули в намеке на улыбку. Даже показалось, что Ромэр обрадовался такому моему решению. Но прочитать эмоции арданга, если он этого не хотел, было очень сложно.
Я на мгновение залюбовалась Ромэром. Мягкостью взгляда серо-голубых глаз, теплом полуулыбки, которое он так и не смог полностью спрятать. Почувствовала, что и сама улыбаюсь, не в силах отвести взгляд от лица арданга, которого даже про себя не решалась назвать любимым. Не знаю, откуда вдруг взялось это наглое, совершенно несвойственное мне кокетство, но слова вырвались прежде, чем успела остановиться.
– Если ты назовешь причину, которая позволит мне не ехать, – прошептала я. Даже не знаю, на что в этот момент надеялась. Кажется, действительно ждала, что Ромэр попросит не уезжать, скажет, что, как и я, не хочет расставаться.
Арданг снова подался вперед, его лицо оказалось на одном уровне с моим, заглянул в глаза.
– Нэйла, – как бы хотела в этот момент точно знать, что нежность, с которой он произнес мое имя, не послышалась. Ромэр протянул руку, чтобы положить на мои чинно сложенные на коленях ладони. – Я…
Он осекся, улыбка сменилась горькой усмешкой. Он отстранился, так и не коснувшись меня, отвел руку, знакомым жестом прикрыв клеймо. Голос прозвучал сухо и официально.
– Я думаю, тебе нужно остаться и вместе со мной поговорить с маркизом Леску. Сейчас не время для бегства, сейчас нужно использовать все возможности, все влияние, чтобы не развязать здесь войну.
Разочарование всегда ранит сильно, причиняет много боли. Особенно, если обманута глупая, безосновательная надежда, которую сама себе внушила. Я же знала, знала, что не услышу в ответ что-либо иное. Тогда почему позволила себе хоть минуту надеяться? Зачем?
Но принцесса не должна показывать свои истинные чувства! Не должна. Особенно тому, кто рассматривает ее в лучшем случае исключительно как партнера в политической игре. Я не хотела, чтобы Ромэр заметил мое смятение, боль. Поэтому на мгновение отвернулась, пытаясь скрыть эмоции и подступающие к глазам жгучие слезы. Но чтобы взять себя в руки, мне потребовалось лишь мгновение. Плакать сейчас непозволительно, для слез существует подушка.
– Это веская причина, и ты, разумеется, прав. Совершенно, – снова посмотрела на арданга, ответила учтиво, даже голос не дрогнул. – Мне нет смысла уезжать, если я действительно смогу помочь. В конце концов, я ведь тоже заинтересована в том, чтобы в Арданге все закончилось быстро и с наименьшими потерями. Чтобы я как можно скорей вернулась в Ольфенбах.
Ромэр кивнул. Холодно и спокойно, в лице собеседника читалась только вежливость. Мне хотелось разрушить эту бесстрастность, хотя бы смутить Ромэра. Уточнить, что будет отвечать Ловину и прочим, когда возникнут вопросы о нашем путешествии. Намекнуть на то, что теперь скомпрометированную девушку нельзя тихо выдать замуж за священника, положение не позволит. И защищать свою и мою честь Ромэру придется и перед шаролезской знатью. Хотя, если девушка – лишь инструмент в достижении цели, то можно и жениться. Король и принцесса, какая пара может быть лучше? В тот момент осознав себя не личностью вовсе, а всего лишь марионеткой в руках Ромэра, Клода, маркиза и прочих, мне захотелось причинить ардангу боль. Спросить, например, будет ли он говорить о клейме своим соратникам? Или, возможно, тому же маркизу?
Но я сдержалась. В конце концов, Ромэр не виноват, что не полюбил меня. А пытаться отомстить за равнодушие, на которое он имеет право, низко.
– Я рад, что мы поговорили, – Его Величество закончил аудиенцию, мне пора было прощаться. Встала, сделала пару шагов к комнатушке. Собеседник, живое воплощение учтивости, последовал за мной, провожая даму.
