Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)
– Мне очень важно кое-что проверить. Только потом я смогу объявить о себе.
– Что же мы едем проверять? – не утерпела я, хотя знала, что он не ответит.
– Пока это для тебя секрет, – улыбнулся арданг и задумчиво добавил: – В некотором смысле для меня тоже.
На этом я решила тему оставить. И без нее было чем заняться, – Ромэр, воодушевленный просьбой, просвещал меня, рассказывая о традициях своего народа. С гордостью могу сказать, что многие, очень многие обычаи я знала. Например, про шедай, про правила обращения к разным людям. А вот объяснения некоторых застольных традиций вогнало меня в краску, когда я вспомнила свое поведение в Круче, в «Лунном олене». Нет, тогда я, конечно, вела себя и не по нормам шаролезского этикета тоже… Но зато стало понятно, почему Ромэр тогда так смущался. Казалось бы, мелочь, поделиться огромной порцией с мужчиной еще до того как начала есть сама… Вот только оказалось, что это разрешается исключительно жене, даже матери нельзя… Потому что больше показать близость можно лишь публичным поцелуем. Хорошо, что об этом правиле за пределами Арданга не знают.
Пегая пожилая лошадь, тащившая нашу крытую телегу, груженную свежим сеном, размеренно вышагивала по пыльной дороге. Я сидела рядом с ардангом и слушала «дорожную» песню в его исполнении. Низкий голос Ромэра неторопливо свивал мелодию куплет за куплетом. И, наслаждаясь мягким звучанием песни, я почти не обращала внимания на слова. Удивительно, как преображался голос Ромэра, когда спутник говорил на ардангском или пел. Не хотелось ни говорить, ни спрашивать. И уж ни в коем случае не хотелось перебивать. Только слушать. Часами… Волшебство. Пожалуй, больше меня завораживал лишь смех Ромэра. К счастью, мое «обучение» ардангскому предоставило множество поводов для веселья.
Вначале Ромэр, несмотря на заверения, все же считал, я просто стараюсь быть вежливой. Не мог поверить, что шаролезке ардангский действительно может быть интересен. Но своим старанием мне удалось спутника убедить, и обучение наладилось. Мои успехи Ромэра вдохновляли, он не скупился на похвалы и безмерно радовался. Я же в свою очередь изо всех сил старалась путать слова, ударения, а часа через полтора мягко намекнула, что устала.
Лукавила только самую малость. Встали рано, до того не выспались. Пока шли по городу я ужасно переволновалась. Поэтому около полудня меня клонило в сон, а солнце, от которого мы прятались под козырьком, мерное глухое постукивание лошадиных копыт по дороге, поскрипывание телеги словно уговаривали прикрыть глаза. Тихий голос Ромэра, долгая песня с довольно простой мелодией решили за меня. И я не удивилась, когда через пару часов проснулась на сене в телеге. Даже не почувствовала, как Ромэр поднял и положил меня туда. Ласковая, бережная забота арданга… Только лишившись ее, стала понимать, что именно потеряла.
Услышав, что я проснулась, Ромэр повернулся ко мне и, встретившись взглядом, тихо сказал:
– Спи, все спокойно.
Но спать больше не хотелось, и, выбравшись на облучок, я села рядом с Ромэром.
– Отдохнула? – улыбнулся «муж».
– Да, – ответила я на его родном языке. Следующие фразы тоже произнесла на ардангском. Медленно неуверенно и осторожно. – Привал? Или ты пойдешь спать, а я посижу здесь?
– Нэйла, у тебя талант к языкам, – восхитился Ромэр. В некоторой степени он был прав, я действительно быстро училась языкам. Хоть ардангу и не довелось увидеть «чистый опыт». – Привал. Ромашке тоже нужно отдохнуть.
Услышав свое имя, лошадь тряхнула ушами и фыркнула.
– Кажется, она согласна, – усмехнувшись, добавил он.
Остановка была недолгой. Напоили лошадь, сами поели, пока Ромашка щипала траву у дороги. Создалось впечатление, что Ромэр не хотел задерживаться надолго вне поселений. Впечатление подтвердилось, когда он обронил такую фразу, настороженно поглядывая на далекий лес.
– Ты опасаешься разбойников? – догадалась я.