– Я тоже. Мне не нравится идея прятаться за спинами ардангов, добывающих для меня кресло регента. Надеюсь, что пользуясь при случае скупыми политическими связями, смогу оказать ощутимую помощь восстанию, – в голосе против воли сквозило раздражение. Не удивительно, что Ромэр воспринял эти слова, как упрек.
– Нэйла, – заговорил арданг с мягким укором. – Ты и так помогла сверх всякой меры. Ты вернула мне Жизнь, дала стране, людям надежду. Поэтому даже мысли не допускай, что должна или обязана здесь кому-то. Это не так.
Он взял меня за руку и сжал ладонь в своих.
– Я хочу помочь тебе жить той жизнью, что твоя по праву. Той жизнью, которую у тебя отнял Стратег. Уверен, ты станешь прекрасной правительницей.
Прежде, чем успела ответить, он поклонился мне и поцеловал руку. О, небо, помоги мне не думать о былых объятиях, о чувстве защищенности и правильности происходящего, возникавшем, когда я оказывалась в руках Ромэра. Не вспоминать мелодичный чарующий смех и ласковую улыбку. О, Боже… помоги мне разлюбить Ромэра…
– Спокойной ночи, Нэйла, – шепнул арданг, выпустив мою ладонь из своих и отступив на шаг.
– Спокойной ночи, Ромэр, – ответила я и спряталась в комнатушке за занавеской.
Укрывшись с головой тонким одеялом, обхватив обеими руками подушку, я долго плакала над осколками глупой надежды услышать в свой адрес от Ромэра слова не о политике и войне. Плакала от бессилия и горечи неразделенной любви. А когда задремала, приснился вечер на берегу речки, яркие звезды над головой и Ромэр, ласково гладивший меня по голове. Кажется, во сне я тоже плакала…
– Ты поговорил с ней? – услышала я шепот Летты, когда женщина перед завтраком оказалась на кухне наедине с племянником.
– Да, поговорил, – сухо ответил Ромэр.
– И? – подтолкнула Летта, осознав, что продолжать арданг не собирается.
– Она остается.
– Это замечательно, – судя по голосу, адали улыбалась. – И почему она изменила решение?
– Считает, что будет правильным поговорить с временным хозяином этих земель, чтобы помочь стране.
Я не сразу сообразила, что арданг говорит о маркизе Леску. Ведь Ромэр осторожничал в разговоре с тетей, потому что не знал, насколько я официально продвинулась в изучении ардангского.
– Она сама так сказала? – строго спросила Летта.
– Скорей согласилась со мной, – честно ответил Ромэр.
Летта долго молчала, потом, видимо, жестом выпроводила племянника из кухни. Когда арданг ставил на стол в гостиной хлеб, я услышала шепот адали:
– Господи, за что это наказание?
За завтраком Ромэр объявил о моем решении не уезжать. Безжизненный голос короля не выдал его чувств, не показал личного отношения к моему выбору. Клод был сдержан в проявлении эмоций, только сказал «Думаю, это разумное решение». Летта отреагировала куда ярче, хоть уже и узнала новости раньше мужа. А может, потому и не сдерживалась. Она подошла ко мне, обняла, расцеловала в щеки:
– Это мужественный поступок. И правильный выбор. Даже если он сейчас не кажется таковым, – в ее голосе прозвучала нотка утешения.
Уже уходя на кухню, адали бросила короткий хмурый взгляд на племянника. И, возможно, я была слишком мнительна, но почему-то показалось, что причина моих душевных терзаний для Летты давно не секрет. И она недовольна поведением Ромэра. Но не может же он в угоду тете полюбить меня. Он относится ко мне, как к сестре, а чувство, которое испытывает, называется благодарностью…
И мне нужно смириться с этим, научиться успокаивать сердце, каждый раз отзывающееся болью на скользящий по мне взгляд равнодушного Ромэра. Нужно смотреть на ситуацию трезво. Нужно, даже если и тяжело.
Ромэр и Клод вскоре ушли, а мы с адали остались готовить и ждать Дайри. Девочка должна была, как обычно, прийти часам к девяти, до того, как становилось жарко. Судя по избранному блюду, Летта желала меня отвлечь. Мы готовили пиннули, маленькие конвертики из теста с разными начинками. Работа кропотливая, монотонная и легкая, особенно в сочетании с разговорами. Темой беседы в тот день стали традиции. Празднование Середины зимы в Шаролезе и Арданге, дни святых и церковные праздники. Незаметно и плавно разговор перешел на семейные традиции, воспоминания о былых торжествах.
Летта затеяла разговор на ардангском, чему я была только рада. Это помогало справиться с горечью из-за безразличия Ромэра. Признаться, поэтому не сильно заботилась о том, какой отклик будут иметь мои слова. Всё равно ничего секретного и тайного не говорила. Больше внимания уделяла сохранению неуверенности в подборе фраз. Нужно было следить за тем, чтобы не использовать сложные и «незнакомые» слова и грамматические формы. И я рассказала немного о своем детстве, даже упомянула «семейные ужины», введенные отчимом.
– А на первый взгляд он кажется неплохим человеком, – полушепотом прокомментировала женщина, внимательно слушавшая меня.
– Я тоже так долго считала, – признавшись, закусила губу, пытаясь совладать с эмоциями. Общество Ромэра и его родственников на меня плохо влияло. До близкого знакомства с ними не испытывала таких сложностей с маскировкой чувств. Ни ненависть к Дор-Марвэну, ни постоянная злость, вызванная необходимостью сохранения видимости хороших доверительных отношений, ни презрение, которое испытывала к Нурканни… все это осталось скрытым от посторонних настолько хорошо, что правде бы вряд ли поверили. – Но страшней даже не это. Боюсь, брат до сих пор не понимает, каково истинное лицо его кумира.
– Он узнает, – утешила Летта.
– Да, наверное, – невесело усмехнулась я. – Вопрос только в том, когда это произойдет и не будет ли слишком поздно.
– Нэйла, – серьезно сказала адали. – Даже если в какой-то момент жизни тебе кажется, что хуже быть не может, верь, что все разрешится хорошо.
Я не смогла скрыть иронию во взгляде, но Летта не обиделась нисколько.
– Небеса вернули мужу, мне, всей стране Ромэра, когда, казалось, самые смелые и отчаянные надежды умерли. Я верю в удачу, счастливое завершение восстания, верю, что у тебя все сложится хорошо. И ты верь.
Ее голос звучал убедительно и уверенно.
– Я стараюсь, но порой мне очень трудно…
Летта не ответила, только потянулась через стол и положила ладонь на мои сцепленные пальцы, невольно напомнив мне вчерашний разговор с Ромэром, его незавершенное движение. Словами не высказать, как больно мне порой было находиться в этом доме… Я не смогла больше смотреть на Летту, поспешно отвела взгляд, сморгнула предательские слезы. Адали сделала вид, что не заметила. Мы помолчали, занятые каждая своими мыслями. Летта отняла руку и ровным спокойным голосом попросила:
– Расскажи о брате что-нибудь. Юный король Шаролеза – загадка для большинства ардангов.
– Почему? – наблюдая за тем, как женщина раскатывала следующий кусок теста, спросила я.
– О нем редко говорят, – пожала плечами Летта и добавила, лукаво усмехнувшись. – А если ставленники Стратега Брэма не обсуждают, то нашим осведомителям не к чему прислушиваться.
– Ясно, – хмыкнула я.
Такое положение вещей не удивило. Действительно, зачем говорить о короле, если страной на деле правит отчим? Я понимала интерес адали, но не сразу сообразила, с чего начать. Слепив еще три пиннули, решила, что начинать все равно придется. И лучше сделать это скорей, потому что пауза затягивалась и постепенно становилась неприятной.