– Да, – нехотя признал он, помедлив.
– Но видно же, что у нас брать нечего.
Ромэр вздохнул:
– И еда может быть иногда достаточным поводом…
После привала я осталась на облучке, а Ромэр прилег на сено. Кажется, он не спал, но и разговаривать со мной не стремился. К сожалению. Потому что у меня возникла возможность спокойно осознать ситуацию. И, с какой бы стороны я ее не рассматривала, радости от получившейся картины не испытывала.
Мой отъезд в Верей казался теперь неосуществимой мечтой. Вероятность попасть в руки людей Дор-Марвэна ощутимо возросла. Задерживаться в ардангских поселениях надолго было опасно. Собственно, как и возвращаться в Челна. Не думаю, что разумный и хитрый человек, которым, несомненно, является Клод, не свяжет воедино исчезновение принцессы Нэйлы и мое появление в Арданге. И что Клод будет делать, когда сопоставит факты? Что пересилит? Чувство благодарности за спасение жизни племянника или желание использовать мое бесправное положение? Разумеется, на благо страны… На какие чувства придется надавить Ромэру, чтобы дядя все же искал мне защитников в Верее? И сможет ли Ромэр надавить? Не потому ли арданг хотел, чтобы я сохраняла вольную? Чтобы имела хоть какую-то возможность влиять на происходящее?
О, Боже… Ненавижу ощущать собственное бессилие. Теряться в догадках, строить предположения, вынужденно полагаться на малознакомых людей, на их порядочность. Ненавижу зависимость и невозможность решать за себя самостоятельно!
Я, сжав зубы, крепче ухватившись за повод, зло смотрела на мирно вышагивающую лошадь и старалась успокоиться. Попробовала отвлечься на пейзаж. Холмистая местность, зеленеющие поля, деревеньки. Но отвлечься от невеселых мыслей не получалось. С каждой минутой я все больше ощущала себя в мышеловке, в ловушке. В которую загнала себя сама!
Корила себя за решение поехать в Арданг. Оно было глупым, потому что поставило меня в такое положение. Но оно было и разумным, ведь существовала возможность, что Клод действительно поможет. Возможность, шанс, надежда… А мне хотелось определенности, гарантий, безопасности. Устала чувствовать себя добычей. Видимо, моя растущая тревога передалась Ромэру.
– Все в порядке? – настороженно спросил он.
Мой ответ прозвучал резче, чем я хотела:
– Конечно.
– Нэйла, – пододвинувшись ко мне, мягко позвал арданг. – Пожалуйста, скажи мне, в чем дело.
Я повернулась к Ромэру. Честное слово, не собиралась отвечать. Что ему до моих переживаний? Гораздо важней, чтобы он помог мне попасть в Верей, нашел надежных людей. Но искренне участие во взгляде серо-голубых глаз изменило мое решение.
– Я боюсь.
Два слова, произнесенных шепотом. Два слова, которых я прежде никому не говорила, чувство, в котором прежде не признавалась. Всего два слова… и стало легче.
– Понимаю, – так же тихо ответил Ромэр, подавшись вперед и положив ладонь мне на руку.
Не ответила, только грустно усмехнулась.
– Никто не причинит тебе зла. Я не позволю, – уверенно и твердо сказал он. Мне больше всего на свете хотелось верить в эти слова. Верить, наивно считать, что так будет. Но здравый смысл заставил уточнить:
– Даже если они будут прикрываться интересами Арданга?
– Даже если так, – серьезно ответил Ромэр, глядя мне в глаза.
И я поверила. Знала, жизнь еще не раз покажет цену этих слов, но тогда я поверила.
Ромэр пересел ко мне, взял повод. Ромашка все так же неторопливо шла по дороге меж полей. Вечерело. Мы долго молчали.
– Нэйла, – не поворачиваясь ко мне, спросил Ромэр. – Ты уверена, что хочешь уехать в Верей?
Я помедлила, прежде чем дать ответ.
– Нет.
– Если мне позволено высказать свое мнение, то, думаю, ты сомневаешься правильно, – осторожно роняя каждое слово, сказал Ромэр.
Он говорил негромко, но голос и тон изменились. Я опять разговаривала с политиком. Холодным и расчетливым, прагматичным членом Совета. Это направляло беседу в деловое русло, отчасти поэтому мне легче было относиться к ситуации умозрительно.
– Думаешь попытаться стать регентом? – уточнил арданг.
– Ты сам понимаешь, у меня нет поддержки. А без силы, мощи за спиной у меня нет шансов, – хладнокровно констатировала я. – Стратег меня уничтожит. Или выдаст замуж. Не думаю, что после моего исчезновения договор о брачном и государственном союзе забылся. А мое замужество ему, да и короне, выгодней, чем смерть. Ведь будучи женой князя, я в любом случае буду пытаться проводить полезную для Шаролеза политику. А муожский двор – те еще доброжелатели. Отравят или зарежут, не колеблясь.
– Тоже верно, – согласился Ромэр. – Нужно подумать, кто из шаролезской знати мог бы послужить тебе опорой. Встал бы на твою сторону, заяви ты о своих правах. Приходит на ум кто-нибудь?
– Боюсь, что нет.
– Жаль, – нахмурился арданг. – Тогда подумай, были недовольные его решениями? Те, кому он, так или иначе, мог мешать.
– Сейчас трудно судить, – вздохнула я. – Он умеет быть убедительным, находить сильные аргументы. К тому же, сам понимаешь, ссориться с Дор-Марвэном себе дороже. А порой и просто опасно. Власть он имеет почти неограниченную. В Совете восхищающихся им людей множество, Брэм отчима обожает.
– Понимаю, – кивнул собеседник. – Думаю, немногие знают, что скрывается под обликом блистательного полководца и неплохого семьянина.
– Это так.
Я помолчала, собираясь с мыслями. Мне не хотелось обременять Ромэра еще и своими заботами, но больше посоветоваться было не с кем. Тем более его видение политической ситуации отличалось от моего.
– Не знаю, что дальше делать, – честно призналась я. – Конечно, бежать в Верей навсегда мне не хочется. Ведь Шаролез для меня не просто государство, в котором я жила. Это моя земля, мои люди. Моя семья, в конце концов. Но, учитывая слабость своей позиции, вернуться в Шаролез я сейчас не могу. Думаю, прежде чем на престол взойдет Брэм, возвращение в Шаролез будет лишь мечтой.
– О том, чтобы остаться здесь ты не думала? – озвучил следующий вариант бесстрастный Ромэр.
– Думала, – не видела смысла в отрицании очевидного. – Но в таком случае меня подстерегают две очень серьезных опасности. Во-первых, меня ищут. Дор-Марвэн не остановится, пока не найдет. Мое исчезновение сильно портит ему жизнь. А искать беглянку в Верее, где преданных Стратегу людей почти нет, значительно сложней, чем в захваченном Арданге.
– Трудно не согласиться, – холодно сказал спутник.
А я похвалила себя за использование правильного слова. «Захваченный», но не «покоренный».
– Что «во-вторых»?
– Не будем обманываться, – я усмехнулась. – Вряд ли твой дядя и другие помощники долго будут пребывать в неведении. Они очень скоро вычислят, кем я являюсь на самом деле.
Следующие слова могли показаться ардангу оскорбительными, и, надеясь смягчить их силу, я потянулась к спутнику и положила руку ему на запястье. Он посмотрел на мою ладонь и вздохнул, словно догадывался, что хочу сказать.
– Я верю тебе, Ромэр. Но разве ты можешь пообещать, что ни одному из твоих соратников не придет в голову мысль потребовать за принцессу хотя бы деньги у Стратега?
Впервые за время разговора арданг встретился со мной взглядом.
– Нет.
Его голос прозвучал твердо, но глухо. А в серо-голубых глазах появилось странное выражение. Растерянность и… обреченность.
– Ты же сам понимаешь, что бегство, к превеликому сожалению, – это сейчас мой единственный шанс выжить.
– Понимаю, – ответил он, а в голосе арданга послышалась горечь. – Понимаю.
Ромэр отвел глаза и продолжил прежним холодным тоном:
– Время у нас есть. Постарайся вспомнить недовольных Стратегом. Возможно, удастся с ними связаться, сплотить их. Чтобы они поддержали тебя, если ты заявишь о желании стать регентом.
– Боюсь, на это потребуется больше времени, чем у нас есть. Но я подумаю.