– Признаться, ты застала меня врасплох, – я смущенно улыбнулась. – Прежде никогда ни с кем не обсуждала брата… Он хороший, добрый, умный. Я его очень люблю, но, думаю, ты не это хотела услышать.
Я в некоторой растерянности смотрела на Летту.
– И это тоже, – адали тепло улыбнулась. Удивительно, как одна и та же женщина может вызвать разные воспоминания. Теперь мне на мгновение показалось, что вернулась в детство. В большую кухню в детской части замка, к массивному столу, к уютной родной женщине в белом переднике, к запаху выпечки…
И незримую плотину прорвало. Я перешла на шаролез и рассказывала о своем детстве, о маме, о Брэме, вспоминала кормилицу, говорила об Ариме. Потому что он, даже будучи сыном Дор-Марвэна, оставался моим братом. Я больше не отделывалась сухими казенными фразами, обозначая свое прошлое невнятными мазками. Говорила честно и не жалела красок…
Возможно, откровенничать и открываться было неразумно. Можно сказать, что я безоговорочно доверяла Летте, но такие слова были бы отчасти неправдивыми. Просто в тот момент мне было все равно. Я нуждалась в возможности выговориться, в отдыхе. Должна была хоть ненадолго отмахнуться от всех забот, отвлечься. Дома, в Ольфенбахе я в такие дни приходила к кормилице, здесь роль отдушины сыграла Летта. И это счастье, что у меня была адали.
– Ты ни разу не сказала, как выглядит Брэм, – улыбнувшись, заметила адали.
– Он очень похож на отца, – повела плечом, чуть склонив голову набок. И, только завершив жест, поняла, что скопировала движение Ромэра. Но через силу улыбнулась, словно ничего не произошло, запретила себе думать об арданге и продолжила говорить о брате. – Когда вырастет, тоже будет высоким. Русоволосый, красивый, зеленоглазый.
– Знаешь, Ромэр тоже очень похож на своего отца. У нас в таких случаях говорят «Сын – отражение молодости». Когда ниар был ребенком, он и по характеру сильно напоминал Рене. Такой же открытый и веселый. Душа-человек… – Летта вздохнула. Она хотела скрыть горечь, не обременять меня своими переживаниями, но настроение адали выдало выражение глаз. – Вот оглядываюсь назад… он так изменился, стал замкнутым. Конечно, мы все изменились. Никогда бы не подумала, что Ловин, например, станет священником, но после смерти родителей он посчитал этот путь единственно возможным, – она повела плечом, бросила грустный взгляд на оставшееся тесто и села, отложив скалку. Я заметила, что руки адали дрожали, поэтому она сцепила пальцы. – Война всех изменила. Но ниару досталось больше всех. Смерть Рене, ранение Клода… Ты, наверное, знаешь, что муж умер бы, если бы Ромэр не вытащил его с поля боя. Потом вторая волна. Потом Артокс и плен. Я с ужасом представляю, что ему пришлось вынести… Неудивительно, что он закрылся ото всех.
Да, с Леттой трудно было не согласиться. И мне хотелось верить в правильность ее рассуждений, оправдывать холодность и отчужденность Ромэра пленом, навалившимися проблемами. Если бы не одно «но».
В логике Летты была брешь. Казалось бы, почти незаметная постороннему, но бывшая для меня зияющим провалом в бездну. Я не только видела Ромэра другим, я знала, что он был иным рядом со мной и благодаря мне. Открытым, родным, близким. Слышала чарующий мелодичный смех и низкий ласковый голос. Даже успела ощутить уют и тепло его объятий. Но все это прошло, исчезло, как и не бывало. А мне оставалось только вспоминать мягкую улыбку, нежность во взгляде серо-голубых глаз и гнать от себя противную навязчивую мысль.
Все исчезло, потому что я перестала быть нужна Ромэру…
И в таком свете попытки Летты выгородить, оправдать племянника, причиняли не только душевную, но даже телесную боль… Я не расплакалась при адали лишь потому, что пришла Дайри. Пока Летта встречала девочку, мне удалось худо-бедно взять себя в руки.