Он кивнул и промолчал. До самой деревни, в которой собирались остановиться на ночлег, мы не разговаривали, занятый каждый своими мыслями. Лишь когда до ближайших домов было уже рукой подать, Ромэр заговорил вновь. Серьезно и решительно, а слова прозвучали даже не обещанием. Клятвой.
– Хочу, чтобы ты знала. Какое бы решение ты ни приняла, я поддержу и постараюсь помочь всеми силами.
Я улыбнулась, глядя ему в глаза, и поблагодарила арданга. Вежливо и искренне. Хотя неимоверно сложно было не поддаться чувствам, подавить порыв и не обнять Ромэра… Но мне, девушке королевской крови, нельзя показывать свои настоящие эмоции.
21
Деревня Дубовый щит подарила нам спутника и дала много пищи для размышлений. Не только мне, но, в первую очередь, Ромэру.
Дом, в котором советовал остановиться Клод, стоял у самого частокола, ограждавшего поселение от хищных зверей. Большое подворье, разделенное на участки для домашней птицы, сушки белья и обязательный для сельских жителей огород. Во дворе играли двое черноволосых детей, на вид лет пяти и трех. За ними присматривала стирающая в большом тазу белье красивая улыбчивая женщина лет тридцати. Про таких говорят «ясноглазая».
Выяснив, что нас прислал Клод, и услышав от Ромэра кодовую фразу, хозяйка впустила нас в дом. Я вежливо поздоровалась и поблагодарила. На этом мое общение с местными жителями практически закончилось. Некоторые важные вещи после переводил Ромэр. Мы условились, что все беседы будет вести он. Разумеется, на ардангском. Дословно переводить мне разговоры запретила. Я считала, что дружелюбное отношение к нам гораздо важней, чем мое понимание смысла бесед. А подчеркивание моего шаролезского происхождения считала опасным. Ромэр согласился с доводами, но видела, ему не нравится сама идея исключения меня из разговора.
Женщина, Лира, показала, куда можно было отвести лошадь, где оставить телегу. Дети с интересом рассматривали нас, но без разрешения матери близко не подходили. Стояли у яблони, под которой раньше играли, причем старший мальчик встал у сестры за спиной, положив ей руки на плечи. Подсмотрел эту позу у взрослых. И раньше замечала, что ардангские мужчины часто так становятся за спиной сидящей жены. Не знаю почему, но эта поза казалась мне нежной, гармонично подчеркивающей отношения супругов. То, как мужчина оберегает свою женщину.
Муж Лиры был еще в поле, поэтому гостей хозяйка принимала сама. Пригласила нас в дом, усадила у стола в большой светлой комнате, служившей еще и кухней. Предложила накормить нас. Но Ромэр отказался, сказал, что без хозяина дома начинать не хочет. Лире такой ответ, подчеркивающий наше уважение традиций, понравился. Женщина, несколько раз извинившись, объяснила, что по случаю прихода гостей приготовит что-нибудь особенное, и, выслушав благодарности Ромэра, занялась овощами и тестом. Любая шаролезка сказала бы прямо, что не рассчитывала на дополнительные рты. А тут так вежливо, что даже неловко стало. Мои нерешительные попытки помочь были немедленно пресечены хозяйкой.
– Что Вы, что Вы, не стоит беспокоиться. Отдыхайте с дороги, – замахала на меня припорошенными мукой руками Лира. – Лучше расскажите, что в Челна нового.
– Все по-старому, – усмехнулся Ромэр, кивком пригласивший меня сесть рядом с ним. – У оларди все в порядке, да и вообще в городе тихо.
Опять это слово. Нужно будет все же спросить у Ромэра, почему его используют.
– А как в деревне живется? «Вороны» не допекают?
– Неплохо живем, – пожала плечами Лира. – Я еще помню другие времена, тогда лучше было. Но человек ко всему привыкает. А «Вороны»… залетают. Но ближе к осени.
Потребовалась минута, прежде чем я поняла, что «Воронами» называли военных. Из-за Ворона Леску на доспехах. Встретившись взглядом с Ромэром, хозяйка продолжила:
– Деньги, зерно, шкуры, мясо, птицу. Все гребут, ни от чего не отказываются. Клювы не воротят. Но оставляют, чтоб зиму было с чем пережить. И леса кормят, – она горько улыбнулась, повела плечом. – Живем. Как старики говорят, ждем короля из сказки.
Лицо арданга чуть заметно изменилось, ожесточилось. Чуть больше расправились плечи, чуть приподнялся подбородок. Чуть… но ни один человек в здравом уме не поверил бы, что перед ним не дворянин. Хорошо, что Лира, занятая готовкой, отвлеклась и не смотрела на Ромэра.
– Мама, папа и адар идут! – крикнула в окошко девочка.
– А вот и Кавдар с братом, – обрадовалась Лира и, вытерев руки о когда-то зеленое полотенце, пошла встречать мужчин.
В окно видно было, как в воротца зашли двое высоких, крепких темноволосых мужчин. Один кивком указал спутнику на нашу телегу, что-то шепнул. Другой кинул настороженный взгляд в указанную сторону, приобнял подбежавшего к мужчинам мальчика. Потом подхватил на руки девочку.
– У нас гости, милый, – сообщила Лира, выделив голосом и паузой обращение. Видно, условный знак.
– Я заметил, – улыбнулся Кавдар. – Что ж, пойдем знакомиться.
Ромэр, неотрывно глядящий в окно, неожиданно сильно сжал мою руку в ладони. Я глянула на нахмурившегося арданга, следящего за приближающимися мужчинами. Вдруг он радостно улыбнулся, качнул головой и шепнул:
– Не прощу дяде, что не предупредил.
– Ты что, их знаешь? – догадалась я.
– Да.
За последние дни я видела разные реакции на появление Ромэра. Но Кавдар меня удивил. Он побледнел как полотно, замер в дверях, вцепившись в косяк. Белые губы мужчины шевелились, но звука не было. Когда я уже всерьез начала опасаться за здоровье хозяина, он на подкашивающихся ногах сделал несколько шагов к стоящему у стола Ромэру.
– Господи…, – пробормотал Кавдар. – Ты живой? Не призрак?
– Нет, друг, не призрак.
Оставшееся расстояние до арданга Кавдар преодолел в два шага. Не ожидала от него подобной прыти в таком состоянии. Думала, мужчина бросится обнимать Ромэра, но Кавдар упал перед ардангом на колено и, взяв его руку, поцеловал и приложил ко лбу. Так и замер в этой позе, бормоча благодарности небесам. Ромэр наклонился к мужчине и, высвободив руку, заставил Кавдара встать и стиснул друга в объятиях. Я заметила, что по лицу хозяина, вцепившегося в Ромэра, текли слезы.
– Велик Господь в милости своей, – выдохнул подошедший к нам мужчина.
– Здравствуй, брат Ловин, – кивнул ему улыбающийся Ромэр.
– И тебе здравия, – во все глаза глядя на арданга, откликнулся Ловин. А я только тогда заметила выгладывающую из открытого ворота рубашки красную веревочку. Именно на таких священники носили медальоны.
– Смотрю, вы знакомы, – нарушил затянувшуюся паузу голос хозяйки.
– Лира, это Ромэр! – отпустив, наконец, «мужа», выпалил Кавдар, поворачиваясь к жене. – Это Ромэр из рода Тарлан!
Лира отступила на шаг, оторопело приоткрыв рот. Взгляд отражал крайнюю степень удивления, смешанного с надеждой.
– Свершилось, – еле слышно пробормотала женщина.
– Что «свершилось», мама? – нетерпеливо подергал ее за юбку сын. Я его понимала. Происходило нечто необычное, но объяснять никто ничего не собирался.
– Вернулся старый друг твоего папы, – ответил ребенку Ромэр, прежде чем Лира или кто другой при детях назвал арданга королем. Правильно. Дайри можно объяснить причину, по которой никому о возвращении Ромэра рассказывать нельзя. А на пятилетних такие уговоры не действуют.
– Друг – это хорошо, – философски заметил ребенок.
– Еще как, особенно такой друг! – расцвел улыбкой Ловин, обернувшись к племяннику.
– Давайте будем ужинать, – спохватилась Лира. – И укладываться спать.
Она выразительно кивнула на детей, на тихую, жавшуюся к материным ногам девочку, на серьезного, разглядывавшего нас мальчика.