– Ой, пиннули! – воскликнула Дайри, оказавшись на кухне. – Я так их люблю, а мама редко готовит. А с творогом есть?
– Налепишь – будут, – усмехнулась Летта, сев обратно к столу.
– О, не сомневайтесь, я налеплю сотни две! Главное, чтобы теста хватило, – Дайри, оставив сумку с книжками и тетрадями в гостиной и, вымыв руки, надела передник. Сев рядом со мной, с присущей ей непосредственностью, спросила:
– Ты знаешь, что за сведения о тебе предлагают триста золотых?
– Последняя известная мне сумма – двести, – как ни в чем не бывало, ответила я.
– Но уже триста, – Дайри чуть нахмурилась и, буднично окунув пальцы в муку, продолжила. – Я вообще не знала, что тебя ищут. Родители не говорили, оларда тоже. Сегодня мимо площади шла, потому что на Бражной улице «Вороны» дома проверяют, и услышала.
Летта, судя по выражению лица, вмешиваться не собиралась.
– А почему тебя ищут? – спросила Дайри.
– Потому что я помогла твоему дяде бежать, – честно ответила я.
– Выходит, ты и правда ангел из сказа? – в распахнутых глазах девочки читался восторг. Но мои слова стали для нее неожиданностью. Да, Варлин и Ирла тщательно оберегали секрет даже от детей, чтобы двойняшки случайно где-нибудь не проговорились.
– Правда, – не сдержав улыбку, ответила я.
– Здорово! – воодушевилась Дайри. – Норт будет завидовать. Он же тебя даже еще не видел!
– Тебе нельзя никому рассказывать о Нэйле, помнишь? – строго сказала Летта. – Иначе ее найдут «Вороны».
– Но Норт уже знает, что Нэйла тут живет, – возразила девочка.
– Он не знает, ни как она выглядит, ни что она – ангел из сказа. Это тайна, о которой тебе ни с кем нельзя говорить, – голос адали звучал жестко. Женщина не допускала возражений.
– Хорошо, обещаю, что даже ему не скажу, – вздохнула Дайри.
Казалось, ее расстроил только запрет похвастаться ангелом-подружкой. Но я почему-то ждала фразу о трех сотнях золотых в пересчете на кукол. Мои ожидания были обмануты.
– На площади говорили, что «Вороны» и регент тупицы, – буркнула девочка. Летта, вопросительно приподняв брови, ждала продолжения. – Барды поют о шаролезской девушке-ангеле, люди рассказывают, что видели короля вместе с ней. Вот и говорят, что все сходится. Что раз «Вороны» ищут, раз золото обещают, то и ангел, и король настоящие. Кто же отдаст ее на растерзание? Сколько бы ни предлагали.
От таких слов стало тепло на сердце. Одно дело – заверения Ромэра в том, что арданги не выдадут меня страже. И совсем другое – слова неизвестных людей с площади, переданные Дайри. Спасибо Ромэру, что настоял на подчеркивании в балладах моего шаролезского происхождения. Это стало моей защитой в значительно большей степени, чем я вначале думала. Признаться, раньше считала расплывчатые описания моей внешности в песнях щелчком по носу отчиму.
– Я всегда думала, что ангел короля… это, ну, как ангел в церкви, – от раздумий отвлек голос Дайри. – А люди, – философски заметила она, – помогают по какой-то причине. Ты помогла дяде, потому что влюбилась в него уже тогда?
Это прекрасное объяснение на мгновение выбило у меня почву из-под ног. Я даже не сразу нашлась с ответом, но девочка, воплощение незамутненного любопытства, не подгоняла.
– Нет. Мне жаль тебя разочаровывать, – выдохнула, наконец, – но нет.
– Почему тогда? – не успокаивалась Дайри.
– Потому что должна была помочь и могла это сделать, – я постаралась, чтобы голос прозвучать твердо, даже жестко. Надеялась прекратить разговоры на эту тему. Повлиять таким образом на Дайри удавалось не всегда. Если честно, то почти никогда. Поэтому «непонимание» намека нисколько не удивило.
– А ему ты тоже так ответила?.. – начала девочка, но ее прервал требовательный стук в дверь и зычный мужской голос.
– Откройте именем короля!
Дайри вздрогнула, повернулась ко мне, в ее глазах читался ужас. Я от неожиданности так сжала пиннули, что раздавила. Только Летта оставалась внешне невозмутимой. Она посмотрела на меня, взгляд был уверенный, спокойный. Приложив указательный палец к губам и указав кивком головы на дверь кухни, адали шепнула:
– Иди наверх, спрячься там. И не выходи, что бы тут ни происходило. Ясно?
Я кивнула. Встала, осторожно отодвинув стул, и поспешила к лестнице.
– От тебя чтобы я не слышала ни слова, ни звука. Что бы ни случилось. Это понятно? – шепот Летты звучал жестко, как приказ. Ответ Дайри, если он был, я не услышала, – в дверь снова постучали.
– Именем короля откройте! – повторил стражник.
– Сейчас-сейчас, – откликнулась адали, вслед за мной выходя в прихожую.
Почти бегом поднимаясь на второй этаж, вытирая о передник руки, чтобы нигде не оставить следы муки и теста, я видела, как Летта подошла к двери, бросила короткий взгляд на лестницу. Наши взгляды встретились. На мгновение. Но адали кивнула и едва заметно улыбнулась, каким-то непостижимым образом мой страх уменьшился. Я знала, что все обойдется.
Задвинув за собой панель, прислушивалась к происходящему внизу. Судя по всему, стражников было трое. Главный или просто самый шумный из них общался с Леттой, пытаясь придать беседе тон шутливых ухаживаний. Восхитился вязаным пледом на диване, сделал пару комплиментов хозяйке, назвал Дайри не «внучкой», а «дочкой». Одним словом старался расположить к себе. Разумеется, адали не отталкивала стражника, но и не поощряла. Несмотря на внешне дружелюбный настрой «Ворон» заметил многое и задавал правильные вопросы. Третье рабочее место на кухне легко объяснилось тем, что Летта, встретив Дайри, просто пересела. Стражники, казалось, поверили. Принесенные Дайри учебники стали поводом для легкого недоумения, но не более. Это меня не удивило, я ведь отлично знала, что шаролезцы в большинстве своем грамотой владели плохо. А вот застеленная постель в комнатушке, свидетельство пребывания в доме гостя, вызвала закономерные вопросы. И я, сцепив руки у лица, до боли, до онемения переплетя пальцы, молила Бога о защите и благодарила за то, что надоумил больше недели назад предложить Летте спрятать все мои вещи здесь, в тайнике за панелью. Но я отлично помнила, у зеркала остался лежать костяной гребень – единственный намек на то, что в комнатке жила женщина. Адали с честью справилась и с этими неудобными вопросами, объяснив, что они с мужем ожидают племянника.
– Он собирался приехать на днях из деревни, – ровным не дрогнувшим голосом сказала Летта.
– Госпожа, а что здесь делает женский гребень? – вопрос стражника прозвучал снисходительно, словно «Ворон» не верил ни слову адали.
– Вам не кажется, что в Вашем вопросе заключен ответ? – по голосу Летты слышала, что она усмехнулась. – В доме, в который вы зашли, живет женщина. Понятное дело, в этом доме попадаются женские вещи.
– Но им место в спальне, – ничуть не смутился стражник.
– В моем возрасте женщины порой становятся забывчивыми и рассеянными, – бесстрастно возразила Летта.
– Никогда не поверю, что такая аккуратная хозяйка могла расчесывать свои прекрасные волосы и заплетать толстые косы не в спальне, а в каком-либо другом месте, – гнул свою линию «Ворон».
– Поверьте, мне, конечно, очень стыдно, но во время работы по дому иногда из прически выбивается прядь другая, – казалось, сбить Летту не мог никто. – Приходится порой косы и переплетать.