– Конечно-конечно! – засуетился Кавдар.
Они с братом сходили обмыться и переодеться после работы в поле. Затем священник помог Лире с приготовлением ужина, а Кавдар принес со двора поленьев для печи. Мужчин так поразило появление Ромэра, что ни хозяин, ни Ловин обо мне даже не вспомнили. Пока не оказались за одним столом с незамеченной ранее незнакомкой. Оба рассыпались в извинениях, а меня ситуация забавляла. Шутка ли, больше получаса не видеть в собственном доме постороннего человека.
– Я не обиделась, – чуть исковеркав слова, заверила я. – Все хорошо.
Согласна, ответ был не слишком-то вежливым, но, по мнению Ромэра, других слов я не знала. Он тотчас пришел мне на выручку и сказал о проблеме с языком.
– Я учу, – добавила я.
Эта фраза вызвала ожидаемые улыбки и поощрительные замечания. Частично на ардангском, частично на шаролезе.
– Тогда для удобства гостьи мы перейдем на понятный ей язык, – вежливо предложил брат Ловин на сносном шаролезе.
– Не стоит, – качнув головой, ответила я, заметив, как чуть нахмурилась Лира. Почему-то создалось впечатление, что хозяйка шаролез не знает. – Разговаривайте без меня. То, что мне необходимо будет знать, потом расскажет Ромэр.
– Вы уверены? – уточнил Кавдар, переводя взгляд с меня на «мужа». По ардангской традиции последнее слово принадлежало моему «супругу».
– Разумеется, – вежливо улыбнулась я в ответ. Ромэр, встретившись глазами с хозяином, едва заметно кивнул.
Мужчины, еще раз извинившись за исключение меня из разговора, перешли на ардангский. Пока за столом сидели дети, беседа крутилась вокруг Клода, Летты, Варлина и его семьи. Но уже через полчаса Лира и Кавдар уложили детей спать. Я, несмотря на протесты хозяйки, все же решила помочь и хотя бы отнести грязную посуду в ту часть комнаты, что служила кухней. Ромэр со священником остались у стола одни.
– Мне нужно с тобой поговорить, – услышала я тихий голос арданга, когда опускала в таз с мыльной водой тарелки.
– Исповедь?
– И это тоже.
– Понимаю, – кивнул священник и, помедлив, продолжил. – Ты всегда был осторожен в словах. Думаю, тебе хотелось бы многое рассказать. Но сейчас лучше спрашивай.
– Почему? – насторожился Ромэр.
– Прежде замечал, что участие священника в беседе побуждает людей откровенничать, – серьезно ответил Ловин. – Только поэтому. Прибереги сокровенное до того момента, как останемся наедине.
– Хорошо, – согласился Ромэр.
А я почувствовала, как спало возникшее после предупреждения напряжение.
Когда вернулись Лира и Кавдар, мы впятером пили чай со сладкими лепешками. Удивительно, хозяин снова предложил перейти на шаролез. Но я решительно запретила. Конечно, удобство гостя для ардангов крайне важно, но в этом случая я без ущерба могла от него отказаться.
Рассказ Ромэра о пленении, о пути в Ольфенбах и убийствах князей был коротким, сжатым. Даже скупым. Не знаю, что повлияло больше. Природная скрытность арданга, предупреждение священника или то, что Ромэр уже поделился частью своей боли, рассказывая эту историю родственникам. О клеймении он и словом не обмолвился, а наш побег описал очень сухо. Только сказал, что я его спасла. И зачем-то сделал ударение на том, что мне он обязан жизнью. Такое напоминание было мне неприятно, царапало душу, хоть я и понимала, что Ромэр, по сути, прав. Не хотелось, чтобы он считал себя должным, обязанным мне.
Хотя много позже поняла, что отчасти акцент на моей роли в этой истории Ромэр делал нарочно. Так он делал меня частью легенды, вплетал в песни бардов, в былины сказителей. Тем самым он обеспечивал мою безопасность. Ведь вряд ли кто пойдет против ангела-хранителя долгожданного короля.
Краткий, почти не отражающий эмоций рассказ Ромэра ранил каждым словом. Держать себя в руках, не выказать понимания, не проявить чувства, когда от ужаса воспоминаний, от волн ненависти перехватывало дыхание. Трудно, неимоверно трудно. Но я держалась, считая про себя от ста до единицы на ардангском, верейском, муожском. Вспоминала неправильные ардангские глаголы, перечисляла цвета. Все, что угодно, любое развлечение, лишь бы отвлечься от рассказа спутника, не дать воображению и памяти вызвать картины подземелья.
Лира плакала, братья негодовали. Я изображала легкое смятение. Ведь не могла же я не догадаться, о чем шла речь. Кавдар встал, подошел к высокому шкафу, открыв дверцу, достал с самой верхней полки пузатую бутыль с неровным горлышком и пять деревянных чарок.
– Надо успокоиться, – словно извиняясь, пробормотал он, расставляя чарки на столе. Выдернув зубами пробку, разлил по чаркам мутноватую, пахнущую сливами жидкость. Руки хозяина мелко дрожали, потому горлышко бутылки, казавшейся мне ошибкой стеклодува, постукивало по шлифованному дереву.
– За что выпьем? – ровным голосом спросил Ромэр.
– За будущее, – серьезно посмотрев ему в глаза, ответил брат Ловин. – Наше и Арданга.
– За будущее, – эхом откликнулись Кавдар и Лира, даже не потянувшись к чаркам.
– Нэйла, – «муж» повернулся ко мне и перевел тост. Кивнув, осторожно повторила за хозяевами тост на ардангском. Ромэр улыбнулся и положил ладонь рядом с моей.
– За будущее, – вновь глянув на священника, сказал арданг.
Мы взяли чарки, плотной группкой стоявшие на столе, и, чокнувшись, выпили. Настойка была ароматной, нерезкой, с приятным сливовым послевкусием. Оценить крепость незнакомого напитка я не могла. А пьянеть не хотелось. Я вообще не очень жалую подобные напитки, поэтому отпила самую малость. Лира в два глотка осушила чарку, мужчины справились за один и снова поставили чарки на центр стола. Я скептически глянула на свою едва початую рюмку, не зная, как вести себя дальше. По нашим традициям поставить ее на стол можно было лишь с разрешения хозяина. Иначе такое действие расценивалось как оскорбление. Сомнений в том, что ардангский этикет в этом вопросе мало отличается от шаролезского, у меня почти не было. К тому же хозяева могли подумать, что напиток или тост мне не понравились. Все время держать чарку в руке, значит, не дать другим возможности выпить еще. Сложно быть вежливой, когда не знаешь обычаев окружающих тебя людей. Сложно.
Ромэр, видимо, заметивший возникшую неловкость, пришел мне на помощь.
– Слишком крепкая? – ласково, спросил арданг.
– Есть немного, – призналась я, посмотрев на Ромэра. Удивительно, каким мягким бывает его взгляд.
– Помню, как ты рюмку вишневой настойки почти час пила, – улыбнулся арданг. Надо же, заметил… – Если больше не захочешь пить, оставь. Никто не обидится.
– Точно?
Потом подумала, что нужно было, наверное, глянуть на братьев, увидеть их реакцию. Но в тот момент не смогла. Смешно сказать, любовалась Ромэром, теплом его улыбки, нежностью взгляда. Совершенно забыла о других людях, сидевших за тем же столом.
– Конечно, – заверил он, кивнув.
– Никто не обидится, Нэйла. Не переживайте, – вклинился в разговор Ловин.
Ромэр повернулся к священнику, и волшебство разрушилось. Я словно выпала из сна. Снова оказалась в просторной комнате, освещенной висящей над столом лампой, в окружении незнакомых мне людей.
Лира встала, сказала, что приготовит гостям постель.
– Две постели, если это возможно, – попросил Ромэр.
Хозяйка, удивленно приподняв брови, глянула на мой платок, но задавать вопросы ей не пришлось. «Муж», посмотрев священнику в глаза, тихо сказал:
– Это маскировка. Не более.
Ловин, бросив на меня короткий оценивающий взгляд, кивнул и ничего не сказал. Когда Лира ушла, Кавдар налил еще настойки в чарки. Мужчины выпили. На сей раз за удачу.
Я, потягивая настойку, рассматривала собеседников Ромэра, отмечая семейное сходство, проявлявшееся не только в цвете волос, но и в разрезе глаз, в форме носа. Красивые мужчины с несколько крупными чертами лица, но для Арданга это естественно. Глядя на братьев, я все больше сомневалась в том, что передо мной не «славные». И с удовлетворением отмечала детали, подтверждавшие мою догадку. Как многое может выдать человека. Осанка, подбор слов, поворот головы, движения рук, взгляды… Братья удивили меня тем, что в разговоре использовали те же выражения, что и Ромэр, Клод, Варлин. Как позже объяснил Ромэр, эти речевые обороты не случайно были общими. Братья приходились «супругу» дальними родственниками.
Эти трое дружили с детства. Именно братья были главными помощниками, а зачастую и придумщиками забав, о которых мне рассказывал в Круче Ромэр. Кавдар, старший из них, считался одним из сильнейших мечников княжества Тарлан. Сам обучал Ромэра наравне с покойным князем. Сражался за Арданг во время первой войны и во время второй не остался в стороне. Ловин, который был старше Ромэра на два года, уже во время первой компании понял, что его призвание в служении Господу. И после меньше воевал, больше уделял внимания проповедям, поддержанию боевого духа. Оба преданных соратника Ромэра, к счастью, считались слишком мелкими фигурами для участия в Совете князей. И благодаря этому уцелели. Как сказал Ловин, «в том была воля Божья», потому что во время бойни при Артоксе Кавдару с братом удалось не только самим спастись, но и увести с поля большую часть своего отряда.
Братья рассказывали о положении деревень в этой части княжества Аквиль. Оказалось, что далеко не на всей территории Арданга такие спокойные «Вороны». В других местах население обдирали куда сильней. Объяснение меня даже не удивило, – эти земли были отписаны регентом маркизу Леску. Ловин сказал, маркиз сам неоднократно проезжал по деревням и городам, следил за тем, чтобы солдаты не слишком усердствовали, наполняя казну Шаролеза.
– Что ж, такое поведение не будет забыто, – пообещал Ромэр.
Низкий голос спутника звучал решительно, уверено и… властно. Невольно вспомнился отец. Я лишь однажды была свидетелем того, как он обсуждал какие-то дела с придворными в подобном тоне. Услужливая память вернула меня в тот день. Дверь в Зал Совета была открыта, заседание закончилось. В сопровождении фрейлин я проходила мимо и услышала голос отца. Высокий зеленоглазый русоволосый мужчина, на которого с каждым днем все больше становился похож Брэм, общался с вельможами. Отец был одет в простой костюм без изысков, на груди не лежала церемониальная тяжелая цепь. Он даже не надел тогда корону. Но все, совершенно все в его облике говорило: «Склонитесь перед своим Королем». Именно таким, величественным и властным, был в тот вечер Ромэр. И мне эта перемена была несказанно приятна.
Вернулась Лира, позвала меня в небольшую комнату на первом этаже. Окно, полностью занавешенное гобеленом, который использовали в качестве портьеры, лампа на стуле, заменявшем тумбочку. Узкая кровать с традиционным ярким пледом. Собственно, больше и не нужно путешественнику на одну ночь. Ромэр предупредил хозяйку, что мы оба захотим обмыться, поэтому я только оставила вещи в комнате и снова пошла за Лирой. В пристройке к сараю меня ждали таз с горячей водой, ковш, мыло и большое полотенце.
Возвращаясь в выделенную мне комнату, увидела, что Ромэра поселили в такой же комнатушке через стенку. Вежливо пожелав всем спокойной ночи, зашла к себе и, переодевшись в ночную рубашку, блаженно растянулась на кровати.
Уже когда задремывала, услышала, как в свою комнату зашел арданг. Кровать скрипнула под его весом. Я мысленно пожелала спокойной ночи «мужу» и, повернувшись на другой бок, постаралась снова заснуть. Но не судилось. К Ромэру зашел Ловин. Священник переставил лампу на пол, сам сел на стул. Мужчины тихо переговаривались о всяких мелочах, но мне было слышно каждое слово. Я не хотела случайно подслушать исповедь Ромэра, такие беседы – тайна. И начала придумывать, как ясно дать понять, что не сплю. Но, на мое счастье, разговор исповедью не был.
